Текст книги " Женщина не моих снов (СИ)"

Автор книги: Анастасия Эльберг

– Это всего лишь спектакль…

– Сегодня ты опаздываешь в театр, завтра – на свидание, послезавтра – на работу или же на деловую встречу. Не надевай эти туфли. Ты не умеешь ходить на каблуках.

 
Я вздохнула и открыла шкаф в поисках более подходящей обуви.
Мы с Шели были ярким примером того, что безнадежные оптимисты и слепцы именуют «лучшими подругами». В женскую дружбу я не верила, да и мы с Шели были слишком разными для того, чтобы дружить. Я – совершенно обычный помощник адвоката, человек без амбиций и честолюбивых планов на будущее. Шели – финансовый аналитик одной из нью-йоркских бирж, владелица магазина модной одежды, акционер фирмы, производящей эту самую одежду, честолюбивая феминистка. Вряд ли такие разные люди способны на то, чтобы дружить, не опошляя отношения той самой завистью, на которую способны только лишь женщины.
Шели жалела меня и иногда давала мне деньги. Я от денег не отказывалась и никогда их не возвращала по одной простой причине – у меня их не было. Шели выбирала мне обувь, косметику, одежду, духи, спортивные залы и мужчин. Я одобряла ее выбор. Нам обеим было комфортно.
 

– Представляешь, – снова заговорила Шели, – этот продавец из магазина решил за мной приударить.

– Ты же говорила, что он гей? – удивилась я.

 
Шели раздосадованно тряхнула головой.
 

– Я ошиблась. Мадена, я не ошибаюсь только в цифрах. Во всем остальном я – простая смертная.

Всю дорогу Шели, не умолкая, рассказывала о том, как мнимый гей пытается за ней ухаживать.

– Он дарит мне ужасные розы. Белое золото. И фальшивые бриллианты! – Она всплеснула руками, на миг оторвавшись от дороги, и я всерьез испугалась, что ее новенькая «тойота» спикирует в кювет (за два года она разбила три машины). – Ты представляешь? Мне! Женщине, халат которой стоит в десять раз больше, чем его лучший костюм!

… Шели закончила рассказ, когда мы сидели на одной из скамеек в парке рядом с театром. Закончила в довольно-таки неожиданном для нее ключе.

– Но при всем при этом… он очень милый парень. Правда, немного нагловатый. Из тех, кто говорит вместо «женщина» «баба».

 
И тут мы обе услышали:
 

– Иган, может, мы не будем говорить о бабах? Это меня раздражает.

Чуть поодаль беседовали двое приятелей. Один из них, высокий шатен, стоял, прислонившись спиной к фонарю, и курил, поглядывая на собеседника. На нем была зеленая шелковая рубашка, черные брюки и до блеска начищенные классические туфли. Резкие черты лица и чуть смугловатая кожа делали его похожим на дитя страсти славянки и восточного мужчины (или наоборот?). Прошлое у молодого человека было спортивное – об этом говорили не только фигура и осанка, но и резковато-волевые жесты, на которые он не скупился. Незнакомец был идеально выбрит и аккуратно пострижен по современной моде. На его запястье поблескивали новенькие «Casio», и дорогие запонки удачно дополняли картину. Он улыбался улыбкой человека, который является хозяином своей жизни. Немного надменной и нагловатой, если не сказать высокомерной, но теплой и искренней. Шатен относился к разряду тех мужчин, в которых женщины влюбляются быстро и надолго, даже иногда взаимно, но взаимность эта заканчивалась через пару недель.

Его друг являл собой полную противоположность. Это был мужчина средних лет с бледным и невыразительным лицом. Он сидел на скамейке, слегка ссутулившись, и смотрел на шатена снизу вверх. У мужчины были светлые волосы почти до плеч, уложенные наспех, и как минимум двухдневная щетина. Простенький серый костюм только добавлял ему невзрачности. Вид у блондина был усталый и печальный. Присмотревшись, я поняла, что они почти ровесники, но вселенская печаль на лице у «безутешного» делала его похожим на старика. Блондин был мужчиной, которых Шели называла мужчинами моего круга.

– Модник и «белый воротничок», – проговорила Шели, разглядывая шатена. – Ну и хлыщ.

– Хорошая туалетная вода , – попыталась разрядить обстановку я.

