Текст книги "«Прощание славянки»"

Автор книги: Алексей Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– Когда он успел уйти? Я же все время у двери оценщика сидел!

– Он ушел раньше, – как от давно решенного отмахнулся Константин. – Он ушел, пока мы в кабинете с Гошей трендели… Все рассчитал дедушка… А мы с тобой фуфло и лопухи…

Константин щелчком выбросил окурок в окно и повернулся ко мне; влажно сверкнула золотая коронка.

– Так говоришь: «Был он крепче меда, пьянее, чем вино»? Попробовать бы этот волшебный напиток, а?… – Константин хлопнул меня по колену. – Поехали к тебе?

– У меня ключей нет.

– Ключи у меня. Поехали?

– Зачем?

– Подумать надо. В офисе подумать не дадут. Поехали?

Константин упрашивал меня так, будто я сопротивлялся. Я только плечами пожал, и он обрадовался.

– Боря, летим на Мойку к дому Пушкина!

8
Сюрприз

Мы ждали в машине у моего дома на набережной, пока охранники, уже в цивильном «прикиде», пошли осматривать арку и мою парадную.

– Скоро и у тебя будет шумно, – вздохнул Константин.

– Почему это? – не понял я.

– Шестого июня у твоего соседа праздник, – он кивнул на дом Пушкина.

– Какой праздник?

Константин посмотрел на меня осуждающе.

– Стыдно, советник. Очень стыдно. Рядом живешь и не знаешь! Шестого июня юбилей Александра Сергеевича! Весь мир знает! Из Африки его потомки приехали. Даже из Австралии какой-то дальний родственник. Ученые конференцию открывают. Месье Леон сенсационный доклад приготовил! А ты, русский человек и ближайший сосед великого поэта, ничего не знаешь! Очень стыдно!

Это его сообщение спутало все мои карты.

– Разве профессор не за мебелью приехал?

– Мебель не главное. Главное для него – сенсационный доклад!

– О чем его доклад?

Но Константин ответить не успел. К машине подошли вернувшиеся охранники, и он вышел к ним, скинув белый плащ и прихватив с собой черный дипломат.

– Все чисто, – доложил ему Игорек. – Только что менты уехали.

– Какие менты? Что им надо?

– Соседи вызвали по поводу простреленной двери.

– Откуда такая информация?

– Местный охранник доложил.

– И что?

– Да ничего. Ментяры как приехали, так и уехали. Еще ругались, что зря их потревожили, – Игорек засмеялся. – Подумаешь, дверь прострелена – не человек же. Тупые козлы.

Константин его пристыдил:

– Нехорошо родственников обижать. Сам-то ты кто?

Игорек даже обиделся:

– Какие они родственники? Тупари. Я из мента уже давно в человека превратился!

– Ну да. Ударился о землю головой… и превратился! – Константин наклонился ко мне. – А ты чего не выходишь, Славик? Пошли. А вы – домой. Я позвоню.

Охранники смотрели на меня ревниво, пока я выходил из машины. Видно, уважали своего шефа и не понимали вдруг возникшего его расположения к лоху в сером китайском тренировочном костюме и черной вязаной шапке, которого от души вырубили утром. Честно признаться, я сам этого расположения не понимал. Я боялся Белого Медведя. Ожидал от него любого сюрприза. И не напрасно, как оказалось…

Зайдя в квартиру, я бросился к своим книжным стеллажам. Надо признаться, меня самого поразило, как нагло я сформулировал Критскому свое обвинение Геккерна в убийстве Пушкина. То, что барон – человек темный, я допускал давно. Но его роли в дуэли Пушкина с Дантесом пока старался не касаться. Тема уж больно спекулятивная. Слишком много «сенсаций» в последнее время обрушили на наши головы «незави– симые следопыты». Договорились до того, что Пушкина якобы застрелил нанятый Дантесом наемный киллер, засевший во время дуэли в придорожных кустах.

Анна Андреевна Ахматова требовала запретить щелкоперам писать на «тему семейной трагедии поэта». Хотя, надо признать, сама в конце жизни нарушила свой запрет. До самой смерти работала в Комарове над книгой «Гибель Пушкина».

Честное слово, до этого дня дуэль Пушкина была для меня только частным случаем в моей «Тайной истории России». А сколько в ней было еще более загадочных, более трагических, более вопиющих убийств!… Вяземский, правда, намекал, что дуэль Пушкина как-то отразилась на международном положении России… А чувствовал ли сам Пушкин, в какую историю он попал? Чувствовал ли он, что дело идет вовсе не о «семейной трагедии»?… Именно это я должен был узнать в первую очередь!…

Я зарылся в книги и увлекся. Сколько времени прошло – я не знал. Меня отвлек Константин. Он вошел в комнату с повязанным вокруг живота махровым полотенцем.

