Текст книги "«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается"

Автор книги: Анатоль Имерманис

Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Куда вы?

– Попытаюсь проникнуть в свой туннель. Там, правда, не так уютно, однако…

– Постойте! – удержала его Алиса. – Не воображайте, что я ничего не понимаю. Я знаю – Цепуритис…

И она рассказала о происшествии с мотористом во время осмотра судна.

– Ну, слава богу! – сказал Павил. – Стало быть, он болен? И все-таки встал, пошел искать меня! А я-то, честно говоря, предполагал худшее.

– Несчастный случай?

– И об этом подумывал… Но было бы куда больнее, досаднее узнать, что он просто струсил и в последний момент сбежал на берег. В моем положении редко на кого можно положиться. А если и этот человек подведет… Видите, выходит – надо верить людям.

– А мне вы верите?

– Пока что нет повода не доверять вам.

– Тогда оставайтесь. Тут будет надежнее.

– Почему?

– Такое у меня предчувствие. Я не знаю, кто вы и что вам грозит, но Паруп как-то подозрительно усмехнулся по поводу того, что рассказал Цепуритис.

– Паруп?

– Ну, тот, что сейчас стучался… Тише! Слышите, он опять идет! Он может так прошляться всю ночь и не отыскать своей каюты. Вам надо остаться, Павил, тут вас никто не будет искать, – шепотом уговаривала Алиса.

– А если меня все-таки увидят? Подумайте о себе! – шепнул Павил в ответ.

– Именно о себе я и думаю. Раньше я только мечтала о приключениях. Но вот наконец есть случай хоть на минуту стать человеком из другого мира… Не лишайте меня этого удовольствия!.. Может, вас смущает то, что я…

– …женщина? – договорил он за нее. – И это…

– Неужели вам не приходилось провести ночь под одной крышей с женщиной, не думая о том, что рядом с вами женщина?

Павил усмехнулся.

– Нет, отчего же. Помню, мы с Кэй… была у нас в подразделении англичанка-санитар. Меня ранили, она приползла за мной, но до своих не добрались. Воронка от снаряда, в которой мы залегли, была теснее этой койки… всю ночь над нашими головами свистели пули, мизинца было не высунуть. Прижались друг к другу и лежали… Но тогда было другое – нас окружали враги.

– А теперь? Вообразите, что вы на фронте, что тут окоп.

– В своей фантазии вы не так уж далеки от действительности! – улыбнулся Павил. – Ладно, пусть будет по-вашему. Попытаюсь вообразить, что вы – маленькая Кэй из нашей разведгруппы… Спокойной ночи! – Павил потушил свет.

– А я? Что должна вообразить я? – раздался немного погодя в темноте голос Алисы. – Кто вы такой, Павил? Я должна это знать.

– Вы же сами сказали – человек из другого мира.

Над океаном раскинулось голубое небо. Свежий ветер выпестрил темно-синюю воду белой бахромой. На ход «Тобаго» он не влиял. Хотя судно и отвешивало поклоны набегающим валам, однако уверенно плыло вперед. Солнце подымалось все выше, добралось до шлюпочной палубы, заглянуло в радиорубку.

Артур бросил взгляд на часы, вскочил с койки и включил приемник. Чуть было не проспал время связи! Это случилось с ним впервые.

Артур привык к строгому порядку. Любовь к порядку привил ему отец – унтер-офицер 6-го пехотного полка. Лишь благодаря своей дисциплинированности Артур во флоте дослужился до помощника радиста на эсминце «Вирсайтис», а потом получил место на «Тобаго».

Сейчас Артур впервые чувствовал себя выбитым из колеи. Спать он улегся в третьем часу, до этого выпил, долго не мог уснуть. Никогда водка не казалась ему такой горькой – пить пришлось за супружеское счастье Алисы. Алисы, ради которой он вчера во время тревоги бросил свой пост, ради которой готов был сделать все, что угодно.

В наушниках запищала морзянка. Рассеянно записывая текст радиограммы, Артур смотрел на календарь. Вон аккуратно обведенное красным карандашом число и приписка: «День рождения Алисы». Артур грустно покачал головой. Пожалуй, теперь не совсем удобно идти поздравлять Алису…

Нордэкис прохаживался у двери радиорубки. Когда Артур вышел, штурман прежде всего посмотрел, есть ли у того что-нибудь в руке. Ага, листок бумаги.

– Вам радиограмма из Риги, господин Нордэкис.

