Текст книги "Полуночные тени (СИ)"

Автор книги: Алена Кручко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– И что теперь будет?

Зигмонд посмотрел мне в глаза – остро, аж мурашки по спине побежали.

– Боишься за него?

– Ну… да, – призналась я. – Боюсь. Почему бы мне за него не бояться? А баронесса мне не нравится.

Нелюдь фыркнул:

– Еще б она тебе нравилась! Так, все ушли, пора.

– Что пора? – не поняла я.

– Разбираться, – мрачно ответил Зиг. – Пойдем.

Как это "все ушли", чуть не спросила я, если на поляне еще толпа целая? Но – осеклась. Люди и правда ушли. Кроме бабушки, Анегарда и меня, на луговине остались только заколдунцы. Зигова стая.

Они изменились с той ночи на болоте. Все. И не в том даже дело, что отъелись и приоделись, просто людского стало больше в них, а звериного – меньше. Рыжий мальчишка, что глядел тогда затравленным волчонком, весело мне улыбнулся. Женщина, похожая на Гвенду, обнимала его за плечи, и в лице ее был покой. И даже те, в чьем облике осталось совсем мало человеческого, ощущались – людьми. Безумие кровавых чар отпустило их. Всем нам повезло с Анегардом, подумала я, что людям, что нелюдям.

– Слушайте меня все! – Зигмонд обвел собравшихся тяжелым взглядом. – Люди поговорили с богами, и скоро станет ясно, кто из них получит ответ. Но у меня, – Зиг медленно, нарочито показал клыки, – тоже есть вопрос к моей богине. Все мы, кто здесь есть, связаны узами крови, и я задам его так, чтобы вы слышали.

Зиг подошел к черному алтарю, и я невольно затаила дыхание.

– Приветствую тебя, Великая! Прими мой дар, услышь слова мои! – Зиг выхватил кинжал, на черный камень упало несколько капель крови, и я, хоть и далеко стояла, услышала тихое шипение, с которым впитались они в алтарь Прядильщицы.

Промозглый холод сгустился над луговиной.

Она пришла.

Как малый ребенок, я вцепилась в бабушкину руку. Меня затрясло, горло стиснуло удушьем. Словно провалилась наяву в тот самый сон, что мучил все эти ночи!

Чего хочет Зиг, в панике думала я, зачем он позвал Ее?! Я не хочу!..

– Сьюз, – рука Анегарда стиснула плечо, – успокойся, не трясись. Зигмонд все делает правильно.

Стало чуть легче. Нет, ужас никуда не делся, но я хотя бы смогла дышать. Холод немного отступил, или же я попросту притерпелась; около сердца вдруг почудилось что-то теплое, я пошарила рукой по груди и нащупала дареный амулет. Он казался трепещущим птенцом под ладонью: не просто теплым, но живым и пушистым. Я перевела дух и стала глядеть на Зига.

А Зиг тем временем достал короткую стрелу, поднял над головой и заявил:

– На этой стреле кровь Анегарда. Стреляли в спину, перед тем напугав коней. Хорошо напугав, – нелюдь обвел поляну внимательным взглядом. – Так напугав, как, я думал, только мы и умеем. Поэтому, прежде чем искать врага в другом месте, я хочу убедиться, что его нет среди своих.

Стрела беззвучно легла на черный камень.

– Помоги, Великая! Проведи по следу, и пусть тот, на ком след оборвется, станет твоей наградой!

Стрела взмыла над алтарем, повертелась туда-сюда, словно принюхиваясь… и щенком ткнулась мне в ладонь.

– Что это?! – не выдержала я. – Почему?..

– Ты дала ее мне. – Зигмонд, как всегда, оказался рядом незаметно. – Все верно, первый след взят.

Как будто эти слова послужили командой, стрела отпрянула от меня – и очутилась на бабушкиной ладони.

– Магдалена вытащила стрелу из раны, – кивнул Зиг. – Дальше!

Анегард крутнулся на месте, воскликнув:

– Эй, только не надо снова в спину!

Но стрела, точно и впрямь шла по следу, извернулась вместе с ним и все-таки тюкнула в точности туда, где виднелся на камзоле заштопанный след. Легонько тюкнула, но Анегард все же поморщился.

– Следующим будет убийца, – негромко сказал Зигмонд. – Он твой, Великая, кто бы он ни был!

