Текст книги "Страх открывает двери. - Редакция 2024 г."

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Я не двигался. Дыхание было ровным и легким. Дождь пошел с удвоенной силой. Листва дуба укрывала меня от дождя с таким же успехом, как зонтик из марли. Но я не двигался. Ботинки уже были полны воды, но я не двигался. Я стоял на месте, представляя собой статую, вырубленную из куска льда, а вернее – из материала, который был гораздо холоднее льда. Руки онемели, ноги замерзли, и безудержная дрожь колотила все тело. Я дрожал, как в лихорадке, и отдал бы все на свете, только бы подвигаться и хоть немного согреться. Но я не двигался. Двигались только мои глаза.

Теперь слух был бессилен помочь. Ветер, усиливаясь, свистел в ушах, вершины деревьев под его порывами раскачивались и шелестели, дождь стучал по листьям и земле. Даже если бы кто-то, ничего не опасаясь, беззаботно прошел в трех метрах от меня, шагов я не услышал бы. Так я простоял минут сорок пять. Мое зрение полностью адаптировалось к темноте, и внезапно в десяти метрах от себя я уловил какое-то движение.

Я уловил это движение, хотя его никоим образом нельзя было назвать неосторожным. Кто-то целеустремленно шел вперед. Внезапный яростный порыв ветра и дождя привел к тому, что терпение этой тени, появившейся из-под укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она бесшумно двинулась к дому. Если бы я не наблюдал, не вглядывался в темноту воспаленными от напряжения глазами, я бы ничего не заметил, потому что, конечно, ничего бы не услышал. Но я не пропустил ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их услышит кто-то притаившийся. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторожился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний. Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в засаде всю ночь, ожидая момента, чтобы нанести удар, смертельный удар . Я подумал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием деревьев, вышел бы после того, как эта троица удалилась, взял бы лопату и начал раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я словно бы видел себя, видел, как я наклонился над ямой, видел, как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую маленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в затылок.

И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследовать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Потоки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова, хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дьявольским умом не придет сюда вторично. Но даже если это произойдет, то ему потребуется минут десять, чтобы, после яркого света в доме, его глаза адаптировались к темноте, и он смог двигаться. Было очевидно, что фонарем он не воспользуется – если Ройял считает, что в огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но стоял, притаившись, то  расценит этого постороннего как человека осторожного и опасного, и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине, что может стать мишенью и получить пулю. Ведь Ройял не знает, что я безоружен.

Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Поскольку закапывать на огороде что-либо надолго нелепо, а значит зарыли не глубоко. Тем более, что ни Лэрри, ни дворецкий не похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и, следовательно, яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калитку, до той минуты, когда, отбросив сантиметров десять земли, обнаружил ящик из сосновых досок, прошло не более пяти минут. Дождь, барабанящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что через минуту на крышке не осталось никаких следов земли. – Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с него. Я осторожно, прикрывая его рукой, включил фонарик и осветил крышку. –  Ни пометок, ничего, что указывало бы на содержимое. На концах ящика – веревочные ручки. Я, спрятав фонарик в карман, ухватился за одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной около двух метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдвинуть ящик с места, но земля вокруг ямы настолько пропиталась водой, что ноги мои скользили и погружались в жидкую и мягкую массу, так что я сам, в конце концов, чуть не угодил в яму .

Я снова включил фонарик,  и внимательнее осмотрел крышку. – Единственное, что мешало открыть крышку ящика, пара гвоздей с каждой ее стороны. Спрятав фонарик, я сунул лезвие лопаты под крышку. Гвозди жалобно заскрипели, словно протестуя. Оторвав один конец крышки, я приподнял ее и посветил внутрь.

Даже мертвый Яблонский улыбался. Лицо было спокойным и умиротворенным, и только между глаз фонарик мой позволил заметить крошечную дырочку. Такое отверстие оставляет пуля в медно-никелевой оболочке. Пуля из автоматического пистолета 22-го калибра.

Дважды этой ночью я вспоминал Яблонского, завидуя тому, что он спит в теплой постели, в то время когда я мокну под проливным дождем. Он действительно спал! Спал уже несколько часов – тело было холодное, как мрамор.