– «Барберри». Угадай, чья. С одной попытки. Помолчи, Мадена. Я хочу послушать.

Шатен достал пачку «Парламента» и «зиппо» – разумеется, дорогую, как и полагается тем мужчинам, которые пользуются «Барберри».

– Поговорим о бабах в другой раз, – сказал он своему другу таким тоном, будто хотел его утешить.

– Последите за языком, мистер! – довольно-таки резко бросила ему Шели.

Шатен повернулся к нам. У него были каре-зеленые глаза и длинные пушистые ресницы, которым позавидовала бы любая женщина.

– Это вы мне, мисс? – удивился он.

– Разумеется, вам. Вы говорите про баб или кто-то другой?

– Во-первых, про баб тут никто не говорил. Напротив, я сказал своему другу, что эта тема меня раздражает. Во-вторых, слова «последи за языком» я слышал только от своего отца. А вы не очень похожим на моего отца Я уже не говорю о том, что подслушивать чужие разговоры – это дурной тон. Вас плохо воспитали.

– Вас тоже. Вы шовинист!

Слова, которые, наверное, любой мужчина счел бы оскорбительными, шатен воспринял иначе. Он улыбнулся, показав отличные белые зубы (вероятно, они достались ему вместе с восточным чертами лица и смугловатым оттенком кожи), закинул голову и расхохотался. Смеялся он так заразительно, что его депрессивный друг тоже не удержался от улыбки. Улыбнулась и я. Единственным человеком, который не улыбался, была Шели.

– Я сказала что-то смешное, мистер? – спросила она ледяным тоном

– Да. Назвали меня… – Он опять улыбнулся, но на этот раз сдержал смех. – Шовинистом. Ох, я давно так не смеялся. Нет, я не шовинист. К счастью или к сожалению. А вот у вас взгляды определенно феминистические.

– А что вы имеете против феминисток? – спросила Шели с вызовом.

 
Шатен присел на скамейку рядом со своим другом.
 

– Глупо, – изрек он.

 
Шели злобно вытянула шею.
 

– Глупо? – переспросила она с плохо скрываемым раздражением.

– Конечно, глупо, – кивнул шатен. – Начнем с того, что это фанатизм. А я не люблю фанатизма. Теперь вот что. Феминизм изжил себя. Разумеется, раньше в нем была потребность. Скольких великих женщин мы бы лишились! Маргарет Тэтчер, Индира Ганди, Гольда Меир… список можно продолжать. Но в современном мире, мисс, вы добились того, чего хотели. Ваши права уже никто не ущемляет. Женщина-профессор. Женщина-инженер. Женщина-солдат. В наши дни феминизм преследует только одну цель – унизить мужчину и тем самым продемонстрировать, что женщина на порядок выше, чем он. Посмотрите правде в глаза, мисс. Мы не можем быть равными. Нас создали для разных целей. И вместо того, чтобы продолжать эту феминистическо-шовинистическую грызню, нам следует объединиться и тем самым попытаться сделать этот мир лучше…

 
Шели театрально зааплодировала.
 

– Браво, браво. Отличная речь. Она достойна того, чтобы ее цитировали. Вы служили в армии?

 
Шатен, как мне показалось, смутился.
 

– Нет, мисс, но…

– Оно и видно.

– Я не служил в армии, но лишь потому, что избрал для себя другой путь. Я решил посвятить свою жизнь науке. Армия – это здорово, но меня не устраивает система. Я не признаю жестких рамок. Для меня важна свобода.

– То есть, вы хотите сказать, что женщины любят подчиняться, и именно поэтому они хотят служить в армии?

Шели лезла в бутылку, и шатен это понимал. Он тяжело вздохнул и провел ладонью по волосам.

– Ох, и далась вам эта армия, мисс. Хорошо, считайте меня шовинистом, но я уверен, что женщине в армии не место. Мы можем переложить заботу о безопасности страны на плечи мужчин. А женщинам следует заниматься чем-то другим. Например, готовить. Знаете, у меня есть дом, но в плане денег я человек очень бережливый, и экономку нанимать не стал. Я готовлю сам и самостоятельно делаю уборку. Но иногда так хочется вернуться домой и найти на столе горячий ужин, приготовленный любимой… – Шатен посмотрел на Шели и запнулся. – Ладно, ладно, мисс. Только не злитесь, хорошо? Есть мужчины, которые готовят в сто раз лучше женщин. И делают уборку в миллион раз тщательнее. Но есть вещи, которые мы не можем делать. Например, дать жизнь маленькому существу… – На лице шатена появилось мечтательное выражение. – Что может быть чудеснее возможности подарить жизнь? Если бы я мог…

– Не могли бы, – оборвала его Шели. – У вас слишком низкий болевой порог.

