Текст книги "Страх открывает двери. - Редакция 2024 г."

Автор книги: Алистер Маклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Через две-три минуты любому человеку потребовалось бы очень внимательно разглядывать нас, прежде чем у него возникли бы какие-либо подозрения. По радио уже дважды сообщали, что преступник одет в костюм зеленого цвета, а на похищенной им девушке зеленая кофточка с короткими рукавами.

Но теперь этой кофточки на девушке уже не было. Теперь она была в белой майке с глубоким вырезом, оказавшейся под кофтой. В этот ослепительный солнечный полдень большинство девушек ходили в таких майках, и мою блондинку невозможно стало отличить от других абсолютно похожих на нее молоденьких женщин.

Взяв ее шелковый шарф, я повязал его себе на голову – свободные концы свешивались справа спереди, прикрывая шрам. Меня могли бы выдать рыжие волосы на висках, так как они виднелись из-под шарфа, и я покрасил их тушью для ресниц, которую нашел в сумочке у девушки. Никогда в жизни не видел прически такого странного цвета, но главное – он не был рыжим. Галстук я снял и сунул в карман. Что же касается зеленой кофточки, то ее я затолкал в рукав моего пиджака, который висел на руке серой подкладкой наружу, прикрывая кольт зажатый в руке.

Мы шли очень медленно, чтобы моя хромота не бросалась в глаза. Подошли к спортивному автомобилю. Он, как и полицейский автомобиль, который мы спрятали в гараже, был «шевроле» с точно таким же двигателем. На этом сходство кончалось. Это был двухместный автомобиль с пластмассовым кузовом. Я водил такой в Европе и знал, что его рекламируемая скорость двести километров в час соответствовала действительности.

Подождав, пока мимо будет ехать тяжелый, груженный гравием грузовик, я под стук его колес и рев двигателя завел спортивный автомобиль. – Хозяева машин расположившиеся на берегу могли услышать характерный звук двигателя и у них могли возникнуть подозрения. Быстро развернувшись, я поехал вслед за грузовиком. На лице девушки появилось удивление, когда мы поехали в том же направлении, откуда недавно прибыли.

– Знаю, что вы хотите сказать. Ну что же, повторите еще раз, что я сумасшедший. Только это не так. Следующее заграждение будет установлено где-нибудь поблизости, дальше к северу. И оно будет фундаментальным, а не таким, как прошлый раз. Это заграждение сможет остановить даже пятидесятитонный танк. Возможно, они решат, что я, боясь натолкнуться на мощное заграждение, свернул с шоссе на одну из проселочных дорог и по бездорожью направился на восток. По крайней мере, на их месте я решил бы именно так. На востоке самая подходящая местность, чтобы скрыться. И потому мы едем на юг. До этого они не додумаются. И там на несколько дней где-нибудь спрячемся.

– Спрячемся? Где? Где вы можете спрятаться? – Я промолчал, и она заговорила снова: – Выпустите меня! Пожалуйста! Теперь вы в безопасности. Вы ведь знаете, что в безопасности. Вы ведь уверены в себе! Иначе бы не поехали на юг. Пожалуйста!

– Не смешите меня. Если отпустить вас, то уже через десять минут каждый полицейский в штате будет знать, какой у меня автомобиль и в каком направлении я еду! Видимо, вы действительно считаете меня сумасшедшим.

– Но… я же представляю для вас и определенную опасность. Ведь я могу подать людям какой-нибудь знак. Например, закричу, когда мы остановимся перед светофором, …или …или ударю вас, когда отвернетесь – Настаивала она. За двадцать минут я никого не застрелил, она уже не так боялась меня, и была способна рассуждать логически.

– Тот молодой полицейский, Доннелли, – вроде бы не к месту спросил я. – Интересно, успели ли доктора оказать ему помощь?

Вроде бы не к месту, но она меня поняла, и ее порозовевшие было щеки снова побледнели. Она была храброй девушкой, только эта храбрость могла оказать ей плохую услугу.

– Мой отец – больной человек, мистер Тальбот, – впервые она обратилась ко мне по фамилии, к тому же я оценил ее вежливое обращение «мистер». – Я очень боюсь, думая о том, что случится с ним, когда он узнает… У него такое больное сердце и…

– А у меня жена и четверо умирающих от голода детишек, – перебил я. – Мы не можем утирать друг другу слезы. Успокойтесь.