Я не стал проверять его карманы, Ройял и Вилэнд наверняка сделали это до меня. Кроме того, я знал, что Яблонский не носил при себе ничего, что могло бы изобличить его и указать на истинную причину проникновения в дом генерала, ничего, что могло бы рассказать о моих планах.

Смахнув с мертвого лица дождевые капли, я опустил крышку ящика, и забил гвозди черенком лопаты. Потом забросал могилу землей и разровнял землю граблями. Ройялу крупно повезло, что он не встретился со мной в эту минуту, ему и пистолет бы не помог.

Поставив лопату и грабли в сарай, я направился к белому домику сторожа.

Свет у черного входа в сторожку не горел. Со стороны сада два окна.  Дверь и окна заперты, этого и следовало ожидать. Сам о себе не позаботишься, никто не позаботится.

Правда, гараж был открыт. Только сумасшедшему могла прийти в голову мысль угнать «роллс-ройс» – через снабженные электроприводом ворота выезд машин абсолютно исключался. Гараж отлично экипирован и соответствовал стоящим в нем машинам – весь инструмент и оборудование были первоклассными, просто мечта автомобилиста, верного девизу «Сделай все сам».

Нижний край окон был невысоко над землей. Каждое окно имело по две створки, перемещающиеся вертикально независимо друг от друга. Одно из окон было с матовыми стеклами – скорее всего там ванная. Никто в ванных не спит, поэтому проникать в дом следует через это окно. Всегда почему-то считают воров рабами привычки – считают, что когда они проникают в дом через окно, то толкают нижнюю створку вверх и проползают под ней. И поэтому обычно сигнализацию устанавливают на ней. Принимая это во внимание, я решил трудится над верхней рамой.

Я сломал пару отличных стамесок, вгоняя их в щель между створкой и верхним краем рамы, действуя стамесками как рычагами,  прежде чем удалось сломать защелку, фиксирующую створку. Видимо здесь не очень боялись воров – не удосужились даже установить приличные защелки. Опустив верхнюю створку, я пролез внутрь. Впоследствии выяснилось, что сигнализация на нижней створке все же была.

Выйдя из ванной в коридор, я включил фонарик и огляделся. Сторожка спроектирована – если только это слово отражает мою мысль – примитивно. Прямой коридор, с одой стороны черный вход, с другой парадный. С каждой стороны коридора находились по две двери. Приоткрытая дверь в конце коридора, напротив ванной, была приоткрыта – там была кухня. Стараясь идти как можно тише, я двинулся по коридору. С величайшей осторожностью, буквально по миллиметрам, повернул ручку двери справа. – Оттуда доносилось глубокое, спокойное дыхание спящего человека. Бесшумно проскользнул внутрь, и, оказавшись в  метре от спящего, стал светить фонариком прямо в его закрытые глаза.

Вскоре он проснулся. Не мог не проснуться под сконцентрированным лучом направленного на него света. Человек проснулся так, словно этот луч был чьей-то дотронувшейся до него рукой. Он приподнялся, опираясь на локоть одной руки, а другой заслоняя глаза от слепящего света. Даже разбуженный среди ночи, он выглядел так, словно всего десять секунд назад расчесал свои блестящие черные волосы. Когда просыпался я, мои волосы были точной копией стрижки «ежик», придуманной близоруким идиотом с содовыми ножницами.

Проснувшийся не сделал никакой попытки к сопротивлению. Он выглядел крепким и разумным парнем, который знает, когда это можно делать, а когда нельзя. И он знал, что сейчас для этого не время, особенно когда почти ничего не видишь.

– За фонариком пистолет тридцать второго калибра, Кеннеди, – сказал я – Где ваша пушка?

– Какая пушка? – в голосе не было страха, потому что он его не испытывал.

– Вставайте, – приказал я. Вспомнив, что его парадная форма вся была в темно-бордовых тонах, я, сам не зная почему, был рад, что его пижама была не такой. И цвет и фасон вполне приличные, без претензий. – Отойдите к двери.

Он отошел. Я сунул руку под подушку.

– А вот и ваша пушка, – сказал я. Это был небольшой серый автоматический пистолет неизвестной мне марки. – А теперь снова садитесь на кровать и не двигайтесь.