 
Мечтательное выражение на лице шатена моментально сменилось холодным.
 

– О да, – произнес он немного высокомерно. – Именно поэтому вы решили немного потренировать нас. Только вот боль по какой-то непонятной мне причине не физическая, а душевная. И вообще, мисс, чего вы ко мне прицепились? Из—за баб? Баба-баба-баба! – сказал он тоном капризного и упрямого ребенка, которому строго-настрого запретили говорить плохое слово. – Вот, довольны? А теперь отстаньте от меня вместе со своей феминистической придурью! И без вас тошно.

 
И шатен демонстративно повернулся к нам спиной.
 

– Извинись, – шепнула я.

– Еще чего!

– Ты разве не понимаешь, что виновата?

Шели задумчиво кусала губы. Ей пришлось бы сделать над собой усилие, чтобы это сказать.

– Да ладно вам, мистер. Извините, если я вас задела.

– Да ладно вам, мисс. Слов обратно не возьмешь.

– Вам тоже следует извиниться.

– И не подумаю! – буркнул шатен. – И, если вы не заметили, я вас не простил. И не собираюсь.

 
Шели всплеснула руками.
 

– Да как вы только смеете! Кто вы? И кто я?!

– Я – востоковед-арабист. Учился в Гарвардском университете. На данный момент я занимаю пост заместителя руководителя отдела арабских СМИ в одной из известных научных газет. Хотя не думаю, что вас это интересует.

– Надо же. – В голосе Шели послышался сарказм. – Не думала, что такие слюнтяи учатся в Гарварде. Держу пари, диплом у вас посредственный. Вы любили заглядывать под юбки, а не в книги.

– Если вы разозлите меня, мисс, то вам придется плохо, – предупредил Шели собеседник с таким серьезным лицом, что она поморщилась. – А диплом у меня отличный. Кроме разговорного арабского. – Он нахмурился. – Чертов Хомейни. Я чувствовал, что от него ничего хорошего ждать не стоит.

– Да, у меня тоже был такой преподаватель, – ляпнула Шели. – Ужасно строгий. Но зато справедливый. Думаю, вы заслужили такой оценки.

 
Шатен стал еще печальнее.
 

– Аятолла Хомейни, – вздохнул он. – Иран. Исламская революция. 1979 год. Учите историю, мисс.

– Ненавижу историю. Я финансовый аналитик. И работаю на бирже.

– Не перевариваю цифры. «По результатам сегодняшних банковских торгов…» Вот объясните мне, глупому, что такой красивой, сексуальной, умной и знающей себе цену женщине делать на бирже? У вас должна быть другая профессия. Гораздо более романтическая… а, знаю! Стюардесса!

Шели покраснела, как помидор. Шатен победоносно улыбнулся – он сделал верный ход.

– Я люблю цифры, – ответила Шели. – Мне нравится логика.

Шатен поднялся, прошелся перед нами, после чего остановился и пару раз качнулся на каблуках.

– В истории маловато и того, и другого, – задумчиво изрек он. – И все же я считаю, что каждый должен обладать минимальными знаниями в этой области. Мой отец – историк, доктор исторических наук. О, у него в голове целая энциклопедия! Я бы продал душу Дьяволу за то, чтобы знать хотя бы половину… Но я нерадивый ученик. Я не могу учить то, что мне неинтересно. Древнейшая история, к примеру. Кому нужны все эти палки-копалки? Отец всегда ругал меня за такую избирательность.

– Интересно, как это – посвятить всю жизнь науке? – задала вопрос я.

– Полагаю, это чудесно. Я мечтаю об этом. Итак, вернемся к истории. Ее надо знать. Хотя бы потому, что иногда, анализируя прошлое, мы можем избежать ошибок в настоящем. Например, война в Ираке. Эта бессмысленная борьба за нефть. Нефть когда-нибудь закончится. Даже на Ближнем Востоке. А человеческие жизни никто не вернет.

