Текст книги "Страх открывает двери. - Редакция 2024 г."

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Полицейский участок. У телефона шериф Прендергаст. Говорите.

Я включил микрофон:

– Полицейская машина номер девятнадцать докладывает. – Это был мой пароль, и, казалось бы, это была излишняя предосторожность, поскольку всем полицейским машинам округа запретили выходить на связь, и шериф знал, что это мог быть только я. Но, это было время страстных поклонников радио, и любители прослушивали эфир. К тому же была возможность, что люди Вилэнда прослушивают разговоры полиции. Я продолжил:

– Похожий по описанию, задержан вблизи Вентуры. Доставить его к вам?

– Не нужно. Преступник задержан. Освободите подозреваемого.

Я почувствовал себя так, словно кто-то дал мне миллион долларов на мелкие расходы.

Я с облегчением откинулся на спинку стула. Напряжение последних сорока восьми часов было гораздо сильнее, чем я думал. И сейчас я испытывал огромное облегчение и удовлетворение.

– Это машина номер девятнадцать, – повторил я, и мой голос показался мне каким-то неуверенным и чужим. – Подтвердите ваше распоряжение.

– Освободите вашего задержанного, – медленно и отчетливо повторил Прендергаст. – Мы нашли настоящего преступника. Повторяю… Мы нашли…

Внезапно радиоприемник отлетел, и посередине шкалы настройки у него образовалась большая дыра. Радиорубку, казалось, потряс взрыв – таким оглушительным для моих барабанных перепонок, показался звук выстрела из пистолета большого калибра в этом небольшом помещении. Подпрыгнув на стуле наверно на полметра, я затем, когда моя задница вновь встретилась с сиденьем, медленно и осторожно поднялся на ноги. Я не хотел, чтобы стрелявший слишком нервничал. Полицейские несомненно поняли: произошло что-то экстраординарное. Медленно повернувшись лицом к двери, я увидел незваного гостя. Это был Лэрри, и дымящийся кольт был нацелен мне в переносицу. Он казался огромным, как гаубица. Гладкие черные волосы Лэрри были мокрыми от пота и прилипли ко лбу, его угольно-черный глаз дергался, горел и был безумным, как у психа. Один глаз, я не видел второго. Я видел только половину его лица, правую руку, в которой он держал свою пушку, и левую руку, словно крюком обхватившую шею Мэри Рутвен. Он использовал девушку, как живой щит. Я с упреком посмотрел на нее.

– Хороший же из вас сторожевой пес, – мягко сказал я.

– Заткнись! – прорычал Лэрри. – Значит, ты коп, да?

Далее шла одна нецензурщина. Голос его, похожий на шипение ядовитой змеи, дрожал от ненависти.

– Нельзя ли повежливее, – прервал его я. – Ведь здесь присутствует молодая леди, приятель…

– Леди? Проститутка! Б…! – он еще крепче вцепился в ее шею, словно получая от этого удовольствие. Мне пришло в голову, что когда-то он совершил досадную ошибку и приударил за ней, а она отреагировала соответствующим образом.

– Ты считаешь себя очень умным, Тальбот, не так ли? Думал, что одурачил нас всех, не так ли? Но меня тебе не удалось одурачить, Тальбот. Я следил за тобой. Я ходил за тобой каждую секунду с тех самых пор, как ты появился на буровой, – он напичкал себя наркотиками до самых бровей, он дрожал и подпрыгивал, словно у него была болезнь Святого Вита. В голосе звучало злорадство и мстительный триумф ничтожества, которым все пренебрегали и над которым все издевались. А в конце концов он оказался прав, в то время как те, которые презирали его, ошибались. Это была ночь, когда Лэрри мог заливаться соловьем, и он не намерен был пропустить ни единой ноты. Но мне доводилось слышать и более приятные голоса.

