Текст книги "Специальный агент высших сил"
Автор книги: Алексей Зубко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Одонака женяка нам не давака…
Доверь это дело мне, – успокоил его адский пролетарий, последнее время резко пошедший вверх, словно стартующая из глубокой шахты на околоземную орбиту ракета на реактивной тяге. Только вот до ада копать поглубже будет…
ГЛАВА 17
Пьяный переворот в умах
Грязная одежда режет глаз, а грязная душа – уши.
Пословица
Если что-то светлое и водится в чертячьей душе, то это ангельское терпение. Которое любой нечистый использует с поистине дьявольским упорством. Наш черт не исключение. Особенно когда у него душа горит от желания выпить. Что уж тут поделаешь – он как-никак личность антисоциальная, персонаж отрицательный, и вообще, по пути исправления ему еще идти и идти… как тому в дупель пьяному мужику на карачках до Киева.
Поэтому стоит ли удивляться, что после того как нас весьма решительно отправили прочь, он почесал свой розовый пятак, покрутил кисточку на хвосте и заявил:
– Вы подождите меня за углом, а я попробую зайти с другого бока.
– Только не очень долго, – попросил я.
– Постараюсь.
– И близяка к женяка не подходяка, – предупредил Уморяка, виновато глядя под ноги. Наши, разумеется, своих у него отродясь не было.
– Ревнуешь? – прищурился черт.
– Моя твояка жалка.
– С какой стати?
– Оченяка рисковака.
– Думаешь, снова откажет?
– Можака зашибака.
– Да… баба она у тебя крутая. Но все же баба, – заявил черт и отправился пытать счастья во второй раз.
А мы отошли за угол, чтобы не мозолить глаза.
Не было моего «ангела-хранителя» минут двадцать, зато появился он в сопровождении счастливой донельзя Жемчужинки, что разом понизило настроение Уморяке, зато подняло его всем остальным представителям мужской братии. Кроме меня, разумеется. Ливия и так дуется, так что за неправильный взгляд на прелести другой женщины, пускай даже на одну треть рыбы, может и по шее звездануть. Морская дева прихватила с собой кожаный бурдюк, в котором, судя по торжествующему взгляду черта, находилось не меньше ведра самогона.
Возвращение к дракару заняло значительно меньше времени, нежели было потрачено нами на подъем во дворец. Еще быстрее мы накрыли стол и наконец-то приступили к трапезе. Начав, как и положено, с тоста. Наполнив принесенные одним из викингов кубки (обыкновенные, из чьих-то рогов, а не из человеческих черепов, чего я опасался), мы подняли их за знакомство.
Уморяка с непривычки закашлялся, на все его три глаза навернулись слезы. Жемчужинка же выпила огненную жидкость одним глотком и лишь крякнула. У меня возникло подозрение, что, имея доступ к самогону, она не ограничивала его употребление размоченным хлебным мякишем в день.
– Накатим-ка за всяка женщинка!
– За прекрасных дам! – поддержал морского мужа черт.
А раз есть тост и влага в кубках, то грешно не выпить. Все присутствующие решили не грешить и не стали откладывать это в долгий ящик.
– Хорошка самогонка, – причмокнул Уморяка, лениво шлепая хвостом по воде. – И почему мы раньше ее не пили кубками?
– Ничего, я вас жить научу, – ответил черт, подразумевая, что споит местных жителей, как конкистадоры индейцев. И замер, удивленно распахнув рот. – Ты только что сказал нормально.
– Что нормально? – уточнил Уморяка.
– Без своих «ка».
– Это как? – насторожился морской муж, покосившись на жену – не осерчает ли? Но Жемчужинка, не вынеся алкогольной атаки, свернулась калачиком, подложив хвост под голову, и заснула, сладко сопя и мурлыча себе под нос рыбью колыбельную: «бу-у-уль… бу-у-уль…»
– А и правда! – Наконец-то и я заметил изменение в речи нашего собеседника. – Ты больше не коверкаешь слова.
– А я и раньше их не коверкал, – возразил он.
– Вот что самогон чудотворный с людями и нелюдями делает, – назидательно подняв указательный палец, провозгласил черт. – Ибо сила в нем агромадная сокрыта.