– Вы говорите серьезные вещи, – заметила Шели. – Вы не боитесь своих слов?

 
Шатен пожал плечами.
 

– Я не политик, мисс. Я ученый. А в науке трусливых людей нет.

– Вы очень милый молодой человек, – переменила тему Шели. – Я бы не отказалась познакомиться с вами поближе.

– Думаю, не стоит, мисс, – покачал головой шатен. – В детстве меня укусила змея. И с тех пор я побаиваюсь этих существ.

 
Он и его друг прыснули со смеху.
Прежде чем Шели успела отреагировать, они направились ко входу в театр.
 
 
Глава 2 (Брайан)
Я сидел на одной из скамеек парка и кормил птиц остатками пирожного. Птицы были голодны. Они так яростно набрасывались на еду, будто не видели ничего съестного по меньшей мере неделю.
Стемнело, и теперь фонари светили ярче, чем полтора часа назад. По парку прогуливались подвыпившие парочки. Иногда они останавливались возле фонарей для того, чтобы обняться, после чего продолжали свой путь. Один раз мимо меня степенно прошествовала пожилая пара в сопровождении двух крошечных собачек. В общем, сегодня в парке было мало одиноких людей. И только я сидел тут и размышлял о жизни.
Спектакль был ужасен. Я пошел на него только потому, что меня уговорил Иган.
 

– Лучше приобщиться к высокому, чем сидеть дома и пить в одиночестве, – заявил мне он.

На душе у меня было гадко уже больше недели. Я пытался отвлечься, работать, но у меня ничего не получалось, все валилось из рук. Наконец, я решил взять недельный отпуск. С момента его начала прошло три дня, но я уже мечтал вернуться к работе. У меня было слишком много времени. Для того, чтобы спать, для того, чтобы бездельничать, и для того, чтобы думать о женщине. О бывшей женщине, если говорить точнее. Разумеется, я ее не любил. Я не верю в то, что можно полюбить человека за пару месяцев. Но по я искренне верил в то, что эта женщина мне верна, и ошибался.

Если бы я был женщиной, то ел бы шоколад и смотрел бы слезливые мелодрамы. Но женщиной я не был, сладостей не ел, хоть и любил, а к дурацкому ящику испытывал неприязнь, которую испытывает вампир при мысли о чесноке. Поэтому я спал по двенадцать часов в сутки, пил по утрам и медитировал по вечерам. Обида трансформировалась в грусть, а потом – в апатию. В состояние равнодушия ко всему, в котором я находился до сих пор.

Я скормил птицам все крошки и достал из кармана вещь, которая сопровождала меня целую неделю. Это был небольшой шар – брелок желтого цвета, сделанный из мягкого материала. «Приятель» – так гласила надпись темными чернилами на шнурке, который соединял брелок с колечком для ключей.

Приятеля я приобрел в супермаркете. Я отношусь к тем людям, которые иногда очень глубоко погружаются в свои мысли и забывают обо всем. В такие моменты я, человек ответственный, собранный и внимательный, будто по мановению волшебной палочки превращаюсь в мечтательного рохлю, который может сделать все, что угодно, и забыть об этом.

Незапланированная покупка обнаружилась дома. Я достал его из бумажного пакета, легонько сжал и вспомнил об одном из советов, которые психоаналитики дают своим пациентам. Если вам хочется кого-то убить, купите крошечную вещицу и носите ее в кармане. Время от времени доставайте ее, щупайте. Пусть ваша агрессия сосредоточится в этой игрушке, и вам станет легче.

Когда я в очередной раз пришел к Синди и обнаружил, что она не одна, моим первым желанием было пересчитать зубы оказавшемуся на моем месте молодому человеку.

– Я умоляю тебя, не причиняй ему вреда, Брайан, – сказала мне Синди.

Я ответил ей, что вряд ли в его жизни может случиться что-то более ужасное, чем знакомство с ней. Молодой человек заявил, что он будет защищать честь дамы до конца. Я сообщил ему, что у этой дамы чести нет с самого рождения, и что он еще в этом убедится. Господин Будущий Рогоносец расфыркался, а господин Бывший Рогоносец молча откланялся – и был таков.

– Извините… можно?

