Текст книги "Улей. Отверженная (СИ)"

Автор книги: Алёна Лужанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Глава 1

Улей. Отверженная

Одинокая пчела – не пчела. (с)

Пролог

«Ни одна пчела не проникнет в чужой улей» – гласила неприлично толстая книга «1000 занимательных фактов о насекомых». Легкий слог и обилие сюрреалистических картинок, очевидно, определяли степень «занимательности», а вот на научные пояснения текст был весьма скуден. Оттого-то и лежала книга без дела, служа чаще подносом, нежели развлекательной литературой. Но единственная фраза, и то прочитанная мельком, никак не давала мне покоя. Не оставляла даже ночью – выдергивала из приятных сновидений, заставляла тревожно метаться по кровати.

«Ни одна пчела не проникнет в чужой улей».

Пчела не проникнет, а я смогла. Более того, нашла свою нишу, заполнила утраченное звено пищевой цепи. Признаться честно, это было непросто. Новый мир, чужой, враждебный. Мир людей – существ, внешне похожих на нас, но отличных по содержимому. И я говорю не о кишках… не только о них.

Люди – сами по себе странные, эгоцентричные, замкнутые– одиночки, борющиеся друг с другом за ложные ценности. И чем они опытнее и старше, – тем злее и ожесточеннее идет борьба. Одни детеныши воспринимают окружающий мир адекватно: шлепают по лужам, радуются распустившемуся цветку, гоняют бабочек, смотрят по сторонам и наслаждаются тем, что даровано природой. Я бы делала это вместе с ними, но по возрасту, увы, не положено.

А положено иметь постоянного партнера, худо-бедно приличную жилплощадь и работу, иначе никак. Здесь жесткая дисциплина, хоть и зовется иначе – рутиной.

Я выполнила все требования, вписала свой код в систему и… кажется, начала любить людей. Ведь если присмотреться, они гораздо лучше, чем мы.

Ники была со мной согласна. Она укладывала спать малыша, нежно водила рукой по его округлой спинке и пела колыбельную. Сама думала о том, как в одночасье ее богатый на впечатления мир сузился до одного маленького сморщенного человечка в голубой пижаме и нелепом чепчике, натянутом едва ли не на глаза. Нет, не вся любовь была отдана ему. Часть приходилась на другого, лежащего тут же, за спиной, перекрывшего все пути отступления….

Муж – так здесь называют узаконенных обществом сожителей, – коротко и емко. К счастью, Кир умел засыпать самостоятельно. Крепкий богатырский сон одолевал его, как только макушка касалась подушки. И ни детский плач, ни жуткий скрип кондиционера – ничто не могло вырвать Кира из объятий Морфея. А Ники – из объятий мужа.

Длинная минутная стрелка доползла до короткой – часовой, и они соединились на одиннадцати вечера. Рука, согнутая в неудобном положении под головой малыша, затекла. Ники боялась пошевелиться, боялась нарушить идиллическую картину, то хрупкое состояние покоя, что при наличии ребенка стало непозволительной роскошью.

Луч от торшерной лампы бил целенаправленно в лицо. Да, мы забыли выключить свет. И это досадное недоразумение все испортило.

Выключатель белый, обычный, пластиковый, Кир не успел заменить его на деревянный. Каждый раз терпеливо повторял, что весь дом не переделаешь, но на просьбы любимой отзывался охотно. Просто забыл. Ему предложили высокорентабельный проект, и в последнее время его мысли были всецело отданы работе. А Ники следовало напомнить, тогда, возможно, все получилось бы иначе.

Я не люблю искусственные материалы. От них не идет тепло, они не впитывают энергию и потому сложно поддаются воздействию. Раскрошить их гораздо проще, но если ласково, еле касаясь…

– Кто ты? – Сонный голос раздался над ухом.

У меня получилось – свет потух. А вместе со светом и вся моя жизнь.

Глава 1. Возвращение домой

Путь к исходной локации «Гнездо» недоступен.

Статус «дом» присвоен временному убежищу «Улей».

Тезаурус Нового Свода Правил

Что-то пошло не так.

– Портал нестабилен! Код 052. Повторяю, код 052!

