Текст книги "Полуночные тени (СИ)"

Автор книги: Алена Кручко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Пусть меня лучше съедят!

– А ну как правда? – спросил капитан.

– По крайней мере, это быстро!

– Дура девка, – вздохнул Гарник, но спорить не стал. Может, потому, что во двор замка вышли оба барона, маг и… и вчерашний бродяга.

Пока его милость Анегард медленно шел вдоль неровного строя стражников, бродяга описал замысловатую кривую за спинами Энниса и его милости Эстегарда и остановился рядом со мной.

Рэнси заворчал.

– Что он у тебя, на людей натаскан? – недовольно спросил бродяга.

Выглядел он точно таким же оборванцем, как и вчера, но чувствовал себя не в пример уверенней. Видать, наплел что-то… ну да не мое это дело.

– Он спокойный, добрый и ласковый пес, – ответила я. – Просто не любит тех, кто его бьет. Ну а ты будто любишь?

– Верно, – кивнул бродяга. – И я не люблю. Тебя, я слышал, Сьюз зовут?

И что ему до моего имени?

Я положила ладонь Рэнси на голову. Сказала:

– Пес нервничает. Отойди лучше.

– Послушай, – заторопился бродяга, – у меня дело к тебе.

– Какое?

– Чем вы меня вчера, а? Первый раз я так лопухнулся, чтобы рук освободить не суметь!

Я поддела пальцами поясок.

– Это?! – Он пощупал цветную тесьму, поднял на меня ошарашенный взгляд. – Чары, да? Продай, а! Хорошо заплачу, не сомневайся.

– Нет, – рассмеялась я, – не продам. И не потому, что жаль, а просто без толку будет!

Бродяга помрачнел:

– Только тебя слушает, да? Ну да, то-то ты вчера сама развязывала…

– Ты разве про такие чары не слышал?

– Нет, – мотнул он лохматой головой, – не слыхал. Я из других мест…

К нам подошел его милость Анегард. Сказал хмуро:

– Сьюз, Рэнси лучше здесь оставить. Помочь он нам там не поможет, а…

Обожгло стыдом: могла бы и сама подумать!

– Я его уведу на псарню. А ты, – молодой барон окинул меня выразительным взглядом, – ты бы все-таки оделась. Не на гулянья идем.

– Нет уж! – Гарнику сказала, и ему повторю! – Я в этой вашей справе через сотню шагов сдохну. Обойдусь. Звериная матерь защитит.

– А если нет?

Вот ведь, совсем как Гарник!

– А нет, значит, судьба такая.

Кажется, Анегард тоже с удовольствием объяснил бы, что я за дура. Но счел, как видно, неподобающим. Отошел молча; бродяга же вытянул вдруг из-за ворота странного вида цацку, вроде неровной каменной бусины на шнурке.

– Чары на чары, Сьюз. Возьми, дарю.

– Что это?

– Да пустячок. Так, на удачу.

Я огляделась. Анегарду втолковывал что-то старый барон, Эннис мялся рядом. Мага таки обрядили в стеганку, и непохоже было, чтобы ему это нравилось.

– Эннис!

Подошел, неуклюже переваливаясь:

– Звала?

– Глянь-ка. Можно в подарок принять?

Ладонь мага зависла над ладонью бродяги, и на лице явственно проступило изумление. Вскинул голову – не на меня, на бродягу. Хотел, кажется, сказать что-то резкое, но осекся. Как будто, встретившись с бродягой взглядами, прочел в его глазах приказ молчать.

Мне вдруг стало неуютно рядом с ними – так бывает, когда окажешься слишком близко от готовых как следует подраться парней. Я попятилась, но тут наваждение ушло.

– Бери, Сьюз, не сомневайся, – голос Энниса звучал уверенно, если он и учуял что в нежданном подарке, то вряд ли подвох.

Бусина упала мне в ладонь. Она была теплой, почти горячей, будто хранила жар прежнего хозяина. Мне стало вдруг неловко даже в мыслях звать его бродягой.

– Хоть имя свое скажи, а то даришь…

Он криво улыбнулся:

– Неважно. Да и какая разница?

Прекрасно! Спросит бабушка, чей подарок, а я что отвечу?

Хотя как раз бабушке в любом случае одного имени мало будет. Я представила, какой допрос ждет меня дома – если доживу, конечно, – и едва не отдала подарок обратно. Отдала бы, да не успела. Наш вчерашний пленник умел, видно, читать по лицам куда лучше, чем я – прятать мысли.

