Текст книги "Полуночные тени (СИ)"

Автор книги: Алена Кручко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Баронесса явилась на королевский суд нарядная, в памятном мне с храмового дня алом платье, однако надменности в ней поубавилось. Склонилась перед королем:

– Умоляю ваше величество о снисхождении…

– Взгляните на меня, баронесса.

– Я не смею…

Тихий голос, умоляющий взгляд, – разве поверишь, что эта кроткая овечка способна строить козни? У, змеюка, дрянь лицемерная!

– Баронесса, мне доложили о вашем желании облегчить душу, это правда?

– Да, ваше величество. Увы, я всего лишь слабая женщина. Меня втянули… – жалобный всхлип прерывает речь, кружевной платочек промокает глаза. Ой, вот только не говорите мне, что она и правда плачет! – Простите, ваше величество! Я не должна была…

И баронесса картинно рухнула на колени.

– Встаньте.

– Ваше величество, я…

– Если вы раскаиваетесь, баронесса, если сожалеете о своем участии в заговоре против нашей особы, просто расскажите нам все без утайки. Право же, это куда действеннее, чем лить слезы. Мы обещаем учесть ваше раскаяние, баронесса.

– Да, – баронесса поднялась, незаметно оправила платье. – Да, ваше величество, я раскаиваюсь, глубоко раскаиваюсь! Мой муж… я всего лишь слабая женщина, а жена должна слушать мужа… мне надо было прийти к вам сразу, ваше величество, и…

– Баронесса Лотарская, вы говорили о вашем муже.

Даже я уловила в голосе короля нетерпение. А уж баронесса… поняв, что переиграла в своем раскаянии, Иозельма заторопилась. Вздохнула прерывисто, комкая кружевной платочек.

– Вот уже почти двенадцать лет, как я служу при дворе вашего величества. Разумеется, за эти годы я не раз бывала в замке своего супруга, но я не считала возможным надолго отлучаться из столицы, и поэтому чаще муж навещал меня, чем я его. В последний свой приезд…

– Когда это было?

– Весной, – в голосе баронессы мне почудилась неуверенность. – Я помню, как раз черемуха цвела… Да, вскоре после празднования весеннего Хранителя.

– Хорошо, продолжайте.

– Так вот, в последний свой приезд мой супруг сказал, что желает серьезно со мной поговорить. Он отправил из дома слуг… запер двери… скажу честно, ваше величество, его приготовления меня испугали. Мой муж – суровый человек, временами даже жестокий. Ему опасно перечить…

– Продолжайте, баронесса.

– Он сказал… простите, ваше величество… он сказал, что трон занимает недостойный и ради сохранения исконных вольностей нужно… простите, ваше величество… нужно либо вынудить правящего короля считаться с привилегиями, дарованными нам его достойными предками, либо получить то же самое от другого. Он сказал, что пора уже прекратить смиряться с засильем выскочек, и…

– Это ее мысли, – прошептал мне на ухо Зиг. – Ее собственные, выстраданные. То, ради чего она и влезла в мятеж. Слышишь, как говорит? От всей души…

– Довольно, – оборвал пламенную речь король. – Мы поняли. И как барон Лотар предполагал, хм, вынудить?..

– Я должна была, в свое дежурство, провести неких его друзей через комнаты фрейлин на половину вашего величества. В большее меня не посвятили. Простите, ваше величество. Я глубоко счастлива, что мне не пришлось….

– Хорошо. Ваш сын, баронесса, знает что-либо о заговоре?

Я замерла.

– Полагаю, да. Анни всегда был дружен с отцом. Но, ваше величество, мой сын еще почти ребенок… умоляю, не судите его строго…

Ах ты, дрянь!

– Младший барон Лотар, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Это ложь! – яростно выдохнул Анегард. – Ложь от первого до последнего слова!

– У меня другие сведения. Признания вашей матушки вполне соответствуют тому, что открыли нам прочие заговорщики.

– Сын мой, – взвыла баронесса, – покайся!

– В чем?! – кажется, Анегард просто не мог уже сдерживаться. Или не хотел? – В чем я должен каяться, матушка, в том, что мне повезло быть сыном лживой гадины?

– Младший барон Лотар, вы забываетесь.