Точнее, все давно уже шло не так.

– Полная дезориентация, она не слышит тебя. Выпускай сеть.

Возможно, с того момента, как я появилась на свет.

– Сейчас рванет. Давай!

А может, еще раньше.

Круговорот людей – нелюдей, цифр – кодов. Я в них тонула, терялась. Выплывала и снова ускользала в блаженное беспамятство. Там меня не трясли, не дергали, не били по щекам, не заламывали руки. Было комфортно и безопасно. Я бы осталась там навсегда. Но нельзя. «Еще не время», – сказали мне.

– Вторая, очнитесь. Я знаю, что вы уже с нами. – Голос хриплый, металлический, знакомый и сложно представить, что он принадлежит живому существу.

Звуки, которые издавала я, ничем не лучше. Они похожи на карканье старой вороны, что поселилась над нашим балконом в той, другой жизни. Кир пытался ее прогнать: пугал, стучал палкой, грозился натравить кошку соседа, да все без толку. Ворона притворялась глухой и слепой.

– Вторая, вы реагируете на внешние раздражители, со слухом у вас все в порядке и зрение в норме. Не вводите нас в заблуждение, ваше физическое состояние оценивается на восемь баллов.

Интересно, это много или мало?

– Это неплохо. Раны заживут. Гораздо сложнее перенести эмоциональный откат. Ваше психологическое состояние пока оценить сложно. Войдите с нами в контакт, и мы вам поможем. – Скрип и лязг раздавались совсем близко, кажется, у меня в голове.

Как давно он не смазывал шестеренки? Самому должно быть неприятно.

– Вторая, возвращайтесь.

– Ни-и-ки. – Было легче приоткрыть рот, чем глаза. Темнота растворялась под пятнами света, что проникал сквозь упрямо сжатые веки, однако давала призрачный шанс, что это всего лишь сон, дурной сон. И что вскоре я проснусь в своей комнате пастельного оттенка с винными шторами и вороньим гнездом над застекленной лоджией. А главное – в окружении своих мальчиков, как маленького, так и большого.

– Что?

– Имя.

– Повторите, – сухо проскрежетал голос.

– Мое имя Ники. Дай воды, – и, почувствовав, что моего резерва хватает еще на одно слово, добавила: – Пожалуйста.

К губам поднесли холодный стакан.

– Хорошо, Вторая, вы будете Ники.

– Я и есть Ники, стальная ты башка. – Чудодейственный напиток развязал мне язык.

– Рад, что вы пришли в себя. Статус «дезориентирована» меняю на «адаптацию».

Да хоть на «ликвидацию». Мне по сути уже все равно.

Док, а это именно он ранее штопал меня, теперь пытался вытянуть в реальность, продолжал монотонно бубнить. Открывались клапаны на месте ноздрей, шевелились кривые ободки губ из хирургической стали. По патрубкам вниз скользили жидкости из ротовой полости. Правый глаз удалось сохранить, но жизни в нем было гораздо меньше, чем в левом, стеклянном.

Каким же жутким я его сделала! Могла, конечно, постараться, да, тогда было не до красоты. Кто ж знал, что для мужчины его внешний вид имеет значение?

Компенсацию свою он получил. Я не видела, но чувствовала, как растягивается сталь в улыбке – пусть и говорили, что невозможно. Док справился со своей обидой, когда резал мои крылья… Крылья?

– Вто… Ники, мы с вами можем тут сидеть бесконечно, я не спешу никуда. Королевская лаборатория, как вы помните, работает круглосуточно.

У меня тоже появилось много свободного времени. Полагаю, утренняя поездка к свекрови сама собой отменилась.

– Но за вами придут через пару часов. И заговорить вам все равно придется.

Видя мой немой вопрос, он пояснил:

– Командир и Четвертый.

Страшное сочетание, но что они мне сделают? Болевой порог уже достигнут. Тело – предатель – уже заживляло раны, а вот треск рвущихся эмоциональных связей до сих пор отдавал в висках.

– Чего ты хочешь?

– Ответов.

Впрочем, какая разница когда? Днем позже, днем раньше.

– Валяй. Только давай с чего-нибудь попроще, голова раскалывается.