Переложив фонарик в левую руку, а пистолет в правую, я обшарил фонариком всю комнату. Окно было задернуто плотными красными шторами. Я подошел к двери, включил верхний свет, посмотрел на пистолет и снял его с предохранителя.  Щелкнуло громко, отчетливо. – Дело сделано.

– Значит, у вас не было пистолета? – сказал Кеннеди.

– Зато теперь есть.

– Он не заряжен.

– Не рассказывайте мне сказок, – устало сказал я. – Неужели вы держите его под подушкой только для того, чтобы украсить простыню пятнами машинного масла? Если бы пистолет был не заряжен, вы набросились бы на меня и раздавили бы, как клопа.

Я оглядел комнату. Чисто мужское жилище, не перегруженное мебелью, уютное. Хороший ковер, хотя ему далеко до ковра ручной работы в библиотеке генерала, пара кресел, стол со скатертью из восточной ткани, кушетка и буфет со стеклянной дверцей. Я подошел к буфету, открыл дверцу, вытащив бутылку виски и пару стаканов, взглянул на Кеннеди:

– С вашего разрешения. Вы не желаете?

– Странный вы человек, – холодно отказался Кеннеди.

Его тон не остановил меня, и я налил себе виски. Большую порцию. Мне это было необходимо. По вкусу оно было таким, каким ему и полагалось быть, хотя виски соответствующего качества попадается довольно редко. Я наблюдал за Кеннеди, а он – за мной.

– Кто вы, дружище? – спросил он.

Я совсем забыл, что моего лица почти не было видно, и, откинув капюшон зюйдвестки, снял превратившуюся в тряпку шляпу. Мокрые волосы прилипли к голове, но от этого они, вероятно, не казались менее рыжими, чем сухие. Рот Кеннеди сжался в узкую линию. По выражению его глаз я понял, что он узнал меня.

– Тальбот, – медленно проговорил он. – Джон Тальбот. Убийца.

– Вы правы, – согласился я. – Убийца.

Он сидел, не двигаясь, и наблюдал за мной. Скорее всего, в голове его пронесся рой самых разнообразных мыслей, но ни одна из них не нашла отражения на лице – бесстрастном лице индейца. Его выдавали только карие умные глаза: они не могли полностью скрыть его враждебности ко мне и холодной ярости, проглядывающей из их глубин.

– Что вам надо, Тальбот? Что вы здесь делаете? Зачем вернулись. Не знаю, с какой целью они заперли вас в доме с вечера вторника. Но  вы сбежали так ловко, что вам не пришлось пришить при этом кого-то, иначе мне было бы известно об этом. Может быть, они не знают о побеге? Скорее всего, так. До данного момента я тоже этого не знал, но сейчас я в этом уверен, так как от вас пахнет морем и на вас рыбацкая зюйдвестка. Вы долго не были под крышей, ведь даже простояв полчаса под водопадом, не смогли бы промокнуть сильнее. И все же вернулись. Убийца, человек, которого разыскивает полиция. Весь этот спектакль чертовски подозрителен и непонятен.

– Да, все чертовски запутано, – согласился я. Виски было отличным и, впервые за многие часы, я почувствовал, что наполовину возвратился к жизни. Он был очень неглупым, этот шофер, и соображал трезво и быстро. Я снова заговорил.

– Этот спектакль так же запутан и противоестествен, как и то, что вы работаете в подобном месте.

Он промолчал, но я и не ожидал ответа. Будь на его месте, я тоже не стал бы тратить время на то, чтобы обсуждать своих хозяев и их дела со случайно оказавшимся в доме убийцей. Я решил разговорить его по другому:

– Эта смазливая генеральская дочка, мисс Мэри, очень смахивает на девицу легкого поведения, не правда ли?

Попадание в самую точку! Он вскочил с кровати, глаза загорелись яростью, руки сжались в тяжелые, как гири, кулаки. Он уже почти подбежал ко мне, когда увидел направленный ему в грудь пистолет.

– Хотел бы я посмотреть, как вы повторили бы свои слова, Тальбот, если бы в руке не было этой пушки, – тихо сказал он.

– Вот так-то лучше, – усмехнулся я и одобрительно посмотрел на него. – Наконец-то вижу у вас какие-то признаки жизни, и они совершенно явно свидетельствуют о том, что вы иного мнения о девушке. Реакция человека может сказать больше, чем слова. Если бы я спросил, какого вы мнения о мисс Мэри Рутвен, вы или вообще не проронили бы ни слова, или послали бы меня ко всем чертям. Я тоже не считаю мисс Мэри девицей легкого поведения. Более того, я знаю, что она не такая. Я считаю ее милым ребенком, очень хорошей девушкой.

