Текст книги "Дом Немилосердия (СИ)"

Автор книги: Анастейша Ив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Ты была у него этой ночью, – сказал Илай. – Думаю, ты понимаешь, что именно после этого он и решил уйти.

– Понимаю, – вздохнула я и снова посмотрела ему в глаза. – Я… я могла убить его, я хотела это сделать. Я могла просто сбить его с ног, он упал бы спиной на стеклянный стол – и все… Но я этого не сделала, слышишь? – Я взяла его за запястья. – В последний момент… в последний момент я опустила руки и отвела взгляд. А теперь я понимаю, что он снова победил. Теперь все будет гораздо хуже, ведь Рамирес и кроссфайеры… она уничтожит их, она давно собирается это сделать…

– Я знаю, – перебил меня Илай. – Но я знаю и кое-что еще: в тот момент, когда ты допустишь хотя бы мысль о том, что убийство – это выход, ты снова пойдешь ко дну, а Шарп снова победит. Разве не это он пытался внушить тебе все это время? Не позволяй ему решать, что ты будешь делать дальше. Ты встала на правильный путь, и теперь тебе нужно по нему идти… А что ты думала, все так просто? – Я обвила руками его шею и молча уткнулась лбом в его рубашку, наплевав на то, что скажут или подумают курсанты Гарнизона. – Что ты думала, девочка-титан…

Мы стояли так еще с минуту, а потом все окончательно затихло. Я понимала: началось. Но было невероятно трудно, просто физически больно отрываться от Илая, разрывать кольцо держащих меня рук, потому что за ними был только холод и темнота. Я заставила себя это сделать, но руку парня не отпустила. Я вцепилась в его ладонь так крепко, что пальцы свело судорогой.

Когда я наконец нашла в себе силы смотреть на сцену, Шарп уже стоял за трибуной – такой спокойный, властный, непоколебимый, но в то же время невероятно уставший и разбитый. По крайней мере, я видела это. Я видела его насквозь – видела, как он искал кого-то глазами, но не нашел и опустил взгляд. Горло сдавило от подступивших слез, но я не могла позволить себе плакать. Я не могла позволить ему заставить себя выйти из зоны контроля, выпустить эмоции наружу, сдаться в плен. Весь зал смотрел на коммандера испуганными, печальными глазами, и только мы с Илаем стояли прямо, крепко держась за руки. Это был край. Край, за которым нас поджидала тьма. А мы стояли, крепко сцепив пальцы, и я боялась того момента, когда мне пришлось бы отпустить. Лучший друг – и девушка, которая любила. Мы стояли: два главных врага, в чьих глазах отражалась боль всего Гарнизона, та боль, которую он причинил каждому из нас. Это был вызов, осуждение, приговор. Шарп сам себя приговорил, поняла я внезапно, не Гарнизон и не Трибунал. И если он думал, что этим приговором он утащит за собой и нас, он ошибался. Он всегда ошибался. А мы были правы.

– Ни плахи, ни венца, и да хранит вас милость Гарнизона, – начал Шарп, отчего мне захотелось взвыть, прогоняя лишине воспоминания. – Я обращаюсь к вам, «Генезис». Сегодня я прощаюсь с вами. Не люблю долгих прощаний, но, черт возьми… – Он на секунду отвернулся от зала, но совладал с собой и снова встал прямо. – Никто не мог представить, что это случится, и никто не смог бы это предотвратить. Никто из вас не виноват, но… у меня есть пять минут. Пять минут, чтобы сказать вам все, что я посчитаю нужным… Просто живите дальше, курсанты Гарнизона, хорошо? Живите дальше. Учитесь любить, учитесь ненавидеть, учитесь быть жестокими и убивать, если того потребует ваш долг перед «Генезисом» и человечеством. Вы – не уцелевшие остатки человечества, вы и есть человечество. От вас зависит судьба города и судьба дальнейшей истории. Закончив стажировку, вы вступите в бои за правду и свободу, так что сделайте это так, чтобы Гарнизон мог гордиться вами. Вас ожидает нечто грандиозное, и лучшие из вас вскоре докажут свою преданность и верность Гарнизону. Клятвы в сторону, теперь все будет по-другому! – Его голос сорвался. – Среди вас есть самые разные люди. Есть преданные до предела, есть сомневающиеся, есть диссиденты, подрывающие наши незыблемые устои. Учитесь сами выбирать, кому вы доверяете. Я буду с вами, Гарнизон. Я не смогу оставить вас.