Запахло ржавчиной, чернилами и немного медом. Ранее трепетно лелеянный запах теперь вызывал тошноту. Док включил самописец.

– Почему вы сорвали эксперимент?

Что-то простые вопросы мне резко разонравились.

– Я… не хотела разрушать идиллию.

– Идиллию? – На месте, где должна была быть левая бровь, сотканные лоскуты кожи поползли наверх.

– В той жизни были такие моменты, которые хотелось… запечатлеть. Растянуть секунды на несколько минут, а минуты – на пару часов, прожить их и прочувствовать вновь.

– Остановить время?

– Да, вроде того. И Кир мог создавать такие моменты.

– Объект четыре дробь один проявлял сверхспособности?

Я фыркнула. Называть живого, теплого человека, пахнущего мускусом, «объектом» эта стальная башка точно не имела права. Негодование также рождала и система нумерации, казавшаяся раньше такой удобной. Киру присвоили четверку из пяти баллов, потому что мы с ним хорошо «поладили». Единицу он получил, будучи для нас абсолютно безопасным.

«И мухи бы не обидел».

А меня обидел.

– Ники?

Док, кажется, начинал терять терпение. Возня с полоумным существом – не та работа, к которой его изначально готовили.

– Насколько нам известно, в большинстве своем гуманоиды никакими способностями не обладают. Бывают редкие… экземпляры.

Экземпляры? Это точно. Я и имени того мерзкого старика не запомнила, но звался он очень гордо – Декан факультета психологии и нейробиологии. Готова поспорить, он не был Киру ни разу дядей.

– Мой муж ничем таким не обладал. Просто с ним было хорошо.

Что подразумевал для себя Док под понятием «хорошо», я не знала, но мой ответ его удовлетворил.

– О деталях ваших взаимоотношений мы поговорим позже. А сейчас давайте вернемся к тому вечеру и вашей идиллии.

Я проигнорировала его подчеркнутое ударение на последнем слове. Какой толк делиться чувствами с бездушным существом?

– Это не был срыв, такая бытовая мелочь не должна была ни на что повлиять. Если бы только Кир спал…. Я ведь дольше всех продержалась. Около семи лет?

– Две тысячи четыреста двадцать пять лунных суток.

– Продержалась бы еще столько же. – И это была сущая правда, но… – Чертова лампа горела прямо над нами, и свет мог разбудить, а они только заснули….

Самописец держал мой темп и стучал как ненормальный. Запах меда усилился.

Трое сумасшедших в одной комнате.

– То есть перелом эксперимента наступил в связи с достижением некоего пика эмоций, характерных для гуманоидов, а именно любви и заботы о близких, с которым вы не справились. Последствия, к слову, весьма логичные начали стремительно развиваться, и вы потеряли контроль над ситуацией. – Он скорее не спрашивал, а утверждал.

И необъяснимая злость вилась меж скрипучих слов. Хотел в чем-то меня обвинить? Док лучше других знал, как я исправно выполняла свою работу. День за днем, без отпуска и выходных.

«За Королевство, во имя Короны, на благо Королевы».

Но я безумно устала и потому позволила себе расслабиться и наслаждаться жизнью, не нарушая при этом никаких инструкций. Как говорил Кир, все зависит от того, под каким углом смотреть. Жизнь – она как призма. Поверни ее к себе иной стороной, поменяй свое видение – и она окрасится в нужный тебе цвет.

– В любом случае эксперимент с вашим участием стал самым длительным в истории. Королева-Мать, без сомнения, оценит ваш труд и вклад в проект по достоинству. И награда будет соответствующая.

– Верни меня. Обратно.

Самописец аккуратно, почти бесшумно вывел последнее слово и притих.

– Куда? – Откровенная насмешка и едва уловимое любопытство.

– В то же место и время.

Док подумал минуту и покачал стальной головой.

– Проект «Альфа-6» завершен. Вас ждут другие, более важные дела.

Я облизала пересохшие губы.

– Устрой мне аудиенцию с Королевой.

– Зачем? Результаты эксперимента будут изложены в докладе Правящему Совету.

– Я буду просить продлить эксперимент…

– Невозможно.

