Текст книги "Страх открывает двери. - Редакция 2024 г."

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

У основания буровой по всей ширине платформы тянулся целый ряд больших складов предназначенных, в основном, для хранения бочек. В этих бочках находилась химическая смесь баритов, добавляемая под давлением в цементный раствор для формирования наружных стенок скважины. Мужики, используя кран на гусеничном ходу, передвигали эти большие бочки. Именно там могло быть то, что мне нужно.

Я направился туда. Теперь от моей осторожности и бесшумного передвижения ничего не зависело. Наоборот, это могло показаться подозрительным.

Самым важным теперь был фактор времени: погода заметно ухудшилась, ветер стал вдвое сильнее, чем полчаса назад. Капитан Зеймис, наверно, уже лезет на мачту от нетерпения и от того, что он будет вынужден отплыть, не дождавшись меня. Но что толку об этом думать, и, выбросив эти мысли из головы, я направился к первому складу.

Дверь открывалась при помощи тяжелой стальной задвижки. Других замков не было. Я отодвинул щеколду, потянул дверь на себя и вошел внутрь в кромешную тьму. Включил фонарь, тут же нашел выключатель, включил свет и огляделся.

Длина хранилища – около тридцати метров. На почти пустых, расположенных с двух сторон стеллажах лежали трубы  с резьбой на концах, чуть короче длины помещения. Почти на самом конце труб были глубокие вмятины – отметины чьих-то мощных металлических клыков. Ничего больше в этом помещении не было. Я выключил свет, вышел из хранилища, запер на задвижку дверь и почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку.

– Что это вы тут ищете, приятель? – голос был грубым, не терпящим шуток, и так же несомненно принадлежал ирландцу, как только что вылезший из земли росток трилистника принадлежит эмблеме Ирландии.

Я медленно, чтобы успеть обеими руками плотнее запахнуть у горла пиджак, словно защищая себя от ветра и холодного дождя, который начал барабанить по палубе, слабо поблескивающей под лучами верхних ламп, обернулся. Все в порядке, горловина моего гидрокостюма спрятана. Перед мной стоял коренастый невысокого роста человек средних лет с потрепанным лицом, выражение которого могло быть в зависимости от настроения то простодушным, то свирепым. В данную минуту выражение лица не сулило ничего хорошего, но не было и свирепым…

Приходилось рисковать:

– Я действительно ищу здесь кое-что, – я не только не пытался скрыть свой английский акцент, а, наоборот, старался преувеличить его. Заметный высококлассный английский акцент не вызывает в Штатах иного подозрения, кроме того, что его обладатель занимается благотворительностью; и такого человека всегда принимают за слегка тронутого. – Дело в том, что меня просили переговорить с мастером. Вы, случайно, не мастер?

 – Ей-богу. – Видимо, он хотел сказать ирландское «конечно», и теперь усиленно соображал, как начав с «ей-богу» закончить предложение, чтобы оно вышло боле менее литературным. Видимо ему в голову ничего не пришло и он, плюнув на это, просто спросил:

– Вас направил ко мне мистер Джеральд?

– Да, совершенно верно. Сегодня такая мерзкая погода, не правда ли? – я надвинул на глаза шляпу. – Вам сегодня не позавидуешь, ребята…

– Если искали меня, – перебил он, – то что вы позабыли здесь?

– Я нашел вас, но увидел, что вы заняты, и, поскольку он думает, что он потерял это где-то здесь, я решил поискать сам, знаете…

– Кто потерял, что потерял и где потерял? – со спокойствием монумента уставился он на меня.

– Генерал. Я имею в виду генерала Рутвена, который потерял дипломат с очень важными личными бумагами. Бумаги срочно ему понадобились. Вчера он приезжал сюда на проверку, подождите, в каком же часу это было? Это было где-то часов в одиннадцать дня, и генерал получил очень неприятное известие…

– Что?