Она не сказала ни слова, она молчала даже тогда, когда я через несколько минут подъехал к аптеке, остановил машину, вошел внутрь и позвонил по телефону. Девушку я взял с собой, но приказал ей стоять у дверей.  Она была достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем речь, но достаточно близко, чтобы видеть пистолет под переброшенным через руку пиджаком. Там же в аптеке, я купил сигареты. Аптекарь посмотрел сначала на меня, а потом на стоящий за окном автомобиль.

– Слишком жаркий день для езды на машине, мистер. Издалека едете?

– Нет, всего-навсего с Чиликутского озера. Решил, знаете порыбачить.

Отвечая, я старался  говорить с американским акцентом, чуть язык не сломал. Название озера само вылетело у меня изо рта, знак поворота на озеро я видел по пути сюда, в пяти-шести километрах к северу.

– Порыбачить, да? – тон его был вполне нейтральным, чего нельзя сказать о похотливых взглядах, которые он то и дело бросал на девушку. Но мои рыцарские инстинкты в тот день временно бездействовали, и поэтому я не обратил на это внимания, не стал требовать сатисфакции за эти взгляды. – И каков же улов? Удалось что-нибудь поймать?

– Так, мелочь.

У меня не было ни малейшего представления о том, какая рыба водится в этом озере, если вообще она там водится. И тут я подумал, что вряд ли кто-нибудь стал ловить в нем рыбу, когда к его услугам весь Мексиканский залив. И, боясь что эта мысль придет в голову моему собеседнику, быстро продолжил:

– Ко всему прочему, лишился даже этой мелкой рыбешки, – мой голос стал резче, словно на минуту ко мне вернулась та злость, которую я почувствовал, когда это произошло. – Только поставил ведро с рыбой на дорогу, чтобы открыть машину, как какой-то сумасшедший со скоростью никак не меньше ста тридцати километров в час проехался по ней. И прости-прощай жареная рыбка! К тому же на проселочных дорогах такая пыль, что не возможно было разглядеть номер его машины.

– Таких ненормальных полно везде. – Затем внезапно в его голову пришла умная, как ему казалась, мысль , и он быстро спросил: – Какой марки тот автомобиль, мистер?

– «Шевроле». Голубого цвета. С разбитым ветровым стеклом. А в чем дело?

– В чем дело, – повторил он. – Уж не хотите ли сказать, что вы не… вы видели парня, который сидел за рулем?

– Нет. Он слишком быстро гнал машину. Видел, что он рыжий с пышной копной волос, но…

– Рыжий. Чиликутское озеро. Господи! – он повернулся и побежал к телефону.

Мы вышли на залитую солнцем улицу.

– Вы все замечаете… это озеро… – удивлялась девушка. – Как вам удается сохранять такое хладнокровие? Он же мог узнать…

– Садитесь в машину. Узнать меня? Он был занят только тем, что разглядывал вас. Когда шили вашу майку, материал, наверное, закачивался, но они решили закончить работу, сделав вырез побольше.

Мы сели в машину и тронулись. Через шесть километров подъехали к тому месту, которое я заметил еще по дороге на север. Это была затененная пальмами стоянка, расположенная между шоссе и берегом залива. Под временно сооруженной деревянной аркой висел указатель, на котором крупными буквами было написано: «Строительная компания Годвелла», а под ним еще более крупными буквами: «Строим новый город. Проезжайте посмотреть».

Я проехал под арку. На стоянке было пятнадцать-двадцать машин. Некоторые люди устроились на скамейках, предусмотрительно расставленных по краям площадки, но большинство сидело в машинах, наблюдая за подготовительным этапом сооружения нового города, который будет располагаться  прямо в заливе. Четыре громадные драги на гусеничном ходу, с мощными, тяжеловесными, медленно передвигающимися ковшами вырывали со дня залива коралловую породу и перемещали ее перед собой, потом вползали на на только что получившуюся площадку и процесс повторялся. Так создавались фундаменты будущих пирсов. Один из пирсов широкой лентой уходил прямо в море. Он должен был стать новой улицей города. Два других были поменьше и располагались справа от основного. Они предназначались для строительства домов, снабженных индивидуальными пристанями. Четвертый пирс представлял собой большую петлю, уходящую в залив и постепенно изгибающуюся обратно к берегу. Вероятно, это будет гавань для яхт. Этот процесс – процесс создания города в море и из дна моря – был увлекательнейшим зрелищем, но у меня не было настроения восхищаться им.