Ласковый взгляд у Дока получался плохо. В его искусственном лице не было мягких черт.

– Данных же недостаточно. Надо продолжить сбор…

Но он не слушал меня.

– Поразительное слияние с ролью. Кстати, о ней. Какое место в их обществе вы заняли и так удачно в нем укоренились?

– Я была женой и матерью.

Четвертый сорвался. Или, правильнее сказать, дорвался. Мало того, что вдарил всей своей молодецкой силой, так еще и по голове каким-то предметом приложил, скотина. Я не помню и половины из того, что случилось. Командир поведение Четвертого охарактеризовал иначе:

– Действовал по ситуации.

И он же принес сухие, но искренние извинения.

Тридцать первый – талантливый, умный, сверхисполнительный, но последний по силе в руководящем оборонном составе. Должности выше он никогда не получит, да уже и сильно потрепанный, к тому же. Короне такие не нужны.

Четвертый это понимал, стоял у него за спиной и гадливо улыбался.

– Рад твоему возвращению, Вторая. – Он помахал мне рукой.

– Ники.

– Да, мы наслышаны, что ты подцепила эту… заразу.

Имя – это не зараза.

– Жаль, Командир не позволяет выбить ее из тебя. Я бы с удовольствием помог. По старой дружбе. Но, увы, скован приказом. – Мощные двухметровые крылья затрепыхались, выражая несогласие.

Широкие плечи, стальная грудина и толщина рук, наверное, с мою талию. Будь нос ровнее и подбородок «полегче», черты лица были бы приближены к идеалу. Красивый и невероятно сильный. Чем и обделила Четвертого Королева-Мать, так это мозгами. Зато дурного нрава было с избытком.

– Ники, Док сказал, что ты еще не совсем здорова и за тобой нужно какое-то время понаблюдать. – Командир провел рукой по гладкой стенке камеры. Та, отзываясь на прикосновение, покрылась местами рябью. – Ты же понимаешь, что эти временные неудобства – обычная мера безопасности.

Их безопасности, не моей.

Иначе они не стали бы заточать меня в мою же ловушку, такую образцовую и прочную, не имевшую ни одного изъяна. Камера-восьминожка – мое единственное достойное творение. Случайное. Но разве незапланированных детей любят меньше?

– Я не сильно его?..

– Да было б что там портить. – Командир махнул рукой. Этот фамильярный жест совершенно не вязался с его строгим видом. – По мне, он стал даже симпатичнее – появилась симметрия и отвалились, наконец, эти нелепые брыли на подбородке.

Это была борода, которую почему-то никто не признавал, хоть я и старалась – не смогла отказать умирающему в последней просьбе.

– Разведчик из тебя – хоть куда, а вот скульптор хреновый.

– У тебя просто отсутствует абстрактное мышление. Док счел ее годной.

– Настолько годной, что умирать передумал, – усмехнулся Командир. – И за что ты его теперь наказала? Страдать же будет без своих брылей.

Четвертый довольно осклабился. А мне было неприятно испытывать на своей шкуре профессиональные уловки начальства. Мог бы просто спросить. Излюбленный способ – навести мосты дружбы, а потом по ним же броситься в атаку – выглядел до отвращения лицемерным.

– Он утверждал, что все было не по-настоящему.

– Да, это был лабораторный эксперимент. Смоделированный…

– Вранье! – Тело, еще слабое, со шрамами, не смогло удержать всплеск силы. Получив свободу, она хлестнула огненной лавой по стенке камеры. Я на мгновение ослепла, потому и не увидела реакции своих визитеров, лишь услышала, как Восьминожка довольно заурчала, радуясь полученной пище.

– Зачем мне тебе врать?

Было сложно и как-то противоестественно не верить Командиру. Он, впрочем, благоразумно отступил на пару шагов – сомневался в надежности моей ловушки. А Четвертый, наоборот, подался вперед с каким-то нездоровым блеском в глазах.

– Приказ.

– Чей?

Вопрос был риторическим, но для порядка я пожала плечами.