Я вздрогнул от неожиданности. Приятель выскользнул из моих рук и плюхнулся на тротуар.

Напротив меня стояла подруга мисс Истеричной Феминистки. Невысокая девушка с копной темных волос и карими глазами, разрез которых напоминал скорее восточный, чем европейский. Простая для театра одежда – юбка чуть ниже колена, строгая блузка, туфли на невысоком каблуке. Почти никаких украшений – только крошечные серьги и цепочка на шее. Ничего общего со своей подругой она не имела – та умудрилась вырядиться в вульгарное платье предпочитаемой проститутками длины.

Девушка улыбнулась и тут же покраснела. Я взял в руки барсетку и освободил место рядом с собой.

– Садитесь, мисс. Вы меня напугали, знаете? Любите подкрадываться?

– Нет-нет, – покачала головой она. – Прошу прощения.

– Вам тоже наскучил спектакль?

– Мне совсем не понравился. Зато Шели просто в восторге. Вероятно, у меня плохой вкус…

– Только тому, что ничерта не смыслит в искусстве, могла понравиться эта похабщина. Я не считаю себя знатоком, но я видел постановки в тысячу раз лучше.

– Можно огоньку?

Девушка достала тонкую сигарету и, взяв у меня зажигалку, посмотрела мне в глаза.

– Меня зовут Мадена. А вас?

– Брайан. У вас красивое имя. Откуда вы родом?

– Мои родители из Пакистана. Они покинули те места, когда были детьми. А где родился ты?

– В городе, где впервые в мире решили искать нефть.

 
На лице Мадены мелькнуло недоумение.
 

– А… что это за город?

– Неужели не знаешь? Это Питсбург.

 
Она рассмеялась.
 

– Ну и дела! Это чудесный город, там живут мои родственники, и я иногда там бываю. Но про нефть слышу впервые.

 
Мадена наклонилась и подобрала Приятеля.
 

– Это твое, – сказала она.

– Спасибо. – Я повертел брелок в руках. – Знакомься, это Приятель.

– Твой? – спросила Мадена таким жалостливым тоном, будто я рассказал ей про своего невидимого друга.

– Да нет же, – раздраженно ответил я. – Его так зовут. Приятель.

– Можно?

 
Мадена взяла брелок и пару раз сжала его в пальцах.
 

– Здорово, – прокомментировала она. – Я люблю такие штуки. У тебя что-то случилось?

– У меня все в порядке. Наверное.

 
Мадена вгляделась в мое лицо.
 

– Ты странный, – объявила она.

– Через несколько дней я стану таким, каким был. То есть, я, конечно, странный, и стану еще хуже. То есть… не важно.

 
Она расхохоталась. Ее смех напоминал звон колокольчиков.
 

– Знаешь, я хотела извиниться перед тобой за Шели. Она хорошая, просто…

– Хорошая? – ахнул я. – Да она ведьма! Если бы я знал, когда у нее день рождения, то подарил бы метлу!

 
Мадена снова улыбнулась.
 

– Ты плохо ее знаешь

– И я этому несказанно рад. Что у вас общего?

– Ничего, – просто ответила она. – Если честно, иногда мне не очень приятно с ней общаться… но она много делает для меня…

– Делится ядом, чтобы не отравиться самой?

– Помогает выбирать мне одежду, косметику…

 
Я посмотрел на нее, и она отвела глаза.
 

– Ты шутишь, или у тебя комплекс неполноценности?

– С чего ты взял?

– Забудь. Не обижайся, но твоя подруга произвела на меня…. хм. Не очень хорошее впечатление.

 
Она поджала губы.
 

– По крайней мере, у нее нет недостатка в мужчинах. Особенно в таких, как ты.

– Мы только что познакомились, а ты уже меня ненавидишь? Или есть какая-то неизвестная мне причина, по которой ты желаешь мне зла?

 
На лице Мадены не было даже тени улыбки.
 

– А какие тебе нравятся женщины? Такие, как я?

– А если я отвечу «да», ты будешь считать меня лжецом?

– Да. С точно таким же лжецом я рассталась полгода назад. Такие женщины, как я, не нравятся никому.

– Ну, тогда я тебе советую превратиться в твою подругу. Просиживать задницу на бирже и бредить феминизмом. Это тебе, разумеется, добавит тебе и ума, и красоты.