– Родился?

– Как вы догадались? – удивился Артур.

– Родился!.. Благодарю от души, Артур! Вы ведь не откажете в любезности выпить в Сантаринге бокал вина за здоровье моего сына?

Нордэкис ни минуты не сомневался, что родился сын. Должен же кто-то осуществить все планы, которые самому выполнить не удалось. Он поможет ему занять место в жизни, за которое когда-то дрался сам. Его сыну не придется колесить по свету! Интересно, как Марта окрестила их ребенка?

Нордэкис развернул полоску бумаги:

ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ХОРОШО НАЗВАЛА АЛИСОЙ

Алиса? Что за чепуха… Когда до него дошло, что родилась дочь, Нордэкис ушел на ют. Облокотившись на планшир, он долго смотрел на взбаламученную винтом воду. Широкий бурун убегал в сверкающий океан. Но уже через несколько метров пена пропадала, ничто больше не нарушало равновесия в природе. Складки на лбу Нордэкиса постепенно разгладились.

Он представлял, как в разных странах покупает своей дочке кукол, ленты для волос, платьица. Он видел рижскую набережную, с которой ему машет белокурая кроха – его дочь, его Алиса! Девочка похожа на Марту, иначе и быть не может! И ему никогда не придется жить в страхе – как бы почтальон не принес извещение: «Пал за отечество…» Хорошо все-таки, что в эту эпоху вражды и войн родилась дочка! – утешал себя Нордэкис.

Карклинь заметил Нордэкиса издали. Притворился, будто не видит его, и крикнул матросу:

– Курт, доложите капитану, что надо объявить тревогу и спустить шлюпку. Штурман Нордэкис упал за борт. Иначе он никогда в жизни не опоздал бы на вахту.

– Прошу извинить за задержку, – сказал Нордэкис. – Я получил телеграмму от жены.

– Ну, наконец-то! Поздравляю счастливого отца! Назови в мою честь мальчишку Эвалдом, наверняка вырастет молодцом.

– Дочь, – сказал Нордэкис.

– До-очь? Ну, знаешь, это лучше пяти канадских близнецов… Послушай, тебе ведь здорово повезло. Пойдут кавалеры, глядишь, старику бутылочку поставят, чтобы не путался под ногами. А там, годков через шестнадцать, может, и я еще попробую приударить…

Они пошли в штурманскую рубку.

У штурвала, небрежно скрестив ноги и прислонившись спиной к стенке, стоял Галениек. При ровной небольшой волне, как сегодня, он придерживал штурвал одной рукой. Матрос охотно закурил бы, но в присутствии капитана не решался. Как назло, нос щекотал ароматный дым папиросы Квиесиса.

Квиесис был гладко выбрит и в отличном настроении. Одно движение, каким он расстегнул воротничок и снял фуражку с эмблемой своего пароходства, говорило о том, что он весьма доволен погожим деньком, собой, жизнью вообще. Судовладелец обласкал взглядом надраенные приборы и механизмы в хорошо оборудованной рубке и лишний раз насладился сознанием, что все это принадлежит ему, Екабу Квиесису.

– Сколько прошли сегодня за ночь, капитан Вилсон? – спросил он.

Тот вопрошающе взглянул на штурманов.

– Почти восемьдесят миль. Да к тому еще жена Нордэкиса дочку родила, – ответил Карклинь и поспешил исчезнуть.

– Вот, дьявол! – Сообразив, что это, по-видимому, не самая подходящая форма для поздравления, капитан крепко пожал руку Нордэкису.

– Поздравляю, поздравляю, господин Нордэкис! – сказал Квиесис. – Будь мы сейчас в Риге, я не отказался бы от чести стать крестным отцом. Но такая уж у нас, моряков, судьба. Будете посылать телеграмму жене – не забудьте присовокупить и мои поздравления.

На ходовой мостик поднялся Зигис с большим ржавым ключом в руках.

На приличном расстоянии за ним следовали все свободные от вахты члены команды.

– Тебе тут чего, чертенок? – накинулся на него капитан. – Сколько раз повторять, что нечего тебе тут делать!

– Меня штурман Карклинь послал, – оправдывался Зигис. – Дал ключ и велел срочно завести компас, не то, говорит…

– Хватит с меня этих штучек Карклиня! Что тут – судно или балаган?.. Ладно, Зигис, ступай к боцману, пусть даст тебе путное занятие.

