Текст книги " Женщина не моих снов (СИ)"

Автор книги: Анастасия Эльберг

…За все время работы я услышал, по меньшей мере, сотню разных вариантов того, как Агата появилась в нашей организации и чем она занималась до этого. Говорили, что она служила в израильской армии, сотрудничала с иранскими властями, была корреспондентом по арабским делам в Дамаске… Правдой было только одно – все мы знали об Агате очень мало.

Она была невысокой и немного полноватой брюнеткой лет тридцати-тридцати-пяти (выглядела она хорошо, и поэтому определить возраст было проблематично) и темными, почти черными глазами, одна мысль о которых вызывала священный страх у всех сотрудников. Все инстинктивно отводили глаза, так как порой казалось, что она умеет читать мысли.

Свою первую встречу с Агатой я, наверное, запомню на всю жизнь. Когда я вошел в ее офис с папкой в руках, где помимо прочих документов был мой диплом (востоковед-арабист, журналист и дипломат, и всю картину портила только одна оценка «хорошо» – за устный экзамен по арабскому языку) и рекомендация одного из моих профессоров, было восемь утра. Агата пила кофе. Я понял, что пришел не вовремя, и моя уверенность в духе «я все смогу, это моя карьера, мои деньги, самореализация и мое будущее» испарилась в одно мгновение.

– У вас отличный диплом, – прокомментировала Агата, просмотрев документы, и спросила у меня по-арабски: – Расскажите мне об исламской революции, Брайан.

– По-арабски? – уточнил я осторожно.

– Да. По-арабски.

 
И Агата приняла выжидающую позу, скрестив руки на груди.
Я не был суеверным человеком и не верил в приметы. Но закон подлости существует сам по себе, вне зависимости от того, верим мы в него или нет. Иначе чем объяснить тот факт, что на злосчастном экзамене по арабскому мне задали именно этот вопрос, и я получил не свое обычное «отлично», а только «хорошо»? Еще тогда я проклял Хомейни и все, что с ним связано. На родном языке я мог бы часами говорить об иранской революции… но говорить по-арабски я не мог. И причина была элементарной – у меня не было практики.
Агата наблюдала за моими мучениями минут десять, после чего переменила тему, и я довольно-таки живо (уже по-английски) рассказал о западном влиянии в странах Персидского залива.
 

– Хорошо, – подытожила она. – Вы можете идти.

Я покинул офис Агаты в расстроенных чувствах. Кому нужен арабист, который не может связать двух слов по-арабски? Мне было стыдно перед моим профессором, который чуть ли не каждый день называл меня самым талантливым студентом Гарвардского университета и написал для меня отличную рекомендацию. Не то чтобы я упал духом, но воображение мое рисовало мне ужасные картины. Я всю жизнь буду работать официантом или таксистом. А если и буду иметь отношение к арабистике, то ограничусь созданием карикатур, срисованных с наиболее ярких личностей Ближнего Востока. А карикатуры будут публиковаться в какой-нибудь бульварной газетенке. Может, и напишу пару статей. Той же направленности. А что насчет дипломатии… смешно. Я буду применять свои дипломатические таланты для того, чтобы мирить своих не в меру темпераментных соседей Разумеется, денег на нормальную квартиру у меня не будет, и я буду жить в крошечной комнатушке в самом поганом районе Нью-Йорка. К примеру, по соседству с неграми.

Агата позвонила мне около одиннадцати вечера. Я как раз отложил книгу и выключил ночник, подумав о том, что завтра отправлюсь на поиски той самой бульварной газетенки.

– Я не разбудила вас, Брайан? – спросила она чрезвычайно бодрым голосом. – В любом случае, вам придется отвыкать от семи часов сна. У нас плотный график.

…– Садись, – указала на кресло Агата, не отрывая взгляда от экрана компьютера. – Пару секунд. Я кое-что закончу.

Такое начало разговора было для меня более чем привычным. Она приглашала меня сесть и «пару секунд», которые на поверку оказывались четвертью часа, заканчивала печатать электронное письмо. Всегда недолюбливал электронную почту.

– Кури, – снова заговорила Агата. – Только сделай одолжение – не стряхивай пепел на ковер.