– Бери, – торопливо сказал он, – не сомневайся. Я от души дарю. А нужно тебе имя… ну зови хоть Марти, что ли. Какая разница.

И добавил, повернувшись к Эннису:

– Сними ты эту душегубку, все равно двигаться в ней не умеешь. Без привычки только хуже. Упаришься без толку, а до дела дойдет, никакой будешь.

Подошел его милость Анегард, бросил:

– Выходим. Эннис, готов?

Маг вздохнул, помялся. Буркнул:

– Прав ты, наверное.

Скинул стеганку, расправил плечи, размял руки. Странно, без доспеха он выглядел… опаснее? Сила мага – не в оружии.

– Удачи, – негромко сказал Марти. Вроде бы всем сразу, но мне показалось – для меня одной.

* * *

Ноги по щиколотку вязли в илистом дне, ветви орешника цеплялись за одежду, били по лицу и рукам. Хоть я и подоткнула повыше юбку, подол все равно намок, отяжелел. Представляю, какова б я сейчас была в стеганке! И так еле плетусь…

А еще здесь стоял густой сумрак, будто и не ясный день сейчас, а… в общем, что-то в этом мире явно давало нам понять: зря мы суемся куда не просят и лучше повернуть обратно. Что-то – или кто-то. Я оглянулась. Интересно, Анегард, Рольф, Гарник и остальные тоже чувствуют неладное?

– Устала? – посочувствовал Анегард.

Я мотнула головой. Спрашивать расхотелось, а так – не понять. Мужчины. Воины. Мало ли что им там кажется! Для мужчины отступить позор, а смерть в бою – награда. Они пойдут вперед, даже если точно будут знать, что не вернутся. Даже Эннис, хотя он маг, а не воин.

Скорей бы уж, подумала я. Ночью все казалось другим, да и – летела я, а не брела вот так по колено в воде, воюя с орешником. Никогда не думала, что с высоты, пусть и небольшой, лес видится настолько иначе!

Ручей обмелел, разлился затянутой бурой пленкой лужей. Я остановилась. Странно… такого я здесь не помнила. Ни по сну, ни по-настоящему, а казалось, весь этот лес насквозь знаю.

– Здесь, – свистящим шепотом выдохнул сзади Эннис. – Чувствую чары. Сьюз, дай руку и иди вперед. Медленно.

Не глядя, я протянула руку назад. Кто-то – Эннис? – взял мои пальцы в свои, сжал легонько, будто желая ободрить. Шепнул:

– Иди.

Я и пошла. Даже не думая, что там впереди может быть, чего ждать, к чему готовиться…

Шаг, другой, третий… Всякого я ждала. Что выпрыгнут из-за кустов, метясь в горло, виденные ночью зверолюди. Что провалится дно под ногой, расступится, затянет гостей незваных болотнице на обед. Что еще шаг – и перенесемся из пускай сумрачного, но все же дня, в родную нелюди ночь. Но – не того, что так и будем брести, хлюпая, в полном безмолвии (и когда успели птицы затихнуть?), в невесть откуда взявшемся тумане – брести незнамо куда, готовые к драке, но не умеющие найти врага. Видно, нелюдские чары оказались сильней полученного мною во сне пропуска…

Туман давил, с каждым шагом из-под ног поднималась волна тяжелого, странно затхлого запаха. Давно уж мне не бывало так страшно – не чужим, извне наведенным страхом, а самым обычным, своим. Хотелось вырвать руку из чужой ладони и бежать, бежать без оглядки, все равно куда, лишь бы отсюда подальше. Я обернулась к Эннису:

– Может, мы неправильно что-то сделали? Или не туда пришли?

– Туда, – качнул головой маг. Он тоже казался встревоженным, и мне стало совсем жутко. – Туда, Сьюз… ты правильно нас привела, я чую чары, сильные. А вот что пускать тебя эти чары не хотят – это да. Понять бы еще, почему.

– Думай, – из тумана показался Анегард. – Ты маг или сопля-недоучка?

Эннис вспыхнул.

Выпустил мои пальцы.