– Господин капитан, разрешите войти. – На пороге стоял Артур.

– Давайте, давайте! – вместо капитана добродушно позвал его Квиесис. – Принесли последний биржевой курс?

– Нет, господин Квиесис, я к штурману… Извините, господин Нордэкис, у вас родился мальчик.

– Что вы сказали? – переспросил Нордэкис и выпустил из пальцев перо.

– Еще одного? Вот, чертовщина! – воскликнул Вилсон.

– Близнецы! Вот это хорошо, – сказал Квиесис. – Нашему отечеству нужны работящие руки!

– Двое сразу? Ничего не понимаю, – бормотал Нордэкис.

– Я тоже не понимаю, как со мной случилось, – заикался Артур. – Передали Алоиз, а я записал… Просто опечатка вышла…

– Мальчишка! Ах, черт, все-таки мальчишка! – ликовал Нордэкис.

Капитан в недоумении покачал головой, еще раз взглянул на первого штурмана, все понял и улыбнулся. Потом посмотрел на радиста и опять превратился в сурового повелителя «Тобаго».

– Между прочим, Артур, вчера мне доложили, что во время тревоги вас не было на посту. Это тоже была опечатка?

– Я только на секунду… Хотел предупредить…

Вилсон перебил его:

– Где вы были, меня не интересует. А служба, разрази вас гром, остается службой! И, чтобы впредь вы не носились как влюбленный дельфин, запрещаю вам в Сантаринге сходить на берег! Понятно?

Артур залился краской. Ни слова не сказав, он круто повернулся и выбежал из рубки. Оттуда донеслись слова Квиесиса:

– За что вы его так строго, капитан Вилсон? Сами разве молодым не были? Что худого, если парень влюбился в Алису?

Щеки Артура пылали. Теперь окрестят его влюбленным дельфином. Дойдет до Алисы. Как потом показаться ей на глаза?

Подняв голову, он увидел Алису.

– Доброе утро, Артур, – поздоровалась она. – Где вы успели так сильно загореть? Да, а почему вы больше не транслируете песенки? Без музыки скучно.

– Вам нравится… та, что я вчера?..

– Ну конечно. Разве песни о любви могут не нравиться? Ваш выбор вполне в моем вкусе.

Она улыбнулась, и Артур опять почувствовал себя счастливым.

Алиса еще долго смотрела вслед радисту. Какая у него легкая жизнь! Крути целыми днями пластинки. Какую захотел, такую и ставь. Кого полюбит, на той и женится… Когда Алиса подошла к фальшборту, над палубой уже неслось: «Кто целовал хоть раз красавицу латышку, тому ее вовеки не забыть…»

Тут, наверху, ветер рвал и трепал ее платье. В лицо поминутно летели соленые брызги. Алиса крепче вцепилась во влажные скользкие поручни. Сегодня ее двадцать первый день рождения, день ее совершеннолетия. Корабль упорно прокладывает в волнах себе путь, и человеку надо жить так же! Исполненная решимости, она отпустила поручни. Нужно поговорить с отцом, сейчас же!

– А-а, здравствуй, детка! Как выспалась?.. Поздравляю, сегодня у тебя большой день!

– Спасибо. Ты не забыл?

– Ничего не забыто. По брачному контракту твои личные расходы в год…

– Я не пойду за Илгмара, – перебила его Алиса.

– Вот те на… Что еще за капризы? Лучшего мужа тебе вовек не найти!

– Отличный муж! Поглядел бы ты, как он вчера вечером вокруг Валлии увивался!

– А я-то подумал, что-нибудь серьезное, – сразу повеселел Квиесис. – А что тебе мешает ответить тем же? Тогда он быстренько образумится. Скажем, хотя бы с радистом. Симпатичный парень, влюблен в тебя по уши.

– Ты все шутишь, а мне не до шуток.

– Откуда у тебя такие старомодные взгляды? Выйдешь за Парупа, подаришь фирме наследника, и тогда поступай как угодно… Я тебе обеспечил блестящее будущее, а ты недовольна. Насчет Парупа не волнуйся, я его приструню…

Алиса лежала на койке и делала вид, будто читает. Она нервничала – почему сегодня стюардесса копается так долго?