 
Она оторвалась от компьютера и повернулась в кресле ко мне.
 

– Ну, что же ты не куришь? Ведь из-за меня ты даже не допил кофе.

– Я допью. Потом, – коротко ответил я.

Агата отдала мне несколько тонких папок. В таких обыкновенно хранились планы статей или материалы для перевода.

– Это следует закончить через месяц, – сказала она и, заметив, что мое лицо вытягивается от удивления, добавила: – Крайний срок – полтора месяца. Не больше.

– Какое… приятное начало недели, – улыбнулся я, пролистывая страницу за страницей.

– Любимая работа должна приносить удовольствие в любой день недели, – заметила Агата и отбила у меня охоту спорить.

…Следующие полтора месяца для меня не существовало ничего, кроме сигарет и кофе. Домашний телефон отвечал: «А не оставить ли тебе сообщение, приятель? Если я не отвечаю, значит, это единственный выход». Сотовый был включен только в рабочее время. Листы в папке стремительно таяли. И, наконец, настал день, когда я (хотя это больше напоминало половину меня) принес Агате статьи.

 
Она бегло просмотрела материал и удовлетворенно кивнула.
 

– Отлично. Можешь отправляться на заслуженный отдых. Кажется, у тебя есть две недели?

– Да, что-то вроде того, – ответил я, мысленно откинув от указанного срока несколько дней. Не стоит торопиться надевать розовые очки. Всегда найдется тот, кто их услужливо снимет.

…Вернувшись домой, я навел символический порядок, выбросил пару пакетов с мусором и подумал, что пора бы восполнить недостающие часы сна. Мысль казалась очень притягательной, но как только я забрался под теплое одеяло и закрыл глаза в надежде расслабиться и не думать о работе, сон улетучился. Это явление знакомо всем, кто злоупотребляет кофе. Я называл его «кофейным флешбеком». Даже тогда, когда ты валишься с ног от усталости, кофеин делает свое дело.

Я спрятал голову в подушки. В такие моменты мне хотелось оказаться в квартире посреди города, полного орущих людей и автомобильных «пробок». Казалось, такие звуки могли бы убаюкать не хуже колыбельной. Я проклинал свое решение купить дом за городом. Потянуло на роскошь? На романтику? Романтик во мне умер уже давно. Хотя я не уверен, что когда-то был романтиком. Мечта исполнилась, только все оказалось не так, как в мечтах. Тут есть тишина и спокойствие. А еще – одиночество, от которого нельзя убежать. Тут лучше жить с женой. А еще лучше – с любимой женой.

 
Любимая жена. Это становится забавным.
Полежав еще пару минут с закрытыми глазами, я немного расслабился, и у меня наконец-то получилось отодвинуть рабочие проблемы на второй план. И мою голову теперь занимали другие мысли – те, от которых работа меня всегда спасала. Теперь у меня было время подумать обо всем – и о Лизе, о о том, что мне скоро тридцать, а мысль о семье до сих пор вызывает нервный смех. Да что там говорить – я был уверен в том, что для семейной жизни не создан. Я слишком любил свою работу, слишком ценил свободу. Даже в те моменты, когда она меня тяготила.
После этой поездки что-то во мне неуловимо изменилось. Я до сих пор был свободным человеком, только чувствовать себя свободным перестал. Человек никогда не сможет разорвать ниточки, которые соединяют прошлое с настоящим. Можно ли в таком случае говорить о свободе? Даже если мы движемся вперед, всегда существует что-то, что не дает нам спокойно жить.
Я поднялся и отправился в ванную, по пути выдернув из розетки телефонный провод. Мне не хотелось никого слышать. Я хотел превратиться в человека-невидимку и замереть между двух миров. Чтобы я не видел никого, и чтобы никто не видел меня.
Отражение в зеркале напоминало труп, больного анорексией, наркомана в ломке, алкоголика с похмельным синдромом, но только не меня. Я сдержал обреченный вздох, смочил волосы холодной водой и побрел на кухню с намерением перекусить.
Испорченные продукты отправились в мусорную корзину, и в холодильнике стало пусто. Я подогрел вчерашнее жаркое, вымыл тарелки и развалился на диване со стопкой полученных по почте счетов.
 