Туман разошелся клочьями, словно под порывом ветра. Я успела заметить, как грязные, вымокшие стражники мнутся, потеряв строй, с ноги на ногу; как изумленно оглядывается Гарник; как Рольф стирает с лица пот – за его ладонью остался грязный след. Мир вокруг истончался, расползался вместе с туманом, оборачивался другим – не то с лица на изнанку, не то с изнанки на лицо. Вместо орешника – старые кривые ели, вместо затянутой бурой пленкой стоялой воды – прелый хвойный опад. Взвизгнув, я схватилась за Энниса; почувствовала на своем локте чью-то железную хватку – Рольф? А в следующий миг…

Не знаю, что это было. Не так, как ночью – словно в огненную стену врезалась. Но похоже. Опалило душу тягучей болью, перехватило дыхание – и отпустило. Мельничным жерновом навалился на плечи побелевший Рольф. Эннис с коротким придушенным стоном упал на колени. Выхватив клинок, встал в боевую стойку молодой барон.

Из-под еловых лап, из сумрака нездешнего леса выныривали навстречу… они. Нелюдь, взвыл во мне страх. Свои, ответила ночная память – с печалью, жалостью и любовью. При свете дня они уже не казались тенями. Женщина, похожая на Гвенду, такая же красивая, с длинной косой – вот только в косе седины не по возрасту. Худой мальчишка лет десяти – двенадцати, с рыжими лохмами, со злым лицом. Мужичок – вылитый Броке, взгляд сам метнулся к его ногам в поисках вредной пегой сучонки… метнулся и вернулся к лицу, зацепившись за что-то неправильное. Я охнула: у этого Броке звериная желтизна затопила глаза, и острые лохматые уши шевелились, как у настороженного пса. А за ним шел парень с лицом вовсе нечеловеческим – вот только не могла я назвать его звериной мордой, не могла никак! Будто наяву виделись сквозь шерсть и клыки прежняя задорная улыбка, молодой румянец и глаза не волчьи, а обычные карие, теплые и ласковые.

Да что ж это со мной?!

Эти… свои … эта нелюдь поганая наших детей ворует, а я их жалеть буду?!

Подбитой птицей, сложив нетопыриные крылья, упал с неба еще один. Грянулся оземь меж нами и нелюдью, взвихрив еловый опад, шагнул к нам. Сощурил желтые рысьи глаза. От пристального взгляда словно пригоршня льда просыпалась за ворот.

Похожие на людей отступили назад, оставив перед нами совсем или почти совсем утративших человечий облик. Клыкастых, когтистых, мохнатых… много их было, десятка два, не меньше. И все равно, все равно – в каждом чудилось мне прежнее! Тенью, чужим воспоминанием… да что ж это за наваждение такое?!

Всхлип Рольфа привел меня в чувство. Засмотрелась! Наши-то как?

Да так же. Прошло, наверное, всего-то несколько мгновений…

Анегард оглянулся, крутнулся на месте, неловко, прочертив сапогами мокрый след. Обернулась и я. Баронской стражи не было. Ни Гарника, ни ребят. Там, за нашими спинами, стягивали круг эти, недозвери-нелюди, и в их глазах мне чудились вина, тоска и жажда.

– Эннис, – взвизгнула я, – сделай что-нибудь!

Маг только застонал. Зато Рольф, охнув, выпрямился. Вытер ладони – эй, об меня-то зачем?! – и перехватил поудобней выданный в замке боевой топор.

Я подскочила к Эннису, потянула на ноги:

– Вставай же, ну!

– Сейчас, – пробормотал он, – встану.

Вцепился в меня ледяными пальцами. Заворочался. Из носа его капала частыми каплями кровь, расплывалась алыми пятнами на мокрых рукавах рубахи.

– Давай же, – почти зарычала я. За спиной послышался мерзкий чавк – верно, Рольфов топор пошел в дело. Эннис выпрямился, посмотрел шалыми глазами через мое плечо, вскинул руку…

Разное рассказывали у нас в деревне о боевых магах. Будто и молниями швыряться умеют, и замораживать противника так, что вроде живой, а с места двинуться не может, и слепоту насылать… Или врали, или Эннису до таких умельцев еще учиться и учиться. Оглянуться я побоялась: хватило того, что на лице молодого мага разочарование быстро сменилось ужасом. Зашевелились губы – надеюсь, он чары плетет, а не молится! Молиться – это по моей части.

Кстати, да.