– Славик, обедать! Или как там тебя в детстве звали?

Я даже растерялся, глядя на добродушного Белого Медведя.

– Меня звали Ивасик. А что?

– Почему Ивасик? – удивился Константин.

– Не знаю, – соврал я. – Бабушка так меня называла.

– Ивас-сик, – цыкнул фиксой Константин. – Как селедку тихоокеанскую? Я тебя буду звать Славик. Я понятно излагаю?

– Ты меня и так Славиком зовешь.

– Идем перекусим, Славик. Чем Бог послал.

Бог нам послал все, что оставалось в моем запушенном, старом холодильнике. Кусочки ветчины и колбасы, обрезки сыра, жухлую помидорину, луковицу, корку черного хлеба. Все это Константин мелко нарезал, добавил остатки тушенки со дна банки, поджарил и залил яйцами. Получилась аппетитная еда: то ли пицца, то ли селянка. Я похвалил его хозяйственность:

– Жена, наверное, тобой не нарадуется?

– Я холостяк, – отрезал Константин. – Убежденный причем!

Я хотел сказать: «Я тоже», но промолчал.

Он достал из черного дипломата квадратную металлическую фляжку, выгнутую по форме бедра, разлил коньяк по рюмкам, посмотрел на меня загадочно, подняв рюмку.

– Твое здоровье, Славик.

– Твое здоровье, Костя.

– Нет. Пьем только твое здоровье, Славик.

– Почему это мое… только?…

– Потому что ты следующий. Я понятно излагаю?

Он выпил и навалился на еду, не обращая на меня никакого внимания. И я выпил и навалился на еду. Назло ему.

– Ты не понял, что я сказал? – спросил наконец Константин.

– Понял, – ответил я.

Константин положил на стол вилку и выкидной нож, который служил ему, видно, на все случаи жизни.

– Ты что же, храбрый, что ли? Смерти не боишься, что ли? Мне Балагур рассказывал, как ты от киллеров на его катер запрыгнул весь мокрый. Обоссался, что ли, Ивас-сик? А?

И я положил вилку.

– Я ногами в речку попал, когда катер от берега отпихивал.

Мы долго глядели друг на друга. Я не отвел взгляда от его холодных глаз. Он процедил сквозь зубы:

– Только дураки не боятся смерти, Славик. Да еще такой… – он передернул плечами.

– Кто тебе сказал, что я не боюсь?… Я не то чтобы боюсь… Жалко просто…

– И чего же тебе жалко?

– Жалко, что работу закончить не успею…

– Ах, твою «тайную историю», – сверкнула фикса. – Интересная тема. Не ты ее, так она тебя закончит, Славик.

Тут я вспомнил неожиданно, что Пушкин работал перед дуэлью над «Историей Петра». Не закончил… Неужели она его закончила?… Пушкин и умер с Петром почти в один день!

Константин налил мне еще целую рюмку.

– Что задумался, советник? Посоветовал бы что-нибудь.

Я отставил рюмку.

– Хватит. Скоро у меня экскурсия.

Константин придвинул мне рюмку.

– Пей. Экскурсию я отменил.

– Как отменил?

– Позвонил профессору, что у нас с тобой срочные дела.

– Какие дела?

– Пей и не расстраивайся. Натали скучать не дадут. Я предупреждал – губу на нее не раскатывай. О себе лучше подумай, Славик. Ты следующий за оценщиком, – он засмеялся. – Так сказать, живая очередь…

– А ты? – спросил я.– Может, ты следующий, Костя?

Константин поставил рюмку.

– Я тут у тебя на кухне хорошо подумал, Славик. И вот что я решил. Я же самый первый про эту мебель узнал. Чья она, кому принадлежит. Потом узнал оценщик, потом Адик. Оценщик подумал, что и ты про это знаешь. Так? И вот уже Адика нет, оценщика нет, в тебя чуть не попали… А по идее-то, должны были с меня начать… Я понятно излагаю? Если я еще жив, значит, так кому-то надо…

– Кому?

– Покупателю, как ты его назвал… Ему, наверное. А кому же еще?… У кого на руках козыри?

– Зачем ему это надо?