– Ему сообщили, что его дочь похитили. Генерал тут же бросился к вертолету, начисто позабыв о своем дипломате и…

– Ясно. И эти бумаги очень важные…

– Сверхважные. Генерал Рутвен сказал, что поставил дипломат на пол, где-то у двери. Это большой дипломат из сафьяновой кожи с золотыми буквами К.С.Ф.

– К.С.Ф.? А я подумал, что генерал потерял свой собственный дипломат. Вы ведь сказали, что это дипломат генерала?

– В дипломате только бумаги принадлежат генералу. Дипломат мой, просто генерал одолжил его у меня. Это мои инициалы. Я личное доверенное лицо генерала.

Я не очень сильно рисковал. – Вряд ли мастеру было известно как зовут доверенное лицо генерала

– Вы сказали К. С., не так ли? – все сомнения на мой счет у него сразу исчезли. Он широко улыбался. – Случайно, не Клод Сесил, знаменитый английский дизайнер?

– Я Клод Фарнбороу, – тихо сказал я. – Только не вижу в этом ничего смешного.

Я правильно разгадал этого ирландца. Он тут же сник.

– Извините, мистер Фарнбороу, Болтаю, не подумав. Я, право, не хотел обидеть вас. Хотите, мои ребята помогут найти дипломат?

– Был бы очень обязан.

– Если только дипломат здесь, мы найдем его через пять минут.

Он ушел и отдал рабочим какое-то распоряжение. Меня не интересовал результат поисков. Меня интересовало только одно: как можно быстрее смыться с этой платформы. Не существовало никакого дипломата, так же как не было на платформе и того, что я искал. – Поскольку рабочие шумно открывали двери без всякой опаски, значит им нечего было скрывать от посторонних глаз. Мне незачем было заглядывать внутрь хранилищ. То, что двери можно было запросто открыть без ключа, и открывали их в присутствии совершенно незнакомого человека, служило для меня доказательством того, что там ничего не было спрятано. Кроме всего прочего, здесь толкалось слишком много народу, чтобы заставлять их клясться в сохранении тайны. К тому же, за целую милю было видно, что добродушный ирландец не относится к типу людей, занимающихся преступной деятельностью. Есть люди, которых можно раскусить с первого взгляда и с первого слова. Мастер был одним из таких людей.

Я мог бы незаметно улизнуть и спуститься вниз, пока шли поиски, но это было бы глупостью. Обнаружив мое исчезновение, они предприняли бы всеобщий розыск К. К. Фарнбороу. Предположили бы, что он свалился в море. И в считанные минуты мощные прожекторы обнаружили бы «Метален». Но и это не самое страшное. более всего я не хотел, чтобы до берега донеслось известие, что на объекте Х-13 обнаружили незваного гостя, маскирующегося под доверенное лицо  генерала, вернее, выдававшего себя за доверенное лицо  генерала Рутвена.

Так, что предпринять, когда поиски кончатся? Мастер ведь будет ожидать, что я пойду к мистеру Джеральду  сообщить о том, что дипломат найти не удалось. Но встречаться мне с мистером Джеральдом никак нельзя, он обязательно поинтересуется о том, как я попал на буровую вышку. Он-то знает, что в течение нескольких часов с берега не прибывали ни вертолет, ни катер. Ссылка на «Метален» не прокатит – генерал не мог послать такую калошу.

Поиски, насколько я мог видеть, подошли к концу. Двери с лязгом закрывались, и мастер уже направился ко мне, когда зазвонил телефон в телефонной будке, мимо которой он проходил. Я забился поглубже в тень и застегнул пиджак на все пуговицы. Это не вызовет подозрений: ветер был пронизывающим, по палубе стучал дождь.

Управляющий повесил трубку и подошел ко мне.

– Очень сожалею, мистер Фарнбороу, вам не повезло. Вы уверены, что генерал оставил дипломат именно здесь?

– Уверен, мистер… э…

– Курран. Джо Курран. Дипломата нигде нет. Да и поиски мы не можем продолжать, – он плотнее запахнул черный дождевик. – Надо идти работать.

– Понимаю.

Он усмехнулся и объяснил:

– Застрял бур, надо вытащить его и заменить.

