Текст книги "«Прощание славянки»"

Автор книги: Алексей Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Профессор замолчал. Девушка-мальчик спросила его после долгой паузы:

– А что это за бездна, учитель?

– Эта бездна – Европа, моя дорогая девочка,– грустно ответил профессор. – Триста лет Россия стоит перед этой бездной. Триста лет. Судьба этой страны… Ее грагедия…

Я улыбался профессорскому красноречию, но спорить с ним не хотелось, зачем?… Котяра шепнул мне на ухо:

– Нам еще самим придется доплатить за экскурсию.

Я поднял воротник пиджака и засунул руки в карманы. Меня опять колотило.

– Слава, у меня еще осталось. Хотите? – девушка– мальчик протянула мне рюмку и половину шоколадной конфетки.

– Бистро, – сказал я.

– Почему? – не поняла она.

Я впервые увидел ее глаза. Светло-серые, блестящие, перламутровые.

– Почему бистро, Слава? – улыбаясь, повторила она свой вопрос.

Я взял рюмку и конфетку и объяснил:

– Наши казаки влетали в парижские кафе с криком: «Быстро! Рюмку водки! Быстро!» Это так вам понравилось, что вы свои кафе с тех пор прозвали «бистро». – Я повернулся к профессору. – В России ни одна забегаловка не называется «шнель».

Профессор загрустил, даже глаза закрыл – так ему стало печально:

– Это вы к чему?

– Да так, – улыбнулся я. – К слову. О бездне. Ваше здоровье, мадемуазель.

Я выпил глоток коньяку и закусил конфеткой.

– Уже свежо становится, – сказал профессор литературы. – И наш час на исходе. Нам пора на место.

– Полный вперед! – скомандовал я Котяре. – Самый полный!

Котяра посмотрел на меня угрюмо и врубил двигатель.

…На набережной у Строгановского дворца их ожидал уже шикарный белый лимузин. На причале белой глыбой, широко расставив ноги, стоял Константин. Котяра засуетился. Катер взревел и бортом стукнулся о причал.

– Полегче, Балагур,– сказал Константин.– Не дрова везешь.

– Извини, Костя, – совсем расстроился Котяра.

Константин протянул руку девушке-мальчику, улыбнулся, сверкнув золотой коронкой.

– Ну как покатались, Натали?

– Константэн, замечательно! – прыгнула к нему в объятия девушка-мальчик. – Очень здорово!

– Даже так? – Константин протянул руку профессору. – Правда, месье Леон?

Профессор изящно спустился на шаткий причал, но ничего не ответил. Котяра закрутил круглой башкой. Белокурый красавец последним ловко перепрыгнул через поручни катера и встал рядом с профессором. Константин строго посмотрел на меня и спросил профессора:

– Так как, расплачиваться с историком? Котяра от меня отвернулся. Мне было грустно.

Я смотрел только на девушку-мальчика. Та надела за спину баульчик и помахала мне рукой.

– Прощайте, Слава, да? – но не ушла.

– Что-то не так? – спросил профессора Константин.

Профессор взял его за пуговицу плаща.

– Костя, мы можем повторить экскурсию? Только уже по нашей теме. Это возможно?

– О чем базар? – ответил Костя. – А историк-то сможет? – он посмотрел на меня, оценивая. – Может, лучше специалиста пригласить?

– Нет, – отрубил профессор. – То, что расскажет специалист, всем давно известно. Мне интересно его мнение, – и он посмотрел на меня, оценивая, – именно его.

– Такой интересный попался кадр? – сверкнул золотой коронкой Константин.

Профессор подошел к самому борту катера и прищурился.

– На какой теме вы специализировались, Слава?

Я еле оторвал взгляд от девушки-мальчика:

– Семнадцатый век. Самозванец… Диссертацию я недописал…

– Отлично! – почему-то обрадовался профессор. – Сегодня вечером. В девять. На этом месте. Договоритесь с ним, Константин.

