Текст книги "«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается"
Автор книги: Анатоль Имерманис
Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
В тихом темном переулке остаются лишь Серенс и чехол с номерного знака, свалившийся во время стычки.
Наконец рабочий день капитана окончен. Выпровождены последние почитатели черной икры и настоящей русской водки – работники управления порта, чиновники карантинной службы, таможенники и представители фирмы, стивидоры и диспетчера, норовящие по малейшему поводу прийти на судно, чтобы получить традиционное угощение и обменяться парой незначительных фраз о прогнозе погоды. Откланялся и капитан французского корабля, который хотя и пил принесенный с собой коньяк» но зато рассыпался в двусмысленных комплиментах по поводу высокого навигационного мастерства, позволившего «Советской Латвии» обойтись без лоцманов. А им, французам, еще неизвестно, сколько придется торчать в этом богом забытом Криспорте, где даже приличного ревю не посмотришь.
Итак, Акмен освободился. Восстановив свойственный его каюте педантичный порядок, он глядит на стенные часы. Уже перевалило за полночь – вот почему прекратили работу краны. Но днем грузчики вкалывали на совесть, и будет неудивительно, если через два дня трюмы опустеют. Надо уточнить, сколько сегодня выгружено, а там можно и на боковую.
На палубе он сразу улавливает, что случилось какое-то происшествие. И не потому, что команда не спешит разойтись по кубрикам и каютам – ребятам есть о чем поболтать после прогулки по незнакомому заграничному городу, – но по тому, что все чем-то подавлены, угнетены, и это сразу чувствуется. Моряки стоят у фальшборта и молча глядят на пустынную набережную. Даже Дубов молчит, а он-то уж не упустит возможности поговорить насчет событий в капиталистическом мире. Нервно посасывая потухшую трубку, первый помощник прохаживается взад-вперед по палубе. Завидев капитана, пробует бодро улыбнуться, но и улыбка не в силах согнать с его лица усталость и тревогу.
– Что стряслось?
– Пустяки. – Голос Дубова звучит чересчур беспечно, и не верится Акмену в его веселость. – Тайминь еще не вернулся, ребята хотят его дождаться…
– Это – ребята. А вы сами просто дышите свежим воздухом, верно? Увольнение на берег у него кончается…
– Ровно в двадцать четыре, как и у всех остальных. Капитан смотрит на часы.
– Так пока волноваться еще не из-за чего. – Он пристально смотрит в глаза своему первому помощнику и вдруг понимает, что беспокоит Дубова. – В каком настроении он ушел? Может, заметили что-либо не то?
– Да нет, все, как обычно, – разводит руками Дубов. – Чайкин вот считает, что он мог задержаться по личному делу…
– Какие могут быть личные дела? – Капитана все это начинает понемногу злить.
– Когда-нибудь вы видели у него в каюте фотографию невесты?.. А теперь, братва говорит, весь город обклеен портретами какой-то певицы… Говорят, очень похожа! Чайкин клянется, что это она и есть.
Капитан хмурится. Это его третий самостоятельный рейс за границу, но Акмен чувствует, что настоящие испытания еще впереди. Разгадав, какие заботы занимают его ум, Дубов успокаивает:
– Сейчас придет и скажет, что захотелось перед сном пропустить кружечку пивца.
– Только не Тайминь, – качает головой капитан. – По всем характеристикам он – пример дисциплинированности. Визу ему не давали по другим причинам… – Он о чем-то задумывается. – Приехал!
По булыжной набережной мечутся лучи автомобильных фар, цепляются за палубу, на миг ослепляют Акмена и Дубова, соскальзывают и несутся дальше. Машина не останавливается у трапа «Советской Латвии».
– Подозрительно, – высказывает Дубов свое беспокойство. – Пахнет провокацией… Сперва эта статья про Тайминя в газете, а теперь и сам он пропал… Если до утра не объявится, надо будет сообщить в полицию.
– О чем ты сообщишь? А если и в самом деле тут замешана женщина? Тайминь как-то рассказывал, что до сих пор любит свою невесту. Сам знаешь – он не болтун, но и то проговорился. Если эта певица – бывшая невеста Аугуста, я ни за что не ручаюсь, провалиться мне на этом месте!