– За это нужно выпить, – заявил Добрыня Никитич. Никто не стал с ним спорить, лишь наши дамы перешли на более легкие напитки, превратив самогон в коктейль методом выдавливания в него плодов граната.
Воспользовавшись благоприятным случаем, я немного расспросил Уморяку, уточнив для себя кое-какие непонятные моменты.
– Объясни мне, что там за дела с четвергом.
– Каким четвергом?
– Ну… сегодняшним. Почему ты напомнил об этом своему морскому царю.
– Четверг – рыбный день.
– У всех рыбный, – встрял черт.
– И что? – Мне не удалось уловить взаимосвязи.
– В рыбный день из всех морских даров мы едим только рыбу.
– То есть от этого зависело меню царева угощения?
– Да.
– Так ведь там все равно никаких других морских даров не было, – напомнил я.
– Были, – покачал головой Уморяка. – Вы.
Не сразу, но смысл сказанного проник в мое сознание, и запоздалый ужас напрочь отбил аппетит.
– Нас всех могли съесть?
– Нет, – успокоил меня Уморяка, бережно приняв у черта изогнутый рог-кубок. И уточнил: – Двоих-троих хватило бы.
– Ах вы, каннибалы чертовы! – вспылила Ливия.
– Не-а, – отмахнулся один из лучших представителей чертячьей братии, состоящий на половине ставки в должности ангела-хранителя, но на второй половине оставаясь бесом-искусителем. – Напрасно клевещешь – они сами по себе каннибалы, я тут абсолютно ни при чем.
– Людоеды проклятые! – высказалась и Леля, вздернув кверху конопатый носик.
– А я чего? – попятился Уморяка. – Я как все.
– Постой, – удержав на месте Дон Кихота, потянувшегося за моим мечом, попросил я. – Он-то не виноват – окружение такое.
– Такое, – согласно кивнул морской муж.
– А кто тогда виноват? – поинтересовался благородный идальго, отчаявшись добраться до меча и поэтому вооружившись шампуром. – Сейчас я его…
– Никто не виноват…
– Так не бывает.
– Бывает, – возразил я. – Так ли давно наши предки сами питались друг дружкой?
– Никогда.
– А вот тут ты ошибаешься, – возразил я. – Все расы прошли этот позорный этап, а некоторые и до сих пор…
– Так это, – почесав бородавку, заявила Яга, – клевещут на меня люди. Отродясь не ела сырой человечины.
– А не сы… впрочем, лучше оставим этот вопрос. Не об этом речь.
– Правильно. Нужно решать, что с людоедами делать.
– Сжечь, – предложил Дон Кихот. – На костре.
Уморяка нервно сглотнул и как-то даже побледнел, несмотря на то, что весь был покрыт чешуей и ростом превосходил любого из нас.
– Так нельзя, – возразил я. – Нужно воспитывать.
– Да как из них людей воспитаешь? – пожал плечами черт, отчего его ангельские крылья непроизвольно распрямились. – Знаю!
– И как? – в один голос поинтересовались мы.
– Самогоном.
– Самогоном?
– Им, родимым, – уверенно заявил черт и принялся расталкивать спящую Жемчужинку. – Проснись, не время спать, родину спасать нужно.
– А? – недоуменно вытаращила покрасневшие глаза морская дева. Чего-чего, а завораживающей силы в них не было ни грамма. И нужно-то для этого, оказывается, всего грамм сто пятьдесят-двести. – Не сегодня.
– Зелья у вас в запасе много?
– Отстань! Голова болит…
– Да проснись же!
– Пристройся потихоньку, – предложила морская дева, перевернувшись на другой бок и прогнувшись. – Только не тормоши…
Черт сглотнул и покосился на Уморяку. Как он на это прореагирует?
– Плесни на нее водой, – посоветовала Леля.
Но и вода не помогла.
Мы выпили, чтобы лучше думалось.
Подействовало.
Предложения посыпались как из рога изобилия.
– Нужно влить в нее еще самогона, – предложил черт. – Клин клином вышибают.
– Берем с собой, – сказал я. – Пока доберемся до места – проспится.