– Ваше величество, будь моя мать мужчиной, я потребовал бы сейчас божьего суда. Но, быть может, баронесса выставит себе защитника? Я не вижу иного способа доказать…

– Младший барон Лотар, вам не нужно ничего доказывать. Нам все ясно.

– Но…

– Извольте молчать, когда говорит ваш король! Видят боги, мы сыты по горло оправданиями, доказательствами, уверениями и прочими словесами. Для своих лет, юноша, вы чересчур самонадеянны. Вам следовало бы брать пример с матери, а не с отца.

Анегард покраснел… побелел… вдохнул…

– Молчи, – яростно прошипел Зиг. – Молчи, придурок!

Мне показалось, взгляд брата на миг метнулся к нам. Как будто услышал… впрочем, кто знает… по крайней мере, Анегард промолчал. Зиг пошатнулся, отер лоб. Пробормотал:

– Боги великие, храните молодых дураков, ибо сами они себя охранить не в силах…

– Баронесса, – голос короля вновь потускнел, как будто вспышка негодования выпила его силы, – мы прощаем вас.

– Благодарю, ваше величество!

– Более того, мы не лишаем вас великой чести служить нашей особе.

– О… – Иозельма выдохнула нечто нечленораздельное, но, несомненно, верноподданническое, и изобразила поклон настолько глубокий, словно хотела бы растянуться ковриком у ног короля.

– Однако мы полагаем неуместным вовсе забывать о вашем участии в заговоре. Имейте в виду, баронесса, если вас еще раз … как вы там изволили сказать? «втянули»? Так вот, если вас еще раз втянут во что-либо…

И этот голос показался мне пыльным, вялым и бесцветным?! Столько яда в интонациях я не слыхала ни разу в жизни. Даже баронессе далеко…

– Жизнью клянусь, ваше величество!

– Да, баронесса, именно жизнью. Следующий раз кончится для вас эшафотом.

Король умолк.

Какой-то страшный миг мне казалось, что я знаю следующие его слова, и будут они: "Как этот – для ваших мужа и сына". Думаю, и не только мне…

– Что же касается обоих баронов Лотарских…

Наверное, король специально медлил. Изображал задумчивость, а сам глядел в лица тех, кто стоит перед ним… не знаю, почему, но я уверена была: в эти мгновения он упивается своей властью. И, клянусь, я ненавидела его!

– Лотары, – теперь в пыльном голосе явственно звучала укоризна. – Старинный, прославленный род… столько заслуг перед троном…

Боги, молила я, спасите их, спасите Анегарда! Пусть хоть иногда, хотя бы в этот раз, справедливость все-таки будет!

– Барон, барон… если бы вы не упорствовали так в бессмысленном уже запирательстве… упрямство хорошо до определенных пределов, жаль, что ни вы, ни ваш отец этого не понимаете…

– Сейчас на колени и каяться, – прошептал Зиг. – Простит.

– Но он же не виноват!

– Вот именно… и тоже верит в справедливость. Кретин. Сам себя гробит.

– Что ж, младший барон Лотар, раз признавать свою вину вы не желаете…

Король снова умолк.

– Ну же, – шипел Зиг. – Последняя возможность!..

Наверное, Анегард тоже понял, что еще миг – и любые слова окажутся опоздавшими.

– Ваше величество, я прошу возможности делом доказать свою невиновность.

– А также заслужить прощение для вашего отца, не так ли?

Анегард сглотнул: прощение – это для виновных, согласиться, значит, признать… а нет…

Зиг выругался чуть ли не в голос.

– Да… ваше величество.

И снова – молчание, нарочито долгое. Да чтоб ты сдох!

– Хорошо. Пусть так и будет.

У меня вдруг ослабли ноги. Настолько, что пришлось сесть на пол. Затрясло, сами собой потекли слезы, и я закусила руку, чтобы не разреветься в голос.

– Что же касается тяжбы Лотаров и Ренхавенов…

Ох, неужели это еще не конец?! Представляю, каково Анегарду!

– Лотары виновны перед нашей особой, Ренхавен же доказал свою преданность. Тем не менее, тот путь, коим барон Ренхавенский пытался разрешить давний спор, мы считаем путем порочным и неуместным. Дрязги между соседями множат смуту в королевстве, и поощрять их мы не намерены. Посему все останется как есть, дабы иные сделали надлежащие выводы и не пытались более решать имущественные разногласия силой оружия.