Профессор что-то крикнул по-французски ученикам и резво побежал вверх по лестнице. Белокурый красавец прикрыл полой куртки спину девушки-мальчика и повел ее к машине. Та оглянулась через плечо.

– До свидания, Слава. Да?

Я помахал ей рукой. Константин посмотрел ей вслед и подошел к катеру.

– Понравилась? Только губу-то на нее не раскатывай. Жора мальчик очень крутой.

– Какой Жора? – не понял я.

– Молодой француз,– объяснил Константин.– Каратист. Уделает тебя, как бог обезьяну. Понял?

Константин достал бумажник и ловко, как банкомат, выщелкал из него три сотенные зеленые бумажки. Котяра тут же протянул к ним пухлую ладонь. Константин звонко шлепнул по ней новенькими банкнотами.

– Отскочи. Не тебе. Историку,– он протянул мне банкноты.– Аванс. Вечером получишь больше. Если постараешься. Хорошенько подготовься к теме. Понял?

– К какой теме? – спросил я, пряча в карман деньги.

– Месье Леон разве тебе не сказал? – удивился Константин.

– Ничего он мне не сказал, – пожал я плечами.

– Атас! – захохотал Константин. – Месье Леон – главный на Западе специалист по Пушкину. Можешь ты им про Пушника чего-нибудь натрендеть?

– Люблю тебе петротворенье? – вмешался Котяра. – Про Пушкина и я могу, Костя. Любимый мой поэт после Есенина.

– Отскочи, – охладил его пыл Константин. – Я историка спрашиваю.

Я подумал и ответил ему:

– Я еще не знаю, где я буду вечером.

– Как это не знаешь? – рассердился Константин. – Ты здесь будешь! Понял! Только здесь! И нигде больше!

Я представил себе то единственное место, где меня никто не найдет, и ответил:

– Не обещаю.

– Как не обещаешь? – взвился Константин. – Балагур, он с тобой работает? Работает или нет?

– Работает! Пашет! Вкалывает! – ответил наглый Котяра.

– Извините, пожалуйста. Я на катере случайно оказался, – начал я объяснять. – Совершенно случайно… Меня хотели убить…

– И я тебя убью, – схватил меня за грудки Константин.– Гадом буду, убью, если вечером здесь не найду. Я понятно излагаю?

Я посмотрел в его глаза цвета «металлик» и кивнул.

– Вот и лады, – сверкнул золотой коронкой Константин. – Не люблю трепаться, спроси у Балагура. Если подведешь, на краю света найду. Я понятно излагаю?

Я опять посмотрел в его глаза и кивнул. Константин так и не выпустил лацканы моего пиджака.

– Подготовься, как следует, историк. Месье Леон главный специалист, не опозорься. Договорились?

– Договорились, – выдохнул я.

– Пил, – сморщился Константин. – Когда ты успел нажраться, падло?

Но тут мне помог Котяра:

– Так все пили, Костя. И интуристы тоже. Замерзли на речке.

– Гляди, – отпустил наконец лацканы Константин. – И ты гляди за ним, – рявкнул он Котяре. – Головой за него отвечаешь. Чтобы в девять здесь оба, как стеклышки! Я понятно излагаю?

Константин махнул рукой и пошел к лестнице, но остановился, вернулся к катеру.

– Да, историк. Когда им про Пушкина трендеть будешь, ты Дантеса не очень шельмуй. Понял?

– Почему?

– Жорик его родственник. Праправнук, что ли? Жорик обидеться может за дедушку. Тогда пеняй на себя. И жизнь, и бабки можешь потерять. Я понятно излагаю?

На набережной засигналил белый лимузин, и Константин солидно, не торопясь, начал подниматься по спуску.

4
Абзац!

Мы с Леней сидели в нашей шикарной каюте за перламутровым столиком и ели из сковородки жареную докторскую колбасу с картошкой. Вернее, ел он один, хищно сверкая золотыми челюстями. В меня еда не шла. Горло было сухим, как наждачная бумага. Я давился острой пережаренной картошкой. Еду в сковородке Котяра разделил ножом напополам и, уже заканчивая свою половину, боком косил глаз на мою колбасу.

