Текст книги "«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается"
Автор книги: Анатоль Имерманис
Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Тайминь слабым движением поглаживает волосы Элеоноры.
– Это не твоя вина, милая… Но для меня родина не просто географическое понятие. Это – вся моя жизнь.
* * *
Нора стучит в ворота особняка. Она держит в руках тяжелую корзину. Сегодня обязанности сторожа исполняет Смэш. Пристально оглядев девушку, он спрашивает:
– А где старуха?
– Хворает. Я ее племянница.
– А как старая ведьма смогла сказать, что больна, если она глуха и нема как пень? Ну-ка объясни мне!
– Она тут все написала, – глядя прямо в глаза Смэшу, Нора подает записку.
Смэш читает, комкает бумажку, затем протягивает руку.
– Ладно, давай сюда.
Нора подает ему корзину.
– Там еще бутылка яблочного самогона. Как я поняла, в этом доме есть один человек, который всегда пьет за ее здоровье. А на этот раз будет очень даже кстати…
– Этот почтенный муж стоит перед тобой, – выпячивает грудь Смэш, откупоривает бутылку и нюхает. – Ну, что ж, доставлю ей такое удовольствие.
– А я пока разогрею супчик, приберу комнаты. А потом и прихвачу пустую бутылку. – И Нора ловко прошмыгивает в ворота, которые захлопываются за ней.
Немного погодя она уже оказывается в комнате, где держат Тайминя. Сейчас она пуста и потому кажется еще более мрачной.
– Сюда! – Смэш показывает ей, куда поставить поднос.
На письменном столе другой поднос, накрытый салфеткой. Убедившись, что к еде не притрагивались, Нора вздыхает.
– Ай, ай, это который же из них голодовку-то объявил?
– Старая ведьма не так болтлива и любопытна. Это ее единственная добродетель, – хмуро говорит Смэш. – Ладно, за ее здоровье! – Он выпивает.
– А здесь кто-нибудь живет или нет? – оправляя постель на диване, спрашивает Нора – простыни, как и еда на столе, тоже выглядят нетронутыми.
– Угадала! – смеется Смэш. – И живет и не живет. – Он прикладывает палец к губам: – Призрак! – Довольный своим остроумием, Смэш опять выпивает.
– Познакомили бы меня с призраком. С детства только об этом и мечтаю.
– Опасное дело, – отвечает Смэш. – Ему нравятся хорошенькие девочки, потому ничего другого и не ест… Между прочим, где мне попадалась твоя мордашка?
Нора настораживается.
– Это означает, что я вам нравлюсь? – разыгрывая из себя кокетку, Нора лукаво улыбается Смэшу. – Тогда выпейте и за мое здоровье.
– Вспомнил! – восклицает Смэш, освеживший память изрядным глотком самогона. – Теперь ты попалась! – Он нарочно запугивает ее. – Ты та самая, что показала нам дорогу в гостиницу…
Нора облегченно вздыхает. Делая вид, будто стирает пыль, она еще раз изучает помещение: все говорит за то, что Тайминь содержится под арестом именно в этой комнате. И Нора решается. Отцепив от платья янтарную чаечку, она бросает ее на диван, где брошь почти сливается с желтоватым одеялом. Теперь Тайминь хоть узнает, что друзья не покинули его в беде.
– Все в порядке. – Нора покрывает еду салфеткой. – Можем идти.
* * *
Тайминь грузно ходит по комнате. Пять шагов до стены, пять шагов до двери. Погруженный в мрачные раздумья, он не замечает чайку, едва различимую на одеяле. Он ходит. От стены до двери и назад. Потом изменяет направление и подходит к окну.
– Прочь от окна! – раздается внизу злобный окрик. Тайминь вынужден возобновить хождение по старому маршруту – такое же безнадежное, как и его думы, вновь и вновь возвращающиеся к наболевшему вопросу:
«Как могли они уйти без меня?.. Поверили, что сбежал, стал предателем. Как могли они в это поверить?..»
В комнату входит долговязый со шрамом на левой щеке, впускает Дикрозиса и сразу же уходит.
Сжав кулаки, Тайминь делает шаг вперед, но вдруг улыбается.
– Садитесь, Дикрозис, я как раз вас поджидаю!
