Текст книги "Дом Немилосердия (СИ)"

Автор книги: Анастейша Ив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава семнадцатая

Тишина была нарушена, а милосердие ушло на задний план. Я шла к дому Шарпа, по памяти воспроизводя маршрут, и сердце, кажется, не билось совершенно. Я шла, задыхаясь от гнева и непреодолимого, физического желания восстановить нарушенную справедливость. В конце концов, сколько раз за это время все находилось на грани разрушения? Мне вдруг показалось, что разрушено было все. Все – кроме моей защиты, которая все еще оставалась несокрушимой.

Подойдя к двери, я постучала и отступила на шаг, прикрыв глаза. Я уже представляла, как Шарп встанет на мою сторону, как уничтожит Колтона еще раз, ведь он уже уничтожил его тогда, перед девчонками из сектора. Дверь бесшумно отворилась, и я уже была готова броситься вперед – но тут же застыла на месте.

Передо мной стоял не Шарп, а совсем молодой парень – точная копия самого коммандера, но только лет на двадцать моложе. Я отступила на шаг, словно налетев на невидимую стену.

– Ты кто? – спросил он.

– Я… – Все мои мысли мигом куда-то улетели, а мозг вместо внятного ответа бегущей строкой выдал ошибку. – Где коммандер Шарп?

– Он в госпитале, на перевязке, – Парень положил руку на дверной косяк и прищурился, разглядывая меня. – Зачем пришла? Сюда дорогу мало кто знает.

– Представь себе, я знаю, – сказала я. – Так ты… Брендан?

«Да есть у него сын. Брендан Шарп, бета-второкурсник, девятнадцать лет»

– Ага, – кивнул он. – Мы с тобой знакомы?

– Меня зовут Тара Темпл.

Я отодвинула его в сторону и вошла. Было непривычно тихо: не трещал камин и не доносились ниоткуда неровные шаги хозяина квартиры. Брендан все еще стоял на входе, не торопясь закрывать дверь, как если бы надеялся поскорее выставить меня оттуда.

– И все-таки, ты кто такая? – Он прошел к тому самому дивану, на котором я уже успела удобно расположиться. – Не каждый день к моему отцу без приглашения врываются молоденькие девочки.

– Я старший солдат сектора «Омега», – повторила я заученной скороговоркой. – И у меня личное дело с твоим отцом.

– Ого, даже так? – Брендан нахально улыбнулся и уселся рядом со мной. – Продолжай. Я заинтригован.

– А тебе не кажется, что это как бы… немного не твое дело? – парировала я. – Я буду сидеть здесь и ждать коммандера. Все ясно?

– Нахалка, – снова ухмыльнулся он. – Ну ничего. Я таких девочек люблю.

Я напряглась, услышав эту фразу, но Брендан, похоже, не собирался переходить от слов к действиям. Он сидел, сцепив руки в замок, а его синие глаза были направлены куда-то в пустоту. Нельзя было делать этого в квартире Шарпа, но я закрыла глаза, откинулась на спинку дивана и позволила себе расслабиться.

– Тара Темпл из сектора «Омега», – сказал вдруг Брендан, будто вспоминая. – Нет, все-таки я тебя уже видел.

– И где же? – переспросила я, не открывая глаз. – Шарп отправил на вечеринку для посвященных вместо себя?

– Нет, на церемонии, – он шумно вздохнул. – Ты была единственной из новобранцев, кто смог адекватно связать пару слов. Хотя… слышал я о тебе даже раньше.

– Накануне? – Я щелкнула пальцами. – Тебе рассказывали, да?

– Ну конечно, – сказал он. – Правда, батя не сказал, как тебя зовут. Но теперь вот я тебя увидел – и все. И сразу понял, что это была ты.

– Вот только не надо петь мне дифирамбы, – возразила я, уловив нотки восхищения в его голосе. – На моем месте мог оказаться любой из курсантов Гарнизона. И любой из них поступил бы точно так же.