Хищный свист пронзил воздух, холод сгустился на миг – и отступил. На траве лежал парень, один из тех, что выглядели почти зверьми. Широкое лицо поросло бурой шерстью, рот скалился острыми клыками… я не могла его вспомнить, хотя казалось – должна.

Направленная Хозяйкой тьмы стрела вошла глубоко в его сердце: из груди торчал самый кончик оперения. Крови не было.

– Айк, – выдохнул кто-то позади меня.

– Айк, – эхом откликнулся Зигмонд. – Не ожидал. Жаль.

Вернулся к алтарю. Сказал, глядя на черный камень:

– Благодарю тебя, Великая.

И рявкнул, обернувшись:

– Оттащите падаль в лес. Нечего ему святое место поганить!

– Разве не похороним? – спросила испуганно какая-то из женщин.

– Предателей, – отрезал Зиг, – не хоронят.

В ту ночь привычный уже кошмар был настолько отчетливым, словно я и не спала вовсе. Как наяву – и только тенью на самом краю сознания смутная память: это сон, сон, сон…

Я стояла у черного алтаря, но казалось – не на камень смотрю, а заглядываю то ли в хищную пасть, то ли в бездонный колодец. Далеко внизу угадывались кровавые отблески, завивались в спираль, расходились клочьями. Как пенка на мясной ухе, подумала я, и тут же, следом: чья кровь кипит там, в Старухином вареве?

Всякая, пришел ответ. Всякая, и твоя тоже, девчонка. Ты сама отдала ее мне. Ты моя, моя, глупая девчонка, чем дольше не придешь, тем хуже будет! Я жду, я помню, я – вечна, а терпение мое – нет!

Я отпрянула… вернее, хотела отпрянуть. Однако ноги мои словно приросли к земле у алтаря, и руки, лежащие на его краю, не смогли шевельнуться, и взгляд словно прикипел ко тьме внизу. Мошка в смоле, головастик в пересохшей тине!

Приди сама, не жди, пока возьму…

Вот они, кровавые жертвы… Зиг, тварь ты болотная, во что ты меня втянул?!

Зигмонд появился рядом, словно ждал моего зова. Приобнял за плечи – я злобно дернулась. Сказал, бросив короткий взгляд вниз:

– Твоя, моя, и много кого еще, ну так что ж теперь? Ты отдала ровно столько, сколько Она у тебя взяла, и ничего не обещала сверх того. Ты свободна. – Перегнулся через край провала, крикнул: – Она свободна, слышишь? Она дала тебе свою кровь, но не обещала службы!

Посмотрим еще, зашипела тьма.

– Пошли отсюда. – Зиг развернул меня, я чуть не упала, ухватилась за его рубаху… а в следующий миг мы стояли в березняке, и круга алтарей не было видно за серебром стволов. – Запомни, Сьюз: боги имеют над нами ровно столько власти, сколько мы готовы им отдать. Не меньше и не больше. Она может сколько угодно твердить, что ты ее, но пока ты сама не согласишься…

– То-то я на тебя смотрю и вижу, какой весь из себя свободный, – фыркнула я. – Сам для себя клыки с крыльями захотел? Или все-таки Старуха дала?

– А ты на меня не гляди, – ответил Зигмонд. – Я дураком был, вот и попался.

И исчез. А я проснулась.

Рядом сопел Рэнси, постанывала во сне бабушка, из кухни слышались сонные голоса. Надо Зига найти, подумала я. Спрошу, что ему снилось…

Но в тот день нам поговорить не удалось, а потом стало и вовсе не до этого.

Отряд барона Ульфара подошел к замку часа в три пополудни. Даже мне было ясно: их слишком мало, чтобы нас штурмовать. Но замки берут не только штурмами…

Сначала нам предложили сдаться. Усиленный чарами протяжный голос перелетел стены, разнесся по дворам, заглушил кухонную болтовню; наверное, даже в самом дальнем уголке подвалов был он прекрасно слышен.

– Его милость барон Ульфар Ренхавенский объявляет и клянется, что бароны Лотары владеют сими землями не по праву! Его милость барон Ульфар Ренхавенский берет вас, люди Лотаров, под свою милостивую руку, и дарует вольности и послабления, и обещает заступничество и покровительство! Его милость барон Ульфар Ренхавенский клянется также, что дарует прощение и награду сложившим оружие, тех же, кто окажет сопротивление, повесит на стене замка, кем бы они ни были! Его милость барон Ульфар Ренхавенский ждет ответа завтра в полдень!

