Текст книги "Страх открывает двери. - Редакция 2024 г."

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Откуда известно все это? – прошептал Вилэнд.

– Откуда? Дело в том, что я работал на борту «Искусительницы» сменным инженером. – Я проигнорировал ругань Вилэнда и то, что его руки непроизвольно сжались в кулаки. – Помните, вы говорили, что и вы и генерал видели меня где-то раньше: то ли на борту судна в Гаване, то ли где-то еще. Вы ошибались, хотя было время, когда я действительно работал в этой фирме. Я проработал на «Искусительнице» пять недель. Покинув яхту, перекрасил волосы в этот дурацкий цвет, сделал пластическую операцию, в результате которой у меня появился шрам, и симулировал хромоту. Но ты не очень-то наблюдателен, Вилэнд, даже несмотря на этот маскарад, ты должен был узнать меня.

Именно так обстояли дела. Вы уже знали, где находятся сокровища, но как их достать? Потом кому-то из вас пришла в голову блестящая мысль использовать для этой цели батискаф, приспособив соответствующим образом платформу буровой. Бьюсь об заклад, эта идея пришла в голову вашему умершему другу-инженеру Брайсону.

Дыхание в кабине, благодаря работе системы регенерации воздуха, уже  не вызывало никаких болевых ощущений. И с каждой минутой поведение Вилэнда и Ройяла становилось все наглее и нахальнее.

– Да, у каждого были свои блестящие идеи, – продолжал я. – Но по-настоящему гениальной была только одна – та, которая привела вас обоих к такому концу, и эта идея принадлежала Яблонскому. Именно Яблонский предложил, чтобы мы любезно предоставили вам батискаф.

Вилэнд грязно выругался, посмотрел на Ройяла и потом на меня.

– Вы хотите сказать, что… – начал он и замолчал.

– Да, все это было подстроено, – устало ответил я, не испытывая никакого удовольствия. – Объединенные французско-британские военно-морские силы в то время проводили в Лионском заливе испытания батискафа. Когда мы обратились к ним с просьбой, то они с готовностью согласились продолжить испытания здесь. Мы позаботились о широкой рекламе прессой этих испытаний, время от времени возобновляли рекламу достоинств батискафа с такими подробностями, что даже самый большой идиот не мог не понять, что батискаф отлично приспособлен для подводных работ по спасению и поднятию со дна моря затонувших кладов. Мы знали, что рано или поздно, вы клюнете на эту наживку и что «Искусительница» обязательно появится в районе испытаний. И она действительно появилась.

Мы с совершенно определенной целью оставили батискаф без присмотра. Но предварительно я так «заколдовал» его, что никто, кроме специалиста-электрика, который разбирается в системах батискафов, и меня самого, не смог бы заставить заработать его двигатели. Вам необходимо было после того, как завладели батискафом, найти человека, который привел бы его в боевую готовность, не так ли, Вилэнд? Когда я в нужный момент оказался рядом, вы решили, что это счастливое совпадение, не так ли?

Интересно, что скажут наши друзья старший прораб и инженер-нефтяник, когда узнают, что почти три месяца они бурили скважину в нескольких милях от того места, которое рекомендовали геологи? Думается мне, что именно вы с Брайсоном изменили отметки на карте, чтобы максимально приблизиться к сокровищу. При нынешних темпах работы они скоро дойдут до Индийского океана, конечно, так и не обнаружив нефти.

– Вам не удастся уйти живым с такой информацией, – грубо оборвал меня Вилэнд. – Клянусь Богом, вам это не удастся…

– Помолчите, – презрительно сказал я. – Иначе снова выключу аппарат, и вы оба снова будете ползать передо мной на коленях, умоляя спасти вашу жизнь, так же, как ползали на коленях не более пяти минут тому назад.