– Конечно считаете, – в голосе зазвучали горькие нотки, но в глазах я впервые уловил нечто похожее на удивление. – И именно поэтому вы напугали ее до смерти в то утро.

– Весьма сожалею об этом, искренне сожалею. Но поверьте, у меня не было другого выхода, Кеннеди. Не было выхода, хотя совершенно не по той причине, которую принимаете в расчет лично вы, или любой из банды убийц, находящейся в этом доме, – я допил свою порцию виски, посмотрел, на него долгим пристальным взглядом и бросил ему пистолет.

– Полагаю, нам есть о чем поговорить.

Он был явно удивлен, но, несмотря на это, его реакция оказалась быстрой, очень быстрой. Кеннеди схватил пистолет, осмотрел его, взглянул на меня так, словно решал, делать ему ставку на меня или нет. Он явно колебался. Потом пожал плечами и слабо улыбнулся.

– Не думаю, что пара новых пятен машинного масла причинит какой-то вред моей простыне, – он сунул пистолет под подушку, подошел к столу, налил виски в оба стакана, и стоя, ждал, когда я заговорю.

– Да, мое поведение выглядит странным. Что ж попробую прояснить ситуацию. Дело в том, что я собственными ушами слышал, как Вилэнд пытался убедить генерала и Мэри устранить вас. Я понял, что вы потенциальная угроза для Вилэнда, генерала и всех остальных. Из того, что мне довелось услышать, стало понятно, что вы не в курсе тех делишек, которыми они занимаются. А ведь вы наверняка знаете, что здесь творятся какие-то странные дела.

– Я всего-навсего шофер. И что же они сказали Вилэнду, услышав его предложение? – он произнес слово «Вилэнд» так, что мне стало ясно: он не симпатизирует ему.

– Они начисто отказались.

Кеннеди был доволен, но старался не показать этого. Правда, ему это не удалось.

– Я слышал, что не так давно вы оказали семейству Рутвен большую услугу: разделались с тремя головорезами, которые пытались похитить мисс Мэри.

– Мне просто повезло.

Там, где требовались мгновенная реакция и сила, подумал я, ему всегда должно везти.

– Когда-то я был телохранителем, а не шофером. Мисс Мэри – лакомый кусочек для каждого хулигана в стране, которому кажется, что он запросто может отхватить миллион. Но теперь я уже не телохранитель, – резко сказал он.

– Я познакомился с твоим преемником, – кивнул я. – Валентино. Он не смог бы охранять и пустую детскую.

– Валентино, секс-символ немого кино? – он усмехнулся. – Да, это вы в самую точку,  с его-то физиономией неандертальца.  Вообще-то, он Эль Грундер. Слышал, что вы повредили ему руку?

– А он мне ногу, превратив ее в сплошной черно-пурпурный синяк, – я ожидающе посмотрел на него. – Вы забыли, что говорите с убийцей, Кеннеди?

– Вы не убийца, – ровным голосом ответил он. Наступила длинная пауза. Потом он отвел от меня взгляд и уставился в пол.

– Вы, что, в курсе здоровья патрульного Доннелли?

Он молча кивнул.

– Да, Доннелли жив и здоров, – сказал я. – Правда ему пришлось потратить несколько минут на то, чтобы смыть с брюк следы пороха, что же касается всего остального, то он не пострадал.

– Зачем эта фальсификация? – тихо спросил Кеннеди.