– Я и не собирался, – Брендан хлопнул меня ладонью по колену. – Просто… я не знаю, что он в тебе нашел, но ты крутая девчонка. Уже вот даже вижу, как мы с тобой…

Что конкретно он там видел, я так и не узнала. Тень от приоткрытой двери стала чуть шире, и мы оба повернули головы в ту сторону. Расслабленная усталость мигом куда-то улетела, уступив место привычной нервной решительности. Я вскочила с дивана, готовая тут же забрать то, за чем пришла.

– Стучаться надо, – прокомментировал Брендан, испортив этим самым всю торжественность момента.

– В приоткрытую дверь моей же квартиры? – усмехнулся Шарп и перевел взгляд на меня. Я тут же застыла на месте, как высеченная из камня. – И снова здравствуй, Тара.

Он стоял на пороге, сменив костыль на трость, и улыбался. Наверняка он знал, что происходит у майора в кабинете. Я же разрывалась между двумя одинаково сильными порывами: снова обнять его и поблагодарить за внимание к моим словам – назло Брендану – или же гордо выпрямиться и потребовать то, от чего зависел исход дела. Немного подумав, я все же выбрала второе.

– Майор Рамирес сейчас допрашивает Колтона Льюиса из «Омега-М», – сказала я сухим, официальным тоном, совершенно некстати вспомнив про Трибунал. – Того самого, который напал на Лоретту и подозревается в покушении на мою жизнь.

– Что ж, так и должно быть, – Шарп переложил трость из одной руки в другую. – Ты ведь этого хотела, Тара?

– Этого, – кивнула я. – Но я хочу кое-чего еще. Мне нужны записи с камер видеонаблюдения, которые бы подтвердили вину Колтона. Майор Рамирес отправила меня за ними.

В последней фразе я соврала, но в следующую секунду это вдруг стало совершенно неважным. Вряд ли я смогу описать словами тот сбой в системе, который случился на моих глазах. Коммандер изменился в лице: ободряющая улыбка на секунду сменилась промелькнувшим в глазах страхом.

– Это так необходимо? – спросил он, совладав с собой. – Неужели твоих слов ей недостаточно?

– Достаточно, – сказала я. – Но так будет справедливо.

Шарп, хромая чуть сильнее обычного, прошел к дивану, а Брендан благоразумно подвинулся. Отец и сын были поразительно похожи – всем, кроме выражений лиц. И если первый снова стал непробиваемой стеной, то второй все еще выглядел… ошарашенным? Напуганным? Я не знала и не могла этого знать. Но зато я знала кое-что другое: мои слова достигли своей цели. Мои слова вернули мне контроль… но в следующий миг все снова резко оборвалось.

– Нет, Тара.

– Что «нет», сэр? – Я сложила руки на груди. – С записями что-то не так?

– Если я их и предоставлю, то только лично майору Рамирес, – отрезал он. – Ты забыла, чему я учил тебя? Я здесь справедливость, Тара Темпл. Все это время ты доказывала эту истину. И если ты действительно та, кого я выбрал… тебе будет этого достаточно. И майору тоже.

Монолог был впечатляющий, но прозвучал как колокольный звон прямо над ухом. Я не смогла придумать ничего другого, кроме как недоуменно вскинуть брови – готова поспорить, вид у меня был такой, как если бы я узрела нечто страшное. Наступал момент, когда нужно было покорно кивнуть и, как выражалась майор Рамирес, «притормозить», чтобы не добавлять себе проблем. Но до таких, как я, ничего и никогда не доходило с первого раза.

– Но, коммандер Шарп…

– Ты не поняла, что я сказал? – оборвал он меня. Я поспешно закрыла рот. – А сейчас уходи, будь так добра. Нога болит… немилосердно.

В разговоре была поставлена точка, и я не стала рисковать, пытаясь превратить ее в запятую. Поэтому я сделала то, что должна была – кивнула, развернулась и пошла к двери, надеясь, что мое лицо приобрело нормальный вид и я не напугаю своим появлением майора Рамирес. За спиной раздались шаги: Брендан вскочил, чтобы проводить меня.

– Еще увидимся, красотка, – прошептал он мне уже у выхода.

И захлопнул дверь.

