Текст книги "Специальный агент высших сил"

Автор книги: Алексей Зубко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Отступление девятое
МОРКОВЬ НАВОДИТ НА МЫСЛЬ

Человек, идущий за веру на костер, вызывает уважение, а посылающий на него по той же причине других – презрение. А ведь они оба делают одно дело.

Томас Торквемада

Остановившись у зеркала, Пантелей замер, рассматривая свое обезображенное лицо. Щемящее чувство жалости к самому себе сжало его сердце, комок горечи подступил к горлу, на глаза навернулись слезы…

– За что? – вопросил горбун у отполированной до зеркального блеска поверхности. – За что мне это наказание?

Отражение не ответило. Оно со слезами на глазах смотрело на человека, заглядывающего в него из тога, трехмерного мира. Зеркалу и раньше не доставляло особого удовольствия лицезреть горбатую фигуру с крысиными чертами лица, а при нынешнем его разноцветье… ужас! Одно ухо больше другого раза в два, но это еще что, позавчера оно было просто-таки гигантским, словно у слона, и ложилось на плечо, к тому же уши различаются своей раскраской. То, что поменьше, – естественного грязно-серого цвета, оттенки второго варьируют от темно-багровой мочки до иссиня-черной верхней части. Нос вообще напоминает свежевскопанную картофелину. Весь такой шишковатый, с оспинами глазков и лохмотьями шелушащейся местами шкуры. Из-за распухших черных губ выглядывают гнилые зубы, с видимыми с первого взгляда в их неровных рядах вакансиями. Из-за этого при разговоре Пантелей иногда издает свист, не придающий внятности его бормотанию. В остальном же лицо горбуна представляет собой один огромный синяк разной степени заживания.

– О-хо-хо…. – скорбно вздохнул он, вытерев рукавом глаза.

Сидящий за столом в дальнем углу над тарелкой Ванюша сострадательно шмыгнул носом, чувствуя себя виноватым. А тут еще Локи потешается вовсю:

–  А ухо-то, ухо… Ха-ха! Таким от мух отмахиваться можно. Хи-хи…

Ванюша поднял маску Локи на лоб. Порой ему казалось, что, кроме розыгрышей, на ум скандинавскому богу ничего не приходит. Если он не потешается над результатами какой-то проделки, значит, занят подготовкой следующей. Теперь ребенок начал понимать, за что Один – это у них самый старший бог, как у славян Сварог, – заточил шутника в маску. А когда разбуженный Мамбуней Агагукой Алатырь-камень развеял всю окрестную магию, кроме той, которая служит новоявленному божку, то исчезло и проклятие Одина. Пускай и частично: Но это позволило Локи не только глупенько хихикать и корчить маску в улыбке как раньше, но и общаться с тем, на ком она надета. А это уже прогресс после почти века вынужденного молчания. Осталось обождать, пока исчезнет магия амулета Агагуки, мощь которого, усиленная Алатырь-камнем, не дает Локи покинуть временную тюрьму и вернуться в свое тело, оставшееся в Валгалле. И как только эта магия исчезнет… он свободен.

– Пантелей, сделай то, Пантелей, сделай это, – кроша в булькающую в котле кашу одну морковину за другой, бормочет себе под нос горбун, – а у меня все косточки болят немилосердно. Все болит, и взглянуть страшно.

– До свадьбы заживет, – пообещал Ванюша. – Уже и сейчас почти ничего не видно.

– А? – обернулся Пантелей.

– Говолю, до свадьбы заживет.

–  Ты это него надумал? – поинтересовался Локи.

– Какой свадьбы? – спросил горбун.

– Твоей.

– Я про нее ничего не знаю, – признался горбун. – А на ком?

– Найдем, – пообещал Ванюша, подумав, что можно будет попросить о помощи тетю Лелю. Она в таких вопросах специалист. Сама говорила.

– Один вы, пророк, к бедному горбуну сострадаете, один вы жалость имеете. Хотите Морковку? – неожиданно для самого себя предложил Пантелей.

–  Скажи ему, пускай засунет ее себе… —влез с советом Локи.

– Хочу, – наперекор чужому совету и своему желанию ответил Ваня. И приняв протянутый овощ, воспитанно поблагодарил: – Спасибо. Только я съем ее позже. Сейчас что-то не хочу… наелся.