Брякнул об пол уроненный Аниткой нож.

– Ой, что буде-ет?

Старуха Инора забормотала молитву. Всхлипнула Динуша.

– Ничего не будет, – оборвала панику тетушка Лизетт. – Чего ждали, то и будет. Тоже новость нашли!

Но одно дело ждать, а другое – дождаться. Разговоры поутихли: сразу неинтересны стали и змеиный норов баронессы, и Аниткин давно уехавший, но не позабытый менестрель, и даже волчеглазый парень из Зиговых, что, в отличие от менестреля, был рядом и все караулил Анитку то у колодца, то возле хлебной печи. Если кто и раскрывал рот, то вспоминая старого барона и гадая, справится ли Анегард с первым в жизни серьезным боем. Что боя не миновать, понимали все.

Остаток дня я проболталась сама не своя. Все перепуталось в голове, перемешалось: Анегард, Ульфар, мятеж, баронесса, Зигмонд, богиня, отец… Хотелось поговорить с кем-нибудь, но с кем? Бабушке и так забот хватает, Анегарду и Зигмонду не до меня, а остальные не знают всего – и хвала богам, что не знают.

Ближе к ночи кто-то из служанок принес на хвосте новость: молодой господин как заперся у себя с Гарником и Зигмондом, так и не выходил. Девчонок это напугало, но меня – успокоило. Уж втроем придумают, как отбиться! Бабушка согласилась со мной и предложила всем не маяться дурью, а ложиться и отсыпаться впрок, пока тихо. Тетушка Лизетт во весь голос заявила, что это первые разумные слова за весь день, и, впрямь, разогнала всех спать.

Я дождалась, пока уснет бабушка, и вышла во двор. Замок был непривычно тих, зато за стенами угадывался суетливый шум. Завтра в полдень… в полдень…

Ульфар не станет штурмовать нас. Даже я вижу: у него мало сил для штурма. Но на что-то же он надеется, приведя под стены замка Лотаров кучку своих наемников? Не на то ведь, в самом деле, что Анегард сам откроет ему ворота?

– Не спишь? – Зигмонд, как всегда, появился рядом внезапно, словно из ниоткуда.

– Страшно, – призналась я.

Зиг молча сжал мою руку. Я вздохнула.

– Что будет, Зиг? Их ведь мало для честного боя, так? На что они надеются?

У Анегарда не решилась бы спрашивать, Гарник не ответил бы. Зигмонд скрывать не стал.

– С ними маг, Сьюз. Очень сильный.

– Сильней тебя?

Нелюдь фыркнул.

– Я вообще не маг. Так, умею кой-чего.

– Не маг… – я покачала головой. – Энниса ты размазал, как делать нечего.

– Эннис твой всего лишь неумелый подмастерье, – сердито припечатал Зиг. – В мое время настоящий мастер такому недоразумению разве что полы мести доверил бы. А у этого и мастер – недоразумение, тьфу! Измельчали люди.

Заколдунец взглянул на стену, сказал с откровенно лживой небрежностью:

– Иди спи. Все хорошо будет.

– Постою еще, – ответила я. – Не хочу я спать. А ты иди, я ж понимаю, не до меня…

Кивнув, Зиг побежал к стене. Через пять или шесть шагов колеблющиеся тени смазали его, и я уже не понимала, точно ли вижу, как черный силуэт, оттолкнувшись от камней двора, наискось взмывает на стену, или мне это только чудится. Напрягая глаза до слез, я пыталась разглядеть, что творится на стене, но видела лишь черные зубцы и редкие звезды над ними.

Ровно в полдень Ульфаров герольд заговорил вновь:

– Его милость барон Ульфар Ренхавенский требует ответа! Согласен ли барон Лотар отказаться от неправедных притязаний и тем сохранить жизни своих людей?

Анегард ждал уже на стене, и ответил сразу. Коротко: «Нет». Кто бы сомневался?

Герольд возвысил голос – хотя, казалось, уж и некуда было:

– Его милость барон Ульфар Ренхавенский знает, что ныне в замке пребывает благородная Иозельма Лотарская! Так почему же наследник Лотаров распоряжается родительским достоянием помимо материнской воли? Пускай благородная баронесса выйдет и подтвердит решение сына!