– Попробую объяснить. Расскажу не все, не имею права, так что не обессудьте. Вот вы прочли обо мне в газетах, – я махнул рукой в сторону стоящего в углу стенда для газет и журналов. На обложке нового журнала опять напечатали мое фото, и эта фотография была еще хуже, чем предыдущая. – Кое-что вам рассказала Мэри. Кое-что из того, что вы слышали и читали обо мне, – правда, но в основном – чушь собачья. Мое имя действительно Джон Тальбот, и я, как объявили в суде, специалист по поднятию со дна моря затонувших кораблей. Если не считать Бомбея, то я был во всех местах, которые упоминались. Хотя время моего пребывания там указано не точно. Я никогда не занимался какого-либо рода преступной деятельностью. Что же касается Вилэнда, а возможно, и генерала, то они действительно преступники, по которым давно плачет тюрьма. И мне нужно было проникнуть в их среду. Именно для того, чтобы обеспечить этой шайке столь уютное жилище, и проводится грандиозная операция спецслужб. Я участвую в этом деле отнюдь не как частное лицо. Не буду сейчас вдаваться в пространные объяснения, но стало известно, что генералу очень нужен эксперт по поднятию со дна моря затонувших кораблей. Было потрачено много сил и времени, чтобы создать мне соответствующую легенду. И не зря. Это дьявольски осторожные бестии. Они разослали телеграммы своим агентам в Голландии, Англии и Венесуэле, чтобы собрать обо мне сведения. Со всеми этими тремя странами генерала связывают вполне определенные интересы, я имею в виду нефть. Данные, которые они получили, вполне их удовлетворили.

– Откуда вам известно, что они разослали телеграммы в эти страны?

– Каждая телеграмма, отправляемая за рубеж из Саус-Венис за последние два месяца, тщательно проверялась. Все телеграммы генерала были зашифрованы, что вполне законно. Но в Вашингтоне есть один старичок, гений расшифровки. По его мнению код генерала – детская забава.

 Действие виски начало ослабевать, я начал дрожать от холода. Пришлось встать и ходить по комнате. Я ходил и говорил:

– Чтобы оказаться в банде не в одиночку, а с напарником, и был разыгран этот спектакль – похищение дочери генерала.

– С напарником? Яблонский ваш напарник? А как Мери оказалась в зале суда именно тогда, когда вам было нужно?

Я отметил, что он сказал «Мэри», а не «мисс Мэри», как полагалось. Возможно, это не имело значения, а возможно она для него была именно просто Мери.

– Мисс Мэри, конечно, не в курсе происходящего. Но судья Моллисон находится в дружеских отношениях с генералом, и мне удалось убедить его пригласить Мэри на обед. А перед обедом она должна была заехать в суд и подождать, пока он окончит рассмотрение последнего дела.

– Неужели и судья Моллисон тоже в курсе мистификации?

– Да. У вас здесь есть телефон и телефонный справочник. Может, хотите позвонить ему, уточнить?

Он отрицательно покачал головой, и я продолжил:

– Моллисон в курсе, и все полицейские – участники спектакля. Со всех взята подписка о неразглашении. Все они знают: одно лишнее слово, один неверный шаг – и останешься без работы. Да, спектакль получился на славу, Голливуд позавидует. Первые два холостых патрона в кольте Доннели, ложное заграждение на дороге, погоня с пальбой холостыми патронами…

– А пуля, разбившая ветровое стекло машины, которой вы управляли?

– Когда мисс Мэри легла на пол машины, и сам выстрелил в ветровое стекло.

– Мэри говорила мне о Яблонском, – тихо сказал он. – Она назвала Яблонского коррумпированным полицейским.

– Да, насчет Яблонского. Операция началась более двух лет назад. Вначале нам понадобился человек, который знал бы карибский преступный мир как свои пять пальцев. Именно таким человеком был Яблонский, родившийся и выросший на Кубе. Еще два года назад он был полицейским Нью-йоркского департамента, расследующего убийства. Именно Яблонский придумал все фальшивые обвинения относительно себя самого. Это было здорово придумано. – Обвинение Яблонского в несуществующих нарушениях полицейской этики не только объясняло внезапное исчезновение одного из лучших копов в стране, но также давало ему возможность сблизиться с преступными элементами и проникнуть в их круги, когда это потребовалось. Последние полтора года он работал со мной по Карибскому делу.

Воцарилась долгая тишина. Кеннеди внимательно смотрел на меня.

– Так что же здесь все-таки происходит, Тэлбот?

– Очень сожалею, но не имею права сказать ничего кроме того, что уже сказал. Поверьте – это в ваших же интересах. Все, кто участвовал в этой мистификации, знают не больше. Просто они получили сверху соответствующий приказ на этот счет вот и все.

– Это очень важное дело, не так ли? – медленно спросил он.