Помоги, Звериная матерь, беззвучно зашептала я. Охрани, Великая! Защити от злобы лютой, от клыков хищных, от…

Неведомая сила закрутила Энниса волчком, швырнула оземь. Мелькнуло перед глазами кожистое крыло, ударил по лицу ветер. Сморгнув слезы, я увидела вдруг Анегарда; его клинок располосовал клыкастого амбала и, похоже, застрял у того в ребрах. Нелюдь отшатнулся, рявкнул что-то, очень похожее на "побери тебя Старуха". Анегард прыгнул следом – и скрылся за спинами невесть откуда налетевших врагов. Не отобьется, обмирая, поняла я. На локте сомкнулась чья-то лапища, царапнула когтями. Я завизжала, развернулась, пнула вслепую.

– Не дергайся, дурочка, – прохрипел на ухо чужак. – Добром пойдешь, лучше будет.

И вовсе не то меня успокоило, что они говорить умеют; просто есть такие слова, на которые у человека ответ всегда наготове, и для меня это как раз «добром пойдешь». Впечатать колено в то место, что парни пуще глаза берегут, пяткой с маху стопу приголубить, а как согнется – сверху по шее наддать. Когти разжались, я отскочила, крутанулась, оглядываясь: куда бежать? Эннис, забыв мудреные чары, сцепился с кем-то мохнатым по-бабьи – за волосья; немудрено, что дурня тут же схватили в десять рук. Анегард отмахивался обломком меча от наседающего на него крылатого, а со спины к нему примерялись еще двое, и ясно было – вот-вот завалят. И только к Рольфу с его топором никак не могли подступиться. Кузнецов сын, хэкая, встречал быстрой сталью любого, кто приближался к нему слишком близко; похоже, и меня до сих пор не тронули потому только, что слишком близко к нему стою… У Рольфа, вспомнила я, Молотобоец в покровителях – хоть и мрачный бог, и боятся его люди почти как саму Старуху, а кузнецам помогает. Жаль, мало нас… прошли бы все, глядишь, отбились бы…

Взгляд зацепился за смутное движение сбоку; я развернулась и увидела крылатого предводителя. Похоже, именно он ставил чары на обиталище нелюдей; во всяком случае, сейчас он именно колдовал. И направлял свое колдовство явно против Рольфа. Желтые рысьи глаза целились в кузнецова сына, быстро-быстро шевелились губы, а меж сведенных ладоней чуялась нарастающая сила.

Выдох, мягкий шаг вперед…

– Рольф! – взвизгнула я. И, не помня себя, кинулась вперед-наискось, между колдуном-нелюдем и человеком – единственным здесь по-настоящему своим.

Наверное, то же испытывает хлебная крошка, когда ладонь хозяйки сметает ее со стола. Неодолимая сила сбила с ног, вышибла дух, швырнула куда-то прочь. Мелькнуло перед глазами исколотое вершинами елей небо, мир перевернулся – и погас.

– Он так тебе дорог? – спросил высоко над головой чужой голос. – Впрочем, спасибо. Я погорячился, не рассчитал. Нам не нужны трупы.

"Нужны живые", – поймала я недосказанное вслух. – "Кровь. Живая человечья кровь. И сами пришли".

С трудом я подняла руку, провела ладонью по лицу. В затылке и висках бухал кузнечный молот. Перед глазами плавали цветные пятна, малейшая попытка шевельнуть головой отдавалась приступом тошноты. Из далекой выси наклонился чужак с рысьими глазами; лицо его казалось странно размытым, глядеть на него было тяжело, неприятно, и я, превозмогая тошноту, отвернулась.

Зря.

Есть на свете зрелища и похуже, чем звериные глаза на человеческом лице.

– Рольф… – я всхлипнула, не в силах сдержаться.

Парня, как видно, приложило крепче меня: был он без чувств, и нелюди безнаказанно суетились вокруг. Вырвали из рук топор, стащили промокшую стеганку… сорвали рубаху…

– Не надо тебе этого видеть. – Чужак подхватил меня на руки и пошел прочь. Мир в очередной раз повернулся; теперь я не видела Рольфа, зато на моих глазах протащили куда-то вялого, явно ничего не соображающего Энниса, а следом проволокли Анегарда – за ноги, как тащат за два уголка мешок. Я дернулась. – Тихо, – буркнул чужак. Расправились крылья, закрыв обзор. Я уткнулась лицом в обтянутую драной рубахой, остро пахнущую псиной грудь, и беззвучно заплакала.

