Текст книги "Ученик колдуньи (СИ)"

Автор книги: Анастасия Колдарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Ученик колдуньи
Анастасия Колдарева

***

Гвендолин недолюбливала свою тетку Тэххи Брэмнер. Та была высохшей и плоской, как вобла, постоянно носила одно и то же черное платье с воротником под горло, застегнутое на все пуговицы, гремела деревянными бусами и, вдобавок ко всему, нешуточно увлекалась эзотерикой.

У ее сына, избалованного, непутевого мальчишки по имени Дэнни, была рогатка. Крепкая, здоровая, с толстой резинкой, любовно обструганная перочинным ножиком и отполированная уже до сального блеска. От этой рогатки страдали все окрестные коты, собаки, голуби и мыши. Иной раз тычки и подзатыльники перепадали даже Гвендолин – да что там! – она подозревала, что пакостный кузен спал и видел, как бы поприцельнее вмазать ей промеж глаз куском пластилина. В будущем месяце Дэнни должно было исполниться десять – дата до того круглая и солидная, что тетушка Тэххи собиралась раскошелиться на пневматический пистолет. В кого превращается ее «милое сокровище», она предпочитала не замечать, а Гвендолин считала выше своего достоинства ябедничать на мелюзгу. Довольно с него и молчаливого презрения.

Тетя с кузеном жили на окраине города в Крытом проезде – так называлась узкая, кривая улица, вымощенная скользким булыжником. Она уныло взбиралась на одну сторону холма, чтобы сползти с другой, то и дело вихляя. Невысокие дома здесь громоздились друг на друга, сцепляясь между собой, точно паровозы с вагонами, а кое-где даже переваливались вторыми этажами через улицу и врастали в соседей напротив, образуя арки. Угрюмые это были дома: каменные, тяжелые, холодные, провонявшие сыростью и плесенью. На некоторых балконах, правда, розовели чахлые, уже почти ампельные петунии, а кое-где у крылец обнаруживались пестрые коврики с надписью «Добро пожаловать!». Но они погоды не делали.

Каждый визит в дом Брэмнеров оборачивался для Гвендолин сущим адом. Ею овладевала тупая, дремотная скука, и приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не упасть лицом в салат из пресной капусты посреди ужина и не вывихнуть челюсть, выслушивая нудные теткины нравоучения. По собственной воле Гвендолин не приближалась бы к этому дому и на пушечный выстрел. Но мама часто задерживалась в больнице допоздна, не говоря уже о бесконечных ночных дежурствах, а отец месяцами пропадал в командировках.

По мнению Гвендолин, ей давно не требовалась нянька. Она подобрала бы себе увлечение по вкусу, ведь не зря существовал Интернет, и ролики, и куча всякой техники, и подруги… Однако родители не считали подобные занятия достойными их единственной дочери.

«Всемирная паутина растлевает неокрепшую детскую психику», – заявляла мама, выдергивая вилку из розетки: «А катаясь на роликах легко убиться. Вот угодишь под машину – вспомнишь мои слова!»

Что же касается подруг, то они были даже похуже Интернета. Молли Фастгут, например, неодобрительно высказывалась об ужесточенных требованиях к школьной форме и вызывающе укорачивала каждую новую юбку. Кирстен Джонс однажды попалась отцу с сигаретой в руке, и ее мигом исключили из списка тех, с кем Гвендолин было безопасно общаться. А Джастин О'Коннор впал в немилость из-за «чересчур смазливого личика». Одобренные родителями кандидаты в друзья стаивали с горизонта один за другим, и в конце концов в списке осталась лишь дурацкая воображала Нэн Фелпс, первая умница и раскрасавица в классе. Но с ней дружить Гвендолин сама наотрез отказывалась: разве приятно волочиться за той, кто и лицом, и фигурой, и умом (и раздутым самомнением!) превосходит тебя в сотню раз? Нетушки.

Впрочем, мама благоволила ещё к Бобби Виглеру – рыжей прыщавой оглобле в очках с пудовыми линзами. Он, видите ли, хорошо учился и мог бы подтянуть Гвендолин по химии и физике. Бобби, к слову, был вовсе и не против подружиться, только он всякий раз так чудовищно потел от волнения, что Гвендолин скорее провалилась бы сквозь землю, чем села с ним рядом зубрить формулы.