Уж не знаю, как по ту сторону стены, а в замке ждали ответа Анегарда, затаив дыхание. Ведь по всем обычаям в отсутствие хозяина управлять делами должна его супруга, а не сын. Конечно, барон оставил вместо себя Анегарда, а слово господина – закон; но ведь хозяйки не было тогда в замке? Выбери Анегард волю отца или власть традиций, он в равной степени оказался бы и прав, и не прав.

Не знаю, что думал Анегард, отвечая, но голос его не дрогнул.

– Моя мать пошла против воли своего супруга и господина, а потому не смеет более распоряжаться его достоянием. Ее судьбу решит мой отец, пока же он не вернулся, барон Ренхавенский будет говорить со мной как с полноправным бароном Лотарским. И я, барон Лотарский, предлагаю ему убраться вон от моего замка и из моих земель! Иначе угрозы барона Ренхавенского обернутся против него самого, и смерть его будет достойной вора и разбойника, а не благородного человека!

– Угрозы на угрозы, – пробормотала бабушка. – Пойдем, Сьюз, разотрешь мне спину. Поверь, толку с этих разговоров не больше, чем от лая деревенских пустобрешек.

Конечно, бабуля оказалась права. Обменявшись «любезностями», каждый остался на своем месте: Анегард за стенами, Ульфар снаружи. Замок затаился в ожидании. Давно уж я не слыхала такой тишины; даже болтушка Анитка и певунья Динуша работали молча, кусая губы и едва не плача. Всем нам было страшно.

Вскоре рыжий мальчишка из Зиговой стаи принес новости: Ульфаровы молодчики рубили лес.

– Господин сказал, осадные башни строить станут, – говорил рыжий, изо всех сил стараясь казаться мужчиной, защитником перед стайкой трясущихся в ужасе клуш. – На таран они тут подходящего дерева не найдут, да и ворота здешние вышибать себе дороже станет. – Мальчишка понизил голос: – До ночи не построят, дело долгое, а ночью мы их подожжем. Так что спите пока что спокойно, до драки не скоро дойдет.

Девушки оживились, и даже тетушка Лизетт, кажется, облегченно перевела дух. Я вышла из кухни вслед за рыжим. Спросила:

– Тебя звать как?

– Рихар, – ответил мальчишка. – Мой отец был у господина капитаном. А ты Сьюз, я знаю. – Он, кажется, не против был поболтать. И я подумала: небось, со стены согнали, чтоб под шальную стрелу не попал. – Я тебя еще с леса запомнил. Ты смелая.

– Правда? – Моя улыбка наверняка вышла кривой и жалкой. – А мне кажется, трусиха. Знаешь, как боюсь?

– Это ничего, – ободрил меня Рихар. – Перед боем все боятся.

Я хотела спросить, где Зигмонд, но из кухни вывалилась толстуха Берта с двумя ведрами помоев, а мальчишку позвал кто-то из стражников. Оставалось утешаться тем, что хотя бы до завтрашнего утра мы в безопасности. Если можно, конечно, говорить о безопасности на войне.

Эту ночь никто в замке не спал. Гарник предупредил, чтобы во двор без нужды не высовывались, но именно поэтому то одна, то другая из кухонных девчонок выглядывала за дверь – и вновь с тихим вздохом садилась к столу. Молчать было страшно, разговоры не клеились. Тетушка Лизетт ругалась, грозила поутру завалить всех работой по уши, чтобы впредь ночами спали, а не дурью маялись… мы соглашались, обещали скоро разойтись – и не двигались с места. Старуха Инора все бормотала и бормотала молитвы, ее тихой дребезжащий голос ввинчивался в уши, в иное время кто-нибудь непременно попросил бы ее замолчать, но теперь назойливый речитатив странным образом успокаивал. Сохрани нас боги! Мне то чудилось, вот-вот засну, уронив отяжелевшую голову прямо на стол, то накатывала тревога, почти паника: казалось, вот сейчас, в эту самую минуту, наши мужчины сражаются, а мы тут сидим и не знаем, и ничем не поможем…

На голоса за дверью все мы аж подпрыгнули.

Я выскочила во двор первой. У колодца плескались Зиговы ребята, окатывались водой, смеялись. Вытирались рубахами, кидали их наземь – все равно стирать. В нос ударил запах дыма, мокрой псины, паленой шерсти – и крови. Кровавые пятна расползались по мокрой ткани, но раненых видно не было.

– Что?.. – я осеклась, не зная, как спросить.