 
…Когда я открыл глаза, в гостиной было темно. Я потянулся, и лежавшие у меня на коленях письма спланировали на пол. Часы показывали семь вечера, хотя у меня было такое ощущение, что за окном раннее утро.
В очередной раз потянувшись, я опять принял позу довольного жизнью человека, но вспомнил, что собирался навестить мадам.
 
 
…Дорожное полотно, во влажном зеркале которого поблескивали звезды, само стелилось под колеса машины. Ночь выдалась спокойной и тихой. В такие минуты в воздухе витало что-то пугающее и романтическое. И мимолетное – ведь ночи, как ни меряй, короче дней – и поэтому такое восхитительное.
Нет ничего лучше, чем осознавать, что ты распоряжаешься своим временем. Я не торопился. Почему бы не подумать о приятном? Или влюбиться, например. Хотя нет. Наверное, лучше не стоит.
 
 
…Мне открыла Ада. Сегодня на ней не было платья, но простой брючный костюм сидел на ей не хуже вечернего туалета.
 

– Что с тобой? – вырвалось у нее.

– Работа, – вздохнул я. – Можно войти?

– Ты ужасно выглядишь! – И она тут же взяла меня за руку, будто испугавшись, что я не смогу самостоятельно подняться по лестнице. – Идем. Я отведу тебя к мадам.

 
Мадам лежала в кровати и читала книгу.
 

– Как тебя угораздило завалиться в такой час? Ты и до этого был невоспитанным, а теперь вообще потерял всякий стыд! – Она отложила книгу и поднялась. – Ты свободна, Ада.

 
Девушка легко кивнула и испарилась.
 

– Зачем ты пожаловал? – спросила меня мадам, присаживаясь у зеркала. – За массажем? За советом? Просто поговорить?

– Ни от чего вышеперечисленного я не откажусь, – заверил ее я. – Но есть еще кое-что. Точнее, кое-кто.

 
Мадам оглядела себя в зеркало и пару раз провела расческой по волосам.
 

– Не уверена, что ты ей сейчас понравишься, гаденыш. Уж больно ты отощал.

– Сегодня я прямо-таки нарываюсь на комплименты!

– Правда, дитя мое – лучший комплимент.

 
…Мадам провела меня в восточное крыло здания.
 

– Зимой тут тепло, – сообщила мне она тоном экскурсовода, не сбавляя шаг.

Меня это не интересовало, но я подумал, что было бы вежливо с моей стороны порадоваться за девушек. Пусть и молча.

 
Мадам остановилась перед одной из дверей и постучала.
 

– Войдите, – раздалось из комнаты.

 
Мы воспользовались приглашением.
Комната напоминала скорее номер отеля, чем квартиру. Впрочем, у каждой девушки было постоянное место жительства в городе, и особых удобств им тут не требовалось. Дорогой ковер смотрелся странновато, но зато покрывала и подушки ручной работы делали обстановку теплой и домашней. Стен в квартире не было, и я невольно улыбнулся, вспоминая студенческие годы.
 

– К тебе гости, милая, – сказала мадам.

Лианна стояла у окна и смотрела вниз. На ней был легкий шелковый халат почти до пят, из-под которого выглядывали мягкие домашние тапочки. Вид у нее был отсутствующий, и гостей она явно не ждала. Мне стало стыдно за неожиданный визит, да еще и в такой час.

– Угости гаденыша чем-нибудь покрепче, – наказала Лианне мадам. – А я не буду вам мешать. Спокойной ночи.

Когда мадам оставила нас, Лианна отвела взгляд от окна, посмотрела на меня и улыбнулась.

– Не ждала? – спросил я коротко.

 
Она покачала головой, по-прежнему глядя мне в глаза.
 

– Нет. Но… я о тебе думала. У тебя что-то случилось?

– Все хорошо. Просто было много работы.

 
Она жестом пригласила меня сесть.
 

– Я поищу спиртное. Но ничего не обещаю. Я не пью, знаешь ли.

– И не куришь. Да, я помню.

