Текст книги "Дом Немилосердия (СИ)"

Автор книги: Анастейша Ив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава двадцать первая

– Что «все»? Что все, Элли? – допытывалась я. – Ты там была? Ты знаешь, что за этой дверью?

– Не знаю, – она мотнула головой и снова оглянулась по сторонам, как затравленный зверек. – Тара, это опасность. Мне понадобился год, чтобы вернуться к Марку и во всем убедиться. Я была такой же, как ты, я верила каждому их слову и исполняла все их приказы, я была идеальным солдатом! – Ее голос сорвался на крик. – Здесь нет идеалов, и никогда не было. Все, кто пытались доказать обратное, закончат… там.

Я крепко прижала ее к себе, как если бы могла этим защитить нас обеих от того, о чем мы даже не знали. Горькая правда заключалась в том, что незнание законов не освобождало от ответственности, а если проще – то, чего мы не знали, тем не менее было способно нас уничтожить.

– А ты? – спросила я тихо. – Ты направишься к ним?

– Вряд ли, – сказала Элли мне в плечо. – Нельзя светиться там слишком часто. Я и так уже нарушила все, что можно было нарушить. А оказаться там в мои планы не входит.

– Планы? – нахмурилась я. – Что ты задумала?

Она оторвалась от меня и отвернулась, глядя в пустоту за нашими спинами.

– Прости, тебе не нужно это знать, – ее голос понизился до шепота. – Без обид, но ты – все еще цепная собака Гарнизона. Как-то я пропустила тот момент, когда мы оказались по разные стороны баррикад.

– Элл, ты чего? – Я резко тряхнула ее за плечи. – Что ты несешь? Я все еще та, я не предам! Разве ты забыла, как мы с тобой…

– Я – нет, – перебила она жестко. – Мне кажется, забыла ты.

И пошла прочь по коридору, ни разу не обернувшись и не посмотрев мне в глаза. Внутри меня все кричало и выло; я чувствовала, что должна остановить ее, удержать, отговорить… спасти. Да, это было правдой. Я могла спасти, но я спасала не тех и контролировала не то. Два красных крыла… Я чувствовала, как они раскрывались за моей спиной, орошая каплями крови мои руки и все, что вокруг меня. Я исполняла свой долг, я была тем самым идеальным солдатом, о котором говорила Элли. И даже если временами я и приходила в ужас от того, что делала, я всегда понимала, что этого мало, что Гарнизон потребует еще. Этот дом уже заполучил меня всю и без остатка, но ему все еще было недостаточно. Он хотел растворить меня в себе, сделать меня еще одним винтиком в системе, породистым ласковым догом, который будет лизать руки, но по приказу обнажит клыки. Я была вечным добровольцем, готовым защищать всех и вся (прочь из моей головы, Николас Шарп!), но я не замечала, как смещались полюса. Магнитная стрелка болталась из стороны в сторону.

Я теряла голову.

Сжав пальцами виски, я выпрямилась и посмотрела в ту сторону, куда только что ушла Элли. Идеальный солдат немедленно доложил бы о случившемся, но этот образ тоже дал трещину. Если бы не включенный ретранслятор в моей голове… Внезапно я ужаснулась, поняв, что мне не обязательно было о чем-то докладывать. «Цепная собака Гарнизона»? Элли была права. Само мое пребывание там уже означало, что я буду служить им верой и правдой, задумывалась я об этом или нет.

А я… я не задумывалась.

Итак, произошло очередное помутнение рассудка. Иначе как еще объяснить то, что я тут же развернулась и пошла прочь? Причем не просто куда глаза глядят – это всегда заканчивалось плачевно. Я шла к человеку, который первым стал жертвой смещения полюсов в моей голове, к человеку, в чьем присутствии моя магнитная стрелка начинала скакать туда-сюда как бешеная. На самом деле меня тянуло не к нему, но дело в том, что когда тебя тянет к краю, нужно развернуться и бежать в противоположную сторону. Я собиралась убедиться в этом. Снова.