Как им хотелось убить меня в эту минуту. Как им хотелось услышать мои стоны и увидеть, как я корчусь у их ног в предсмертной агонии. Ведь никто и никогда не говорил с ними в подобном тоне. Но они знали, что их жизнь находилась в моих руках. Они растерялись, они не знали, как ответить и что предпринять в этой ситуации. После длительной паузы Вилэнд откинулся назад на своем стуле и улыбнулся. Его мозг вновь заработал:

– Я полагаю, Тальбот, вы решили передать нас властям. Так ведь?

Он ждал ответа, но его не последовало, и он продолжал:

– Если решили поступить так, то было бы гораздо лучше, если бы вы изменили решение. Для такого умного копа, Тальбот, вы на удивление слепы. Я уверен, что вы не захотите стать виновником смерти двух ни в чем не повинных людей. Я ведь не ошибся в вас, Тальбот?

– О чем это вы? – медленно спросил я.

– Я говорю о генерале и его семье, – Вилэнд мельком посмотрел на Ройяла, и в этом взгляде не было страха, а был триумф. – Если точнее, я говорю о жене генерала и его младшей дочери. Вы знаете, что я имею в виду, Тальбот?

– Какое отношение к этому делу имеет жена генерала?

– Господи, а я на какое-то мгновение подумал, что мы в ваших руках! – на лице Вилэнда было явное облегчение. – Оказывается, вы дурак, Тальбот, слепой дурак! Неужели вам никогда не приходило в голову, что мы были вынуждены прибегнуть к определенным мерам, чтобы заставить генерала сотрудничать с нами. Неужели вас ни разу не удивило, почему такой всеми уважаемый и известный человек, как генерал, позволил нам пользоваться его яхтой, его буровой вышкой и вообще всем, чем нам заблагорассудится? Неужели вас еще ни разу не заинтересовало это?

– Ну, я думал…

– Вы думали! – недобро усмехнулся Вилэнд. – Да вы просто идиот! Старик Рутвен был вынужден помогать нам независимо от того, хотел он этого или нет. Он помогал нам, так как знал, что от нас зависит, останутся ли в живых его жена и младшая дочь!

– Его жена и младшая дочь? Но… но они же официально получили развод. Я имею в виду генерала и его жену… Об этом писали во всех газетах… Я сам читал об этом!

– Конечно, вы читали об этом, – забыв о недавнем ужасе, Вилэнд ликовал. – Как и сотни миллионов других людей. Генерал сделал все, чтобы эта история приобрела широкую известность. Ему это было жизненно необходимо. Жена и дочь генерала – наши заложники, Тальбот. Мы держим их в одном безопасном месте, и они останутся там до тех пор, пока мы не завершим этого дела. А может, и подольше…

– Вы… вы похитили их?

– Готов дать вам пенни за сообразительность, Тальбот, – снова недобро усмехнулся Вилэнд. – Конечно, мы похитили их…

– Вы и Ройял?

– Я и Ройял.

– Вы подтверждаете это? Но ведь это преступление карается смертной казнью, а вы добровольно и откровенно признаетесь, что совершили его. Так ведь?

– Ну да… Почему бы и не признаться? – Виланд бравировал, но в тоне его все же промелькнула нотка беспокойства. – Короче говоря, вам лучше забыть о том, чтобы передать нас полиции. Теперь перейдем к делу. Как вы намерены доставить нас на буровую вышку? И никаких штучек, иначе мы сделаем из вас отбивную котлету.

– Жена и дочь генерала в ваших руках, – сказал я, пропустив мимо ушей его последнюю фразу. – Вы неплохо придумали! В конечном счете вам все равно пришлось бы их освободить, вы бы не осмелились поступить иначе. С другой стороны, вы знали, что, когда дело будет закончено, генерал все равно не сможет ничего предпринять, не сможет возбудить против вас судебного процесса: ведь никаких свидетелей и только ваше слово против слова генерала, а в рукаве у вас козырной туз – Ройял. Пока Ройял ходит по американской земле, генерал будет вынужден молчать. Наверное, ваша операция обошлась генералу в кругленькую сумму жизнь, но для него это пустяк по сравнению с жизнью жены и детей. Хорошенькое же дельце заварили!