– А тебе и в голову не приходило, что я знал о твоем сговоре с Кеннеди, признайся, что ты не знал этого, коп, – продолжал хвастаться он, – и с этой проституткой ты тоже был в сговоре. Я следил за тобой с той самой минуты, когда ты вылез из батискафа десять минут тому назад, я видел, как этот подхалим-шофер дал по башке Ройялу…

– Откуда тебе известно, что это Кеннеди…

– Я подслушивал под дверью, подонок. Я уже тогда мог бы прикончить тебя, но хотел посмотреть, что ты надумал и куда это ты так торопился. Может быть, ты думаешь, меня беспокоит, что Ройял отдаст концы? – внезапно он замолчал и выругался. – Мэри, потеряв сознание, упала прямо на него. Он попытался удержать ее, но героин не протеин – даже ее легкий вес оказался ему не под силу. Он мог бы аккуратно положить ее на землю, но не сделал этого, а отступил назад, и девушка тяжело упала на пол.

Я сделал полшага вперед и до боли сжал кулаки. Во мне горело желание убить. Лэрри обнажил зубы в волчьем оскале и прошипел:

– Ну давай, давай, покончи со мной.

Я смотрел то на него, то на лежащую на полу Мэри, потом снова на него и на нее, и кулаки мои медленно разжались.

– Испугался, коп? Ты ведь даже пожелтел от страха, коп, да? Ты втрескался в нее, коп, не так ли? Ты втрескался в нее точно так же, как в нее втрескался я и этот педераст Кеннеди, – он засмеялся визгливым фальцетом, в котором звучало безумие. – Мне кажется, что с Кеннеди произойдет несчастный случай, когда я вернусь на ту сторону. Ведь никто не обвинит меня в том, что я застрелил Кеннеди, увидев, что он ударил Ройяла по башке?

– Хорошо, я согласен. Согласен, что ты герой и великий детектив. Пойдем к Вилэнду и покончим с этим.

– Да, с этим давно пора покончить, – кивнул он. Внезапно голос его стал очень спокойным. Это мне совсем не понравилось. – Но только ты не увидишь Вилэнда, коп. Ты вообще больше никогда и никого не увидишь, коп. Я убью тебя, Тальбот. Я прикончу тебя сейчас же.

От волнения у меня пересох рот, словно кто-то провел по небу промокашкой. Я слышал медленные, тяжелые удары своего сердца, мои ладони стали влажными от пота. Он сделает, что сказал. Нажмет на курок тяжелого кольта, и даже если ему посчастливится дожить до ста лет, он уже не получит большего удовольствия в своей жизни. Это конец. Каким-то чудом мне удалось говорить без дрожи в голосе.

– Итак, ты намерен убить меня, – медленно сказал я. – Почему?

– Потому что смертельно ненавижу тебя, Тальбот, – прошептал он, и в этом шепоте слышался какой-то дребезжащий, ужасный звук. – Потому, что ты довел меня. Ты издевался надо мной с первой минуты, как увидел, ты все время называл меня наркоманом, словно не было других слов, то и дело интересовался, наполнен ли мой шприц. А еще потому, что ты неровно дышишь к этой женщине, потому, что если она не достанется мне, то не достанется никому. А еще потому, что я ненавижу копов.

Он ненавидел меня. Я видел и понимал это. Даже когда он молчал, рот его извивался и дергался, как у эпилептика. Он не сказал мне ничего нового. Но сказал то, что никогда не скажет никому другому. И я знаю, почему он стал таким откровенным. Мертвые молчат. Пройдет несколько секунд, и я стану мертвецом. Я умру. Умру, как Герман Яблонский, засыпанный слоем земли толщиной в пятьдесят сантиметров. А труп Тальбота будет похоронен в воде на глубине более сорока метров. Но, не все ли равно, где спать вечным сном. Обидно было и то, что мой конец наступит от руки дергающейся, набитой наркотиками массы, маскирующейся под человека.

– Ты непременно хочешь, чтобы я умер сейчас? – мои глаза, не отрываясь, смотрели на дергающийся на курке палец. Я ни на секунду не оторвал глаз от этого пальца.