В косых лучах солнца кружились пылинки, потревоженные тряпкой Валлии. Валлия тоже нервничала. Не так уж приятно заниматься уборкой в присутствии хозяйской дочки. Обычно Алиса в это время прогуливалась по палубе, а сегодня ее, наверно, немного укачало. Однако аппетит барышни каким-то странным образом не пострадал. Даже совсем наоборот. Яичница с ветчиной, картофельный салат с ранними огурцами, сыр и колбаса – все съедено подчистую. Даже хлеба не осталось.

Пожав плечами, Валлия взяла поднос, огляделась, не забыла ли чего, и вдруг приметила нечто такое, что никак не подходило к каюте барышни. На столе, из-под книжки, торчал большой такелажный нож. Точно такой, как у Цепуритиса.

– Спасибо, Валлия, можете идти, – сказала Алиса.

– Сию минуту ухожу. – Валлия взяла со стула халат.

– Что вы делаете?

– А что? Хотела в шкаф повесить…

– Оставьте, я сама.

– Дело ваше. – Валлия улыбнулась и вышла.

Алиса вскочила, закрыла дверь на задвижку и выпустила Павила из шкафа.

– Стюардесса ничего не заподозрила? – спросил Павил, расправляя затекшую спину.

– Потому что я не дала повесить халат? Чепуха! Для нее главное – поскорее отделаться.

– А для вас?

– Не понимаю…

– Вы не хотите от меня отделаться поскорее?

– Опять вы шутите… Я даже заказала Артуру музыку, чтобы мы могли спокойно разговаривать. Бедняга! Представляете, он в меня влюблен! Слышите?

«Ясноокая, милая, тебя я люблю…» – дрожала на громкоговорителе драпировка в такт голосу Мариса Ветры.

– А вы еще жалуетесь, – сказал Павил. – Один признается в любви по радио, другой преподносит три дома и сердце…

– Сегодня я говорила с отцом.

– Вот это я понимаю! Алиса отмахнулась.

– Ничего вы не понимаете. У меня не хватило духу сказать все до конца. Как подумаю, что меня ждет в Сантаринге…

Первую половину дня Паруп, как правило, проводил в своей каюте. Сегодня он пошел в кают-компанию. Ему хотелось встретить Валлию.

– Что я вижу! – воскликнул Паруп входя.

– Бутылку, что ли? – ухмыльнулась Валлия, продолжая накрывать стол к обеду.

– А что? Самый простой коньяк превратится в нектар, если его поднесет такая красавица, как вы.

– Вы и так качаетесь.

– Я? Я только применяюсь к обстановке. Корабль качается и я качаюсь вместе с ним. Еще поэт Фрицис Барда сказал, что жизнь – качели.

– Глядите, как бы совсем не закачало.

– Вашим алым губкам не идут такие слова. Бог дал женщине рот не для того, чтобы говорить, а для поцелуев.

– А мужчине руки для того, чтобы распускать их? Отстаньте, вы мне всю посуду перебьете!

– Ах так?! Чем я хуже вашего кавалера Цепуритиса? – Он налил себе коньяку, ни на миг не отрывая взгляда от Валлии.

– Никакой он мне не кавалер. А если бы пришлось выбирать между вами…

– Не похоже. О чем же вы вчера так мило шептались? Вы же не станете мне сочинять, что он пришел ночью поговорить о своей малярии…

– Господин Паруп, вы бы поменьше интересовались мной и побольше своей невестой.

– Что вы хотите этим сказать?.. Ах да, сейчас она придет обедать.

Паруп пересел на другой стул, подальше от Валлии, опорожнил рюмку.

– Ты девочка смышленая. Встретимся попозже.

– Алиса не придет.

– Что это с ней стряслось?

– А вам очень охота знать?

Паруп не успел ответить.

– Когда вы наконец научитесь правильно складывать салфетки? – раздался с порога голос Квиесиса. Разговор с Алисой испортил ему настроение. – Деревенщина! Вы, наверное, думаете, что кормите свиней.

– И не ошиблась бы, – шепнула себе под нос Валлия и захлопнула за собой дверь.

– Дорогой тесть, вы не романтик. Для чего женщине уметь складывать салфетки? Если она умеет вовремя постелить постель…

– Хорошо, что вы сами заговорили об этом… Паруп, до меня кое-что дошло. Зарубите себе на лбу: я люблю свою дочь и не позволю причинять ей боль. Никому! Хотя бы у вас было десять домов!

– У меня больше нет домов.

– Вы напились как свинья!