– Ты жуй, жуй. Через силу жуй. К вечеру должен быть как огурец. Слышал, что Костя сказал? Я за тебя головой отвечаю.

До меня только что дошло, что Котяра-то знает этого Костю. И тот его знает.

Котяра, закончив свою половину, рыгнул.

– Жуй, – уставился он на мою колбасу.

– Леня, – отвлек я его. – А ты давно Костю знаешь?

– У-у-у, – замурлыкал Котяра и почесал рыжую бакенбарду, – Уже лет двадцать, наверное, прошло… с тех пор…

– С каких пор?

– Как мы с ним познакомились. На химии досиживали в Вологде… Он совсем пацаном тогда был. Но держался круто. Братва его прозвала – Костя Белый Медведь…

– За что его так прозвали?

– Ты жуй, историк. А то оторвет за тебя мне башку этот медведь.

Я поковырял вилкой в остывшей коричневой куче.

– Не могу, Леня. Честное слово, не могу… Не идет.

Леня рассердился:

– Ты не историк, ты профессиональный алкаш. Вот ты кто. Понял?

Я стал оправдываться зачем-то:

– Я не алкаш, Леня. Я начал пить недавно. Только когда на фирму устроился. Каждый день фуршеты, переговоры, презентации…

– Я и говорю – профи. Жуй через немогу! Жуй!

Я попросил его, стесняясь:

– Леня, плесни чуть-чуть. Тогда поем. Все доем. И спать лягу. А проснусь как стеклышко. Честное слово.

Леня посмотрел на мою колбасу и оскалился.

– Триста баков мне отдай. От греха. Тогда налью.

Я опустил руку в карман. Эти деньги – единственное, что у меня осталось. Эти деньги вселяли надежду, что я попаду в то единственное место, где меня никто не найдет. Я сжал хрустнувшие банкноты в кулаке и покачал головой. Леня приблизил ко мне пушистое лицо.

– Ты же мне должен, Славик. Забыл?

– Я тебе все отдал, Леня. Все, что у меня было. Эти деньги я заработал после нашего договора. Эти деньги мои. Я их честно заработал.

– Их-их-их-их-их, – заурчал Котяра. – Заработал?… Ты же им о городе ни слова не сказал. Позорник. Деньги тебе на дурочку достались! Давай их сюда. Ну!

Леня встал, схватив со стола длинный хлебный ножик с деревянной ручкой.

– Гони деньги, алкаш! Ну!

Острый конец ножика уставился мне в горло. Я крепче сжал в кулаке доллары и улыбнулся.

– Ну, пырни меня за триста баков, Котяра. Пырни. А вечером что ты Косте скажешь? А?

Леня бросил нож в сковородку и сел. У меня неожиданно появился могущественный защитник. Одно его имя подействовало на Леню, как группа захвата. Я решил добить наглеца.

– Вот я еще Косте скажу, что ты ободрал меня, как липку. Все у меня отнял. Я Косте скажу…

– Их-их-их, – заскрипел Котяра. – Будет он тебя слушать. Кто – ты и кто – он! Плевать он на тебя хотел.

– Я ему нужен!

– Плевать он на тебя хотел, – повторил нагло Леня.– Он другого историка найдет. Академика! Лихачева!

И я обнаглел:

– Да не нужен им Лихачев! Слышал, что француз заявил? То, что скажет специалист, всем давно известно. Им я нужен. Только я. Слышал?

Леня грязным ногтем почесал бакенбарду.

– С какого это х…?

Вот это и для меня самого было неразрешимой загадкой. Что во мне нашел француз?… Но сейчас не в этом дело. И я продолжил атаку:

– Я им нужен, Котяра. Костя сказал, что ты за меня головой отвечаешь!… Налей мне сотку! Быстро! Если ты хочешь, чтобы я вечером человеком был! Быстро!

Котяру аж скрутило всего от моей наглости. Но он все-таки встал, открыл стеклянную дверцу бара и накапал мне сотку в фужер, не подбросив бутылку от злости. Пихнул фужер по перламутровому столику в мою сторону:

– Учти – последняя.