– Нашатырь есть? – спросила у Герольда Мудрого Ливия, получив в ответ недоуменный взгляд и вопрос о значении этого незнакомого слова.
– А еще можно прижечь, боль протрезвляет.
Мне не хотелось бы называть источник этого совета, поскольку это может пагубно сказаться на положительном образе героя.
Ни с того ни с сего все разом замолчали, погрузившись каждый в свою думу. Спустя минуту, прочистив горло, черт заявил:
– Мент родился.
– Кто?
– Типа дружинник такой. И самый известный из них – дядя Степа.
– А ты как про то, что он родился, узнал? – поинтересовался Дон Кихот.
– Просто так говорят, когда в компании разговор внезапно прервется и все разом умолкнут.
– Так это часто случается, – заметил Добрыня. – И что, каждый раз мент рождается?
– Говорят…
– Да их бы уже столько было – не продохнуть. А я покамест ни одного не встречал.
– На твое счастье они появятся много позже.
– В чем же тут счастье? – не понял богатырь.
– А вот представь себе, вышел ты из кабака пьяный, стал у забора – насущные проблемы свои решить, а они тут как тут – плати деньги.
– За что? – удивился Добрыня Никитич.
– За то, что до дому не терпел, – пояснил черт.
– Какое коварство! – изумились наивные дети нынешнего века, совсем не думая о том, каково потом будет под тем же мокрым забором спать следующему пьянице, которого сморит усталость сразу за дверями шинка. Да… не ценят у нас заботу о людях.
– Слушайте дальше. Ты терпишь, седлаешь коня, чтобы до дому скорее добраться… Ага! Стоять! Куда?! Почему на коня в пьяном виде сел? Плати! Почему по городу его гнал? Плати! Плати… плати…
– Ужас-то какой! Как же там жить можно?
– Привыкают, – пожал крыльями черт. – А что делать?
Спустя минут десять, породив как минимум еще пару десятков представителей правоохранительных органов, что должно благоприятно сказаться на уменьшении криминогенности обстановки в будущем, мы возобновили обсуждение планов на ближайшее время, оставив дела будущим потомкам.
– К царю нужно идти, – заявил Уморяка.
Ему виднее. По крайней мере, нам так показалось с пьяных глаз – уж очень коварной штукой оказался этот подводный самогон. Хотя и вонючий, но горло почти не дерет, а в голове после него как в морской раковине: пусто и в ушах «шу-у-у……
Решили – собрались и пошли. Хорошо так, весело. С песнями и плясками черта на моем плече. Все оттоптал своими копытами, скотина! Но это я уже только наутро почувствовал, сейчас же вместе со всеми старательно выводил своим немузыкальным голосом:
Вставай, страна подводная,
Вставай, а мы нальем.
С нечистой силой, темною,
Тебя спасать идем…
Со стоявшими на воротах охранниками у нас состоялся краткий, но плодотворный разговор:
– Кудака?
– К царю, – ответил Уморяка.
– Почемука? – удивились стражи.
– Разговор есть, – неопределенно пояснил я.
– А…
– Самогон будете? – не мудрствуя лукаво заявил с моего плеча черт.
– Наливака! – не поверили своему счастью стражи. Оно и понятно, не каждый день достается простым служакам такая роскошь. А для хладнокровного от рождения существа это почти единственная возможность почувствовать всю полноту жизни, подхлестнутой бегом разгоряченной крови по венам. И если уж смоченный самогоном сухарик вызывает в их организмах положительный сдвиг, то от стакана в их крови вспыхивает настоящий пожар.
– Вот и хорошо.
Стражников мы угостили остатками прихваченного с собою самогона, для чего пришлось переместиться в ближайшую содержащую воздух комнату. Не знаю, в чем тут причина, но после принятых на грудь ста пятидесяти граммов морские мужи как один начинают говорить по-человечески и перестают бояться своих дражайших половинок.
– Значит, так, мужики, – оттолкнув в сторону морду слишком любопытной мурены, произнес я, – вы остаетесь на своем посту. Вопросы есть?
– Никак нет!
– В любопытстве их не обвинишь, – пробормотал черт себе под нос.
– Оставив его слова без внимания, я громко скомандовал:
– Остальные за мной!