Ответил смутно знакомый голос – кажется, того, волчеглазого…

– Ты-то чего не спишь? О-ой, парни, гляньте, да они все тут… Девчонки, это вы нас встречаете, да?!

Грянул хохот.

– Смешно им! – Анитка всхлипнула и вдруг разревелась, уткнувшись в плечо толстухе Берте. – Мы тут… за них…

– Не реви, глупая, – прогудела Берта. – Видишь, все живы, все целы, радоваться надо.

– А я и ра-адуюсь…

– Видишь, Терес, – кто-то хлопнул волчеглазого по плечу, – радуется она!

– Че стоишь, пень дубовый, – зашипела вдруг старая Инора. – Иди утешай!

Парень растерянно моргнул, но свои быстренько его подтолкнули, а мы словно ненароком расступились, и Анитка сама не заметила, как вместо мягкого плеча Берты уткнулась в грудь нелюдя. Широкая ладонь осторожно погладила пушистую косу.

Мой взгляд перебегал от лица к лицу. Вот давешний рыжий, Рихар, плещет и плещет водой в лицо. Похожий на Броке мужичок осторожно щупает голову, морщится. Широкоплечий, смутно похожий на медведя парень пристально разглядывает собственные ладони: правда под его взглядом исчезают острые загнутые когти, или снова мне лишь кажется? Что за наваждение, сколько в соседях ходим, а все не привыкну, не запомню! Как будто и вправду они, что ни день, хоть немного, да меняются… одно слово, заколдунцы!

– А где Зигмонд? – спросила я, отчаявшись найти среди толкотни вожака стаи.

Мохнатая когтистая лапа махнула в сторону стены. Я вгляделась. За стеной танцевало мерцающее зарево, клубы черного дыма поднимались к небу, закрывая звезды. Между зубцами угадывались фигурки стрелков.

– Те, внизу, как на ладони сейчас, – объяснил волчеглазый Терес. – С нас паника, с Гарниковых отстрел. Дураки они будут, если поутру не уйдут.

Я почти поверила, что на том война и закончится.

Не закончилась. Ульфаровы вояки всего лишь перенесли лагерь в лес и – это Зиг нам сказал, заглянув на кухню, – накрыли охранными чарами. Вздумай мы послать гонца за помощью, кто-нибудь из Зиговых, наверное, смог бы пробраться, но обычный человек – точно нет. И уж конечно, можно было позабыть о недообкошенных опушках, недособранных орехах и высокой сочной траве на выпасах. Впрочем, и припасов и фуража в замке хватало. Мы могли выдержать осаду. Достало бы терпения.

Ульфар не задержится надолго, объявил Анегард. Он мятежник – помните королевский указ? Не похоже, чтобы он собирался вымаливать у короля прощение, а значит, самым умным для него будет бежать из страны. Вот и решил, видно, пограбить на дорожку, чтоб не с пустыми руками на новом месте обживаться. Но у него каждый день на счету. Уверится, что замок Лотаров ему не по зубам, и уйдет.

Слова Анегарда казались верными, но…

Я смотрела брату в лицо и не верила этим словам. Он и сам не верил, он успокаивал нас – и только.

Трех дней хватило, чтобы понять – ничего нет страшнее ожидания. Находить себе дело, зная, что единственным по-настоящему важным делом заняты часовые на стенах и у ворот. Подбадривать других, не показывая собственного страха. Играть с детьми, когда хочется забиться в уголок и плакать. Улыбаться мужчинам, не спрашивая, что же будет с нами.

Те, снаружи, навряд ли привезли с собой достаточно провианта, а возможности награбить мы их лишили; так что их положение было в каком-то смысле ничем не лучше нашего. Правда, в лесу полно дичи, и сейчас самое время охотиться. Зато у нас есть крыша над головой: как только зарядят холодные осенние дожди, это станет очень даже ощутимым преимуществом. Так утешались мы, убеждая себя терпеть и не роптать, но повседневные заботы не помогали унять тревогу. Руки делали привычное дело, а в голове крутились враги под стенами, и страшные истории, в которых осады заканчивались поголовным истреблением осажденных, и бесконечное "что же будет с нами?" – вопрос, на который даже боги вряд ли могли пока что ответить.

Одно радовало: я спала урывками, тревожно, вполглаза, – и кошмары не мучили меня.