Хмыкнул что-то неразборчивое Зигмонд. Тишина внизу сменилась негромким гулом разговоров.

– Расходятся, – сказал Зиг. – Значит, король ушел.

Да уж, подумала я, вот так суд! Всем судам суд.

– Сьюз… эй, Сьюз, что с тобой? – Зиг наклонился, его пальцы коснулись моей щеки. Зашипел зло: – Нашла время рыдать! Вставай, уходить надо!

Вздернул меня на ноги, прислонил к стене.

– Чтоб через полминуты успокоилась, ясно тебе?

Я закивала. Вытерла слезы и сопли подолом юбки – благо, нелюдь как раз отвернулся, закрывая обратно тайные щели. Вздохнула как можно глубже. Теперь, без проникающего из холла света, сумрак показался мне почти непроглядным. Твердые пальцы Зигмонда капканом сомкнулись на моей ладони:

– Пошли. И ни звука, поняла?

Я шла за Зигом почти вслепую, и, тишина и сумерки тому виной, а может, просто усталость, но волнение, страх, напряжение с каждым шагом сменялись странной пустотой. Как будто вычерпали из меня все мысли, все чувства, до самого донышка.

– Здесь, – прошептал заколдунец, останавливаясь. Приник ухом к стене. – Ждем. Садись пока, отдыхай.

Я прислонилась к стене. Потом села, положила голову на колени. Вздохнула.

– Имей в виду, начнешь реветь – убью, – свистящим шепотом предупредил Зиг. – За стенкой королевской швали до бесов, еще не хватало, чтоб…

Все хорошо, хотела ответить я, уже не зареву. Но горло будто сжало что-то, и я лишь кивнула, вовремя вспомнив, что Зиг-то меня прекрасно видит.

В пустую голову прокралась первая мысль: ставшее привычным в последние дни "что же теперь будет?". Ничего не будет, зло ответила я сама себе. Прекращай, а то ведь правда разревешься. Анегард пока еще жив, старый барон… отец… тоже. Пусть не оправдали и даже не помиловали, но могло быть хуже, верно?

Зигмонд сел рядом. Прошептал на ухо:

– Подождем еще немного. Вроде все прошли, но мало ли…

Я снова кивнула. Зиг положил ладонь мне на плечо, сжал легонько. Все будет хорошо. Ведь правда, все теперь будет хорошо?

Тишина и сумерки съедали время, я уже не могла понять, долго ли мы тут сидим, время к ужину или скоро утро… хотя нет, утро – это навряд ли, ведь выбираться отсюда, наверное, лучше всего ночью? Зиг шевельнулся, зашептал:

– Мы выйдем в коридор возле лестничной площадки. Вряд ли там до сих пор стража, но если вдруг… в общем, твое дело – молчать и не мешать мне.

Я поежилась. Лучше бы стража и правда уже ушла! Мне ничуть не улыбалось видеть, как заколдунец будет рвать горло королевским солдатам. Да и Анегарду такое на пользу не пойдет. Интересно, королю уже доложили, что у барона Лотара в замке нелюди живут?

Зигмонд встал, завозился у стены. Что-то противно скрежетнуло, Зиг ругнулся, прошипел:

– Сто лет не смазывали, что ли?! Или все триста? Ох, скажу я Анегарду!

Открылась узкая щель хода. Зиг выглянул, выдернул меня наружу; в следующий миг стена за нашими спинами вновь казалась цельной.

– Сюда! – не выпуская моей ладони, нелюдь сиганул через лестничную площадку. Я услышала шаги внизу, голоса:

– А я говорю, шумело!

– В ушах у тебя шумит, парень! Сменимся, выспись.

Не помню, как мы пробежали коридор до черной лестницы! Сердце бухало, а казалось – топочет сзади стража. Отдышалась лишь в закутке между первым и вторым этажом, когда Зиг остановился. Снизу слышались голоса – похоже, там гуляли чужие солдаты.

Ладонь Зига прошлась по моим волосам.

– Все хорошо, – выдохнула я. – Правда.

– Знаю, – кивнул нелюдь. – Ты умничка. Только у тебя паутина в волосах была. Сейчас провожу тебя до кухни, а потом слетаю до Анегарда, узнаю, как он.

– Расскажешь потом. Я тебя подожду, все равно не смогу заснуть.

– Договорились.