– Да, все четыре туза в моих руках, Тальбот.

– Конечно, – рассеянно сказал я. – Каждый день, ровно в полдень, вы отправляли закодированную телеграмму, вашим сторожевым псам, охраняющим миссис Рутвен и Джин. Как видите, Вилэнд, я даже знаю имя дочери генерала. И если телеграмма не приходила ровно в назначенный час, их должны были перевезти в другое место, более надежное. А вам не кажется, что держать их в Атланте было слишком рискованно?

Лицо Вилэнда стало серым, руки задрожали, он взволнованно прошептал:

– Что вы сказали?

– Да, вы ловко провели нас. Мы были как слепые котята. Многие недели проверяли каждую телеграмму, отправляемую из Саус-Венис, совершенно выпустив из виду, что существует так называемый внутренний телеграф между соседними штатами, им мало кто пользуется. Я додумался до этого только двадцать четыре часа тому назад, и через Кеннеди сообщил об этом судье Моллисону. Вы помните мою якобы драку с Кеннеди? Именно тогда я и передал с ним свою записку судье, и с этого момента началась самая яростная и беспощадная охота ФБР на ваших людей, Вилэнд. С той самой поры, как вы убили Яблонского, ФБР шло на все, чтобы найти виновных. Оно не останавливалось ни перед чем. Теперь, Вилэнд, у меня есть для вас одно сообщение: миссис Рутвен и Джин находятся в безопасности и чувствуют себя отлично, а что касается ваших друзей, то они, сидя под надежными замками, выкладывают людям из ФБР все, что только им известно о ваших делишках, надеясь смягчить свои собственные приговоры добровольными признаниями. – Последнее было лишь предположением, но я подумал, что мое предположение не так уж и далеко от истины.

– Вы все это придумали на скорую руку, – осипшим от волнения голосом прошептал Вилэнд. Лицо его снова исказила гримаса страха и, словно хватаясь за соломинку, он сказал: – Вы все придумали… Вы же весь день были под охраной и…

– Если бы вы зашли в радиорубку и увидели, в каком состоянии оказался ваш человек, попытавшийся помешать мне связаться по рации с шерифом и получить от него необходимые сведения, то не были бы так уверены, что я сидел взаперти. Освобождая меня из-под вашей стражи, Кеннеди так ударил Ройяла, что у него до сих пор шумит в голове. Когда Ройял рухнул, как подкошенное дерево, Кеннеди втащил его в комнату и продолжил заполнять листы так называемыми расчетами, а я отправился в радиорубку. Вам, должно быть, ясно, что я не мог приступить к завершению операции до тех пор, пока не был уверен, что миссис Рутвен и Джин освободили. Да, теперь они на свободе!

Я посмотрел на его серое, сразу постаревшее, затравленное лицо и отвернулся. Зрелище было не из приятных.

Пора было возвращаться на буровую вышку. Я узнал все, что хотел знать, получил все доказательства, которые могли потребоваться. Я нажал нужные кнопки, и стал ждать. – Воздух из баллонов, в которых он сжат под большим давлением, стал поступать в балластные цистерны, вытесняя оттуда воду, и постепенно уменьшая вес батискафа. По идее мы уже должны были начать всплывать, но этого не происходило. Батискаф лишь странно дергался, но оставался на месте. Вот уже все балластные цистерны заполнил воздух, а батискаф лишь слегка приподнял корму. В чем дело? Слишком глубоко погрузились в ил? Затянуло под скалу? Господи, какая ирония судьбы, если после всего того, что я сделал, мы все трое останемся здесь навеки.