* * *

Когда толстуха Берта на полуслове вдруг ткнулась носом в стол и сладко засопела, я не встревожилась. Все-таки ночь уже перевалила за середину, сколько можно сидеть? Берту с вечера грызли недобрые предчувствия, а мне опять не спалось, вот мы и решили занять руки несложной работой и дождаться утра за болтовней…

Я отставила в сторонку ступку с наполовину истолченными ягодами шиповника. Встала, потянулась. Тоже, что ли, лечь пойти?

Дверь распахнулась с громким стуком, ударившись о стену. В кухню ввалился волчеглазый Терес; на руках его обмякшей тряпичной куклой лежала Анитка. Голова бессильно откинута, длинная коса метет пол…

– Сьюз, – взвыл нелюдь, сгружая ношу на стол передо мной, – ты здесь! Глянь, что с ней?

Я дотронулась до девчонки – сначала осторожно, испуганно, потом – неверяще.

– Я ничего ей не делал, честно, – Терес, мне показалось, был на грани паники. – Мы просто сидели, болтали… и вдруг… ни с того ни с сего…

– Она спит. – Я схватила девчонку за плечи, затрясла. – Анитка, проснись! – Влепила пощечину. – Просыпайся, ну!

Без толку.

Я оглянулась на Берту. Что же это, а?

Схватила ступку и запустила в висящий над печкой медный таз.

Грохот был такой, что показалось – оглохну.

Берта вхрапнула и зачмокала пухлыми губами. Анитка продолжала тихо посапывать. Из каморок за кухней, где спали остальные, не донеслось ни звука.

– Они все спят, – прошептала я. – Все, Терес…

Парень коротко выругался.

– Сьюз, проверь казармы, я на стену!

Уже на бегу я сообразила: чары. Если вот так, вдруг, заснули все… то часовые на стенах тоже спят?!

Но ведь не заснул же Терес. Не сплю я. Может, не все?..

Дверь в казарму оказалась распахнута. Караульный сидел на земле, привалясь к стене плечом, из открытого рта вырывался могучий храп. Я перешагнула порог, огляделась: света от прилепленной над внутренними дверями плошки хватило. Навряд ли раньше здесь было так тесно, но теперь спальные места начинались сразу от входа. Набитые соломой тюфяки, пестрые одеяла, бадья с водой в углу… Я знала: с тех пор, как замок приютил окрестных селян, Гарник жил здесь же, в казарме. Не дело девице ходить меж раздетых мужчин, но сейчас разве до приличий?

– Гарник! – крикнула я. Больше для очистки совести: я почти не сомневалась, что капитан спит так же крепко, как остальные.

Слева от меня послышался стон. Я развернулась так резко, что чуть не упала. Гарник?

Да, он спал. Но мне показалось – или это отчаянная надежда сыграла злую шутку? – что капитан услышал меня и силится проснуться.

– Гарник, вставай! Тревога!

Пробормотал что-то вроде "угу, щас", перевернулся на другой бок.

Всхлипнув, я метнулась в угол. По счастью, бадья оказалась наполовину пуста – а отчаяние придало сил. Я схватила бадью в охапку, дотащила до капитановой лежки – и опрокинула над Гарником.

Холодные брызги волной окатили ноги. Капитан подскочил, деревянный ковшик стукнул его по темечку, добавил по холке и тюкнулся в подушку. Бадья отяжелела в моих руках, я медленно поставила ее на пол и позвала:

– Гарник?

– Сьюз?

Казалось, язык едва ворочается в его рту. С волос текло, но он и не подумал утереться. Зевнул, нашарил одеяло…

– Гарник, да проснись же ты! Тревога!

– Руку дай.

В поднятых на меня глазах плескалась сонная муть. Я протянула руку, капитан вздернул себя на ноги. Спросил:

– Что такое?

– Ты проснулся? – жалобно, чуть не плача, спросила я.

– Нет! – рявкнул Гарник. – Что стряслось, ну?

Тут и я заорала в ответ.

– Протри глаза и оглянись вокруг! Все спят, видишь? Все! Терес на стену побежал, а меня к тебе отправил, а ты…

– Понял, – оборвал меня капитан. – Понял, не ори. Так. – Он шагнул, споткнулся о пустую бадью. Выругался. – Так, Сьюз. Чары, ясно. У меня амулет на такие дела, но ты видишь, – Гарник зевнул, – сплю на ходу.

– Боевой настойки хлебни, – буркнула я.