Пару минут я молча стояла перед ней, глядя на идеально гладкое прочное полотно. Вокруг горел приглушенный свет, и это потихоньку успокаивало меня, гасило мой боевой настрой. В какую-то секунду я даже отругала себя за свое поведение. Нельзя было показывать, что я ему не доверяю – его слова должны были оставаться истиной в последней инстанции, ведь я сама не так давно на это согласилась. Но затем… затем мой взгляд упал на белые цветы на стенах, и мне внезапно стало не по себе. Я поспешно отвернулась и пошла прочь.

Слова Шарпа будто осадили меня, вернули меня с небес на землю. В самом деле, чего я хотела? Виновник находился в цепких руках Рамирес, и ему было не избежать скорого наказания. А я… а для меня слишком многое случилось в эту ночь, и, возможно, мне и вправду лучше было бы сложить оружие и дать себе передышку. Я добилась того, чего хотела, и победа все еще оставалась за мной. А все, что кроме этого, уже не было настолько важным.

Близился рассвет, но я не могла знать этого наверняка. Я спустилась в приемную, или, как мы ее называли, гостевую, села на диванчик и вдруг поняла, насколько сильно я скучаю по солнцу. Я не видела солнца вот уже пару недель, и идеальный электрический свет не мог мне его заменить. Но в ту же секунду я поняла, что солнце ничего бы не изменило. Солнце – это всего лишь звезда, а звездам нет никакого дела ни до меня, ни до того, что происходит. Мне незачем было жалеть о нем. Жалеть о том, чего уже не будет – все равно что оплакивать ушедший поезд. Это не вернет его назад на станцию.

Я сидела, глядя в пустоту, и понимала, что это – то самое место, с которого все и началось. Сколько раз я вспоминала его, осознавая, что все могло бы закончиться иначе? Но я гнала эти мысли, понимая, что я сделала все правильно. И если этот случай связал нас с Шарпом – что ж, значит, так и должно было случиться. Я не жалела, не раскаивалась и не собиралась.

Встав, я подошла к доске почета и увидела напротив нее еще одну. Разница между ними была только в фотографиях и в том, что на второй доске каждое фото было перетянуто черной ленточкой в уголке. Доска почета мигом стала мне неинтересна, и я повернулась ко второй.

Они смотрели на меня непривычно спокойными глазами – курсанты Гарнизона, так и не получившие то, чего хотели. Все, что они обрели – это смерть; и, какой бы героической она ни была, смерть все равно оставалась смертью. О них нигде не вспоминали, а если и вспоминали, то только шепотом, как Касси – о своем брате. Марк Шеридан… Воспоминание об этой ночи кольнуло меня под ребра, и я забегала взглядом по фотографиям и фамилиям. Так и есть – он был там, в самом верхнем углу, рядом с той женщиной по имени Джезмин.

– Вспоминаешь? – раздался голос откуда-то из-за спины. Я испуганно обернулась и увидела за своим плечом Илая Морено. – Здесь… кто-то из твоих?

– Нет, – я покачала головой. – Здесь… Марк. Брат моей подруги. Она так часто говорит о нем…

На самом деле это было неправдой. Касси не особо любила распространяться о Марке и о том, почему он погиб. Но я-то знала, что это все неправда. Я же видела Марка живым буквально пару часов назад. Мне вдруг стало не по себе от того, что это случилось той же ночью, что и все остальное. Складывалось впечатление, будто прошло уже много недель и дней…

Правда, Илаю Морено это знать было необязательно.

– От него пришла? – Он кивнул в ту сторону, где находилась квартира Шарпа. – Я вот уже два дня его не видел.

– И от него, и не совсем… – ответила я туманно. – Кажется, ему уже немного лучше.

– Лучше, – эхом отозвался Морено. – Чего не скажешь о тебе.

– Обо мне? – Я развернулась к нему почти вплотную. – Что же со мной не так, мистер Морено?

– Ты сильно изменилась, – он отступил на шаг. – Причем за какие-то несколько дней. Ты – вообще не ты, Тара Темпл, понимаешь? Может быть, в этом его вина, а может быть, и нет… Девочка, слезай с баррикад, – сказал он неожиданно жестко. – Это не твоя революция. +

И пошел прочь. Я все еще стояла и смотрела ему вслед.

Потом прозвучал сигнал «подъем».