Поставив машину между двумя автомобилями с открывающимся верхом, в которых никого не было, я открыл пачку только что купленных сигарет и закурил. Девушка полуобернулась и удивленно посмотрела на меня.

– Неужели именно это место, где мы будем прятаться?

– Да, это, – подтвердил я.

– И вы намерены остаться здесь?

– А чем это место вам не нравится?

– Но разве вы не видите, сколько здесь народу? Здесь же все видят вас… могут опознать. До дороги двадцать метров, любой проезжающий полицейский патруль…

– И вам непонятно, почему я остановился именно здесь? Каждый человек будет рассуждать, также как вы. Ни один здравомыслящий человек, за которым гонится полиция, не сунется сюда. Значит, это идеальное место для того, чтобы переждать. Именно здесь мы и останемся.

– Вы не сможете находиться здесь длительное время, – убежденно сказала она.

– Конечно, не смогу, – согласился я. – Просто дождусь темноты. Сядьте поближе, мисс Рутвен, пододвиньтесь еще. Я должен скрыться, чтобы спасти свою жизнь, мисс Рутвен. Как вы представляете себе человека, за которым гонится полиция? Наверное, вы представляете его измученным, выбившимся из сил человеком с диким взглядом, пробирающимся через непроходимые леса или по плечи увязающим во флоридских болотах. Вам и в голову не придет, что он сидит на солнышке и к нему прижимается хорошенькая девушка, разговаривая на интимные темы? Разве такая влюбленная парочка, как мы, может кому-то показаться подозрительной, а? Придвиньтесь ко мне поближе, леди.

– Господи, больше всего на свете я хотела, чтобы у меня в руке был пистолет, – спокойно сказала она.

– Не сомневаюсь. Что вы медлите? Придвиньтесь ко мне вплотную.

Она придвинулась. Я почувствовал, как она вздрогнула от непреодолимого отвращения, когда ее обнаженное плечо коснулось моего. Попытался представить себе, что бы почувствовал я, если бы был молоденькой красивой девушкой, находящейся в обществе убийцы. Но представить такое было слишком трудно. Я не был девушкой, не был молод и красив, поэтому и перестал думать на эту тему. Просто показал ей пистолет, лежащий у меня на коленях накрытый пиджаком, и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь бризом, доносившимся с залива, и лучами солнца, смягченными пробившись сквозь шелестящие листья пальм. Но было похоже, что погода начинает портиться. Крохотные белые лоскутки облаков, проплывавших по небу, уже сбивались вместе, сгущаясь в серые тучи. Это мне совсем не нравилось: хотелось, чтобы был предлог не снимать с головы белый шелковый шарф.

Минут через десять после того, как мы прибыли на стоянку, с юга на шоссе показался черный полицейский автомобиль. В зеркало заднего вида я наблюдал, как он замедлил ход у стоянки и как двое полицейских высунули в окно головы, чтобы осмотреть стоянку. Проверка эта была беглой, быстрой, и можно было заметить, что они не ожидают увидеть здесь что-либо интересное. Их машина поехала дальше, так и не остановившись.

Надежда, появившаяся было в глазах девушки – глаза ее были серые, холодные и ясные, теперь я хорошо разглядел их – погасла, как пламя потушенной свечи, загорелые плечи разочарованно опустились.

Через полчаса у нее снова появилась надежда. В арку одновременно въехали, одновременно остановились, одновременно заглушили моторы двое полицейских на мотоциклах в шлемах и перчатках. Они казались суровыми и уверенными в себе. Несколько минут посидели на мотоциклах, опустив ноги в сверкающих ботинках на землю, потом слезли с мотоциклов, опустили опоры, чтобы их машины не упали, и стали обходить каждый автомобиль. Один из них держал в руке револьвер.

Они остановились у ближайшего к выходу автомобиля, окинули его беглым взглядом и, не говоря ни слова, стали внимательно и долго рассматривать сидящих в нем людей. Полицейские ничего не объясняли и не приносили извинений – они выглядели так, как выглядят полицейские, услышавшие о том, что в их собрата кто-то стрелял, что он умирает или уже умер.