– Так возьми еще. – Пантелей чуть ли не насильно вложил в руки ребенка целый пучок связанных черешками бледно-желтых овощей.

– Спасибо, спасибо. – Сунув гостинец в карман, Ванюша поспешил откланяться. – Я пойду?

– Конечно, – попытался улыбнуться Пантелей. Если он надеялся так испугать ребенка, то напрасно, Ваня Бабу Ягу видел. – Захотите морковки – всегда милости прошу.

– Угу.

Покинув кухню, ребенок направился в тронную залу. Там у него было два дела. Одно обязательное и при этом не очень приятное – выслушивать рассказ Мамбуни Агагуки про то, какой он замечательный и как всем им повезло. Второе совсем не обязательное, но последствия его должны порадовать посеянными в рядах противника (а считать кем-то иным своих похитителей Ваня не собирался) сомнениями.

Войдя, Ванюша осмотрелся и, обнаружив дверь в подземелье распахнутой настежь, быстро сообразил, почему в зале нет ни Агагуки, ни его военного советника Отто. Они спустились к пленникам, надеясь узнать какую-то Большую Военную тайну. Отморозов тоже отсутствовал, с головой уйдя в исследование какой-то фантастической виртуальной вселенной. А это надолго…

Двигаясь вдоль стены, Ваня заглянул в чернеющий провал подземелья, но ничего там не рассмотрел и прошел немного дальше, остановившись у стеклянной трубы с блондинкой. Она, ласково поглаживая гладкий, блестящий шест кончиками пальцев, сделала несколько размашистых взмахов сбитыми бедрами, вокруг которых взметнулись перья коротенькой юбочки. Затем акробатическим прыжком запрыгнула на шест, обхватив его ногами, и откинулась назад, позволив гравитации продемонстрировать ее прелести, вывалившиеся из слишком узкого для них вместилища.

Ванюша стеснительно отвернулся.

–  Ну давай же, —напомнил о себе Локи.

Ванюша прогулочным шагом приблизился к пальме, якобы чтобы полюбоваться на обезьянку, которая и в самом деле весьма забавна, нащупал в кармане катушку ниток. Оглянувшись на раскрытую дверь в подземелье, он нырнул в стоящую рядом соломенную хижину, в которой Агагука проводит все ночи. Дрожащими от волнения руками Ванюша привязал нитку к лежащей в углу тростниковой циновке и расправил насыпанное на нее сено, служащее Агагуке постелью.

–  Цепляй за солому, – подсказал Локи.

Пустив нитку по стенке, Ваня прицепил ее в паре-тройке мест к топорщащемуся из стены строительному материалу и прикрутил к дымовому клапану.

Совсем близко раздался свист, и Ванюша поспешно выскочил из хижины. Сердце трепещет, словно пойманная птица, испуганно мечущийся взгляд выхватывает открытую дверь в подземелье, в черном провале которого пляшут отблески огня, извивающуюся у металлического стержня танцовщицу и покачивающуюся на ветке обезьянку. И никого, кому мог бы принадлежать предупредительный свист. Бегом подлетев к пальме, Ванюша запрокинул голову кверху, словно бы рассматривая резвящегося в ветвях примата. Мартышка подмигнула ему и отсалютовала свободной лапой.

Ванюша с удивлением присмотрелся к обезьянке внимательнее. Какая-то она странная…

Из подвала показалась сперва синюшная лысина, а затем и весь Отто фон Неггерман, держащий плюющийся искрами факел над головой. Следом вышло и местное божество, недовольно кривя губы и теребя торчащее из носа костяное кольцо.

Мартышка пронзительно крикнула и принялась раскачиваться на ветке, что требует недюжинной силы и ловкости. Ведь у черта, в отличие от настоящей обезьяны, на ногах копыта, а не цепкие пальцы, и ими за ветви не ухватишься.

– Здлавствуйте, – громко произнес Ваня, обнаруживая свое местонахождение.

– А… мой пророк. Что делаешь?

– За обезьянкой наблюдаю.

– Скоро у тебя сотни таких обезьян будет, – пообещал Агагука. – Даже тысячи… Вот уничтожим прочих богов…

– Я-а – я-а, – закивал головой Отто фон Неггерман, фамилию которого Ванюша при произношении исковеркивал на свой манер, заменяя двойную «г» на «х», что в традициях русского народа. Павлу Отморозову это так понравилось, что он и сам начал величать эсэсовца подобным образом, позабыв излюбленное обращение «военный».