– Предположим, ты прав… В таком случае он же мог предупредить нас, прислать записку, что заночует в городе… – Дубов вдруг трахает кулаком по планширю. – А что, если это западня?
– Западня? – недоумевает Акмен.
– Вот именно! Возможно, этот журналист про Тайминя знает больше, чем мы с тобой. И на этом строит свою провокацию. Надо будет обратиться к властям. И чем скорее, тем лучше!
– Чтобы потом этот тип смог высмеять меня в своей газете. Не капитан, а перепуганная нянька. – Толком не представляя себе, что предпринять и как действовать, капитан злится на самого себя.
Дубов кладет ему руку на плечо.
– Ишь ты… Переживаешь?
– А ты нет?
– Нет, капитан, во всяком случае не так, как это тебе кажется, – твердо говорит Дубов. – Я не переживаю. Я знаю своих людей. А Тайминя в особенности. Я и сегодня готов головой за него поручиться. Никогда, слышишь, никогда не поверю, что он может… К черту! Даже произносить неохота это гнусное слово, которое несколько лет тому назад лепили где надо и где не надо!
– Хоть бы знать, где он находится! – Не желая выставлять напоказ свою тревогу, капитан круто поворачивается и уходит в свою каюту. – Только не будите меня, когда Тайминь появится. – Последние слова он нарочно произносит громко, чтобы все могли слышать.
Когда жива была мать Норы, в доме Берлингов не придерживались строго распорядка дня – члены семьи приходили и уходили кто когда, и даже по воскресеньям редко случалось посидеть за столом всем вместе.
Позднее, когда во второй комнате поселился Густав – а его дежурства не совпадали с рабочим временем Берлинга, – Нора давала им еду с собой, чтобы могли поесть в море. Теперь идти было некуда, можно посидеть и за семейным столом. Однако первый же совместный завтрак превратили в подобие военного совета.
Переставив на другое место лампу, искусно сделанную в виде маяка, Нора накрывает стол в большой комнате. В одном углу – владения Эрика Берлинга: этажерка с грудой книг, бинокль, клеенчатая накидка, старые морские карты. Другой угол в распоряжении Норы: столик для рукоделия, швейная машинка, ваза с цветами у зеркала. Цветущие ветви жасмина просовываются в открытое окно. Берлинг на диване листает «Курьер Криспорта». Вдруг газета вздрагивает у него в руках, и уже в следующий момент Эрик на ногах.
– Густав! – орет он так, что Нора чуть не роняет кофейник на пол. – Густав, ты читал?
Не успев смыть с лица мыльную пену после бритья, вбегает Густав.
– «Исчез советский штурман. Не для того ли, чтобы из подполья руководить забастовкой лоцманов?» – читает вслух Берлинг. – Послушай дальше: «Как нам сообщают из достоверного источника, латышский моряк Аугуст Тайминь до сих пор не возвратился из увольнения на берег. Вчера его видели беседующим с членами забастовочного комитета, после чего он пропал без вести. Если мы вспомним у кого этот самый Тайминь нашел убежище десять лет тому назад, нетрудно будет догадаться о его сегодняшнем местонахождении. Логическим продолжением этой мысли является единственно верный вывод: если бы штурман решил навсегда отвернуться от красного рая, он пришел бы в полицию и просил предоставления ему политического убежища. Однако он устанавливает связь со своими бывшими друзьями, которым именно сейчас позарез нужен матерый агитатор и советник, необходимы деньги, а может, и еще более опасное оружие для борьбы против судовладельцев и других столпов нашего государственного правопорядка. Разумеется, еще не настало время для окончательных выводов, ибо возможны всякие случайности, однако мы надеемся, что уже в ближайших номерах газеты сможем сообщить о развязке этой темной аферы…» Нора, ты куда?
– Узнать правду. На «Советскую Латвию».
– Этого еще не хватало.
– Отец прав, – загораживает дорогу Норе Густав. – Теперь это было бы только лишним подтверждением наших «связей с Кремлем».
– Вы что, и впрямь намерены сидеть сложа руки? – Нора возмущена. – Оставить в беде старого товарища?