Первым делом пополнив запасы огненной воды за счет национализации царевых запасов самогона, мы выпили за удачу нашего начинания, от которого зависело не только светлое, не каннибальское будущее этого вида морских разумных обитателей, но и продолжение нашего похода на остров Буян.
– Значит, так, сперва захватим почту и телеграф, – заявил многоопытный черт.
– У нас такого нет, – расстроился Уморяка, решив, что наши планы пришли к преждевременному краху.
– Тогда Интернет и спутниковую связь.
– А что это такое?
– Тогда нужно взять под контроль голубиную почту и сигнальные вышки.
– Какие под водой могут быть голуби? – удивился Дон Кихот.
– Ну гонцы-то у вас водятся?
– Водится один, – обрадовался Уморяка. – Только его отправили в летнюю резиденцию… Царь вспомнил, что вроде бы забыл окно прикрыть.
– Какая дикость, – поник черт, покосившись на полный бурдюк, покачивающийся на плече у Добрыни. – Ничего, я из вас людей сделаю… главное – пластического хирурга хорошего найти.
За разговорами мы добрались до царских апартаментов. Из-за прикрытых дверей доносились тоскливые звуки гуслей и полусонный голос Садка, напевавшего местному владыке новгородские былинные сказания про себя любимого.
– Ничего, что мы без специального приглашения? – поинтересовался я, входя в покои морского царя. В этот момент я чувствовал себя словно дядька Черномор, сопровождаемый тремя с лишним десятками богатырей.
Морской царь полусонно моргнул глазами и, приподнявшись на локтях, поинтересовался:
– Чего надо?
– Разговор есть, – ответил я.
– А вы кто такие? – поднимаясь из бассейна, спросила морская дева, закутанная с головой в толстое покрывало.
– Друзья, – уверенно заявил Уморяка, осторожно сняв с плеча и опустив в воду свою посапывающую супругу.
– Завтра же все блюдами станете, – приподнявшись на локтях, заявил морской царь. Как ни странно, на его лице не отразилось ни тени страха. Либо он неуязвим, либо излишне самоуверен.
– Нет! – выкрикнула Ливия.
– Правильно, – поддержала ее моя рыжеволосая сестрица. – Нужно любить друг друга, а не есть.
– Значит, так, – беря инициативу в свои руки, начал я. – Людей впредь вы есть не будете! И точка!
– Что сейчас будет… – Садко попятился к выходу, прикрыв голову гуслями и перемещаясь мелкими шажками.
Интересовавшаяся нашими личностями морская дева кашлянула и напевно заговорила, раскачиваясь из стороны в сторону:
– Слушайте слова мои, идущие к душам вашим. Слушайте… – с присвистом повторила она. Что и говорить, голос у тетки был отменный – чистый, звенящий серебряными колокольчиками. Куда там томному воркованию Жемчужинки. Здесь уровень совершенно иной. – Слушайте слова мои. Слушайте… Над всеми есть воля царя морского. Слушайте и повинуйтесь. Я говорю… льются слова в ваши души. Вы слушаете душами. Душами внимаете словам моим. Внимаете и повинуетесь. Повинуетесь, ибо так быть должно. Так быть должно – так и будет. Ибо таковы слова мои. Воля царя такова. Вы повинуйтесь словам моим и воле царя. Говорю вам: «Стойте на месте». Я говорю – вы повинуетесь. Все стоите… А ты иди ко мне. – Из-под накидки высунулся корявый палец с длинным-предлинным ногтем и указал на меня. – Я прекрасна, и ты с радостью идешь ко мне. Остальные стоят и ждут своего череда, ибо на то воля царя и слова мои. Иди ко мне.
«Ладно. Подойду, – решил я. – Почему не подойти, раз женщина просит».
Я неспешно приблизился к закутанной в покрывало морской деве, уловив боковым зрением, как напрягся на ложе царь.
– Иди ко мне. А все стоят: Неподвижно и терпеливо ожидая моих слов и воли царя…
С плеском хлюпнулись в воду гусли замершего у входа Садка, но он даже не попытался их поднять.
«А ведь расклеятся, поди…» – мимолетно подумал я.