– Конечно, – захихикал он. – Я выстрелю тебе в низ живота, и буду наблюдать, как ты будешь корчиться и вопить, пока не охрипнешь. И никто не услышит твоих криков, коп, и не придет тебе на помощь. Тебе нравится такая смерть, коп?

– Тупица, – тихо проговорил я. Мне нечего было терять.

– Что? – его лицо превратилось в маску неверия словам, которые он услышал. – Повтори, что ты сказал, коп!

– Ты так накачался наркотиками, что сам не знаешь, что говоришь. Что ты сделаешь с моим трупом? – Я впервые подумал о себе как о трупе. Ужасное чувство, надо сказать. – Даже двоим, таким как ты, не под силу вытащить меня отсюда, а если меня найдут застреленным, сразу поймут, что это твоих рук дело, ни у кого на платформе нет такого оружия. И тогда я тебе не завидую, мой мальчик, потому что они нуждаются в моих услугах более чем когда бы то ни было. Ох не завидую, Лэрри.

Он хитро кивнул,  словно продумал все это раньше.

– Ты прав, коп, – пробормотал он, – здесь я не могу пристрелить тебя. Мы должны выйти из радиорубки, коп, не так ли? Я застрелю тебя у самого борта, а потом столкну в море.

– Вот это правильно, – кивнул я. Безумной казалась моя речь, но я не сошел с ума, я рассчитывал выкрутиться, но риск конечно был безумный.

– А потом они будут бегать кругом и искать тебя, – задумчиво сказал Лэрри, – и я буду бегать вместе с ними, и все время буду смеяться про себя, думая о том, что твой труп уже, наверное, сожрала акула. Акула будет плавать среди морских водорослей, а я буду знать, что я хитрее всех.

– Прекрасно, – сказал я. – Оказывается, ты и вправду умный парень.

– А разве нет? – снова захихикал он отвратительным фальцетом, от которого волосы на затылке у меня зашевелились. Он ткнул Мэри ногой, но она не пошевелилась. – Девушка полежит, пока я вернусь. Я ведь задержусь ненадолго, правда, коп? Вставай и выходи первым. И помни, что у меня в руках фонарь и пистолет.

Лэрри отступил в сторону, пропуская меня.

– Такое не забудешь.

Ни Мэри, ни оператор не шевелились. Я был уверен, что пройдет достаточно времени, прежде чем оператор зашевелится. У меня до сих пор болели кулак и нога. Но, что касалось Мэри, то тут я сомневался. Мне казалось, что она просто притворяется: уж слишком частым и неровным было ее дыхание для человека, потерявшего сознание.

– Не засматривайся, – Лэрри и больно пнул меня пистолетом в спину. – Пошел отсюда.

Пройдя коридор, мы подошли к входной двери. За ней – защищенная от ветра сторона радиорубки, но свернув за угол, мы окажемся под бешеным напором урагана. Вот тогда все и должно решиться. Тогда или никогда.

Все произошло не совсем так, как я рассчитывал. Подталкиваемый пистолетом, уткнувшимся мне в спину, я завернул за угол радиорубки, низко наклонился и, почувствовав первый резкий порыв ветра, рванулся ему навстречу. Почти тотчас я понял свою ошибку – бежать навстречу ураганному ветру это все равно что пытаться бежать в бочке с патокой. Оставалось надеяться, что гангстеры и бандиты – самые плохие стрелки в мире. Они или стреляют в цель с двух метров, или осыпают ее градом пуль, в надежде, что хотя бы одна да попадет.

Мне удалось преодолеть всего метров семь, когда Лэрри показался из-за угла. Он растерялся, не ожидал ничего подобного. Лэрри был слабосильным и к тому же он стоял, выпрямившись во весь рост. Колеблющийся и раскачивающийся луч фонаря на палубе яснее ясного говорил о том, что Лэрри нетвердо стоит на ногах. Я опять наклонил голову и принял такое положение, которое принимает спринтер, когда он, делая первые два шага стометровки, бросается навстречу ветру.   Удалось отчаянным усилием преодолеть еще метра два, когда бешено шарахающийся из стороны в сторону свет фонарика выхватил меня из темноты и замер. Лэрри выстрелил.