Тишину нарушили редкие, несмелые хлопки. А потом стало происходить нечто невероятное. Все сектора, один за другим, стали медленно подниматься со своих мест и так же медленно, синхронно повторять такой знакомый жест торжественного приветствия. Кто-то поднял руки над головой и замер так, и все стали делать то же самое. В образовавшейся толпе я не могла различить силуэт Касси, но мы с Илаем только крепче сжали руки. Мы все еще стояли неподвижно, и я поймала себя на мысли, что иногда простое молчание – это самый страшный саботаж, который только можно допустить.

– Ни плахи, ни венца, ваш коммандер этого заслуживает! – раздался откуда-то из-за сцены голос майора Рамирес. – Прощайся, Гарнизон, прощайся с ним достойно! И поприветствуй нового коммандера…

Она появилась на сцене, и торжественное действо сразу же прервалось, сменившись восторженными аплодисментами. Рамирес была неотразима, и ее не портил даже синяк на лбу. Она стояла перед нами в лучах ослепительного света – красивая, сияющая, уверенная в себе – и от этого мне стало как-то совсем не по себе. Толпа, которая минуту назад со слезами на глазах провожала своего командира, теперь рукоплескала его преемнице, и все это казалось ненатуральным, наигранным, как в дешевой пафосной комедии. Я снова перевела взгляд на Шарпа, и мы встретились глазами. Мы просто встретились глазами, но для него это стало своего рода сигналом. Кивнув нам на прощание, он взял трость и медленно пошел к выходу – но уже на самом краю сцены вдруг остановился, поднял руку и помахал нам ладонью.

Я успела увидеть, как дрожали его пальцы.

– Не смотри туда, – прошептал Илай, закрывая меня своей спиной. – Нужно действовать, Тара. Ты слышала, он говорил о том, что нас ожидает? Думаешь, это касается кроссфайеров… и нас с тобой?

– Я не знаю, – призналась я. – Когда я уходила от него сегодня ночью, он сказал мне фразу… только одну фразу, которую я не поняла. Он сказал: «Добро пожаловать на Черный парад».

Илай не успел ничего ответить. Прямо под ноги мне опустился листок, на котором я смогла различить свою фамилию и имя. Фамилию, имя – и список штрафных отметок.

Их было восемнадцать.

Слишком много.

Глава тридцать вторая

Слишком. Много. Рестриктов.

Вернувшись в комнату, я села на кровать и поднесла листок к глазам, как если бы от этого что-то могло поменяться. Илай все еще ничего не знал – проклятую бумажку я ловко перехватила прямо у него из-под носа, не дав даже посмотреть, что там, а после этого отшутилась и улизнула к себе. Я понимала, что поступаю нехорошо по отношению к нему, но мои личные проблемы были такой ерундой по сравнению с тем, что угрожало всем нам. Все дело было в правильной расстановке приоритетов, и я не собиралась сдавать позиции, разбираясь со своими неурядицами. Назойливые мысли о маме и Питере казались мне пресловутой мигающей лампочкой в голове, но я не могла ничего с ними поделать, как ни пыталась. Все, что я могла – это сосредоточиться на листке и попробовать хотя бы понять, какие же грехи за мной числились.

А грехов оказалось предостаточно. За постоянные опоздания и нарушения режима мне «милостиво» накинули по пол-балла за каждое, но общую картину это уже не спасало. Еще – за «дерзкое неповиновение», так что я, нахмурив лоб, несколько минут вспоминала, что же входит в эту красивую формулировку. В итоге я пришла к выводу, что это – наша с Элли выходка в самом начале стажировки, у тренера. Это было немного странно, так как было большой глупостью припоминать нам промахи, которые были совершены тогда, когда за них еще не полагалось наказания. Следующим пунктом стояло «открыто непристойное поведение касаемо курсантов других секторов», и я невольно улыбнулась, догадавшись, что это наше ночное свидание с Логаном попало под такую страшную статью. Про мою вылазку к кроссфайерам ничего не говорилось – случайно ли? Нет, подумала я, вряд ли – наверняка наказание за это еще готовится к исполнению, и оно будет страшнее, чем какие-то там штрафные отметки…

Эту мысль тоже пришлось отогнать – затолкать ее в самый дальний угол сознания и с грохотом захлопнуть дверь. Статья про «порчу имущества», то есть зеркала, тоже не вызвала у меня ничего, кроме кривой усмешки. И, наконец, – «распространение ложных слухов, клевета и физическое насилие над членами руководства Гарнизона». Если под первым пунктом могло подразумеваться что угодно – хоть мои скандалы с Шарпом, хоть перепалки с Берком – то со вторым все было предельно ясно. Конечно же, дело касалось удара, который я нанесла Рамирес ее же пистолетом. И, конечно же, она не могла оставить это без внимания. И если со всем остальным можно было бы поспорить, то это само по себе уже было приговором.