Продолжая что-то говорить, морская дева при моем приближении приподнялась и сбросила покрывало.
– Люди столько не живут, – с моего плеча заявил черт, вздрогнув. Невоспитанно, но вполне освещает суть вопроса. Обнажившуюся передо мной морскую обитательницу назвать девой язык не повернется – она выглядела не моложе Яги. Хотя, к чести последней, должен признать, что в обнаженном виде мне ее не доводилось лицезреть.
– Иди ко мне, – подняв навстречу мне свои руки, томно позвала морская обитательница. Может, когда-то она и могла привлечь, но теперь… Серая кожа дряблыми складками покрывала ее тело. Лысый череп с ввалившимся внутрь носом и белесыми глазками влажно блестел. Руки с распухшими суставами и очень длинными ногтями нервно дрожали. Чешуя на ногах местами доросла до бедер, утратив при этом живой блеск. – Иди…
– Нам и отсюда хорошо видно, – уверил ее черт, отворачиваясь.
– Вы бы набросили покрывало, – посоветовал я – Стыдно уж в вашем возрасте прелестями голыми светить. Хорошо, у меня желудок крепкий.
И хотя я пытался говорить как можно миролюбивее, моя собеседница вспыхнула от гнева, оскалив острые, как иглы, зубы.
Мне стало стыдно. Так обидеть пожилую женщину…
И тут эта «почтенная матрона» бросилась на меня с явным намерением укусить.
Я успел отскочить в сторону.
– Ах ты, курица бесстыжая! – рассердилась Ливия.
Бум!
Повернувшись, я обнаружил покачивающееся на воде бесчувственное тело морской девы не первой свежести, потирающую руку жену и нервно икающего на своем ложе морского царя.
– Как это? Как? – словно заведенный повторял он.
– Она первая начала, – обняв жену, ответил я.
– Без ста грамм здесь не разобраться, – намекнул мой «ангел-хранитель», хитро наморщив свой порозовевший пятак.
Разлили. Штрафникам по двойной порции. Выпили.
Ужас из глаз морского царя исчез словно по мановению волшебной палочки.
– Полегчало, – признался он. – Но почему песнь сирены на вас не подействовала?
– Где сирена? – не понял я.
Местный правитель указал на торчащий из воды лысый череп.
«Вот оно в чем дело…»
От выпитого в моей голове появился приятный гул, а по телу растеклась мягкая нега, вызывающая желание где-нибудь прилечь и расслабиться.
– Не время расслабляться, – заявил черт, словно прочтя мои мысли. Ему-то хорошо: развалился на плече и ножки свесил.
После второй порции спиртного морского царя развезло, и он полез обниматься со всеми поочередно, признаваясь в вечной любви.
Грех было не воспользоваться благоприятной минутой. И мы ею воспользовались. Не в смысле поцелуев, а для воплощения наших планов в жизнь.
Не откладывая на завтра то, на что мы подбили его сегодня, морской царь издал указ, запрещающий всем его подданным считать людей, хоть живых, хоть утопленников, морскими дарами, со всеми вытекающими отсюда запретами на употребление их в пищу. Как известно, указ вступает в действие после его оглашения, которое было осуществлено немедленно, без откладывания до утра, и завершено массовой пьянкой. Как только содержимое алкоголя у мужской части населения достигло определенного уровня, они перестали быть подвержены гипнотическому воздействию морских дев. Девы эти от рождения наделены чудесным голосом, действие которого становится с возрастом лишь сильнее, а после перерождения морской девы в сирену – и вовсе всесильным. Но бороться с этим можно. Помнится, Одиссей смог избежать их смертоносных чар, повелев своим спутникам заткнуть уши. А что? Это идея.
Я поделился соображениями с морским царем, но его такой способ не воодушевил, он небезосновательно предположил, что его подданным больше понравится открытый нами способ.
Я не стал ни спорить, ни настаивать.
– Где мы? – поинтересовалась Жемчужинка, проснувшись. – И царь здесь.
Уморяка нежно потрепал ее по плечу, чем вызвал удивленный взгляд, и произнес:
– Отдыхай, дорогая.
– Угу, – согласилась она.
– Вот и хорошо, – произнес я. – А нам пора.