В общем, родители проявляли вопиющее непонимание и никак не желали признавать у подросшей дочери право выбора и свободной воли.

– Праздное шатание по улицам до добра не доводит, – часто повторяла мама, набирая в телефоне номер тети Тэххи, которая приходилась ей свояченицей. – Наступит время, и ты мне ещё спасибо скажешь, милая. Не забудь взять с собой учебники и смену белья, утром поедешь в школу прямо от тетушки.

Так Гвендолин раз за разом и оказывалась в Крытом проезде.

По правде сказать, помимо препротивного братца и смертельной скуки, имелись и другие причины, по которым торчать у Брэмнеров было тошно. Только рассказать о них Гвендолин не отважилась бы ни Молли Фастгут, ни Кирстен Джонс, ни тем более маме.

Дело в том, что в мрачном, сыром доме с пауками, мышами и тараканами ей часто делалось не по себе. Что-то зловещее, утробно-натужное таилось и слышалось в темной пустоте коридоров и комнат.

Однажды в детстве, лет, кажется, в шесть, Гвендолин ошиблась дверью и вместо гостиной заглянула в чулан. Там, в затхлой глубине, на вешалке среди отсыревших пальто и заплесневелых плащей болтался мертвец. Настоящий зеленый мертвец с распухшим языком, свесившимся с почерневших губ! Глядя на него, Гвендолин визжала, наверное, целую вечность, прежде чем прибежала мама и оттащила ее от злополучного чулана. А мертвец все пялился из темноты, и Гвендолин вдруг с ужасом поняла, что это покойный дядя Джеймс! Так значит, ее тетка – настоящая ведьма! Она сжила со свету собственного мужа и спрятала труп в чулане для каких-то гнусных опытов!

Тетушка Тэххи ужасно переполошилась и раскудахталась, как старая клуша. Еще бы! Ее тайна выплыла наружу!..

Однако вместе с мамой они извлекли из пыльной утробы чулана огромную тряпичную куклу, и впрямь одетую в старый костюм дяди Джемса. Кукла воплощала собой апофеоз уродства, и у нее действительно был язык, не умещавшийся в криво пошитом рту. Для чего тетушка хранила в чулане такое чудище, осталось загадкой. Поначалу Гвендолин была уверена, будто ее тетка – все-таки могущественная ведьма, и превращение покойника в куклу ей удалось провернуть при помощи колдовства. Поэтому Гвендолин исправно закатывала истерики при всяком намеке на поездку к Брэмнерам.

Но со временем она успокоилась и взяла себя в руки. Кто-то ведь должен был вывести тетушку на чистую воду? Гвендолин развернула масштабную операцию по разыскиванию улик и компромата: облазила все углы, побывала в дядюшкином кабинете и теткиной спальне (ох и скучища там оказалась!) и даже отважилась снова сунуться в чулан. Но дверь предусмотрительно заперли. А когда тетушка застукала племянницу за попыткой пробраться в погреб, Гвендолин крепко влетело от мамы, которая постаралась уж наверняка выбить дурь из ее головы.

На том история со скелетом в шкафу и закончилась. Поведение Гвендолин списали на детскую впечатлительность (хотя пару раз до нее долетало недовольное ворчание тетки по поводу «дурного воспитания» и «несносного характера»). И все же тот ужас накрепко въелся в память.

И ожил уже гораздо позже, когда Гвендолин исполнилось двенадцать.

Тетушка Тэххи вдруг открыто ударилась в мистику, эзотерику и прочую гороскопно-энергетическую ересь. Жуткий дом постепенно зарос паутиной и наполнился сомнительной ведьминской атрибутикой: хрустальными шарами и картами Таро, коробками рун и стопками книг по астрологии, спиритическими досками и пучками вонючих парафиновых свечей всех расцветок и размеров. На каминной полке в гостиной поселилось чучело летучей мыши, морщинистое и скрюченное, похожее на кучку обугленных спичек. А на окнах повисли парчовые портьеры – только этих пылесборников для пущего антуража и не доставало!