– Я не советую вам так непочтительно говорить о свиньях. Свиньи после смерти становятся беконом, и тогда никто не считает для себя унизительным набивать ими живот, корабельные трюмы и свои карманы… Да, а мы, вот живем, грубим друг другу и забываем, что теперь мои дома – наше общее имущество.

Словно желая уничтожить неприятный привкус во рту, Паруп выпил.

Напоминание подействовало. Лицо Квиесиса приобрело более любезное выражение.

– Но, дорогой Илгмар, к чему сразу обижаться? Разве я не понимаю мужскую натуру? Сам в ваши годы, бывало… В «Альгамбре» у меня были такие красотки, скажу я вам, прямо жемчужинки… Но все – честь по чести… Я скорее заткнул бы ей рот сотенной, чем позволил бы слухам дойти до жены. Семейное счастье всегда на первом месте! Попросите у Алисы прощения, и все будет в порядке… Ну, где же она? Валлия!

В кают-компанию вошла стюардесса.

– Позовите мою дочь!

– Ее сейчас не надо тревожить… Ее укачало.

Пробили склянки. Вахта сменялась. Из своего окна Валлия хорошо видела кап машинного отделения. Вскоре в нем показались смененные мотористы. Первым на палубу вышел, обтирая руки смоченными в солярке концами, старший механик Свадруп. За ним вечный молчальник Риепша с полотенцем на шее. По цвету полотенца трудно было сказать – мылся ли он сам или собрался стирать полотенце. Самым последним – Август. Без книги в руках вид у него был непривычный – словно пароход без трубы.

Цепуритиса не было, наверно, еще лежал больной. Чего же он расхаживал ночью и выспрашивал о новостях? Цепуритис никогда не был падок на сплетни. А тут вдруг пристал. Ну точно как Паруп со своими расспросами. И что у них, у обоих, на уме? Здесь дело не чисто!

В кают-компании слышался перезвон вилок и ножей. Суп еще рано подавать. Пускай с закусками управятся. Сало, наверно, опять останется – носи только взад-вперед без толку. Она и так выставила вчерашний кусок. Лучше бы Цепуритису отдала. Да, а почему он все-таки отказался? Хотел же отрезать, еще нож искал в кармане… А ножа не было. Не было большого такелажного ножа, с которым старый моторист никогда не расставался. Странно, очень странно. И почему во время досмотра немцы поймали Цепуритиса в туннеле?

Мысли Валлии перенеслись в каюту дочери Квиесиса. Чей нож лежал на столе у Алисы? И вообще там что-то неладно. Почему сегодня Алиса во время уборки не пошла гулять, а следила за каждым ее движением? Почему жаловалась на морскую болезнь, а ела за двоих? Почему не дала повесить халат в шкаф?

Вопросы цеплялись один за другой. Они спутались в тугой узел, который развязать было трудно. Но интуиция подсказывала Валлии, что разрубить его можно при помощи все того же ножа.

Звонок. Ее требуют в кают-компанию. Ничего, подождут! Не умрут, если суп принести на пять минут позже. Сейчас гораздо важнее другое.

С растрепавшимися от ветра волосами Валлия вбежала в кубрик к мотористам.

– Цепуритис, дай мне свой нож!

Цепуритис облегченно вздохнул. Увидев Валлию, он приготовился к худшему.

– Нож? – равнодушно повторил он. – Не знаю, потерял, наверное. Возьми у Августа.

Но на трапе Цепуритис догнал ее:

– Это что еще за шутки?

– Ты лучше скажи, где твой нож?

– Ты что-то знаешь, Валлия! Ты от меня что-то скрываешь.

– Так же, как и ты.

– Говори, где мой нож?

Выражение лица Цепуритиса напугало Валлию. По тону вопроса она поняла, что тут не до шуток.

– Ну ладно уж, скажу. Тот, кого ты искал в туннеле, теперь в каюте у Алисы. Выстругивает твоим ножом рожки прохвосту Парупу.

– Валлия, если б ты знала… – Но в глазах Цепуритиса снова появилась тревога. – Ты никому не рассказала?

– А я разве похожа на трепачку?

– Тогда, ради бога, помалкивай! Если узнают, кто он такой…

– Я-то промолчу, за меня не беспокойся. Только ты Парупа берегись. Он что-то почуял.

Если смотреть с ходового мостика, океан выглядит почти миролюбиво. На самом же деле ветер разогнался почти до штормового. Волны то вздымают судно на свои широкие спины, то снова сваливают в глубокие провалы. На баке волны перекатывают через борт, и целые водопады низвергаются на палубу. Их должны были преодолевать все, кто после вахты хотел попасть в кубрик. Галениека окатило с головы до пят. Вода стекала по волосам, рукавам, брюкам.