Такое не прощалось.

Печать Трибунала – два до боли знакомых красных крыла – только подтвердила мои опасения. Внизу листа красивым и ровным почерком, принадлежавшим неизвестно кому – Шарпу? Рамирес? Грейс Граймс? – было выведено только одно, жестокое и беспощадное, слово осуждения.

«Непригодна»

Итак, они отобрали у меня последнее, что еще держало меня под контролем – маму и брата. Я набрала в грудь побольше воздуха, сжала листок в пальцах и медленно выдохнула, выпуская их из своего сердца, как птиц из клетки. Мы обязательно встретимся, твердила я себе, мы встретимся, когда закончится война. Неважно – та, что в городе, или та, что во мне. Тогда… тогда и настанет время все объяснить, уверяла я себя, а сейчас я – титан. Это война, а на войне главное – укрепить руки и не дрогнуть сердцем, говорила я себе, и нам предстояло стать титанами, солдатами, героями, готовыми не смотреть назад и умеющими правильно расставлять приоритеты. Пришло время оставить нас, прежних, позади, и повернуться лицом к сражению. Настало время все оставить и стать титанами.

Титаны, титаны, титаны, титаны…

Я заплакала, согнувшись впополам и спрятав лицо в ладони, а листок выпал из пальцев и плавно опустился на холодный пол. Я сидела на кровати, свесив босые ноги, и по всему телу пробегал противный холод. Никто не должен был прийти, никто не мог прийти, даже Касси – даже она обязана была остаться там, на праздновании, и изо всех сил изображать восторженную радость. Что ж, Касси это умела, раз она могла столько времени притворяться, будто ее брат мертв, хотя уже знала правду. Она оказалась гораздо крепче и выносливее меня, а все остальное… все остальное было моей виной. Карнавал начался, и никто не мог вернуться, потому что возврата больше не было. Илай Морено ошибался – они все еще могли подкосить меня и причинить мне боль. Герой из меня был никудышный.

Дверь плавно отворилась – я буквально почувствовала это, потому что все мои ощущения были обнажены и обострены до предела. Подняв полные слез глаза, я пару раз моргнула, отчего по щекам снова потекли соленые ручейки. Но мне не нужно было присматриваться, чтобы понять, кто стоял на пороге. Прислонившись к дверному косяку, на меня смотрел Илай.

– Все плохо, да? – спросил он тихо, но серьезно. Я только кивнула и снова всхлипнула. – Подойти к тебе или убраться, пока ты чем-нибудь в меня не запустила?

– Дурак, – Я шмыгнула носом и снова покосилась на листок. – Прости, совсем расклеилась. Нельзя было…

Он все же подошел ко мне, сел на кровать и крепко притянул меня к себе. Я уткнулась лицом ему в грудь и, вздохнув, прикрыла глаза.

– Можно, – сказал парень твердо и спокойно. – Все можно, потому что ты человек, понимаешь? Мы все здесь просто люди, к счастью или к сожалению… – Он обнял меня еще крепче и запустил пальцы мне в волосы. – Просто люди. Мы можем быть титанами, как ты, мы можем быть командирами, как он…

– Он, – сказала я с нажимом. – Так больно было это все принять… я как будто забыла, что он тоже человек… – Илай заправил прядь уже отросших волос мне за ухо, и я снова влюбилась в него после одного этого жеста. – Я и любила-то не его настоящего, понимаешь? Я его образ любила… просто образ, который сама себе придумала… а потом – попробуй признай, что все мы просто люди, даже он…

– Даже он, – повторил Илай со вздохом. – И даже мы с тобой.

Мы сидели и молчали, а я мысленно умоляла, чтобы это молчание не прекращалось никогда. Но все должно было закончиться – я почувствовала, как Илай оторвался от меня и, наклонившись, потянулся за листком. Я инстинктивно попыталась остановить его руку, но было поздно.

– Восемнадцать? – спросил он одними губами. – За что же они так с тобой?

– Было за что, поверь мне, было! – Я выхватила список у него из рук, смяла и швырнула под соседнюю кровать. – Ты считаешь потери? Пока ты этим занимаешься, я сижу здесь и пытаюсь смириться с мыслью, что я их не увижу! Маму, брата… я говорила с ними так давно, чуть ли не целую жизнь назад… – Глаза снова наполнились слезами. – Я обещала им, что буду хорошей девочкой и встречу их… но во всей этой круговерти я не сдержала обещания, я выбрала не их… я выбрала тебя…

– Ты выбрала не меня, – перебил меня Илай, положив ладони мне на скулы. Его пальцы были холодны, как лед. – Ты выбрала то, что правильно, и это никто у тебя не отберет. А если ты закончишь то, что начала, они будут гордиться тобой, слышишь? Вы обязательно встретитесь, Тара. Но только тебе решать, встретят тебя как героя или как послушную марионетку в чужих руках.