– И вы будете заниматься этим в такую мерзкую ночь, при таком сильном ветре? Но ведь на это уйдет масса времени!

– Конечно. Потребуется часов шесть, да и то если повезет. Проклятый бур заклинило на глубине около четырех километров, мистер Фарнбороу.

Вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, я издал соответствующий моменту возглас досады. Предстоящая мистеру Куррану шестичасовая работа на палубе, да еще в такую мерзкую погоду, исключала то, что он станет интересоваться чем-либо еще.

Он сделал движение, чтобы уйти вслед за своими людьми, которые прошли мимо нас.

– Вы идете, мистер Фарнбороу?

– Пока нет, – я слабо улыбнулся. – Пойду укроюсь от дождя в телефонной будке на несколько минут, обдумаю, что сказать генералу, – на меня нашло вдохновение. – Он звонил пять минут назад. Вы же знаете, что он за человек. Одному Богу известно, что сказать ему.

– Что и говорить, человек он суровый, – эти слова мастер произнес машинально: его голова была занята мыслями о том, как извлечь бур. – Надеюсь, мы еще увидимся, мистер Фарнбороу.

– Конечно. Благодарю вас, – я дождался, пока он скроется из виду, и уже через пару минут был в резиновой лодке, а вскоре нас втащили на борт «Металена».

– Вас не было слишком долго, мистер Тальбот, – недовольным голосом сказал капитан Зеймис.

Его небольшая фигура походила в темноте на обезьяну, суетливо прыгающую по палубе судна, которое то поднималось на волнах, то проваливалось в глубину. При этом, несмотря на все свои прыжки, обезьяне удавалось каким-то чудом не свалиться за борт. Шум мотора стал теперь намного громче не только из-за того, что капитан увеличил обороты мотора, чтобы уменьшить натяжение каната, привязывающего «Метален» к опоре, но также и потому, что судно прыгало на волнах с такой силой, что почти при каждой волне его нос глубоко зарывался в воду, а корма поднималась так резко, что шум работающего мотора сопровождался каким-то глухим отзвуком.

– Успешно сходили? – крикнул капитан Зеймис прямо мне в ухо.

– Нет.

– Жаль. Теперь это уже не имеет значения. Мы должны немедленно отплыть.

– Я прошу всего десять минут, Джон. Только десять минут. Это очень важно.

– Нет. Мы должны отплыть немедленно, – он уже отдал молодому греку команду «отчалить», но я вцепился в его руку.

– Неужели вы трус, капитан Зеймис? – это был запрещенный прием, но положение мое было отчаянным.

– Да, я начинаю бояться, – с достоинством ответил капитан. – Все разумные люди знают, когда наступает время бояться, и я тоже не считаю себя дураком, мистер Тальбот. Бывают ситуации, когда не бояться значит быть эгоистом. У меня шестеро детей, мистер Тальбот.

– А у меня трое. – У меня больше не было ни одного ребенка, я даже не был теперь женат.

Около минуты мы стояли, цепляясь за мачту, а «Метален» сильно бросало на волнах и раскручивало в этой кромешной тьме под густой тенью, отбрасываемой буровой вышкой. Если не считать свиста ветра и шума дождя, барабанящего по одежде и снастям, то это была долгая минута тишины. Я изменил тактику.

– От этого зависят жизни людей, капитан Зеймис. Не спрашивайте, откуда мне это известно, могу сказать одно: знаю это наверняка. Неужели вы хотите, чтобы говорили: эти люди погибли только потому, что капитан Зеймис отказался подождать десять минут?

Опять пауза, показавшаяся мне бесконечной. После которой он сказал:

– Ладно. Десять минут. Не больше.

Сбросив ботинки и верхнюю одежду, я надел акваланг, проверил, надежно ли закреплен страховочный линь на моей талии, надел  маску и, покачиваясь, направился на нос судна. Без всяких на то причин снова подумал о Германе Яблонском, спящем сном невинного младенца в кровати из красного дерева. Дождался высокой волны, и, когда нос оказался в воде, прыгнул вниз, ухватился за канат, которым «Метален» был привязан к колонне, находящейся не более чем в пяти метрах от меня. Перебирая руками по канату, направился к колонне.