Курт потянулся к своему рундучку, чтобы сменить промокшую робу на сухую.

– Скотина, дверь хоть прикрыл бы! – рявкнул на него Галениек. – А еще порядком хвастается…

– Не привязывайся, я закрыл.

– Спокойно, ребята, спокойно, я сейчас… Вот затыкать бутылку – это занятие не для меня, а дверь закрыть – в любое время.

Лишь теперь матросы заметили, что вошел Паруп. По его лицу тоже текли струйки, совсем как шампанское из переполненного бокала.

Матросы выжидательно молчали. Обычно господа в кубрик не заходили. Тем более в такую погоду.

– Это матросский кубрик, – заметил на всякий случай Курт. Ему показалось, что Паруп спьяну заблудился.

– Мне все равно кто – простой матрос или адмирал, лишь бы компания была. Я человек не гордый.

– Смотри-ка, насосался! Сейчас грохнется! – шепотом сказал кто-то за спиной Галениека.

Паруп, кажется, тоже услышал реплику. Стараясь сохранять равновесие, он пристально заглянул по очереди каждому в лицо. Затем достал из кармана коньяк. Зашатался, но на сей раз не устоял. Бутылка выпала из рук, покатилась. Паруп посмотрел ей вслед с веселой ухмылкой.

– Вот здорово, что заранее сел! – бормотал он. – Теперь незачем вставать на четвереньки… Спокойно, ребята, щщас я ее… На судне ничего пропасть не может.

Он заполз под одну койку, под другую, наконец нашел.

– Удрать хотела, – упрекнул Паруп бутылку. – Не выйдет, милашка! За это я тебя щщас выпью без лимона.

Он попытался встать, но не смог. Галениек поднял его за шиворот. Бутылка опять скатилась на пол.

– Тут вы себе собутыльников не найдете! – проворчал Галениек и распахнул дверь.

– Щерещур вы больно гордые. Ну ничего, поищу в другом месте. – И Паруп, ковыляя, удалился.

– Господин Паруп, вы свой коньяк позабыли, – догнал его Курт.

– Благодаррствую! Что такое человек без выпивки? То же, что морре без воды!

– Глядите не захлебнитесь! – пожелал ему Галениек и с шумом захлопнул дверь. – Ну и шприц же ты, фриц! – налетел он на Курта. – Кой черт тебя дернул отдать этому болвану коньяк? Сейчас бы в самый раз крепенького хватить. После душа-то.

Галениек силился стянуть с себя промокший свитер.

– Это же его коньяк, – оправдывался Курт.

– Нашелся защитник частной собственности! Я те покажу сейчас порядок! – Галениек изготовился к внушительной речи, но заметил юнгу, который в отчаянии балансировал с бачком супа в вытянутых руках. – А-а, обед! Дружба с коком – залог здоровья… Тьфу ты, дьявол!

Судно накренилось.

Галениек, сдергивая свитер, потерял равновесие и ударился о стол.

Неожиданный толчок имел и другие последствия. Зигис, словно его толкнули невидимые руки, споткнулся и налетел на Галениека. Половина похлебки вылилась на пол, изрядная порция – матросу на брюки.

– Я тебе! – взревел Галениек.

Он схватил парнишку за шиворот и в ярости начал хлестать мокрым свитером.

– Перестань! – Курт вырвал у него из рук свитер.

– Чего лезешь, фриц? Его морда что – тоже частная собственность? Последние штаны мне изгадил!

– Не волнуйся, Галениек. В супе так мало жира, что пятен не останется. Ручаюсь!

Галениек помешал ложкой остатки похлебки, попробовал и тут же выплюнул:

– Свинство! Дружба с таким коком – гарантия третьей стадии чахотки…

– Да, харчи сегодня, как в богадельне.

– В чем дело, черт подери! – Кулак Галениека грохнул по столу.

– Валлия чего-то говорила… – начал было Зигис, но, вспомнив, как ему сейчас всыпали, насупился и умолк.

– А ну, малый, выкладывай! И не хныкать, а то опять по уху схватишь.

– Правильно, без хорошей лупцовки еще никто моряком не стал, – подхватил боцман, входя в кубрик.

– Ты только посмей его тронуть, – пригрозил Галениек. – Будешь со мной иметь дело! Чего тебе надо, боц?