– И верно, – снова зевнув, согласился Гарник. – Так, Сьюз. Кажется, я достаточно соображаю, чтобы не свалиться. Беги к Анегарду. Он на чары крепкий, глядишь, тоже проснется.

Я бежала по двору, а со стены неслись крики, вой, лязг оружия. Сколько там наших, а сколько Ульфаровых? Боги великие, что будет со всеми нами?.. Не помня себя, глотая слезы, я взбежала по широкой парадной лестнице и заколотила кулаками в дверь Анегарда.

– Проснись! Пожалуйста, проснись! Анегард! Проснись же, ну…

Дверь распахнулась, и я чуть не упала прямо на полуголого, мятого спросонок, злого братца.

– Что такое, Сьюз?

Я обессилено прислонилась к косяку.

– Ты не спишь?..

– Спал. Пока ты не начала долбить…

– Анегард, они напали! Весь замок спит, все, все! Я Гарника еле добудилась!

Никогда бы не подумала, что можно настолько быстро одеться и вооружиться.

– С ранеными управишься? – бросил Анегард.

Я всхлипнула:

– А куда деваться?

– Ну так беги, готовься. Из кухни не высовывайся, слышишь?

И умчался, не дождавшись ответа.

Я выглянула из окна. Да разве что разглядишь в такой темени?! Худо-бедно освещенный двор пуст, ни души, а на стене, где дерутся, факела погашены. И хоть бы ночь лунная, так нет…

Спустилась в кухню, поставила воду греться, достала из кладовки все наши снадобья, тряпки чистые… что там, как, кто верх берет? Дверь во двор манила, притягивала. Анегард сказал "не высовывайся", вот и сиди. Ясно ведь, что не просто так сказал. Подстрелят невзначай – не только со мной возиться будет некому, но и с теми, кому я помочь должна. Если будут такие. Боги великие, на чьей вы стороне этой ночью?!

Попробовала добудиться бабушку – без толку. Подошла к двери, приоткрыла. В уши ударили крики, лязг, вой. Узенькой щелки хватило разглядеть полоску двора – булыжник, край колодца. Пусто. Бой все еще на стене. На стене… значит, держимся еще? Помоги, Звериная матерь!

Я вспоминала, как Зиговы ребята дрались на болоте. Как смеялись они у колодца, перепачканные чужой кровью – а может, и своей, кто знает? На них заживает быстро, вот уж кому лекарка даром не нужна. Как спас меня Зигмонд – меня, и бабушку, и Анегарда. Думала: счастливы мы, что они за нас. Таким бойцам ровню найти – нет, можно, наверное, но навряд ли у Ульфара в наемниках.

Я вздрогнула, когда звуки боя стихли – очень уж резко. Тишина не опустилась – упала, оглушила не хуже воя и лязга. Замерло сердце: неужели и правда все закончилось? Или это лишь малая передышка? А если все… я вдруг поняла, что такая тишина, тишина неизвестности – во сто крат страшней самого жуткого боя. Потому что бой окончен, и все решилось, что должно было решиться, и они – там, наверху – знают, а я… Кто войдет сейчас в эту дверь – свои, враги?

Вошел Зиг.

Я попятилась, так страшен он был: оскаленный, окровавленный, одно крыло топорщится, другое волочится по земле…

– Воды, быстро, – приказал нелюдь. Я кинулась к бочке, зачерпнула ковшик. А он сказал внезапно севшим голосом: – Плесни чего-нибудь туда, что ли. Для поднятия сил…

Благо, я успела расставить все наши снадобья по порядку, искать не пришлось. Зиг сел на пол – мимо лавки, что ли, промахнулся? Взял ковшик, выпил, не отрываясь. Сказал:

– Вроде что надо. Сейчас по одному к тебе своих отпускать буду, напои тем же.

– Что там? – спросила я.

– Да ничего. Дрались, дрались, и вдруг на тебе, враг свалил обратно. Ждать будем, вдруг снова полезут. Сейчас… посижу немного и пойду. Анегарда найти надо.

Искать не пришлось. Будто специально дождавшись этих слов, братец ввалился в кухню – такой же страшный, как Зиг, на одном плече повис Гарник, на другом – рыжий Рихар. Зигмонд вскочил, перехватил мальчишку. Анегард сгрузил капитана на лавку, рухнул рядом. Я метнулась за водой и тряпками. Мелькнуло трусливое: справлюсь ли? Оба изранены, а бабушки рядом нет.