Канат в какой-то мере облегчал передвижение, но, несмотря на это, в висках бешено стучала кровь и резкими толчками колотилось сердце. Не будь я в маске, я бы досыта наглотался морской воды.

Ударившись о колонну, я отпустил канат и попытался ухватиться за нее. Не знаю, зачем была эта попытка: с таким же успехом я мог бы пытаться обнять железнодорожную цистерну, так как диаметр колонны и цистерны был почти одинаков. Затем снова вцепился в канат, – волны и приливное течение уносили меня прочь. Для того, чтобы они прижимали меня к колонне, нужно было, цепляясь за канат, опоясывающий колонну, передвигаться вокруг нее. Это было нелегко. Каждый раз, когда нос «Металена» поднимался на волне, канат сильно натягивался и намертво прижимал мои скрюченные пальцы к металлической поверхности. Но пока все мои пальцы были при мне, это не слишком беспокоило.

Добравшись до места, где волны стали ударять мне в спину, прибивая к колонне, я отпустил канат и, раздвинув руки и ноги, стал спускаться по колонне примерно так же, как спускаются мальчишки из Сенегала с огромных пальм. Эндрю травил спасательный шнур так же искусно, как и раньше. Я спускался все ниже: 3 метра, 6 метров, передышка, 10 метров, передышка, 15 метров, передышка. Снова начались перебои в сердце, кружилась голова. То, что я ищу, если оно на этой колонне, висит на проволоке или цепи, которая обмотана вокруг колонны. Вряд ли ее примотали ниже. Я быстро полупоплыл, полупополз вверх. Потом остановился, чтобы передохнуть, в четырех метрах от поверхности воды и прильнул к огромной опоре. Я был похож на кошку, которая наполовину забралась на дерево и уже не может спрыгнуть вниз. Из десяти минут, которые подарил капитан Зеймис, прошло пять. Мои минуты были почти полностью исчерпаны. И все же это должно находиться на нефтяной вышке, только здесь. Рутвен сам сказал об этом, а ему незачем было лгать человеку, у которого не было ни единого шанса на побег: генерал хорошо подстраховался. Я вспомнил о негнущемся человеке с оловянными ногами, под тяжелой поступью которого жалобно скрипели половицы генеральского дома, о человеке, который принес поднос с напитками. Да, он был более чем убедителен.

Так где же? Я мог бы поклясться, что ничего не было на танкере, не было ничего и на буровой вышке. В этом тоже мог бы поклясться. Но если не было ничего на платформе, значит, это было под водой на какой-нибудь опоре.

Я старался быстро и отчетливо просчитать все варианты. Какую из четырнадцати опор они предпочли бы? Почти наверняка можно исключить восемь опор, в районе собственно буровой вышке. Там толчется слишком много народу, слишком много глаз, слишком сильное освещение, слишком много опущенных в воду сетей для ловли рыбы, привлекаемой мощным светом ламп. Да, это место слишком опасно.

Итак остаются шесть опор, три со стороны берега и три со стороны моря. Времени у меня считанные минуты, поэтому опоры со стороны берега отбрасываю. Тем более там постоянно швартуются корабли, что для скрытных работ большая помеха.

Среднюю, вторую со стороны моря, колонну, к которой пришвартован «Метален», я уже обследовал. Я на ней сейчас нахожусь.  Оставалось обследовать две. С какой начать, решил сразу – страховочный линь  привязанный к моему поясу, огибал колонну, на которой я находился, со стороны той, что ближе к угловой колонне. – Туда и надо плыть. Я поднялся на поверхность и дважды дернул линь, дав сигал Эндрю, чтобы он отпустил его и дал мне больше свободы. С силой оттолкнулся ногами от колонны и ринулся к своей цели.

Теперь я понимал, почему так нервничал капитан Зеймис – ветер и волны бушевали все сильнее, а мощность мотора его суденышка всего сорок лошадиных сил. Он отвечал и за судно и за команду, а я рисковал только своей жизнью.