– Ты не центр мира, Вторая. Да, ты продержалась дольше всех, о твоем рекорде гудит весь Улей. Но Королева-Мать сейчас занята иными проблемами. Она взглянет на финальный доклад Дока, но просила передать, что аудиенцию придется отложить.

– Я точно помню…

– Верь Королеве, а не своей памяти, – прозвучало излишне жестко.

Последняя действительно шалила: подсовывала мне воспоминания многолетней давности и стирала свежие. Неужели стараниями Четвертого? Озадачившись, я запустила руку в волосы и осторожно прощупала шишку на затылке. За несколько часов она заметно уменьшилась.

Командир, пытаясь исправить оплошность, увел разговор в иное русло:

– Слышал, тебе хотят вернуть крылья, – и заговорщически подмигнул. – Летать сможешь.

Ага, до первых проводов. Ими весь наш город опутан. И гардероб придется целиком менять, и в двери бочком проходить – в быту крылья совсем нефункциональная вещь. Малышу, возможно, понравится, а вот Кир не оценит, потащит опять к своему нейробиологу – экзорцисту. Не нужна мне такая благодарность!

Мое искреннее недоумение Командир истолковал по-своему.

– Официально еще не было огласки. Сама понимаешь, пока бюрократы подготовят все необходимые бумажки. В общем, жди к концу сезона.

Откровенно говоря, я слушала его вполуха. Не давали покоя мысли о доме, и в версии, что так настойчиво вкладывали в мою голову, все нестыковки вновь загорелись кислотным неоновым светом.

– Неужели моим крыльям не хватило место на койке в Лаборатории?! Уместили бы как-нибудь! – зашипела я и в два счета оказалась напротив Командира, прижалась лицом к стенке камеры. Нас разделала тонкая преграда в один дюйм. Если бы не она, мои зубы уже сжимались бы на его горле, а на языке ощущался сладкий привкус разоблачения и крови.

Ненавижу, когда мне врут.

– В виртуальном мире ни крылья, ни рога на лбу, ни хвост – ничто не стало бы помехой. Но вам нужен был тот, кто максимально отвечает внешним признакам человека, чтобы соответствовать массе и не быть уродцем.

– Уродец – это разведчик без крыльев.

Четвертый в мгновение ока оказался передо мной по ту сторону клетки. Презрительная гримаса и чернота в его глазах едва не заставили меня отшатнуться.

– А еще тот, кто за красивым фасадом скрывает гнилую суть… – Высекая искры, он провел когтем по гладкой поверхности, обрисовал контур лица, словно желая смять его. Восьминожка недовольно зарычала – в ее установки не прописывали реакцию на угрозу извне.

– Мне импонирует твоя самокритика, – ответила и непроизвольно обнажила зубы, наблюдая, как пульсирует от злости жилка на виске оппонента.

– Хватит!

Командир предостерегающе положил руку на плечо Четвертому и негромко произнес:

– Ты лишилась крыльев еще до проекта «Альфа».

«Конечно, поэтому оказалась идеальным кандидатом», – заворчал внутренний голос.

Воспоминания появлялись всегда неожиданно резко, мелькали вспышками несвязанных картин и утекали, как вода сквозь пальцы.

– За что же, интересно, не напомните?

– Напортачила ты знатно… – начал было разведчик, но толчок в бок не дал ему развить тему.

– Жизнь с чистого листа, Вторая. Королева-Мать подарила тебе прекрасную возможность. Не упусти ее. – Командир чуть склонил голову набок, пытаясь считать мои мысли. – И не смей отказываться. Крылья тебе будут очень кстати.

Вот уж сомневаюсь! Пусть лучше себе их приделает, может, с двумя парами увереннее летать будет.

– Не нравится мне твоя улыбка, – резюмировало начальство. – Но мы справимся, вытянем тебя.

Мы? О чем он говорит?

– Тебя рано списывать, Ники. Даже мне, мелкому и недальновидному, солдатику, – тут Командир слукавил, – очевидны твои будущие заслуги перед Короной.

Четвертый хмыкнул, всем своим видом показывая, что ему-то, прозорливому, ничего не очевидно.

– И мы поможем тебе преодолеть нынешние трудности. Разведчик всегда прикрывает спину разведчику, помнишь? Если что понадобится, говори.