Я сел в темно-зеленое кресло и оглядел квартиру. Почему-то первым, что бросилось мне в глаза, было отсутствие телевизора. Вероятно, потому, что и я считал эту вещь лишней. Вместо телевизора у Лианны было радио, большое и старое. На таком я в свое время ловил волну, где играли уже давно вышедшую из моды музыку (и от этого музыка, надо признать, только выигрывала). А еще тут был проигрыватель – такой же старый, как и приемник. Я поднялся и, приблизившись к столу, принялся разглядывать пластинки. Эдит Пиаф. Джо Доссен. Шарль Азнавур. «Deep Purple». «Queen». Классика и джаз. Напротив стола находилась книжная полка, которая была явно мала для того количества книг, которым располагала хозяйка. На книжной полке можно было найти книги на любой вкус – от любовных романов до фантастики. В кресле между подушек прятался детектив Чейза с заложенной между страниц открыткой. На невысоком столике в углу стояли безделушки вроде хрустальных фигурок и свечей. А на подоконнике разместились фотографии в серебряных рамках.

– Представляешь, я нашла целую бутылку бренди, – восхищенно поделилась со мной Лианна.

– Может, ты выпьешь со мной? – поинтересовался я. – Чтобы я не чувствовал себя алкоголиком.

– Вот уж нет. У меня от одного запаха спиртного голова кружится.

Она подошла к приемнику и с завидным упорством, знакомым лишь только тому, кто когда-либо имел дело со старым радио, начала крутить ручку настройки. Радио хрипело, шипело и свистело, но Лианна не отчаивалась, и через несколько минут нашла волну. Не поверите – ту самую.

 
Ди-джей бодрым голосом заканчивал начатую фразу:
 

– … без пробок и аварий. Ну, а сейчас для ночных слушателей звучит группа «Gorky Park». Песенка называется «Незнакомец». Лучше бы нам всем быть осторожнее и обходить стороной незнакомцев. А, впрочем, иногда они становятся нашей судьбой…

– Ой, я очень люблю эту песню! – сказала Лианна.

– Да это же Джим! – воскликнул я. – Ну и ну! Он до сих пор там работает!

– Откуда ты знаешь, что его зовут Джим?

– Было время, я слушал эту волну сутками. Он всегда вот так представляется: «Эммм… ребята, я никого не разбудил? Или же вы решили эту ночь без сна? За рулем? В постели с красавицей? Впрочем не важно, где вы и с кем вы, потому что если с вами старина Джим, то все в порядке, уж будьте уверены». Он ужасно любит слово «впрочем». А еще он всех называет стариками и старушками.

 
Лианна расхохоталась.
 

– Точно!

– Я заметил, что у нас с тобой много общего. Музыка, книги.

 
Лианна легко повела плечами.
 

– Да, наверное. Знаешь, я о тебе думала. О том, что ты мне тогда сказал. Про поцелуй с незнакомым мужчиной.

– И какие ты сделала выводы?

– Что я ни капельки не жалею. Я бы просто так тебя не поцеловала. А ты обо мне думал?

– Я? Да….немного, – ответил я и тут же поймал себя на мысли, что хотел сказать «не знаю», но мой язык меня не послушался. – Просто я был занят, и…

– Ты, наверное, хочешь покурить, – заботливо сказал мне Лианна. – Я открою окно.

– Не стоит, будет холодно. Я подойду сам.

Я приоткрыл ставни и, закурив, посмотрел на небо. Там уже появились облачка, и луна, прежде напоминавшая выцветший золотой шар, превратилась в расплывчатое пятно.

 
Лианна подошла ко мне.
 

– Знаешь, я хотела тебе сказать, – проговорила она. – В тебе есть какая-то загадка. И я чувствую, что должна ее разгадать.

– Не стоит этого делать. Это еще никому не приносило ничего хорошего. А тебе – тем более.

– Почему? Что во мне не так?

– Я не хочу тянуть тебя туда, где тебе будет плохо.

 
Она положила руку на подоконник и попыталась заглянуть мне в глаза.
 

– Что там такого, что мне нельзя видеть?

– Очень много всего. Если не все.

– Ну и ладно, – ответила она после паузы. – Подумаешь! А мне все равно.