Тяжелый груз вокруг моей талии мешал плыть и тянул вниз. Чтобы одолеть пятнадцать метров от одной колонны до другой, я с неистовым сердцебиением бешено колотил по воде руками и задыхался. В результате потратил на эти пятнадцать метров столько сил, сколько бы потратил на то, чтобы проплыть сто метров. Акваланг не предназначен для такого интенсивного дыхания. Но я достиг своей цели. Я должен был достичь ее.

Снова очутившись на стороне, выходящей к морю, прибитый волной к колонне, стал, как краб, пятиться вниз под воду.  И снова не нашел то, что искал. Ничего, кроме гладкой, покрытой слизью поверхности. Я сдался и стал подниматься.

У самой поверхности остановился, чтобы передохнуть и немного отдышаться. Горькое разочарование. Слишком многое было поставлено на это последнее погружение, и все напрасно. Мне остается только одно: начать все сначала, а я понятия не имел, с чего начинать. Чувствуя себя смертельно усталым, я прислонился головой к колонне. И вдруг в одну секунду усталости как не бывало. В большой стальной колонне послышался какой-то звук. В этом не было сомнений: вместо того, чтобы быть мертвой, немой, заполненной водой, колонна была полна звуков.

Я вплотную прижался ухом к холодной стали. В колонне раздавался глубокий, вибрирующий от резонанса звук, отзывающийся в моей прижатой к металлу щеке. Заполненные водой колонны не вибрируют от звука, и один только звук не может вызвать в них вибраций. А в колонне, не было никаких сомнений, раздавались звуки. Это означало, что она заполнена не водой, а воздухом. К тому же я сразу определил, что это за звук. Мне, как специалисту, это не составило труда. Такое ритмическое повышение и снижение громкости было похоже на шум работающего мотора, то усиливающийся, то уменьшающийся, снова усиливающийся и снова затихающий. Много лет назад этот звук был неотъемлемой частью моей жизни, жизни профессионала. Это работал компрессор, мощный компрессор, находящийся где-то глубоко под водой, внутри опоры нефтяной вышки, расположенной далеко от берега. Бессмыслица, полная бессмыслица. Я прижался лбом к металлу, и мне показалось, что вздрагивающая вибрация похожа на чей-то визгливый, настырный голос, пытающийся сказать мне что-то очень срочное и жизненно важное. Голос словно просил меня прислушаться. И я прислушался. Через полминуты, а может быть, через минуту, я внезапно получил ответ, о котором даже не мог мечтать, – ответ сразу на несколько вопросов. Мне потребовалось время, чтобы сначала догадаться, что это может быть ответом, а потом – понять, что это и есть ответ. И тогда все мои сомнения разом отпали.

Я трижды резко дернул за шнур и уже через три минуты был на борту «Металена». Меня втянули на борт с такой быстротой и так бесцеремонно, словно мешок с углем. Я не успел еще снять акваланг, как капитан Зеймис рявкнул, чтобы отдали швартовые, переключил двигатель на полную мощность и резко повернул руль. «Метален» яростно рыскал и кренился, потом повернувшись кормой к ветру,  направился к берегу.

Через десять минут я стащил с себя гидрокостюм, вытерся полотенцем, оделся и уже приканчивал второй стакан бренди, когда в каюту вошел капитан Зеймис. Он улыбался. То ли был доволен, что я не подвел его, то ли от облегчения. Так я и не понял, почему он улыбался. Может быть, он улыбался потому, что все опасности остались позади? Надо сказать, «Метален», несмотря на бушующее море, уверенно шел по курсу. Капитан плеснул себе в стакан немного бренди и заговорил со мной впервые с тех пор, как меня втащили на борт:

– Вам повезло, вы добились успеха?

– Да, – я подумал, что этот короткий ответ прозвучал нелюбезно и добавил: – Мне повезло благодаря вам, капитан Зеймис.