– Ребята, пошли задраим люки. Радист получил штормовое предупреждение… Сделаем, а тогда и на боковую можно.

Курт и два других матроса поднялись и стали надевать клеенчатые куртки, но Галениек прикрикнул на них:

– Сидеть! Никуда мы не пойдем! Задраивать люки, чтобы хозяйские шпроты не уплыли, а нас тут помоями кормить будут. Пускай ищут дураков в другом месте!

– Валлия сказала, что ночью немецкие матросы перетаскивали на лодку продукты, – не утерпел Зигис.

– Ах, вот где собака зарыта! – крикнул Галениек. – Шагу отсюда не ступлю!

– Постой, Галениек, не бунтуй, – сказал Курт. – Пошли к Цепуритису. Послушаем, что он скажет.

– Нашел Соломона-мудреца, – проворчал Галениек, но возражать не стал.

При всей своей буйной натуре Галениек признавал опыт и трезвый ум старейшего моряка на «Тобаго». У команды вошло в привычку обращаться в трудных случаях за советом к Цепуритису.

С Цепуритисом они столкнулись в двери.

– Мы с Антоном пришли поговорить насчет харчей, – сказал моторист спокойно, но тут же заметил на полу растоптанную сигарету с золотым мундштуком: – Паруп к вам тоже заходил?

– Нашел чему удивляться. Компанию искал. Мы его послали к чертям, он прямехонько к вам, черномазым, и отправился. Пьян-пьян, а дорогу знает.

– У него на уме что-то другое, – глубокомысленно заметил Антон. – Он и вниз приходил к нам. Ради одного удовольствия человек не пойдет у машин пачкаться и глазеть на гребной вал.

– Он в коридор залезал? – переспросил Цепуритис.

– Ну да, говорю тебе… Я даже знаю зачем. Во взгляде Цепуритиса мелькнула тревога.

– Говорят, он будет совладельцем «Тобаго», – продолжал Антон. – Вот и хочет посмотреть – так ли хороша эта посудина, как хозяйская дочка.

– Факт, кому охота покупать кота в мешке, – согласился боцман. – Послушай, Цепуритис, образумь ты этого Галениека. Я и пожаловаться мог бы, да сами знаете – не из таких я. Втолкуй ты ему… Квиесис не виноват.

– А я разве говорю, что он виноват? – сказал Цепуритис. – Мы сами виноваты, раз позволяем плевать себе в рожу.

– Ну нет! Не позволим! – отрезал Курт. – Порядок должен быть. Это мой последний рейс. В Сантаринге списываюсь на берег и гуд бай!

– Не воображай, что там молочные реки и кисельные берега, – сказал боцман. – На родной-то стороне оно лучше всего.

– Плевал я на такую родину! – бушевал Галениек. – Пристроюсь на приличный пароход, буду получать нормальный харч, а не эту баланду, военную надбавку, все, как положено. Пусть меня Квиесис…

– Ты об одном себе только думаешь, – сказал Цепуритис, Он знал слабые стороны Галениека.

– У каждого своя голова на плечах, – ответил Галениек.

– Глотка у тебя есть, а не голова. Орать он за десятерых, а если надо у Квиесиса по столу кулаком стукнуть, так небось пороху не хватит.

– Чего?! – вскочил Галениек. – Думаешь, у меня кишка тонка? Подначить хочешь, да?! Да хоть сейчас пойду к Квиесису. Я вам всем покажу!

– Только по-хорошему, – поучал боцман. – Ежели господина Квиесиса получше попросить…

– Просить? Я попрошу – кулаком по столу!

На почетном месте в конце стола сидел капитан. Но, вопреки общепринятому морскому этикету, роль хозяина взял на себя Квиесис.

– Ну, вот и дождались… Посмотрим, господа, чем нас сегодня кок порадовал. – Он снял крышку с миски и принюхался к пару. – Опять шницель по-венски! Прямо тоска разбирает по «малому верманскому». Как вышли в море – ни одного настоящего латышского блюда.

– Какая разница, было бы сытно, – проворчал капитан и взялся за вилку.

– У нас, у морских айзсаргов, кока в два счета выдрессировали бы, – сказал старший механик и услужливо пододвинул Квиесису горчицу.

– Было время, когда я был бы рад и собачьему шницелю и не слишком допытывался бы – национальное это блюдо или нет, – вспомнил Нордэкис.