– Конечно,– подтвердил я. – Я Косте обещал… как стеклышко…

– Обещал, – ворчал Котяра. – Кто – ты и кто – он…

Я залпом хватил коньяк. Он уже не напоминал волшебный напиток. Он был только лекарством. Горьким и вонючим. Я бодро застучал вилкой по сковородке.

– А кто он, кстати? Ты мне так и не рассказал, за что его Белым Медведем прозвали…

Котяра глядел на меня презрительно и ревниво.

– Жуй. Сейчас пойдем билет в кассу сдавать.

Я положил вилку.

– Если не расскажешь, никуда я с тобой не пойду.

Леня подумал и сел.

– А чего рассказывать? Костя по льду в Финляндию ушел… в шкуре белого медведя. Тогда граница была на замке, как ты знаешь…

Я забыл про еду. Так вот почему Костя спросил у меня про Владимира Ильича, который пешком по льду ушел в Финляндию. А Леня рассказывал с удовольствием:

– Его искали. Вертолеты над нам кружили. А он на четвереньках в шкуре белого медведя так в самые Хельсинки и пришел. Финики в отпаде. А он из шкуры баксы достает и водки просит. Замерз жутко. Ек макарёк!

– Как же он на химии оказался?

Котяра мрачно хмыкнул:

– А кто тогда знал, что финны перебежчиков обратно выдают?

– И его выдали?

– Он же не Штирлицем был. Обычным валютчиком с «галеры». Накопил баксов и решил пожить, как человек, на свободе. А они его обратно нашим пограничникам сдали. Теперь у Кости в Финляндии фирма. «Белый медведь» называется. Чтобы помнили, суки…

Котяра посмотрел сначала на золотые часы, а потом, не мигая, на меня.

– Пора в кассу идти.

Я уже решил отдать ему все, что попросит, кроме того, что у меня в кармане, и согласно кивнул.

– Подожди. Переоденусь,– Котяра скинул курточку, снял через голову тельняшку и начал рыться в высоком шкафчике у дивана.

Я глядел на его мощную розовую спину, усеянную рыжими веснушками, и на нож с деревянной ручкой…

Только на секунду, на долю секунды мелькнула мысль… Котяра уже стоял ко мне лицом. Хищно оскалясь, уставился на меня, не мигая…

– Что, историк, в историю хочешь попасть? Ты уже попал. В такую историю… их-их-их-их-их… Не выкрутишься…

Котяра сел на диванчик напротив меня, положил на колени клетчатые брюки.

– Ссориться со мной не советую. Я хоть и не каратист… – Котяра щелкнул золотыми зубами. – Съем с говном. И не заметишь. Ам – и все! И вся история.

На его широкой розовой груди красовалась наколка. Не наколка даже, а целое монументальное полотно. От соска до соска и вниз до пупка. На полотне неизвестный мастер изобразил подробно и искусно жанровую сцену. За низким столиком, уставленном бутылками, сидели трое. В центре лихой морячок в тельняшке, слева от него голая грудастая красотка с призывно открытым намазанным ртом, справа худой, горбоносый, курчавый, лупоглазый тип с бутылкой в руке. Красотка, прижавшись грудью к морячку, запрокинув голову, ждала поцелуя, хищный курчавый тип наливал моряку водку в граненый стакан. Надо всей композицией синели буквы славянской вязью: «Они нас губят». Я поразился искусству неизвестного мастера. И вдруг отметил про себя, что это же шарж, грубая, похабная карикатура на рублевскую «Троицу».

Котяра, осклабив золотой рот, глядел на меня довольно и презрительно.

– Учись, пока я жив. Слушайся дядю Леню, если жить хочешь. Будешь слушаться, как пес, может, и выкрутишься из этой истории.

Котяра поднял клетчатые брюки за низки, встряхнул.

– Румынские. Еще при застое в Вологде покупал.

– Леня, – очнулся я наконец. – А кто это «они»?