– Нет смысла просить меня выпустить?

– Выпущу, – серьезным тоном пообещал Командир. – Док добро даст, сразу выпущу.

Не в интересах Дока было меня выпускать. Каждый день он приходил ко мне и пытал, выкачивая воспоминания. Его интересовали малейшие детали: что я ощущала, оказавшись в толпе людей, могла ли я на них как-то повлиять? Что значит «сила слова»? Какую ступень в их иерархии я могла бы гипотетически занять и почему остановилась на такой малоперспективной?

– С чего такие выводы? – последнее заявление поставило меня в тупик. По стенкам камеры пробежала мелкая дрожь. Восьминожка, подслушивая наш разговор, уловила растущее во мне раздражение и с предвкушением ожидала выброса силы. Предыдущие дни я кормила ее досыта – так что хватит еще на десяток лет вперед.

– Под вашим влиянием под конец эксперимента оказалось всего лишь два объекта, один из которых имел с вами биологическую связь. Какие тут могут быть перспективы?

Сегодня он пришел ко мне без самописца, так сказать, «налегке». Но от этого наше с ним свидание интимнее не стало. Видеонаблюдение велось круглосуточно, красные огоньки по периметру шестигранной комнаты мигали без устали.

– Об этом, я думаю, стоит судить не ведущему сотруднику Королевской лаборатории, а Правящему Совету. Твое дело лишь собрать информацию. Я не права?

Несмотря на то, что металлическое лицо оставалось крайне невыразительным, оно действительно теперь смотрелось чуть приятнее. Контур округлился, подбородок визуально сгладился, помимо искусственной бороды отломились ранее свисавшие кончики «губ», стерев вечную однобокую ухмылку. Если бы не обстоятельства чудесного преображения, я могла бы гордиться своей работой.

– Права, – проскрипел Док.

– Так что держи свои мысли при себе. Я повторю еще раз: мир людей, их ценности, уклад жизни, даже образ их мыслей другой.

– И какая же у них высшая цель? Я не говорю про продолжение рода – это дань эволюции.

– Ну-у… – Я задумчиво почесала висок. – Люди очень индивидуальны. Кир вот мечтал купить дом на побережье с большой оранжереей. Хотел заняться гидропоникой.

Не тот ответ, которого ждали, но другого у меня не было.

– Для чего они живут, Ники?

– Ты все равно не поймешь. Мы слишком разные.

От пристального взгляда засвербело между лопатками – в месте, где когда-то смыкались крылья.

– Вы существуете для обеспечения потребностей Королевы. Весь Улей живет только ради нее. Для людей же на первом месте стоит собственное благополучие. А если получилось сделать счастливым другого человека – то, считай, индивид выполнил отведенную ему обществом роль.

Док задумчиво мусолил кончик карандаша и не замечал, как он стачивается. Новые зубы не отменили старые привычки.

– Это неправильно.

– Не тебе судить, – буркнула я. – Просто прими тот факт, что мы от вас отличаемся.

Ой.

– Осторожней, Ники.

Кажется, я правда сошла с ума. Заметив растущий в моих глазах ужас, Док хмыкнул и миролюбиво добавил:

– Я не включу это в доклад.

Он был необычайно любезен сегодня. Даже внес разнообразие в мои скудные завтраки. На подносе, который без энтузиазма поглотила Восьминожка – она уважала исключительно энергетическую пищу – рядом с чашкой узвара лежала свежая лепешка. От ее медового запаха меня тут же замутило.

– В обмен на просьбу.

Как же я могла забыть, что безвозмездность и Док не знакомы друг с другом.

– Не сомневаюсь. Какую?

– Пока не знаю. – Он легко поднялся со стула, взял новый карандаш. – Интересно получается… – и ушел в себя.

Осталась лишь поломанная фигура, вымерявшая шагами незримые круги по полу. Взгляд бегал по сторонам, иногда задерживаясь на посторонних предметах, пальцы нервно щелкали. Такое поведение было признаком острой фазы глубокомыслия и могло продолжаться до получаса. Других внезапное «зависание» собеседника пугало. Уж не от этого ли Док потерял свою основную работу и заперся в лаборатории?