Да, я ненавидела его, да, он вызывал у меня желание пристрелить его как можно скорее, да, я терпела его только из-за Шарпа. И, тем не менее, только он еще не пал жертвой моих стремлений быть идеальным солдатом. И только он знал о контроле все, что только можно было знать. Потому что из всех людей… из всех людей только он не пытался контролировать меня.

Я нашла его в той самой лаборатории, где я проходила тест на контроль. Он сидел спиной ко мне и даже не заметил, как я распахнула дверь.

– Мистер Морено!..

Психолог обернулся, увидел меня и резко вскочил из кресла, так что оно пару раз крутнулось вокруг своей оси.

– Тара, ты?

– Я, – сказала я решительно. – И я пришла поговорить.

– Поговорить? Или впечатать меня в стенку? – спросил он своим обычным тоном, всегда вызвывавшим желание сделать именно второе. – До этого момента мне везло, и я скрывался раньше, чем ты решалась это сделать.

– Если я решусь, вы никуда не скроетесь, – усмехнулась я и села в его же кресло. – В конце концов, вам еще не надоело? Вокруг такое происходит, а вы довольный, как таракан!

Он улыбнулся и, за неимением посадочного места, оперся на стенку, сложив руки на груди.

– Ну вот, отличный план накрылся медным тазом, – сказал он нарочито разочарованным голосом. – А я уже настроился поговорить.

– Вы эгоист, – сказала я. – Удивляюсь, почему все девушки Гарнизона все еще ваши. Ведь девушки не любят эгоистов.

Ну вот, опять. Когда мы находились в одном помещении, я начинала терять терпение, и любые попытки вести себя серьезно обычно заканчивались провалом – я начинала высказывать все, что я о нем думаю, а Морено начинал мне подыгрывать, как если бы и это приносило ему удовольствие. Мне почему-то вспомнились слова Касси о том, что будет, если я заинтересую его… лично.

– Послушай, а тебе не надоело? – спросил вдруг Морено. – Тара, я же вижу, что это все бравада. Тебя поломало так, что ты и сама не отдаешь себе отчета в том, что ты делаешь и говоришь. Не хочешь… ну… слегка притормозить?

– Притормозить? – возмутилась я. – Опять это слово! Мистер Морено, все вокруг только и делают, что просят меня остановиться, но еще никто не смог объяснить мне, что конкретно это значит!

Морено сел на край стола и пристально посмотрел мне в глаза. Чтобы избежать этого взгляда, я отвела глаза и почему-то уставилась на его руки. Только в тот момент для меня дошло, что пальцы его правой руки разбиты так же, как и у Шарпа.

– Шарп… – протянула я тихо и тут же вскинулась. – Это вы сделали, да? Это вы тогда его ударили?

– А ты видела? – он спрятал руку за спину. – Или, может быть, ты думаешь, что проволоку натянул тоже я?

– Да что вы, нет, конечно… – Я снова опустила глаза. – Но, знаете… до этого момента я думала, что вы с ним вроде как друзья.

– Ты думала, – отрезал Морено. – Теперь ты знаешь.

Мы замолчали, а я поймала себя на мысли, что никогда еще не видела Илая Морено… таким. Таким непривычно серьезным и словно потерянным. Я потянулась к нему и испугалась этого.

– Ты думала, что он непогрешим, а я – его придворный шут? – снова начал он. – Тара, это не так. У всех нас есть секреты, с которыми знакомят не сразу и не всех. Так что не думай, что скелеты в шкафу здесь хранишь только ты. Мы все боимся темноты, но мы и состоим из темноты. Ты можешь либо продолжать бояться, либо полюбить свою тьму, либо сразиться с ней. А я пока не понял, что ты выбрала.

– Тьма, говорите? – переспросила я. – Возможно, вы и правы. Не только я сливаюсь с тьмой. Шарп – моя тьма.