– Куда? – спросил морской царь.
– На остров Буян, – ответил я.
– Доставим с ветерком, – пообещал местный владыка.
– И проводим с музыкой, – тренькнул по струнам Садко.
Кажется мне, он предложил это чистосердечно, но почему от его слов на душе муторный осадок?
ГЛАВА 18
Морской круиз
Дорогу осилит ползущий.
Тортила
Морской царь, как я уже говорил, пообещал доставить нас до острова Буяна с ветерком. И слово свое сде… е… Апчхи-и-и! Извиняюсь, продуло. Так вот, слово свое он сдержал. В прямом смысле.
Первые нехорошие предчувствия у меня появились с самого утра, когда нас разбудили и, не дав похмелиться для поправки здоровья, вручили каждому по баночке какого-то густого сиреневатого варева, не только дурно пахнущего, но и на вкус напоминающего экскременты кольчатых червей. Относительно последнего утверждения мне приходится полностью положиться на глубокие познания моего персонального черта, поскольку он единственный, кто умудрился попробовать эту гадость на язык. Нет, не продукт жизнедеятельности червей, а принесенную сиреневатую гадость.
– Нужно намазака на тело, чтобы не замерзака, – пояснил Уморяка, у которого вместе с понижением содержания в крови алкоголя вновь ухудшилось произношение. Понять-то сказанное можно… частично и с трудом. – Поплывяка одонака. Вас уже ожидака.
Ждать пришлось довольно долго. Что было обусловлено не столько величиной площади, которую надлежало равномерно покрыть сиреневой мазью, сколько трудно-доступностью некоторых ее участков. Бабу Ягу вообще пришлось из-под дракара вытаскивать, куда она пыталась спрятаться. А чего бояться? Сиреневая мазь ложилась на кожу мягко и даже как-то нежно, оставаясь почти невидимой и совершенно неощутимой матовой пленкой. Поди, летая по молодости на шабаш, еще не тем намазывалась? В итоге все же победили здравый смысл и моя луженая глотка. Натерев тела сиреневой мазью (черт в данном процессе не участвовал, заявив, что с него достаточно того, что он успел принять внутрь), мы оделись по-походному и вооружились. Щиты викингам пришлось оставить, но бросить свои рогатые шлемы, они отказались наотрез – и правильно, нужно же чем-то врага устрашать? С сожалением бросив последний взгляд на дракар, который навечно остается в пещере, мы поплыли за морским мужем. Сперва из пещеры, а затем и вверх – к мерцающей над головой поверхности.
– И как в этих седлах сидеть? – поинтересовался Дон Кихот, подозрительно рассматривая свое новое средство передвижения, которое в свою очередь не менее внимательно и осмысленно изучало его.
Уморяка равнодушно пожал плечами, а Жемчужинка, счастливо сияя розовыми, как у кролика, глазами, к месту смотрящимися на помятом и бледном лице, согласно кивнула головой, непонятно с чем соглашаясь.
– На таком мне раньше кататься не доводилось, – признался я, погладив широкий нос находящегося рядом дельфина. Вот уж не думал, что они вырастают до таких размеров! Как минимум пять метров от хвоста до рыла. Как-то неприятно называть дельфинью мордашку рылом, глядя в его умные глаза.
– Недаром же говорят: век живи – век учись, – блеснул знанием пословиц черт, покачиваясь на волнах. – Не век же тебе на олене кататься…
– Мы поплывем на дельфинах? – недоверчиво спросила Ливия.
– По всей видимости, – подтвердил я. – А что?
– Как-то это необычно…
– Но выбирать-то все равно не приходится, – пожал плечами я. – Не вплавь же нам добираться до острова? Так что давайте-ка, забирайтесь на скакунов – и в путь-дорожку.
Сказать не трудно, а вот сделать… Думаете, легко заставить дельфина пустить к себе на спину Бабу Ягу? Да они от нее словно Дункан Маклауд от гильотины шарахаются. А Лелю? Нет, к ней-то они сами подплывают, а вот она каждый раз при этом пытается вскарабкаться мне на голову с совсем несерьезным визгом. Про Рекса и вспоминать не хочется… Дурдом, одним словом. Хорошо хоть викинги не привередничают. Сказал им залезать на дельфинов – они быстро и четко выполнили приказание.