Я сотни раз слышал, что эти бандюганы не могут с десяти шагов попасть даже в дверь сарая. Но, видимо, Лэрри никогда не слышал об этом, а возможно, это относилось только к дверям сараев.

Удар лошадиного копыта это мелочь, по сравнению с  ударом пули «кольта 45», она угодила в левое плечо, крутанула меня волчком, опрокинула и отбросила в сторону. Но именно это спасло мне жизнь. падая, я почувствовал, как вторая пуля рванула воротник зюйдвестки. Лэрри не давал предупредительных выстрелов. Он стрелял с намерением убить меня.

И он, конечно, убил бы, пролежи я на месте хотя бы пару лишних секунд. Последовал еще один выстрел. Звук его едва донесся до меня сквозь вой ветра, но я увидел, как искры вспыхнули и отскочили от палубы недалеко от моей головы. Я поднялся и побежал, не видя, куда бегу. Мне это было безразлично. Нужно было просто убежать как можно дальше. Ослепляющий, хлесткий заряд дождя хлестнул в лицо, заставив меня крепко зажмуриться. Меня это обрадовало. Если я зажмурился, то и Ларри тоже.

Так, с закрытыми глазами, я и налетел на металлическую лестницу с перилами, уходящую под небольшим наклоном куда-то в высоту. Я ухватился за нее, чтобы не упасть, и, не сознавая, что делаю, успел подняться по лестнице метра на три, прежде чем понял, что поднимаюсь. Я продолжал неуклонно лезть вверх. Возможно, толкал меня на это вековой инстинкт человека, побуждавший его взбираться повыше, спасаясь от грозящей опасности. Но теперь я надеялся, что лестница ведет на какую-то площадку, с которой я смогу легче отразить натиск Лэрри. Это был тяжелый и изнурительный подъем. Во-первых – бешеный ветер. Во-вторых, поднимаясь, я цеплялся за перила, а иногда и за ступеньку, практически одной рукой. Левое плечо болело не очень сильно, но надежды на левую руку было мало. Боль придет позже. Теперь же у меня было такое ощущение, что вся левая рука парализована, и каждый раз, как правая рука отпускала перила, я, чтобы ветер не сдул меня, старался, вплотную прижавшись к перилам слева, как можно быстрее схватиться здоровой рукой повыше. После того, как одолел ступенек сорок, моя здоровая правая рука и левое плечо горели, как в огне. Я глянул вниз. – Внизу у начала лестницы, размахивая фонариком во всех направлениях, стоял Лэрри. Это заставило меня, забыв о боли и усталости, полезть вверх еще быстрее, чем прежде. Ведь даже в его курином мозгу обязательно появится мысль посветить наверх. Обязательно появится.

Это была самая длинная лестница, на которую я когда-либо взбирался. Она казалась бесконечной. Теперь я понял, что эта лестница приведет меня к «обезьяньей тропе» – узкой дорожке, с которой производилось направление и контроль за установкой новых полутонных секций бура, а также за заменой отработавших и укладкой их в стеллажи. Самым огорчительным было то, что «обезьянья тропа» не имела даже леерного ограждения, оно помешало бы этому непростому производственному процессу.

Внезапно лестница загудела и задрожала, словно от удара кувалды. – Пуля ударилась о ступеньку, на которой стояла моя нога. Какое-то кошмарное мгновение! Мне казалось, что она пробила мне ногу. Потом я понял, что с ногой все в порядке.

Больше выстрелов не последовало. Я снова посмотрел вниз. – Лэрри лез вслед за мной. Лез в три раза быстрее меня. Я не видел его, но видел, повторяющееся прыгающее движение луча фонарика, видимо он примотал его к предплечью, и поднимаясь по лестнице хватался за перила обеими руками. Полез! Как это понять? Ведь Лэрри не отличался особой храбростью. То ли он под кайфом, то ли его гонит страх, что мне удастся уйти от него и Вилэнду станет известно, что он пытался убить меня. А возможно, пришло время экономить патроны.