Она сделала шаг в сторону, но не отошла, а обняла меня и прижалась к моей спине. Я прикрыл глаза и почувствовал теплый прилив нежности. Или, может, не нежности, а чего-то другого, но в тот момент мне было удобнее называть это именно так.

– Как ты думаешь, – спросил я вполголоса, – можно влюбиться в человека, которого ты знаешь всего пару дней?

– По мне – так можно влюбиться за пять секунд. С первого взгляда.

 
И мы снова замолчали.
Мне хотелось, чтобы это действительно оказалось влюбленностью. Причем не такой, когда ты подумываешь, что по всем правилам надо скучать и дуться, косо поглядывая на молчащий телефон. Я хотел, чтобы это оказалось той мимолетной вечностью, когда расстаешься, как в последний раз, смеешься и плачешь искренне.
 

– Не молчи, Брайан, – сказала мне Лианна. – Мы подняли серьезную тему.

– Правда? Ну тогда скажи мне, как это – влюбиться.

– Это когда ты… хочешь отдать человеку весь мир и отказываешься забирать его.

– А если мир мне не принадлежит?

 
Она улыбнулась.
 

– Когда ты влюблен, тебе принадлежит все. Главное – уметь отдать это даром.

Я замолчал. У человека есть разум, холодный и трезвый, который воспринимает реальность такой, какая она есть. У человека есть тело, которое порой требует пира… пира удовлетворения плоти, в частности, пира страсти и пошлых утех. Но влюбленность, любовь? Оно умрет, даже не успеет высунуть нос из своей красивой сказки в желании проникнуть в этот мир.

Но самые потаенные уголки моей души, до которых еще не добрался отрезвляющий яд, изо всех сил старались заявить о себе. Дрожали от страха, что их не заметят, и от ожидания – они так долго слепли в темноте.

…Она на воспротивилась мне, когда я сбросил на пол шелк ее халата. Меня не покидала мысль, что когда-то я делал это с азартом охотника за сокровищами, но все в жизни меняется. На смену страсти приходит что-то глубокое, подпитываемое желанием не кидаться в огонь чувства, а окунуться в спокойную воду, таящую в себе непознанное.

Нет игры увлекательнее, чем исследовать каждую клеточку тела изнывающей от желания женщины. Когда я наклонился к ее губам за невинным и по-детски откровенным поцелуем, она шепнула мне:

– Ну… войди же.

Слова, которые являются последним связующим звеном с реальностью и окутывают пеленой сладкого бреда. Слова, умереть, услышав которые, так мучительно и желанно.

…Я проснулся под утро. Сумерки еще не рассеялись. Тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и посмотрел на Лианну. Она спала, обнимая подушку. Одним из моих соблазнов всегда был соблазн овладеть женщиной вот так, когда она еще спит или же пытается выбраться из мира снов, нерешительно сопротивляясь мужчине. Но я решил оставить все, как есть. Мне не хотелось тревожить ее даже поцелуем.

 
Лианна, словно прочитав мои мысли, улыбнулась чему-то во сне. Я улыбнулся в ответ и поймал себя на мысли, что уже давно не чувствовал себя таким счастливым.
 
 
Глава 4
Я родился двадцать первого декабря, как раз между Стрельцом и Козерогом. Если верить астрологам, родившиеся на грани знаков Зодиака люди непостоянны и часто бросаются в крайности. Астрологов я считал не только шарлатанами, но и если не идиотами, то простаками. Посвятить свою жизнь каким-то подсчетам, строить гипотезы и предположения? Увольте. Это, по меньшей мере, глупо.
Астрологам я не верил, но в крайности бросался частенько. И тому были причины. Например, возраст.
 

– Перебесишься, гаденыш, – говорила мне мадам, и я это допускал.

Или же характер. Спокойствие меня утомляло. Я испытывал желание постоянно двигаться – желательно, вперед, не привык сожалеть о неоправданных надеждах и полагал, что лучший способ что-то узнать – испытать на собственной шкуре. Жизненный опыт нельзя приобрести, следуя по безопасным и проверенным дорогам.

