Текст книги "В твоих глазах (ЛП)"
Автор книги: Амабиле Джусти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 18
Вермонт
Свой пикап Пенни припарковала на подъездной дорожке. Путешествие оказалось длиннее обычного, ей пришлось достичь Грин Прейри, ближайшего города в пятидесяти километрах на север. Город более крупный и густонаселённый, где проще смешаться с толпой. Не то чтобы она сделала что-то неподобающее, просто предпочитала избегать мисс Мансель. Если б Пенни с ней повстречалась, то вначале подверглась бы бомбардировке из вопросов, среди которых самым безобидным стал бы: «А где Маркус? Два дня назад я видела, как он уезжал на автобусе и выражение его лица было очень странное… Вы расстались?»
Они не расстались, по крайней мере, пока. Но он действительно уехал без каких-либо объяснений куда и зачем. В последнее время Маркус вёл себя всё более и более странно, выглядел обеспокоенным, похожим на того, кто ждёт новости, которые способны принести облегчение или страдание. Он даже купил себе сотовый. И Пенни была уверена, что несколько раз звонил, выходя на улицу, чтобы она не могла услышать.
Подводя итог – симптомы выглядели тревожно и предвещали слёзы.
Ей Маркус сказал, что едет в Коннектикут, проведать Шерри, но Пенни была уверена, что это неправда. Для подтверждения девушка могла бы ей позвонить, но предпочла не знать. Пенни решила создать для себя иллюзию, что Маркус ей не солгал и, не отправился скорее всего, на поиски Франчески.
Шумно вздохнув, Пенни положила руки на руль, упёрлась в них лбом. Закрыла глаза, и её охватила волна отчаяния. Так, она просидела несколько минут, чередуя мучительное страдание с не менее выматывающим чувством тошноты.
Затем Пенни решила, что пора выбираться.
Дни становились всё холоднее и холоднее, небо приобрело цвет жемчуга. Наверняка пойдёт снег. Девушка плотнее завернулась в пуховик и поспешила к дому.
Всё было таким знакомым… и таким одиноким. Всё казалось тёмным, лишённым красок: пожелтевшее чёрно-белое, в котором чёрное преобладало над белым.
Пенни поднесла руку ко лбу и поняла, что должна покончить с этими душевными терзаниями. Она сняла пуховик и приготовилась рыться в большой сумке из варёной шерсти. Девушка была бледной и худой, коса сползла на плечо, а карие глаза напоминали осколки жжёной карамели.
В этот момент раздался стук в дверь. Серия ударов с определённой твёрдостью. Кто бы это мог быть?
Пенни пошла проверить, кто там, и в этот момент её охватила острая потребность в рвоте. Она открыла дверь, чуть не позеленев лицом, и тошнота усилилась пропорционально изумлению. Сильно, даже очень.
На пороге стояла Франческа, одетая совершенно неподходяще для холода этих, почти заснеженных гор.
У Пенни чуть не вывалились глаза, настолько широко они раскрылись от удивления. Она даже закрыла их и снова открыла, решив, что это оплошность из-за долгих бессонных ночей, усталости и дурных мыслей.
Но Франческа осталась на месте. На ней были узкие джинсы тёмно-синего цвета, кожаная куртка поверх белой футболки и ботинки на низком каблуке того же цвета, что и джинсы, – странная и приятная смесь между кукольными и ковбойскими сапогами. На одном плече она несла большой зелёный рюкзак, похожий на военный.
– Что…? – прошептала Пенни, сдерживая очередной приступ тошноты усилием воли.
Франческа посмотрела на неё, и Пенни заметила что-то странное в глубине её глаз.
Слёзы.
Франческа плакала?
Но дело было не только в нехарактерной солёной воде на кончиках ресниц: всё лицо Франчески выдавало диссонанс. Она отличалась от той девушки, которая почти три года назад психологическим шантажом заставила Пенни уйти от Маркуса. Франческа по-прежнему была красива, но казалась более хрупкой, странно нежной, непредсказуемо мягкой. Пенни слишком мало спала в последние несколько ночей, чтобы сразу не распознать на её лице следы многих часов, проведённых без отдыха. Глаза Франчески были обведены кругами, она была бледна и без единого следа косметики.