– Эй, – взвыла я, потеряв терпение. Его мельтешения утомляли. – Забери.

Поднос, шлифуя пол, выкатился аккурат под ноги Доку. Тот остановился и совсем по-детски открыл рот, будто удивляясь моему нахождению в камере. Куда как страннее и страшнее было бы мое отсутствие в ней.

– Почему не съела? – Он внезапно перешел на «ты».

Быть особью женского пола порой выгодно: я могла давать несвязанные ответы и уж точно не обязана была объяснять свои личные нежелания.

– Съешь сам. Лепешка гораздо вкуснее карандаша.

Удивительно, но это правило работало почти везде. Кир в таких ситуациях молча злился: неудобных вопросов у него имелось много.

– Не для меня. – Док покачал головой, тем не менее аккуратно отломил от медовой выпечки кусочек и отправил его в рот. Металл не слушался, не понимал, как ценны крошки лакомства для его хозяина – молол грубо, не позволяя тому долго смаковать.

– Прости, я забыла.

– Не стоит извиняться. – Лепешка закончилась возмутительно быстро. – Иногда привкус блюд обретает знакомые ноты. Но это лишь уловка мозга – он воспоминаниями компенсирует недостаток.

– Кстати, о воспоминаниях. Позволь задать вопрос?

Док кивнул и, вытерев руки о штанины, потянулся к своим записям.

– Не для протокола. – Я предупредительно покосилась на карандаш, который сразу же уперся острием в испещренный кривыми закорючками лист блокнота. – У меня какие-то проблемы с памятью. Я не могу вспомнить имя ребенка. Моего малыша.

– Это не столь важно…

– Для меня важно! – прозвучало чересчур экспрессивно. Стенки камеры сжали пространство на пару дюймов – Восьминожка насторожилась, ожидая взрывной волны.

«Остынь», – мысленно приказала я и себе и ей.

– Частичная потеря – это вполне нормально. Участник проекта «Альфа-5» учил заново свои коды и долгое время еще испытывал ощущения дежавю. Память постепенно будет возвращаться, если только мозг не заблокирует нежелательные воспоминания. Хочу сразу предупредить, что такое тоже возможно.

Имя ребенка – что может быть ценнее?

Тактично выдержав паузу, ученый вернулся к сбору данных.

– Итак, Ники, расскажите мне об основе ваших взаимоотношений с объектом четыре дробь один.

«Ты» или «вы» – какая разница, если дружбой давно не пахнет.

– В свою постель я тебя не пущу, – хмыкнула я, нисколечко не смутив Дока – отсутствие многих чувств, похоже, было для него характерно. В такие моменты хотелось смять эту жуткую металлическую маску, вырвать крик боли, чтобы убедиться: где-то в глубине еще скрывается живое существо.

Новая тема подняла очередной виток наших споров. Док хотел перетряхнуть мою душу, я выдавала ему общеизвестные факты. Около часа мы бились над понятием «личная жизнь» и ее сакральным смыслом. Под конец нашей беседы, временами напоминающей допрос, я была выжата как лимон и выглядела, наверное, не лучше, раз Док поинтересовался моим самочувствием.

– Я люблю свое творение. – Дабы не возникло превратного суждения, я погладила теплый бок Восьминожки, а то с Дока станется принять все на свой счет. Его стальная башка была моей ошибкой, и доказательство тому я имела счастье сейчас лицезреть. – Собираюсь любить и дальше, но находясь уже за его пределами. Обещаю, я не буду на тебя кидаться. Клянусь своей верой в Королеву.

– Надеюсь, она также сильна, как и раньше? – Он вперился в меня немигающим взглядом, словно испытывал на прочность.

– Безусловно. – Голос дрогнул? Наверное, показалось. – И раз вы все радеете за мое здоровье и за мягкую адаптацию, то прошу на пару часов вернуть меня в ту реальность. Что тебе стоит – подключить пару штырьков? Система же до сих пор настроена на мои данные.

Док, кажется, обрадовался. Несильно, но насколько мог.

– Я вижу, вы, наконец, смирились с правдой. В таком случае, зачем вам возвращаться?