Все бы отдала, чтобы это оказалось сном.

Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь. Кривая щелястая стена, гора плохо выделанных вонючих шкур… В памяти смутно плыли оскаленные морды, звериные глаза на человеческих лицах, обломок меча в руках Анегарда, острый запах псины… Болела голова. Сильно болела. Но, странно, при этом казалось, что до того, как заснула, было намного хуже.

Кстати, как заснула, я не помнила. Может, и вовсе не спала, а, скажем, без чувств валялась… даже очень может быть, иначе с чего мне так плохо-то?

Я осторожно повернула голову. Потом села. Подступила тошнота – и ушла; зато откликнулось на движение тело, и как откликнулось! Даже не думала, что в человеке так много всего может болеть. Колотили меня тут, что ли?! Я потерла лоб; от этого простого действия стало настолько легче, что я уже не могла остановиться. Растерла лицо, шею, плечи. Боль потихоньку отпускала, в голове прояснялось; я возвращалась на этот свет.

И вспоминала. Болотистое русло Орехового ручья, долгое блуждание в тумане, короткую драку, что закончилась для нас так бесславно. Жадную суету вокруг оглушенного Рольфа. Хриплый голос крылатого чужака. Энниса и Анегарда – куда их волокли, уж не на съедение ли?!

Чужая, в наведенном сне подслушанная мысль: «Нужен третий, ох как нужен! Хорошо бы – большой и сильный». Вот и сбылось вам. И третий, и четвертый, и пятый. И я шестая. На всех хватит.

Боги великие, защитите! Я не хочу, не хочу умирать!

Не хочу, чтобы умерли Рольф, Эннис, Анегард, Ронни с девчонкой! Не хочу! Слышишь, Звериная матерь, заступница моя? Молотобоец, покровитель Рольфа, Хранитель стад, покровитель Ронни, слышите? Жница, твои знаки у девчонки на рубашке – отзовись! Помогите, защитите! Или вам все равно, что мы, дети ваши, кончим жизнь на клыках у нелюди, словно какая-то кровяная колбаса?!

Я поняла вдруг, что смеюсь. Смеюсь, хотя от слез плывет все перед глазами. Ну ты, Сьюз, и сказанула! Уж наверное, любая жертва – разбойников, нелюди, зверя лютого – хочет жить. Наверное, просит о спасении в последние свои мгновения. И что? Много ты слышала о чудесных спасениях, девонька?

Среди нас нет избранников. Боги нам не помогут. Если и спасемся, то сами.

Надо что-то делать.

Я выпуталась из шкур, встала. Огляделась. Люди добрые, Звериная матерь, ну и конура! Потолок низкий, руки раскинь – в стены упрешься. Дверной проем шкурой завешен. Спасибо, под ногами не хлюпает…

И спасибо, что рядом никого. Не ждали, что я так быстро очухаюсь, или опасной не считают? Скорей второе – и, как ни горько, в этом они правы. Что сделает безоружная девушка там, где трое мужчин ничего не смогли?

Убежать, и то не сможет. Иначе бы караулили.

Ох как страшно мне было выходить! Казалось – первый же шаг из этого, такого ненадежного, но все же убежища, станет шагом к смерти. Забиться в уголок… Очнись, Сьюз, толку тебе прятаться! Все равно ведь не отсидишься. Кто-то ведь здесь живет; кто-то спит в этих шкурах, кто-то принес тебя сюда! А зачем принес, как ты думаешь?

Зачем… что тут ответишь? Или – или. Или я понадобилась кому-то как женщина, или как еда. Что выберешь, девонька? Что больше нравится? Кровяная колбаса (вот же привязалось сравнение! я сглотнула вмиг набежавшую слюну, подумала: а есть-то хочется) или игрушка для нелюдя? Хотя, скорей всего, ни то ни другое от тебя не уйдет. Лучше бы сразу убили!

Лучше бы сидела дома и не связывалась с недоделанными чароплетами, маги они или бароны, без разницы!

И ведь могла отказаться. Могла. Тебя просили, не приказывали. А еще могла вернуться в деревню, вместо того, чтоб вести в замок подозрительного бродягу. Или не ходить Ронни искать. Сидела бы дома… пили бы сейчас с бабушкой земляничный чай, разбирали травки и болтали о всяком-разном.

Хотя нет. Бабушка сейчас, должно быть, с Гвендой.