– И передай… – я запнулась. Какие слова верно скажут обо всем, что я сегодня перечувствовала?!

– Что, Сьюз?

– Да нет… ничего не надо.

Зигмонд понимающе кивнул. Приобнял меня за плечи. Мы тихо сошли вниз, прокрались мимо двери, – по счастью, закрытой, – за которой чужие голоса горланили пьяные песни. Мимо кладовых, моечных и прачечных. И уже у самой кухни столкнулись со стражником.

– Кто здесь? – окликнул он, и я узнала голос: Марти.

– Ты чего, парень? – удивленно спросил Зиг. – Разве здесь теперь запрещено ходить?

– Смотря кому.

– Мы здесь живем вообще-то, – сказала я. Голос дрожал. Зиг сжал мою ладонь, проворчал:

– Да ладно, нельзя так нельзя, что мы, не понимаем, что ли? Раз король… Пошли отсюда, Сьюз.

Рука Зигмонда по-хозяйски легла на мои плечи. Мы прошли мимо королевского пса, и мне показалось – его взгляд прожег насквозь. Что-то он почуял, как пить дать, почуял! Но смолчал. Хотела бы я знать, почему?

До самого поворота к кухне я чувствовала между лопатками чужой взгляд. Боги великие, а если б нас наверху застали?!

– Ты спрашивала, почему я Гарника не позвал, – шепнул Зиг, остановившись перед кухонной дверью. – Еще и поэтому. Кого удивят мужчина и девушка в укромном уголке? А хорошо, Сьюз, что ты велела нам с Анегардом молчать! Баронской дочери и сестре не вполне прилично разгуливать ночами в обнимку с непонятно кем, даже если этот непонятно кто и сам вполне благородного происхождения! Впрочем, моей вины перед тобой это, пожалуй, не умаляет.

Я аж икнула с перепугу.

– Хочешь сказать, теперь ты, как благородный человек, обязан будешь на мне жениться?

– Ну что ты, – оскалился Зигмонд. – Какой я, к бесам, благородный? Да и не человек к тому же.

Пауза 2

Аскол, капитан «Королевских псов», не отличался быстротой мышления, зато славился поистине сутяжнической въедливостью и дотошностью. Любой из его отряда предпочел бы самый опасный бой или даже десяток предрассветных караулов единственному взгляду капитана, ежели тот пребывал в настроении «а наведу-ка я порядок». С врагом проще: враг бьет, и ты бей, и тут уж – на чьей стороне сила и удача. А капитану в ответ на всегдашнее его нудилово по башке не заедешь: стой молча, гляди прямо, выслушивай неторопливые рассуждения о собственной неряшливости, безалаберности, несоответствии высокой чести служить в столь прославленном отряде… тьфу!

Тем чудней выглядело, что один из прославленного отряда, причем боец далеко не худший, с некоторых пор откровенно нарывался на выволочки. То перевязь наперекосяк, то на штанах пятно – будто не знает, что с таких-то вот мелочей Аскол пуще всего ярится! И ладно б новичок какой: щенков, как известно, учат! – так ведь нет, парень в отряде чуть ли не полтора десятка лет. С натурально щенячьего возраста, всю школу давно уж прошел, молодняку сопливому всегда в пример ставили, и сам король его по имени знает!

– Игмарт, бесы тебя язви, опять?! – морщился Аскол, когда бывшая краса и гордость королевских псов заявлялась на утреннее построение в виде настолько мятом, будто его корова пожевала и выплюнула. – Ты вообще соображаешь, что мы – личный отряд короля? Или забыл? Или решил, что твой вид в самый раз для королевских покоев?

Игмарт стоял молча, глядел прямо, не каялся, не оправдывался, и назначение на хозработы вместо почетного караула принимал как должное. Следующие несколько дней поводов к упрекам не давал. Но, бесы его язви, едва капитан вздыхал с облегчением и продвигал поганца в очереди на престижные посты у королевского кабинета или в тронном зале, как поганец снова являлся в виде совершенно непотребном! И отправлялся в очередную ночную стражу во дворе, а то и вовсе в позорный наряд по конюшне, дровяному складу или прачечной.

Подменили мне парня, бурчал Аскол. Вот как в разведку по мятежным замкам мотался, так и подменили: уходил аккуратист, а вернулся охламон какой-то непутевый. Может, влюбился где, да не в ту, в кого бы стоило? Вон и круги под глазами, и с лица осунулся, будто ни одной ночи с возвращения не спал толком.