Глава восемнадцатая

Илай Морено оказался прав. Мне пришлось признать это, скрепя сердце и задержав дыхание. Я вернулась в сектор и всю следующую неделю отчаянно изображала примерного курсанта. В остальном же все было по-старому: Касси деловито игнорировала меня, а Лоретта время от времени пыталась изображать поиски Элли. Тогда я начинала чувствовать вину за то, что произошло – я прекрасно помнила ее последние слова, обращенные ко мне: что ты сделала?

Впрочем, я и сама не могла понять, что я сделала и к каким последствиям это может привести. Колтона больше никто не видел – очевидно, нескорушимая и неумолимая Флоренс Джоан Рамирес довела дело до логического завершения. Привлекался ли к этому Трибунал, я не знала, да и не хотела знать. Больше всего на свете мне хотелось забыть все, что случилось той ночью, и жить нормальной жизнью – жизнью старшего солдата и инсайдера. Правда, иногда мне казалось, что эти два понятия уже сами по себе исключают понятие «нормальная жизнь»…

В один прекрасный день регулятор Граймс собрала нас в секторе сразу после завтрака и хлопнула в ладоши, требуя внимания. Мы как раз вернулись в комнату, чтобы переодеться перед самообороной и ведением ближнего боя. Я же снова начала ходить в зал, хоть и без особого энтузиазма.

– Минуточку внимания, красавицы! – крикнула Граймс, сложив руки на груди. – Это важная информация, так что два раза я не повторяю!

– Что-что? – спросила Лоретта, высунувшись из шкафа. – На сегодня занятия отменяются, да?

– Два раза не повторяю! – откликнулась регулятор, заслужив тем самым вспышку смеха, и терпеливо подождала, пока мы успокоимся. – Это касается родительского дня, девочки мои, – сказала она уже спокойнее, глядя на нашу присмиревшую компанию. – Думаю, вам всем это будет интересно.

Я отложила сменную футболку в сторону, закрыла дверцу шкафа и, не доходя до лежака, уселась на стоявшую рядом скамейку. Девчонки мигом затихли и даже перестали шептаться, продолжая настороженно поглядывать друг на друга. Я понимала, что это значит: многим из нас на родительский день было попросту некого пригласить. От этой мысли по телу пробежала дрожь, и я вспомнила о маме с Питером. Пока Граймс разворачивала сложенный вчетверо листок бумаги, я мысленно пообещала себе, что они не должны ни о чем знать.

Мама верила, что Гарнизон – мое спасение, и я ни в коем случае не должна была разочаровывать ее. Что бы ни случилось, я должна была запереть свои проблемы где-нибудь далеко и показать, что у меня все хорошо. В конце концов, после родительского дня увидеться мы могли только в следующем году, и я не хотела портить этот год своими мелкими неурядицами, пусть мне они и казались непреодолимыми бастионами. Внезапно я поняла: мама и Питер должны стоять превыше всего.

– Командование Гарнизона назначило родительский день на десятое октября, – зачитала Граймс с листа. – Однако в этом году были внесены некоторые изменения в его организации. Хьюз и Темпл, это напрямую касается вас.

Мы с Лореттой переглянулись, и она подняла ладони в жесте вроде «что бы там ни было, это не я». Я же молча сложила руки на коленях и подалась вперед, поспешив изобразить заинтересованность.

– За время вашей стажировки случилось очень многое, – сказала регулятор. – И я сейчас не буду напоминать, что именно – вы все прекрасно это знаете… – На нас с Лореттой уставились несколько пар удивленных глаз. – Поэтому с этого года разрешение на родительский день будут получать только образцовые курсанты Гарнизона. Вы понимаете, что это значит?

– Н-нет, – протянула Лоретта, нахмурившись. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – Граймс отложила листок и села на одну из кроватей, – что теперь право приглашать родителей к себе будут иметь только одобренные руководством люди. Те, за которыми за все это время не было замечено ничего дурного… Хотите узнать, как это определяется? – Мы почти синхронно кивнули. – Хорошо. Я покажу вам.

Мы, как по команде, подскочили к ней и обступили со всех сторон, толкаясь и вытягивая шеи, как малышня в детском садике. Граймс перевернула листок, показав нам длинную таблицу со списком наших имен в одной колонке и непонятных цифр – в другой.