При всем при этом я не считал себя человеком, у которого нет ничего святого. Конечно, многие люди из моего окружения со мной не согласились бы, но я не имел дурной привычки смотреть на других. Человек может быть кем угодно, но только не праведником и не святым. Ведь не я решил, что большинство путей получения удовольствия от жизни являются порочными или запретными. А что касается кармы… я о ней задумывался, когда мучался похмельем. А мучался я им ох как редко. Можно сказать, не мучался вообще.

Пожалуй, самой вредной из моих привычек была склонность к самоанализу. В попытке избавиться от нее я когда-то называл самоанализ другим, по моим понятиям, гораздо более унизительным словом: «самокопание». Видимо, я пытался заставить себя сморщить нос и сказать: «Фу, Брайан! Такой умный, уверенный в себе человек – как ты можешь опускаться до самокопания?»

От самокопания я отучиться не смог. Виноваты в этом были не только гены, но и склад характера. Если я не мог объяснить себе какой-либо шаг или ситуацию, это начинало меня нервировать, и я принимал решение докопаться до сути. Самоанализ был одной из граней калейдоскопа, через который я смотрел на жизнь. Пожалуй, единственной, которая не являлась цветной. Она говорила правду, какой бы жестокой эта правда не была.

Именно из-за этой привычки – а, может быть, и не только из-за нее – я провел половину следующего дня в раздумьях, методично наполняя пепельницу окурками сигарет.

Я думал о Лизе. Любил ли я эту женщину когда-нибудь? Нет. По крайней мере, я считал, что любовь – это что-то абсолютно другое, и мои чувства с любовью ничего общего не имеют. В том, что я испытывал, не было ничего теплого – ни симпатии, ни нежности. В нем не было даже жалости. Обратная сторона любви? Ненависть? Странное чувство, которое росло во мне и вместе со мной, искажалось в результате личностных изменений.. Женщина моего отца. А воспринимала ли она его как мужчину? Как любимого человека? Я в этом сомневался. И скажу даже больше: я в это не верил. Такие женщины рано или поздно превращают мужчину в раба. Отец был сильным человеком. Но Лиза оказалась сильнее.

…После первой ночи, проведенной с ней, я проснулся один среди мокрых подушек. Не в ее привычках было просыпаться рядом с мужчиной. Я был уверен, что причина этому – боязнь постоянства. Она свойственна животным. Не оставлять своего запаха. Не приручить. Не давать обязательств, и, соответственно, не принимать их.

Наверное, так плохо мне было впервые в жизни. Я чувствовал себя совершенно опустошенным – так, словно вернулся из пустыни, где не выпил ни капли воды, и пески иссушили мою душу до самого дна. Страх потерять рассудок – вот что я испытывал. Кроме того, мне было невыносимо стыдно за содеянное. Нет, не так, как бывает стыдно за проступок. Стыд за желанную непристойность – самый мучительный из всех существующих. Мне хотелось повторить это еще раз. Бессчетное количество раз. Убедиться, что у души есть второе дно, и, пока пустыня доберется туда, можно успеть…

…Я закрыл лицо руками и застонал от желания. В минуты, когда эта женщина становилась такой реальной и осязаемой, у меня появлялась чудовищная по своей сути мысль – я мог бы убить ее. И моя рука не дрогнула бы. Я мог убить ее и освободить себя от этого бесконечно тянущегося следа из прошлого. Хотя я понимал, что и ее смерть меня не избавит и не излечит.

Посмотрев на приоткрытое окно и подумав о том, что неплохо было бы надеть теплый свитер, я закурил в очередной раз и услышал звонок телефона.

– Звонок из другого штата, сэр, – сообщила мне телефонистка. – Вы хотите его принять?

– Почему бы и нет, – согласился я.

– Соединяю.

В трубке послышался длинный гудок, после чего знакомый голос коротко сказал:

– Да? Я слушаю.

– Оказывается, у нас телепатическая связь, – усмехнулся я. – Я о тебе думал. Ты чувствовала?

– Ну конечно, малыш, – ответила мне Лиза. – Я даже знаю, о чем ты думал. О том, чтобы меня убить. Но перед этим изнасиловать. Я права?

– Во всяком случае, от истины ты недалека. Чем обязан?