 
Мадена поднялась.
 

– Я, пожалуй, пойду, – сказала мне она. – Ты хам.

– Приятного вечера.

– Тебе все равно? Я могу уйти?

– Конечно. Кто я такой, чтобы тебя задерживать?

 
Она снова опустилась на скамейку.
 

– Ты мне ужасно напоминаешь Игана, – сказал я.

– Иган? Кто это?

– Тот молодой человек, с которым я пришел. Знаешь, я не люблю давать советов, но все же скажу, что тебе не стоит слушать свою подругу. У меня такое ощущение что она не всегда желает тебе добра.

… Спектакль закончился в половину десятого. По реакции публики можно было понять, что я недооценил постановку. Женщины, закатывая глаза, щебетали о великолепных костюмах, а мужчины, будучи менее эмоциональными, обсуждали «глубокую психологичность» и хорошую игру.

– Я думаю заняться драматургией, – сказал я Игану.

– Зачем? – удивленно спросил он.

– Страшно наблюдать за тем, как умирает это искусство.

– Тоже мне, профессионал нашелся, – холодно заметил Иган.

– Кроме того, если все кричат о том, как же спектакль хорош, то на самом деле он ужасен.

– Смотри-ка! Твоя новая знакомая.

 
Я повернул голову и увидел Мадену с ее подругой.
 

– Иган, никогда не указывай на людей пальцем! – упрекнул его я вполголоса.

 
Но уйти незамеченными нам было не суждено.
 

– Вам понравился спектакль? – спросила меня Шели.

– Совершенно бездарная вещь, – ответил я.

– Может, историю вы и знаете, мистер. Но в драматургии ничего не смыслите.

– Его зовут Брайан, – сказала Мадена.

– Ах, вы уже и познакомиться успели? Может, и телефонами обменялись?

 
Я достал блокнот.
 

– Отличная идея. Спасибо, что напомнили. Извини, – обратился я к Мадене, – в последнее время я стал ужасно рассеянным…

Мы обменялись номерами, и Мадена спрятала крошечный сотовый телефон в сумочку.

– Позвоню послезавтра, около четырех, – сказал ей я.

– Вам не кажется, что вы преувеличиваете, мистер? – спросила Шели.

– А почему вы об этом спрашиваете, мисс?

– Потому что вам следует заниматься своими делами. И не дурить голову молоденьким глупым девушкам! Советую вам найти женщину из своего круга.

 
Я убрал блокнот и закрыл «молнию» на барсетке.
 

– Знаете, мисс, вот что я вам скажу. На самом деле, большинство женщин, побывавших в моей постели, были похожи на вас. Никакой зависимости от мужчин, никаких цветов и подарков. Но эти женщины принимали мои подарки. Розы, духи, дорогое белье, бриллианты. Они позволяли платить за себя в ресторане, хотя на платиновую кредитную карточку из моего бумажника у каждой из них приходилось по две или даже по три. Адвокаты, финансовые аналитики, модельеры, певицы, актрисы, писательницы. Вы ведь говорили именно про этих женщин, не так ли? Несчастные люди, которые впадают в депрессию от того, что не могут потратить свои деньги. Иногда мне кажется, что это несправедливо. Есть люди, которые не могут позволить себе есть мясо каждый день, а наши с вами банковские счета всегда радуют глаз. Я обедаю в дорогих ресторанах, одеваюсь в самых дорогих магазинах города, курю хорошие сигареты, пью дорогой коньяк, вожу BMW, сплю на шелковом белье. Хотя что там говорить – у этих женщин денег гораздо больше. У них так много денег, что они порой хотят вернуться в старые добрые времена. Порой и я думаю, что мне не хватает всего этого, хотя у меня нет позы богатого человека. Хочется вернуться в студенческие годы, когда я курил дрянные сигареты и месяцами копил деньги на одежду. Может, это вами и движет, мисс? Хотите, чтобы кто-то принялся дурить вам голову?

 
Шели фыркнула.
 

– Вы наглец и высокомерный позер, – изрекла она.

– По крайней мере, я не вставляю палки в колеса своей подруге. И меня зовут Брайан. Приятно познакомиться. Хотя… не буду лгать. Это некрасиво.