– Ждете? Меня? – Дикрозис обескуражен.
– Конечно. Вы же сказали, что в Криспорте у меня есть друзья. Вот и настало время поговорить.
– Наконец слышу разумные речи! – радуется Дикрозис. – Я понимаю, что на корабле вы боялись. Да и здесь тоже, пока было неизвестно, как еще все обернется… А теперь судно ушло, и можно чувствовать себя посвободней, не так ли, дорогой соотечественник?
– Да, очень свободно…
Он пошевелил створку окна. Снизу тотчас доносится угрожающий окрик:
– Не стоять у окна! Стрелять буду!
Дикрозису не по себе.
– Вы же сами понимаете, – оправдывается он, – что это делается, скорее, для вашей же безопасности… И как только вы подпишете заявление, мы, конечно, тут же снимем охрану.
– Ничего другого вы мне не предложите?
– Ну что вы, что вы! Как было сказано, вы получите пароход. И достаточную сумму денег, чтобы приобрести приличный домик с террасой на море, с розарием…
– И со множеством шипов, – усмехается Тайминь.
– Я вам гарантирую… – начинает Дикрозис, но Тайминь опять прерывает его на полуслове:
– Как раз насчет этого и хотелось поговорить. Где гарантия, что все эти посулы – не пустые слова? Пока что все должен делать я: должен остаться, должен подписать, должен заявить… Не обижайтесь, Дикрозис, но я тоже ведь не сегодня появился на свет. В вашей газете прочитал, что правительство собирается подписать договор с Советским Союзом. Выгодный договор! В такой ситуации штурман, вроде меня, выступающий с антисоветскими заявлениями, довольно нежелательный балласт. Кто поручится, что завтра меня не выбросят за борт?
– Ах вот какие гарантии вы требуете? – Дикрозис нисколько не удивлен упорством Тайминя, – Чек я мог бы принести вам и сюда, но право убежища… Знаете что? Доктор Борк все равно собирается сегодня уезжать в столицу. Я поговорю, наверно, он возьмет вас с собой, и вы все уладите на месте.
Доктор Борк… Наконец Тайминю известно, куда тянутся нити! Но Борк коварен, надо быть с ним вдвойне осторожным. Тайминь садится на диван и случайно нащупывает рукой какой-то предмет. Янтарная чайка! Та самая, которую он давным-давно подарил Берлинговой дочурке Норе! Как эта чайка попала сюда, почему распластала свои крылья на этом диване, словно приглашает в дальний полет?
– Приду через час, – говорит Дикрозис. – А вы пока поспите.
– Да, выспаться не мешало бы, – соглашается Тайминь. – Честно говоря, не вижу ни малейшего удовольствия трястись всю ночь в машине. Если бы вы завтра принесли мне поручительство господина Борка, мне ничего другого не требуется. – Он ложится и закрывает глаза. – Да, и скажите там моим часовым, чтобы сегодня меня не беспокоили, спать охота…
* * *
В кабачке «Спасение моряка» на своем привычном месте, в конце стола, сидит Хеллер. Картонные подставки, скопившиеся подле него, говорят о том, что уже выпито семь больших кружек пива, однако настроение сегодня не воинственное. Наверно, потому, что не пришел его ершистый собеседник Берлинг, а Густав заметно нервничает – то подойдет к двери и выглянет наружу, то вернется и не сводит глаз с часов. А седого лоцмана, что помог выследить машину Венстрата, нельзя считать достойным противником в дискуссии…
Отерев с губ пивную пену, Хеллер миролюбиво говорит:
– Поверь моему профсоюзному опыту, мы должны уступить…
– Уступить? – недоумевает седой лоцман.
– Ну, не сразу… Через несколько дней… Пусть знают, что без борьбы мы не сдаемся… Сегодня Керзена встретил. Дал понять, что тоже готов пойти на компромисс.
– От него ничего не зависит.
Кукушка на старинных часах прокуковала семь раз. Словно дожидаясь именно этого, Густав направляется к стойке, наливает себе рюмку водки и залпом выпивает.
– Да, консул также неподатлив, как наш Берлинг, – вынужден согласиться Хеллер.
– Эрик говорит, от него сейчас тоже ничего уже не зависит, – замечает Густав с тяжким вздохом. – Уже семь… Что делать?