Мама поначалу не воспринимала увлечение родственницы всерьез. По ее словам, сколько уже было этих увлечений!.. Однако с годами тетушкин маразм лишь окреп, и теперь в каждый свой приезд Гвендолин была вынуждена выслушивать занудные лекции о влиянии планет на судьбу. Раздобыв точные данные о рождении племянницы (не иначе как в отместку за историю с куклой), тетя Тэххи обложилась справочниками и астрологическими картами и в рекордный срок состряпала гороскоп, согласно которому Гвендолин умерла в позапрошлом году. Сообразив, что в расчеты вкралась ошибка, она перепроверила список эфемерид, перекроила формулы – и вуаля! – который месяц потчевала племянницу все новыми и новыми подробностями грядущих несчастий и катастроф. Ее послушать, так удивительно, как Гвендолин вообще удалось дотянуть до четырнадцати лет: при таком количестве мрачных пророчеств ей грозило преставиться со дня на день.

В общем, тетушкино увлечение астрологией (а оттуда и до загробной мистики недалеко) и мрачноватые детские воспоминания серьезно отравляли Гвендолин жизнь.

И был ещё парк.

Вторая причина стойкого отвращения к Крытому проезду заключалась в близости Старого парка. Он находился на самой окраине города, всего в паре кварталов от жилища Брэмнеров.

Много лет назад, задолго до рождения Гвендолин, его обнесли кирпичной стеной. Отчего? Почему? Вот бы кто объяснил! Среди школьников легенды бродили одна зловещее другой: судачили об убийстве, о маньяке, о карстовом провале, о разлившихся топких болотах и даже об оборотнях – чего только не насочиняла буйная детская фантазия в ответ на упорное молчание взрослых! Гвендолин подозревала, что правды в этих историях нет ни на грош. Ну откуда в их тихом, мирном городке было взяться сумасшедшему убийце? Тем более что о пропаже людей, сколько она себя помнила, слыхом не слыхивали. Конечно, время от времени кто-то исчезал, но всегда находился: у дальних родственников, или в соседнем графстве, или где-то еще. А мистика у Гвендолин – спасибо тетушке! – уже в печенках застряла. Оборотни и вурдалаки? Поищите другую простофилю.

Ходить в Старый парк детям строго-настрого запрещалось. Разумеется, тайком от родителей туда бегали поголовно все! Гвендолин не стала исключением. Она уже дважды перебиралась через ограждение.

Походы к парку были излюбленным развлечением школьников в праздник Хэллоуина. Чаще всего собирались у кого-нибудь дома и играли «правду или вызов»: по очереди задавали друг другу самые каверзные вопросы, и кто отказывался отвечать или очевидно врал, должен был совершить заранее оговоренное действие.

Ну, Гвендолин ведь не могла признаться, что тайно влюблена в десятиклассника Этана Брауна? На вопрос о влюбленности она с самой честной миной заявила: «Никого!» Но тут вмешалась расчудесная Нэн Фелпс и завизжала: «Врет! Вре-е-ет! Я видела, в ее тетрадке все поля изрисованы розовыми сердечками, и в каждом – Этан! Она уже год сохнет по Брауну!». Кирстен и Молли потупились, и стало ясно, что тайные страсти Гвендолин давным-давно ни для кого не секрет.

Пришлось топать к парку и лезть сквозь узкую дыру в стене. Гвендолин порвала новые колготки, перепачкала юбку и чуть не сломала щиколотку, обнаружив по ту сторону ограды овраг. Поначалу колени и впрямь дрожали от ужаса, со всех сторон окутывала промозглая, сырая мгла, а неподалеку впереди, в тусклом свете карманного фонарика, шевелились на ветру лысые ветви кустов. За спиной как-то глухо и далеко слышалось нервное перешептывание девочек, раздавались хриплые смешки Джастина и ещё пары ребят из старшего класса, а несносная Нэн Фелпс то и дело хихикала. В довершение ко всему рядом зашуршало. У Гвендолин душа стекла в пятки, тело одеревенело, дыхание оборвалось. А вдруг здесь водились волки? Как же ей раньше это не пришло в голову? Она едва не расхохоталась от столь простого объяснения: стену выстроили, чтобы оградить город от волков!

Словно в подтверждение догадки, близко-близко послышалось тоскливое: «У-у-у!». Гвендолин прислушалась – а что ей оставалось? И вот тут разозлилась по-настоящему. Завывание доносилось вовсе не из парковых дебрей, а откуда-то сзади. И принадлежало совсем не волку, а одному из мальчишек.