– Достаточно важное. Послушайте, Кеннеди, не задавайте лишних вопросов. Я прошу помочь мне. И еще вот что. Если вас до сих пор не беспокоила безопасность Мэри, пора побеспокоиться о ней. Думаю, что она знает о делах Вилэнда и генерала не больше, чем вы, но я убежден, что она в опасности. Девушке угрожает большая опасность, Кеннеди. Короче говоря, речь идет о ее жизни. Нам противостоят крутые парни, играющие по-крупному. На кону такие деньги… уже восемь трупов, и это только то, что я знаю наверняка. Я играю с вами в открытую и хочу предупредить, что если ввяжетесь в это дело, то у вас будут все шансы  получить пулю в затылок. И несмотря на это, я прошу вас помочь, хотя не имею ни малейшего права на это. Что скажете?

Его загорелое лицо стало чуть светлее, но это практически не было заметно. Кеннеди явно не понравился мой рассказ. Но испугаться? Нет, он не испугался.

– Вы умный человек, Тальбот, – тихо проговорил он. – Возможно, даже чересчур умный. Знаю только одно: вы достаточно умны и не посвятили бы меня, хотя бы частично, в это дело, если бы не были заранее уверены в том, что я выполню все, что мне поручите. Вы сказали, что они играют по-крупному. Что ж, я не прочь принять участие в такой игре.

Я не стал тратить время на то, чтобы благодарить его или поздравлять с тем, что он смело сунул голову в петлю. С таким отчаянным решением человека не поздравляют, как правило. Вместо этого сказал:

– Я хочу, чтобы вы постоянно были рядом с Мэри, куда бы она ни пошла. Почти уверен, что завтра утром, вернее, сегодня утром, все мы отправимся на Х-13 . Мэри наверняка тоже поедет с нами. Вернее, у нее не будет другого выбора. А вы будете сопровождать ее.

Он попытался прервать меня, но я предостерегающе поднял руку, сделав ему знак молчать.

– Знаю, вы больше не телохранитель. Придумайте что-нибудь, но рано утром у вас должен быть повод войти в дом, и повидаться с Мэри. Скажите ей, что с Валентино только что произошел небольшой несчастный случай, и Мэри…

– Что означает «небольшой несчастный случай»?

– Пусть это вас не тревожит, – хмуро ответил я. – Неприятность с ним действительно случится, и в течение некоторого времени он будет не в состоянии присматривать даже за собой, не говоря уже о том, чтобы присматривать за кем-то другим. Пусть Мэри настаивает на том, чтобы ее телохранителем стали вновь вы. Если она пойдет ва-банк и будет бороться до конца, чтобы достичь положительного результата, она выиграет этот бой. Генерал не станет перечить ей, и, по-моему, Вилэнд тоже не станет, так как это будет уступка всего на один день, а еще через два дня вопрос о том, кто будет присматривать за дочерью генерала, перестанет беспокоить его. Не выпытывайте, откуда мне это известно, так как я все равно ничего не скажу. Знайте только одно: я поставил именно на эту карту. Так или иначе, Вилэнд решит, что желание Мэри вернуть вас объясняется ее неравнодушным отношением… Не знаю, соответствует ли это действительности, не мое дело. Но Вилэнд воспримет ее требование именно так и уступит. Уступит также и потому, что не доверяет вам и поэтому его вполне устроит, если вы будете находиться на буровой под его присмотром.

– Хорошо, – он ответил с таким хладнокровием, словно я предложил ему поехать со мной на пикник. Этот парень действительно отлично владел собой. – Я скажу обо всем Мэри. Скажу так, как вы хотите, – он на минуту задумался и потом добавил: – Вы сказали, что я могу получить пулю в затылок. Возможно, так оно и будет. Возможно. Но я иду на это по своей воле и считаю, что это должно побудить вас быть откровеннее со мной. Быть честнее по отношению ко мне.

– Неужели вы считаете, что я вел себя нечестно по отношению к вам? – Я не рассердился на него, просто чувствовал себя до предела измученным.