– Никуда твоя девчонка не денется, – отмахивается Хеллер. – Меня куда сильней тревожит, почему на заседание забастовочного комитета не пришел Берлинг.
– Он отправился в полицию еще раз поговорить насчет исчезновения Тайминя, – нехотя поясняет Густав. – Ты что, все еще не понимаешь, что наша победа или провал теперь зависят только от Тайминя? Он – единственный козырь в руках Борка и судовладельцев.
– Ты так считаешь? – удивленно говорит седой лоцман.
– Берлинг окончательно убежден в этом. Если найдем Тайминя, судовладельцы капитулируют.
– А от Норы по-прежнему никаких вестей? – со своей стороны тоже выказывает волнение седой лоцман.
– Да, Густав, хватишь ты горя с этим чертенком, когда женишься, – усмехается Хеллер. – Уж и напляшешься ты с ней.
В этот миг распахивается дверь и в кабачок влетает Нора. Она так запыхалась, что слова не может вымолвить.
– Где ты была? – спрашивает Густав. – Я весь район обыскал.
– Мне удалось проникнуть в дом, где они его держат под арестом! – переводит наконец дух Нора.
– Ты видала Тайминя? – вскакивает на ноги седой лоцман.
– Давай рассказывай скорее! – гладит по руке девушку Густав. – А тогда бегом на судно!
* * *
Уже одно то, что сегодня консул пригласил Борка не в гостиную, а в кабинет, свидетельствует о серьезности предстоящего разговора. Важность встречи словно подчеркивает и изборожденное морщинами лицо основателя династии Фрекса, с немым укором взирающего с портрета на своего потомка.
Но гнетущая атмосфера на Борка не действует. Удобно расположившись в глубоком кресле, он с удовольствием оглядывает все вокруг и говорит:
– От этой комнаты веет покоем. Здесь чувствуется, что бег времени ничего не изменяет.
– Я отнюдь не чувствую себя так спокойно, – возражает консул Фрекса. – Когда вы надеетесь уломать Тайминя?
– Скоро, уже совсем скоро… Послезавтра в парламенте приступают к дебатам, и это означает, что завтра мне надо быть в столице. С заявлением Тайминя в кармане.
– Стоило бы поторопиться.
– Что вдруг за спешка? – Борк отодвигает от себя пепельницу, в которой уже довольно давно тлеет забытая консулом сигара. – Разве акции Керзена уже совершили путешествие в ваш сейф? – ухмыляется Борк.
– Ничего, я его доконаю в другой раз. – Консул нервозно вылавливает из пепельницы сигару и рассеянно бросает: – Пока хватит с меня Зуммера. Главное – отделаться от этого проклятого штурмана. Мне все-таки кажется, мы затеяли игру с огнем.
– С огнем? Нет, консул, на сей раз я обыкновенными поджогами не ограничусь, – увлеченно говорит Борк. – В моих руках Тайминь превратится в динамит, который взорвет торговый договор и всех, кто его поддерживает!
Дверь неслышно отворяется. На серебряном подносе остановившегося в дверях слуги белеет визитная карточка.
– Гоните в шею этого Швика! – яростно орет консул, даже не глядя на визитную карточку.
– Господин редактор просит его принять по срочному делу, – поясняет слуга.
– Зовите! – распоряжается Борк.
Но хорошо вышколенный лакей впускает Дикрозиса лишь после того, как консул жестом подтверждает приглашение Борка.
– Победа, господа, полная победа! – Дикрозис даже не считает нужным поздороваться. – Он принимает наши условия!
– Моя идея! – удовлетворенно улыбается Борк.
– И мои деньги, – ворчит консул. – Покажите заявление.
– Он еще не подписал. – Дикрозис чувствует себя несколько неловко и потому становится агрессивным. – Нас, латышей, голыми руками не возьмешь. Он требует гарантий. Но я уговорил его обойтись поручительством доктора. В конце концов, если обещание дает будущий министр внутренних дел…
– И все это ему удалось из вас вытянуть? – хмурит брови Борк. – Мне вся эта затея начинает казаться сомнительной… Когда он обещал подписать показания?
