Текст книги "Когда погаснут все огни (СИ)"

Автор книги: Анастасия Вайсбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Пять Дворов не посмеют отмахнуться от такого. Дунтуань стоит на обычных землях, которые нельзя назвать оскверненными или неблагополучными. Но если не положить этому конец – то скверна въестся в это селение на многие годы.

Призыв духа-гонца занял немного времени и почти не отнял сил. Пришлось лишь отойти подальше от Дунтуаня, чтобы избежать чужих глаз. Хао Сюаньшэн подкормил полубестелесного, не имеющего четкой формы гонца кусочком сладкого печенья, смоченного вином, и вручил ему письмо Го Куана. Его весть дойдет не только до заклинающих. И куда быстрее, чем мог бы предположить староста.

Лишь покончив с этим несложным делом Хао Сюаньшэн счел себя вправе идти в те самые пустоши, о которых говорили жители Дунтуаня.

Это и правда была пустошь, иного слова для описания Хао Сюаньшэн не смог бы подобрать. Выжженные многомесячным зноем холмы, на которых иссыхал чахлый кустарник и блекла мертвая трава. А в незримом среди всего этого бушевала невидимая большинству смертных буря потревоженных отравленных энергий. Что-то встревожило обычный для этого места неблагоприятный застой. И сил Хао Сюаньшэня было недостаточно, чтобы унять такой шторм. Подавальщик в чайной Дунтуаня был прав. Это действительно можно было назвать порчей.

Теперь у Хао Сюаньшэна не оставалось сомнений – причина кроется в гробнице Жу Яньхэ. Грудь сжало недоброе предчувствие.

Идти через ярящиеся, хлещущие подобно порывам ветра темные потоки было тяжело. Все равно что человеку бороться с сильнейшим ветром. Хао Сюаньшэн сжимал в кулаке нефритовую подвеску, черпая силы из камня, и даже всегда холодный нефрит стал горячим, почти обжигая кожу.

Глаз бури был точно над гробницей Жу Яньхэ. Здесь царил полный покой. Но не мирный, сулящий отдохновение. Нет, это был покой могилы. Покой забытого кладбища. Хао Сюаньшэн вернул подвеску на пояс и осмотрелся. Не чувствуй он точного направления, ему бы потребовалось немало времени, чтобы отыскать хорошо спрятанный вход в усыпальницу.

Духа Жу Яньхэ давно здесь не было. Он иссяк, источился и покинул Срединный мир, равнодушный и к телу, и к месту его последнего упокоения.

Свет вспыхнул на кончиках пальцев Хао Сюаньшэна и замер над плечом, рассеивая тьму коридора, ведущего вглубь погребального холма.

Здесь вилась оставшаяся тень памяти о возжигании благовоний. Почуяв ее, Хао Сюаньшэн стиснул зубы. Какой-то то ли безумный, то ли чрезмерно самонадеянный, то ли злоумышляющий смертный был здесь не так давно. Камни хранили отголосок тепла его ступней – больше им нечего было сохранять, и след оставался надолго. Человек жег курения и оставил на стене умиротворяющий духов талисман – ныне пересеченный трещиной и потому совершенно бесполезный. Хао Сюаньшэн ускорил шаги, почти бегом преодолев расстояние до врат в усыпальницу.

Врата были приоткрыты. Как раз на расстояние, достаточное, чтобы мог пройти среднего сложения человек. Залитая киноварью резьбы заграждающего талисмана-заклинания над вратами была обезображена. Кто-то бил по ней долотом, раскалывая знаки и обращая ее действие в ничто.

Вид этого заставил Хао Сюаньшэна глухо вскрикнуть. Кто мог подобное совершить? Тот, кто жег благовония и оставил талисман? Будь он проклят за то, что зашел так далеко и за то, что не смог противостоять чарам той, что была здесь заточена!

Одна из легенд о Жу Яньхэ, бродивших среди людей, рассказывала о его наложнице из Меняющих Облик. Красавица пробудила в спесивом своевольном правителе безумную страсть и ни в чем не ведала отказа. При помощи ее колдовства Жу Яньхэ раскрывал заговоры против себя, а она его руками расправлялась со всеми, кто пытался образумить завоевателя. Как и во всех прочих легендах, Жу Яньхэ постигла расплата за самонадеянность: любимая наложница, клятвенно заверявшая, что последует за ним в смерти, как следовала в жизни, прямо у смертного одра правителя приняла истинный облик и сбежала, насмехаясь и над Жу Яньхэ, и над теми, кто пытался ее изловить.