– Хочу доделать свою работу. Оценить… объекты непредвзято. А то, знаешь ли, за семь лет мой беспристрастный взгляд немного помутнел.

И последний аргумент для подогрева личного интереса:

– К тому же, удастся прояснить некоторые наши спорные моменты.

Он долго думал, обещал обсудить с Командиром и через неделю вернулся ко мне с ответом. Отказ был сформулирован предельно мягко. Док мог вернуть меня, но не хотел, хотя утверждал обратное.

Врал. Они все мне врали.

Испытав невероятное облегчение, я с огромным трудом выдавила из себя положенную ситуации каплю слезы.

Это была всего лишь капля! Не истерика, как в первые часы после возврата, не мольба и увещевания, как в последующие. Несколько грамм соленой жидкости, состав которой Док может легко разложить на молекулы, оказали на него неожиданно сильное воздействие и привели его к немыслимому решению.

– Что… это?

Около четверти жителей Улья пришли смотреть на мое «освобождение». От мала до велика. От дам полусвета до высших санов. Самые важные персоны стояли в первых рядах. Все глазели на меня, перешептывались, одни тыкали пальцами, другие одобрительно свистели. А я не могла отвести взгляд от… моего мужа, стоявшего между Доком и Командиром. Кир, такой родной и такой ненастоящий, тепло улыбнулся мне и приветливо махнул.

Он был ниже всех присутствующих особей мужского пола, даже Доку уступал в ширине плеч. И в целом вид его был несуразен – слишком сильно он выделялся на фоне статных темнокожих существ. Уязвимый, без толики Силы, и бледный, почти белый, как новорожденный детеныш. С возрастом тонкая шкура грубела и приобретала бронзовый оттенок. Мой цвет, характерный для юных особей, был светло-золотистым. У Королевы кожа почти черная, но идеально гладкая: молодость и зрелость не мешали друг другу.

– Это воспроизведенный по твоим воспоминаниям объект четыре дробь один.

Я медленно обошла его. Принюхалась. В букете искусственно созданных ароматов запаха меда не было.

– Нет, это не Королева, но с ее разрешения, – шепнул мне на ухо Командир, когда я случайно задела его плечом.

– И вот. – На руках Дока лежал человеческий младенец, завернутый в голубой медицинский халат. Засунув кулачок в рот, он с интересом смотрел на меня, но в его взгляде не было того безграничного обожания, от которого щемило сердце.

«И вот» даже прилюдно никак не идентифицировали. Скорей всего, возникла путаница с присуждением баллов. Ведь если кто-то не представляет никакой угрозы, он может быть расценен как дружественный объект. А дружить с людьми никто не планировал – сказал мне по секрету Командир во время одного из своих визитов.

– Это не мой ребенок.

– Понятное дело, что не твой. – Крепкая рука начальства сжала мой локоть. – Док полагает, что, создав знакомое окружение, уладит твою внутреннюю междоусобицу.

Да неужели?

– Правящий Совет успел ознакомиться с докладом, и твое нестабильное состояние их премного напрягает, а следовательно, доставляет беспокойство и Королеве. Возьми себя в руки, наконец!

Хватка резко ослабла, и я покачнулась, потеряв опору.

– На голом любопытстве столько зрителей не соберешь. – Не шепот, а эхо чужих мыслей, от которых мне стало не по себе.

Несколько десятков пар глаз ловили мое малейшее движение. Даже появившиеся на пару секунд мурашки на коже – и те не остались без внимания. Воображение подкинуло неуместную ассоциацию с пираньями: как только почувствуют запах крови, накинутся всей стаей, не раздумывая. А ведь курьезное сочетание «рыбка» и «зубастая» порождает лишь иллюзию опасности.

Я – вторая по силе, почти непобедимая и… такая слепая.

– Муж тоже не мой, но его я, пожалуй, оставлю.

На тщательно выверенные слова толпа отозвалась неопределенными звуками, а Командир покачал головой. Ему явно не понравилось начало предложения. Затянувшаяся пауза дала мне шанс на исправление.

– Для… забавы.

С дальних рядов нарастало одобрительное гудение. Действительно, для каких же целей мне еще нужен примитивный человек?