– Было когда-то… – отрезал Свадруп. – Теперь вождь все упорядочил. Работать не хочешь – ступай задарма лес рубить!

– Делегация от команды, – сообщила Валлия. – Пустить, господин капитан?

Квиесис и тут поспешил выскочить:

– Пригласите, пригласите! Пусть войдут.

Галениек и не думал дожидаться разрешения. Он уже стоял на пороге. Увидал стол, уставленный едой, и побагровел от злости. Курт вошел тоже, снял берет и поклонился. Антон был последним. Он робко, бочком, протиснулся в дверь и стал у стенки.

– Мы… – начал Галениек.

– Знаю, – самодовольно подхватил Квиесис. – Хотите от имени команды поздравить мою дочь. Валлия, налейте моим отважным матросам по бокалу.

– Поздравить?.. Совершенно точно… – промямлил Антон. – Только мы еще… у нас… так сказать…

– Не хватает духу через губу переплюнуть, так помалкивай… – перебил его Галениек. – Мы требуем харчей получше, капитан.

– Господин капитан, – твердо, но спокойно поправил его Вилсон.

– Господин или не господин, брюхо от этого полнее не станет. Вы тут вон как, – Галениек кивком показал на стол, – а мы должны слюни глотать.

– Здесь питаются пассажиры, – сдерживая себя, пояснил капитан, но тут же его прорвало: – Черт побери, здесь, в конце концов, судно или…

– Позвольте мне, капитан Вилсон, – перебил его Квиесис. – Друзья, вы достаточно давно знакомы со мной, чтобы знать, что для своей команды мне ничего не жаль. Но я беспомощен перед насилием.

– Правильно! – не уловил его мысль Свадруп. – А с бунтовщиками у нас разговор короткий!

– У меня никогда не бывало разногласий с командой и не будет, – продолжал Квиесис. – Когда выходили из Риги, мы запаслись всем, чтобы до самого Сантаринга хватило. Но тут немцы пристали с ножом к горлу. Так сказать, кошелек или жизнь. А разве я мог рисковать вашими жизнями? Пришлось уступить и отдать часть продовольствия. Но вам волноваться нечего. Мы с капитаном рассчитали, что на теперешнем пайке до Сантаринга дойдем. Там я, разумеется, позабочусь, чтобы разницу вам выплатили деньгами, даже в английской валюте. Надеюсь, вас это устроит?

– Урра! – крикнул Паруп. – Теперь держись сантарингские девчонки и трактирщики!

– Спасибо! – злобно отрезал Галениек. – Водки нам уже поднесли, а на закуску водичка, да? Мы требуем…

– Анархист окаянный, разгильдяй! – рявкнул капитан. – Вам только бы требовать! Сказано вам, что до Сантаринга ничего сделать нельзя.

– Но ведь у господина Квиесиса есть же консервы, яйца, – простодушно возразил Антон. – Полные трюмы.

– Так ведь это экспортный товар. – Голос Квиесиса стал еще елейнее. – Сами видели, что в Риге все было оприходовано по книгам. Груз должен быть доставлен в порт нетронутым, это первая заповедь любого моряка. Неужели вы не можете понять, что означает для Латвии экспорт? Особенно в военное время…

– Как тут не понять… дороже платят, – ответил Курт за всех.

– На вашем месте я бы лучше помолчал, – сказал Квиесис, – если бы не ваши собратья, нам не пришлось бы теперь затягивать пояса потуже… Неужели у вас совершенно нет патриотических чувств? – обратился он к Галениеку и Антону.

– Патриотам тоже жрать надо! – не оправдал его надежды Галениек.

– Довольно! – заорал Квиесис. – Капитан Вилсон, прикажите им сию же минуту убраться отсюда.

Десерт сегодня никому не доставил удовольствия. Даже Паруп, который обильно спрыснул его коньяком, выглядел странно тихим и озабоченным.

Оставшись вдвоем с Квиесисом, Вилсон долго не мог собраться с духом. В конце концов он заговорил;

– Пожалуй, не стоило так…

– Да, немного нескладно получилось, – согласился Квиесис. – Зря я вспылил. Может быть, вам кажется, что мои слова насчет экспорта прозвучали несколько смешно. Но ведь это же будущее нашего народа, наше благополучие. От простых матросов нельзя, конечно, требовать, чтобы они это поняли. Если уж моя плоть от плоти, дочка, не желает понимать, что я ей хочу только добра…