В действительности, о которой не знали смертные, Меняющая Облик не покинула своего неистового и безрассудного возлюбленного. Сильнейшие гадатели Великой Цюнцзе навеки заточили ее в гробнице Жу Яньхэ, чтобы в качестве кары за свои деяния она стала хранительницей погребенного здесь страшного сокровища до скончания эпох.

И вот двери гробницы раскрыты, а преграждающая надпись уничтожена.

Надежда на то, что Меняющая Облик не сбежала, а лишь время от времени выходит посмотреть на солнце и полюбоваться луной¸ была смехотворна. Однако Хао Сюаньшэн решил все же осмотреть гробницу изнутри – вдруг там посчастливится найти подсказку. Какую? О чем? Он и сам затруднялся ответить. Разрушение надписи позволившее Меняющей Облик покинуть место своего заточения, теперь открывало ему дорогу внутрь.

Хао Сюаньшэн шагнул за врата. И, покачнувшись, упал на колени. На него обрушились десятки голосов. Торопливых, почти захлебывающихся, заглушающих друг друга.

Он был верным воином, готовым следовать за своим владыкой в смерти, как следовал в жизни, вверив себя его воле и не ропща.

Он был юной танцовщицей, едва достигшей расцвета, полной жизни и пребывающей в ужасе от мертвого мрака гробницы.

Он был дворцовым писцом, со спокойной готовностью принимающим свою участь, ибо того требовал неумолимый закон.

Он был рабыней-ткачихой, которая до последнего молила Небеса о том, чтобы выбор пал не на нее.

Он был всеми ими сразу и еще десятками других, замурованных в этой гробнице, опоенных до оцепенения и медленно умирающих во мраке. Души лишенных поминовения вились внутри погребального холма, стенали, жаловались, корили живых, обрекших их на такую горькую участь.

С усилием, причиняющим боль, Хао Сюаньшэн закрыл разум от рыданий неупокоенных душ. Сколько сил и времени потребуется, чтобы умиротворить это место? Как знать, может быть, это очистит пустоши и облегчит участь ни в чем не виновных жителей Дунтуаня?

Огромный погребальный зал тонул во мраке, И повсюду, сколько хватало света пляшущего над плечом Хао Сюаньшэна огонька, лежали иссохшие тела в древних одеяниях. Слуги, воины, музыканты, танцовщицы, рабыни. Боевые кони рядом с колесницами. Жу Яньхэ ушел в посмертие не в одиночестве. Даже ловчие соколы последовали за своим хозяином.

Хао Сюаньшэн осторожно шел через наполненный смертью зал, стараясь не потревожить останки несчастных и шепча им слова сочувствия и утешения. То ли благодаря его речам, то ли потому, что духи не почуяли в нем биения жизни, стоны и рыдания постепенно стихли, слившись в безысходно печальный шепот.

Гроб Жу Яньхэ покоился на возвышении, к которому вели шестнадцать ступеней. В ногах последнего ложа властителя стояло ложе меньшего размера. Не гроб – именно ложе, назначенное вечной узнице. Поперек ложа была брошена древняя цитра и поблекшее шелковое покрывало.

А на ступенях лежало еще одно тело, одеяния которого, не тронутые многими веками, выглядели как одежды странствующего ученого. Подобные тем, что носил в этом странствии Хао Сюаньшэн.

Никаких признаков ран, сломанных костей или проломленной головы. Никаких следов крови на камнях вокруг или на одежде. Словно этот старик – а умерший был стар, на это указывали седые волосы и шишковатые от возраста пальцы, – просто пришел сюда и умер в нескольких шагах от гроба Жу Яньхэ. Был ли он тут один? Или с ним пришел еще кто-то?

– Злосчастный глупец, – Хао Сюаньшэн покачал головой, – во имя чего ты пришел сюда? Зачем пробудил то, чему следовало оставаться погребенным и забытым?