– Все, с меня хватит. Идем, – обратилась Шели к своей подруге. – Мы уходим.

– Я никуда не пойду, – ответила Мадена.

Шели бросила на меня взгляд, который с успехом мог бы ликвидировать все последствия глобального потепления и заново заморозить вечные льды.

– Пойдем, – повторила она.

– А я не пойду. – Мадена повернулась спиной к подруге и посмотрела на меня. – На самом деле, я никогда не ездила в BMW… но очень хотелось бы прокатиться.

– Вот, – обратился я к Игану. – А ты говорил, что лучше ехать на твоей развалюхе. Женщин возят только на BMW. В идеале, конечно, на красных и с открытым верхом. Но на белых можно тоже.

Когда Шели удалилась, шипя от злости, а мы направились к машине, я заговорил снова.

– Предлагаю отметить знакомство и поехать в ресторан. Тут, недалеко. Китайская кухня. Мадена, ты любишь китайскую кухню?

– Никогда не пробовала, – призналась она.

– Кто-то говорил, что не ест на ночь, – заметил Иган.

 
После ухода Шели он заметно оттаял и стал разговорчивее.
 

– Моя ночь начинается в четыре утра. И вообще. Кто-то жаловался, что у него проблемы с желудком?

– Конечно. После ужасного салата, который мне кое-кто приготовил!

– Я предупреждал, что его нельзя есть с майонезом.

 
Мадена взяла нас обоих под руки.
 

– Не ссорьтесь. Давайте поговорим о хорошем.

– Ты знаешь, как возникла китайская кухня? – спросил я.

 
Она безмолвно покачала головой.
 

– Ну, тогда будет чем развлечь тебя по дороге.

 
Глава 3 (Брайан)
Голова не просто болела – она раскалывалась. Конечно, эту боль вряд ли можно было сравнить с приступом мигрени, но я предпочел не открывать глаза: никто не знал, как мой организм отреагирует на дневной свет.
Я лег на спину и замер, прислушиваясь. На подушке примостились кошки. Они дремали, мирно урча, и, видимо, на улицу даже не собирались. Почти бесшумно работал кондиционер. Негромко играло радио. Я открыл было рот – и тут осознал, что не помню имени женщины, которая уснула рядом со мной вчера вечером.
 

– Милая? – вышел я из положения. – Ты уже проснулась? Как ты себя чувствуешь? Может быть, ты хочешь кофе? Ты голодна?

 
Разумеется, мне никто не ответил.
Я сел на кровати и оглядел комнату. Разбросанная одежда (только моя), полная окурков пепельница (больше половины из них – от дамских сигарет, испачканных в помаде), чашка с водой на тумбочке, на полу – бутылка вина и два бокала. И никаких следов ночной гостью. Только запах духов – теперь мои подушки пахли жасмином.
После двадцати минут, проведенных под ледяным душем, я отправился на кухню и выпил рюмку коньяка. В голове немного прояснилось, но желудок нервничал при мысли о еде. Я сварил кофе, присел у стола, закурил и стал восстанавливать в памяти события вчерашнего вечера.
 
 
… Вчера одному из моих коллег исполнилось тридцать. Мы с Рэем были хорошими друзьями, и я сомневался, что могло быть по-другому. Он славился своей щедростью, добродушием и умением расположить к себе кого угодно, и в нашем кругу был известен как большой любитель повеселиться. Рэй жил на широкую ногу и являлся знатоком по части вечеринок, приемов, коктейлей и прочих мероприятий подобного рода.
Его жена, которую он семь лет назад привез из Ирана, девушка из шиитской семьи, быстро переняла его увлечения. Сейчас Надье было тридцать пять, и никто не поверил бы, что когда-то эта яркая и сексуальная женщина со светским манерами настоящей леди ходила позади мужа и боялась открыть лицо. Одним из талантов Рэя был талант портить людей. Или, как он сам это называл, учить их жить правильно.
 
 
… Местом предстоящего торжества был выбран ночной клуб. У входа стояли два благородных визиря – они приветствовали всех по-восточному витиевато. Я поздоровался со знакомыми, беседовавшими на улице, и вошел внутрь.
Помешанный на всем, что касалось восточной культуры, Рэй оформил помещение именно в таком стиле. Низкие столики, персидские ковры, в которых нога утопала почти по щиколотку, кое-где – шелковые подушки, свечи и масляные лампы. Официантки, облаченные в костюмы наложниц, сновали между гостями – они разносили выпивку и арабские сладости.
Хозяин гарема (ах, простите, виновник торжества…) стоял в кругу не знакомых мне людей и что-то рассказывал, увлеченно жестикулируя.
 