 Меня снова стали мучить боли в плече и во рту. Они мешали ясно мыслить и отвлекали. Я вытащил изо рта пуговицу и рассеяно сунул ее в карман.

– Это действительно… это действительно цианид? – лицо Вилэнда все еще было измученным и серым.

– Чепуха! Олений рог лучшего качества.

Я посмотрел на Вилэнда и Ройяла и увидел в их лицах дикий ужас. Медлить не было ни смысла, ни времени. Надо было срочно принимать решение. Я включил двигатели батискафа в режиме «задний ход», а также двигатель барабана для намотки каната и одновременно нажал на переключатель, сбросивший за борт две большие электрические батареи, укрепленные снаружи батискафа. Батареи с глухим шумом, потрясшим батискаф, одновременно погрузились в воду, подняв вверх темное облачко быстро расплывающегося вокруг батискафа ила. В течение нескольких секунд, показавшихся мне вечностью, ничего не происходило. Последняя надежда исчезала. И вдруг в какую-то долю секунды батискаф покачнулся, вырвал погруженный в ил нос и начал всплывать. Я услышал, как после пережитых ужаса и перенапряжения, зарыдал от радости Вилэнд.

Я выключил двигатели, и батискаф начал плавно, не раскачиваясь, подниматься вверх. Время от времени я включал двигатель барабана, чтобы не давать провисать канату. Мы уже поднялись метров на тридцать, когда заговорил Ройял:

– Значит, все было блефом, Тальбот? У вас и в мыслях не было оставлять нас на дне, – злобно прошептал он. Его лицо приняло обычное непроницаемое выражение.

– Все верно. – Подтвердил я.

– И в чем смысл этого спектакля, Тальбот?

– Ну во-первых, точно установить, где находится сокровище. Правда, это не основная причина, ведь ясно было, что оно где-то поблизости, и найти его не составило бы слишком большого труда.

– Тогда зачем вы это сделали, Тальбот?

– Нужно было получить весомые доказательства, позволяющие гарантированно послать вас обоих на электрический стул. До сегодняшнего дня у нас не было таких доказательств. Ваш преступный путь можно сравнить с анфиладой комнат с закрытыми на ключ дверями. Ключ к двери, это человек или группа, которые могли бы дать против вас показания. Но ключи потеряны – ты, Ройял, убил их всех. Но сегодня вы с Вилэндом сами открыли все эти двери. Страх был ключом, открывшим все эти двери.

– У вас все равно нет никаких доказательств, Тальбот, – ухмыляясь, сказал Ройял. – Это всего-навсего ваше слово против нашего, да вы и не доживете до того часа, когда сможете дать показания.

– Ожидал услышать от вас нечто подобное, – кивнул я. Мы уже были на глубине около восьмидесяти метров. – Насколько я вижу, ваша храбрость снова вернулась, Ройял? Но дело в том, что вы не осмелитесь уничтожить меня. Без меня не сможете управлять батискафом и добраться до буровой вышки. И отлично знаете это. Что же касается доказательств, то могу вас успокоить. У меня есть конкретное доказательство. К пальцам моей ноги клейкой лентой надежно прикреплена пуля, которая убила Яблонского. – Они обменялись быстрыми испуганными взглядами. – Это потрясло вас, не так ли? Мне все известно. Я даже отрыл труп Яблонского там, в огороде. Проще простого доказать, что пуля, которой был убит мой друг, соответствует вашему пистолету, Ройял. Одного этого доказательства вполне достаточно, чтобы вы окончили свою жизнь на электрическом стуле.

– Отдайте мне эту пулю, Тальбот. Немедленно отдайте ее мне. – Плоские мраморные глаза Ройяла вдруг заблестели, а рука потянулась за пистолетом.

– Не будьте идиотом. На что вам она? Что вы сделаете с ней? Выбросите в иллюминатор? Вам не избавиться от нее, и вы отлично знаете это. Впрочем, если вам и удалось бы избавиться от этой пули, то имеется кое-что еще, от чего вы никак не сможете избавиться. То, что однозначно вас погубит.