Мертвец не отвечал. Не мог ответить – его дух не был связан погребальными ритуалами Жу Яньхэ, как были связаны духи погребенных в древности, а потому ушел за пределы Срединного мира.

Меняющей Облик здесь не было. Даже воспоминания о ее пребывании здесь начали остывать и терять ясность. Она бежала в Яньци, искусно путая свои следы, и растворилась где-то там. Почему именно в те места? Что ее вело? Или что она там надеялась найти?

Оставалось проверить немногое. Хао Сюаньшэн, горячо вознося мотивы Небесам о том, чтобы все ограничилось лишь побегом Меняющей Облик, сдвинул плиту, укрывавшую гроб.

Его глазам предстала вся неприглядность человеческого праха. Величественный грозный завоеватель, не знавший себе равных, обратился в такие же иссохшие останки, что и его слуги. Некогда сиявшая подобно солнцу бронза доспехов покрылась толстым слоем блеклой зелени. Рот приоткрыт, челюсть завалилась набок, и можно рассмотреть давно потускневшую жемчужину, вложенную в него при погребальных обрядах.

Похожая на сухую ветку правая рука Жу Яньхэ до сих пор покоилась на рукояти бронзового меча – такого же позеленевшего, как и доспехи. Древний владыка был погребен как завоеватель, сжимая свои самые дорогие сокровища… только вот левая его рука была сдвинута и рассыпалась горстью тонких костей и пыли.

Хао Сюаньшэн, стиснув зубы, подавил рвущееся из груди проклятие. Самые страшные предположения подтвердились. Сяохуамей, Меняющая Облик возлюбленная Жу Яньхэ, покинула место своего заточения не с пустыми руками.

В мир людей вернулась печать из красной яшмы.

Глава 7

Сюда не дошла засуха, похитившая краски у зелени в Милине и западной части Цзянли, и усадьба Таоцзы тонула в зелени ухоженных садов. Растения были подобраны со знанием дела – так, чтобы цветение не прекращалось ни на один месяц в году.

Все за оградой усадьбы дышало утонченной роскошью и безмятежным покоем. Подобное место могло бы стать резиденцией вану или крупному вельможе. Но та, которой оно принадлежало, была невероятно далека от всей знати смертных государств Срединных Земель.

Сдедуя за степенным, держащимся с чувством собственной значимости слугой, Хао Сюаньшэн чувствовал, что его визит не остался незамеченным обитательницами флигелей, спрятанных среди зелени. В изящно убранных комнатках наверняка царит приятное волнение. Самые смелые припадают к щелям в занавесях – он ощущал их любопытные изучающие взгляды. Наверняка его визит будут с увлечением обсуждать все время его нахождения в усадьбе. И еще несколько дней после.

Покой, в котором Хао Сюаньшэна приняла хозяйка, был таким же утонченно роскошным, как и все в усадьбе Таоцзы. И на фоне этой изысканной красоты невероятно сильно выделялась Янмей, в самый разгар летней жары закутанная в одежды из темного узорчатого шелка, подбитые соболями.

Она была стара. Настолько стара, что уже отбросила за ненадобностью все ухищрения, призванные украсить женщину и скрыть разрушительные следы возраста. Но какой бы старой она ни выглядела, седая голова на иссохшей шее не тряслась, а взгляд цепких умных глаз был лишен и малейших следов старческой мути.

– Для меня большая честь приветствовать генерала Хао в стенах усадьбы Таоцзы, – надтреснутый голос Янмей звучал глуховато, а чинный поклон выглядел замедленным, как будто тело плохо ее слушалось из-за старческих немощей.

Хао Сюаньшэн приветствовал хозяйку суховатым кратким полупоклоном. Тратить время на долгие любезности он не собирался.

– Не могу заверить, что счастлив переступить порог твоего дома.

Поредевшие совершенно седые брови старухи чуть приподнялись. Служанки, ждавшие повелений хозяйки у стены, переглянулись с выражением возмущения и недоумения. Здесь не привыкли к резкости. Хао Сюаншэну не было до этого ни малейшего дела.

– Отошли их, – он движением подбородка указал в сторону служанок.

Блеклые сухие губы Янмй недовольно поджались. Но спорить она не стала. Повинуясь движению сложенного веера, женщины выскользнули из покоя. Даже шелка одежд не зашелестели.

– Ты знаешь, что произошло в Милине. И видела багряную звезду.

Янмей сокрушенно покачала головой.

– Это ужасно, генерал Хао. Я уже слишком стара, чтобы бояться за себя. Но горько сожалею о нелегких временах, что грядут. Молюсь лишь о том, чтобы не вторглись вновь варвары из Западного Юя. Я хочу верить, что мои девочки будут защищены от поругания, генерал, – со значением завершила она.

Хао Сюаньшэн слушал неспешную речь старухи, чувствуя, как в груди закипает раздражение. О какой защите ее цветника может идти речь сейчас? За кого она его принимает? Янмей и правда выжила из ума, или только прикидывается недалекой сводней?

– Янмей, – в его голосе опасно звякнул металл, – что ты знаешь о Милине?

– Что несчастный край поражен засухой и болезнью, – старуха не отводила от него глаз. Если его поведение и вызывало у нее раздражение, то она его не выказывала, – генерала Хао удивляет мое спокойствие? Но я стара. Много старше, чем вы. И не раз видела восхождение багряной звезды за свой век. Не совершайте ошибку, приличную смертным, – Янмей чуть возвысила голос, видя, что Хао Сюаньшэн собирается ее прервать, – круги замыкаются в кольцо раз за разом, но не каждый из них знаменует поворот Колеса.

Договорив, старуха, словно исчерпав все силы, откинулась на окружающие ее узорные подушки. Хао Сюаньшэн поднялся на ноги, не сводя с Янмей тяжелого взгляда.

– Да, я не видел багряную звезду, когда она восходила в прошлый раз, – процедил он сквозь зубы, – но я знаю, что этот восход будет иным. Сяохуамей покинула гробницу. И унесла с собой печать.

Янмей ответила не сразу. Приподнявшись, она долго с недоверием сверлила Хао Сюаньшэна глазами.

– Нет, генерал Хао. Нет, этого не может быть.

– Я был там. В кургане Жу Яньхэ в Милине. И видел все своими глазами. Запирающее заклятие расколото. Сяохуамей нет близ гроба.

Янмей молчала, не отводя взгляда. Хао Сюаньшэн, усмехнувшись, сделал шаг ближе к ней.

– Где твоя сестра? Она бежала, путая следы, и ей в конце концов удалось затеряться.

Узловатые, покрытые темными пятнами руки Янмей бессильным движением сжали веер.

– Нет.

– Неужели она не пришла к тебе?

Янмей покачала головой. Она словно утратила часть своей величественности. Морщины на ее лице обозначились резче, сделав ее почти ужасающей. Именного таким и должно быть лицо того, кому выпала бесконечно долгая жизнь, но не досталось столь же бесконечно долгой молодости.

– Я мог бы обыскать твою усадьбу, Янмей. Перерыть весь твой цветник, чтобы тебе впредь неповадно было укрывать нарушившую запрет преступницу.

– Достойно ли доблестного генерала Хао грозить престарелой наставнице девиц? – Янмей усмехнулась.

Хао Сюаньшэн скрипнул зубами, сожалея, что рядом нет Чжу Юйсана. Тот, будучи судьей, наверняка нашел бы обоснование для обыска и закрепил его авторитетом своего звания.

Какой бы величественной госпожой ни выглядела старуха Янмей, она была именно тем, кем себя сама назвала – старой наставницей девиц. Воспитательницей наложниц для бессмертных. Однако именно поэтому она и имела определенный вес в глазах Пяти Дворов. Никто не пожелает утратить наставицу, способную подобрать и правильно воспитать девушек, способных на время стать спутницами бессмертных.

А еще она была единокровной сестрой беглой Сяохуамей.

В глазах старухи вдруг блеснули слезы.

– Ее здесь нет, генерал Хао. И никогда не было. Она заточена дольше, чем существует усадьба Таоцзы. Я не видела ее с того самого дня, как она сошла в гробницу за своим возлюбленным и его проклятой яшмой. И большего я не смогла бы сказать даже под Небесной Клятвой.

Ее голос звучал почти бесцветно. Сейчас, опустив горделиво расправленные плечи и ссутулившись, Янмей казалась совсем маленькой. Почти жалкой. Хао Сюаньшэн смотрел на нее, чувствуя, что вспыхнувший было гнев постепенно ослабевает.

Сяохуамей не пошла к своей сестре, несмотря на то что это казалось ему почти очевидным. Укрыться у родной крови, затеряться где-то среди воспитанниц усадьбы Таоцзы – новенькие появляются тут постоянно, поэтому она не вызвала бы подозрений. Но куда, во имя Небес, пошла в таком случае Сяохуамей после Яньци? Не могла же она просто расточиться без следа, как исчерпавшая свое время душа? Но куда в этом случае делась яшмовая печать?

– Я должен разыскать Сяохуамей. Ее и печать.

– Мне нечем помочь вам, – тусклым голосом отозвалась Янмей.

– Ты знаешь, кого приманит к ней печать. Сейчас, когда Жу Яньхэ мертв и его душа ушла из Срединного мира, он не защитит твою сестру.

– Знаю. Но она сильнее меня.

– Настолько ли? – Хао Сюаньшэн наклонился ниже. Теперь он чувствовал изысканный аромат благовоний, пропитавших одежды Янмей.

Старуха отвела глаза. Она сомневалась, это от Хао Сюаньшэна не укрылось. Да, ее сестра была сильна, и лишь Небеса ведают, насколько она стала сильнее за годы, что провела в гробнице, питаясь порчеными энергиями. Если спутанные Жилы Дракона действительно ее рук дело – то невероятно сильной. Но Янмей Жилы Дракона недоступны. Она не знает, что с ними случилось.

– А ты опасаешься, что я причиню ей вред, когда найду, несмотря на уверенность в том, что она сильна, верно? – Хао Сюанюшэн прищурился.

Янмей молчала.

Что же, это было самонадеянно. Однако тоже могло стать шансом быстро разыскать беглянку.

– Ее могут искать все Пять Дворов, Янмей. А могу разыскать я, связанный обязательством всего лишь привести ее на суд Ока Небес. Что выберешь?

Янмей колебалась. Хао Сюаньшэн видел это. Видел, как она размышляет, прикидывая цену предложенных исходов.

– И Пять Дворов, когда выйдут на охоту, будут знать, что ты отказала в помощи.

– Нет обязательств свидетельствовать против родной крови, – Янмей упрямо сжала губы.

Обычного человека полыхнувшее в глазах старухи темное золото могло бы напугать. Но Хао Сюаньшэн знал, что опасаться нечего. Янмей была безопасна, как беззубая змея, которая может грозно шипеть, может выглядеть смертоносной… но не сможет укусить.

– Этот закон говорит о свидетельстве против отца или матери. Но Сяохуамей твоя младшая сестра, – сухо парировал Хао Сюаньшэн.

Янмей стиснула веер в руках и отвернулась.

– Будь ты проклят, – бросила она зло. Словно плюнула.

– Немного крови, Янмей. Несколько капель. И обещание дать мне знать, если Сяохуамей вдруг явится.

Вздох сквозь зубы, которым ответила ему Янмей, донельзя походил на змеиное шипение.

***

Карта была довольно безыскусной – самая обычная дешевая карта, которую он купил за несколько шу мимоходом в лавке, торгующей книгами и гравюрами. Впрочем, для его целей такая вполне годилась. На собственные познания в картографии и умение верно расположить земли и области Хао Сюаньшэн вполне здраво не полагался.

Заклинание тоже было довольно простым, но при этом надежным и не отнимающим много сил. С таким справился бы даже самый обычный обученный человек со средними способностями. Хао Сюаньшэн не видел причин отказываться от чего-то только потому, что оно лишено изысков и сложности. Самые простые решения казались ему самыми верными.

Бесценные капли крови, с таким трудом добытые у Янмей, упали на угольки благовонного дерева в маленькой бронзовой чаше. На миг угли охватило бледно-голубое пламя, быстро сменившее цвет на зеленый. Потом, задрожав, на густо-пурпурный. Знаки сторон света, выведенные на ободке чаши, налились ярким светом, дрожа и изгибаясь. Ярче всех вспыхнул значок юго-запада, став выпуклым. Он словно желал отделиться от чаши…

И ничего не произошло. Вместо того, чтобы подняться в воздух и поплыть над картой, указывая точное направление, знак просто погас вместе со всеми остальными. Угольки в чаше, напоследок вспыхнув обычным красновато-золотым огнем, рассыпались пеплом.

Хао Сюаньшэн разочарованно ругнулся и, срывая злость, поддал ногой ни в чем неповинный столик для подношений, который использовал для ритуала. Карта с шорохом отлетела в сторону, чаша с печальным звоном покатилась по полу.

Что же, попробовать в любом случае стоило. Но в чем причина неудачи? В том, что Сяохуамей научилась слишком хорошо прятаться? Или в том, что кровь Янмей родная ей лишь наполовину? Или это из-за влияния багряной звезды все постепенно погружается в хаос?

Хао Сюаньшэн выругался еще раз, чтобы просто облегчить душу. Потом разыскал закатившуюся за алтарь чашу, поднял столик. Оставлять беспорядок в храме не стоило. Даже в таком маленьком и всеми позабытом.

Итак, юго-запад. Все опять возвращается в Цзянли? Или в Милинь? Что там еще? Данцзе? Следовало признать, что ищейка пока из него выходила скверная. Возможно, и правда стоило оставить это дело Пяти Дворам и отойти в сторону…

Едва ощутимый ветерок, проникший в храм, принес запах цветущего сада, такой неожиданный и неуместный здесь в такое время. Хао Сюаньшен обернулся, уже догадываясь, кого увидит.

Линлинь. Вознесшаяся принцесса. Такая же изящная и хрупкая, как и при жизни. Она шла ему навстречу, и в то же время словно парила в воздухе, не касаясь пыльного пола запущенного храма ни ногами, ни краями одежд.

Хао Сюаньшэн преклонил колени и склонил голову.

– Не нужно. Встань.

Он подчинился, не заставляя просить себя дважды. Однако все же не сразу решился взглянуть в ее лицо.

Они оба давно покинули мир живых, оставив после себя лишь красивую легенду о любви и долге, которые помогли восторжествовать справедливости и привели на Яшмовый трон Цзиньяня того, кому Небеса передали право на власть. И так и остались разделенными навеки. Небесную принцессу Линлинь славили по всему Цзиньяню и сопредельным землям и воздвигали храмы в ее честь. А генерал Хао, как считалось, обрел после гибели покой в величественной гробнице близ Гуаньлина. И хорошо, что считается именно так. Людям нужны величественные герои, даже перед лицом страшной смерти не отступившиеся от своего дела. Совершенно ни к чему им знать, что генерал Хао влачит позорное существование проклятого живого мертвеца.

– Я не думал, что ты придешь.

Время еще не настало. Они виделись дважды в год – в дни, которые смертные считают самыми благоприятными для свадьбы. Небожителям нельзя слишком часто во плоти посещать земли смертных и оставаться в них слишком долго.

– Я заметила, что ты искал. И кого, – Линлинь задумчиво смотрела за его плечо, туда, где у обветшавшего алтаря рассыпался пепел после неудачного ритуала.

– На Небесах знают?

– На Небесах видят приоткрывшееся око, – Линлинь грустно улыбнулась, – но Пятая Эпоха идет уже давно, и мир слаб. Схождение в него… может нанести слишком страшные раны и ускорить оборот Колеса.

Хао Сюаньшэн невесело усмехнулся. Значит, пока небожители не вмешаются, можно считать, что не все так безнадежно? Это, вероятно, должно было бы порадовать и воодушевить. Но почему-то не слишком радовало.

– Что же, старая Янмей права, и это еще не Шестая Эпоха?

Линлинь зябко повела плечами.

– Даже на Небесах не знают, когда она начнется. Это неведомо никому. В прошлый раз, когда открывалось око, никто не сходил с Небес…

– Ты тогда взошла на Небеса.

Линлинь печально покачала головой. Ее никогда не радовали воспоминания о ее вознесении.

– Прости.

– Не нужно.

Они замолчали на несколько мгновений.

– Когда око стало приоткрываться, я стала приходить в чертог Начертания Путей и смотреть свитки судеб. В Цзиньяне не зачато ни одного младенца женского пола с третьего месяца от начала года. Такое нарушение баланса…

– …уже было, – завершил за нее Хао Сюаньшэн, вспоминая слова Янмей о том, что круги замыкаются вновь и вновь, – в тот год, когда родился первенец Яньли, до его появления на свет не родилось ни одной девочки.

Тогда это считали странным. И над принцем Яньли долгое время висело подозрение в неблагоприятном рождении. Правда, после того, как Яньли взошел на престол, положив начало укреплению и усилению Цзиньяня, а его сын продолжил дело отца, став одним из величайших правителей державы, тот год стали считать особенно благоприятным.

Третий месяц от начала года… начало засухи в Милине. И, если слухи верны, первые жертвы поветрия. Не тогда ли оказалась открыта гробница?

– Мне страшно, – тихо призналась Линлинь, – я знаю, движение Колеса не остановить, это непреложный закон бытия… но мне страшно.

Хао Сюаньшэн сделал шаг ближе и заключил ее в объятия. То, чего они никогда не смели позволить себе, пока были живы.

– Я найду печать и заставлю Сяохуамей вернуться с ней в заточение, – глухо пообещал он, бережно прижимая Линлинь к себе, – чего бы то мне ни стоило.

– Я не могу увидеть эту печать. Не могу ее выследить, сколько ни пытаюсь. Я слепа, как и смертные, – Линлинь прижалась е нему, хрупкая и напуганная, ищущая поддержки и ободрения, – все, что я вижу – это юго-запад, там все затянуто темным туманом, который не прозреть.

Неудавшееся гадание указывало на юго-запад и ему. Хао Сюяньшэн прижался щекой к благоухающим блестящим волосам Линлинь, стараясь не смять украшающие их цветы.

Линлинь прикрыла глаза и тихо вздохнула. Прозрачная слезинка прокатилась по ее щеке, сорвалась, с тихим стуком упала на пол сияющей жемчужиной и откатилась в сторону. Быть может, однажды какой-нибудь путник, укрываясь от непогоды в заброшенном храме, случайно найдет ее среди пыли и мусора и обретет удачу. Слеза небожительницы – редкостное сокровище…

– Береги себя, прошу, – слова Линлинь не были сейчас словами небожительницы. Это были слова и голос обычной женщины. Так же почти половину тысячелетия назад она просила его быть осторожным, провожая на войну с Данцзе, – береги себя, потому что мне страшно, что я могу лишиться тебя еще раз… и уже навеки.

В первый раз их разлучила разница в положении. Простому генералу, как бы он ни был отважен и талантлив, никогда бы не отдали в жены ту, что воспитывалась во дворце не только как будущая супруга наследника, но и как ценная заложница, обеспечивавшая лояльность отца.

Во второй раз их разлучили посмертные судьбы, оставив им счастье кратких встреч дважды в году. В третий, кто бы из них ни ушел, разлука станет окончательной. Души, утратив самое себя, растворятся в вечном вращении Колеса.

Хао Сюаньшэн ощутил легкое, чуть болезненное покалывание божественной энергии. Почувствовал, как она вливается в него, обжигая изнутри и в то же время заполняя пустоту в сердце, прогоняя идущий из глубин его существа темный холод, ставший за столетия таким привычным.

Голова закружилась от резкого прилива сил. Хао Сюаньшэн попытался отстраниться.

– Благодарю тебя. Но не нужно больше. Не истощай себя.

– Если бы я могла помочь тебе чем-то еще. Помочь по-настоящему…

– Ты мне помогла, – Хао Сюаньшэну не хотелось отпускать Линлинь от себя в эти дни, когда и на благословенных Небесах она не будет избавлена от забот и опасностей.

Сил, что она отдала, ему хватит надолго. Это позволит не искать источники. Не тянуть силы из людей и окружающего мира.

– Береги себя и ты, – он нежно поправил тонкую прядку у ее виска. Драгоценный черный шелк на сияющем белом нефрите…

– Как бы я хотела сказать, что обещаю, – грустно улыбнулась Линлинь.

Но не скажет никогда. Она всегда была очень честна.