Злость придала сил и помогла вскарабкаться на стену. Превратив колготки в лохмотья и до крови ободрав колени, Гвендолин приземлилась на асфальт и выхватила из рук ошеломленного Джастина диктофон.

«Ну вы и идиоты!» – заявила она: «Этот хваленый парк ужасов – обычный кусок леса, а вы все – просто сборище трусов! Ну? Кому не слабо, пусть лезет в проем, а я повою».

Самое странное, спустя год, в очередной Хэллоуин история повторилась. Гвендолин изо всех сил старалась отправить за стену препротивную Нэн Фелпс, но та на самые заковыристые и нескромные вопросы отвечала без обиняков. И не уступала в упорстве потопить противницу.

«А правда ли твоя тетка укокошила мужа и припрятала его труп в шкафу?» – ехидно поинтересовалась Нэн, когда настала очередь задавать вопрос.

Гвендолин захотелось стукнуть ее… да вот хотя бы той пылающей на окне тыквой.

«Нет! А ты носила брекеты из-за того, что у тебя с рождения уродливые, кривые зубы?»

«Зубы не бывают кривыми с рождения, что ещё за вздор о зубастых младенцах! Но да, улыбка у меня поначалу была не очень, пришлось ставить скобки. Зато сейчас, в отличие от твоей, она ослепительно прекрасна. А ты действительно облазила весь теткин дом в поисках дядюшкиного трупа?»

Здесь кто-нибудь вполне мог воскликнуть: «Нэн, прекрати!» – и пресечь тем самым поток словесных пощечин. Тем более что Нэн нарушила порядок очереди. Но никому это и в голову не пришло. За перебранкой следили, затаив дыхание.

Историю с куклой знали лишь самые близкие. Кирстен и Молли. Гвендолин прожгла обеих испепеляющим взглядом. Кирстен возмущенно вскинулась, но Молли вцепилась ей в руку и прошипела: «Тихо!»

«Так да или нет?» – наседала Нэн.

И Гвендолин к собственному удивлению ответила:

«Вранье. Я не шарю по чужим домам».

Повисла неловкая тишина.

«Это не считается», – сказала Кирстен: «Вопрос задан не в очередь, а ответ нельзя проверить…»

«Можно», – Нэн повернулась к Джастину: «Скажи им».

«Твой кузен всем вокруг растрепал эту историю, Гвенни…»

«Понятно», – перебила Гвендолин, поднимаясь со стула. Внутри все клокотало от гнева: гадкий, несносный мальчишка!

«Что ж, мне снова лезть за стену. Это уже традиция, не находите? Ничего не поделаешь, раз уж у меня одной хватает смелости прогуляться по парку. И я тебе не Гвенни!»

На сей раз Старый парк приготовил Гвендолин сюрприз. Едва очутившись на дне оврага, она ощутила чей-то прямой, злобный взгляд. Понимайте как хотите, но руку бы дала на отсечение: кто-то пялился на нее из мрака.

Наверное, ребята за стеной тоже почувствовали чужое присутствие: опасность пропитывала воздух по обе стороны ограды.

«Гвенни! Эй, как ты там?» – с тревогой крикнул кто-то из девочек. Кажется, Молли.

Чудесно, хотелось прокричать в ответ, но язык точно прирос к нёбу, а в горле сделалось сухо-пресухо. Ненавидящий взгляд приковывал к месту.

«Вытащите ее оттуда!» – потребовала Кирстен: «Ну? Вы мальчишки или барахло?»

Спустя минуту из дыры в стене свесилась чья-то рука.

«Эй, ты тут?» – хрипло позвал Джастин: «Давай, забирайся назад. Мы решили, что Нэн больше не будет играть. Никогда».

«Вот спасибочки», – фыркнула Гвендолин. Волосы от ужаса стояли дыбом, но она не собиралась показывать, до какой степени напугана. Хотя Джастин, в общем-то, отличный парень, и не такой трус, как остальные. Влюбилась бы в него, да ведь сущее дитя! Даже голос пока так себе.

В тот вечер Гвендолин вернулась домой в компании друзей, только от праздничное настроение испарилось без следа. Душу холодил необъяснимый страх.