– Почему так поздно, Брайан? – упрекнул он меня. – Приди ты на двадцать минут раньше – увидел бы отца.

– Он не остался?

– Ты что, не знаешь папу? Трезвенник и борец за здоровый образ жизни. По крайней мере, хочет казаться таковым. Ну, как тебе? – Он обвел рукой помещение. – Впечатляет?

… Когда мы сели за стол, то ни одного трезвого человека рядом со мной не было. Рэй бросил любоваться подарками и приступил к делу – начал рассказывать истории. Я слышал все истории много раз, и поэтому мне стало скучно. По левую руку от меня сидела светловолосая леди, с отрешенным видом курившая сигарету за сигаретой (видимо, тоже от скуки), по правую – жена Рэя, которая была увлечена разговором с молодым человеком, годившимся ей в сыновья.

Надо сказать, что я не был большим поклонником ночных клубов. Я посещал их разве что в периоды глубокой депрессии, когда мучительно хотелось забыться в компании чужих людей. Или же в такие моменты, как сегодня. Я не мог отказать кому-то из коллег. Тем более, Рэю. Это бы его обидело.

Я не считал ночную жизнь изнанкой будней. Совсем наоборот – в такие моменты люди вели себя естественно, не скованные офисным этикетом, деловыми костюмами и жестким графиком. И было что-то гадкое и отталкивающее в компаниях, передающих по кругу сигарету, в которой явно не было табака, в красивых молодых женщинах, которые вдыхали кокаин через свернутую стодолларовую купюру, в парочках, которые жались в туалетах и темных углах. Я знал, что большинство моих коллег без этой жизни не протянут больше недели. Увы, к ним относился и Рэй. Он ходил по лезвию бритвы, но в том, что рано или поздно он сорвется вниз, сомнений не было.

Пока я размышлял о своем, обстановка изменилась. В помещении, которое и до этого было сумеречным, теперь стало совсем темно – горели только свечи на столах. Мои соседи поменяли свои позиции. Рэй сидел рядом с темноволосой женщиной, которая была одета уж слишком откровенно для своего возраста, а его жена перекочевала к другому столику, и теперь наслаждалась обществом двух молодых людей с лишенными даже намека на интеллект лицами и телами стриптизеров.

– Видал, что отхватила? – спросил Рэй, кивнув в сторону жены. Подобная свобода в их отношениях не являлась секретом ни для кого. Впрочем, как и тот факт, что их любовь с годами становилась только сильнее. – Знакомься. Это Джина, – представил он мне женщину. – Это Брайан. Мой коллега.

Джина с улыбкой кивнула. Ей определенно было за сорок, но пластический хирург постарался на славу.

 
Рэй разлил остатки водки по рюмкам.
 

– Ну, за знакомство, – прокомментировал он.

 
Мы выпили, после чего Джина переключила свое внимание на меня.
 

– Сколько вам лет? – поинтересовалась она.

– Двадцать шесть.

– О, да вы совсем мальчик… – Она снова улыбнулась. – Вы выглядите так, будто вам нет и двадцати трех…

– А вы выглядите не просто отлично, а великолепно, – сказал я, решив не обижаться на «нет и двадцати трех».

 
Джина в очередной раз заулыбалась.
 

– Благодарю вас. Да, в наши дни пластическая хирургия делает чудеса… вы бы дали мне пятьдесят два?

– Нет, – ответил я, шокированный ее заявлением.

– То-то. Желаю вашей жене в мои годы выглядеть так же.

– Спасибо. Но пока что я не женат.

 
Она удивленно распахнула глаза.
 

– Быть такого не может. Но, если вы не женаты, то почему бы вам не уделить немного внимания вашей очаровательной соседке?

Сидевшая слева от меня блондинка улыбнулась. Я улыбнулся в ответ – и вспомнил, что у меня есть важное дело. Я до сих пор не преподнес Рэю подарок.

– Извините, мисс, – сказал я соседке. – Я вернусь через пару мину.