– Зачем же так официально? Может, сперва расскажешь мне, как ты поживаешь?

– Все великолепно, как всегда. У тебя такой странный голос. Наверное, ты приготовила мне сюрприз? Хочешь сообщить мне какую-нибудь приятную новость? Ты решила выйти замуж и оставить меня в покое?

– Нет, замуж я пока не собираюсь, – сказала Лиза, рассмеявшись. – А сюрприз я приготовила, но будет ли он приятным для тебя? Может, сказать тебе, что я беременна?

– Это плохая шутка, – предупредил я.

– Ну хорошо, – смилостивилась Лиза. – В общем, мой милый мальчик, я решила послать все к чертям…

– Вот это действительно отличная новость! – не удержался я от иронии.

– … и оставить дом твоего папочки, – продолжила моя собеседница таким тоном, будто я ее не перебивал. – Моя подруга переехала в Нью-Йорк. Она рассказывает, что у вас хорошо. Это так?

Сигарета выскользнула из моих пальцев и упала на ковер. Я поспешно наклонился и, подняв ее, стряхнул остатки пепла.

– Смотря где ты будешь жить, – заговорил я, когда ко мне вернулся дар речи. – Есть районы получше, есть районы похуже…

– А какой самый хороший?

– Подальше от меня.

 
Лиза выдержала паузу.
 

– Послушай, Брийян, – сказала она. – Я не собираюсь киснуть тут всю жизнь. Я не работаю. Я только трачу деньги твоего отца. Мне, разумеется, хватит их надолго. Но такое положение дел меня не устраивает.

– Ты могла бы переехать и не сообщать об этом мне. Это огромный город. И вероятность встретить кого-то знакомого практически нулевая. Так зачем же ты сейчас говоришь о своих планах?

– Я подумала, что ты сможешь помочь мне с поиском квартиры. Ты лучше меня знаешь, где стоит жить, а от каких районов следует держаться подальше.

– Давай расставим все по местам, Лиза. Меня не волнует, где ты будешь жить и где ты будешь работать. У меня есть знакомый, который занимается торговлей недвижимостью, и я могу поговорить с ним, но больше ничего для тебя делать не собираюсь. И вот еще что. Как я уже говорил, это большой город. И я буду рад, если мы будем жить на приличном расстоянии друг от друга. У меня есть собственная жизнь. У меня есть любимая работа и, вероятно, любимая женщина. В этой жизни для тебя места нет. Я выразился достаточно ясно?

– Любимая женщина? – насмешливо переспросила Лиза. – Ты, наверное, пошутил?

– Я встречу тебя в аэропорту. Если Иган к тому времени не найдет тебе квартиру, то ты поживешь у меня. На этом все.

– Ты иногда бываешь таким милым, малыш. – Она помолчала. – Любимая женщина. Как интересно. Я и не думала, что ты можешь любить кого-то, кроме себя.

Я повертел в руках уже молчавшую трубку и, достав из барсетки телефонную книгу, стал искать в ней номер Игана.

…Если бы я в свое время не принял решение купить дом, наши с Иганом дороги не пересеклись бы. Имя этого человека мне назвал один из моих коллег, порекомендовав его как «первоклассного профессионала». В словах коллеги я не усомнился ни на секунду, так как редко сомневался в словах этого человека. И уже через пару дней мы с Иганом решили обсудить наши дела за обедом.

В ресторан я пришел на пятнадцать минут раньше. Просмотрел меню, сделал заказ, поговорил по телефону со своей женщиной (теперь уже бывшей), поссорился с ней в очередной раз и бросил трубку. И понял, что Иган опаздывает на полчаса. Мнение о «первоклассном профессионале» я тут же поменял на противоположное: ни один профессионал не позволяет себе опаздывать. А если и позволяет, то предупреждает звонком.

В последующие пятнадцать минут я попеременно смотрел на часы и набирал номер Игана, но дозвониться до него так и не смог. У меня была назначена важная деловая встреча в другом районе, и для того, чтобы туда успеть, нужно было выходить прямо сейчас. И только я поднялся, на ходу доставая бумажник с целью расплатиться за так и не тронутый обед, как к моему столику подошел молодой человек в деловом костюме.