– Да. Считаю именно так. Вы не сказали мне всей правды. Хотите, чтобы я приглядел за дочерью генерала? По сравнению с тем, за чем вы охотитесь, Тальбот, безопасность Мэри для вас ничего не значит. Вы оцениваете ее жизнь не дороже двух центов. Если бы ее безопасность действительно имела для вас какое-то значение, вы могли бы спрятать ее, когда позавчера взяли заложницей. А вместо этого привезли обратно. Вместе с тем, предупредили меня, что ей угрожает серьезная опасность. Хорошо, я не спущу с нее глаз. Но знаю, что я понадобился не только для того, чтобы охранять Мэри, а еще для чего-то другого.

Я кивнул:

– Да, вы действительно нужны мне. Я вступаю в это дело со связанными руками. Я – пленник и должен найти человека, которому смог бы доверять. Я доверяю вам.

– Но ведь вы можете доверять Яблонскому, – спокойно сказал он.

– Яблонский мертв.

Кеннеди молча уставился на меня. Потом протянул руку, взял бутылку и налил в стаканы виски. Его губы сжались в тонкую линию, похожую на шрам на загорелом лице.

– Смотрите, – я кивнул на свои залепленные грязью ботинки. – Это земля с могилы Яблонского. Я зарыл его могилу пятнадцать минут тому назад, перед тем, как пришел сюда. Ему выстрелили в голову из мелкокалиберного пистолета. Пуля угодила точно в переносицу. Он улыбался. Вы слышите? Он улыбался, Кеннеди. Человек не станет улыбаться, зная, что за ним пришла смерть. А Яблонский не видел, что за ним пришла смерть. Его застрелили, когда он спал.

Я дал краткий отчет о том, что произошло с тех пор, как ушел из дома генерала. Рассказал, как побывал на объекте Х-13, и о том, как вернулся. Выслушав все, он спросил:

– Это сделал Ройял?

– Да.

– Вам никогда не удастся доказать это.

– Мне незачем доказывать, – сказал я, почти не сознавая от усталости смысла своих слов. – Ройял никогда не предстанет перед судом. Яблонский был моим лучшим другом.

Кеннеди отлично понял, что это означает. Он тихо сказал:

– Не хотел бы я, чтобы вы когда-нибудь стали охотиться за мной, Тальбот.

Я допил виски. Теперь оно уже не оказывало на меня никакого эффекта. Я чувствовал себя старым, измученным, опустошенным, мертвым.

Кеннеди заговорил снова:

– Что вы намерены предпринять?

– Предпринять? Намерен занять у вас сухие носки, ботинки и нижнее белье. Потом вернуться в дом в отведенную мне комнату, высушить свою одежду, надеть на руки наручники, пристегнуть их к кровати и выбросить ключи, которые сделал для меня мой друг. Утром они придут за мной.

– Вы сумасшедший! Почему они убили Яблонского?

– Не знаю, – устало ответил я.

– Только одно объяснение, – настаивал он. – Они убили его, так как обнаружили, что он слуга двух господ, обнаружили, что он обманывает их. А если они разоблачили его, должны были разоблачить и вас. Они уже поджидают вас в комнате, Тальбот. Им известно, что вы вернетесь, ведь они не знают, что вы нашли труп Яблонского. Как только ступите за порог, получите пулю в лоб. Неужели не понимаете этого, Тальбот? Господи, неужели вы действительно не понимаете этого?

– Все может быть. Возможно, они знают все обо мне, а возможно, нет. Я и сам многого не знаю, Кеннеди. Но может быть и так, что, все зная обо мне, они не убьют меня. Не убьют, пока я им нужен. – Я поднялся на ноги. – Все давай собираться.

 На какую-то секунду мне показалось, что Кеннеди намерен силой задержать меня. Но, видимо, выражение моего лица заставило его изменить намерения. Он дотронулся до моего рукава.

– Сколько платят за такую работу, Тальбот?

– Гроши.

– А вознаграждение?

– Никакого.

– Тогда, ради Бога, скажите, что заставило такого человека, как вы, взяться за эту безумную работу? – его красивое смуглое лицо выражало полнейшее недоумение, он не мог понять меня. Да я и сам не вполне понимал себя.

– Не знаю… Нет, знаю. И когда-нибудь расскажу вам об этом…

– Не удастся дожить до этого дня. Вам не удастся дожить до того дня, когда сможете рассказать об этом кому-либо, – мрачно сказал Кеннеди.

Взяв сухие ботинки и нижнее белье, я пожелал ему спокойной ночи и ушел.