Я сказала это и чуть не вскрикнула от ужаса. Полюса неумолимо продолжали свое движение. Он был моим светом, и я бежала на этот свет, но в конечном итоге все обернулось совсем не так. Я настолько любила этот свет, что ради него готова была превратиться во что угодно. Даже в тьму.

– Вы… знаете? – спросила я снова. – Вы знаете, что происходит, мистер Морено?

– Тара, я знаю это лучше, чем кто-либо другой, – сказал он спокойно. – Я знаю и о том подвале, и о Джезмин, и о Трибунале. И я знаю, что ты была там. Твой ретранслятор все еще включен?

Я машинально потянулась рукой за ухо, но в следующую же секунду догадка, словно молния, пригвоздила меня к месту.

Трибунал…

– Мистер Морено! – Я порывисто вскочила и схватила его за руки. – Я видела все эти лица, лица членов Трибунала. Я должна была заметить, но я тогда словно ослепла… Там не было одного человека. Там не было вас.

Морено улыбнулся и крепче сжал мои ладони.

– Это ответ, Тара, – сказал он. – Меня там нет.

Ответ? Я попробовала подогнать этот ответ под большинство моих вопросов, но он никуда не подходил. И в то же время я чувствовала, как что-то новое и необычное расцветает внутри меня, и тьма потихоньку начинала сдавать позиции. В тот момент я поверила, что все будет хорошо, что я впервые за все это время выбрала правильную сторону.

Но Шарп…

– Шарп подает в отставку, – произнесла я медленно, следуя своей традиции портить все и сразу. – Вы хотите этого? Я – нет.

– Кто бы сомневался, – вздохнул Морено. – Кажется, ты знаешь о нем гораздо меньше, чем думаешь, так ведь?

– И чего я еще не знаю? – спросила я устало.

Он встал и вытащил из заднего кармана брюк маленький накопитель, похожий на тонкую, почти прозрачную флэшку.

– Ты отправила за решетку Колтона Льюиса, – сказал он без тени осуждения в голосе. – Ты сделала это, потому что поверила в справедливость Шарпа? Если это так, то прости. Ты можешь узнать правду прямо сейчас, а можешь развернуться и уйти, чтобы дальше продолжать верить в то, во что ты хочешь верить. Я тебя не держу… Так что ты выбираешь, Тара Темпл?

Я коротко вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду.

– Правду.

Морено вставил флэшку в маленький разъем возле экрана, с которого он следил за моим тестом на контроль. Я ловила взглядом каждое его движение, понимая, что в эти секунды рушится последний бастион из тех, которые я выстроила вокруг себя.

Экран зажегся, и я увидела темный коридор, в котором тут же узнала тот, где и произошло нападение. Это не могло быть симуляцией или виртуальной реальностью – я видела себя, идущую из госпиталя, видела темный силуэт у стены, видела, как я останавливаюсь и затем ускоряю шаг. Воспоминания той ночи нахлынули на меня, так что я боялась захлебнуться в них. Я бежала все дальше и дальше, но силы покидали меня, и в результате я оказалась у стены.

В следующий миг Морено отшвырнул моего обидчика прочь, но перед этим… перед этим я успела увидеть лицо того парня.

Лицо Брендана Шарпа.

Глава двадцать вторая

Я вскочила и отшатнулась, зажав рот ладонью, чтобы не закричать. Морено с хладнокровной решительностью нажал на паузу, и теперь синие глаза Брендана смотрели с экрана прямо мне в сердце. Сердце колотилось так сильно, что на нем должны были остаться синяки и трещины, так что я не понимала, почему я все еще дышу и твердо стою на ногах.

– Так вот она какая, ваша правда… – выдохнула я, и новая волна дрожи сотрясла все мое тело. – Вот она…

В следующую секунду осознание накрыло меня с головой, и я чуть было не согнулась впополам под этой тяжестью.

Колтон был не виноват, а я своими руками уничтожила его, перечеркнула его судьбу большой черной полосой. Да, официально это было делом рук Шарпа, но мое сердце все еще стремилось защищать его и оправдывать его любой ценой. И цена… цена была уплачена сполна. Осознание взяло меня за горло своими холодными пальцами и заглянуло мне в глаза. Оно было страшнее любой необратимости.