Берлинг пропускает обвинение мимо ушей.
– Куда Аугуст вчера вечером так скоро удрал? – задумчиво спрашивает он. – Что он мог вычитать в газете? У нас еще цел вчерашний «Курьер»?
Немного погодя входит Нора с газетой.
– Ну, теперь мне все понятно! – возбужденно сообщает она. – Здесь же черным по белому: «Элеонора Крелле»!
– Что еще за Крелле?
– Певица, которая вчера начала свои гастроли в «Хрустале», – поясняет Густав. – Мне еще кажется…
Но Нора не дает ему закончить фразу:
– Элеонора Крелле. Неужели ты не помнишь, папа? Это же пропавшая невеста Аугуста!
– И, судя по фотоснимку, это та самая, что весь год выступает в «Веселом дельфине».
– Откуда ты так здорово знаешь дам из портовых кабаков?
– Нора! – прикрикивает Берлинг на дочь. – Нашла подходящее время закатывать сцены ревности… Лучше давайте подумаем, не могли ли ее использовать как приманку, чтобы заманить Аугуста в капкан.
– Да иначе просто и быть не может, – соглашается Густав. – С чего бы ее вдруг взяли в «Хрусталь»?
– Кузнечик, сбегай в театр-варьете и попробуй разузнать, не был ли там Тайминь. А Густаву надо бы официально заявить в полицию о том, что мы тоже разыскиваем штурмана. – Берлинг встает с дивана, подходит к окну и гладит ветку жасмина. – К дьяволу! – Он нахлобучивает фуражку. – Надо подправить настроение кружечкой светленького.
– Значит, тебя искать в «Спасении моряка»? – спрашивает Нора, открывая дверь.
– Нет, сегодня я себе позволю зайти в «Корону», – таинственно улыбается Берлинг.
* * *
Начальник полиции Криспорта всей своей выправкой стремится подчеркнуть, что он двадцать лет прослужил в армии полковником, но даже отлично сшитый мундир не в состоянии скрыть намечающееся брюшко. Справедливости ради следует сказать, что оно отнюдь не следствие сытой и беспечной жизни, а как раз наоборот – нажито в немецком лагере военнопленных, где те, кто умер с голоду, пухли от помоев, которыми их кормили. Выдвинутый на пост префекта города, он в первые послевоенные годы пытался беспощадно бороться с предателями родины и с теми, кто нажился за счет патриотов. Однако со временем пришел к выводу, что этак недолго и поста своего лишиться и на старости лет остаться без пенсии. Единственно, что в его власти, – это следить, чтобы в Криспорте царил порядок.
Именно в этом и состоят заботы начальника полиции в данную минуту. Причиняет беспокойство щекотливая ситуация, в которую он попал в связи с таинственным исчезновением советского штурмана. Многолетний опыт подсказывает, что в этом деле замешаны весьма влиятельные лица. Стало быть, сейчас главное – не выдать своего беспокойства перед капитаном Акменом, явившимся при полном параде, и перед уравновешенным, ироническим Дубовым.
– Мы явились с официальным уведомлением, – говорит капитан. – Требуем немедленно освободить штурмана Аугуста Тайминя.
Вместо ответа начальник полиции нажимает кнопку.
– Подождите! – приказывает он вошедшему в кабинет офицеру. – Был сегодня ночью задержан кто-либо из советских моряков?
– Никак нет, господин начальник, – щелкает каблуками офицер.
– Так я и предполагал, – обращается к капитану начальник полиции. – Драки затевают англичане, американцы, финны, разные там турки, а с вашими русскими моряками в этом случае никаких хлопот не бывает.
– В таком случае, он похищен, – спокойно говорит капитан.
Начальник полиции от неожиданности даже садится.
– Абсолютно исключено! Криспорт – тишайший город на всем земном шаре…
– И все-таки он исчез именно здесь, – отрезает Акмен. – Штурман Тайминь до сих пор не вернулся на корабль.
– Если б вся беда только в этом! Бывают случаи, когда моряки по трое суток проводят в дамском обществе… Я совершенно уверен, что к отходу судна господин Тайминь прибудет сам.
– Совершенно исключается! – стоит на своем капитан. – Советские моряки никогда не останутся на ночь в чужом городе.