Игмарта капитан любил как родного сына – а поди не полюби, когда тот мальчишкой к отряду притулился, у тебя на глазах вырос, науку твою перенимал истово? Не скрывал, зачем: сопляк-то из благородных, семью перебил у него на глазах родной дядя, отцов младший брат, и на чудом спасшемся малолетке теперь висела месть. Но чтобы мстить, нужно вырасти и научиться драться, а чтобы не просто отомстить, а доказать право на утраченное наследие, нужно служить королю. Так что королевские псы были для Марти самым подходящим местом, и дорожил парень своей службой почище любого другого.

И чтоб вот так рисковать королевской милостью из-за криво напяленной перевязи или не стираных штанов?!

До того уж дошло, что Аскол мага на помощь позвал. Пусть, мол, знающий человек глянет, может, в чары какие парень вляпался, пока с королевским поручением по стране мотался? Ворожбу приворотную подцепил, с менестрелями случается, а то и чего похлеще?

Маг, мэтр Гиннар, похвалил, что позвали именно его, а затем капитана и прочих сочувствующих выгнал: ежели и впрямь чары снимать придется, чем меньше вокруг народу ошивается, тем проще. Убирайтесь, сказал, подальше – вон, хоть в таверне подождите. А казарма чтоб пустая стояла.

Ну, подождали. В "Бездонной кружке" чего ж не подождать? Посмеялись над бедолагой Марти: парень так не хотел один на один с магом оставаться, едва за руки уходящих товарищей не хватал. Кто бы мог подумать, что отчаянно бесшабашный Игмарт безобидных целебных чар боится! Пива с бочонок выдули, потрындели о магах, чарах, несчастливых влюбленностях и прочей ерундистике. Гиннар пришел, и ему налили.

– Спит ваш парень, – сообщил капитану достойный мэтр. – Вы его покуда не трогайте. Повозиться пришлось…

Оно конечно, любой маг эдак бы сказал: когда за работу денежка светит, самый распоследний дурень ту работу преувеличит, а среди магов дурней не водится. Однако Гиннар и впрямь, похоже, ворожил, и сильно: кружку ко рту подносил, руки тряслись, едва пиво свое не расплескал.

Выпил, крякнул. Кивнул благодарно.

– Так что с парнем-то? – спросил Аскол.

– На то похоже, – степенно ответствовал маг, – что сильно он кому-то хвост прищемил. Чары на нем были, правильно ты, капитан, меня позвал. И не любовные чары, не приворот, – порча самая что ни на есть настоящая. Вот скажи, кстати говоря, на кошмары твой парень не жаловался?

– Нет, – Аскол вздохнул. – Вообще ни на что не жаловался, молчал больше. Я ж говорю, как подменили… Снял ты чары-то, почтенный мэтр?

– Снять снял… налей еще, Аскол… спасибо. Снять, говорю, снял, однако как дальше дела пойдут, сказать не рискну. Сильный кто-то работал. Враг у твоего парня, видать, завелся, да такой, что крепко на него обижен и сил на месть не жалеет.

– Да у него такой враг… – фыркнул Аскол.

– Давно? – мэтр понимающе улыбнулся. – Значит, и вопроса тут нет.

– Так ведь раньше все ладно было…

– Значит, раньше не было способа поворожить, а тут вдруг появился. Ты расспроси, когда он с тем врагом последний раз сталкивался?

– И верно, – Аскол почесал в затылке, – мог…

– Ну вот видишь. Ты, Аскол, ежели еще какие странности за парнем заметишь, сразу меня зови. Мало ли, как оно повернется…

– Спасибо, почтенный мэтр! – Аскол выложил на стол перед магом кошель с оговоренной суммой и налил еще пива.

Когда Аскол, ободряюще кивнув, плотно закрыл за собой дверь казармы, Игмарту показалось, что захлопнулась крышка его гроба.

– Наглец, мальчишка, – маг шагнул к королевскому псу, и тот отшатнулся: показалось вдруг, что за плечами мэтра Гиннара маячит источающая могильный холод зыбкая тень. – Ты кого обмануть хотел? Меня обмануть хотел? Забыл?..