Тут я почувствовал, что вокруг как-то посветлело. Вначале решил, что причина в сигнальных огнях на вершине буровой вышки, но тут же понял, что ошибаюсь – до нее еще было не менее чем тридцать метров. Я прищурился, чтобы предохранить глаза от от секущих лицо струй дождя, и посмотрел вверх.

Метрах в трех от моей головы была площадка, едва освещенная слабым светом фонаря. Фонарь светил куда-то вдаль, но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок, из которых состояла буровая вышка, можно увидеть, что закреплен он на какой-то будке. Фонарик Лэрри на мгновение замер, и осветил площадку. Она была не из цельного листового металла, а представляла собой решетку, через которую можно было увидеть каждое движение человека, находящегося на ней. Моей надежде врезать как следует ногой по голове Лэрри, когда она появится над настилом площадки, не суждено было осуществиться.

Я посмотрел вниз. Лэрри был метрах в трех от меня. Свет его фонарика был направлен на меня. Почему он не стреляет? Легкий нажим на курок, и мне конец . Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза увидеть эту яркую вспышку, прежде чем пуля и забвение, которое она несет с собой, навсегда закроют мои глаза. И тут до меня дошло – он не выстрелит. Даже он своими куриными мозгами понимал, что падая, мои восемьдесят три килограмма смахнут его с лестницы, как муху, и свалившись высоты десятиэтажного дома, наши тела лягут рядышком.

Я вылез на площадку. Осмотрелся. Деваться больше некуда. «Обезьяньей тропа» шла вокруг буровой вышки и бежать по ней, это только играть на руку Лэрри. Поскольку дальше эта дорожка выходила за периметр корпуса платформы и упал бы я с нее не на палубу, прямо в море. Как говорится, концы в воду. Поэтому я прошел мимо будки и остановился. Все. Финиш.

Медленно, осторожно, не отрывая от меня глаз, Лэрри вылез на площадку и остановился в метре от меня. Будка оказалась у его за спиной. Он тяжело дышал и по-волчьи скалил зубы, пистолет прижат к боку и направлен на меня. Фонарик свой он выключил. Света фонаря, висевшего на стене будки было достаточно. Он не хотел пользоваться своим фонариком еще и потому, что его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться, какой сумасшедший полез наверх при таком ураганном ветре, когда все работы отменены.

Я покачал головой:

– Дальше не пойду. Стреляй здесь. Упаду на палубу и все поймут – твой пистолет, твоя работа.

Произнося эти слова, я увидел то, от чего в моих жилах застыла кровь.  В радиорубке мне показалось, что Мэри Рутвен только притворилась, потеряв сознание. Теперь я знал, что был прав. Она не теряла сознания, и как только мы вышли из радиорубки, отправилась следом. Невозможно было не узнать эту поблескивающую в темноте золотую головку, эти тяжелые косы, которые появились над верхней ступенькой лестницы.

«Милая глупышка, – подумал я, – сумасшедшая, маленькая глупышка». Я не думал о том, какая была нужна отчаянная храбрость, чтобы влезть на эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может только присниться в кошмарном сне. Я даже не подумал о том, что отчаянная храбрость этой девушки вселила в меня надежду. Я испытывал только горечь, возмущение и отчаяние, я был уверен, что это последние минуты жизни Мэри Рутвен.

– Вперед, мерзавец!

– Чтобы ты пристрелил меня и я упал в море? Нет.

– Повернись.

– Чтобы ты ударил меня пистолетом по голове и меня нашли на палубе внизу, и при этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? – Мэри была уже в полуметре от Лэрри. – Нет, я не повернусь, Лэрри. Освети фонарем мое левое плечо.

Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.

– Значит, я все же попал в тебя, Тальбот?

– Да. Ты попал в меня. – Теперь Мэри была уже вплотную к нему.  До этого я лишь уголком глаза я следил за ней, а теперь через плечо Лэрри посмотрел на нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.