– Видите ли, господа, – еще любезней говорит начальник полиции, – это, как говорится, ваше внутреннее дело, в которое я не желаю вмешиваться. У нас иностранные моряки имеют право быть в городе сколько угодно. Если хотите, чтобы я на законном основании мог предпринять энергичные действия, объявите его уголовным преступником или дезертиром, в таком случае…
– Так мы долго не договоримся, – вмешивается в разговор Дубов. – Вы читали сегодняшний «Курьер Криспорта»?
– Я газет вообще не читаю.
– Очень жаль. В ней есть статья, от которой за милю пахнет провокацией. Вам стоило бы познакомиться с ней.
– Помилуйте, господа, у нас в стране печать свободна. За газеты я ответственности не несу.
– Но вы несете ответственность за каждого человека, который исчезает в Криспорте, – возвращается к исходной точке разговора капитан.
– Сделаю все, что в моих силах! Можете спокойно отправляться к себе. – И префект встает в знак окончания аудиенции.
– Без Тайминя мы из Криспорта не уйдем! – заявляет капитан.
Префект снова садится.
– Но вы не имеете права находиться здесь бесконечно. Завтра заканчивается разгрузка вашего судна.
– Хорошо, мы уйдем, – неожиданно заговорил Дубов, – как только нам дадут лоцмана!
– Вы же пришли без лоцмана! – возражает начальник полиции.
– Судно привел Тайминь. Отыщите его, и мы сразу же выходим в море. И по возможности, поскорее, – добавляет капитан. – Через два дня в Криспорт прибудет наш дипломатический представитель. – Он подносит руку к козырьку фуражки: – До свидания!
Холодно раскланявшись, Акмен и Дубов уходят.
– Вот видите, – говорит капитан немного погодя, – все без толку.
– Не согласен, – качает головой Дубов. – Разговор с начальником полиции подкрепил мою уверенность в том, что имеет место поставленная на широкую ногу провокация. Более того, я предчувствую, что и начальник полиции признает это… Поди знай, какие сюрпризы еще ожидают нас в Криспорте. Пожалуй, было бы разумней всего запретить команде увольняться на берег.
4
Без малого девять, а Борк все еще нежится в постели – как ни восхищают его американские методы труда, привычку рано начинать свой день он так и не приобрел. Однако это не означает, что дорогое время упущено. Связавшись по телефону со столицей, переговорив с консулом Фрексой, отдав кое-какие распоряжения, Борк теперь может спокойно познакомиться с утренними газетами. Перелистав очередную, он откладывает ее и тянется к стакану с молоком.
– Читали, Дикрозис? – спрашивает Борк у журналиста, примостившегося на краешке стула. – Дебаты по торговому договору с Советским Союзом начнутся через три дня. Мы должны поторапливаться.
– Что я могу ему обещать?
– Да что угодно! Судовладельцы, как ни скупы, на сей раз раскошелятся… Войдите! – громко произносит Борк, услышав стук.
Входят Керзен и Зуммер, оба очень взволнованы и явно спешили.
– Вы нам звонили, доктор Борк? – первым начинает Керзен.
– Быть может, мы слишком рано? – робко вставляет Зуммер.
– Я не девица, которая стыдится своей ночной сорочки, – шутит Борк. – Сейчас не время думать о хорошем тоне.
– Какие-нибудь осложнения? – интересуется Керзен. Зуммер вцепляется в спинку стула.
– У вас тут нет чего-нибудь выпить?
– Прошу! – Борк гостеприимно угощает молоком.
– Нет, нет… – отмахивается Зуммер. – Может, есть что-либо покрепче? Я хоть и не пьяница, но выслушать дурное известие…
– Почему дурное? – говорит Борк медоточивым голосом. – Не будем преувеличивать. Надо только вооружиться терпением. Если читаете газеты, сами поймете. Забастовка может затянуться.
– Ждать?! – ужасается Зуммер. – Мне дорога каждая минута! Какой-то негодяй уже начал скупать мои векселя!..
Зазвонил телефон. Кивком головы заставив их замолчать, Борк снимает трубку. По-видимому, произошло что-то серьезное, так как Борк сразу отбрасывает всякую деликатность.