Марти ожидал боли, но крика сдержать все равно не сумел. Гиннар хмыкнул довольно, когда королевский пес рухнул перед ним на колени; а Игмарта, сквозь боль, стыд и ненависть, обожгла вдруг надежда. Ведь здесь столица, не лес глухой, и свои – вот они, рядом, всего-то за стенкой! Аскол навряд ли успел далеко уйти, он может услышать! Услышать и вернуться… Аскол, вернись, пожалуйста…

Но капитан не возвращался, и по виду Гиннара ясно было, что клятый маг обезопасил себя от лишних свидетелей. Наплел, небось: ворожба серьезная, орать будет – не берите в голову, так и надо…

– Ты слишком быстро забыл, щенок, какова власть богини, – прошипел Гиннар.

В следующий миг боль стала настолько острой, что мысли вышибло из головы. Внешний мир исчез, сжался в расплавленный комок, захлебнулся огнем и могильной стынью… но багровая тьма небытия, вожделенная, манящая, дразнила издали, не даваясь в руки, и сквозь собственные хриплые вопли Марти отчетливо слышал полный удовлетворения голос проклятущего мага:

– И не надейся сдохнуть. Не выйдет. Будешь жить и служить, и делать, что прикажу.

Пытка длилась ровно до того мгновения, пока Марти мог хоть как-то осознавать происходящее. Едва тьма приблизилась вплотную, как все кончилось. Остались только гладкие доски пола под щекой, терпкий запах пыли да смутные цветные пятна, плавающие под закрытыми веками. И ненавистный голос:

– Неужто ты впрямь надеялся так просто ускользнуть от нашего договора? Не-ет, Игмарт. Уж поверь, когда придет нужный нам день, я сумею обеспечить твое присутствие рядом с королем. И уж тем более – исполнение приказа. А будешь фордыбачить – только себе хуже сделаешь. Кстати говоря, тебе ведь Ульфар обещал кой-чего? Не за бесплатно ведь рискуешь, королевский пес… так вот, на первый раз я ему не скажу, что ты с поводка сорваться пробовал. Ренхавен прав, за страх и за сладкую косточку служится веселей, чем просто за страх. Так что думай почаще о своей косточке, будущий барон Герейн.

Маг не отказал себе в удовольствии пнуть лежащего под ребра. Уронил брезгливо:

– Сейчас ты встанешь, умоешься, разденешься и ляжешь спать. Проспишь до завтрашнего вечера. Когда проснешься, скажешь, что тебе было худо, но теперь лучше. Скажешь… Герейна встретил, скажешь, едва удрал – так ведь и было, верно? А вскоре после того и начались с тобой все эти странности. – Гиннар обронил смешок. – Что, кстати говоря, тоже чистая правда. Видишь, и врать не придется. Всего лишь сказать ту часть правды, которая годится к случаю… И начнешь следить за собой, как у вас положено, чтоб никаких нареканий! Ясно?

– Да, – выдохнул Марти. Он еще помнил, слишком хорошо помнил, что на вопросы Гиннара – по крайней мере, на этот вопрос, – лучше отвечать.

– То-то же.

Мэтр неторопливо прошелся туда-сюда, остановился перед самым лицом Марти, покачиваясь с пятки на носок; туфли из дорогой кожи чуть слышно поскрипывали, посеребренные пряжки мерцали ласковым матовым блеском.

– Ты больше не станешь уклоняться от караулов во дворце. Понял?

– Да.

– Вставай. Сеанс лечения, – Гиннар ухмыльнулся, – окончен. Надеюсь, обойдется без рецидивов. Ради твоей же пользы.

Развернулся на каблуках и вышел.

На сей раз хлопок двери показался Игмарту самым прекрасным звуком на свете. От счастья расплакаться впору, съехидничал в собственный адрес королевский пес и, пошатываясь, поплелся к умывальнику. В полном соответствии с приказом Гиннара, бесы б его драли через три колена.

"Все, что здесь произошло и произойдет, все, что ты сейчас узнал и еще узнаешь, все наши приказы и запреты – тайна. Ты не расскажешь о ней, и не напишешь, и не намекнешь, и не станешь отвечать на вопросы, если твои ответы, правдивые или лживые, смогут выдать эту тайну или хотя бы намекнуть о ней.