– Можно войти?
Пенни ещё несколько мгновений в недоумении смотрела на неё, затем посторонилась.
– Маркуса нет? – спросила Франческа.
– Нет.
– Но он вернётся?
– Я не знаю.
– Как ты можешь не знать?
– Думала, ты знаешь больше.
– Я?
– Я думала, он… он поехал к тебе. А ты тем временем приехала к нему. Вы… всегда были в тесном контакте.
– Не таком уж тесном, раз его здесь нет, – пробормотала Франческа. Она тяжело опустилась на диван и заправила локон за ухо. Её пальцы дрожали, как тонкие травинки. – Прости меня за неожиданное появление, но… я не знала, куда идти. Я запомнила номер телефона и по нему узнала адрес. На автобусной остановке парень из магазина сказал мне, где вы живёте. Я шла почти час. – Она сделала паузу, подняла взгляд на Пенни. Её глаза становились всё более влажными и потерянными. – Я ехала всю ночь, сменила три поезда, а потом села на автобус. Здесь очень красиво. Всё такое дикое, с бескрайними горизонтами, очень мало людей… Маркусу подходит это место.
– Кто знает, – прошептала Пенни.
Франческа, впервые с момента своего появления, с любопытством посмотрела на Пенни. Её тёмные зрачки стали внимательными.
– Что ты имеешь в виду?
Франческа была последним человеком на свете, которому Пенни могла рассказать о своих страхах. Та, что увела от неё Маркуса таким коварным способом; та, что, скорее всего, собиралась отбить его снова. Но Пенни переполняло страдание, терзали тысячелетия трагических мыслей, а она лишь задерживала дыхание, пытаясь удержать вместе с ним ужасные выводы, к которым пришла. Ей нужно было поговорить. Кроме того, засовывание головы в песок не принесёт ей ничего хорошего. Ведь если отрицать правду, та не исчезнет. Поэтому Пенни прошептала:
– Я не имею ни малейшего представления о том, где находится Маркус. Он уехал два дня назад практически незаметно. Я звонила ему, но догадалась, что он находится в месте, про которое не хочет мне говорить. Ещё я услышала голос молодой женщины. Подумала, что это ты. Но если ты здесь… Неужели вы не видели и не слышали друг друга?
Франческа нахмурилась.
– Конечно, нет.
– Он тебе не звонил? – спросила Пенни.
– В последний раз слышала Маркуса, когда он приказал мне никогда больше не звонить и не связываться с ним каким-либо другим способом.
– Но тогда… может быть… возможно, он всё же поехал к тебе. Я в этом уверена. Я уверена, что он что-то скрывал от меня. И у него не было причин скрывать от меня что-то ещё. А ты… как ты здесь оказалась, если…
Франческа откинулась на спинку дивана, почти утопая в усталости.
– Помимо того, что никто не может приказать мне делать или не делать что-то, если я сама не убеждена в том, что должна это делать или не делать… Я приехала сюда не по той причине, о которой подумала ты. В двух словах: мне не нужен Маркус. Я больше его не хочу. Я никогда его не любила. Мы были сообщниками, друзьями, любовниками, но любовь… мы даже в малейшей степени не понимали, что это такое.
– Тогда…
Пенни пришлось прервать вопрос. Потребность в рвоте стала настолько навязчивой, что она побежала в ванную, где встала на колени возле унитаза и стошнила то немногое, что съела утром.
Пенни смутилась, услышав приближающиеся шаги Франчески.
– Обычно тошнит меня, – сказала гостья, – но по другим причинам. По-моему, ты не похожа на любительницу выпить. Ты беременна?
Пенни вздрогнула, словно не ожидала такой откровенности, словно собиралась притвориться, что съела не то, и была ошеломлена прямым вопросом Франчески. Она посмотрела на неё с измученным лицом.
– Я не знаю.
– У тебя задержка? Сколько дней?
Пенни встала, ополоснула лицо и больше не пыталась скрыть уныние.
– Слишком долго. Уже не верится, что это просто небольшая задержка.
– И ему ты ничего не сказала.