– Это статистика ваших рестриктов, – сказала она. – Рестрикт – это штрафная метка, которую вы можете получить за нарушение правил или дисциплины. И да, – на ее лице появилась многозначительная усмешка, – это нововведение имеет обратную силу. То есть рестрикты вы можете получить и за то, что сделали в прошлом, с момента вашего посвящения.

Кажется, в тот момент сектор завис на несколько секунд, припоминая все свои грехи. Я опустила голову: мне тоже было что вспомнить. Инцидент с Берком, выпад в сторону майора Рамирес, ночные прогулки где ни попадя, потасовка с Колтоном… и знакомство с кроссфайерами. Воспоминания обрушились на меня, как ведро ледяной воды, и я поежилась, внезапно осознав, что могу за это поплатиться.

– А эти ваши… рестрикты… как-то можно ликвидировать? – спросила Лоретта, передернув плечами.

– Никак, – Регулятор улыбнулась добродушной улыбкой инквизитора. – Надеюсь, эта мера хотя бы научит вас отвечать за свои поступки.

Ее ладонь лежала так, что мы не могли увидеть, сколько у кого штрафных отметок, и это начинало раздражать. В те минуты каждая из нас смотрела на свою соседку, словно пытаясь угадать, заработала та рестрикт или еще нет. Вряд ли можно было придумать более совершенный способ, чтобы заставить всех нас смотреть друг на друга с подозрением.

– Третьего октября мы огласим список тех, кому разрешат участвовать в родительском дне, – Граймс проворно сложила листок и спрятала его в карман. – Так что следите за собой… и друг за другом.

Бросив эту многозначительную фразу, она поднялась и летящей походкой выплыла из комнаты. Мы же остались сидеть, как сидели. Нам всем предстояло как-то смириться с этой новостью.

– Оч-чень круто, – процедила Касси за моей спиной. – И что нам теперь делать? Стучать, доносить и ябедничать?

– Что скажешь, старший солдат? – Одна из сестер-блондинок хлопнула меня по плечу и посмотрела на меня так, как если бы это я была виновата в том, что случилось. – Довольна, да?

– Я-то тут при чем? – не выдержала я.

– А при том, – донесся до меня голос еще одной девчонки, – что из нас всех только ты постоянно на рожон лезешь. Ах, да, еще и Амберсон, но ее же больше нет…

Я вскочила, как распрямленная пружина, и обвела глазами сектор. Внутри все начинало закипать, и я хорошо знала это чувство. Но новость о рестриктах снова вспыхнула у меня перед глазами – и этого было уже достаточно.

– Давайте собираться, – сказала я, совладав с собой. – А то опоздаем к Берку и рестрикты заработает весь сектор.

Как ни странно, мои слова возымели действие, и я чуть ли не впервые умудрилась обойтись без резких фраз в чей-либо адрес. Включенный ретранслятор впервые оказался включенным в нужное время. Я ловко обошла острые углы, не занимая при этом ничью сторону. Наверное, настоящий контроль выглядел именно так.

Придя в зал, мы увидели развешанные повсюду мишени – большие и маленькие, круглые и квадратные. Берк стоял среди всего этого великолепия, похлопывая по ладони внушительным тяжелым револьвером.

– Ну надо же, и часа не прошло, – прокомментировал он язвительно. – Народ, сегодня без разминки! Обойдетесь как-нибудь. Стрельба сейчас важнее.

С одной стороны, я обрадовалась, а с другой – запаниковала. До того момента я не прикасалась к оружию, более того – я и не знала почти, как оно выглядит. Все, что я видела – это снайперские винтовки «наших» солдат, и то – по телевизору. Но за спиной у тренера лежал целый арсенал.

– Старший солдат, ко мне! – крикнул Берк, стоило мне занять свое место в строю. – А эта твоя, черненькая… так и не пришла?

– Не пришла, – сказала я осторожно, выискивая подвох. – А что? Вы не видели ее, мистер Берк?

– Нет, я-то догадываюсь, где она могла застрять, но… – он загадочно улыбнулся и пробежался взглядом по нашей притихшей колонне. – Но вам это знать пока не обязательно. Тара Темпл, ко мне, кому сказал!

