Текст книги "Клич Феникса"

Автор книги: Алексей Трехлебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

В жилище у каждого ведуна-кудесника висели пучки трав от разных болезней и сухие цветы к Колядину дню, в которые они клали фигурку Крышнего – испускающего Свет. Общались кудесники и с хозяином леса – Лесобогом /дедушкой Берендеем/.

Топили бани, где в мовницах молились. После мовления, жарко напарившись, выходили голыми, зимой катались по снегу и снова вскакивали в баню, продолжая париться. После этого пили травяные отвары, укреплявшие тело, ели весьма мало житного хлеба, пили жертвенное молоко или вкушали мед. Мяса и рыбы не ели. Ели они еще сочиво или коливо – отварную пшеницу, жито, ячмень с медом, а масла не вкушали. Жизнь их была суровой и ничего не давала, кроме победы над своими страстями. А если к ним приходили огнищане /веси/, то совершали Требы.

Иногда они собирались вместе и пели общую Требу. Хотя они искали ухода от мирской суеты, но жизни не сторонились. Так, если к ним приходила женщина, желавшая иметь от них ребенка, то почиталось оскорблением богов ей в этом отказать. Однако сами они жен не имели и их не искали. Они отгораживались от мирской жизни не потому, что презирали ее блага, а потому, что хотели быть ближе к Всевышнему. Это была школа Воли, и пост у них был не для умерщвления плоти, а для здоровья.

Ища в своей жизни лишь Всевышнее, они перед сном и перед утренней зарей /за два часа до восхода солнца/ молвили перед свечой славу богам. Годами мог молчать ведун, прежде чем обретал Сварожье Слово. Только тогда он начинал вещать, и люди шли к нему за советом, чтобы поступить по-божьему. И, как утверждает Дитмор, "соображаясь с Величием Небес, они считают неприличным стеснять богов стенами". Главным же смыслом своего служения для них является славление Творца и представление себя в его руки.

Основная общественная обязанность ведунов – бить баклуши, толочь воду в ступе и писать на воде вилами. Но враги славянской культуры постарались выставить это свещеннодействие в глазах простолюдинов пустым, бесполезным делом. На самом же деле ведуны, заботясь о благосостоянии населения, снабжали людей деревянными заготовками – баклушами для изготовления мисок, гребней, ручек инструментов, оружия и др.; но самое важное, что они били, рубили и кололи баклуши для каждого персонально в определенный благоприятный день и из той породы дерева, которая была гармонична этому человеку. Также в благоприятное время ведуны набирали из семи свещенных, обладающих целебными свойствами родников воду и смешивали ее, тщательно толкли эту воду в ступе. При этом вода становилась биоактивной, деструктурированной, так как ее молекулярные цепочки становились более короткими и легко проникали через оболочку клеток организма человека, обеспечивая ему нормальную жизне-деятельность. Для того, чтобы эта вода благотворно влияла не только на плотное физическое тело человека, но и на его тонкие тела, ведуны ее пранировали, т.е. заряжали духовной силой – праной с помошью свещенного трезуба, символа тройственности Всевышнего Господа, водя этими "вилами" по воде и молвя славу Всевышнему. Таким образом ведуны сотворяли светую воду и снабжали ею каждую семью.

Варну воинов-руководителей составляли геты; греки описывают их как наиболее воинственных из всех других племен и называют, в дополнение: Gethae metanastae. Этот эпитет "metanastae", будучи правильно прочитанным как "меченосцы" /ибо в греческом алфавите нет букв, соответствующих славянским "ч" и "ц"/, служит одним из веских подтверждений принадлежности гетов к касте воинов-витязей.

Из-за различного месторасположения гетов, греки упоминают их под разными именами, например: массагетов, признанных греками за заволжских скифов; тирагетов – живших на Тиросе или Днестре; пиенгитов или гетов-пенян – на реке Пене в Дакии; танагитов или танаитов – гетов на Танаисе или Дону; рсигетов /Arsietae/ – на реке Рси или Роси; гетов-руссов /гет-русков – эт-русков/ – в Италии: отсюда идут корни гетов донских – донских казаков, о которых говорят Ливий и Стефан Византийский как о славянах, сохранивших при переселении из Италии в Грецию свой родовой язык. Другие же геты, жившие на севере Европы, названы историками Gethini, Gothini, Gothunni: в этих легко узнать гетов-уннов, которые жили там, где и поныне есть признаки их пребывания: две реки Унны, озеро Унно, Унский залив, Уннская губа /все указанные наименования находятся в нынешней Архангельской области/. О жительстве уннов свидетельствуют и скандинавские предания, рассказывающие о войнах скандинавов с уннами и руссами, постоянно выступающими на севере в качестве союзников.