– Завтра, как только принесу ему гарантийное обязательство за вашей собственноручной подписью. Зря вы морщитесь! Лучше приготовьте чек! Я считаю, что честно заработал свой гонорар. В тот момент, когда Тайминь поставит свою подпись, я смогу сказать: «Это наилучший материал, который когда-либо выходил под моей редакцией!»
Телефонный звонок. Консул снимает трубку.
– Да, я… Да, да… – Лицо его наливается кровью. – Этого еще не хватало… Ждите распоряжений!.. – Он швыряет трубку на аппарат. – Дьявол!
– Какой еще дьявол? – привстает Борк.
– Забастовщики узнали местонахождение Тайминя.
– Не может быть! – Дикрозис чувствует, как почва уходит у него из-под ног.
– Так вот почему он норовит выиграть время… – Будучи опытным политиком, Борк привык принимать в расчет наихудший вариант возможного. – Наверняка уже и связь установлена, продуман и план действия. Не то он уже и сегодня подписал бы…
– Что вы тут философствуете! – выходит из себя консул. – Сказал же – звонил мой человек. Лоцманы знают все. Собираются поставить в известность советского капитана… Что теперь делать? Даже отделаться теперь не можем от вашего штурмана… Дьявол! Тысяча чертей!
– А даже если и сто тысяч? К чему эта брань? Лучше подумать.
Борк опускает голову и сосредоточенно взвешивает последствия неожиданного поворота событий.
Распахнув окно, консул жадно вдыхает ночной воздух. Он не видит, как меняется выражение лица Борка, не слышит, что тот шепотом говорит Дикрозису. Фрекса возвращается к действительности, лишь когда Борк уже разговаривает по телефону с начальником полиции.
– Борк говорит… Вы можете заставить советское судно убраться из Криспорта? Выгрузка ведь окончена. Говорите, есть только одно средство?.. Хорошо! Через несколько часов они получат все, что хотят… Но пока что выгоните их на рейд, придумайте что-нибудь! Да, все будет в превосходнейшем порядке!.. В блестящем, поняли? Итак, пошевеливайтесь!.. Да, насчет лоцмана я еще позвоню.
– Что вы надумали? – хмуро спрашивает консул.
– Позовите сюда своего человека!.. Того, что в забастовочном комитете… А теперь слушайте! Необходимо удовлетворить требования лоцманов! Все! Забастовку необходимо прекратить. Немедленно!
– Что?! – взрывается консул. – Вы в своем уме?!
– В этом наш единственный шанс на победу, – спокойно говорит Борк. – Но на сей раз стопроцентный… Дикрозис, к Венстрату! На машине или на ракете – дело ваше. Но вы должны быть там через пятнадцать минут! Все зависит от того, удастся ли его людям отрезать судно от берега. Абсолютная блокада! Это вопрос жизни или смерти!
* * *
Закатное золото догорает на шиферных и черепичных крышах – древний Криспорт постепенно погружается в темноту. На набережной одна за другой загораются лампочки. С капитанского мостика на них глядят капитан Акмен и Дубов.
Сегодня можно разговаривать хоть вполголоса – шумные портовые краны закончили работу, трюмы разгружены, люки задраены. Одни лишь вечно голодные чайки с криками вьются над «Советской Латвией».
– Что-то на душе у меня беспокойно. Не упустили ли какую возможность, все ли сделали?
Дубов выколачивает пепел из трубки:
– Что еще мы можем сделать? Три раза были у начальника полиции. Вызвали нашего консула… Ну что еще?
– Так-то оно так, как любит говорить Тайминь, – соглашается капитан. – Но невыносимо сидеть и ждать сложа руки!.. Может, все-таки следовало разрешить ребятам пошарить по этому Криспорту?..
– И дать повод для новых провокаций?.. Нет, мы поступили правильно, запретив команде сходить на берег.
– А если обратиться к нашим друзьям?
– Конечно, друзья у нас тут наверняка есть, – говорит Дубов. – Не скажу сколько, но есть много. Настоящие, верные друзья… Скажи им: необходима ваша помощь, товарищи! И будут тут как тут. Но нельзя! И не имеем права! Заграничный порт! – пожимает плечами Дубов и, в полном противоречии со своим характером, сплевывает.
– А может, и в самом деле нельзя плевать на всех? – Жест Дубова будит в капитане злость.