Я покорно кивнула и подошла к нему. Берк взял меня за плечи, развернул к висящей напротив большой мишени и вложил в мои руки револьвер.

– «Дезерт Игл», крутая пушка, – сказал он. – Ну, держишь? Он тяжелый, я-то знаю…

Револьвер оказался тяжелый, грубый и совсем неудобный. Я нащупала пальцем спусковой крючок и замерла, не зная, что делать дальше.

– Куда лезешь без наушников? – прикрикнул на меня тренер. – Оглохнуть хочешь? Эй, вы, тела, киньте ей кто-нибудь наушники!

В мою сторону тут же прилетело нечто, отдаленно напоминающее шапку и еще более отдаленно – наушники. Дуга была жесткой и давящей, а накладки – неприятно большими, так что я почувствовала себя в каком-то вакууме.

– Ну, готова? – крикнул Берк почти мне в ухо и взял меня за запястья. – Смотри, как надо…

Грянуло два выстрела, и меня больно ударило по рукам: отдача от этого оружия была такая же внушительная, как и сам револьвер. В первую секунду мне захотелось бросить его, но я лишь сжала зубы и крепче вцепилась пальцами в ствол.

– Сойдет, – тренер стащил с меня наушники, и я поморщилась от обилия громких звуков вокруг себя. – Это был первый этап, технический. Сейчас – второй.

Все происходило настолько быстро, что я не до конца это понимала. Забрав у меня револьвер, Берк перезарядил его и снова отдал мне. Затем подошел к колонне, взял за руку Касси и поставил ее у стенки.

– Давай, – сказал он мне, положив наушники на скамейку. – Громко не будет, да и покалечить ты ее не сможешь… Ну?

Внезапно мне понадобилась пауза для того, чтобы понять, где я нахожусь и что там происходит. Касси стояла напротив меня, расставив руки, но не улыбалась – пули, несмотря на все заверения, оставались пулями, какими бы они ни были. Я медленно повернула голову к тренеру, продолжая сжимать револьвер в руках. Сердце остановилось и похолодело.

– Стрелять… в нее?

– Да, в нее, не в меня же! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – Учти, занятие сегодня сокращенное, так что не забирай у нас время… Ты глухая, что ли? Не слышишь, что тебе говорят?!

Я отвернулась, посмотрела на Касси… и руки сами собой опустили револьвер. Пришлось закусить губу, чтобы не закричать. Напротив меня стояла Касси – моя подруга, и я не стала бы рисковать ею, даже несмотря на нашу недавнюю размолвку. Но рестрикты и родительский день… Желание увидеть маму и брата захлестнуло меня горячей волной, а контроль снова ускользнул сквозь пальцы. Я помнила, что было со мной и Элли тогда, на первом занятии, и что-то подсказывало мне, что Элли поступила бы так же. Но я… я зашла слишком далеко. Если я хотела, чтобы мама гордилась мной, я должна была это сделать. Должна была выстрелить, хоть с закрытыми глазами и бесконечным «прости» в голове…

Я выдохнула и вскинула револьвер.

В следующую секунду ретранслятор завибрировал, и в ушах раздался звон.

Я замерла, чувствуя, как немеют пальцы, и медленно опустила оружие. Сектор смотрел на меня слегка напуганно, и под их взглядами я словно раскалывалась надвое. Это однозначно был сигнал, но я не знала его значения. Я знала только одно: Шарп хочет меня видеть.

Все развивалось будто в замедленной съемке: я положила револьвер к ногам тренера и молча направилась к выходу. Меня никто не задержал и не остановил, а взгляды больше не имели значения. Знал Шарп об этом или нет, но он снова спас меня – и на этот раз от себя самой. Что бы я ни сделала, я бы пожалела об этом. Это был тупик, а в тупике контроль терял значение. Контроль постоянно терял значение, как бы я ни пыталась удержать его…

Я нашла коммандера за первым же поворотом, у дверей госпиталя. Он сидел на низкой скамейке у стены, а приглушенный свет скрывал черты его лица, так что я не могла понять, в каком он настроении. Я подошла ближе и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ – и только тогда я увидела, что его скула заклеена пластырем, а на костяшках пальцев проступает кровь.