В моем голосе, видимо, было что-то такое, что убедило их. Ройял замер. Вилэнд, лицо которого оставалось землисто-серым, дрожал всем телом и, словно от нестерпимой боли, раскачивался из стороны в сторону. Еще я не назвал ничего конкретного, но они поняли, что конец неизбежен. И я продолжил свою речь:

– Как вам известно, в середине каната, наматываемого на барабан, проходит телефонный провод связанный с буровой вышкой.  Теперь гляньте на микрофон. Вы видите, он находится в положении «выкл.». Не верьте глазам своим. Благодаря моим стараниям, микрофон работает постоянно, отключить его нельзя. Каждое произнесенное в кабине батискафа слово записывается тремя способами: На магнитофоне, гражданским стенографистом и полицейским стенографистом из Майами. Полиция прибыла на буровую сегодня еще до рассвета, до того как разбушевалась непогода. Видимо, поэтому прораб и инженер так нервничали, встречая нас.

 Полиция пряталась здесь, до тех пор пока мы не отправились в плавание, но Кеннеди знал, где они находились. Во время трапезы, Вилэнд, я сообщил Кеннеди код, которым вы пользуетесь, когда хотите, чтобы Кибатти открыл дверь. Теперь с вашими людьми уже все кончено.

Что, поняли теперь зачем я заставлял вас по нескольку раз повторять ваши признания в своих преступлениях? Вот почему, Вилэнд, я заставил тебя подойти ко мне – ты говорил, чуть ли не упираясь ртом в микрофон.

Вилэнд и Ройял молчали. Им нечего было сказать, по крайней мере, пока нечего. Они будут молчать, пока полностью не осознают все значение услышанного.

– Да, о магнитофонной записи– добавил я. – Обычно в качестве свидетельских показаний в суде она не принимается, но эта запись станет исключением. Каждое сделанное вами заявление было добровольным – вспомните, как это было, и вы убедитесь, что это именно так. Да и в той комнате на буровой вышке будет по меньшей мере десять свидетелей, которые готовы будут принести присягу в ее подлинности и в том, что все сказано было здесь, в батискафе, а не в каком-либо другом месте. Любой прокурор Соединенных Штатов потребует вердикта «виновны» и получит его. Причем присяжные заседатели даже не станут удаляться на совещание, а вам известно, что это означает.

Ройял снова вытащил свой пистолет:

– Значит, все мы ошибались в отношении вас, Тальбот? Значит, вы гораздо умнее, чем все мы вместе взятые. Я признаю это. Вы своего добились, но не доживете до того дня, когда жюри объявит нам смертный приговор. Прощайте, Тальбот!

– Я бы на вашем месте не стал стрелять. Разве вам не хочется, когда вы будете сидеть на электрическом стуле, сжимать его подлокотники обеими руками в роковую минуту?

– Хватит болтать, Тальбот, я же сказал…

– Вы бы лучше заглянули в дуло, – посоветовал я ему. – Хотите, чтобы вам оторвало руку? Когда вы были без сознания сегодня, Кеннеди взял ваш пистолет и молотком забил в ствол свинцовую заглушку. Неужели думаете, что я настолько сошел с ума, чтобы спуститься с вами в батискафе, зная, что вы вооружены? Можете не верить мне, Ройял, но стоит вам только нажать на спусковой крючок, как…

Он заглянул в ствол, и его лицо исказила ненависть. За сегодняшний день его лицо уже израсходовало десятилетний запас эмоций и теперь оно ясно сигнализировало о намерениях своего владельца. Я знал, что сейчас он запустит в меня пистолетом, и успел уклониться. Пистолет угодил в плексигласовый иллюминатор за моей спиной, не причинив ему никакого вреда.

– Но мой пистолет никто не трогал, – хриплым голосом проговорил Вилэнд. Его почти невозможно было узнать: цветущий, уверенный в себе человек с манерами крупного босса превратился в измученного старика с землистым лицом, покрытым бисеринками пота. – Наконец-то вы допустили ошибку, Тальбот, – он дышал неровно, задыхаясь. – Вам все-таки не удастся дожить…

Вилэнд замолчал, рука уже опущенная в карман, замерла. Он, не мигая, уставился в дуло тяжелого кольта, направленного ему в переносицу.

– Где, где вы взяли этот пистолет? Это же… разве это не пистолет Лэрри?

– Был его пистолетом. Вам следовало бы обыскать меня, а не Кеннеди. Идиоты! Конечно, это пистолет Лэрри – этого наркомана, который утверждал, что вы – его отец. – Я внимательно смотрел за ним, мне совершенно ни к чему была перестрелка, мало ли как все могло пойти. – Этот пистолет я отобрал у него вечером, около часа тому назад, перед тем, как убил его…

– Перед тем… перед тем… как…

– Перед тем, как я убил его. Я сломал ему шею.

Вилэнд издал звук, похожий одновременно на рыдание и на стон, и бросился на меня. Но реакция его была замедленной, движения медленными, и он рухнул на пол, когда рукоятка кольта Лэрри угодила ему в висок.

– Свяжи его, – приказал я Ройялу.

Ройал был достаточно умен, чтобы понять, что спорить со мной в данной ситуации себе дороже. На стенке кабины находилась катушка с запасным электропроводом Ройял воспользовался им. Пока он связывал Вилэнда, я, заполнив соответствующим образом балластные цистерны, замедлил скорость подъема, и батискаф завис на глубине сорок метров. Как только Ройял окончил свою работу и еще не успел выпрямиться, я ударил его кольтом Лэрри где-то около уха. Если когда-то и было время на то, чтобы играть роль джентльмена, то это время давно прошло. Я чувствовал себя таким слабым и затерянным в приливах океана боли, что понимал только одно: не смогу я одновременно вести батискаф и следить за Ройялом. Я вообще сомневался, что смогу доставить батискаф куда следует.

И все же мне это удалось. Помню, как пристыковался, как сообщил об этом, запинаясь и не своим голосом, в микрофон, как отдраил люк батискафа  и все, больше ничего не помню. Потом мне сказали, что нас троих нашли лежащими на полу батискафа без сознания.

Эпилог

Я спустился по лестнице зала суда и вышел наружу. Стоял спокойный, теплый и солнечный октябрь. Только что Ройялу объявили смертный приговор, и всем было известно, что апелляция будет отклонена, приговор останется в силе. Жюри, как я и предсказал, вынесло ему приговор, не удаляясь на совещание. Суд длился всего один день, и в течение всего этого длинного дня, час за часом, Ройял сидел, застыв, как каменное изваяние, устремив глаза на одно и то же место. Он смотрел на меня. Его пустые, плоские, мраморные глаза, как всегда, были лишены всякого выражения. Они ничего не выражали ни когда прокурор включил запись, в которой Ройял умолял оставить его в живых и ползал на коленях в батискафе на дне моря, ни когда зачитывали смертный приговор. Но несмотря на то, что глаза Ройяла ничего не выражали, даже слепой мог бы прочесть в них его послание: «Вечность – это длительное время, Тальбот. Вечность – это навсегда. И я буду ждать».

Ну, что же, пусть ждет: Вечность еще слишком далека от меня, что о ней беспокоиться?

Вилэнд так и не дождался вынесения приговора, и судьям даже не представился шанс судить его. Поднимаясь из батискафа по лестнице, он просто выпустил из рук перила и полетел. Он не издал ни единого крика за все время своего полета вниз…

На лестнице я обогнал генерала и его жену. Я впервые увидел миссис Рутвен в первый же день, как только вышел из больницы. Это было вчера. Она была просто очаровательна, необыкновенно грациозна и бесконечно благодарна мне. Они предложили мне все, начиная от работы на самой вершине служебной лестницы в их нефтяной компании и кончая такой огромной суммой денежного вознаграждения, которой любому смертному хватило бы на то, чтобы прожить полдюжины жизней. Я только улыбнулся им, поблагодарил за честь и распрощался. Они не представляли для меня никакого интереса: все самые высокие должности и все деньги мира не могли купить тех дней, которые ушли в небытие и стали прошлым. И ни за какие деньги я не смог бы купить того единственного, чего я еще хотел в этом мире, в мире сегодняшнего дня.

Мэри Рутвен стояла на тротуаре рядом с песочно-бежевым «роллс-ройсом» отца. На ней было белое скромное платье простого покроя, которое не могло стоить больше тысячи долларов. Заплетенные в косы волосы цвета спелой ржи уложены короной. Я еще никогда не видел ее такой очаровательной. Сзади нее стоял Кеннеди. Впервые я увидел его в темно-синем безупречного покроя костюме. Стоило мне только увидеть его в этом новом облике, я уже не мог себе представить его в каком-либо ином виде. Шоферские дни для него кончились: генерал знал, скольким обязана ему вся семья Рутвенов, а такой долг невозможно оплатить даже самой щедрой зарплатой. Я про себя пожелал ему всяческого счастья, которое только есть на земле. Он действительно был отличным парнем.

У подножия лестницы я остановился. От голубой искрящейся глади Мексиканского залива доносился легкий бриз.

Мэри увидела меня, но какую-то минуту еще колебалась, а потом подошла ко мне. Ее глаза казались темными и странно затуманенными. Но возможно, мне это только показалось. Она что-то сказала, а я не расслышал ее слов. Потом внезапно, стараясь не причинить боли моей левой руке, которая все еще была на перевязи, она обеими руками обхватила меня за шею, наклонила мою голову и поцеловала меня. И уже через мгновение ушла, удаляясь в направлении «роллс-ройса». Она шла так, как идет человек, у которого плохо со зрением. Кеннеди посмотрел на нее, когда она подошла к нему, затем поднял глаза на меня. Его лицо было бесстрастно. Я улыбнулся ему, он улыбнулся мне. Отличный парень!

Я пошел по улице к берегу и по дороге завернул в бар. У меня не было намерения заходить туда, пить мне тоже не хотелось, но, проходя мимо, я все же зашел. Выпил два двойных виски но удовольствия от этого не получил. Выйдя из бара, я направился к скамейке, стоящей на берегу.

Час, а может и два, сам не знаю сколько, я сидел там. Солнце постепенно опускалось и вскоре повисло над самым горизонтом. Море и небо стали золотисто-оранжевыми, и я видел на горизонте таинственные и туманные на фоне пылающего заката очертания буровой вышки Х-13.

Объект Х-13, подумал я, отныне и навсегда станет неотъемлемой частью меня. Объект Х-13 и самолет со сломанными крыльями, лежащий на юго-западе в пятистах двадцати метрах от буровой вышки, захороненный на глубине сто пятьдесят метров. К лучшему или к худшему, все это всегда будет частью меня самого. Наверное, к худшему, подумал я. Все было кончено, все ушло, и осталась пустота. Но это уже не имело значения, так как это было все, что осталось.

Солнце начало спускаться за горизонт, и весь запад озарился пламенем, огромным красным пламенем, которое вскоре исчезнет, словно его никогда и не было. И я вспомнил песню о смерти любимой «Моя красная роза стала белой». Красный цвет символизировал жизнь, белый – смерть. Да, моя красная роза стала белой.

Солнце зашло за горизонт, и на море опустилась ночь. Вместе с темнотой пришел холод. – С трудом поднявшись на затекшие ноги, я поплелся в отель.