С тех пор минуло полгода, и с каждым новым посещением дома Брэмнеров близость Старого парка ощущалась все навязчивее. Там, за трехметровой кирпичной оградой скрывалась тайна. И Гвендолин никак удавалось разобраться, чего ей хочется сильнее: удрать или разгадать секрет?

Случай представился неожиданно, в начале июня.

В тот день, собираясь на ночное дежурство в больницу, мама долго расчесывалась перед зеркалом в прихожей. Подозрительно долго. Словно подыскивала слова и никак не могла решиться сообщить важную, но неприятную новость.

Гвендолин сидела в кресле, перекинув ноги через подлокотник, грызла миндальное печенье и просматривала по диагонали роман о любви вампира и обычной-преобычной школьницы. Кирстен клялась и божилась, будто книга – настоящее сокровище, драгоценная жемчужина в море пошлости. На деле выходила очередная банальная история о том, как не-красавица влюбилась без памяти в умопомрачительного юношу, а тот возьми да и ответь взаимностью. Какая неожиданность! Хрустеть печеньем было увлекательнее, чем наблюдать за героиней, которая по любому поводу «выкатывала глаза».

– Мам, а ты бы хотела поцеловать вампира? – осведомилась Гвендолин, переворачивая страницу и стряхивая крошки на ковер.

– Кого? – донеслось из коридора.

– Вампира. Ну, знаешь, живого мертвеца с холодной твердой кожей и бледными губами.

– Может, сразу и зомби? – мама заглянула в комнату. – Полуразложившегося и вообще без губ? Ты не заболела?

Гвендолин приподняла книгу, демонстрируя обложку, где томный красавец в экстазе обнимал томную красавицу.

– Выкинь это, – посоветовала мама. Она всегда так говорила и без сожаления следовала собственному совету не копить в доме ненужный хлам.

– Не могу, Кирстен дала. Сказала, шедевр.

– В мое время под шедевром подразумевали другое.

– А я вот никак не возьму в толк, что приятного в поцелуях с покойником? Он же совсем… ну, мертвый.

– Прекрати читать ерунду, Гвенни. К выбору увлечений нужно подходить ответственно, иначе неизвестно где окажешься.

– Это просто книга, – Гвендолин потянулась к вазочке за новым печеньем.

– Я подберу тебе другую. Как насчет «Путешествия Нильса с дикими гусями»? Я в детстве ее обожала.

– Мам, мне четырнадцать, а не девять. Ты бы ещё «Красную шапочку» предложила.

– А, да. Конечно. Уже четырнадцать. Ну и что? Хорошие сказки актуальны в любом возрасте.

Гвендолин скривилась:

– Не начинай.

– Скоро у тебя появится возможность выбрать.

– Неужели?

Мама ответила не сразу, и от ее промедления сделалось неспокойно.

– Я договорилась с тетушкой Тэххи: поживешь у нее неделю или две. Нужно покрасить пол в твоей комнате. В любом случае, на дворе июнь, каникулы, и смена обстановки пойдет тебе на пользу.

Из всего сказанного Гвендолин усвоила лишь два слова.

Неделю или две? В кошмарном доме кошмарной тетки рядом с кошмарным парком?!

– Ты шутишь, – печенье застряло в горле.

– Мы уже все обсудили. Тэххи не против твоего приезда. Обещала приготовить комнату, но ты на всякий случай возьми с собой комплект постельного белья, не хочется обременять ее лишней стиркой.

– Неделю? – взвыла Гвендолин. – Две?

– На ремонт потребуется несколько дней, придется вынести из комнаты все вещи, а лишней кровати у нас нет. К тому же, от запаха краски у тебя может начаться головная боль и тошнота.

– Да меня скорее стошнит от теткиного салата из капусты!

– Не ерничай, Тэххи неплохо готовит… иногда. В крайнем случае, будешь ужинать в кафе, я оставлю немного денег. Только не трать на мороженое и билеты в кино.

– Там же пауки размером с кулак!

– Где, в кино?..

– И Дэнни! – взвизгнула Гвендолин.

– Знаешь, давно пора наладить с братом отношения.

– Ты издеваешься? Он подкидывает дохлых мышей мне в тапки и заливает книги цветными чернилами!

– Будешь брать книги из личной библиотеки тетушки, у нее отличная подборка классической литературы. А Дэнни просто не знает, как привлечь внимание. Ты ведешь себя с ним высокомерно и пренебрежительно.