– Господа, прошу меня извинить. Важный разговор. За пять минут Борк одет, и лишь небрежно завязанный галстук говорит об известной спешке и нервозности.
Как только входит начальник полиции, Борк видит, что предстоит разговор не из приятных.
– Пришли сказать, как вы рады и польщены моим визитом в Криспорт, не так ли? – незамедлительно переходит в наступление Борк. – Чем могу быть вам полезен, префект?
– У меня только что было весьма неприятное свидание с капитаном советского парохода. Исчез его штурман и…
– Для чего вы мне это рассказываете? – криво усмехается Борк. – Я же не министр внутренних дел. Пока не министр…
Начальник полиции решает не принимать во внимание эту откровенную угрозу.
– Бросьте прикидываться! Мне не нравится приезд в Криспорт хорошо известного в полиции Венстрата. Мне не нравится, что уже через несколько часов после его приезда исчезает советский штурман. А еще меньше мне нравится, что перед этим Венстрат побывал у вас. И мне очень не хотелось бы связывать эти три события вместе.
– Так не делайте этого. – Борк – само благодушие. – Да я вообще никому не рекомендовал бы делать то, что может повлечь за собой неприятности. Скоро я стану министром внутренних дел. Неужели же вам безразлично, кто будет сидеть в кресле префекта Криспорта?
– Меня интересует законность и порядок.
– Не валяйте дурака, префект. Если б вы не дрожали за свое теплое местечко, вы не пришли бы сейчас ко мне, а выложили свои соображения капитану «Советской Латвии»… – заметив, что его слова задели за живое начальника полиции, Борк смилостивился: – Ладно, облегчу ваше положение. Мне нужны два дня. Потом передадите этого штурмана капитану… Хотя я и не думаю, что ему захочется…
– Два дня?.. Это последний срок! – И начальник полиции встает. – В противном случае буду вынужден сам разыскать этого проклятого Тайминя.
* * *
Проходя через вестибюль гостиницы, начальник полиции замечает в баре Берлинга. Секунду поколебавшись, он подходит и присаживается рядом.
– Охотничью горькую, – бросает он бармену, после чего с улыбкой глядит на лоцманову кружку с пивом. – В счет повышения зарплаты? Вы, Берлинг, оптимист.
– Или доверчивый простак, – также улыбаясь, отвечает ему Берлинг. – Прочитал статью в «Курьере Криспорта» и теперь надеюсь, что эти мои расходы покроет Москва… Между прочим, господин префект, если желаете разыскать Тайминя, могу кое-что посоветовать.
– Служебные разговоры – только в служебном помещении, – говорит начальник полиции официальным тоном. – А в частном порядке могу, в свою очередь, дать и вам дельный совет: остерегайтесь!
– Кого?
– Доктора Борка.
Как только ушел начальник полиции, в бар вбежала Нора. Осушив стакан начальника полиции, она поморщилась.
– Ну и гнусное же сусло!
– Соответственно настроению, – усмехается Берлинг. – У нашего префекта жизнь сейчас не больно-то приятная… Узнала что-нибудь?
– Да, он действительно был на выступлении Крелле, – рассказывает Нора. – Но как только началась вся эта заваруха, тут же выбежал… Что тебе сказал Кнут?
– Какая еще заваруха? – отвечает вопросом на вопрос Берлинг.
– Кое-кому песни Крелле показались революционными, и ее забрали.
– Сажать у нас, конечно, сажают… – качает головой Берлинг. – Но посадить певицу варьете… А ты уверена в этом?
– Ну дай же спокойно рассказать… Побежала к старику Серенсу, он вечно торчит у входа в «Хрусталь»… Описала ему внешность Тайминя. И что ты думаешь? Аугуст уехал в той же самой машине, что и Крелле. Старик говорит, что обоих туда затолкали силой.
– Что за машина?
– Большая, темно-серая, со столичным номером.
– Так я и предполагал. – Берлинг взволнованно наклоняется ближе. – В тот вечер приехали несколько подозрительных личностей. Один спрашивал у Кнута, в котором номере остановился Борк.
– А Кнут знает номер машины?