Я вытерла слезы, обтерла лицо рукавом рубашки. От мокрой ткани озноб пробрал до костей. Эге, Сьюз, да ты вся осиновым листом трясешься! И разбери, страх тому виной, промозглый ночной холод, мокрая насквозь одежда? Все сразу; да и какая разница! Я шмыгнула носом и вышла наружу.

Стояли здесь вечные сумерки, или вечер уже настал? Мохнатые, под пару нелюди, ели чернели в туманной сизой дымке дремучим лесом из тех легенд, после которых страшно засыпать. Сердце трепыхнулось, подзуживая бежать: разве кто увидит в эдакой мгле, что одной пленницей меньше стало! Увидит, осадила я себя. Эти твари ночные. А не увидит, так почует.

Да и не смогла бы я уйти, не узнав, что с другими сталось. Представить только… Пусть чудо, пусть не заметят, упустят… вот я возвращаюсь, и?.. Что в замке скажу, как в глаза Гвенде гляну? От каких снов ночами кричать буду? Пусть уж… от судьбы не уйдешь, что напряла Прядильщица, то и встретишь.

И я пошла наугад, не заботясь выбором дороги и не тревожась ощущением буравящего спину тяжелого взгляда. А то неясно, кто смотрит! Глядите себе, от погляда меня не убудет. Зато сразу ясно, чего стоят все надежды на побег.

Через несколько шагов я наткнулась на еловые ветки. Обойдя дерево, запуталась в кустах. Лес водил меня, путал, застил глаза стремительно густеющей тьмой. И звуки тоже обманывали, морочили голову: то зашуршит над головой и смолкнет, то филин ухнет вдали, то вдруг вода плеснет. И – ни голосов, ни движения. Как будто на всей земле я одна осталась!

Не знаю, сколько прошло времени, но в конце концов мне надоело так блуждать. Странно – никогда за собой такого не замечала! – но одиночество и отчаяние сделали меня безрассудной. Я остановилась, вздохнула глубоко и закричала:

– Ро-онни-и! Ро-ольф! Э-энни-ис! Где-е вы-ы!

Мой голос канул в пустоту, не породив не то что эха – малейшего отклика. Но зато, как будто обманный заморочный лес только этого и ждал, туман стал расползаться. Сначала проглянуло небо – едва начавшее чернеть, с редкими, еще робкими звездами. Выглянул из-за еловых верхушек обкусанный тучами краешек луны. Колыхнулись мохнатые еловые лапы, словно показывая: туда иди! И, стоило мне сделать шаг, последние пряди тумана рассеялись, открыв ту самую поляну, с которой унес меня крылатый чужак.

С которой на моих глазах уволокли Энниса и Анегарда.

Где оставался Рольф.

И, если только нелюдь не умеет оживать после честной стали, с десяток не вполне человеческих трупов.

Сейчас поляна была пуста. Но я примерно помнила, куда надо идти. Вот только заставить себя двинуться оказалось ой как трудно. Ты хотела узнать, что сталось с остальными? А ну как узнаешь сейчас? Помнишь ведь тот сон, ту жажду, помрачающую разум? Помнишь вкус крови, приправленный виной и тоской?

Что, Сьюз, жуть пробирает? Сидела бы уж, не высовывалась!

Я беззвучно всхлипывала, давясь слезами. А спину жег чужой пристальный взгляд.

Клетка обнаружилась за кустами. Точно такая, какую видела я во сне – вот только были в ней теперь не Ронни с девчонкой.

Молодой барон, бессильно уронивший руки на колени – голова его упиралась в верхние прутья, глаза были закрыты, но по напряженному лицу мне стало ясно – Анегард, хвала богам, в полном сознании и готов действовать.

Испуганно сжавшийся маг – от этого, похоже, толку будет чуть.

Рольф…

Еще недавно полный сил парень, последний, кого смогли одолеть зверолюди, лежал в забытьи, укрытый Анегардовой стеганкой, и лицо его было белее снега.

Я кинулась вперед, ухватилась за неровные жердины:

– Вы здесь!

Анегард вскинул голову, на лице мелькнуло изумление.

– Сьюз?!

Я изо всех сил затрясла жердины – но клетка, на вид казавшаяся хлипкой и неустойчивой, держалась крепко.

– Сьюз, ты с ума сошла! – зашипел Анегард. – Беги! Беги, отцу расскажешь, что к чему…

Я мотнула головой. Всхлипнула:

– Помогли бы лучше!