– Он мелкий и дефективный. Он кошек из рогатки отстреливает!

– Тогда есть повод поговорить с ним и убедить больше так не поступать. Ты ведь старшая сестра.

Гвендолин скрипнула зубами. Ее распирало от досады: на все-то у мамы находился подходящий довод, все-то она продумала до мелочей.

– Тетушка задушит меня гороскопами, – в отчаянии сообщила Гвендолин замогильным голосом и захлопнула книгу. – Сведет в могилу гаданием на картах Таро и спрячет труп в чулане, а тебе скажет, будто это очередная кукла. Она же ведьма!

– Хватит молоть чепуху, Гвенни.

– Но это правда! Мама, пожалуйста! Я не протяну там и сутки!

– Ты всегда была фантазеркой, но не следует перегибать палку. Тэххи обвешала гостиную пучками сухой травы и безделушками вроде кабаньих клыков, но она и мухи не обидит. У каждого случаются…

– Сдвиги по фазе, – проворчала Гвендолин.

Мама улыбнулась тепло, но как-то виновато, подошла и потрепала ее по голове.

– Будь снисходительна к чужим недостаткам, моя умная, послушная девочка.

– Тебе совсем безразлично, что я умру там от тоски, да? – безнадежно спросила Гвендолин.

Мама обняла ее, поцеловала в макушку и оставила вопрос без ответа.

– Мы с папой наняли бригаду маляров, они придут завтра.

– Завтра? То есть…

– Я бы на твоем месте начала собирать вещи, чтобы ничего не забыть.

– Нечестно, – захныкала Гвендолин. Читать расхотелось, и она с отвращением швырнула книгу на журнальный столик. – Почему я всегда оказываюсь крайней? Можно ведь перетащить мою кровать в вашу комнату, папа все равно вернется из командировки не раньше следующей пятницы. Мы бы отлично провели время вместе, мам. Помнишь, как в детстве?

– С твоей кроватью станет слишком тесно.

– Но это же всего на неделю…

– Гвенни. Мы все решили. Не усложняй.

Гвендолин вскочила с кресла, бросила надкусанное печенье обратно в тарелку.

– Отлично! Ты просто хочешь от меня избавиться.

Она не стала оборачиваться и глядеть в растерянное мамино лицо: пусть помучается угрызениями совести. Поднявшись на второй этаж, Гвендолин с силой захлопнула дверь и в бессильной злости плюхнулась на диван. Ей хотелось плакать, но слезы не подступали, а выжимать их из себя было бы вдвойне обидно.

– Никому я здесь не нужна! – страдала Гвендолин, запихивая в рюкзак несколько смен белья и чистые носки. – Никто меня не любит! Только и ждут, как бы выгнать из дома и… и…

Она повалилась на кровать и глухо завыла в подушку. Мысленный взор рисовал удручающие картины. Проклятая тетка прямо с порога примется выпытывать все об уроках, увлечениях, симпатиях, влюбленностях и так далее и тому подобное. И будет слушать, чопорно поджав губы и вздернув бровь. Ей никогда и ничем не угодишь! Молчишь – значит, скрытничаешь. Начнешь рассказывать – девочке не подобает трещать без умолку. Захочешь почитать – в гостях это невежливо. Поддержишь беседу – нехорошо встревать, когда взрослые разговаривают. И не нужно сидеть с постной миной, ведь никто не умер. Шутить лучше со сверстниками; хотя смех вообще, с причиной или без – это показатель недалекого ума и распущенной натуры. Джинсы? Вершина разврата! Платье с вырезом? Непристойно!

Как она саму себя-то терпела?

«А после ужина я прочитаю тебе новые примечания к твоему гороскопу. У меня выдалась свободная неделька, и теперь я могу с уверенностью объяснить твою склонность к обману и лени, а также некоторые серьезные изъяны характера…»

– Вот уж фигушки, – проворчала Гвендолин, вскинув голову и снимая с лица прилипшую паутину волос. – Надо прихватить с собой плейер, фотоаппарат и кучу одежды для прогулок по городу. И позвонить Кирстен, пусть подкинет ещё десяток своих идиотских книжек.