– Нет. Он… он был таким странным, недоступным, и я решила… и до сих пор думаю… что он хочет тебя. Что я могла ему сказать? «Знаешь, Маркус, я, кажется, беременна. Бесполезно надеяться улизнуть, потому что тебе придётся стать отцом. Я не намерена отказываться от этого ребёнка, так что смирись». У меня такое чувство, что он устал от меня. Он любит меня, без сомнения, но… жизнь зовёт его в другое место. Уверена, она привела его к тебе. В последнее время он только и делал, что тайком звонил кому-то, и иногда это выглядело так, будто… будто он по какой-то причине не признаёт меня. Словно он хотел мне что-то сказать и сдерживался. Если бы узнал, что я беременна, может, он и остался, но я… я не собираюсь его заставлять! Я не знаю, что делать с его состраданием. Если он меня не любит, пусть идёт на хер.
Франческа выдавила улыбку.
– Так-то лучше. На хер всех мужчин, кто поддерживает нас только из сострадания. Мы засунем их сострадание в…
– Но кого ты имеешь в виду? Ты же не говоришь о Маркусе.
– О нет. Я говорю о… Байроне.
– Кто такой Байрон? – От интереса и изумления Пенни приоткрыла рот.
– Мужчина, который забрал эту сучку Фран и превратил её в отчаянную Франческу.
Если бы три года назад ей сказали, что в пасмурный день конца ноября они с Франческой будут сидеть на диване по обе стороны от расслабленного Тигра и разговаривать друг с другом, причём не как враги, не как дуэлянты, намеревающиеся вырвать глаза, а как две заблудшие души, терзаемые невысказанными страхами, Пенни бы не поверила.
Однако именно так и произошло. Они сидели вдвоём на большом диване, обитом тканью с принтом из огромных цветов, и мирно разговаривали. Между ними уютно мурлыкал Тигр. Пенни призналась Франческе, что пропустила пару противозачаточных таблеток, без всякого умысла, без мелочного расчёта, просто от рассеянности, вызванной стрессом, который вот уже два месяца поглощал её из-за странного поведения Маркуса. Она призналась, что утром купила тест в аптеке, но пока не сделала его.
Франческа рассказала ей всё о Байроне, и Пенни весь рассказ смотрела ей в глаза, – влажные и беспомощные, как сердца, вырванные из груди и выставленные на волю стихии мира. Пенни никогда не видела Франческу такой. Она была прекрасна и полна любви.
В конце этого словесного потока Пенни прошептала:
– Байрон будет очень волноваться. Ты исчезла. Ты должна позвонить ему и сказать, что с тобой всё в порядке.
– Да никогда.
– Немного глупая позиция.
– Не глупее твоей. Ты так долго хранишь радостную весть только потому, что у тебя есть дурацкая идея, что Маркус намерен тебя бросить. По-моему, это полная чушь.
– Видела бы ты его… он… он размышлял над чем-то, он мучился. Он должен был принять решение и не знал, что делать. А потом, ни с того ни с сего, после нескольких дней странных телефонных звонков в хлеву, чтобы я его не услышала, он объявил, что ему нужно срочно уехать. И теперь я уверена, он ищет тебя в Массачусетсе.
– Позволь повторить, – всё это звучит как колоссальная чушь. Но если ты так расстроена, позвони Маркусу и спроси. Это займёт минуту.
– А ты позвони Байрону.
Франческа покачала головой, фыркнув.
– Мы две идиотки. Я никогда не была такой.
– Но теперь ты влюблена. Любовь делает всех глупыми. Всех, кроме… Маркуса. Он… всегда оставался засранцем, знаешь ли. Очаровательный засранец, он мне таким нравится, но… возможно, когда он по-настоящему влюбится…
– Просто позвони ему и скажи: «Тащи свою задницу домой, мне нужно тебе кое-что сказать».
– Если ты позвонишь Байрону.
– Мне нечего ему сказать! Я не беременна. Я оставила свой мобильный телефон выключенным, чтобы он тоже не связался со мной и понял, что всё кончено.
– Это ещё не конец. В твоих глазах любовь.
– Конечно, в моих глазах любовь! – Франческа вскочила на ноги и нервно зашагала по комнате. Пенни последовала её примеру, но убежала обратно в ванную.