Ты не попытаешься вызвать какие-либо подозрения на твой счет, дабы тебя допросили, или заперли, или отослали. Ты не попытаешься сказаться больным или же взаправду заболеть, покалечиться или навредить себе еще каким-либо образом.

Ты не будешь добиваться нашей смерти или еще какого-либо вреда и ущерба для нас, ни самолично, ни чужими руками".

Игмарт помнил поставленные Гиннаром условия. Слишком хорошо помнил. Будто не маг, а сама богиня в память впечатала. Казалось, нашел лазейку: вынуждать Аскола из раза в раз отправлять его вместо дворцовых караулов навоз грести или воду таскать почтенный мэтр запретить не догадался, а беспорядок в одежде никак нельзя было отнести к "заболеть, покалечиться или навредить". Но… эх, угораздило же капитана из всех столичных магов позвать именно этого!

Ничего, упрямо пообещал себе королевский пес. Если сейчас мне кажется, что больше лазеек нет, это вовсе не значит, что их и в самом деле не осталось. Надо думать. Надо искать.

Он очень смутно помнил, как добрался до своей койки. Рухнул поверх одеяла, закрыл глаза. В багровой тьме плавали цветные пятна. Начало знобить. Пришлось вытягивать из-под себя одеяло, укутываться – до самых ушей. Укрывшись, Марти по-детски свернулся клубочком и наконец-то заснул.

* * *

Известие о провале подготовленного Вильгельмой покушения и о разгроме мятежа барон Ренхавенский получил, что называется, из первых рук. Золотоволосая принцесса прискакала в замок Ульфара глухой ночью, обложила в три колена стражу за сон на посту, привратников за нерасторопность, конюхов за непочтительность, и рухнула в обморок на руки выбежавшего на шум хозяина. Что ж, зло подумал барон, этого следовало ожидать. Гаутзельм, его хитромудрое величество, сработал четко. Сам Ульфар в отправленном королю письме обошелся почти без подробностей: мол, у мятежников не слишком-то в доверии, что мог, то разузнал, а вместо остального – уверения в преданности. Но ведь было еще донесение Игмарта…

Мысль о королевском псе, как ни странно, барона взбодрила. План Вильгельмы провален? – что ж, тем лучше, потому что план Ульфара Ренхавена непременно принесет победу! Вильгельма будет обязана короной лишь ему, ему одному, а не своре наглых прихлебал! И не только короной, – еще и спасением. Видят боги, все складывается как нельзя лучше.

Благородный барон Ренхавенский с некоторым усилием отогнал видение блестящих перспектив и кликнул служанок. О внезапной гостье следовало позаботиться.

Разговор состоялся ближе к полудню, когда беглянка в достаточной мере пришла в себя. Едва приставленные к высокой гостье служанки доложили хозяину, что ее высочество изволили принять ванну, подкрепить силы вином пополам с бодрящим зельем и потребовать обед, Ульфар поспешил к принцессе.

– Ты уже слышал? – Вильгельма подняла взгляд навстречу любовнику. – И твои люди тоже?

– Я догадываюсь, – ответил барон. – Новости до нашей глуши ползут долго… к счастью. Нет, госпожа моя, ни я, ни мои люди ничего не слышали. Расскажешь?

– Что рассказывать! – в голосе Вильгельмы слышались злые слезы. – Ты был прав, королю донесли! А что не донесли, до того он сам додумался, хитрый бесов сын! Он подстроил нам ловушку, и мы в нее вляпались, как… как… боги, да что говорить, как самые что ни на есть наивные простачки! Все кончено, все…

Вильгельма подавила рыдание, резким взмахом ножа оттяпала кусок печеного окорока и впилась в него зубами.

– Ешь пока, – сочувственно предложил барон Ренхавенский. – Ешь и слушай, я же знаю, о чем ты первым делом спросишь.

Принцесса кивнула, не прекращая жадно жевать.

– Твой конь совсем плох. Гнала, не жалела? О нем, конечно, позаботятся, но если ты хочешь бежать, придется брать другого.

– Дашь? – сглотнув, спросила Вильгельма. За коротким вопросом легко угадывался второй: "Или купишь королевскую милость, выдав главную заговорщицу палачам?"

– Двух дам, – спокойно ответил Ульфар. – А про твоего, если что, скажу, приблудился. Или, если боишься такой след оставлять, бери и его с собой. Налегке, пожалуй, выдержит… хотя я бы не советовал.