Мысль о прогулках принесла облегчение и даже воодушевила. В самом деле, никто не требовал безвылазно киснуть дома. Мама обещала снабдить деньгами, так почему бы не потратить их на автобусный проезд до Молли или Кирстен? Вот девочки обрадуются!

Так или иначе, Гвендолин заканчивала сборы в отличном настроении. Ей предстояло разработать план ежедневных побегов из тетушкиного дома, а это было увлекательнее, чем валяться в кресле с глупой книжкой.

– Милая, поторопись, у меня дежурство! – мама нетерпеливо постучала ладонью по двери комнаты.

– Иду.

Закинув на плечо рюкзак и прихватив с собой джинсовую куртку, Гвендолин толкнула плечом дверь и вышла в коридор.

Мама окинула ее придирчивым взглядом:

– У тебя нет другой юбки?

– Грязная, – не моргнув глазом, соврала Гвендолин. – Все грязные.

– Но эта слишком…

– Короткая? – с вызовом.

– Домашняя, – в мамином голосе прозвучал мягкий укор, и стало понятно: действительно слишком короткая.

В ушах так и слышалась трескучая теткина отповедь, обличающая легкомыслие нынешней молодежи. Гвендолин с трудом удержалась от ехидной усмешки.

– Но ведь я и буду дома, или как?

Мама с сомнением пожала плечами и кивком указала на дверь. В руке у нее звякнули ключи.

– Отвезу тебя на машине.

– Спасибо.

– Зубную щетку взяла?

– Угу.

– Постельное белье не забыла?

– Нет. – Больно много радости спать на плесневелых теткиных простынях.

Дорога протекла в молчании. Мама, наверное, решила, что Гвендолин дуется, и больше не приставала с расспросами. Не так-то просто следить за потоком машин и выяснять отношения с дочерью. Но Гвендолин не сердилась: в голове вызревал план по обезвреживанию кузена. У того, без сомнения, уже был заготовлен боевой арсенал из пластилина, дохлых мышей и цветных чернил, но на сей раз Гвендолин не собиралась спускать дело на тормозах. Война, значит, война. Гаденыша давно пора проучить.

К тому моменту, как машина притормозила у обочины возле поворота в Крытый проезд, Гвендолин почти придумала способ установки кувшина с водой на верхнем торце двери – на случай, если Дэнни сунется к ней ночью, чтобы подкинуть очередную убитую животину.

– Веди себя хорошо, – попросила мама, словно прочла мысли.

– Ладно, – Гвендолин сделалось совестно. Но лишь на минуту, пока не выбралась из машины. Когда мамин автомобиль зашуршал по асфальту и скрылся из виду, писклявый голосок совести надорвался и издох.

Мрачно вздыхая, Гвендолин потопталась на тротуаре, оттягивая миг, когда придется углубляться в неприветливый серый переулок с мусорными бачками. До Крытого проезда на машине не добраться – слишком там криво и тесно.

Заходящее солнце уже раскрасило облака в сотню розовых оттенков. Рассевшись на покатых крышах вдоль водосточных желобов, курлыкали голуби. Гвендолин шугнула ворону, громко долбившую крышку мусорного бачка, и вышла на Кленовую улицу. Сотня метров неторопливым шагом вдоль аккуратных газонов, другой переулок – и мир вокруг словно выцвел. Она очутилась в тисках Крытого проезда. Подошвы туфель заскользили по гладкому, неровному булыжнику, утрамбовавшему улицу от края до края. Слева вдали мелькнуло единственное цветное пятно – кусочек кирпичной стены Старого парка, – однако от этих красок тянуло убраться подальше.

Дом Брэмнеров приближался, и боевой запал у Гвендолин сдувался, словно воздушный шарик. На пороге, перед скучной серой дверью от него осталась одна жалкая резиновая тряпочка.

Тетушка Тэххи открыла быстрее, чем Гвендолин собралась с духом.

– А, прибыла наконец, – буркнула она вместо приветствия и улыбнулась одними губами, коротко и сухо. – Ужин стынет.

– Добрый вечер. – Гвендолин ведь знала, что ее ожидает. Не стоило унывать раньше, чем для этого появится сотня настоящих поводов. – Мама передавала привет. О, какой замечательный воротничок!