– А теперь сделай этот тест. Хотя, учитывая двухмесячную задержку, я бы сказала, что нет особых сомнений, – крикнула ей вслед Франческа. – А потом позвони ему. Если будешь продолжать в том же духе, когда он узнает? Когда у тебя отойдут воды? Позвони ему и спроси, где он. А если поехал искать меня, в чём я очень сомневаюсь, дай мне трубку, и я скажу, чтобы он катился к дьяволу. Мне не нужен никто, кроме Байрона. И раз уж я не могу заполучить его, то на хер всех мужчин.
* * *
Пенни использовала все тесты, что входили в комплект. Три. Бесспорно положительные. Линия, обозначающая беременность, была настолько резкой, что казалось, она вот-вот закричит: «Эй ты, нет смысла ходить вокруг да около! Ты капитально беременна! Перестань валять дурака и действуй!
С сердцем в смятении от такой уверенности Пенни опустилась на диван, словно пьяная.
– Что же мне теперь делать? – пробормотала она, обращаясь в основном к самой себе.
– То, что я тебе уже говорила. У тебя нет выбора.
– Я позвоню Маркусу, если ты позвонишь Байрону.
– Я не намерена этого делать. Ему будет лучше без меня. Его бабушка – старая стерва, но она права. Я ему не подхожу.
– Злые старые стервы никогда не бывают правы. Она просто хочет, чтобы внук женился на ком-то с деньгами. Если бы ты была психопаткой, но принадлежала к высокопоставленной, богатой семье, ты бы ей понравилась, даже если бы ходила в смирительной рубашке, с петлей на шее и топором посреди черепа. Моя бабушка Барби, которая была совсем не злобной стервой, говорила, что любовь – это чудо, под любым небом, в любом возрасте, даже между, казалось бы, несовместимыми людьми. Напротив, почему-то именно между абсолютно несовместимыми людьми. Чудеса феноменальны, верно? Приговорённые к смерти создания внезапно исцеляются и возрождаются. Если это может произойти с телом, то почему не с душой? – Всё ещё удивляясь себе и той простой фамильярности, с которой она говорила, Пенни рассказала Франческе историю дома, Томаса и Барби, их связи, пережившей непогоду и бурю. – Барби утверждала, что вначале зло шумит сильнее, его адский грохот перекрывает более сладкую песню добра, и его тень длиннее. Но это лишь видимость. Ибо не тень повелевает, а свет. Именно свет решает, как долго будет жить тень. Свет – это дирижёр, который иногда подвергает нас испытаниям, заставляет много практиковаться, доводит до крови кончики пальцев на струнах скрипки, на клавишах фортепиано, изнуряет наши лёгкие на трубе, но не из жестокости, а для того, чтобы в конце концов музыка стала совершенной. И ничто не происходит случайно. Прежде чем отказаться от возможности стать частью чуда, стоит подумать и дать свету шанс.
Франческа взяла Тигра на руки и нежно погладила.
– Это про тебя, – прошептала она. – Ты идеально подходишь Маркусу. Вот почему я тебя ненавидела. Как только увидела тебя в тюрьме, я поняла, – ты развеешь туман, в котором он живёт. Мордашка грёбаного ангела.
– Это я? Мордашка грёбаного ангела?
– О да, ты, с ореолом старинной картины, со своими глазами без малейшего намёка на тьму. Мне до смерти была ненавистна уверенность в том, что ты можешь сделать Маркуса счастливым, и я пыталась поиметь тебя, потому что меня больше заботила моя боль, чем его надежда. Мне хотелось, чтобы ему хватало моей тьмы. Думаю, судьба мстит мне, давая попробовать моё же лекарство.
– Возможно, так и есть, – уверенно заявила Пенни. – Но теперь ты его приняла. Попробовала и поняла, как это плохо. Ты выучила урок, ты раскаиваешься. Дирижёр будет доволен. Можешь играть свою мелодию без всякого страха, потому что теперь ты больше не в темноте.
– Но Байрон не любит меня, я просто… просто вызываю у него жалость.
– Это то, что думаешь ты, и то, во что пыталась заставить тебя поверить карга. Но ты не знаешь, правда ли это.
– Точно так же, как ты не знаешь, правда ли, что Маркус больше не хочет тебя.