– А кто потом будет расхлебывать неприятности? Ты? Я? Готов за Тайминя умереть, да неприятности грозят вон тому товарищу, а не нам. – Дубов показывает на советский флаг на корме. – Мы имеем право только на выжидание… И в том, что ждем, – тоже помощь Тайминю.
– Кажется, дождались. – Капитан показывает на машину, затормозившую внизу у трапа. – Только чего?
– Начальник полиции? – Дубов даже не пытается скрыть свое удивление.
– Наверно, какие-то сведения о Таймине! – И капитан в радостном возбуждении спешит навстречу префекту.
– Боюсь, что они будут не из приятных, – бормочет Дубов, следуя за капитаном.
Да, выражение лица начальника полиции многообещающе. Толком не представляя себе, как выполнить щекотливое поручение, нет, не поручение, скорее, приказ Борка, он решил вообще не идти на словопрения с этими людьми, чьи вопросы странным образом всегда попадают не в бровь, а в глаз. Лучше уж разыгрывать из себя глуповатого чиновника и, пользуясь предоставленной властью и буквой закона, отдавать распоряжения. А если и придется в чем-то малость отступить от закона, то через несколько дней за это будет в ответе новый министр внутренних дел.
– Даю вам полчаса, – начальник полиции подает капитану скрепленный двумя печатями документ, – на то, чтобы ваше судно покинуло нашу территорию.
– С удовольствием, – улыбается Акмен. – Простой, хотя бы и оплаченный фирмой, не в наших интересах.
– Значит, забастовка окончена? – спрашивает Дубов.
– Еще нет, – говорит начальник полиции. – Но у меня есть основания обещать, что до полуночи у вас будет лоцман.
– Очень хорошо! – Спокойствие капитана несокрушимо. – Стало быть, у нас есть основания рассчитывать, что к тому времени Тайминь будет найден?
– Мои люди перерыли весь город. Очень надеюсь, что до полуночи они отыщут его. В таком случае мы немедленно доставим его на борт судна. – Начальник полиции смотрит на часы. – Не будем терять времени. В вашем распоряжении остается двадцать две минуты.
– Что это значит? – резко спрашивает капитан.
– Вы должны стать на якорь на рейде! – Вот и сказано самое трудное, и начальник полиции может поведать заранее заготовленную басню. – Поверьте мне, эта чрезвычайная мера предпринята в ваших же интересах. Стало известно, что в Криспорте ожидается антисоветская демонстрация. Не могу гарантировать вашу безопасность. Народ возмущен забастовкой и в своих материальных затруднениях обвиняет вас.
– Это что, означает, что сплетни, распространяемые грязным листком, теперь превратились в официальную точку зрения муниципалитета? – Дубов хочет в конце концов уяснить ситуацию.
– Полно, что вы! – энергично отмахивается префект. – Будь это моя точка зрения, не приехал бы предупреждать вас. Криспорт – городок тихий, я никаких беспорядков здесь не допущу. Вот почему вам и надлежит через пятнадцать минут стать на якорь по возможности дальше от набережной. В ваших собственных интересах! Это официальное предписание! Всего вам наилучшего, господа! – И начальник полиции берет под козырек.
– Прямо-таки не знаю, радоваться или горевать, – задумчиво говорит Акмен, глядя вслед начальнику полиции, который даже на зыбком трапе старается не утратить безукоризненную военную выправку. – Если прибудет лоцман, мы сегодня же ночью будем в открытом море.
– А я не верю ни единому его слову! – Дубов сердито выпускает облако дыма. – Ни в демонстрацию, ни в то, что нам привезут Тайминя. Но как ты подступишься к такому пройдохе? Мы ему грубим, а он скалится в улыбочке. Знает, негодяй, что нам ничего другого не остается – дадут лоцмана, придется уходить.
– Хорошо то, что завтра явится представитель консульства.
– Ничего, мы еще узнаем правду, – убежденно говорит Дубов. – Будь что будет, я полагаюсь на Тайминя. Он им еще покажет!
– Вашими устами да мед бы пить. – И капитан нажимает кнопку судовой сирены. – Все наверх!