– Не знаю… Узнать бы сначала, кто этот Покупатель… Может, посоветуешь что-нибудь? С сегодняшнего дня я тебе денежки за это плачу!

Если честно, я про Покупателя как-то не думал. Загадочная дуэль Пушкина захватила все мое внимание. Мне показалось, что в ее загадке и содержится главное. Но Константин молча требовал ответа. И я сказал:

– Жаль, что со звонком в магазин ты поторопился. Оценщик понял, что им интересуются, и предупредил Покупателя… На свою голову…

– Как он это понял? – хитро спросил Константин.

– Ему директор сказал. Ты же директору звонил.

Константин достал сигареты и закурил.

– Фуфло ты, а не советник.

Я не сдавался:

– Если бы ты в магазин не позвонил, оценщик был бы живой… Мы бы уже знали Покупателя!

Константин глубоко затянулся черной сигаретой.

– Не расстраивайся, Славик. Покупателя не оценщик предупредил.

– А кто же?

– Ми-ша! Мой небольшой розовый друг!

– Директор?!

Константин наслаждался моей растерянностью.

– Я тут хорошо подумал, Славик! Очень хорошо! И вот что у меня получилось. После моего звонка Миша позвонил Покупателю и предупредил, что я оценщиком интересуюсь…

– Откуда он Покупателя знает?

– А к кому, ты думаешь. Покупатель обратился, когда начал гарнитур искать?

– Он мог напрямую к оценщику.

– Вряд ли. Покупатель большие деньги предлагал. Оценщик и директор – друзья детства. Большие деньги друг от друга не скрывают.

– И Миша этот на своего друга детства убийцу навел?

– Он не знал, что так получится! Не знал! Он думал. Покупатель просто предупредит Анатолия Самойловича… А он пришел и на струну его подвесил! Вот как все было, Славик.

Я задумался.

– Ты думаешь, этот старичок и есть Покупатель?

Константин затушил в консервной банке черную сигарету.

– Какой он старичок, мы с тобой скоро увидим!

Я вспомнил бледного директора у фанерных дверей.

– Нет! Старичок – не Покупатель…

– Почему ты так решил? – спросил Константин недовольно.

Я объяснил:

– Первое, что сделал директор, когда труп увидел, бросился к сейфу. Проверять – не хапнул ли оттуда чего убийца! Стал бы Покупатель по чужим сейфам лазить?… И сам бы убивать никогда не пошел. У него для этого отморозков полно. Таких, как Мангуст, например…

– С чего ты взял, что полно?

– Помнишь, как директор вопил: «На кого они подняли грязные руки?!» ОНИ! А кого называют «они»?

– Чертей, что ли? – спросил серьезно Константин.

Я вспомнил монументальную наколку на груди Котяры и улыбнулся.

– Значений много. Но такой человек, как директор, мог иметь в виду только одно – спецслужбы… КГБ, например… или как оно теперь называется?

– Может, ты и прав… – подумав, согласился Константин. – Миша нам ничего больше не скажет…

– Почему?

– Потому что он живой, а его друг на струне висит. Миша уже предупрежден Покупателем… Никто нам о нем ничего не скажет… Ну и ладно. Мы сами на него выйдем, Славик! Сами!

У меня вдруг мелькнула сумасшедшая мысль. Я привык в своей работе не отбрасывать самые невероятные вещи. В тайной истории часто случалось, что именно самые абсурдные, казалось бы, подозрения и становились жуткой реальностью. И я спросил Константина:

– Костя, ты правда думаешь, что для профессора доклад самое главное?

Константин насторожился.

– Куда ты клонишь, советник?

– Я думаю, что доклад его для вида только…

– Как это для вида?

– А как ты квартиру у Адика покупал. Сам говоришь, делал вид, что квартира для тебя самое главное, а мебель просто заодно берешь…

Константин долго смотрел на меня в упор:

– Ты даешь, советник! Ты, брат, ёкнулся совсем на своих тайнах! Месье Леон только вчера прилетел.

– А сегодня появились два трупа… И старичок…

– Стоп! – перебил меня Константин. – А ты?

– Что я?

– В тебя-то раньше стреляли! Когда месье Леон в воздухе был! Бред! Чушь собачья! Уволю! За бред я отказываюсь платить!

– Допустить-то можно? – защищался я.

– Чушь! – отрезал Константин. – За такие допуски в сумасшедшем доме ставят клизму из битого стекла! Я понятно излагаю? Ты бы слышал, как расстроился месье Леон, когда я сказал, что он сегодня мебель не получит…

– Ты ему сказал?