– А я, Мамбуня Агагука, не просто какой-то там божок. Нет. Это время – мое время. Отныне и навечно…

Ванюша сделал внимательное лицо, а сам задумался о своем. О том, как сильно он соскучился по маме и папе, по Рексу и Пушку… Интересно, как там поживает Пеппи? Вот хорошо будет на нем покататься! Если еще сделать доспехи, как у Дон Кихота… а не эти дурацкие, с нашитыми пластинами из фольги.

–  До чего же нудный тип, —зевая, произнес Локи.  – Ничего, мы его расшевелим.

Сунув руку в карман, Ванюша нащупал тугой пучок морковок.

«Морковка…» – произнес он мысленно. И тут же, пораженный неожиданной мыслью, воскликнул: – Морковка!

– Что? – растерялся Мамбуня. – Какая морковка? При чем тут морковка?

– Я… я… угостить хотел. Вот.

– Вроде как подношение, – сообразил Мамбуня Агагука. – Давай.

Ваня протянул овощ, уже зная, как использовать оставшиеся у него бледные корнеплоды в своих целях. «Спасибо Дедушке Морозу за науку».

–  Ты чего это надумал?

Ребенок лишь многозначительно хмыкнул, с нетерпением ожидая окончания лекции о величии Мамбуни Агагуки в исполнении автора, после чего можно будет выйти на улицу, где много-много снега.

ГЛАВА 14
В пасти морского змея

Даже в раю не бывает безоблачных дней – ходить не по чему будет.

Проповедник-пессимист

Во второй раз на протяжении одних суток оказаться в плену – это, знаете ли, слишком даже для неблагоприятного дня. Но моим мнением несговорчивая Судьба не поинтересовалась… и, как следствие, не приняла во внимание, вычерчивая свои кривые. Придется поспорить с ней.

– Во славу Одноглазого! – мощно прокричали на дракаре.

Синхронно ударив о воду веслами, викинги направили свой корабль к берегу.

– Дорогая, – обратился я к жене, – может, позовешь остальных?

– А…

– Я постараюсь без вас не начинать.

– Но…

– Если что, анекдот расскажу или песенку спою.

– Петь не надо, – взмолилась Ливия.

– Договорились. Поспеши же, любимая. – А то я не понимаю, что викинги, услышав мой вой, который песней наивно зовется, бросятся в бой, лишь бы только заставить меня замолкнуть.

– Уже бегу. – Сорвавшись с места, словно быстроногая и грациозная лань, она скрылась среди прибрежных зарослей.

Проводив любимую взглядом, я убрал наушники и приготовился к встрече с превосходящими силами противника. То есть взял в руки меч и растолкал храпящего на все лады оленя. Недовольно заворчав, он потянулся и открыл глаза.

– Подъем, лежебока!

– Фр-р?..

– У нас гости, – пояснил я.

Отряхиваясь, словно мокрый пес, Рекс вперил взгляд в стремительно приближающийся корабль. По тому, как затрепетали его ноздри, а с губ сорвалось тяжелое сопение, я понял – он готов к предстоящей схватке. Чего не скажешь обо мне. Я все же надеюсь уладить дело миром.

– Весла в небо! – рявкнул конунг (лучше назвать сержанта генералом, чем наоборот – обидится) и, ухватившись рукой за драконью голову, запрыгнул на борт.

«Да уж, ждать полной остановки транспорта здесь не привыкли… правила пользования общественным транспортом не для них писаны», – с непонятной тоской подумал я, сделав несколько шагов назад. А то элементарно задавит выскочившим на берег кораблем. Вон как разогнали! И тормозить не намереваются…

Рекса пришлось оттягивать за хвост, что никому другому не рекомендуется пробовать повторить. Ну что вы… лягаться он не будет – не конь все же. А вот забодать, затоптать и покусать очень даже может.

Дракар коснулся килем дна, что положительно сказалось на его скорости – она начала падать, и продолжил движение, гоня перед собой волну уже не воды, а песка.

Издав дикий вопль, в котором и профессиональный лингвист не смог бы вычленить ничего членораздельного, конунг спрыгнул на берег, размахивая мечом и демонстрируя мерзкого вида прыщ на самом кончике мясистого носа.