Грубая лесть иногда помогала умилостивить тетку на минуту или две – ровно столько требовалось, чтобы скинуть туфли и взбежать по крутой лестнице на второй этаж. Однако сейчас Тэххи комплимент не оценила.

– Отнеси вещи в комнату – в самом конце, слева у окна, – вымой руки и спускайся к ужину. Будешь копаться – разогревать не стану.

Гвендолин пожала плечами и протиснулась к ступеням, утекающим в темноту второго этажа. Доски под ней натужно заскрипели.

– Туфли сними! – крикнула тетка вдогонку. – Ты испачкаешь мне ковер!

Под ковром подразумевалась вытертая дорожка, потерявшая и цвет и узор где-то в глубине веков. Глядя на нее, Гвендолин лишь фыркнула, а перед дверью комнаты старательно вытерла об ее край подошвы.

– Теперь не испачкаю, – мстительно улыбнулась она.

На первый взгляд, в отведенной для проживания комнатке было прилично. Стол, кровать, маленький шкафчик и торшер в углу. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что заботливая тетушка в уборке ограничилась лишь тем, что смела (ведьминской метлой?) клубы жирной пыли с пола, да водрузила на подоконник горшок с подсохшим фикусом. На полу сохранились следы щетки и теткиных тапок.

– Бедняга, – Гвендолин стерла пыль с фикусного листа. – Я-то скоро уеду, а ты совсем зачахнешь. Надо будет тебя полить.

Прежде чем выйти обратно в коридор, она обернулась и вновь посмотрела на цветок.

– А вдруг ты тоже – чья-то загубленная душа? Как в мультике про русалочку. Правда ведь моя тетка – ведьма?

Фикус не ответил.

– Ничего, я все выясню и расколдую тебя, дружок.

Ужин затянулся минут на сорок. Гвендолин из вежливости поковыряла сырный салат и жесткую отбивную. Затем на нее вылился ушат замечаний по поводу плохих манер («Не вытирай рот пальцами!»), никчемного воспитания («Нужно съедать всю порцию целиком!») и короткой юбки («У тебя не такие уж стройные ноги, чтобы их демонстрировать!»), и вежливость куда-то испарилась.

В довершение ко всему, когда Тэххи отвернулась, Дэнни стрельнул в сестру вишневой косточкой из пудинга и больно угодил в глаз. Гвендолин взвизгнула, перегнулась через стол и дернула его за вихор прежде, чем успела одуматься. Дэнни поднял вой. Тетушка Тэххи, мигом растеряв благообразную чопорность, вцепилась племяннице в волосы – а грива у той была что надо, таскай – не хочу! Силы в сухой, костлявой тетке оказалось не на одну ломовую лошадь, и спустя миг Гвендолин очутилась в коридоре. Здесь тетка кое-как выдернула пятерню из запутавшихся волос. Пара здоровенных перстней предсказуемо застряла, но Гвендолин было не до них – глаз болел и не открывался.

– Марш к себе в комнату, ты, наглая, драчливая девчонка! – прошипела Тэххи, пихая ее к лестнице. – Я тебя отучу обижать малышей!

– Отстаньте! – выкрикнула Гвендолин. – Пустите!

– И не показывайся мне на глаза!

– Да я с удовольствием уйду хоть сейчас! Я папе позвоню, и он вас всех…

– Что ты сказала? А ну повтори! – крепкий тычок под ребра.

– Ай! Уберите руки!

– Ну ничего, я тебе привью хорошие манеры, ты у меня по струнке ходить будешь, пигалица!

– Порчу ещё наведи, ведьма!

Под ногами наконец замелькали ступеньки.

Тетка все сыпала описаниями грядущих кар, до Гвендолин долетали такие цветистые фразы, каких она отродясь не слыхивала. По щекам наконец покатились слезы, а подбитый глаз жгло и резало.

Весело же началось ее пребывание в гостях! Что мама скажет? Противная тетушка наверняка наябедничает, да ещё стократ приукрасит.

По правде сказать, Гвендолин стыдилась своего поступка. Стукнуть мальчишку прямо на глазах у тетки – это же надо умудриться! Как она не сдержалась? Теперь бед не оберешься. Тэххи съест ее живьем, Дэнни всей школе растрезвонит… И про порчу она зря заикнулась. Вдруг тетка и впрямь колдунья – тут же весь дом в оккультных побрякушках!