– А что я мог? Утром я ему обещал. А что я ему вечером скажу? Я перенес все на завтра. Сослался на дела. А он заволновался. Французы вообще прижимистый народ. А он не поскупился… он заволновался очень… что-то подозревает… Какой ему смысл в такие страшные прятки играть?! Ты даешь, советник! Стыдно, Славик.

Я извинился.

– В науке и отрицательный результат – результат…

– Договоримся сразу, – сурово предупредил Константин. – Мне некогда за отрицательные результаты платить! Мебель должна быть у меня завтра! Я понятно излагаю?

Мы выпили и доели остывшее блюдо, у которого не было названия. Константин аккуратно вытер выкидной нож о кухонное полотенце и пошел к плите заваривать кофе.

– Для профессора доклад самое главное, Славик. Он сенсацию приготовил. Вся научная общественность на уши встанет! Как пахнет-то, Славик! А? Настоящий «Мокко».

Я заинтересовался:

– А в чем сенсация?

– Профессор с собой специально Жорика привез!

– Зачем?

Константин разлил по чашкам кофе и объяснил с достоинством:

– Чтобы общественность перед Жориком извинилась за его оболганного предка! Я понятно излагаю?

– За Дантеса? – вскрикнул я. – За него извиняться?!

– Дантес ни в чем не виноват, – спокойно объяснил Константин, прихлебывая «Мокко».

– Как не виноват? Он Пушкина убил!

– На дуэли. По-честному. Он же не повесил Пушкина на струне… Мужские разборки тогда кончались дуэлью. Кодекс чести. В чем Дантес виноват? Его Александр Сергеевич вызвал. Он вышел. И ему повезло…

– Дантес сам вызвал! – вздохнул я. – Убил Пушкина – и не виноват?

Константин сказал торжественно:

– Любовь не бывает виноватой.

– Какая любовь? – не понял я.

– Дантес любил Натали. И она его любила. Профессор нашел ее письма Дантесу. Вот такая «семейная история». Очень нежные письма, Славик…

– Не может быть!

Константин уставился на меня глазами цвета «металлик».

– Я похож на идиота? Наш фонд оплачивает всю поездку французов. Стал бы я без реальных документов такие деньги швырять? Профессор письма Натали обещает продать моему фонду.

Он начал мне рассказывать про сенсационные письма Натали, про дорогие графологические экспертизы, доказывающие их подлинность. Я не слушал его.

– Подожди! Я тебе что-то покажу.

Я выскочил в комнату, схватил со стола раскрытую книгу, вернулся и хотел зажечь свет. Стало уже темно.

– Не включай! – крикнул Константин. – Не надо света!

Я не обратил внимания на его крик, но свет не включил. Я подсел поближе к окну и нашел в книге нужную страницу.

– Слушай внимательно, Костя! Это письмо Пушкина Бенкендорфу!

Я, волнуясь, начал читать:

– «Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что недавно произошло в нашем семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от ино– странца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом. Большинство лиц, подозревая гнусность, их ко мне не переслали…»

– К чему ты это?, – оборвал меня Константин.

– Подожди! Сейчас поймешь. Вот самое главное… «Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества!»

– Ну и что?

– Какая тут любовь?! Какая «семейная история»?! «До сведения правительства и общества!» Ты понимаешь, Костя?

Константин посмотрел в окно на дом Пушкина и пожал плечами.

– Не понимаю. Излагай.

Меня даже заколотило.

– Ты же не думаешь, что Пушкин какой-нибудь стукач?! Или выживший из ума пенсионер?!

– Кончай дергаться, советник! Говори яснее.

– Только выживший из ума пенсионер докладывает о своих семейных неурядицах по адресу: «Москва. Кремль. Правительству». Похоже это на Пушкина?

Константин посмотрел на меня в упор. Даже в полутьме его глаза отливали металлическим блеском.

– До сведения пра-ви-тель-ства и об-ще-ства! – втолковывал я ему. – Так пишут, когда дело идет о государственной важности!

Константин стукнул ножиком по столу.

– И в чем же дело?

Я растерялся, про себя дочитал у окна письмо:

– Он не написал… Но это же тайна! Ее даже письму доверить нельзя! Он через день с Бенкендорфом встречался! С шефом жандармов! По-нашему, с директором КГБ!

– Стоп,– схватил меня за руку Константин.– Уймись. И в окошко погляди.