К тому времени когда дракар, навернув кучу песка, которой мог бы гордиться и карьерный экскаватор, замер, на его борту остался только черт. Не то чтобы я его там видел, но на берег его не ссадили..

– Здравствуйте! – поздоровался я. Надеясь все же, что излишняя вежливость как-то компенсирует небритую физиономию и меч-кладенец в руках.

– Кто ты? Живо отвечай!

– Меня зовут Лель, – сопроводив слова легким кивком головы, представился я, продолжая удерживать порывающегося в драку оленя. Пускай викингов немногим более трех десятков, но каждый из них опытный воин, прошедший жестокую школу походной жизни. Такой не только коня на скаку остановит, он и всадника с него собьет, про горящую избу и вспоминать не стоит – и войдет, и заберет все, что ему там приглянется.

– Какая разница, как тебя зовут? Ты свободный воин или раб, несущий господский меч?

– Мы не рабы, поделился я с конунгом прописной истиной, – рабы не мы.

– Хорошо.

«А диалог-то налаживается», – обрадовался я.

– Очень хорошо, – повторил конунг. – Будешь драться!

– Э…

– С ним.

Выступивший из-за спины конунга боец без долгих предисловий стукнул топором о щит и ринулся в атаку.

Времени рассматривать противника у меня не осталось. Отпустив Рекса, я взялся за рукоять кладенца двумя руками, но поднять его не успел. Оказавшийся на свободе олень словно распрямляющаяся пружина взвился в воздух. Беззвучно и целенаправленно, словно хорошо натасканный пес-убийца. Растерявшийся викинг не успел ударить, он лишь инстинктивно приподнял щит. И оленьи рога ударили в него, а не в лицо. От неожиданно мощного удара воин не удержался на ногах и покатился по песку.

Я похолодел и, схватив оленя за задние копыта, попытался оттащить от поверженного противника. В ответ Рекс хищно рыкнул (дайте мне кисти, и я разукрашу его в оранжево-черную полоску) и клацнул клыками в непосредственной близости от опасно открывшейся яремной вены скандинава. Викинги возмущенно зашумели, но в поединок вмешиваться не стали, ожидая команды конунга, а тот смотрел на происходящее широко распахнутыми глазами и хлопал губами.

– Зверь будет моим, – наконец изрек конунг, наивно не поинтересовавшись мнением моего рогатого скакуна.

– Добрыня, помоги! – заметив выскочившего из зарослей богатыря, взмолился я.

– Сейчас, – ответил Добрыня, выворачивая ближайшее деревце, что, по его мнению, в данной ситуации куда уместнее скромной булавы. Былинные богатыри – защитники не только отечества, но и матушки природы, так что каждый из них не ограничивается посадкой одного дерева, а в бытность отроком высаживает целую рощу – тут Гринпис может быть спокоен, экологическое равновесие соблюдено. – Как в добрые старые времена: плечом к плечу, стеночка на стеночку…

Дон Кихот попытался вооружиться таким же образом. Но не рассчитал сил и, сорвав спину, болезненно ойкнул и замер, изогнувшись буквой «зю».

– Да Рекса же помоги держать!

– А я думал, это тебе опасность грозит…

Вдвоем нам удалось оттащить оленя от его законной добычи.

Чудом спасшийся викинг поспешил укрыться за спинами соплеменников, бормоча под нос что-то про воплощение воинственного Тора.

– Будешь сражаться со мной, – заявил конунг, бросив быстрый взгляд на богатырскую стать Добрыни и решив остановить свой выбор на мне. Он принял поданный воинами рогатый шлем и круглый щит.

– Простите, это вы мне? – на всякий случай уточнил я.

– Да. – Викинг, сделав глоток из отвязанной от пояса фляги, отбросил ее в сторону и поднял меч над головой.

Мне не осталось нечего другого, как препоручить моего излишне воинственного олешка Добрыне, а самому взяться за меч-кладенец. Эх, где моя прежняя силушка…

В глазах конунга плеснулось кровавое безумие, и он, безмолвно, словно призрак, и стремительно, словно молния, ринулся на меня.

Став человеком, я утратил бессмертие, нечеловеческую реакцию и изрядную долю физической силы, но той, что осталось, в добавление к вековому опыту, хватило, чтобы вполне надежно удерживать в руках кладенец.

– Ух! – нанося удар сверху вниз, крякает конунг.