Внезапно, пропустив несколько машин, они направились прямо к нам. По крайней мере, мне показалось, что они намерены подойти к нам, но они прошли мимо и направились к «форду», стоящему слева немного впереди нас. Когда они проходили мимо, я почувствовал, как напряглась девушка, услышал, как у нее перехватило дыхание.

– Не делайте этого! – я обхватил ее рукой и крепко прижал к себе. Вздох, который она сделала, чтобы набрать воздух в легкие и закричать о помощи, перешел в приглушенный всхлип боли. Один из полицейских оглянулся, увидел прижавшуюся ко мне девушку и отвернулся, прокомментировав то, что, как ему показалось, он видел, отнюдь не шепотом. Может быть, в нормальных условиях я бы принял на это его замечание  кое-какие меры. Но обстоятельства не были нормальными, и я пропустил это оскорбление мимо ушей.

Когда я отпустил девушку, пылало не только ее лицо, но даже шея и грудь: я так крепко прижимал ее к себе, что ей не хватало воздуха, дышать было довольно трудно, но я думаю, не это было основной причиной того, что она покраснела, а скорее неподобающее замечание полицейского. Ее глаза горели злостью, как глаза дикой кошки. Впервые за все это время страх совершенно покинул ее, и она решила пойти ва-банк.

– Я сейчас выдам вас, – голос ее был тихим, но непримиримым. – Лучше сдайтесь.

Полицейские проверяли «форд». На водителе «форда» был пиджак точно такого же зеленого цвета, как мой, и низко надвинутая на лоб панама. Я видел этого парня, когда он въезжал на стоянку. У него были черные волосы, а на круглом загорелом лице красовались усы. Полицейские находились не более чем в четырех метрах от нас, но скрежет и грохот драги заглушал все голоса.

– Не будьте идиоткой, – спокойно сказал я. – У меня пистолет.

– И в нем всего одна пуля.

Она была права. Две пули были истрачены в зале суда, одной я изуродовал колесо «студебекера» судьи, две израсходовал, когда нас преследовал полицейский автомобиль.

– А вы, малышка, неплохо считаете, – пробормотал я. – И у вас будет предостаточно времени для упражнений по арифметике в больнице после того, как хирурги сделают свое дело. Если им это только удастся.

Она, приоткрыв рот, смотрела на меня и не произносила ни слова.

– Одна маленькая пуля может натворить массу неприятностей, – я вытянул руку с пистолетом, прикрытым пиджаком, и прижал пистолет к ее бедру. – Вы слышали, что я говорил этому дурачку Доннелли, объясняя, что может натворить мягкая свинцовая пуля? Пистолет прижат к вашему бедру. Вы представляете, что это означает? – я говорил очень тихо, но в голосе звучала угроза. – Пуля разнесет вам кость так, что ее уже не починишь. А это означает, что вы уже никогда не сможете ходить, мисс Рутвен. Вы уже никогда не сможете ни бегать, ни танцевать, ни плавать, ни скакать верхом на лошади. Весь остаток жизни будете таскать свое прекрасное тело на костылях или будете ездить в инвалидной коляске. При этом всегда будут мучить боли. Всю оставшуюся жизнь… Неужели еще не пропало желание позвать на помощь полицейских?

Она молчала. Лицо было без кровинки, и даже губы побелели.

– Вы верите мне? – тихо спросил я.

– Верю.

– И как же намерены поступить?

– Намерена позвать полицейских, – просто сказала она. – Пусть вы искалечите меня, но зато вас схватят. И вы уже никогда и никого больше не убьете. Я обязана сделать это.

– Ваш благородный порыв делает вам честь, мисс Рутвен, – насмешка в моем голосе была прямо противоположна мыслям, проносящимся в голове. Она собиралась сделать то, чего я, будь на ее месте, не сделал бы.

– Ну что ж, зовите их. И смотрите, как они будут умирать.