Вестибюль гостиницы «Корона» сегодня вечером выглядит необычно. В середине поставлен стол для конференции, на нем разложен акт договора между судовладельцами и лоцманами. Вокруг расположились конфликтующие стороны.
Консул Фрекса, как президент объединения, сидит в кресле во главе стола. Рядом с ним взволнованный, красный как рак Керзен и официально любезный доктор Борк. По другую сторону стола – представители лоцманов: невозмутимый Берлинг, Густав, впервые попавший в такую торжественную и шикарную обстановку и потому теперь с любопытством глазеющий по сторонам, седой лоцман и Хеллер, услужливо подающий консулу авторучку.
Зачитав статьи договора бесстрастным голосом юрисконсульта, Борк делает небольшую паузу, затем добавляет:
– Как видите, судовладельцы «гроссо модо» удовлетворили все требования лоцманов. Договор должен вступить в силу как можно скорее, скажем, завтра в ноль часов… Нет возражений?
– Нет, нет! Мы очень рады, что можем немедленно приступить к работе, – спешит заверить Хеллер.
– Тогда прошу, господа, подписать! – торжественно говорит Борк и придвигает документы к консулу.
В этот момент в вестибюль врывается Швик, по пятам за которым следует Зуммер.
– Поздравляю! – подымает шляпу Швик. – Вас, господа судовладельцы! И вас, господа лоцманы! Господь наконец сжалился над Криспортом… и над несчастными жертвами Бергхольма! – молитвенно складывает он руки. – И это в самый последний момент! Положение катастрофическое!.. Господин Берлинг, во имя гуманности – суда с моим товаром необходимо вывести вне очереди! Необходимо!
Словно ставя точку после этой прочувственной речи, в вестибюль долетают громкие выкрики:
– Забастовка лоцманов окончилась!.. Поставки советского продовольствия Бергхольму!.. Кончилась забастовка лоцманов!..
– Что?! – вопит нечеловеческим голосом Швик. – Бергхольму?.. – И он выбегает на улицу.
– Прошу, господин Зуммер, мы как раз ждем вас, – подает ему ручку Борк.
Зуммер презрительно пожимает плечами.
– Я только пришел выяснить, для чего вы меня вызывали? У меня с вами больше нет ничего общего… во всяком случае, нет судов.
– Вы по-прежнему член правления союза судовладельцев, господин Зуммер, – подчеркнуто любезно говорит консул. – И без вашей подписи договор не имеет законной силы.
Зуммер берет ручку и подписывается гневным росчерком. Отбросив в сторону бумагу, он в отчаянии расстегивает ворот:
– Выпить тут нечего?
– Поздравляю вас с этим счастливым моментом! – нараспев произносит Борк, не желая ни на йоту отступать от традиции. – Эта договоренность лишний раз доказывает, что в нашей стране между предпринимателями и людьми труда царит полное согласие и единство… – Обращаясь к Швику, который вбежал бледный и расстроенный, он в таком же приподнятом тоне говорит: – Теперь ваши гробы могут отправиться в путь!
– Поздно! Слишком поздно! – стонет Швик, размахивая газетой. – Русские прислали продовольствие и медикаменты!.. Теперь в Бергхольме никто не захочет умирать!.. Продовольствие! И при этом еще задаром… Разве это люди?! Что они без конца вмешиваются во внутренние дела нашего государства? – Он обессиленно падает в кресло. – Я разорен!
– Что вы причитаете? – морщится Зуммер. – У вас же еще остаются мои пароходы.
Швик опять вскакивает на ноги.
– У меня? О! – Он показывает тростью на консула: – Вот у кого! Бог свидетель, что господин консул еще не заплатил мне комиссионные за эту сделку.
– Швик! – угрожающе говорит Зуммер и делает шаг вперед. – Кому теперь принадлежат мои пароходы?
– Видите ли, господин Зуммер, – пытается спасти ситуацию Борк, – это, разумеется, весьма печально, но бизнес остается бизнесом, и сантименты при этом, как вы сами понимаете, неуместны…
– Молчите! – во внезапном приступе злобы рычит Зуммер и с угрожающим видом приближается к консулу. – Вы! Это все вы! Вы скупили мои векселя! Вы меня разорили, мерзавец!