– Что случилось? – Я села рядом и посмотрела ему в глаза. – Что у вас с лицом?

– Долгая и бесполезная история, – отмахнулся он, глядя куда-то сквозь меня. – Я проверял сигнал тревоги, Тара. И ты, как всегда, среагировала так, как надо. Все остальное – пустяк… Уж поверь мне.

– Что вы здесь делаете? – спросила я. – Я не поверю, что вы оторвали меня от занятий только ради проверки связи. Что-то не так?

Шарп невесело усмехнулся и потянулся за тростью. Я следила за каждым его движением, словно пытаясь зацепиться взглядом за какую-то деталь, которая бы все объяснила. Но объяснения все не было. Происходило что-то странное и непонятное, и я теряла способность понимать. Сердце как будто схватили холодными пальцами. В такой тишине обычно и случается самое плохое.

– Плохие новости, – сказал коммандер, сжав трость в пальцах. – Я только что от Ронды Уоллис.

– И что теперь?..

Он взял меня за руку.

– Все серьезно, Тара. Последствия падения… неисправимы. Я больше не смогу ходить как раньше, понимаешь? – Я задержала дыхание и опустила глаза. – Теперь я до конца своих дней не смогу нормально наступать на эту ногу… Ты знаешь, что это значит?

Все еще не поднимая глаз, я помотала головой. Необратимость подкрадывалась из-за спины и обступала меня плотным кольцом. Я должна была быть сильной, должна была принять все, что он скажет… но только не то, что он сказал затем.

– Я начинаю думать об отставке.

– Что?..

Я вскочила и отступила на шаг. Перед глазами пошли трещины и круги. Как первый выстрел в начале войны, как гвоздь в крышку гроба… Я стояла, хватая ртом воздух, и не могла дышать.

– Тара, прошу, пойми меня, – снова заговорил Шарп, увидев мою реакцию. – Коммандер с покалеченной ногой здесь бесполезен. Майор Рамирес примет мои обязанности, ведь некоторые важные решения уже принадлежат ей… Да что с тобой такое, в конце концов?

Я снова опустила голову, чувствуя, как распадаюсь на части. Больше не было сил держать себя в руках, больше не было сил изображать то, чем я не являлась. Если бы он ушел, я осталась бы совсем одна – без защиты, без надежного тыла и без человека, которому я могла доверять. Это было равносильно тому, что меня бросили в безвоздушное пространство с высоты в несколько сотен километров. Я чувствовала, как воздух покидал мои легкие.

– Я… я вас люблю, – прошептала я и ужаснулась, но было уже слишком поздно: свободное падение мог остановить лишь удар об землю. – Что угодно, только не уходите! Пожалуйста, не уходите…

Слезы потекли по щекам, и я спрятала лицо в ладони. По телу пробежала дрожь, которая была в сто раз хуже, чем отдача. Шарп встал и крепко прижал меня к себе, отчего я разрыдалась с еще большей силой.

– Ты мне как дочь, Тара, – сказал он. – Мне тоже будет тяжело расставаться с тобой.

– Но ведь так неправильно, – всхлипнула я. – Все из-за того, кто натянул проволоку на лестнице… А его ведь так и не нашли!

– Даже если бы и нашли, ничего бы не изменилось, – вздохнул Шарп. – Да и что бы ты с ним сделала? Убила? Скажи мне, – он взял мое лицо в ладони. – Ты бы убила, чтобы доказать свою правоту?..

Я молчала. Драгоценные секунды были утеряны – он оторвался от меня и, взяв трость, медленно пошел по коридору. Сквозь слезы я смотрела ему вслед и понимала, что передо мной уже очень старый и совершенно несчастный человек. Человек… Я впервые видела в нем не коммандера и не полководца, а человека. Он уходил от меня, а я оставалась стоять, понимая, что не в силах ничего изменить. Не в моей власти было уговаривать его или пытаться удержать. Необратимость смеялась мне в лицо, и у нее – почему-то – были его глаза.

Может быть, Шарп сходил с ума?

А может быть… я?