– Хэ… – блокирую его я.

– Эх! – Лезвие меча, завораживающе мерцая и издавая леденящий душу свист, чертит полукружие на уровне моих коленей.

Но мои ноги к тому времени были значительно выше. Откуда только повышенная прыгучесть взялась?

Конунг, увлеченный инерцией удара, открылся, и кладенец тотчас воспользовался случаем, нанеся ответный удар в голову. Не успевая закрыться мечом или щитом, викинг подставил под клинок изогнутые рога, венчающие шлем. Несколько разочарованно звенит сталь. Ослепленный сползшим на глаза шлемом, конунг отпрыгивает назад, не видя, в каком уязвимом положении оказался я, растянувшись у его ног. Кладенец дергается вдогонку ослепленному противнику, но я своим весом удерживаю его на месте. Сил протянуть меня по песку волоком у клинка не хватает.

Викинги, желая подбодрить своего предводителя, принимаются выбивать незатейливую мелодию.

Бум-м-м… – гудят под рукоятями мечей и топоров щиты, обтянутые одеревенелой кожей. Наблюдается некое сходство с барабанами.

Откатившись в сторону, я вскакиваю на ноги и сплевываю набившийся в рот песок.

Бум-м-м… – В такт ударам пульсирует кровь в ушах.

Отбросив в сторону шлем, конунг громогласно ржет, ибо смехом эти звуки мне не позволяет назвать совесть – да простят меня кони, – и, сплюнув под ноги, снова бросается в бой.

Бум-м-м…

– Хай! – восклицают викинги.

Бум-м-м…

Его атака оказалась слишком стремительной и неожиданной – для меня, но не для меча-кладенца, встретившего порыв викинга глухим блоком и ответным выпадом. В качестве комплимента самому себе могу сказать, что я ему не только не мешал, но сумел добавить к удару и свою силу. Клинок с легкостью рассекает щит. Сорванные с кожи медные наклепки летят во все стороны, сверкая в солнечных лучах.

– Хай!

Бум-м-м…

– Проклятье! – Отпрянув, конунг с силой бросает в меня обломок щита.

Уклониться я не успеваю.

– Черт, – шепчу я, вытирая с губ кровавую юшку. В груди волной поднимается злость. Спрятанный в глубине души Зверь неистово рвется с цепи.

Бум-м-м…

– Сейчас-сейчас, – бормочет мой рогатый ангел-хранитель, пытаясь перелезть через борт дракара. Что весьма сложно, учитывая связанные за спиной не только крылья, но и руки. – Продержись еще чуть-чуть… а то мне в конторе рога открутят… в обеих.

Стремясь развить успех, конунг прыгает вперед, мощным взмахом из-за плеча целя мне в шею.

Поднырнув под мелькнувшую сталь, я резко посылаю меч-кладенец снизу вверх. Лезвие задевает волосы викинга, и прядь цвета зрелой пшеницы, кружась, ложится на песок.

Бум-м-м…

И гортанный выкрик:

– Хай!

Бум-м-м…

Отскочив друг от друга, мы с конунгом переводим дыхание, втягивая воздух со свистом, как кузнечные мехи, и прожигая друг друга полными ненависти взглядами.

Бум-м-м… бум-м-м…

Глаза викинга наливаются кровью и выпучиваются, на сведенных судорогой губах появляется пена.

– Вам плохо? – интересуюсь я.

Конунг почему-то принимает вежливый вопрос за оскорбление и с ревом бросается, размахивая мечом, словно дровосек топором – однотипно, но с нечеловеческой мощью. Он словно обезумел, совершенно игнорируя защиту и стремясь к цели с настойчивостью бультерьера. Пару моих выпадов, оставивших на его щеке и руке кровоточащие порезы, викинг игнорирует. Мне приходится уйти в глухую защиту, отступая под градом обрушивающихся со всех сторон ударов.

– Хай!

Сглотнув горько-сладкую от желчи и крови слюну, я чувствую, как отчаяние запускает свои холодные коготки мне в мозг, парализуя его страхом. В ответ в сердце вскипает злость.

Бум-м-м…

Кладенец начинает мелко вибрировать в моих руках, словно адреналин, несущийся по моим венам, подстегнул и его.