– Это заговор! – Теперь и Керзену ясно, что было за кулисами затянувшейся забастовки. – Вы хотите нажиться на наших несчастьях!.. Вы, Фрекса! Сколько вы заработали, спекулируя моими акциями?!
– Пойдемте, товарищи! – Во внезапной тишине спокойно произнесенные слова Берлинга звучат как приговор суда. – Не будем нарушать семейную идиллию.
Пятнадцатью минутами поздней в баре консул срывает свою злость на Борке.
– Быть может, вы все-таки объясните, что нам дает эта комедия? Почему вдруг нам понадобилось пойти на уступки лоцманам? – Фрекса залпом выпивает ненавистный ему коньяк.
– Чтобы «Советская Латвия» убралась из Криспорта, – отвечает Борк. – Порт – не тюрьма, его так зорко не укараулишь. Нам же необходима полная свобода действий. А без лоцмана как вы уведете судно?
– Но есть же Тайминь? Он привел без лоцмана и увел бы без лоцмана. – Консул пристально смотрит на Борка.
– Очевидно, этот холодный душ повлиял на ваши мыслительные способности, – нагло ухмыляется Борк. – Вся загвоздка в том и состоит, что Тайминь останется в Криспорте.
– Останется? Или опять новая тактика? – Консул настолько изумлен, что даже не парирует грубость. – Вы ведь сказали, что его освободят забастовщики.
– Именно поэтому он будет вынужден остаться.
– Я все еще ни черта не понимаю, – хватается за голову консул.
– А вы подумайте, консул, подумайте…
Нора спешит. Истрачено столько времени на бесплодные поиски отца. Ни в префектуре, ни дома его не оказалось. Когда наконец удалось напасть на след, оказалось, он занят переговорами с судовладельцами. И никто не мог сказать, как долго затянется церемония подписания нового договора. И девушка решилась действовать самостоятельно. А кто ей запретит пойти на советское судно – в особенности теперь, когда забастовка подошла вроде бы к концу?! Жаль только, что она не отправилась туда сразу…
Она прибавляет шагу и, выйдя на набережную, не замечает человека в надвинутой на лоб шляпе, который сидит с удочкой в тени элеватора. На лодочных мостках стоит малый в брюках гольф и время от времени безразлично покидывает в воду камешки. Нора не смотрит по сторонам – чувство долга и надежда выручить Тайминя гонят ее вперед. Хоть бы поскорей успеть все рассказать капитану!
Вдруг Нора останавливается как вкопанная. В первый момент она даже не понимает, в чем дело, только ощущает пугающую пустоту. Постепенно до сознания доходит неоспоримый факт: «Советской Латвии» нет. И тотчас сам собой напрашивается горький вывод – товарищи Тайминя покинули его… Нора озирается по сторонам, словно в поисках опоры для своей рушащейся веры. Взгляд ее бесцельно блуждает по свинцово-серым водам, скользит по темному силуэту, уходит вдаль и возвращается опять к нему. Сомнений нет, на якоре стоит судно. И словно теплая волна перетапливает ледяное отчаяние в надежду, которая скоро превращается в уверенность: да, это «Советская Латвия». Вон светлая четырехэтажная надстройка с антенной радиолокатора, вздернутый форштевень. Советские моряки ждут своего штурмана или во всяком случае какой-то весточки от него. Весточки, которую Нора может доставить хоть сейчас.
Долго не раздумывая, девушка подбегает к мосткам, где городские рыболовы держат свои лодки. Первая с краю принадлежит дядюшке Петеру, ею можно бы воспользоваться, но, как назло, нет весел. Следующая тоже отпадает – старый скряга Транзис наверняка запер ее на два замка. И тут Нора замечает парня в брюках гольф. Где-то она его видела, и совсем недавно. Это же тот сторож, который впустил тогда в усадьбу бандита с радиоприемником! Предчувствие опасности заставляет девушку отступить. Теперь несколько минут дела не решают, главное – вообще хоть каким-то образом попасть на корабль. Самой ей это сделать не удастся, надо позвать Густава, пусть подвезет на своем катере. Нора круто поворачивается и, прежде чем парень в гольфах успевает ее задержать, скрывается в узком проходе.