Берлинг отрицательно качает головой.
– Не запомнил. И эта машина больше тут не показывалась.
– Надо сообщить в полицию, пусть ищут. – Нора уже на ногах.
– Без толку, – придерживает ее Берлинг. – Начальник полиции достаточно ясно дал понять, что на его помощь нам рассчитывать нечего. Боится потерять должность. Машину и Тайминя мы должны найти сами. Эх, если б знать номер!
– Я еще раз поговорю с Серенсом, – обещает Нора.
* * *
Старый Серенс ничуть не удивился повторному визиту Норы.
– Ты, детка, наверно, станешь смеяться, – он словно бы продолжает только что прерванный разговор, – но я должен тебе сказать: в мое время в Криспорте такое случиться не могло, чтобы в центре города похитили человека! Разве что в американском кинофильме! – Вдруг на его лбу возникает глубокая морщина. – Постой-ка, я ведь как раз подумал об Америке, когда глядел вслед машине…
– Господин Серенс, – Нора пытается запрудить поток его слов, – неужели вы не обратили внимания на номер? Без него наши шансы равны почти нулю.
– Нулю? Так, так, припоминаю. – Старый Серенс морщит лоб. – Номер машины начинался нулем, даже двумя. А дальше? – Какое-то время он напряженно думает, затем грустно вздыхает: – Склероз, что поделать… Помню только, подумал: как было бы хорошо, если б можно было пятьсот лет назад открытую Америку снова прикрыть… Хотя, впрочем, – глаза его загораются алчным блеском, – американцы иногда дают очень даже приличные чаевые.
– Господин Серенс, – Нора уже готова заплакать, – ну постарайтесь же вспомнить номер машины.
– Да я и так стараюсь. Но на цифры у меня всегда была плохая память, – безнадежно качает головой старик. – Попробуем применить логику. Почему я тогда вдруг подумал об открытии Америки? Не помнишь ли, в котором году ее открыли?
Он подходит к книжной полке и раскрывает толстый том энциклопедии, которую не снес к букинисту только лишь из-за ее непомерной тяжести.
– Тысяча четыреста девяносто два, – бормочет Серенс себе под нос. – Нет, это число мне, к сожалению, ничего не говорит… – Намереваясь поставить книгу на место, Серенс видит число в зеркале, висящем над полкой, и вдруг остолбеневает. Потом торжествующе смеется: – Теперь знаю, почему с Америкой надо поступить наоборот – не открывать наново, а ликвидировать.
Всегда смекалистая Нора на сей раз ничего не может понять.
– Ладно, я пошла, – протягивает она руку Серенсу. – Если все же вспомните номер…
– Что, что? Да я уже его вспомнил… Только бы опять не забыть. – Он выводит на краешке газеты своими слегка трясущимися пальцами: 00-2941. – Как просто, верно? Год открытия Америки, только задом наперед. – Старый Серенс осуждающе подымает руку. – Похитить человека в нашем Криспорте, где это слыхано?!
* * *
Спустя полчаса Нора уже возле биржи труда, где в этот час обычно толпятся безработные. Но сегодня никому заработок не светит – чиновник биржи равнодушно вписывает нули во все графы вакансий.
– Опять ничего, – сокрушенно вздыхает седая тетка. – Как раз теперь, когда каждый грош так дорог.
– Потерпите, – говорит Нора. – Скоро заключат торговый договор с… – не кончив фразу, девушка быстро выбирается из толкучки. Мимо проехала темно-серая машина. Нора провожает ее взглядом и разочарованно отворачивается.
Номер не тот.
Она сейчас не единственная, кто разыскивает машину Венстрата. Густав проинструктировал многих своих знакомых и теперь наставляет седого лоцмана:
– Как только заметишь, запомни, кто и в какую сторону поехал.
Лоцман кивает:
– Серая, да?
– Серая… Два нуля двадцать девять сорок один.
Вскоре уже чуть ли не полгорода поднято на ноги. Записочки с номером машины розданы нянькам, прогуливающимся с детьми богачей, почтальонам, газетчикам, старьевщикам, всем, кто проводит день в парках и на улицах. Лишь под вечер старый молочник Томас сообщил, что видел, как машина подъезжала к радиомастерской. Нора и Густав без промедления отправляются в путь. Им посчастливилось – машина с номером 00-2941 все еще стоит около радиомастерской.