Единым порывом, слив устремление меча и свое собственное, я встретил очередной удар конунга не блоком, а ответным ударом. Жалобно взвизгнула сталь его меча, брызнув осколками. Но конунг, не обращая внимания на укоротившийся более чем на две трети клинок, прыгнул на меня. Кладенец, выписав восьмерку, принял его грудь на свое острие, с легкостью пропоров шитую железными бляхами рубаху и войдя между ребер.

– Убью! – плюя мне в лицо кровью, ревет конунг. Рукоять его меча опускается мне на голову. Раз… другой…

Бум-м-м… – доносится издалека едва слышимый звук. И не разберешь сразу, что это: сердца стук или отзвуки далеких раскатов грома?

Растерявшись от обилия мельтешащих перед глазами светлячков, я не сразу понял, что означает непомерная тяжесть, рванувшая меч-кладенец из моих рук.

Стон срывается с губ.

И тишина… нехорошая, липкая… жадно цепкая.

В себя я пришел от нежного прикосновения теплых рук.

– Любимый… – шепчет Ливия, повторяя словно заклинание: – Любимый.

Нежность комком подступает к горлу, на глаза наворачиваются слезы, а голос звучит хрипло, словно простужено:

– Все хорошо, родная.

На склонившихся ко мне лицах явно написаны облегчение и радость.

– Мы победили! – торжествующе верещит черт и, перебравшись-таки через борт, с плеском падает в воду. – Тону! Спа… – Буль-буль…

Бросившись на помощь рогатому утопающему, друзья оставили меня на попечение супруги.

Улыбнувшись ей, я одними губами шепчу:

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, – отвечает она, целуя мои глаза.

Может быть, сейчас не время для таких слов? И не место? В моих руках все еще зажат окровавленный меч-кладенец, рядом, зарывшись лицом в песок, вздрагивает поверженный конунг, чуть поодаль замерли викинги… Не время и не место… Но от этих слов на душе становится светлее. Пусть совсем немножко, но этого достаточно, чтобы из пепла отчаяния, подобно мифической птице Феникс, возродилась надежда.

– Твой ангел-хранитель? – держа за хвост черта, интересуется Добрыня Никитич. Получи – распишись.

– Положи на песок, пускай сохнет.

– Да-да, я покудова на бережку полежу, а вы добейте остальных дикарей, пускай знают, как полномочного представителя ада и рая за хвост хватать и руки узлом морским вязать.

Викинги, с момента гибели своего конунга не проявлявшие никакой активности, зашевелились, о чем-то тихо переговариваясь. Затем из их радов вышел седовласый дед самой что ни на есть друидской внешности, от воина у него только и есть что вышитая бляхами рубаха, массивный мясницкий топор в руках да шлем на голове. Почему-то однорогий. Двигаясь нарочито неспешно, он приблизился к нам и, глядя мне прямо в глаза, нараспев заговорил:

– Я Герольд Мудрый, сын Герольда Счастливого и внук Герольда Быстрого свидетельствую победу и подтверждаю честность поединка. Гарантом моих слов служат всевидящее око Одина и валькирии, унесшие душу почившего в кровавой битве Эрика Могучего к вратам Валгаллы. Назови же нам имя свое и прозвище, могучий победитель.

– Лель, – откашлявшись, представился я. То, что викинги послали парламентера, вселяет надежду. – Просто Лель.

– Лель Скромный, – тотчас прозвал меня Герольд Мудрый. – Веди же нас к грядущим победам.

– С повышением, конунг суперскромный, – искренне поздравил меня черт.

– Ну что же, Герольд Мудрый, – с трудом ворочая языком, произношу я, – грузитесь на корабль, мы присоединимся к вам чуть позже.

– Будет выполнено, – заверил меня седовласый викинг, подойдя к поверженному Эрику. Взмахнув топором, он отрубил трупу голову и, подняв ее за волосы, улыбнулся мне:

– Сделаю из нее кубок победителя, чтобы тебе вино слаще пилось.

– С-спасибо, – чувствуя тошноту, ответил я.

Когда викинги загрузились в корабль, Дон Кихот осторожно поинтересовался:

– А им можно доверять?

– Не знаю. Но иного способа добраться до острова Буяна у нас нет. Посылать же черта за кораблем в третий раз я не рискну – пиратов и викингов для одного дня больше чем нужно. К тому же поддержка нескольких мечей в предстоящем деле нам не помешает.

– Значит, плывем?