Потратив час времени и пучок моих нервов, которым, если наука не ошибается, не суждено восстановиться, мы наконец-то оказались готовы начать заплыв до острова Буяна. Рекса поместили на одного дельфина с Добрыней, который пообещал присмотреть за ним. Я посадил перед собой жену, надеясь хотя бы немного облегчить ей путешествие. Черт тоже порывался присоединиться к нам, но его взял в седло Дон Кихот. Только сделал это он не из-за какого-то особого расположения к рогатой нечисти, а исключительно в целях самозащиты. Баба Яга, воодушевленная примером моей жены, решила последовать ему и прокатиться на пару с благородным идальго, запавшим в ее сердце. В планы самого идальго Ламанчского романтическая прогулка со старой ведьмой не входила, вот он и ухватился за черта, как утопающий за соломинку. Яга обиделась, но, на счастье рыцаря, мы все еще находились в зоне, где магия не действует, и ведьме пришлось мстить как обыкновенной женщине. То есть: «Пускай увидит, как такое сокровище, как я, достанется другому, и слюной от зависти подавится». Не повезло Герольду Мудрому, на которого пал выбор Бабы Яги. Хорошо, она не услышала вздох облегчения, который вырвался у Дон Кихота, когда опасность миновала. Леля от помощи отказалась, заявив, что не намерена позволять кому бы то ни было безнаказанно щупать ее девичьи прелести под предлогом помощи.
Простившись с Уморякой и Жемчужинкой, а также всплывшими попрощаться с нами обитателями дворца морского царя, лица которых сохранили не только следы вчерашнего переворота в умах, но и готовность следовать и дальше выбранным курсом, мы дружно обернулись к Садко. Как-никак он здесь единственный наш земляк.
– Может, поплывешь с нами? – предложил я.
– Пожалуй, нет. Мне тут вроде как предложение интересное сделали. Так что по шабашу маленько, деньжат накоплю – вернусь и женюсь.
– Это дело хорошее. И присматривай за ними… Чтобы пить не забывали. Ну, ладно. Нужно прощаться.
Стали прощаться. Мы пожелали морским обитателям благополучия, они нам удачи; мы им не чихать и не кашлять, они нам регулярного приплода и обильного улова… Возможно, мы еще долго обменивались бы взаимными расшаркиваниями, если бы не мой бес-искуситель. Или ангел-хранитель… Никак не могу научиться опознавать, какую ставку в какой момент он отрабатывает. Вот когда он сидит на плече, то тут можно определиться по тому, на каком именно. На левом – бес, на правом – ангел. А так… сплошная неопределенность.
– Вы, главное, не забывайте регулярно принимать самогон, – напомнил черт морским обитателям.
– Самогоняка, – радостно закивали обитатели океанических глубин. – Обязака!
Теперь есть надежда, что они со временем станут цивилизованными людьми, если раньше не сопьются. Время покажет.
– До встречи!
– До встречи!
Дельфины дружно фыркнули и, построившись журавлиным клином, стремительно рванули вперед. И понеслись… вверх-вниз. То взлетая над гребнем волны, то погружаясь под воду, так что только голова наездника с дико вытаращенными глазами и натянутой по самые уши красной резиновой шапочкой остается торчать, словно буек, за который не рекомендуется заплывать. Не самый удобный способ перемещения… зато действительно быстрый.
Как вы понимаете, при таком способе передвижения разговаривать не представляется возможным, а дремать просто смертельно опасно – не уверен, что потеря одного наездника заставит дельфиний клин остановиться. А как попросить их об этом, я понятия не имею, но думаю, словами тут не поможешь. Они их просто не услышат. Единственное занятие в сложившихся обстоятельствах – это подтверждение самому себе факта своего существования согласно утверждению: «Мыслю – следовательно, существую». Так почему бы не скрасить тревожные думы приятной музыкой?