– Какие «они»? – любовался брюками Леня.

– Которые нас губят?

– А-а, – широко улыбнулся Леня.– Икона моя понравилась?

Значит, он знал, что татуировка – пародия.

– Так кто же нас губит, Леня?

Котяра аккуратно положил брюки на диванчик.

– Там же все четко указано. Не врубаешься?

– Не совсем, – признался я.

Котяра, не глядя, ткнул пальцем в красотку.

– Бляди, – потом указал на курчавого, – жиды, – он всей ладонью хлопнул по лихому моряку, – и лучшие друзья. Вот кто нас губит, Славик. Бляди, жиды и лучшие друзья! Ёк макарёк!

Самой большой неожиданностью для меня явилось то, что морячок олицетворял «лучших друзей». Я-то думал, что он является как бы лирическим героем всего произведения. А он оказался лишь ипостасью черной троицы. Котяра оценил мою растерянность.

– На всю жизнь запомни это, Славик. Если пожить еще немного хочешь.

Котяра встал и звонко чиркнул молнией ширинки. Он стянул с себя широкие штаны, попрыгав на короткой мощной ноге, натянул клетчатые брюки, застегнулся и сказал довольный:

– Третий раз всего надеваю. Цени!

Он одевался как на первое свидание. Прямо на голое тело натянул хрустящую белоснежную сорочку, повязал немыслимого цвета старомодный галстук-лопату, шумно вонзил руки в клетчатый пиджак, пригладил рыжие волосы и достал из рабочих штанов мой билет, кредитку и ключи.

– Договоримся сразу, Славик. Чтобы потом базара не было. Авиабилет и кредитка мои. Я их честно заработал. Не то, что ты, позорник. Ты ни слова не сказал, а я жизнь твою спас! Согласен?

Конечно, я был согласен. Но поддел его все-таки:

– Леня, ты же лимон зеленых просил…

Котяра позвенел в воздухе ключами.

– У тебя какая квартира?

– Однокомнатная.

– Однокомнатную в центре за тридцать тонн скинем!

Я растерялся.

– А я?… А я-то где жить буду?…

Котяра почесал бакенбарду.

– Твоя квартира все равно засвечена. Она тебе ни к чему. Дашь мне доверенность у нотариуса, – он обвел короткими ручками каюту. – А ты пока у меня поживешь… Согласен?

У меня внутри все клокотало. Что знал про меня этот наглый рыжий Котяра?! Слишком многое связывало меня с тем остатком нашей когда-то большой и такой уютной квартиры… Но я сдержался и молча кивнул. У меня уже созрел план, как избавиться от ненавистного животного…

– Леня, мне тоже надо переодеться, – я указал на свой мятый влажный костюм. – И паспорт надо захватить. Чтобы получить по кредитке.

Котяра сначала закрутил круглой башкой, но потом нашел выход.

– Ладно. Я сам в квартиру зайду. Скажешь, что тебе вынести и где ксива лежит.

Шикарная каюта наполнилась солнцем. Карельская береза будто светилась изнутри. Я решил, что мои кошмарные ночные кредиторы давно убрались и я ничем не рискую. Я встал.

– Пошли. Тут недалеко.

– Зачем идти? – удивился Леня. – Мы же на катере.

Город просыпался. По Невскому через мост проплыл первый троллейбус. Мощный катер взревел и рванулся с места. Я ухватился за клетчатое плечо.

– Леня, ты на катере живешь?

Котяра, перекрывая двигатель, заорал фальшиво:

– Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский. Союз!

– Откуда у тебя такой катер, Леня?

– Катер не мой. Я его в аренду снял. По лизингу.

– У кого?

– Дол-го рас-ска-зы-вать, – кайфуя от скорости, орал Леня.

Пролетев тоннель Певческого моста, Леня сбросил газ и оглядел набережную.

– Чисто.

Я и сам уже заметил, что у моего дома стояли только знакомые машины соседей. Зловещего черного джипа не было. Леня аккуратно подогнал катер к спуску, привязал швартовый конец к чугунному кольцу.