– Можешь не смотреть, не старайся, фараон! – хихикнул Ларри. —Второй раз ты меня таким образом не проведешь!

Вцепись руками в его шею или ноги, молился я. Или набрось ему на голову свой плащ. Но только хватай его руку с пистолетом.

Но именно это она и сделала.  Схватила его за запястье правой руки. Лэрри замер, словно окаменел от неожиданности. Рука с револьвером, тоже застыла, продолжая целиться в мое сердце, не сдвинулась ни на йоту.  Левой рукой Лэрри схватил Мэри за запястье. Резкое движение – и он освободился. Рванул Мэри за руку, крутанул и бросил ее практически между нами. Из ее груди вырвался сдавленный возглас боли и отчаяния, она упала на колени, а потом – на бок. Ларри по-волчьи оскалился в усмешке, его черные, как угли, глаза и пистолет были все время направлены на меня. Он, продолжая выкручивать руку девушке, заявил:

– Иди. Можешь попрощаться со своей подругой, коп!

Он не шутил. Она слишком много знала. Я приблизился к нему вплотную, делая вид, что хочу выполнить его приказ. – Он ткнул ствол кольта мне в зубы, один зуб сломался, и я почувствовал во рту соленый вкус крови из разбитой верхней губы. Я отвернул голову, сплюнул кровь. Он, вытащив ствол изо рта, ткнул ткнул им мне в горло. Ствол больно давил на гортань, мушка рвала щеку. Пока этот подонок упивался своей властью, я занимался важным делом, стараясь использовать свой последний, очень не большой шанс, надо сказать, но все же…

– Струсил, коп?

Бояться? У меня не было на это времени, я своей левой ногой снимал со своей правой туфель, отвлекая этого гада болтовней.

– Ты не сделаешь этого, Лэрри. Если ты убьешь меня, им не видать этого сокровища, как своих ушей.

Я отвел правую ногу подальше назад, стоя на одной левой, стараясь не потерять равновесия. Снятый туфель висел лишь на кончиках пальцев.

– Не смеши меня, – его действительно сотрясал ужасный безумный смех. – Ты слышишь, коп, как я смеюсь. Мне ведь все равно не видать ни гроша из этого сокровища. Наркоман Лэрри не получит ни гроша. Белый порошок это все, что старик когда-либо давал своему любимому сыну.

– Ты это о Вилэнде? – мне надо было бы давным-давно понять, что Вилэнд его отец. Моя правя нога плавно пошла вперед, набирая скорость.

– Да. Он мой отец. Будь он проклят! – Пистолет уткнулся мне в пах. – Прощай, коп!

– Я передам ему твой прощальный привет, – я еще не успел окончить эту фразу, как сорвавшись с ноги, пущенный с силой, туфель, с грохотом врезался в рифленое железо будки.

Лэрри резко повернул голову на этот звук, этот новый источник опасности и угрозы, на мгновение открыв  свою скулу для моего удара. Точно так же совсем недавно была открыта для удара скула оператора в радиорубке.

Я ударил его. Ударил с такой силой, словно он был спутником, и я отправлял его на лунную орбиту. Я ударил его с такой силой, словно жизнь всех живущих на земле зависела от мощи этого удара. Я ударил его так, как никогда никого не бил в жизни, и нанося этот сокрушительный удар, знал, что никогда больше никого не смогу ударить с такой силой.

Послышался сухой, глухой хруст. Кольт выпал из руки Лэрри и ударился о решетку у моих ног. В течение двух-трех секунд казалось, что Лэрри, не потеряв равновесия, как ни в чем не бывало стоит на ногах. Затем с неправдоподобной замедленностью и неотвратимой безысходностью, словно обрушившаяся фабричная труба, он стал падать в пропасть.

Не было исполненного ужаса крика, не было отчаянных взмахов рук и ног при падении. – Лэрри был мертв еще до того, как начал падать. У него были сломаны шейные позвонки.