Я поглядел в окно. Внизу на стоянке у нашего дома парковался широкий черный джип. Я не сразу узнал его – настолько был захвачен письмом. Опомнился я. когда увидел, что из джипа спокойно вышли двое. Один молодой, другой постарше. Молодой подошел к ограде набережной, посмотрел вниз. Я понял, он искал катер, чтобы не ошибиться, как вчера. Другой, в черной ковбойской шляпе, встал, опершись на ограду спиной к Мойке, и поднял голову к нашим окнам. Я узнал его печальное лицо, полное неизбывной грусти. Мне стало страшно.

И я отпрянул от окна.

– Что же это делается? – сказал Константин шепотом. – Как на работу… Блин… Никого не боятся!

А по Мойке, как тени, скользили катера. Глухо стучали двигатели в сыром июньском воздухе. Пассажиры, нахохлясь, сидели под зонтами. Хорошо хоть не пели. Я поежился и посмотрел на Константина.

– Слушай, а откуда они знают?

– Что?

– Что я здесь? Что я дома? Не вижу логики…

Константин встал за занавеску, ссутулившись, глядел через щелку вниз.

– В чем ты ищешь логику, советник? Логика жизни – это полный бардак! И беспредел…

Внутренне я с ним согласился. Так сказать, в философском плане. Но то, что черный джип вновь оказался у моего дома, как раз и не походило на бардак… Хотя и было полным беспределом.

– Костя! – оглушил я его своим шепотом. – Кто-то их навел! Кто-то сказал, что я дома!

Сверкнула в темноте золотая коронка.

– Я Мише позвонил… Сказал, что мы к тебе поедем на Мойку… Я понятно излагаю?

– Поэтому ты и пил мое здоровье? Только мое…

Костя мне не ответил, так и стоял за занавеской, наблюдая киллеров. Я встал с другой стороны окна. Печальный лениво курил, облокотясь на джип, не спуская глаз с наших окон, младший стоял у спуска, мрачно провожая взглядом катера.

И вдруг меня осенила мысль, чистая и светлая, как слеза ребенка.

– Костя, давай ментов вызовем! Бандиты при оружии. За одно это их возьмут! А?

Костя посмотрел на меня с интересом.

– Славик, неужели ты с детства не усек, что «Дядя Степа» – это самая глупая сказка всех времен и народов? Ни у одного народа таких дурацких сказок нет. Не считая янки. Но этих я и за народ-то не держу. Разве можно считать народом зрителей одного киносеанса? Я понятно излагаю?

Мысль была, конечно, интересная. И глубокая. Сказка про хорошего мента – Дядю Степу появилась в то время, когда ночами людей забирали черные «воронкИ» с надписью «Хлеб», когда в кабинетах сменялись каждый час усталые следователи с перебитыми о зубы «врагов народа» кулаками… Но мне было не до того. Я смотрел, как внизу бледное лицо то открывается, то закрывается черной перчаткой с сигаретой между вытянутыми черными пальцами.

– Интересный кадр, – оценил его Константин.– Уж он-то точно знает в лицо Покупателя. Это тебе не большая крыса… Не какой-то Рики-тики-тави… Это хищник покрупней… Цени, Славик, что тебя так высоко ставят…

Я не выдержал:

– Чего мы ждем?! Ну, давай! Давай! Я выйду! А ты за мной следом иди! Он мне башку прострелит, а ты его сзади хватай! Ты с ним договоришься! Он тебя наведет на Покупателя. Ведь ты хищник еще покруче его! Давай! Идём! Чего стоишь? Чего скалишься? – Я осекся и замолчал, тяжело дыша…

– Во-от! – тихо сказал Константин. – Что и требовалось доказать… Обоссался, Ива-сс-ик? А.строил из себя пьяного гусара. Не надо… Никогда не надо из себя чего-то строить… Смерть – вещь интимная… Как любовь… Она не прощает пошлости.

Он усадил меня за стол и сел рядом, не спуская с меня металлических глаз.

– Вся жизнь человека, в сущности, это подготовка к достойной смерти… Такой же целомудренной, как брак по взаимной любви… Так надо же уважать друг друга в этом браке! Нельзя относиться к смерти как к затраханной жене-чумичке в сальном халате, которая все равно ждет тебя на кухне у горячей плиты… И все тебе простит… Эта ничего не простит! Я понятно излагаю?

Мне стало обидно за него. Он мне мстил, отчитывал, как школьника, когда меня внизу уже ждала расплата…

Мне стало противно.