– Я сейчас вернусь, – шепотом говорит Густав, и, прежде чем девушка успевает возразить, Густав исчезает.
Притаившись в подворотне, Нора видит, как из мастерской выходит Смэш с большущим радиоприемником, влезает в машину и задергивает шторку заднего окна. Машина резко берет с места, и Норе остается лишь по-, глядеть ей вслед. Но как раз в этот момент, когда серая машина сворачивает в переулок, с другой стороны выныривает старый, потрепанный «форд», за рулем которого сидит Густав.
– Скорей! – торопит Нора, усаживаясь рядом с Густавом.
Фыркая и погромыхивая, старый «фордик» гонится из последних сил за серым лимузином. Однако, выйдя на шоссе, тот прибавляет ходу и быстро скрывается из виду.
– Нам их в жизни не догнать, – сетует Нора. Услышав паровозный свисток, Густав улыбается.
– Слышишь? Приближается поезд. Нагоним их у переезда. – И он так резко нажимает на акселератор, что Нора чуть не вываливается из машины.
Серая машина вынуждена остановиться перед спущенным шлагбаумом. Но дальше шоссе делает крутой подъем, который нелегко будет преодолеть старому «форду». Увидев, что шлагбаум уже подымается, Нора бежит за серой машиной, вскакивает на задний бампер, плюхается на багажник.
* * *
Машина подъезжает к двухэтажному особняку со щербатыми колоннами, стоящему посреди запущенного парка со столетними дубами и разросшимся кустарником. Впечатление такое, будто в течение многих лет здесь не ступала нога человека. Судя по спущенным жалюзи на окнах, дом тоже выглядит необитаемым.
Однако впечатление это ложное. Как только Смэш звонит у деревянной калитки, из кустов выскакивает человек в брюках гольф. Сунув руку в подозрительно, оттопыренный карман, смотрит в глазок и, лишь после того как узнает посетителя, открывает дверь.
– Тащи прямо наверх, – говорит он Смэшу. – Там сейчас никого, кроме этой старой ведьмы.
Смэш затаскивает приемник в комнату, которая некогда, возможно, и была светлой и уютной. Сейчас же мебель в ней покрыта толстым слоем пыли, обивка кресел кое-где продрана, и из дыр пучками торчит морская трава. Сквозь давно не мытые стекла пробивается палевый отсвет заката. Окна безрезультатно пытается отворить маленькая седая женщина в фартуке и косынке.
– Освободите место! – приказывает Смэш, подбородком указывая на столик рядом с дырявым диваном.
Старушка даже головы не поворачивает.
– Тьфу, черт! – в сердцах плюет Смэш. – Опять позабыл, что ведьма глуха как пень. Венстрат сведет меня в могилу своей конспирацией.
Поставив аппарат на диван, он вытирает носовым платком пот со лба, затем достает свою флягу. Словно только того и ждала старуха! Она тотчас забыла про окно и уже достала из кармана передника стопку; радушно улыбаясь, протягивает ее Смэшу.
– Единственный человек, кто меня здесь понимает, – ворчит он, дополна наливая стопку. – За твое здоровье, девочка!
Старуха хочет что-то сказать, но, как все глухонемые, бубнит невнятное.
– Ладно, ладно, – подталкивает ее Смэш к двери. – А теперь давай, мотай… шабаш… гуд бай… – недвусмысленными жестами выпроваживает он уборщицу.
…Прикинувшись, будто собирает цветы по обочине шоссе, Нора вот уже целый час наблюдает за усадьбой. После того как серая машина уехала, за забором незаметно никаких признаков жизни, и девушка начинает сомневаться в целесообразности своего нудного занятия. Но без Густава она ни на что не может решиться.
Внезапно Нора замирает – отворяется калитка, и, сопровождаемая сторожем, выходит седая уборщица.
– Да это же… – шепчет ошеломленная Нора. – Ну конечно… Это Ансова бабушка! – Удостоверившись, что сторож вернулся восвояси, Нора подбегает к старушке.