– И… что теперь? – прорвалось откуда-то из глубины меня. – Что теперь?..

Морено сделал шаг ко мне, но я выставила руки вперед, как будто собиралась оттолкнуть его. Мне не нужны были его слова и увещания, я насытилась ими по горло и не собиралась слушать снова. Я получила то, за чем пришла, и теперь самым лучшим вариантом было развернуться и уйти. Я подумала, что иногда, если ты действительно прав, тебе нужно уйти прочь.

– Все в твоих руках, – сказал Морено. – Ты можешь отказаться от того, что знаешь, и жить так, как раньше, пока все не разрушится. Я не держу тебя, ты можешь уходить. Иди… и делай, что считаешь нужным.

Я обернулась на дверь, передернула плечами и, развернувшись, пошла прочь. Вернее, я сделала пару шагов и тут же перешла на бег – мне хотелось бежать. Бежать прочь от этого места, прочь от этой правды, которая нависла надо мной невидимой угрозой, бежать от того, кто открыл мне эту правду… к тому, кто эту правду предал. Я взялась за ручку двери и сжала ее так, что побелели костяшки пальцев.

– Ты – не девушка, – произнес Илай Морено вслед. – Ты… эпидемия.

Хлопнув дверью, я вылетела из кабинета, завернула за ближайший угол, забилась в нишу и села на пол, обхватив голову руками. Старший солдат, инсайдер, правая рука, цепная собака Гарнизона… эпидемия. Защитница, доброволец, помешанная на контроле… эпидемия. Мое «вчера» было разрушено, а «завтра» истекало кровью. Впервые за все это время «завтра» зависело от меня самой, и я поняла, что я могла и раньше сделать то, что нужно было сделать. Я не раскаивалась и не собиралась, но ничто из этого не было действием; слова, секреты и эмоции не могли никого спасти. Я должна была встать, взять себя в руки и идти за объяснениями. И я хотела этого. Впервые за все это время я действительно хотела этого.

Я встала и направилась хорошо знакомой дорогой, туда, где коридор утопал в цветах жасмина. Я могла не сомневаться: Шарп все знал. Он знал, что во всем виноват его сын, и я должна была заметить это еще тогда, но я была слепа… Внутри меня снова забилась тонкая жилка сомнения: может быть, и вправду произошла какая-то ошибка, досадное недоразумение, которое мы могли уладить по перемирию сторон? Правда заключалась в том, что я все еще верила ему, все еще верила в него – в его справедливость и честность, в его верность обещаниям, в его преданность. Но единственным выходом было продолжать идти, собирая фразы и чувства по крупицам, чтобы в конце концов облечь их в слова – слова, которые изменят все.

Я не плакала и не дрожала; мне почему-то вспомнилось, как когда-то я удивлялась той наигранности, с которой главные герои книг и фильмов плачут над потерями прямо на поле битвы. Плакать придется потом, думала я тогда, на войне главное – сжать зубы, укрепить руки и не дрогнуть сердцем. И я не собиралась никого оплакивать – ни себя, ни его, ни то, что между нами было. Здесь, в коридорах Гарнизона, шла война на истребление, и с моей стороны было ошибкой делать вид, будто я не при оружии. Моим оружием было мое сердце, но проблема заключалась еще и в том, что оно же было и полем битвы.

Начиналась война между справедливостью и верой. И у последней, мягко говоря, было недопустимо мало шансов.

Выйдя к тому коридору, я остановилась и пару минут смотрела на белый жасмин, вспоминая лицо той женщины, Джезмин Шарп. Я ничего о ней не знала – только то, что ее любовь к коммандеру превратилась в злость и ненависть. Внезапно я ужаснулась, поняв, что не хочу закончить так же, как она. Я все еще верила, что в моем случае все обернется по-другому, что он сдержит обещание, признается во лжи и сможет все исправить. Слепая вера, как раненая птица, билась внутри меня и хлопала крыльями, но с этих крыльев алыми каплями уже стекала кровь.