– А то мы не пробовали, – маг нервно рассмеялся.

– Скажешь, тут много их и чары сильные, – торопливо шептал Анегард, – пускай из столицы подмогу зовут…

Тяжелая рука упала мне на плечо.

– Никуда она не побежит и никому ничего не расскажет.

Я дернула плечом, и уж потом обернулась. Кого увижу, знала: я теперь этот хриплый голос ни с каким бы не спутала. Да и запах…

– А ведь могла убежать, – крылатый ухмыльнулся, показав песьи клыки. – Нет, орать начала, звать, искать. Зачем, девочка?

Я промолчала. Только жалкий всхлип сдержать не удалось. Кабы не тот сон, ответила бы, наверное, что-нибудь вроде "кто сам таких вещей не понимает, тому не объяснить". Но я знала, он – понимает. Я слышала тоску и вину в его голосе. Меньшее зло, самый жестокий из всех выборов. Он убьет нас – ради своих, за которых в ответе.

– Ее не отпустишь, хоть детей отпусти, – сказал Анегард. – Уж они-то вам не навредят. А сколько вам толку с них, ты и сам знаешь.

Чужак подался вперед. Их с Анегардом взгляды столкнулись, как два клинка – и замерли, сцепившись. Меня аж озноб пробрал.

– Я – знаю, – прошипел крылатый. – А тебе откуда знать?

– От тебя, – чуть слышно ответил молодой барон. – Больно громко думаешь.

В голосе его звенело дикое, немыслимое напряжение, и почудилось мне, будто два поединщика застыли на крайней точке усилия, когда вот-вот решится – кто кого. Помоги, Звериная матерь! Что ж это делается?..

Я зажмурилась. Что-то происходило – не здесь. Там, где властвуют боги, где нет слов, потому что не нужны слова. Там, где и у меня иногда получается говорить ислушать … вот только как я ни вслушивалась, ловила лишь смутные отзвуки чужих голосов. На большее моего умения не хватало.

Но теперь я верила, что для нас не все еще потеряно. И, не умея помочь иным, всеми силами души молила Звериную матерь – дай сил, Великая! Не мне – Анегарду! Пусть у него получится, пусть он победит в этом поединке, смысла которого я не умею понять, пусть если не мы, то хотя бы дети выберутся отсюда живыми… пожалуйста, Великая!

В тот миг, когда у меня уже мутиться в голове начало от усилий, неслышный другим разговор оборвался. Всхлипнув, я села: ноги не держали. Хотелось спросить: что, как? Кричать хотелось. Или – закрыть глаза, лечь и не видеть больше ничего и никого, до самого конца, каким бы он ни оказался. Вот только – яростные попытки слышать не прошли бесследно – я чувствовала, что на самом деле ничего еще не кончилось. Что самое важное, быть может, только сейчас и начнется.

Чужак что-то сделал с клеткой – наверное, отщелкнул незамеченные мной запоры – и молодой барон вылез наружу. С явственным усилием разогнулся, распрямил плечи. Анегард оказался с крылатым одного роста, и короткий обмен взглядами теперь еще больше походил на поединок. Вернее, походил бы, – но теперь за ним не ощущалось такого яростного напряжения. Будто все уже сказано и понято, и решение принято, и надо лишь проверить – точно ли другой не отказался от решенного?

А потом я услышала зов, и на поляну стали выходить… эти. В точности такие, как во сне. Люди-звери, нелюди-незвери. Теперь, когда во мне не осталось страха, а лишь усталость, но не было и странного чувства сродства, с каким я смотрела на них впервые, я только удивлялась. Каким недобрым колдовством, чьим попущением могли появиться на свет такие существа? Слишком много от людей, чтобы спокойно называть нелюдью; слишком много боли в глазах, чтоб честить нечистью; слишком жутко, чтобы жалеть, но и не жалеть – не получается. Похоже, думала я, что-то я про них знаю теперь, что-то такое, что мешает ненависти и страху. Вот только как выкопать из глубин души это нечаянное знание? И откуда оно вообще взялось? Сон отзывается? Или отголоски безмолвного поединка?

– Три десятка и еще шестеро, – сказал вдруг чужак. К чему, о чем? Добавил: – И я.