Я потянулась к нему, и мы соприкоснулись лбами. Наши дыхания переплелись, образуя замысловатую траекторию, которую никто из нас не смог бы просчитать. Сердце снова вскинуло белый флаг. Мы дышали в унисон, пока наши губы не оказались слишком близко друг от друга – но в последний момент я уклонилась в сторону и встала, не поднимая глаз.

– Послушай, – сказала я тихо. – Я люблю тебя, люблю… наверно, больше, чем ты можешь себе представить. И я не смогу доказать это иначе, чем сделать то, что я должна. А для этого мы должны что-нибудь придумать, понимаешь? – Мы снова встретились глазами, и я готова была жизнь отдать за то, чтобы он ни на кого другого не смотрел так, как на меня в тот момент. – И сейчас самое время. Ты со мной?

– То, что я с тобой, даже не обсуждается, – Илай встал и взял меня за руку. – Ты что-то задумала?

– Да, – кивнула я и покосилась на дверь. – Никто не заподозрит. Сейчас все в состоянии восторга, они не думают ни о чем другом… Элли, – вспомнила я. – Она говорила о двери, которая скрыта в подвале. Но спускаться туда сейчас небезопасно – инсайдеров и камеры никто не отменял… Нам нужна информация, ты согласен? Но я пока не придумала, у кого ее достать.

– Оставь это мне, – усмехнулся он. – Ты ведь не знаешь, что я для тебя приготовил, верно?..

Мы вышли из Дома, спустились на этаж ниже и пошли по коридору. Жилой сектор остался позади, а все, что я знала там – это пара-тройка кабинетов, включая кабинет Рамирес, который точно пустовал. Но Илай, не оглядываясь, решительно вел меня все вперед и вперед, пока я не поняла, куда мы направляемся. Конечно, я знала туда дорогу – дорогу, которую меня же просили никогда не забывать. Дорогу к женщине, которой я могла довериться, но чьей заботой я не раз пренебрегла.

Дорогу в госпиталь.

Ронда Уоллис распахнула двери, стоило нам только появиться в коридоре. Вид у нее был спокойный и непривычно решительный. Она молча пропустила нас в кабинет, выставила оттуда медсестер, наспех придумав им какое-то поручение, закрыла дверь и села в свое удобное чудо-кресло. Я опустилась на кушетку, вспоминая чай, печенье и теплый, согревающий плед.

– Миссис Уоллис, – начал Илай уважительно. – Вы все еще думаете, что это безумие?

– Да-да, безумие, причем форменное! – отрезала она. – Я сказала это еще при нашей последней встрече, но с тех пор в твоем полку самоубийц, похоже, прибыло… – Ее глаза остановились на мне. – Тара, ты помнишь мои слова? Теперь ты поняла, о чем я тебя предупреждала?

– Поняла, доктор Уоллис, – вздохнула я. – Я буду действовать. Илай привел меня сюда не просто так, я права?

Ронда встала, подошла к шкафу, который стоял в подсобке, вдывинула один из ящиков и достала оттуда нечто маленькое и прямоугольное. Подойдя ко мне, она разжала ладонь, и я увидела стикер-карту.

– Запасная, – сказала она не без гордости. – Илай попросил, он знал, что дело пахнет керосином… Но ты все-таки сумасшедшая, – снова усевшись в кресло, она в сердцах крутнулась на нем.

– Миссис Уоллис, ближе к делу, – напомнил Илай.

– Что это за карта? – спросила я.

В ответ Ронда лишь протянула ее мне. Я поспешно схватила карточку так, как если бы это была бомба, которая могла взорваться у меня в руках. Но это было нечто большее, чем бомба – и я поняла это, перевернув ее и увидев фотографию на обратной стороне.

Фотографию майора Рамирес.

– Но, доктор Уоллис… – начала я ошарашенно.

– Я следил за тобой, – перебил Илай. – Следил через аппаратуру Шарпа – а ты поверила, что я продолжаю донимать его только для того, чтобы заставить заново разрабатывать ногу? – Я не нашлась, что ответить. – Я знал, что ты ушла в кабинет к Рамирес, и я догадывался, что добром это не кончится… Она до сих пор ничего не знает, – Тон его голоса стал каким-то заговорщическим. – Ты же ее вырубила. На это я и рассчитывал – наверняка она теперь думает, что положила эту штуку куда-нибудь и забыла, куда… Она – главный прокурор Трибунала. Кому, как не ей, знать про все эти двери, камеры и стены с датчиками дыма.