– Его первого, – Анегард дернулся, отстраняясь.

– Но…

– Я сказал!

Ладно. Раз у него есть силы так грозно рявкать, значит, и верно, лучше начать с Гарника.

Я не стала стаскивать с капитана доспехи – начала с открытых мест. Смыть кровь, обработать раны… много, но, по счастью, неглубокие. Гарник был в сознании, но какой-то смурной, словно ему здорово приложили по башке. Краем глаза видела, как Зиг осмотрел мальчишку, напоил его – ишь, глазастый, запомнил, из какой именно склянки я ему наливала! Кажется, с рыжим ничего особо страшного. Или было, да само затянулось? Хорошо им, нелюдям. А вот Гарник… нет, жить-то будет, но… с каждой новой раной у меня все сильней тряслись руки. Лекарка! "Никогда не бойся сделать больно", – говорила бабушка. Но я боялась – и ничего не могла с этим поделать.

Остановить кровь. Мазь. Повязки. Напоить… да пей же, глотай! Вот так.

– Зиг, помоги его раздеть.

Нелюдь взял капитана за плечи, вгляделся в глаза. Качнул головой:

– Не стоит, Сьюз. Стеганку стащить, и хватит. – Одним ловким движением Зигмонд вытряхнул Гарника из ватного доспеха. – Ты все обработала, не теряй времени. Он обессилел, ничего больше. Не страшно. Давай его уложим.

Я оглядела кухню. О месте, куда укладывать раненых, я не подумала. Лекарка… тетеря! Зиг поднял капитана на ноги.

– Сюда, – скомандовала я, отодвигая полосатую занавеску. Мой-то тюфяк свободен. Анегард на ногах стоит, значит, к себе подняться сможет. Если еще на стену не уйдет.

Ничего, скоро утро. Почему-то казалось, что с рассветом сразу станет легче. Как будто ночь выпила силы, оставив взамен липкий, противный страх.

Кровь, покрывавшая Анегарда, была по большей части чужой. Несколько неглубоких порезов на левой руке да ссаженная на щеке кожа – мелочи, заверил меня братец, не о чем беспокоиться. Свое мнение я предпочла оставить при себе. И Анегард, и Зигмонд казались мне сейчас почти незнакомцами, жутковатыми и тревожащими.

Зиг вручил ожившему Рихару склянку с бодрящим зельем и отослал к остальным: мол, кто в порядке, пусть глотнут, а кому помощь нужна – живо сюда. Рыжий, кивнув, убежал, а Зиг обвел нас мрачным взглядом и спросил:

– А теперь напомните: кажется, кто-то не так давно мне рассказывал, что за чары на крови смерть положена? Тут не просто чарами пахнет, а жертвой, и как бы не великой!

– Ты о чем? – Анегард с заметным усилием встряхнулся, и я подумала: похоже, не только из меня ночь вытягивает силы. Обычно от бодрящей настойки больше проку.

Нелюдь оскалился:

– Я о тех чарах, из-за которых ты едва не проспал свой замок. Кто не поддался, соображаешь?

– И кто? Ко мне чары не липнут, у Сьюз и Гарника амулеты, вы – не настолько люди, чтобы поддаться колдовству, направленному против людей. Ты же сам говорил, что с Ульфаром сильный маг, вот и…

– Не так все просто. Вот скажи, у Гарника амулет сильный?

Анегард пожал плечами:

– До этой ночи я думал, что да.

– Зря сомневаешься. Хороший у него амулет, много выше среднего. Я смотрел. И я тебе точно скажу, с таким амулетом даже очень сильные чары его бы настолько крепко не усыпили. Ну да, ходил бы как вареный…

– Так и ходил, – хмыкнул Анегард. – Муха сонная, как еще жив остался.

Зиг треснул кулаком по столу:

– Да он вообще не проснулся! Его Сьюз подняла, а то бы так и проспал себе! А у Сьюз амулет, чтоб вы оба знали, не людьми заряженный! На нем благословение богини.

Ого! Ничего себе Зиг загибает… Я нашарила дареный амулет. Невзрачный, взгляду зацепиться не за что: простой шнурок и неровная каменная бусина.

– Зиг, ты серьезно?

– Неужели ты думаешь, девочка, что теперь время для шуток? Я чувствую чары, чувствую и силу богов.

– И… чье же?

– Вот этого не скажу. Спроси у того парня, что тебе его подарил.