Я подошла к двери и позвонила, руководствуясь скорее рефлексами, чем здравым рассудком – чувство справедливости ведь тоже своего рода рефлекс. Прошло еще минуты полторы, бесконечные полторы минуты, в пересчете на все время мира означавшие несколько тысячелетий. Потому что когда я отважилась поднять голову, я была уже совершенно другим человеком. Мне даже показалось, что я слышала, как внутри меня осыпается последний бастион цивилизации.

Шарп появился на пороге, и в первую секунду его взгляд чуть было не заставил меня во всем раскаяться, но отступать было уже поздно. Я зачем-то обернулась на пустоту за своей спиной, как если бы наш разговор могли подслушать. Впрочем, даже это уже не имело никакого значения.

– Простите за вторжение, – сказала я удивительно спокойным голосом, хотя внутри меня взрывались бомбы. – Нам нужно поговорить.

– О чем? – Шарп отодвинулся, давая мне пройти. – Что-то случилось, Тара?

Вопреки всему я не закричала, как мне хотелось, прямо с порога: «да, вы предатель и лжец, вот что случилось!», а спокойно прошла в комнату и осмотрелась, как будто видела ее впервые. В этой комнате стоял все тот же диван, все тот же камин, все тот же стол. В этой комнате стояло все.

А я… падала.

Сказать ему то, что он хочет услышать? Да, я могла. Я могла сказать ему то, что он хотел услышать, но заставить его усомниться в том, на самом ли деле он этого хотел… Я медленно повернула голову и увидела, что он все еще стоял у двери, направив на меня свой выжидающий взгляд.

– Присядьте, – сказала я хрипло. – Разговор будет долгий.

– Что-то не так? – осведомился Шарп, сев на самом краю дивана. Меня вдруг стал раздражать этот спокойный и уверенный голос. – Последние пару дней ты просто сама не своя.

В какой-то момент меня даже насмешила формулировка «что-то не так». Стоило ли объяснять ему, что все здесь было «не так» с самого первого дня моего зачисления в Гарнизон?..

– Да, – Я сложила руки на груди и повернулась к нему. – Это касается Колтона Льюиса. И – вашего сына.

Я могла ожидать чего угодно: страха, промелькнувшего тогда на его лице, недоумения или злости. Но он остался таким же спокойным и непоколебимым. А я уже начинала терять контроль.

– Что ты имеешь против Брендана? – спросил коммандер. – И при чем здесь Колтон? Это ведь тот парень, напавший на тебя в коридоре?

– Я думала, что это он, – призналась я. – Но на самом деле… на самом деле это был Брендан. Ваш сын, коммандер Шарп. Ваш сын.

Занавес.

Словно забыв о боли в ноге, Шарп медленно поднялся с дивана, и теперь уже я смотрела на него снизу вверх. Перед глазами пролетели все моменты, связывавшие нас за все то время, и я все еще не была готова раскаяться в каждом из них. Пару секунд мы смотрели друг на друга, и этих секунд хватило, чтобы услышать, как рушился целый мир внутри меня.

– Что это ты говоришь? – спросил Шарп тихо, но жестко. – Или ты не знаешь, куда можно угодить за такие заявления?

– В том-то и дело, что знаю! – почти закричала я: мосты рушились один за другим. – Я знаю и про кроссфайеров, и про Трибунал, но до сих пор мне было недостаточно этой правды. Теперь достаточно, Верховный канцлер. Теперь достаточно.

Мы смотрели друг на друга, и время вдруг начало плавиться, расползаясь, как истлевшая ткань. Внезапно я поняла, насколько далеко мы зашли, и только это еще могло кого-нибудь спасти.

– Ты лжешь! – сказал Шарп и резко шагнул вперед, как если бы хотел броситься на меня. – Тара, я прошу тебя, одумайся. Это единственный выход. Ты забыла, чему я учил тебя? О милосердии и справедливости?..