Он просиял:

– Вы очень добры, мистер Тальбот, и я счастлив. Только благодарить надо не меня, а нашего доброго друга, который смотрел на нас с небес, оберегая всех тех, кто отлавливает морскую губку, и всех тех, кто находится в море.

Капитан зажег спичку и поднес ее к фитилю наполненной маслом керамической лампады, выполненной в виде лодочки и стоящей перед застекленной иконкой святого Николая.

Я кисло смотрел на него, уважая его набожность, понимая его чувства, но думая, что он мог бы зажечь свою лампадку и пораньше.

Глава 6

Ровно в два часа ночи капитан Зеймис причалил к деревянной пристани, от которой «Метален» ушел в море всего несколько часов назад. Небо потемнело, и наступила такая тьма, что стало невозможно отличить землю от моря. Дождь громко барабанил вверху по палубе. Я должен был уходить, и уходить немедленно, чтобы незамеченным пробраться в дом. Мне предстоял длинный разговор с Яблонским. Надо также высушить одежду: мой багаж все еще находился в мотеле «Контесса». Имелся только один костюм, который и был сейчас на мне. Надо было до наступления утра высушить его. Я не мог рассчитывать, что никого не увижу до вечера, как это было вчера. Генерал сказал, что уведомит меня, какую работу приготовил, через тридцать шесть часов: это время истекало сегодня в восемь часов утра.

Я попросил у Эндрю его зюйдвестку – рыбацкую штормовку, длинную непромокаемую накидку с капюшоном – в такие дождь и ветер в мокром костюме можно было простудиться. Натянув зюйдвестку поверх костюма, обнаружил что она мне маловата, появилось ощущение, что на мне смирительная рубашка. Я пожал всем руки, поблагодарил за все, что они для меня сделали, и ушел.

В два пятнадцать, после короткой остановки у телефонной будки, я поставил машину туда, откуда ее взял, и затопал по грязной дороге в направлении дома генерала. Тротуара на обочине не было – люди, живущие здесь, не нуждались в нем. Размытые дождем канавы превратились в небольшие речки, наполненные грязной водой, которая переливалась на дорогу. Мои ботинки полностью утопали в этом месиве, а их тоже надо высушить к утру.

Я миновал парадный въезд со сторожкой, где жил шофер, вернее, где он жил согласно моим представлениям. Там все было ярко освещено, и кроме того, ворота могли быть снабжены звуковой сигнализацией, срабатывающей при дополнительной весовой нагрузке. Я уже знал, что живущие в этом доме способны на любые ухищрения.

В тридцати метрах от парадного въезда я протиснулся сквозь едва заметную дыру в великолепной, густой, высотой в два с половиной метра живой изгороди, окружающей земельные владения генерала. Менее чем в двух метрах за этой великолепной живой изгородью находилась такая же великолепная, высотой в два с половиной метра стена с битыми стеклами. Осколки были зацементированы в верхний край стены, гостеприимно приглашая проникнуть внутрь.

Яблонский, который заранее все разведал, сказал, что ни эта изгородь, ни эта стена, предназначенные для отпугивания тех, кто стесняется пройти через парадный вход, не были особенностью генеральского имения. У большинства соседей Рутвена, людей обеспеченных и занимающих солидное положение, была точно такая же защита их собственности.

А вот и веревка, свисающая с сучковатой ветки дуба, росшего за стеной на территории имения. Тесная зюйдвестка сковывала движения, поэтому я с огромным трудом влез по веревке на дуб, отвязал ее, спустился с дерева на другой стороне, и спрятал веревку под выступающие корни. Я не думал, что веревка еще раз понадобится мне, но ведь предусмотреть все заранее невозможно. Да и нельзя, чтобы ее не нашел кто-нибудь из людей Вилэнда…

В отличие от соседей у генерала после каменной стены, на расстоянии примерно шесть метров от нее, была хитрая ограда. – В землю вбиты столбики. Между ними натянуто пять рядов толстой проволоки, причем три верхних ряда были не из обычной, а из колючей проволоки. Если бы человек захотел проникнуть через это проволочное заграждение, то проще всего ему было поднять вверх вторую снизу гладкую проволоку, отжать вниз нижнюю и пролезть между ними.