Она не сводила с меня глаз:

– Что… что вы хотите этим сказать? Ведь у вас всего одна пуля…

– И она уже не для вас. При первом вашем крике, леди, этот коп с пушкой в руке получит пулю. Выстрелю ему прямо в грудь. Я неплохо управляюсь с кольтом. Вы же собственными глазами видели, как я выстрелом выбил пистолет из рук шерифа. Рисковать не стану. Выстрелю в грудь. Потом схвачу другого полицейского – это сделать проще простого, так как его пистолет находится в застегнутой кобуре. Полицейский знает, что я убийца, но ему неизвестно, что моя пушка пустая. Отниму у него пистолет, обезврежу его и смоюсь. Не думаю, чтобы кто-то попытается остановить меня.

– Но я крикну ему, что пистолет не заряжен. Я крикну…

– Нет. Прежде всего я расправлюсь с вами, леди. Заеду локтем в солнечное сплетение, и минут пять вы не сможете вымолвить ни единого слова.

Наступила долгая пауза. Полицейские все еще разговаривали с водителем «форда».

Потом послышался ее еле слышный шепот:

– Неужели вы действительно способны на это?

– У вас есть только одна возможность получить ответ на свой вопрос.

– Ненавижу вас, – ее голос был лишен всякого выражения, ясные серые глаза потемнели от отчаяния, сознания собственного бессилия и горечи поражения. – Никогда не думала, что смогу так ненавидеть человека. Это… это пугает меня…

– Бойтесь, и вы останетесь в живых.

Полицейские, закончили осмотр машин на стоянке, подошли к мотоциклам и уехали.

Медленно надвигался вечер. Скрежетали и скрипели драги, постепенно пробивая себе дорогу в море. Одни любопытные приезжали, другие уезжали, но уезжало больше, и вскоре на стоянке остались всего две машины: наша и «форд», принадлежащий парню в зеленом костюме.

Постепенно сгустились сумерки, небо покрылось облаками и потемнело, став сине-фиолетовым почти черным. Начался дождь…

Он лил с яростью, присущей субтропическим ливням. Пока я возился, поднимая верх машины, тонкая рубашка из хлопка промокла так, словно я, не снимая ее, выкупался в море. Подняв боковые стекла, посмотрел в зеркало: по моему лицу от висков до подбородка струились черные потоки. С волос тушь почти смылась. Я, насколько смог, стер тушь с лица платком и посмотрел на часы.

Черные тучи покрывали небо от горизонта до горизонта. Вечер наступил раньше времени. У машин, проезжающих по шоссе, горели подфарники, хотя был скорее день, чем ночь. Я завел мотор.

– Вы же хотели подождать до темноты, – в голосе звучало удивление. Может быть, она ждала, что на стоянку снова приедут полицейские, но более наблюдательные и сообразительные.

– Да, собирался, – подтвердил я. – Но подумал, что из-за такой погоды пикник прервется и мистер Чес Брукс устроит шумный концерт там, на шоссе, и его словоизлияния будут весьма красноречивыми.

– Какой мистер Чес Брукс? – по ее тону было понятно, что она снова принимает меня за сумасшедшего.

– Мистер Чес Брукс из Питсбурга, штат Калифорния, – я постучал пальцами по автомобильной бирке, прикрепленной к рулевой колонке. – Да, из далека же он приехал бедняга, и остался без машины. – Дождь барабанил по брезентовой крыше. – Ведь вы же не думаете, что он все еще жарит мясо на берегу?

Мы выехали из-под импровизированной арки и повернули направо на шоссе.

Когда девушка заговорила, я понял, что она действительно принимает меня за сумасшедшего:

– Вы решили вернуться в Саус-Венис? – это были одновременно вопрос и утверждение.

– Именно так. Едем в мотель «Контесса». Туда, где меня схватили копы. Я оставил там кое-какие вещи и хочу их забрать.

Она промолчала. Наверное, подумала: «Сумасшедший». Хотя это слово абсолютно не соответствовало действительности.

Я сорвал с головы шарф – в сгущающихся сумерках белое пятно на моей голове привлекало излишнее внимание и могло показаться более подозрительным, чем рыжие волосы, – и продолжал:

– Там они никогда не станут разыскивать меня. Проведу там ночь, а может быть и несколько ночей – до тех пор, пока не попадется подходящее судно, на котором можно будет сделать отсюда ноги. Вы будете со мной. – Я не обратил никакого внимания на ее невольное восклицание. – Помните телефонный разговор в аптеке? Я позвонил в мотель и узнал, свободен ли коттедж номер 14. Мне ответили, что он свободен, и я забронировал его, сказав, что мои друзья останавливались в этом коттедже и порекомендовали мне его, так как из этого коттеджа открывается самый живописный вид. Это и на самом деле так. Кроме того, это самый уединенный коттедж, так как он построен в конце территории мотеля и окна его выходят на море. Там же в чулане мой чемодан с вещами. Кроме всего прочего, это коттедж с прекрасным гаражом, там можно спрятать эту машину от любопытных глаз, и никто не задаст ни единого вопроса.