Достав из-за пазухи мокрые комочки наушников, я попытался отжать их, но после очередного стремительного погружения в океаническую воду понял бессмысленность данного занятия и засунул их в уши, с трудом протолкнув указательным пальцем под привязанную к голове резиновую шапочку. В условиях постоянных рывков вверх-вниз это оказалось не только трудным занятием, но и опасным: я дважды угодил пальцем в ухо, трижды в кадык и один раз в правую ноздрю. Но на этот раз искусство обошлось без жертв. С облегчением переведя дух, я попытался нащупать пальцами клавишу пуска. Привлеченная моей возней, Ливия обернулась и, нежно поцеловав, помогла мне нажать на нужную кнопку. Остается надеяться, что плеер, как указано на корпусе, абсолютно герметичен и пребывание в воде не сказалось отрицательно на его функциональности.
Вот и время подумать, никто не тревожит заботы,
Кто вскрывает консервам живот, кто считает багаж,
Кто молчит, кто храпит очень громко и строго
по нотам,
Кто уткнулся в стекло – изучает унылый пейзаж…
Не прислушиваясь к словам, а пропуская музыку через душу, в наличие которой хочется верить я вспоминал прошлое, оценивал настоящее и пытался отыскать тропу в счастливое будущее, затерянную среди сотен и тысяч таких же, но которым лучше так и остаться всего лишь вероятностями.
На десерт помоешь грушу – ты давно себя простил,
Ты продал чертенку душу – видно, мало запросил,
Ты мало запросил…
«Может, стоило оставить Ливию дома? – с настойчивостью точащей металл ржавчины вернулись сомнения. – В ее положении…»
Комок подступил к горлу, а на глаза навернулись слезы.
Да, все я это понимаю. И то, что негоже женщине в положении трястись посреди океана в седле дельфина, что беременным нужен покой и соблюдение режима… все знаю. Но также я знаю и то, что, оставшись дома, она просто с ума сошла бы, не находя себе места от беспокойства. Не такая она натура, чтобы терпеливо сидеть у оконца, ожидая вестей издалека. Со мной же, несмотря на выпавшие на ее долю испытания, она занята тем, что спешит на помощь нашему Ванечке. И не позавидуешь похитителю, когда мы до него доберемся. А мы доберемся…
На горизонте мелькнул одинокий парус, такой сиротливый в своей белесой невинности на фоне безбрежного моря ультрамарина, от которого рябит в глазах. Мне почему-то представился бывалый «морской волк», стоящий у штурвала с неизменной трубкой в коричневых от никотина зубах. Неравномерно заросшее седой щетиной лицо, на котором выделяются пронзительно-голубые глаза – в них отсвечивают арктические льды. Темный бушлат, несмотря, а может, и вопреки морозу и ветрам, распахнут на груди, обтянутой полосатой тельняшкой, рукава закатаны по локоть, на правом запястье темно-синяя татуировка: широколапый якорь, обвитый обрывком цепи. «Только смелым покоряются моря…»
В глубине возникло что-то огромное и темное, неумолимо стремящееся к поверхности.
«Подводная лодка, – мелькнула в голове нелепая мысль. – Откуда?»
Вздыбилась водная гладь, расступилась пред могучим телом. И откуда бы здесь взяться подводной лодке? Оттуда же, – напомнила память, – откуда и пиратскому кораблю с Веселым Роджером на мачте. Поднялась в воздух струя воды, распалась на высоте красивым фонтанчиком, заструилась по широкой спине кита.
А наши верховые дельфины несутся дальше, все ближе к конечному пункту нашего путешествия – острову Буяну. Если прогнозы Уморяки верны, то к вечеру мы должны быть на месте.
От свежего морского ветра, от водных процедур, а может быть, и от времени, но похмельная головная боль исчезла бесследно, зато желудок, забыв вчерашнее изобилие, бесцеремонно напомнил о своих потребностях бурчанием. Или это просто пустые кишки устроили забастовку под звуки марша? Невольно сглотнул, но это положения не спасло.
Чтобы забыть о голоде, стараюсь думать о чем-то другом. И первое, что приходит на ум, – меню шинка «Косолапый обжора на привале». Гусь с яблоками, кабанья нога под чесночным соусом, печеный сом… Как вы, наверное, догадались, забыть о голоде мне не удалось. Так что при виде появившейся на горизонте земли я издал не просто крик, а просто-таки вопль:
