Текст книги "Ученик колдуньи (СИ)"

Автор книги: Анастасия Колдарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Считайте это последней волей умирающего, – предложила Гвендолин, послушно продолжив путь.

О последней воле Коган, похоже, не слыхал (интересно, как здесь хоронили: в грязный мешок – и на свалку?), однако снизошел до ответа.

– Он появился здесь совсем мальчишкой несколько лет назад. А откуда у него дар… ну, слухи бродят всякие. Говорят, за колдовство он продал душу.

Понятно. Ничего нового.

От слов Когана Гвендолин совсем не полегчало. Наоборот, стало вдвойне тревожно. Тугой, точно резиновый, комок страха в животе заелозил, добавляя к отвратительному самочувствию очередную порцию дурноты. Здесь все сплетничали, будто Айхе заплатил колдунье собственной душой, но ведь тогда от него должна была остаться лишь пустая оболочка – и ни единого намека на человечность… А Гвендолин помнила его глаза, они принадлежали не мертвецу, не бездушному чудовищу. Впрочем, дьявол забирает добычу только после смерти. Вдруг у Айхе с колдуньей тот же уговор?

Грустные размышления одолевали Гвендолин до просторного фойе, за которым открылась круговая анфилада морских залов, – тут волей-неволей пришлось отвлечься. Под ногами мелькали разноцветные плитки пола, повсюду высились нагромождения настоящих коралловых рифов, тут и там среди редкой мебели извивались ламинарии – их словно колыхало незримое волшебное течение. Высокие стены-аквариумы таинственно светились. В одних среди водорослей рыскали акулы, в других над обглоданным скелетом (настоящим?!) хищно застыли пираньи, в третьих плавали членистоногие твари, похожие на трилобитов. В четвертых ворочались спруты, извивались полосатые морские змеи, шевелили щупальцами вымершие в человеческом мире гигантские аммониты и довольно скромные по размерам зубастые ящеры юрского периода – не иначе как заколдованные, чтобы уместиться в аквариуме. Впечатление создавалось жуткое, особенно когда какая-нибудь морская химера тыкалась в стекло омерзительной мордой, будто замечала Гвендолин, зачарованно вертящую по сторонам головой, и готовилась к смертельному броску.

Интересно, насколько толстые стенки у этих аквариумов? Выдержат ли они, если доисторический ящер, вроде кронозавра, пусть и уменьшенного в размерах, со всей мощи боднет их своей чугунной башкой?

Коган придержал Гвендолин за многострадальный локоть, когда в очередном зале они встретили Кагайю. Колдунья благоговейно замерла перед стеклом, за которым в мутной воде плавала пара отменных страшилищ. Гвендолин даже не стала приглядываться – хватило с нее допотопной экзотики.

Заслышав шаги, ведьма обернулась. Сегодня ее голову венчало внушительное сооружение из волос и черных осьминожьих щупалец.

– Коган? – она перевела взгляд на Гвендолин. – И ты?..

– Всю ночь просидела в гроте, как вы и приказывали, госпожа, – голос Когана сочился подобострастием.

– Что же, Левиафан так и не объявился?

– Видимо, нет, госпожа.

– Понятно.

Невзирая на грозный вид, ведьма казалась чем-то озабоченной. Рядом с ней на низеньком кривоногом столике в клетке с опилками копошились крысы. Она протянула руку.

– Редкостное везение, – рассеянно произнесла Кагайя. – И что ты предлагаешь?

Коган молчал. Гвендолин ждала.

– Отпустить?

Щелкнул замок, дверца клетки отскочила в сторону.

– Превратить в крысенка?

Колдунья запустила руку внутрь и поймала за хвост серого зверька. Тот разразился протестующим писком.

– Скормить Галиотис? – с этими словами она протолкнула его в аквариум прямо сквозь стекло. – Или Тридактне?

Ближайшая гадина метнулась к добыче – только хвост мелькнул в зубастой пасти.

Кагайя отряхнула мокрую руку, потянулась за следующей крысой. А ведь одной из них вполне мог быть Дэнни! От мысли о кузене Гвендолин затрясло.

– Познакомься, это Галиотис, морская гадюка, – ласково произнесла Кагайя, забрасывая в пасть чудищу новую крысу. – Она принадлежит к семейству кровожадных хищников Хаулиодов, обитает на приличной глубине и питается рыбами в два-три раза крупнее ее: вцепляется в морду жертвы своими зубами-саблями и дожидается, пока бьющаяся в агонии жертва не выбьется из сил. А затем заглатывает целиком.

Да она просто больная, догадалась Гвендолин. Упивается собственной жестокостью, разводит отвратительных гадов и наслаждается их обществом. Как же Айхе угораздило поступить к ней в ученики? Неужели, кроме чародейства, он разделяет и эту нездоровую тягу к морским хищникам?

– Одна беда с ней, – продолжила колдунья. – Галиотис агрессивна и глупа до безобразия. Она может напасть и на кита, если тот подвернется, хотя одолеть его, разумеется, не сумеет. Не то что человека.

Прозрачнее намека и не придумаешь. Гвендолин все-таки вгляделась в мутную воду, откуда на нее слепо таращились выпуклые глаза рыбы-гадюки. В длину та достигала полутора метров. Гибкое, похожее на змеиное тело покрывала черная, как смоль, чешуя. Пасть едва смыкалась, из нее выпирали зубы-иглы, особенно эффектно окаймлявшие выдвинутую вперед нижнюю челюсть.

Так вот кем вдохновлялись создатели «Чужого», не к месту подумала Гвендолин.

Мимо неспешно проплыла акула со скрученной спиралью нижней челюстью.

– А это геликоприон по имени Тридактна, – сообщила колдунья. – Питается всем, что движется.

– По-моему, в моем мире она давно вымерла, – пробормотала Гвендолин, – и всякие там – завры тоже.

– Твой мир лишился лучших представителей животного мира. Вместо них его населили люди, – гримаса отвращения испортила красивое лицо Кагайи. – Миллионы и миллиарды людей, которые все лезут и лезут сквозь магический барьер, стремясь загадить и наш Первозданный океан, как загадили свои реки и моря.

– Ну уж динозавры точно передохли раньше, чем мы успели что-то загадить, – не сдержавшись, выступила Гвендолин. – Шестьдесят миллионов лет назад людей и в помине не существовало!

– Это не отменяет того, что вы все – паразиты! – фанатично прошипела Кагайя.

Ну да. А сама она – представитель внеземной цивилизации космических ежиков. Похоже, ассоциации с «Чужим» навеялись недаром.

– Я оберегаю Первозданный океан. Если бы не моя магия, проклятые пришельцы из человеческого мира давно понастроили бы здесь свои смрадные… сооружения, чтобы отравлять воздух, сливать в воду ядовитые отходы и губить все живое!

Так вот откуда росли ноги ее тотальной ненависти к людям!

– Вообще-то, у нас существуют организации по охране природной среды. Гринпис. Королевское Общество Охраны Природы, – сказала Гвендолин. Бояться? Эту чокнутую фанатичку, присвоившую себе мировое господство? Да в любом городе таких пруд пруди – правда, они тихо сидят в смирительных рубашках, ну, или локально беснуются в комнатах, обитых войлоком. И не косят окружающих магией направо и налево. В этом, конечно, главная загвоздка.

– Ваши организации тужатся исправить то, что испоганили другие ваши организации, – зло усмехнулась Кагайя. – И сомневаюсь, что преуспели в своих убогих конвульсиях.

– Зато, невзирая на свои пороки, мы помним о милосердии и любви. И не убиваем любого встречного из бредового опасения, что он плюнет в наш колодец.

Кажется, Гвендолин хватила через край. Это стало очевидно еще до того, как она замолчала. Колдунья вонзила в нее злобный взгляд, сощурилась и вдруг обратилась к Когану, продолжавшему топтаться рядом:

– Убить.

Поначалу Гвендолин не сообразила, что за короткое слово слетело с ведьминых губ. Потом решила, что ослышалась, или же речь шла вовсе не о ней. Однако Кагайя развеяла ее сомнения:

– Выведи из замка на арену и…

«И» осталось без уточнений, потому что в зал, топая, как стадо мамонтов, вбежала Нанну.

– Госпожа, прибыли духи леса! – возвестила она.

– Уже? – встревожилась Кагайя, мигом утратив к Гвендолин интерес. – Но я еще не успела начертить защитные заклинания! Их гостевые покои не готовы! Где они?

– Прогуливаются вдоль каналов. Честно сказать, – Нанну стушевалась, – господа остались крайне недовольны тем, что вместо хозяйки замка их встретила прислуга. Вы ведь помните, насколько они мстительны? Лучше бы незамедлительно отправиться к ним, пока парк не превратился в непролазные дебри, а каналы не заросли болотной тиной.

– Я так и сделаю. Ты! Как там тебя…

– Нанну.

– Закончи тут с крысами. Вон там ещё две клетки, их нужно скормить Галиотис и Тридактне.

Нанну побледнела, но возразить не осмелилась.

– Коган, – ведьма направилась прочь; ее черные одеяния взметнулись, – пришли ко мне Айхе, да поживее.

– Боюсь, это вызовет некоторые затруднения, – залепетал Коган, пускаясь следом.

– О чем ты болтаешь?

– Вы накануне вывихнули ему руки, госпожа, и немного поломали ребра, и… в общем, переборщили с наказанием. Вряд ли он так скоро сумеет вернуться к своим обязанностям.

– Мне плевать, что он там сломал! – рявкнула Кагайя. – Дориан разве не управился за ночь?

– Я ещё не навещал его утром…

– Так навести! Айхе нужен мне немедленно! Духи леса всегда прибывают первыми, за ними не преминут объявиться и остальные, а это проклятая туча гостей. И каждый лупит направо и налево своей хваленой магией, будто целый год сидел на голодном пайке и всего час как сорвался с цепи. Не хватает мне бардака и порушенных стен.

– Хорошо, я схожу в астрономическую башню.

– Уж сделай милость! – под ноги Кагайе вдруг невесть откуда подвернулся лохматый клубок в полосатых колготках, и она пнула его что было силы. Несчастный кыш кубарем прокатился по полу и канул в недра кораллового рифа. – И вытрави, наконец, эту заразу! Ты главный управляющий или барахло? Не будешь работать, я мигом найду замену.

Коган забормотал что-то в ответ, но они с ведьмой уже скрылись из виду, и голоса потонули в синем морском полумраке.

Гвендолин переступила с ноги на ногу и заметила, что Нанну глядит на нее с изумлением. Теперь, наверное, каждый, кто в курсе ночного происшествия, будет столбенеть от неожиданности и приставать с вопросами, вроде: «Как же это ты не умерла?»

Однако Нанну удивила. Прихватив из угла клетки с крысами, она впихнула одну Гвендолин в руки и кивком поманила за собой – совсем в другую сторону.

– Пойдем, пока ведьма не вспомнила о какой-нибудь забытой ритуальной ерунде для встречи гостей и не вернулась.

– Куда? – Гвендолин на нетвердых ногах бросилась за ней.

– Какая разница? Тебе лучше убраться долой с ее глаз.

– Спасибо.

– Мне-то за что? Я слышала, это Айхе отличился.

– А вы помогли мне у ворот.

– Говори потише, – посоветовала Нанну, стреляя глазами по аквариумам, проплывающим мимо. – Здесь даже у аммонитов есть уши. Все доложат хозяйке, не сомневайся. Я уже молчу о ее любимицах, Галиотис и Тридактне: этих опасайся в первую очередь. У них с Кагайей особая связь. Она их выкормила, они для нее, как цепные псы, догонят и порвут любого.

– Разве они могут покидать аквариум? – Гвендолин едва поспевала за Нанну.

– О, ты их сильно недооцениваешь! Когда ведьма пожелает, они всюду ее сопровождают. Отвратительные бестии.

– Ну и мир, – пробормотала Гвендолин. – Рыбы по суше ходят, доисторические ящеры в море плавают. Прямо парк юрского периода. А динозавры у вас есть?

– Кто?

– Ну, такие огромные, зубастые ящеры.

– Драконы, что ли?

– Только без крыльев.

– Может, и есть, я не видела. Нам и Левиафана хватает.

– Значит, огнедышащее библейское чудище, кипятящее воду, – не вымысел. Надо же.

– Не знаю, о чем ты, но настоящие чудища ещё только начинают прибывать в замок.

– Божества и духи?

– Они самые.

– Вот бы хоть одним глазком…

Нанну взглянула на нее удивленно:

– А ты и впрямь необычная.

– Почему?

Нанну пожала плечами.

– И кто это сказал?

– Догадайся.

– Айхе? – робко предположила Гвендолен. Больше некому. Не Коган же будет распинаться. – Так вы его видели? С ним все в порядке? Как он?

– Живой. Дориан поколдовал над ним немного.

– Поколдовал?

– Подлечил. Дориан алхимик и по совместительству целитель. В свободное от астрономии время.

– И я смогу его увидеть? – с надеждой.

– Дориана?

– Айхе!

– Если Кагайя не вынудит его спуститься и помочь с заклинаниями, то сможешь. Мы как раз туда направляемся. Вот только освободим ни в чем не повинных животных, – Нанну поудобнее перехватила клетку с крысами.

– Вы не скормили их рыбам.

– К несчастью. Надеюсь, твари не нажалуются своей хозяйке, а то не сносить мне головы.

Непонятно, говорила она всерьез, или сильно преувеличивала. С одной стороны, жестокость колдуньи зашкаливала, и перспектива получить от нее трепку пугала до икоты. С другой… рыбы нажалуются? Серьезно? Впрочем, не стоило недооценивать замечание Нанну по поводу их особой связи с Кагайей.

Нанну хранила молчание, а Гвендолин не напрашивалась на разговоры, пока они не покинули анфиладу. Вопреки ожиданиям, Нанну направились не вниз, а снова вверх и сделала полный круг по лестнице.

– Сюда, – пригласила она, открывая дверцу в стене и пропуская девочку вперед.

Лицо обдало теплым ветром. Шагнув за порог, Гвендолин неожиданно очутилась в начале узкого каменного мостика с низенькими перилами. Мостик этот тянулся от стены замка к круглой башне, сложенной из грубого камня. Гвендолин задрала голову – башня уходила в небо, и отсюда казалось, будто ее плоская вершина царапала рыхлые облака редкими, похожими на кабаньи клыки зубцами парапета. Кинув взгляд вниз, Гвендолин обнаружила кленовые кроны, а между ними тут и там поблескивали на солнце извилистые ленты каналов и высовывались шпили и конусы, черепичные крыши и игрушечные купола гостевых домиков и часовен. Мостик был не единственным: его братья-близнецы, столь же опасно узкие, изящными дугами перекидывались через пропасть кто выше, кто ниже. От высоты и беззащитности (от края бездны Гвендолин отделяло жалких полметра) закружилась голова, а в животе образовалась противная слабость. Один неловкий шаг – и ты в свободном полете. Справедливости ради стоит отметить, что у мостика наличествовали перила. Подталкиваемая Нанну, Гвендолин попыталась ухватиться за них, но мешала клетка. Крысы в ней, надрывно пища, заметались, нарушая и без того шаткое равновесие.

– Не бойся, – подбодрила Нанну, закрывая за спиной дверь. Ее голос растворился в гуле ветра. – Раз десять туда-обратно сбегаешь и привыкнешь.

– А по-другому никак? – взмолилась Гвендолин, вцепившись в клетку мертвой хваткой, словно та могла помочь. Не хватало духу ступить ни шагу по тонкой ниточке над пустотой.

– А зачем по-другому, если так ближе? – удивилась Нанну. – Да ты трусиха! Вот бы не подумала после всего, что с тобой приключилось! А ну-ка, давай, я первая.

Держа свою клетку, она непринужденно пересекла пропасть и оглянулась.

– Ну? Поторапливайся! Давай шустрее, хоть сидя, хоть лежа. Или предпочитаешь стоять там вечно?

И Гвендолин обреченно поползла вперед, едва отрывая ноги от серого булыжника и борясь с желанием бросить крыс, упасть на живот, обхватить ненадежную опору руками – и не шевелиться в ближайшие сто лет. Промокшая одежда вновь напомнила о себе: суховей мигом выстудил сырую ткань. В носу защекотало. Ой, мамочки, только чихнуть не хватало!

– Нужно тебе подобрать другую одежду, – деловито заметила Нанну, поймав протянутую руку и почти волоком втаскивая Гвендолин на уступ по ту сторону моста. – Как-то ты неважно выглядишь.

Серьезно?!

– Ты не заболела?

Гвендолин тряслась и клацала зубами, к лицу прилил тяжелый, распирающий голову жар. Нанну потрогала ее лоб и нахмурилась

– Я поговорю с Дорианом.

Точно. Здесь ведь живет целый знахарь! Он наварит ей горьких трав, облепит горчичниками с ног до макушки, натрет барсучьим жиром или чем тут еще натирают безнадежно простывших – и назавтра Гвендолин проснется, как новенькая.

– А больных у вас тут, случаем, на кострах не сжигают? С ритуальными плясками под бубен?

Нанну шутку не оценила. Или не расслышала, потому что уже нырнула в низенькую дверцу. Гвендолин протиснулась следом. Не верилось, что кошмарная пропасть осталась позади: десяток метров моста отобрал у Гвендолин десяток лет жизни.

– Дориан гений. – Нанну опустила клетку на пол и открыла дверцу. Крысы кинулись врассыпную. – Это он уговорил Кагайю вернуть мне человеческое обличье.

– Скорее, герой, чем гений, – пробормотала Гвендолин, последовав ее примеру. Оказалось, пустая клетка мешала ничуть не меньше. – Он человек, достойный уважения, если помогает другим бескорыстно.

– Можешь не сомневаться. Идем.

Внутри башня разительно отличалась от замка. Ни тебе королевских покоев, ни музея морского дна. Как говорится, труба пониже, дым пожиже. Тесная спиральная лестница с высоченными ступеньками – того и гляди споткнешься и переломаешь ноги – круто взмывала вверх и почти отвесно ухала вниз. Вместо окон изредка попадались широкие подоконники с бойницами, а потолок буквально царапал голову. Гвендолин карабкалась вверх, согнувшись в три погибели, и волокла за собой клетку, гадая, когда же разрешат от нее избавиться.

– Он вообще странный, – продолжила Нанну. – С тараканами в голове. Знаешь, кто такие тараканы?

– Догадываюсь.

– Но гений, без сомнения. Откуда, как считаешь, берутся анфилады из аквариумов?

Рабы строят, чуть не ляпнула Гвендолин.

– А редчайшие рыбы? А морские гады? Это он изобретает для них ловушки.

Молодец. Но лучше бы занялся чем-то полезным.

– Он изготавливает сложнейшие зелья: изобретает новые и усовершенствует те, что есть. Он предугадывает погоду. Он предупреждает о налетах гарпий: заранее знает, когда те спустятся с гор, и предупреждает об опасности. Он ведет учет всех волшебных амулетов, существующих в мире, и следит за каждым. Предсказывает миграции ками…

– Кого?

Послужной список алхимика впечатлял, хоть и вызывал недоумение. Как, например, можно отслеживать каждый амулет? С помощью GРS-навигатора? Или «жучками»? И что ещё за ками?

– Мы называем так не упокоенные души, призраки. Как правило, они существуют поодиночке: выбирают глубокие ущелья или заброшенные дома, где можно вдоволь постонать и повыть. Многие из них часто шатаются по тем местам, где их настигла смерть. Но время от времени ками сбиваются в целые стаи и устремляются невесть куда. Вреда они не причиняют, только своим появлением вселяют дикую тоску. Если обратишь на них внимание, прилипнут к тебе, будут таскаться следом и ныть.

– Жуть, – пробормотала Гвендолин.

– Поэтому с незнакомыми призраками лучше не заговаривать. Даже о погоде.

– Спасибо за предупреждение.

– Мы почти на месте.

Какое облегчение! От усталости ослабевшая Гвендолин уже едва волоклась по крутой лестнице.

Неожиданно сверху послышался шорох.

– Кто-то идет, посторонись, – предупредила Нанну.

Легко сказать: посторонись! Правое плечо то и дело шваркало о стену, а чуть отодвинешься – стукнешься левым. Нанну распласталась по стене, а Гвендолин не придумала ничего удачнее, чем взобраться с ногами в грязную нишу с бойницей. Она постаралась прикрыться клеткой – вдруг это Коган разыскивает ее, чтобы исполнить приговор колдуньи?

Однако навстречу вдруг спустился Айхе. Выглядел он ужасно: осунувшийся, с воспаленными щеками и ссадинами на скулах. Из-под закатанных рукавов рубашки торчали края повязок, обвивавших локти, расстегнутый ворот не скрывал тугую повязку на ребрах. Он тяжело, хрипло дышал – похоже, движения причиняли мучительную боль. А в запавших глазах застыла угрюмая решимость.

Айхе мрачным кивком поздоровался с Нанну и перестал придерживаться за стены. Глупый, тщеславный мальчишка! Гордость не позволяла ему обнаружить слабость перед свидетелями. Он скорее свернет себе шею, чем распишется в беспомощности. Да ведь это гордыня погнала его, полуживого, что-то доказывать ведьме!

Зла не хватает!

Заметив Гвендолин, притаившуюся на подоконнике бойницы, Айхе вздрогнул и застыл, словно громом пораженный. Острое бледное лицо исказилось от испуга, потом сомнения, недоумения и среди полной мешанины чувств, буквально на долю секунды – от радости. А может, Гвендолин выдала желаемое за действительное.

– Ты… – выдохнул Айхе, не успев совладать с эмоциями. Однако быстро взял себя в руки и нацепил сердитую маску. Уткнулся глазами в ступени и двинулся дальше, крепко стиснув зубы.

– Айхе… – шепнула растерянная Гвендолин. – Как ты?

– О, бесподобно, – буркнул он и отвернулся.

Гвендолин проводила взглядом его напряженную спину, сгорбленные плечи – как он ни старался, боль не позволяла их расправить, – и спутанные волосы на затылке. Меньше всего на свете мальчишка сейчас напоминал вчерашнего дерзкого выскочку, рискнувшего кинуть вызов могущественной ведьме. Скорее, побитого щенка. Высокомерного и озлобленного побитого щенка.

– Пойдем уже, – поторопила Нанну.

– Он же… он на ногах едва держится! – выпалила Гвендолин, спрыгнув на ступени. – А руки!.. А эти повязки!.. Ему нельзя колдовать!

– Догони и удиви его этой новостью, – оборвала Нанну ее трагические излияния. – Уверена, он послушает и непременно вернется!

Сарказм окатил девочку ушатом ледяной воды. Гвендолин вспыхнула от стыда. Ладно. Хватит. Айхе ведет себя, как идиот, и пускай. Ей-то какое дело?

Она шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза рукавом куртки.

Тем временем они достигли последних ступенек. Лестница совершила последний крутой рывок и уперлась в обитую железом деревянную дверь со старомодным кольцом вместо ручки. Нанну толкнула ее плечом. В нос ударила неописуемая смесь запахов: горечь трав, едкая гарь, противные вкрапления химикалий.

Лаборатория?

Гвендолин переступила через порог, обводя почтительным взглядом столы со штативами, пробирками, колбами и вычурными агрегатами, состоявшими из сотен трубочек, спиралек, чашечек и резервуаров, в которых пузырились разноцветные жидкости. Половину обзора закрывали шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и банками – из ближайшей на Гвендолин пусто таращился круглый глаз, а в соседних, как огурцы в маринаде, плавали чьи-то розоватые внутренности. В воздухе пластами висел голубой туман.

– Нанну? – позвал низкий, чуть дребезжащий голос. – Это ты?

– Я, если не ждешь никого другого, – Нанну подмигнула Гвендолин и кивком предложила следовать за ней. – Что за вонищу ты тут развел, а? Опять зелье всемогущества?

– Беспамятства, – буркнул мужчина и вынырнул из тумана.

Гвендолин, приготовившись поздороваться, внезапно подавилась словами. Да они все тут были один краше другого, пронеслось в голове. Сначала Кагайя с ее чудовищными башнями из волос, потом бочонок-Коган в нелепом трико, а теперь этот харизматичный тип!

Первыми почему-то бросились в глаза его необычайно тощие ноги, обтянутые черными брюками: длинные и какие-то острые, изломанные в коленях, точно лапки у кузнечика. Зато плечи у их обладателя были что надо, и бесформенная коричневая хламида, пропыленная, заляпанная зельями, местами прожженная искрами от огня, свисала с них, как с вешалки, и заканчивалась бахромой. Скулы на бледной физиономии несоразмерно выпирали. Вокруг запавших черных глаз образовались темные круги, а волосы густой, длиннющей, до пояса, нечесаной огненно-рыжей копной торчали во все стороны. От вида этой гривы Гвендолин просто онемела.

– Это еще кто? – осведомился Дориан.

– Гвендолин. Надеюсь, Кагайя не вспомнит о ней в ближайшие дни.

– Ну надо же, – алхимик отвернулся и моментально утратил к девочке интерес. До нелепости высоко вскидывая ноги, он зашагал куда-то вглубь лаборатории, стуча каблуками.

– На, засунь это куда-нибудь подальше, – Нанну запихнула обе клетки. – О них ведьме тоже лучше не вспоминать. Ты понял?

– Угу.

– Прибыли духи леса.

– Знаю.

– Порошки для чистки каналов готовы?

– Да.

– А гербицид?

– За третьим стеллажом в железном ведре. Не перепутай с удобрением.

Нанну достала указанное ведро, держа за края осторожно, чтобы не расплескать.

– Мне пора, – она ободряюще улыбнулась и потрепала Гвендолин по плечу. – Дел невпроворот. Ах да, Дориан, у тебя есть лекарство от простуды? Девочке совсем плохо.

Алхимик что-то проворчал. Гвендолин не разобрала ни слова и немного испугалась, потому что Нанну уже нырнула в дверной проем, а переспрашивать у этого эксцентричного и, без сомнения, чокнутого типа было страшно. Потоптавшись на месте и не дождавшись больше ни приглашения, ни указаний, ни приказа проваливать, Гвендолин несмело обогнула несколько пыхтящих, испускающих вонючий цветной дым агрегатов, и неожиданно очутилась по правую руку от алхимика. Тот не обратил на нее ни малейшего внимания, а она в свою очередь получила возможность сколь угодно долго созерцать его профиль. Тот был вполне симпатичный, одна беда – нос вырос на семерых.

Склонившись над доской для нарезки ингредиентов, Дориан с маниакальной педантичностью отщипывал одинаковые чешуйки от гигантской хрустящей синей луковицы. Луковица энергично вносила лепту в какофонию вони.

– Двадцать семь, – бормотал алхимик, – ага… угу… двадцать восемь.

Волосы падали ему на лицо и заслоняли глаза. Как он умудрялся сквозь них видеть?

– Э-э-э, – нерешительно проблеяла Гвендолин и больше уже ничего не добавила, потому что Дориан искоса зыркнул на нее, точно вбил гвоздь промеж глаз.

– Седьмой шкаф справа от двери, вторая полка сверху, одиннадцатая бутылочка слева в первом ряду, – отбарабанил он сухо и вернулся к чешуйкам. – Двадцать девять.

Гвендолин попятилась. Задела локтем какой-то пузырек с красным порошком, тот упал на бок и покатился по столу. Гвендолин, ойкнув, подхватила его и быстро поставила назад, борясь с желанием зажмуриться в ожидании отповеди.

Однако Дориан ее удивил.

– Это ядовитая пыльца, – объяснил он, не отрываясь от дела. – Тридцать два. Не разбей, а то единственный вдох – и поминай, как звали.

– Да, конечно, простите, – пролепетала Гвендолин. – Я нечаянно.

Отсчитав седьмой шкаф справа от двери, она в ужасе уставилась на батареи разнокалиберных сосудов. Глаза разбежались, и Гвендолин бы напрочь позабыла, за чем полезла, если бы сразу не наткнулась на пыльную бутыль с этикеткой на веревке, обмотанной вокруг горлышка. "Перечное зелье", – прочла она, и дальше буквами поменьше: "От насморка, простуды, лихорадки и легочной болезни". Вторая полка сверху заставила ее изрядно попотеть, поскольку роста, чтобы дотянуться до нее, катастрофически не хватало. Встав на цыпочки, Гвендолин изо всех сил старалась не опрокинуть грандиозное сооружение – в конце концов, судя по вековой пыли, оно проторчало на этом месте не меньше сотни лет, и пустить его в расход вместе со всем содержимым было бы непочтительно.

Надписи на многих этикетках выцвели до желтизны, но некоторые еще читались. «Против несчастной любви», «От укуса гарпии», «При переломе конечности», «Для заживления колотых ран» – и так далее, и тому подобное. Целая аптека.

Нужная бутылка наконец соскользнула в ладонь, разорвав в клочья усеянную останками насекомых паутину. Жирный черный паук, спешно ретировался, бросив труды своей паучьей жизни. Гвендолин с отвращением обтерла горлышко бутылки рукавом, взболтала мутное содержимое и поглядела на свет. Внутри всколыхнулась расслоившаяся желтоватая жижа. На дне распухла утопленная муха.

Похоже, лекарство оказалось безнадежно просрочено.

Гвендолин скисла, читая и перечитывая этикетку по десятому разу. С надеждой пробежала глазами по прочим пузырькам на полке, тщетно пытаясь вспомнить продиктованную алхимиком инструкцию. Нет, определенно, именно данный… чудодейственный эликсир обещал принести ей скорейшее выздоровление.

В других обстоятельствах она бы не раздумывая вернула сей плод алхимического производства обратно на полку. Но горло разболелось адски, кости ломило, сердце колотилось как бешеное и единственным непреодолимым желанием было упасть и не шевелиться. У нее наверняка подскочила температура. Как бы не кончилось воспалением легких, шутка ли – полночи в холодном, сыром гроте.

Собравшись с духом, она с громким «чпок» выдернула пробку из бутылочного горлышка. В нос ударил залп столь редкостного зловония, что глаза защипало, а в горле зародились спазмы тошноты.

– Скажите, – взмолилась Гвендолин, робко подходя к Дориану, который закончил отщипывать чешуйки и теперь взвешивал их поштучно на крошечных весах. – Я взяла правильное зелье?

– Угу, – промычал тот. – Ноль и двенадцать. Какой редкий экземпляр!

– А много нудно выпить? Оно так… ужасно пахнет. Мне кажется, зелье просрочено.

Алхимик уставился на нее немигающим взглядом. Выпучил глаза. Плотно сжал губы, опустив уголки вниз – чучело, да и только! Впрочем, не лишенное некоего обаяния.

– Пить? – шевельнул губами. – Это перечное зелье, его ни в коем случае нельзя пить!

– Ой, простите, – Гвендолин покраснела. Действительно, могла бы догадаться: такую вонь только для растираний использовать. – Значит, нужно намазать нос? – это убьет ее.

– Шею, шею, какая ты бестолковая! – простонал Дориан. – Откуда ты вообще свалилась?

– Из человеческого мира, – Гвендолин неловко улыбнулась и, чтобы не обижать алхимика, для которого его зелье, безусловно, много значило, щедро выплеснула жидкость из бутылки себе на ладонь. Усердно потерла шею.

– Как интересно, – в глазах Дориана и вправду зажегся огонек любопытства. Сдув со лба прядку волос, он отложил пинцет, которым придерживал чешуйку, и оперся руками на стол. – А скажи-ка, в вашем мире уже изобрели телескопы?

– Конечно, – удивленно ответила Гвендолин. – Всякие разные.

– Как интригующе! – алхимик всплеснул руками. Его необъятная шевелюра всколыхнулась, глаза исполнились фанатичного блеска. – И что?

– Что – что? – девочка поставила бутылку с зельем на стол и благоразумно отступила на шаг: мало ли, какие мысли бродили в этой оранжевой голове.

– Что в них видно? – нетерпеливо подтолкнул Дориан.

– Звезды, – удивление все возрастало.

Можно подумать, в телескоп должны просматриваться глубины океана!

– Планеты, кометы, – Гвендолин напрягла память: что там еще у нас летает в космосе? – Спутники…

– Хм, – Дориан недоверчиво свел брови к переносице. – А высшие сферы? Крыша мироздания?

– Какая ещё крыша мироздания? – оторопела Гвендолин. Местный гений свихнулся.

– Ту самую, которая накрывает нашу вселенную, – с благоговейной дрожью в голосе произнес Дориан.

А ведь точно, вспомнила Гвендолин, Нанну заикалась об астрономии. Уж не небесный ли купол Дориан имел в виду под крышей мироздания? Тот самый, которым благоговейно восхищались древние ученые, почитавшие за истину гигантскую черепаху, трех слонов, плоский кусок суши и колпак с нарисованными звездами? Может, оттого и его собственная крыша слегка того… поехала?

– В моем мире астрономы смотрят в телескопы, чтобы проникнуть в тайны космоса, – сообщила Гвендолин, вспоминая строки из учебника астрономии. – Открывают новые звезды и галактики, фотографируют их и ищут жизнь на соседних планетах. Говорят, пока безуспешно, но, например, на Марсе нашли останки оледеневших бактерий. Это доказывает, что мы не одиноки в космосе.