Летели километры: один, другой, третий, а девушка все молчала. Она снова надела свою зеленую блузку, но это был уже просто кусок кружев, состоящий из одних дырок. Она, как и я, промокла насквозь, пока я натягивал брезентовую крышу. Временами девушка дрожала, как в лихорадке. После дождя стало прохладно.

Мы приближались к окраине Саус-Венис, когда она снова заговорила.

– Вы не сможете остановиться в мотеле. Разве возможно осуществить такой план? Вам надо зарегистрироваться, расписаться в журнале приезжих, взять ключи, поужинать в ресторане. Вы же не можете…

– Я все могу. Я попросил приготовить для нас коттедж, ключи от него и гаража оставить в замках дверей. Сообщил, что мы выехали из дома очень рано и проехали длинный путь. Сказал, что очень устали и просим оставить нам ужин на столе и  не беспокоить до утра. Сказал, что зарегистрируемся утром и утром же оплатим все, что с нас причитается, – я откашлялся. – Сказал, что мы совершаем свадебное путешествие. И женщина, с которой я разговаривал, кажется, поняла наше желание побыть вдвоем.

Мы подъехали к мотелю раньше, чем она нашла слова для ответа.

Через резные, окрашенные в сиреневый цвет ворота я подъехал к административному корпусу и остановил машину прямо под ярким фонарем, который создавал столь резкие тени, что мои рыжие волосы невозможно было разглядеть.

У входа стоял негр, одетый в сиреневую, отделанную голубым кантом униформу с золотыми пуговицами. Модель этой униформы и сочетание цветов скорее всего были разработаны каким-то дальтоником, надевшим к тому же очки с дымчатыми стеклами.

Я окликнул его.

– Где находится коттедж номер 14? – спросил я. – Как проехать к нему?

– Мистер Брукс? – я кивнул, и он продолжал: – Все приготовлено для вас. Ключи в дверях. Проезжайте, пожалуйста, вниз, вон туда.

– Благодарю, – я посмотрел на него: седой, сгорбленный, худощавый человек с поблекшими глазами. Наружность негра, словно мутное зеркало, отражала тысячи невзгод и поражений, которые он претерпел на своем жизненном пути.

– Как ваше имя?

– Чарльз, сэр.

– Я хотел бы чего-нибудь выпить, Чарльз, – говорю и протягиваю ему деньги. – Пожалуй, виски. Скотч, а не бубон. И принесите немного брэнди. Принесете?

– Сейчас же, сэр.

– Спасибо, – я включил передачу и поехал по территории кемпинга к коттеджу номер 14, который находился в конце узкого полуострова. Слева был залив, справа плавательный бассейн овальной формы.

Ворота гаража были открыты. Я въехал внутрь, выключил фары и закрыл ворота гаража. И только тогда, двигаясь ощупью в темноте, включил верхний свет.

Открыв единственную дверь гаража, мы оказались в маленькой, аккуратной, опрятной кухоньке, которая была прекрасно экипирована, особенно если принять во внимание, что сейчас нам требуется всего лишь чашечка кофе. Кофе там было столько, что можно было варить его всю ночь напролет. Дверь из кухни вела в комнату, представляющую собой гостиную-спальню. Мы увидели сиреневый ковер, сиреневые шторы, сиреневое покрывало на кровати, сиреневые абажуры на лампах, сиреневые чехлы на стульях. Куда бы вы ни бросили взгляд, всюду этюды в сиреневых тонах. По-видимому, кто-то очень любил этот цвет. Кроме двери в кухню, в гостиной-спальне были еще две двери. Слева – дверь в ванную, а прямо – небольшая прихожая и дверь наружу. Через десять секунд после того, как вошел в комнату, втащив за собой девушку, я уже находился в прихожей. Чулан был не заперт и мои вещи находились там. Я отнес чемодан в комнату, открыл его и хотел было выбросить на кровать кое-какие вещи, когда постучали в дверь.