– Думаю, нам нужно разобраться с фактами. Жить в сомнениях – это пытка. Если я буду продолжать в том же духе, то потеряю вес ещё больше, и ребёнок родится маленьким, как гном, и худым, как ствол кипарисового дерева.
– Если это ребёнок Маркуса, то я сомневаюсь в этом. А если ты внучка Томаса, то сомневаюсь ещё больше. Судя по фотографиям, которые вижу на каминной полке, он был крупным мужчиной. Со всей этой генетикой выйдет отличный малыш.
– Или малышка, похожая на Фиону из «Шрека».
Они вместе спонтанно рассмеялись, а затем посмотрели друг на друга со взаимным изумлением.
– Кажется, я больше не ненавижу тебя, – сказала Франческа.
– Я никогда не испытывала к тебе ненависти.
– Потому что ты грёбаный ангел.
Пенни снова рассмеялась.
– А теперь вот что я тебе скажу. Байрону позвоню я.
– Ты?
– Да, хотя бы для того, чтобы сказать ему, что с тобой всё в порядке. Так, он перестанет думать, что ты утонула в Атлантическом океане с камнем на шее.
– Хм… хорошо. Хотя не думаю, что ему есть до этого дело, и…
– Ты чертовски упрямая.
– Он тоже постоянно так говорит.
– И что потом?
– А потом он целует меня, готовит для меня, гладит по голове и пожимает мне руку. И он занимается любовью со мной, а не против всего мира.
– Звучит неплохо для начала. Дай мне свой мобильный телефон. Я позвоню Маркусу позже и скажу, чтобы он немедленно тащил свою задницу домой.
Пенни улыбнулась, положив руку на живот.
«Ребёнок в колыбели из плоти.
Конечно, Маркус действительно должен был отправиться к Шерри.
В его поведении не было ничего загадочного.
Он просто устал.
Ему наплевать на Франческу.
Он любит меня.
И он будет так же счастлив, как и я».
Она набрала номер на мобильном телефоне Франчески.
После первого гудка ей ответил взволнованный мужской голос. Очень красивый голос. Мягкий и тёплый, как кленовый сироп. Заботливый, пылкий. Это не был голос того, кто испытывает только жалость.
– Франческа! Где ты?
– Эм, привет, ты Байрон?
– Да, я, но… кто ты? Где Франческа?
– Она здесь, со мной. С ней всё в порядке. Я Пенни.
– Пенни?
Послышался странный, похожий на борьбу шум, будто мобильный телефон резко переходил из рук в руки. После этого в трубке прогремел голос.
– Пенни? Почему ты звонишь этому сюда?
Гневный голос Маркуса без обиняков доказывал ей, что она права.
Он поехал в Амхерст.
Он отправился к Франческе.
Каким-то образом он встретил Байрона.
Иногда свет гаснет.
Глава 19
Маркус
– Монти? Это Маркус.
– О Боже, какое странное совпадение. Я как раз собирался тебе позвонить. У тебя новый мобильный номер?
– Да, но это не важно. Я позвонил, потому что мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу.
– Если в моих силах, то с большим удовольствием. Как я уже говорил, я собирался тебе позвонить. Хотел поговорить с тобой о Франческе. А где ты находишься? В Вермонте?
– Нет. Что там с Франческой.
– Мы с Энни очень волнуемся. Мы не получали от неё никаких известий уже несколько недель. Надеялись, что она тебе звонила.
– Нет, мы не созванивались. Почему вы волнуетесь? Только потому, что не звонит?
– Из-за этого и ещё у неё выключен мобильный. Мне кажется, что я накосячил, Энни ругает меня за легкомыслие.
– Что ты наделал?
– Когда тот мужчина позвонил, я беспечно дал ему её адрес, не подумав о том, что сначала нужно спросить разрешения у Франчески. Я был поверхностен, но мне казалось, я делаю что-то доброе, что её порадует.
– Какой мужчина?
– Её отчим.
– ЧТО?
– Не знаю, как он вышел на меня, но он спрашивал меня о ней и о том, где она живёт.
– И ты ему сказал? Монти, когда постараешься, ты абсолютный мудак! И с тех пор Фран исчезла?
– Да, должно быть, около трёх недель или около того. Кажется, это было на следующий день после Хэллоуина.