Но, благодаря Яблонскому, я знал то, чего не мог знать человек, решившийся проникнуть через проволочное заграждение: если действовать так, то включится сигнал тревоги. Именно поэтому я, ухватившись за столбик забора, вскочил сразу на третью проволоку и с величайшим трудом, держась за столб, преодолел три верхних ряда колючки, порвав при этом в двух местах зюйдвестку Эндрю. Он получит ее назад в непригодном виде, если вообще получит.

Деревья росли очень густо, под ними было совершенно темно. Пройти межу ними мешали, свисающие с веток, плети испанского мха, они все время лезли в лицо. Я не осмелился включить фонарик и надеялся только на инстинкт и удачу. Мне нужно было обойти, обнесенный забором  огород, находящийся слева от дома, и добраться до пожарной лестницы здания. Надо было пройти около ста метров, и я рассчитал, что на это потребуется около четверти часа.

Я не шел, а шаркал ногами по земле, почти не отрывая от нее ног, скользящим движением отбрасывал в сторону все, что валялось на земле, что могло хрустнуть. Пока удавалось двигаться без шума. После того, как налетел мордой на дерево, я пошел вытянув руки вперед и ощупывая все перед собой.

Минут через десять я начал всерьез тревожиться, не сбился ли с пути. Внезапно через просветы деревьев и пелену дождя, стекающего с листвы дубов, мне вдруг показалось, что вижу мерцающий свет. Он вспыхнул и погас. Возможно, мне это только показалось, но нет, мне никогда ничего не казалось, с нервами у меня все в порядке. Я замедлил передвижение, надвинул на лоб шляпу и капюшон зюйдвестки, и застегнул ее воротник, спрятав в нем подбородок, нужно было чтобы лицо и шея не выделялись светлым пятном в окружающем меня мраке и не выдали моего присутствия. Что же касается шуршания зюйдвестки, то в такую погоду его не было слышно уже в полутора метрах.

Я проклинал испанский бородатый мох, длинные липкие плети которого лезли в лицо и мешали видеть. Из-за этого проклятого мха я был вынужден то и дело закрывать глаза, хотя ни в коем случае не должен был делать этого. Постоянное моргание настолько утомило зрение, что я готов был встать на четвереньки и дальше пробираться в таком положении. Возможно, и встал бы, но меня удержала мысль, что тогда шуршание зюйдвестки станет громче и выдаст меня.

Сбоку где-то в десяти метрах от себя я снова увидел мерцающий свет, этот свет был направлен не в мою сторону, а вниз. Я сделал пару быстрых бесшумных шагов в том направлении, чтобы разобраться в ситуации. Тут я обнаружил, что двигался до этого абсолютно правильно, – шел вдоль забора вокруг огорода. Поскольку на половине второго шага моя вытянутая вперед рука уткнулась в металлическую сетку, из которой и был сделан этот забор. Сетка заскрипела, как давно не смазанная дверь.

Раздался возглас, свет погас. Наступило короткая пауза и снова вспыхнул свет – свет электрического фонарика. Но блуждающий луч был теперь направлен не вниз на землю, а лихорадочно прыгал по сторонам, обшаривая огород. Человек, державший в руке фонарик, видимо, очень нервничал, так как не мог сообразить, откуда послышался звук. В противном случае он через три секунды обнаружил бы меня. Я  бесшумно сделал шаг назад. Всего один шаг. Этого хватило, чтобы спрятаться за ближайший дуб. Я слился с деревом, так тесно прижавшись к нему, словно хотел свалить. Никогда в жизни я еще так сильно не хотел, чтобы в руке был пистолет.

– Дай сюда фонарь, – холодный спокойный голос принадлежал явно Ройялу. Луч прекратил метаться по  по сторонам и снова уткнулся в землю. – Продолжай работать.

– Но мне не показалось, мистер Ройял, – это был Лэрри, его тонкий, возбужденный шепот. – Я знаю. Я совершенно точно слышал…

– Я тоже слышал. Ничего, все в порядке, – в голосе Ройяла было столько же тепла, как в куске льда, ему было трудно говорить успокаивающе, но несмотря на то, что забота о человеке была противна его натуре, он попытался успокоить Лэрри. – В лесу, да еще в темноте, всегда много всяких звуков. День был жаркий, что-то от этого расширилось. Сейчас холодный дождь, и это что-то, остывая, трещит.  Ветер мог сбить на землю какие-то засохшие ветки с деревьев. Да мало ли еще что. Хватит разглагольствовать. Давай работай. Может, ты решил проторчать всю ночь под этим проклятом дождем?

– Послушайте, мистер Ройял, – шепот из возбужденного превратился в отчаянный. – Я не ошибся. Честное слово, я не ошибся. Я слышал…

– Что, пропустил вечернюю дозу своей белой дряни? – резко прервал его Ройял. Даже минутная любезность, оказавшись для него непосильной ношей, привела его в ярость. – Заткнись и работай. И как только меня угораздило связаться с проклятым наркоманом вроде тебя?! Лэрри замолчал.

Ответ на этот последний вопрос Ройяла мне тоже хотелось бы знать. Поведение Лэрри и тот факт, что его допустили к совместным делам генерала и Вилэнда, вольности, которые он позволял себе, – все это было странным не логичным. Крупная преступная организация ставящая целью получить огромные барыши, охотящаяся за целым состоянием, – и вдруг  среди ее верхушки наркоман.

 Преступные организации обычно подбирают людей даже еще более тщательно, чем крупные корпорации своих служащих, потому что одна досадная ошибка в выборе, один опрометчивый шаг, одно неосторожное слово могут оказаться для преступной организации пагубными, в то время как крупную корпорацию подобное никогда не приведет к полному краху. Крупные преступления – дело весьма серьезное, и большие преступники должны быть прежде всего крупными бизнесменами, ведущими свои противозаконные дела с величайшей осторожностью и скрупулезностью. Они вынуждены быть более осторожными, чем люди, послушные закону. И если что-то идет не так гладко, как им хотелось бы, считают необходимым убрать соперников или людей, представляющих опасность для их спокойного и безбедного существования. Они безжалостно убирают ненужных людей со своей дороги, поручая их уничтожение таким бесстрастным и вежливым людям, как Ройял. Лэрри так же опасен для них, как зажженная спичка, брошенная в пороховой склад.

Теперь я хорошо разглядел: в огороде были Ройял, Лэрри и дворецкий. Видимо, круг обязанностей дворецкого гораздо шире, чем они обычно бывают у человека данной профессии в лучших английских домах. Лэрри и дворецкий усердно орудовали лопатами. Вначале я решил, что они роют яму, так как Ройял прикрывал рукой фонарик, чтобы уменьшить свет, хотя даже в десяти метрах при таком дожде было трудно разглядеть что-либо. Мало-помалу, доверяя скорее слуху, чем зрению, понял, что они не роют, а засыпают яму. Я улыбнулся в темноте. Можно было поклясться, что они зарывают в землю что-то очень ценное, но что пролежит в земле не очень долго. Огород едва ли идеальное место для длительного хранения зарытого в землю клада.

Минуты через три работа закончилась. Кто-то заровнял граблями землю. Я решил, что они выкопали яму на недавно перекопанной грядке с овощами и хотели скрыть следы своей работы. Потом они вошли в сарай, находящийся в нескольких метрах от ямы, и оставили там лопаты и грабли. Тихо разговаривая, вышли. Впереди с фонариком в руке шел Ройял. Они прошли через калитку совсем близко от меня, я к тому времени отодвинулся глубже в чащу и встал за ствол дуба. Они направились по дорожке, к дому, и я слышал их тихие голоса, хотя не разбирал слов. Потом их голоса стали еще тише и, наконец, совсем смолкли. Луч света осветил террасу, открылась дверь в дом, а потом захлопнулась. Ее заперли на замок. Воцарилась тишина.