Вильгельма отрезала еще кусок мяса, потянулась к вину. Ульфар, опередив, наполнил бокал. Помедлив мгновение, налил и себе.

– Куда ты теперь? К Орзельму?

Принцесса замялась.

– Не хочешь, не говори, – пожал плечами Ульфар. – Если тебе теперь в каждом будет предатель мерещиться…

– Я…

– Но, извини, не обижайся, если я не смогу быстро тебе сообщить о переменах.

– О чем?..

– Видишь ли, Вильгельма, – барон разлил еще вина, расчетливо выдерживая паузу, – у меня остался один не разыгранный козырь. Очень может быть… да, очень… что нам все-таки потребуется новый король. Видишь, я тебе доверяю. Но если ты не желаешь, чтобы твои друзья могли тебя найти… что ж, дело твое.

Думай, принцесса. Жизнь или корона? – один раз ты уже поставила все на кон, тебе ли трусить, когда боги дают еще один шанс? Кем ты будешь у Орзельма – приживалкой у ступеней чужого трона? Да и не сказано, что вчерашний союзник завтра не выдаст тебя победителю. Тебя поддерживал, пока надеялся на снижение пошлин, но теперь – захочет ли терять ту малость, что имеет при Гаутзельме? В конце концов, он обоим вам дядя.

– К Орзельму, да, – выдохнула принцесса. – Я знаю, Ульфар, ты мне друг… быть может, единственный друг. Я буду молить всех богов за тебя и твой козырь. И если… тогда – проси, чего хочешь!

– Кроме короны, – улыбнулся барон. – Твою любовь, госпожа моя. Ну и, быть может, еще кое-что…

– Мою любовь ты можешь получить хоть сейчас. Она твоя, ты ведь знаешь. – Вильгельма встала, потянулась соблазнительно, бросила взгляд на двери спальни. – Только сначала отдай распоряжение насчет коней и припасов в дорогу.

– Конечно, госпожа моя.

Лишь за дверью Ульфар позволил себе улыбнуться. Пусть любовь синеглазой принцессы так же лжива, как его собственная, – трезвый расчет куда вернее чувств. Все складывается замечательно. Просто превосходно.

* * *

Взгляд Аскола обежал строй, чуть задержавшись на Игмарте. Парень выглядел безупречно. Вот только…

Тоска в глазах никуда не делась.

– Ты как, Марти?

– Хорошо.

И голос – никакущий. Нет, непорядок с парнем… чего-то Гиннар недоделал, недотянул.

– Может, отдохнешь день?

– Как скажете, капитан.

Тьфу, бесы тебя язви! Со всеми твоими врагами и всеми магами заодно! Или ты страдать вздумал, задним-то умом? В виноватого играть?

– Ступай в казарму. Освобожусь, поговорим.

– Слушаюсь, капитан.

И пошел-то, как на параде. Образцово-показательный манекен. Чучело. Ну, ты ж меня только дождись!..

С утра капитану личного королевского отряда не так просто освободиться. Караулы развести – полдела, и приказ на день получить – невелика морока, его величество только с интриганами придворными в задумчивость играет; но есть же еще повара, прачки, конюхи и прочая обслуга! Интендант, три сотни бесов ему в печенку!! Казначей!!! Щенки сопливые мечтают до капитана дослужиться, думают – слава, королевское благоволение, бои, победы и прочая тому подобная дребедень. Как же! А счета проверять не хотите ли? Ругаться о недостаче, выбивать задержанное жалованье, первым успевать на конские и оружейные ярмарки, да еще, будто всего этого мало, вправлять мозги остолопам вроде Марти? Иногда Аскол очень хотел перенестись каким-нибудь чудом лет на пятнадцать назад. Заснуть, скажем, и проснуться молодым, глупым, беззаботным и, главное, снова в рядовых… счастье!

Но подобного счастья капитану королевских псов не светило, а потому ближе к полудню он шел в казарму, намереваясь вытрясти из Марти дурь. Порчу маг снял, за все безобразия, что парень себе позволял, винить следует не его, а чары; так чего ж теперь-то страдать? Плюнул, забыл и пошел служить! Нет, он повиноватиться решил, бестолочь! "Слушаюсь, капитан", "Как скажете, капитан"… ну так я ж тебе скажу! Много чего скажу…