– Здесь меня подожди.

– Зачем? Сам говоришь – чисто.

– А если тебя в парадняке ждут?

– Вряд ли…

– Не знаешь ты их, Славик. За тебя уже заплачено. Сиди здесь… Только больше не наливай – побью… Какая у тебя квартира?

Мой четкий план рушился на корню. Я ответил обреченно:

– Квартира семнадцать.

– Какой этаж?

– Четвертый.

– Вход со двора?

И тут меня осенило:

– Леня, мне материалы нужно взять. Ты без меня не найдешь.

– Какие материалы? – насторожился Леня.

– По Пушкину. Костя велел, чтобы я подготовился хорошенько. Чтобы не опозорился. Ты же слышал…

– Ну,– нахмурил рыжие брови Котяра.– Про Пушкина я сам тебе расскажу. От и до.

– Ты расскажешь то, что все знают. Они другого ждут… Костя обещал заплатить хорошо. Половина твоя, Леня.

Котяра почесал бакенбарду и задумался. В своем светло-коричневом в клетку костюме он походил на грустного рыжего клоуна. Галстук-лопата съехал набок. Мне даже стало на минуту жалко его. Но я понимал, что это всего лишь талантливая маскировка. Этот клетчатый клоунский костюм наглый Котяра выбрал в Вологде специально, чтобы маскироваться под печального рыжего лоха. Котяра длинно сплюнул за борт.

– За мной держись. Пошли.

Мы поднялись по ступеням спуска на набережную. Огляделись. Я спросил:

– Леня, а чем Костя сейчас занимается?

– Он большой человек, – скупо ответил Котяра.

– А французы ему зачем?

– Костя – генеральный директор фонда «Возрождение». Понял?

Я не понял, кого «возрождает» Костя… Дантеса, что ли?…

И мы вошли под арку. От мусорных баков, как испуганные коты, шарахнулись два оборванца в зимних вязаных шапках с набитыми пакетами в руках.

– Привет, археологи, – бросил им на ходу Леня.

– Привет, красавец, – прохрипел в ответ оборванец в женских сапожках.

Я прошел мимо. Оборванец улыбнулся мне кокетливо. Это была женщина, не старая еще. Я прошел, и они снова зашелестели мусором в баке.

Леня спросил во дворе:

– Какая парадная?

– Налево, – подсказал я ему.

Леня повернулся к оборванцам:

– Эй, археологи, из этой парадной кто-нибудь выходил?

Оборванка в сапожках засмеялась беззубым ртом:

– Спят, суки. Раньше девяти не встают. Господа, ети их мать…

Леня увидел развороченную выстрелом дверь и покачал круглой башкой, оглядев спящие окна.

– Как же соседи выстрелов не услышали?

– И я не слышал. С глушителем, наверное, стреляли.

– Надо торопиться, Славик. Встанут, увидят дырку – ментов вызовут. Пошли скорей.

Я набрал код и открыл ему парадную. Там нас никто не ждал.

В моей прихожей было темно и тихо. Только стучали на стене старинные дедушкины часы. Леня вошел в мою узкую комнату и сразу направился к окну:

– Ёк макарёк! Вид-то какой!… И Спас-на-Крови, и дом Пушкина, и катер мой… За один вид отслюнявят…

Я быстро переодевался для дальней дороги. Надел тренировочный костюм, шерстяную шапочку, сел надевать кроссовки. Леня прошелся вдоль стеллажей.

– Ёк макарёк! Книг-то сколько… Неужели все прочел?

– Не все, – честно признался я.

Леня осклабился:

– Слушайся дядю Леню, тогда, может, и успеешь все прочесть. Давай быстрей. Чего копаешься? Бери паспорт и пошли.

Я завязал кроссовки и встал.

– Я материалы найду, а ты пока квартиру посмотри.

– У тебя же только одна комната?

– Кухню посмотри. Кухня большая. От старой квартиры осталась.

Он пошел на кухню. И я за ним. Он посмотрел на меня настороженно, словно предчувствовал что-то.