– И ты говоришь мне об этом сейчас? Дай мне адрес Фран, немедленно! Монти, будь ты сейчас рядом, я бы задушил тебя голыми руками.
– Я… я не думал, что сделал что-то серьёзное…
– Благими намерениями вымощены дороги в ад, тебе это когда-нибудь говорили? Дай мне адрес!
– Хорошо, и на всякий случай дам адрес места, где она работает. Но что могло случиться? Стоит ли мне пугаться?
– У тебя не будет времени бояться, потому что, если с Фран что-то случилось, я приду и выбью из тебя всё дерьмо. Ты будешь слишком занят сбором костей, которые я буду ломать одну за другой, чтобы испытывать страх.
* * *
По адресу, который дал мне Малкович, Фран нет. Там живёт кто-то другой. Франческа покинула квартиру несколько дней назад. Место, где она работает, закрыто. В окне я вижу парня, он сидит за маленьким столиком и работает за компьютером. И Франческа здесь работает? Должно быть, она сильно изменилась, если не подожгла эту богадельню с марионетками. Я стучу по стеклу, киваю парню. Он смотрит на меня, и, – окей, обычная мысленная канитель, обычное недоумение по поводу моего задрипанного вида. Но, в конце концов, он убеждает себя и открывает мне дверь.
Неужели Фран на самом деле работает в этой клетке? Здесь всё такое сахарное, зелёное, розовое и не знаю, сколько ещё цветов, от которых диабетик умрёт, что меня почти тошнит. Я точно рискую удариться головой о ряд нелепых люстр в форме чайников.
Парень – невысокий, худощавый, чуть старше подростка, выглядит как человек, который чувствует себя в чём-то виноватым.
– Который час? – спрашивает он. – Я скачивал диск и не заметил. Если Королева Червей узнает, что я пробрался сюда на рассвете, чтобы заняться своими делами и…
– Мне плевать на твои дела. Я просто хочу знать, где Фран.
– Фран? Имеешь в виду, Франческа?
– Имею в виду.
– А ты кто? – он хмуро смотрит на меня, склонив голову набок и прищурившись.
Храбрый мальчик-туалетный-ёршик. Одет в чёрное, которое плохо подходит к кариогенным цветам этой чайной комнаты, парень едва достаёт мне до грудины, я могу задушить его одной рукой, но он всё равно смотрит на меня со свирепым видом. Моя маленькая Фран, неужели он – одна из жертв твоей дьявольской красоты? Только серьёзное гормональное возбуждение могло побудить мистера Муравья быть со мной суровым.
– Кто ты такой! – отвечаю я, скрещивая руки на груди.
– Её друг. То есть… сначала Франческа мне нравилась, но… после того, как она в шестой раз попросила меня убраться… ну убраться с дороги, я решил, что лучше не настаивать. Теперь мне нравится София.
– Я не знаю, кто такая София, но, судя по всему, ты поступил правильно. Где Фран?
– С Байроном, верно? Я имею в виду… Я знаю, что они стараются держать это в секрете, и никому не должно быть известно, но очевидно, – эти двое вместе. София призналась мне в этом… Она поклялась, что надерёт мне задницу, если я проболтаюсь.
– Ты можешь рассказать мне, или задницу тебе надеру я. Кто такой Байрон? – настаиваю я.
– Байрон Лорд, владелец Dirty Rhymes. Отличный парень. Я играю в его группе и…
– Где я могу его найти?
– Понятия не имею, где он живёт, может, София знает.
– Хочешь позвонить Софии и спросить у неё? Скажем так… я теряю терпение. Я не враг Фран, не желаю ей зла. Мне нужно сказать ей что-то важное.
– Ты немного на неё похож. Не физически, а… Она красивая, а ты… ну, ты немного пугающий, могу я так сказать? В любом случае вы похожи на родственников.
– В каком-то смысле так и есть. Позвони Софии.
Он звонит. Произносит длинную, как миля, путаную преамбулу, пытаясь объяснить, кто я такой и чего хочу, а когда девушка понимает, что он рассказал мне о Фран и Байроне, то ругает его по телефону. Слышу её высокий взволнованный голос. Я не знаю, кто все эти люди, мне просто нужно разыскать Франческу, узнать, всё ли с ней в порядке, не появился ли в её жизни этот кусок дерьма. Так что я решительно хватаюсь за телефон.