– Это, наверное, Чарльз, – пробормотал я. – Откройте дверь, отступите на несколько шагов, чтобы она не ударила вас, возьмите бутылки и скажите, что сдачи не надо. И не пытайтесь как-то предупредить его: что-то прошептать, сделать какие-то знаки или выскочить наружу. Я из ванной буду следить за тем, чтобы этого не произошло. Пистолет будет нацелен вам в спину.

А она уже и не пыталась предпринять что-либо. Наверное, слишком замерзла и чувствовала себя несчастной и измученной. Все возрастающее напряжение этого кошмарного дня, видимо, лишило ее воли и желания действовать.

Старик-негр отдал ей бутылки, и, удивленно бормоча слова благодарности за столь щедрые чаевые, осторожно прикрыл за собой дверь.

– Вы дрожите от холода.  Ни к чему моей страховке получать воспаление легких. Погодите минуту. –  Сердитым тоном сказал я, и принес из кухни пару стаканов. – Выпейте глоток брэнди, мисс Рутвен, а потом примите горячую ванну. Да, посмотрите в моем чемодане. Может быть, вам удастся подобрать себе какую-то сухую одежду.

– Вы так добры… – с горечью сказала она. – Пожалуй, брэнди я выпью.

– А принять ванну не хотите?

– Нет. – Пауза колебания, и скорее предполагаемый, чем увиденный мной, блеск ее глаз. И тут я понял, что ошибаюсь, думая, что она слишком устала, чтобы отколоть какой-нибудь номер. – Впрочем, пожалуй, приму и ванну.

– Прекрасно, – я дождался пока она осушила стакан, поставил свой чемодан на пол ванной и отступил назад, чтобы пропустить ее. – Надеюсь, что вы не будете принимать ванну всю ночь. Я голоден.

Дверь ванной закрылась, щелкнул замок.

Послышался шум заполняющей ванну воды. Слышно было, как она плещется в ванне. Этот звук ни с чем не спутаешь. Она предприняла все, чтобы заглушить мои подозрения.

Вот она вытирается полотенцем и слышится шум сливаемой из ванной воды. Все, пора. Я через кухню и гараж вышел во двор. Как раз вовремя, чтобы увидеть открывающееся окно ванной. Когда девушка спрыгнула на землю, я одной рукой вцепился в ее плечо, а второй рукой зажал рот, и привел ее в гостиную.

Девушка выглядела посвежевшей, чистой, и даже более юной. На ней была моя белая рубашка, засунутая за пояс широкой в складку юбки. В глазах стояли слезы разочарования и поражения. Но если бы не они, то ее лицо заслуживало того, чтобы уделить ему особое внимание. Я впервые как следует рассмотрел его, несмотря на длительное время, проведенное вдвоем в автомобиле.

У нее были удивительные, густые и блестящие, с золотым отливом, волосы, разделенные прямым пробором и заплетенные в косы. Такие косы бывают у девушек из прибалтийских стран. Эта девушка никогда бы не выиграла конкурс на звание «Мисс Америка»: для этого у нее слишком волевое лицо. Она не стала бы даже «Мисс Саус-Венис». В ее лице неуловимо проглядывало что-то славянское: слишком выделялись на нем широкие скулы и слишком полные губы; серые, цвета стали, глаза слишком широко расставлены, носик вздернутый. Подвижное, умное лицо: симпатичное, доброе, насмешливое и жизнерадостное, если бы только исчезли с него следы усталости и страха.

Были времена, когда я грезил о домашних тапочках и камине в собственном доме, что ж, именно такую женщину хотелось бы видеть хозяйкой моего дома.

Она была женщиной, которая всегда будет выглядеть моложе своих лет, женщиной, которая станет вашей половиной и надолго войдет в вашу жизнь, навсегда оттеснив всех, словно сошедших с конвейера, смазливых крашеных блондинок с волосами цвета платины.

Я стоял, и мне было немного жаль ее и жаль себя. И тут я почувствовал холодный сквозняк, дующий в затылок. Сквозняк из открытой двери ванной, хотя всего десять секунд назад она была закрыта на замок изнутри.