– Плывем.

На дракар мы погрузились за полчаса. Из которых сама погрузка отняла всего минуту-две, остальное время пришлось потратить на то, чтобы уговорить черта повторно ступить на палубу судна коварных викингов.

Наконец нам это удалось.

– Плывем на остров Буян, – распорядился я.

– А где это?

– Там, – махнув рукой, я указал ориентировочное направление.

Яга согласно кивнула и улыбнулась.

Викинги, подозрительно побледнев, попрыгали за борт и столкнули судно с мели.

– Весла на воду! – скомандовал первый по правому борту гребец. – И раз!

Дракар вздрогнул всем корпусом и устремился вперед.

Забравшись на нос корабля, я ухватился за гладкую от частого контакта с руками викингов голову дракона и подставил пульсирующее болью лицо свежему морскому бризу. Прижавшись к моему плечу, рядом замерла Ливия.

– А ваша лодка, случайно, не «Титаником» зовется? – поинтересовался черт у Герольда.

– Нет, – ответил седой викинг, задумчиво теребя бороду. – «Плывущий по волнам», а что?

– Да так, навеяло что-то… А название хорошее реалистичное, – похвалил он.

– Лучшее, – без лишней скромности уточнил Герольд Мудрый. – А ты сам из какого народца будешь? Не брауни случаем?

– Нет.

– И то правда, у них крыльев нет. Может, фея?

– Что за гнусные намеки? Я мужик.

– Совершенно верно. У фей рогов не бывает.

– Это почему?

– А ты про феев когда-нибудь слышал?

– Нет.

– Вот поэтому…

Удалившись от острова, викинги подняли весла и отдались на волю волн и небольшого прямоугольника паруса, жадно ловящего ветер.

Спали в три смены, по той простой причине, что места в дракаре для того, чтобы лечь всем одновременно, не хватает.

К утру теплое течение осталось далеко позади, обозначенное лишь белесой туманной дымкой, и зимний морозец заявил свои права. Пришлось кутаться в предложенные Герольдом волчьи шкуры, служащие одновременно одеялом и шубой.

– Доброе утро! – протирая глаза, объявил Дон Кихот.

– Для кого и доброе, – начал черт, высунув из-под шкуры лишь самый кончик пятака, – а кому и….

– Чудище морское! – крикнул стоящий на носу дракара викинг, указывая на забурлившую в полусотне метров од курсу воду.

Одновременно бросившись смотреть, мы едва не перевернули корабль, что внесло некоторую панику и не дало мне рассмотреть сам процесс всплытия морского существа.

– Какое оно огромное…

Всплывшее чудовище больше всего напоминает доисторического динозавра плезиозавра, или же Лох-Несское чудовище. Такое же вытянутое тело с двумя парами широких плавников, длинные хвост и шея, небольшая (в сравнении с телом) голова с широким лягушачьим ртом и парой немигающих глаз. Вот только динозавров таких размеров не существовало. Тут скорее на ум приходит Кракен, по легендам охватывающий Землю своим телом, чтобы ее, значится, не разорвало от распирающих изнутри газов. По самым скромным подсчетам длина морского чудовища от кончика хвоста до головы составляет не менее четырех сотен метров.

– Приплыли, – обреченно вздохнул черт, неумело пытаясь перекреститься. С пальцев соскочил электрический разряд и болезненно укусил его в пуп.

Морское чудище подняло голову над водой и принялось покачивать ею из стороны в сторону, словно кобра перед дудочкой факира.

– Поворачивай! – скинув оцепенение, проорал я, сопровождая приказ тычками и пинками. – Быстрее!

Дракар заскрипел и начал медленно поворачиваться. Слишком медленно для того, чтобы избежать столкновения с возвышающимся на пути существом.

Но до столкновения дело не дошло.

Морской змей издал мелодичный свист и широко распахнул пасть, демонстрируя устрашающего размера зубы, которым и кариес нипочем. Миг – и дракар исчезает в его бездонной пасти.

Вопль животного ужаса раздался уже в абсолютном мраке.

– А-а-а!!!

И лишь черт повторяет словно молитву:

– Пронеси… пронеси…

– Черт, – напомнил я рогатому, – нас уже проглотили.

– Знаю. Одна теперь у нас надежда – если его круто пронесет. И он не успеет нас переварить.

Слов для ответа я не нашел…