– Увольте, сударь! Будьте добры, не стройте из себя этакого Мефистофеля с фиксой. Вы же используете меня как наживку для вашей добычи. У меня выхода нет. Вы это прекрасно знаете. Мне бы не хотелось принимать смерть под ваши пошлые сентенции… Я понятно излагаю?

Константин долго молчал, потом хлопнул меня по плечу.

– Может, ты и прав. Времени нет… Потом поговорим… – Он посмотрел на часы. – Сейчас тут будет немного шумно.

Он встал и занял свою позицию за занавеской. Я налил себе коньяку чуть-чуть, выпил и понял, о чем говорил Константин, понял, что я совсем не прав…

– Чего они ждут? Почему ко мне не поднимаются?

Константин ответил, не отвлекаясь от окна:

– Они нас ждут внизу. Я сказал Мише, что мы подъедем к тебе в одиннадцать… Он знает мою точность… Сейчас как раз без пяти…

Я ничего не понял.

– Нас ждут?

– Ну да. Я им приготовил небольшой сюрприз.

Я обрадовался своей интуиции. Оказывается, сюрприз-то готовился не для меня. И встал с другой стороны окна.

Печальный внизу глядел вдаль, в сторону Конюшенного моста. Он тихо свистнул. Его младший партнер подбежал от спуска и быстро занял место за рулем джипа. Со стороны моста приближались фары. Печальный посмотрел на часы, надвинул шляпу на глаза и присел у правого переднего колеса, будто проверял ниппель. На стоянку за джипом встал белый лимузин Константина. За ним припарковался темный «ауди».

Набережная была абсолютно пуста. И фонари не горели.

Машины выключили фары, оставив габаритные огни. Стукнули дверцы. Из белого лимузина вышли на набережную двое. Один высокий мощный в белом широком плаще, другой поменьше, потоньше в сером китайском тренировочном костюме и черной вязаной шапке.

– Вот мы и приехали, Славик, – тихо сказал Константин. – Посмотрим, что будет… Или тебе уже не интересно?

До меня дошло, что Константин не зря оставил в машине свой белый плащ. Все он продумал заранее. Еще в переулке у обкомовских гаражей, когда сказал: «Поехали к тебе». А мой серый костюм и черную шапку, наверное, за стольник купили в Апрашке.

Человек в белом плаще обнял парня в сером костюме и повел к нашей арке.

– Видишь, как я к тебе отношусь,– сверкнул в темноте фиксой Константин. – Цени, Славик.

Человек в белом плаще шел посередине набережной, насвистывая «Тень твоей улыбки».

– Мудак, – покачал головой Константин. – Ментовское отродье.

Двое уже подходили к арке. Печальный встал у колеса, постучал ногой по высокому баллону джипа, и джип завелся. Печальный не спеша развернулся, открыл дверь, взял с сиденья пистолет и выстрелил в спины входящим под арку.

«Раз, два, три, четыре», – считал я про себя тихие быстрые хлопки.

Печальный прыгнул в машину, захлопнул за собой дверцу, и джип рванулся с места. Только тогда из «ауди» вылетели трое охранников. Стреляя на ходу, бросились за джипом.

– Кретины! Суки! Уволю! – орал Константин в трубку. – В погоню за ним! Обе машины! Обе! Ну?!

Обе машины рванулись с места, мешая друг другу. Визжа протекторами, рванулись… и обе остановились, у арки.

– В погоню! – орал в трубку Константин. – Чего остановились, сучары? Что? Кто убит? И х… с ними! В погоню!

В «ауди» запрыгнули двое, и она понеслась по набережной к Невскому. Константин рванул створки окна, и мы одновременно свесились с карниза вниз головами. Он схватил меня за ворот.

– Не вылети, Славик… Хватит с нас двух трупов…

Внизу под самыми нашими окнами на черном асфальте, раскинув ноги, лежали, обнявшись, двое. Один в белом плаще, -другой в сером китайском костюме.

Я толкнул локтем Константина.

– Разве он обоих завалил?

Константин сел на подоконнике и закурил.

– Обоих, Славик… Обоих…

А я смотрел вниз, как шофер белого лимузина и оставшийся охранник грузили в машину трупы. Сначала застелили сиденье полосатой тряпкой, чтобы не испачкать машину кровью. Потом посадили их на заднее сиденье, прижав плечами друг к другу, сдвинув головы, как у спящих.

– Вези их в офис, Боря, – сказал в трубку Константин.

Я лежал животом на подоконнике, глядя вслед красным габаритным огням лимузина.

– Зачем же обоих-то? Зачем?

Константин улыбнулся загадочно.

Это сюрприз для меня…