– Собирайся, Славик. Торопись.

– Сейчас, – сказал я. – Только кухню покажу.

– А чего ее показывать? Кухня как кухня.

Я подмигнул ему заговорщицки:

– Не совсем. Есть в ней один секрет.

Леня оглядел кухню и увидел низкую дубовую дверь с блестящей бронзовой ручкой.

– А эта дверь куда?

За дверью был чуланчик без окон. Когда-то в нем жила наша домработница Анна Павловна. Давно это было. Потом в этот темный чуланчик, как в карцер, закрывал меня суровый дед, за поведение и двойки по математике. Но я об этом не сказал Лене.

Леня подошел к двери и открыл:

– Что тут? Кладовка что ли?…

Я плечом впихнул его в темный чулан. Захлопнул дубовую дверь и щелкнул широкой бронзовой задвижкой. Я был свободен!

– Дурак ты, историк, и шутки у тебя дурацкие, – сказал за дверью Котяра, еще не веря моей решимости.

Пришлось ему все объяснить:

– Это абзац, Леня. Причем полный. Прощай, Котяра.

Дубовая дверь содрогнулась, словно в нее влетело пушечное ядро. Но широкая задвижка выдержала. Я пошел собираться. Под мощную артиллерийскую канонаду я собрал в дорожную сумку свою рукопись, документы, смену белья. Из любимого фолианта про Африку достал заначку, двести пятьдесят баксов, и подо– шел к дубовой двери. Бронзовая щеколда чуть-чуть прогнулась. За дверью было тихо. Котяра отдыхал перед следующей атакой. Надо было спешить. Но я не уходил. Я сам не понимал, что меня держит, зачем я подошел к этой двери.

Котяра почувствовал мое присутствие:

– Славик… Ты молодец, ты выиграл… Открой. Билет разделим пополам… Идет?

– Не могу,– ответил я,– Извини, Леня. Ты же сам знаешь – за меня уже заплачено. Мне уйти надо, а ты мне уйти не дашь. Потому что ты Костю боишься… Извини. Я пошел…

– Славик, – остановил меня Котяра. – Ты Костю не знаешь. Он везде тебя найдет.

Я представил себе то место, куда я собрался, и улыбнулся:

– Там меня никто не найдет. Так и передай Косте. Я ушел в другое измерение.

Котяра за дверью тяжело вздохнул.

– Славик, хочешь, кредитку разделим пополам?

И тут я понял, почему не ушел, зачем стою перед этой дверью.

– Леня, если увидишь Натали, передай ей… Передай, что она… Что она очень хорошая девочка. Передай, что она мне очень понравилась. Мне так еще никто не нравился… Передашь?

Котяра засопел за дверью.

– А мораль?

– Какая мораль? – не понял я.

– Где у этой басни мораль? А, Славик?

– То, что я тебе сказал, и есть мораль.

– Дурак ты, историк! – долбанул кулаком в дверь Котяра. – Я живу в этой жизни скоро полста лет и еще не встречал таких лохов. Ты же ей тоже понравился, Славик!

Я растерялся.

– Врешь!

– Я никогда не вру! – бушевал за дверью Котяра. – Лох! Ты не видел, как она на тебя у Петропавловки смотрела. Когда она спросила: «Что-то не так, Славик?» Она же покраснела вся! Открой!

Я вспомнил светло-серые перламутровые глаза…

– Открой! – бился в дубовую дверь Котяра. – Такое упускать нельзя, Славик! Надо же до морали басню довести! Ты трахнешь ее, Славик! Я помогу. Жорика– каратиста я на себя беру! Открой, Славик!

Мне стало противно и гнусно, я пошел в прихожую.

– Не будь кретином, Славик! – глухо, как с того света, орал Котяра.

Я перекинул через плечо дорожную сумку и открыл ригельный замок.

За дверью меня уже ждали. Последнее, что я увидел – две черные маски с вытаращенными глазами. Последнее, что я подумал: «И мне – абзац! Полный!»