– Вот что, София, я ищу Фран, это очень важно. Меня зовут Маркус.
На другом конце линии наступает несколько мгновений ошеломлённой тишины.
– Маркус. Это имя для меня не ново… Возможно, Франческа упоминала о тебе несколько раз. Не то чтобы она много рассказывала о себе, но я уверена… Ах да, однажды у неё упал в раковину плетёный браслет. Она схватила его на лету и положила на полку сушиться, прежде чем надеть обратно. Кажется, в тот момент я проявила любопытство и увидела на нём твоё имя. Думаю, тебе придётся смириться. Сейчас она не носит этот браслет. Франческа теперь с Байроном.
– Если кто-нибудь объяснит мне, кто такой Байрон и где я могу его найти, мы будем в порядке.
– Он её… парень. Им очень хорошо вместе.
– Чтобы узнать, где он живёт, мне нужно подать заявление на официальном бланке?
– Я… я точно не знаю. Знаю только, что это недалеко от кампуса. Ева может знать. На самом деле, она точно знает.
– Тогда не могла бы ты оказать мне услугу, свяжись с этой Евой и спроси. Это очень важно.
– Хорошо. Я позвоню ей, а потом сообщу тебе. В любом случае ты их там не найдёшь, они уехали на длинные выходные. Думаю, они не вернутся до воскресенья.
– Мне просто нужно знать, всё ли с Фран в порядке. Если этот Байрон не тронул у неё на голове ни один волосок, он останется жив. Иначе, несмотря на то что сегодня День благодарения, ему будет не за что благодарить.
* * *
Понимаю, – это совершенно иррационально, но я чувствую себя виноватым за то, что не был рядом с Фран, когда она нуждалась во мне. Мы искали этого монстра годами и не нашли. И он появляется сейчас, когда она одна. Уверен, Фран может за себя постоять, но… Я должен был быть рядом. Я вычеркнул её из своей жизни в самый неподходящий момент, полагая, что есть подходящий момент, чтобы стереть того, кого ты любил.
Добираюсь до указанного мне адреса и сразу понимаю, этот Байрон, должно быть, богат. Район и здание чётко говорят: «У меня много денег, и я крут». Чванливый денди. Моя воинственная Фран, как сильно ты изменилась? Ты сошла с ума или что?
Поднимаюсь по лестнице и оказываюсь на последнем этаже. Настойчиво стучу в дверь. Честно говоря, если это правда, что они уехали на День благодарения, сомневаюсь, что внутри кто-то есть. Но прежде чем вернуться в Вермонт, хочу использовать все возможности. Поскольку Франческа упорно не берёт мобильный телефон, а других ориентиров у меня нет, мне остаётся решить, – уходить или ломать дверь. Искать не знаю что, возможно, хоть какой-то след, подтверждающий, что с ней всё в порядке.
Но тут щёлкает замок.
Признаюсь, этого Байрона я представлял иначе, особенно после того, как перезвонил Софии и она уточнила, что он профессор поэзии в колледже. Он виделся мне надменным, чопорным аристократом. Большой нос, лошадиные зубы, твидовый пиджак и аура я-на-вершине-мира-но-если-тронешь-меня-обосрусь. А главное, ему за пятьдесят.
Но Байрону ненамного больше тридцати, высокий, ему не хватает сантиметров десяти, чтобы смотреть мне прямо в глаза. Он совсем не похож на человека, который устанет, открывая банку с вареньем. У него длинные волосы, борода и вид прокуренного байкера. Да, он похож на человека, который выкурил около сорока косяков… или, может, просто смертельно устал. Конечно, как только Байрон видит меня, его выражение облегчения превращается в гримасу разочарования.
– Где она? – спрашиваю я.
– Не знаю, я везде её ищу! – восклицает он. Байрон говорит искренне, он не похож на свинью-убийцу, кто изнасиловал Фран, убил, где-то закопал и теперь создаёт себе алиби. Если не считать того, что Франческа не позволила бы ему прикоснуться к себе, не замочив его первым. Но у этого парня действительно глаза человека, умирающего от беспокойства.
«Окей, твоя смерть откладывается. Сначала я хочу понять больше».