– То есть, доктор Уоллис… – протянула я, все еще ничего не понимая. – Вы вытащили эту карту у самой Рамирес, когда она была у вас на приеме?

– Именно так, – подтвердила Ронда. От нее так и веяло чувством собственной неотразимости. – Хотя вы, двое, все же ненормальные.

– Не мы одни, поверьте, – Я встала и крепко обняла ее. – Спасибо, доктор Уоллис. Вы даже не представляете, что это означает для меня.

Мы поспешили к лифту и отправились наверх – туда, где был кабинет Рамирес. Илай ловко справился с замком, протер карту краем рубашки и засунул в карман. Я шла следом, по-прежнему не понимая, что происходит. Илай же чувствовал себя как рыба в воде – он снова был королем процесса, и я отметила, что это состояние, которое я так ненавидела вначале, ему по-своему идет. Он сразу же принялся копаться в ящиках и письменном столе, беспощадно вышвыривая все, что считал ненужным. Я же стояла в стороне, ожидая какого-нибудь сигнала.

– Тара, посмотри сюда!

Я тут же подскочила к нему и увидела в его руках маленькую флэшку серебристого цвета, на которой было маркером выведено имя. И снова мне не нужно было рассматривать ее поближе, чтобы понять, кому она принадлежала.

«Элли»

– Включай! – потребовала я. – Здесь же есть проектор?

Илай кивнул и принялся возиться с экраном, который, как и в подвале, проявился на стене, а я стояла и крутила флэшку в руках, не зная, что делать. Конечно же, я догадывалась, что Элли не могла исчезнуть просто так, и я знала, что она связана с кроссфайерами – в частности, с Марком. Да еще и эти ее слова про корабль, идущий ко дну – слова, которые в точности совпадали с тем, что говорили мне сами кроссфайеры… Я должна была догадаться, что и она вела свою игру. Но мне только предстояло узнать, какую.

Илай забрал у меня флэшку, вставил ее в проектор и взял пульт, отчего я почему-то почувствовала себя точно так же, как и в тот день, когда он открыл мне правду о Брендане. Я была готова услышать все, что скажет эта девушка с экрана, ведь я была виновата и перед ней. Мое искупление подходило к концу, и расплата ожидала всех нас без исключения.

На экране появились полосы и трещины, и наконец картинка выровнялась, став более-менее четкой.

– Я обращаюсь к Таре Кирстен Темпл из сектора «Омега», – начала Элли, как только ее лицо появилось на белой стене кабинета. – Если ты это смотришь, значит, все произошло точно так, как мы и предполагали. Значит, мы вскоре окажемся на дне, и только ты сможешь спасти хотя бы некоторых… У меня мало времени, – она оглянулась по сторонам, как и в тот день, когда мы виделись в последний раз, как будто ее разговор на камеру могли заметить и пресечь. – Та дверь с красными крыльями. Ты готова услышать то, что я пыталась донести до тебя с самого начала?

– Да, – прошептала я, как если бы она могла меня слышать.

– Та дверь с красными крыльями, – повторила Элли. – Тара, я ушла и больше не вернусь, пока все не придет к концу. И это значит только одно. Я ушла, а значит, ничего еще не кончено. Из Гарнизона существует выход, Тара. Выход.

…Не помню, как мы бежали по коридорам, забыв о лифте. Мы просто бежали – я и Илай, бежали так, как если бы от этого зависела наша жизнь. Мысли в моей голове сталкивались и разлетались, как галактики, отдаляющиеся друг от друга. Получается, выход был? Получается, мы могли спасти их всех, просто разведав этот выход и переведя их в безопасное место? Но что могло быть этим безопасным местом? Запись прервалась сразу же, как Элли бросила эту последнюю фразу, и это было в ее стиле – оставить меня наедине со множеством вопросов. Но у меня больше не было времени задавать вопросы – я бежала, чтобы найти ответ. Понять, правда ли это, рассказать им эту правду, вытащить их всех оттуда, спасти их всех – тех, кого еще можно было спасти. В последнем коридоре я изрядно выдохлась, но затем впереди показалась заветная стена с красной точкой, и я рванула к ней из последних сил.

Но все, что я смогла – это с размаху впечататься грудью в холодный и непробиваемый бетон. +

Датчик больше не работал.

Они были отрезаны от нас.