– Нет выхода! – крикнула я. – Нет милосердия, больше нет! А справедливость, – я понизила голос, – заключается в том, что именно ваш сын был тогда в том коридоре, и именно он покушался на меня. Я видела записи, и теперь я понимаю, почему вы отказались мне их дать! Думаете, я поверю в вашу справедливость?.. Больше нет!

В первую секунду я сама испугалась своего голоса, звенящего, как казалось, из каждого угла. Шарп все еще стоял передо мной, и на этот раз я видела злобу в его синих глазах, которые когда-то были моей защитой и надеждой. В самом деле, на кого я полагалась все это время?..

– Вот что, – Хромая, Шарп обошел диван и остановился, все еще не отрывая взглядя от меня. – Ты была моей самой преданной ученицей. Ты выполняла все, что я приказывал, и я был готов ставить тебя в пример всему Гарнизону. А теперь ты предаешь меня? Тара, это клевета!

– Нет, – сказала я, чувствуя, что могу расплакаться в любой момент. – Это правда. Просто признайте, что это правда, просто поступите по справедливости, и я по-прежнему буду подчиняться вам и любить вас! Пожалуйста, – глаза заволокло слезами. – Не отрекайтесь от меня.

– Но это ложь! – Он явно начинал терять терпение. – На этот раз я не верю ни одному твоему слову, Тара Темпл!

– Я тоже, – прошептала я и обернулась.

Все еще приоткрытая дверь распахнулась полностью, и на пороге появились двое конвоиров, похожих на тех, которые тащили Колтона той ночью. Мы оба – Шарп и я – замерли на месте, и я поняла, что на этот раз все и вправду кончено. Я поняла, что он собирается сделать, но поверить в это не могла.

Шарп окинул меня прощальным взглядом, как если бы расставался со мной навсегда. Его глаза были холодны, как лед.

– Взять ее, – сказал он властно.

Конвоиры бросились вперед и заломали мне руки, но боли почти не было. Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу, чтобы хоть что-то почувствовать, но не было ничего. Ничего, кроме ярости, которая накрыла меня с головой и могла сжечь меня изнутри. Я смотрела на коммандера, не отводя глаз, и в какой-то момент я увидела, как его безупречная репутация пошла трещинами и покрылась шрамами. Теперь я видела его настоящего, теперь я знала, что он – враг.

– Ложь!..

Конвоиры вытолкнули меня за дверь и швырнули на пол. Я упала, успев почувствовать, как что-то холодное и металлическое сковывает мои запястья. И в тот короткий момент, когда боль еще не дошла до моего сознания, я бросила быстрый взгляд на дверь и увидела Шарпа, стоящего в проеме света.

«Теперь достаточно, Верховный канцлер. Теперь достаточно»

Я могла поклясться, что он улыбался.

Меня рывком поставили на ноги и поволокли вперед по коридору. Стена с красной точкой осталась позади, и я могла только гадать, что со мной сделают. Внутри все звенело и заходилось криком; теперь я знала. Я была преданна ему и оказалась преданой им же, и из всех возможных вариантов этот я не могла представить даже в кошмарном сне. Мой образ идеального солдата с треском разорвался, а его образ несокрушимой справедливости разлетелся в мелкое крошево. Что ж, мы оба оказались на равных, за исключением одного – я больше не была его марионеткой.

В конце коридора показалась темная камера, похожая на те, которые я видела в подвале, и я поняла, что это изолятор. Я не вырывалась и не кричала – тьма во мне слилась с тьмой снаружи, и пустота наступала по всем фронтам. Страх сковывал меня, но вместе с этим было и другое ощущение: я оказалась права. Впервые за все это время я оказалась полностью, бесконечно и безоговорочно права.

Правда, насладиться этой правотой я не успела.

Меня толкнули на землю, и дверь моей камеры с металлическим лязгом захлопнулась наглухо.