– Брайан? – с улыбкой спросил он и протянул мне руку. – Прошу прощения. Я немного задержался. Тут так мало мест для…

Но у меня не было настроения улыбаться и размениваться на вежливости. Не дав ему закончить предложение, я высказал все, что я думаю о его якобы профессионализме, и направился к дверям. Но Иган меня остановил.

– Кажется, я чего-то не понимаю, – сказал он мне. – Мы ведь назначали встречу на час, верно? Сейчас пять минут второго. Неужели пять минут – это так много? Просто я никак не мог найти свободное место для парковки.

Я в недоумении посмотрел на часы, после чего достал карманный компьютер, открыл ежедневник и обнаружил, что Иган прав. Мы действительно назначали встречу на час.

– Теперь я прошу прощения, – сказал я. – У меня сегодня очень напряженный день.

– Ничего страшного, – уверил меня Иган. – У меня тоже иногда бывает подобное.

– Тут вкусное мясо, – сменил я тему в попытке сгладить неловкость. – Я угощаю.

Иган оказался персоной странной. Может, он был профессионалом, но деловой хватки у него не наблюдалось. Не было у него и таланта находить контакт с людьми, который необходим людям его профессии. Когда мы познакомились поближе, выяснилось, что он старше меня на три года, до сих пор не женат, а денег у него нет, хотя, судя по всему, за его работу ему платили хорошо.

Иган относился к тем людям, которые жалуются на жизнь даже тогда, когда на нее жаловаться не следует. За такими разговорами мы выпили не одну бутылку коньяка и выкурили несметное количество сигарет. Иган считал меня хорошим другом, который поддержит в любой ситуации, и может одолжить пару сотен долларов. Я его уважал, хотя в этом уважении была определенная доля снисхождения.

Я был благодарен Игану за две вещи – за найденный дом и за то, что он познакомил меня с мадам. Один из ее бывших мужей был его начальником. Мадам когда-то даже подумывала о том, чтобы затащить Игана в постель, но вовремя одумалась. Я бы даже сказал, очень вовремя. Думаю, они бы странно смотрелись вместе.

 
…Иган ответил сразу.
 

– Ничего себе! – обрадованно сказал он. – Сто лет тебя не слышал! Как дела?

– Как всегда, великолепно. Как поживаешь?

– Тоже как всегда. – Он вздохнул. – И рассказывать нечего. Ты по делу? Или как?

– Почему бы тебе не оторвать задницу от дивана, не сесть в машину и не проведать старого друга? Заодно оценишь, как моими усилиями преобразился найденный тобой домик.

– Как мило с твоей стороны пригласить меня на свидание, – сказал Иган. – Мне привезти шампанское?

– Лучше привези вечернюю газету. Если это, конечно, тебя не затруднит.

– Конечно, – с готовностью согласился он. – Я буду через часок. Если моя старушка не примется капризничать.

– Жду, – коротко ответил я и отключился.

…Видимо, «старушка» все же принялась капризничать (я давно уговаривал Игана купить новую машину): мой гость появился через два часа. Звонок у калитки не работал, и Игану пришлось использовать вместо звонка автомобильный гудок.

Я вышел во двор, с ужасом представляя себя завтрашний выговор соседей по поводу нарушения порядка.

– Ты спал? – спросил меня Иган.

– Нет, черт побери. Ты что, с ума сошел? Зачем так шуметь? Ты мог позвонить по телефону! Мы живем в век высоких технологий и сотовой связи!

– Твой звонок явно не относится к высоким технологиям, – язвительно заметил Иган, выходя из машины. – Только не ворчи, хорошо?

– Пойдем внутрь. А то я окоченею.

 
Мы вошли в гостиную, и Иган примостился на краю дивана.
 

– Фантастика! – прокомментировал он, оглядевшись. – Да, что ни говори, ты привел эту развалину в божеский вид… сколько тебе стоил ремонт?

– Прилично, – уклончиво ответил я. – Но разве плохо получилось? На мой взгляд, вполне достойно.

– Достойно? Брайан, это великолепно! Я не ожидал, что ты все так устроишь! Не хватает только салфеточек.