– Ничего, справлюсь, – отрывисто кинул молодой барон, и я поняла: они все еще продолжают разговор. Они нашли решение, сошлись на чем-то… в чем-то согласились…

– Не переоценивай свои силы, парень. Хотя, мы ведь можем дать тебе передышку.

Передышку – в чем? Он что, драться будет, со всеми?!

Ой, похоже… иначе зачем рубаху стаскивать?

Да он сбрендил! Чем это поможет, как?! Боги великие, ему ж всего-то шестнадцать! Каким бы ни был бойцом, после такой ночки против троих не выдюжит, не то что…

Но, когда я увидела, как на самом деле собрался решать вопрос наш молодой господин… придурок тронутый, псих безмозглый… я просто закрыла глаза, уткнулась лицом в колени и стала думать, как хорошо было бы помереть прямо сейчас. Чтобы не видеть – ну ладно, я и так уже не вижу, – чтобы забыть, навсегда-навсегда забыть, как его милость Анегард, молодой барон Лотарский, протягивает нелюдю руку, а тот впивается зубами в вену.

– Сьюз!

Я попыталась откликнуться, но и сама не услышала того писка, что продавился сквозь сжавшую горло судорогу.

– Сью-уз! Очнись, все страшное уже закончилось!

Может, и закончилось, мрачно подумала я. Вот только проверять почему-то не хочется.

– Я думал, деревенские девчонки не такие трусливые! – его милость явственно ухмыльнулся. – Ладно бы еще Ланька в обморок хлопнулась, ей простительно… Сью-уз!

Счастье, Ланька твоя не видела, что тут творилось, придурок! Представляю, какими глазами смотрело бы невинное дитя на любимого старшего брата…

– Ну и зачем все это было? – не поднимая головы, буркнула я.

– Помилуй хоть ты меня, Сьюз! Я и без рассказов чуть жив. – А по голосу и не скажешь, чуть не ляпнула я. – Дома расскажу, сразу всем, – как будто подслушав мои мысли, уже серьезно сказал Анегард. – Оно того стоит. Посмотри лучше, Рольфа сможешь в чувство привести? Рассвет скоро, лишнего здесь задерживаться неохота.

Вот уж точно, молча согласилась я.

И только потом поняла, что он, собственно, сказал.

– Так мы… нас отпускают?!

– Угу, – коротко буркнул господин барон. Кажется, рассусоливать на эту тему он не хотел. Или, может, считал опасным.

Ладно, ему видней. Я все-таки подняла голову, посмотрела на стоящего передо мной парня. Человеком он быть не перестал. По крайней мере, внешне. Разве что бледный сильно…

Рольфа вытащили из клетки, натянули на него стеганку. Кузнецов сын бормотал что-то невнятное, глаза его были закрыты, руки холодны как лед, на венах багровели следы укусов. Вспомнив, как знатно приложило нас с ним чужачьей боевой магией, и как раскалывалась и гудела моя голова, я начала тереть ему лоб, лицо и шею – так же, как растирала себе. Жаль, я не умею, как бабушка: она ведь не только всякие травки да наговоры знает, она чувствует, что делать надо – так же чувствует, как я зверей. А у меня дара к целительству вовсе нет, только то и знаю, чего от нее нахваталась.

Вина бы теплого сейчас… или хоть укутать…

– Эннис, – позвала я. Молодому магу втолковывал что-то Анегард, но мне показалось, тот не слишком соображает, на каком он свете. Тоже, что ль, чарами приложили? – Эннис, помоги.

Маг присел со мной рядом. Сказал угрюмо:

– Чем я помогу, если у меня как отшибло все. Ничего не выходит, что ни пробовал. Будто эти не только кровь, но и силу высасывают. А так лечить, без чар, я не умею.

– Хотя бы согреть помоги. Я ведь тоже не ахти какая лекарка – так, у бабушки на подхвате.

Эннис кивнул, начал растирать Рольфу ладони. Простое и понятное занятие ему, кажется, помогало – совсем скоро растерянность на лице молодого мага сменилась сосредоточенной деловитостью, а движения стали четче и резче. Ну хоть этого тащить не придется, про себя вздохнула я. А вот Рольф сам идти точно не сможет. Хоть бы до баронского отряда как-нибудь добраться, авось бравые ребята никуда за ночь не делись. А там уж донесут, будет кому.

Анегард тем временем ушел – вместе с крылатым чужаком. Я проводила их рассеянным взглядом.

– Эннис, как думаешь, с ним все… в порядке?