– Теперь успокойся и объясни мне, что произошло, – говорю я.
Он хмурится, глядя на меня. Я не пугаю его. В его взгляде нет благоговения или обычного недоверия человека, который меня не знает. У него взгляд того, кто ненавидит меня до глубины души и не боится это показать.
– Ты – Маркус, – говорит он, – но если думаешь, что пришёл забрать её, то ошибаешься. Она моя. И если ты хоть пальцем её тронешь, я выбью тебе зубы, клянусь. Ты меня не пугаешь несмотря на камнеподобное лицо каторжника. То, что у вас было общее прошлое, не является залогом будущего. Франческа теперь со мной. Я буду заботиться о ней отныне и навсегда. И точка.
– Она настолько твоя, что ты даже не знаешь, где она. Послушай, Байрон, или как там тебя зовут, я хочу знать, всё ли с ней в порядке. И как я понимаю, мы хотим одного и того же, давай не будем тратить время на глупые споры.
– Она мне говорила.
– Что?
– Что вы с ней похожи. Два панка-драчуна. Но Франческа на самом деле не такая, вернее, она не только это, у неё внутри миллион эмоций, которые ты даже не можешь себе представить. Никто не знает её так хорошо, как я. Даже ты. Она так долго жила, действуя, чтобы выжить и защитить себя, но со мной она не действует, она сама по себе, ей больше не нужно защищаться, и я люблю её за это.
– Ты любишь её?
Байрон вызывающе смотрит на меня.
– Да.
– Окей.
– Окей?
– Да, окей. А теперь давай выясним, куда она делась.
За несколько минут Байрон рассказывает мне о поездке в Кейп-Код, о том, что на какое-то время он уехал, и вернувшись, не нашёл. Я не могу не подумать, что её дерьмовый отчим снова пытался отравить ей жизнь.
– За вами кто-то следил? – спрашиваю я.
– Кто должен был следить за нами?
Не собираюсь рассказывать ему о вещах, о которых (я без понятия), знает он или нет. Франческа должна быть единственной, кто расскажет ему все свои секреты.
– Не знаю, кто-нибудь хотел насолить ей или тебе. Ты не заметил – она нервничала?
– Нет, она была счастлива. Франческа была взволнована. Она совсем не нервничала. Хотя…
Байрон внезапно замирает, преследуемый мыслью, озарением, которое, кажется, шокирует его.
– Хотя? – подталкиваю его.
– Хотя те перчатки… они были не Франчески. И теперь я знаю, чьи они. Могу поспорить, во всём этом замешана моя стервозная бабушка.
Его бабушка? Окей, всё равно лучше, чем отчим Франчески. Бабушка меня не беспокоит.
– Кажется, я понимаю, что произошло, – продолжает он. У него такое выражение лица, что на месте бабушки я бы испугался, что внук захочет задушить меня и скормить моё тело кабанам. – Я почти уверен в этом. Она всегда сидела у нас на хвосте. Она и её частные детективы. Должно быть, Франческа разговаривала с ней, пока меня не было. Это её напугало.
– Франческа не боится бабушек, уверяю тебя.
– Но, возможно, она… да, она должна была рассказать ей об Изабель.
– А это кто? У меня в голове такая путаница имён, что вы все кажетесь грёбаной мыльной оперой.
– Моя жена. Она умерла в прошлом году.
– И дорогая бабуля хотела, чтобы ты оставался навечно привязан к её призраку?
– Нет, она ненавидела Изабель. Дорогая бабуля хочет, чтобы я женился на выбранной ею кандидатке, и постаралась бы организовать вокруг меня выжженную землю.
– Такая бабуля действительно заслуживает того, чтобы быть скормленной кабанам, – произношу мысли вслух. – Я предлагаю тебе позвонить ведьме и спросить, где Франческа.
– Она, наверное, уже на Мартас-Винъярд. Я позвоню ей сейчас и…
Звонит его мобильный телефон. Он смотрит на дисплей и взволнованно восклицает:
– Франческа!
И сразу отвечает:
– Франческа! Где ты?
Он вскидывает брови, выглядя обескураженным.
– Да, я, но… кто ты? Где Франческа?
Байрон хмурится, всё больше и больше недоумевая.