* * *
Давно не видал такого праздника кабачок «Спасение моряка». Тут собрались все лоцманы города – случай вообще немыслимый при нормальной работе. «Закрытый вечер» – написано на небольшой табличке, повешенной на дверь. И действительно, случайному посетителю не нашлось бы места, где сесть. Столы сдвинуты вместе, горят все лампы, но даже их яркий свет не в силах рассеять дымовую завесу, подымающуюся от десятков трубок, сигар и сигарет.
Сдвигаются разом тяжелые пивные кружки, пенистое питье переливается через край.
– Нашему Берлингу – ура! – провозглашает Хеллер, дирижируя своей кружкой. – Упорство Берлинга победило.
Вздымаются кружки. Встает Берлинг.
– Берлинг в этом деле никаких особых заслуг не имеет. Выпьем, товарищи, за храбрость и выдержку, за лучшие качества моряков! И за всех, кто поддержал нас в этой борьбе!
– Ура! – подхватывает тост Хеллер.
Отчего не пошуметь, празднуя такую блестящую победу? Вновь дружно подымаются кружки, лоцманы кричат «ура!».
– Вот, товарищи! – стучит кружкой по столу Хеллер, чтобы привлечь к себе внимание. – Послушайте же?
– Слушайте! Слушайте! – помогают ему лоцманы. – Пусть Хеллер говорит.
– Так вот, товарищи, – обращается ко всем Хеллер, – многие из нас знают штурмана с «Советской Латвии» Аугуста Тайминя.
– Того, что работал с Берлингом? Помним, – согласно кивает седой лоцман.
– Знаем, знаем Тайминя! – слышится со всех сторон. – Еще бы, как не знать!
Берлинг пристально изучает Хеллера. Пока он еще не догадывается, что у старика на уме, но чутье подсказывает: будь начеку!
– Он, конечно, не член нашего профессионального объединения, – продолжает Хеллер, когда устанавливается тишина. – Но все моряки всегда были и остаются братьями.
– Яснее давай, Хеллер! – теряет терпение Берлинг. – Чего резину тянешь?
– Сейчас все будет ясно как божий день! – кричит Хеллер. – Неизвестные негодяи похитили Тайминя. Это была провокация, направленная против нас, против нашей забастовки! Аугуст Тайминь пострадал из-за нас! Прав был товарищ Берлинг – мужество и выдержка Аугуста Тайминя помогли нам одержать эту блестящую победу. И будет только справедливо, если мы, в свою очередь, выручим Тайминя. Я, старый Хеллер, весь свой век стоял за правду. Вы меня знаете! И я вам говорю; мы должны выручить Тайминя!
– Неужто Хеллер и впрямь становится человеком? – наклонясь к уху Берлинга, спрашивает Густав.
Берлинг молчит. Слишком еще смутны его подозрения, чтобы их было можно обосновать. Тем более нельзя их высказывать вслух.
– Да говори же, как мы можем ему помочь?.. – шумят лоцманы.
– Очень просто! По матросскому обычаю! – говорит Хеллер. – Нора узнала, где они его прячут. Освободим его своими моряцкими кулаками и доставим на советский пароход!
– Стоящее предложение! – соглашается седой лоцман.
– Молодец, Хеллер!.. Здорово!.. Правильно!.. – поддерживают и другие.
– Ей-богу, стал человеком, – говорит Густав. – Ты что молчишь, Эрик?
Берлинг решается.
– Товарищи, предупреждаю вас! – Он подымается, чтобы придать словам еще большую силу. – Борьба еще не окончена. Теперь нам надо быть особенно осторожными.
В кабачок вбегает Нора. Ее вид явно не отвечает царящей здесь праздничной атмосфере.
– Ну, удалось? – спрашивает Густав.
– Ты была на судне? – Берлинг тоже встревожен.
– Никак не получается. Хорошо еще, удалось улизнуть от этих субчиков. Те самые, что караулят Тайминя.
– Вы слышите, друзья? – надрывается Хеллер. – Есть лишь один путь. Освободить самим! Меня удивляет позиция Берлинга. Разве международная солидарность трудящихся – пустой звук для него?
– Папа, ты забыл, что Аугуст твой друг? – горячо упрекает его Нора. – Если ни у кого больше не хватает смелости, я сама освобожу Тайминя! Дорогу небось знаю!