Гетов можно встретить и в Малой Азии, располагавшихся пятью княжествами вокруг славянских племен, где они назывались гефами или гефью.

В писцовых книгах Новгородских погостов упоминаются конные гофейские казаки, неизвестно откуда переселившиеся в Бежецкую пятину, на опустелые земли. "Конные казаки" непременно означают войсковых людей, а под "гофейскими" подразумеваются готы или геты-унны /Gothunni/, жившие в Архангельской области, следы пребывания которых остались там в названии бездомных батраков – "казаки". Это обстоятельство также свидетельствует о том, что казаки-унны, или северные готфы /а по Нестору – гофь или гьте/, состояли в родстве с руссами и были их кастой /варной/ воинов-витязей.

Геты составляли пограничное или сторожевое славянское население, вроде нашего казачества или военной сторожевой линии. Казак, в переводе с монгольского языка, означает: "порубежник", "защитник границы"; ибо "ко" значит – броня, латы, защита; "зах" – межа, граница, рубеж. Нынешнее казачество есть остаток гетов, по сей день сохранивших должностное звание для своего начальника – "гетман", т.е. видящий /знающий/ человек, ибо сторожевой казачий оклик "геть" или "гей-ты" /отсюда и название греческого гвардейского войска "гейтары"/ означает "смотри-ты". Так, в малороссийской песне казак, поджегший дворы ляхов, говорит:

Солнышко уже, геть, припекае,

Геть! покатыть дым и поломья!

Здесь в обоих случаях слово "геть" означает "гляди", в свою очередь, сторожевой оклик "гей-ты", означает "гляди в три ока"; отсюда и слово "смо-три". На Руси до сих пор существует поговорка: "Смотри в оба, зри в три" (О третьем глазе человека – аджна чакре подробнее будет сказано в части второй, гл. 5).

Название российского войска "казаками" неразрывно связано с древними скифами-саками или сахами, которых греческие летописцы называли кос-сахи или белые сахи /"кос" – по-скифски значило "белый"/. В Танаидских /донских/ летописях античной эпохи имя коссаков встречается под видом различных народов: гасагос, касагос, касакос. Судя по данным археологии, это название принесли из Закавказья скифские племена, прошлое которых отчетливо связано с казачеством. В районе Иловлы и Медведицы арабские летописцы помещают сакалибов, аз-сахов, казаков, а персидские летописцы – бродников; первые – неоспоримо предки донских казаков, а вторые – общепризнанные предки запорожских казаков.

"Следовательно, название народа казаки, от ас и саки, есть собственное, о чем свидетельствуют историки в течение многих веков", – заявляет Е.П.Савельев. "Казачество выступило на историческом поприще под своим именем гораздо раньше Батыева нашествия и даже было известно в глубокой древности: народ Казос, по Дарету и Диту /XIII в. до Р.Х./; азы и саки, или азсаки, с гортанным придыханием – казсаки или казаки, по Страбону /I в. до Р.Х./; кушаки /Георгий Монах/; казахи по Константину Багрянородному /Х в./ и по Нестору – ясы и косоги" (Савельев Е.П. «Древняя история казачества», т. 1. Новочеркасск, 1915).

Исследователи первых веков называют казаков, защищающих Российские рубежи, бродниками, ибо они передвигались, т.е. бродили вдоль охраняемой границы. Венгерский король Бела IV в письме к папе Римскому Инокентию IV в 1254 г. писал о бродниках: "Страны, которые граничат с нашим королевством – Русия, Кумания, Бродния, Булгария", а византиец Никита Акоминат в своем слове в 1190 г. утверждал: "И те бродники, презирающие смерть, ветвь русских" (Ламанский В.П. «О славянах в Малой Азии, Африке и Испании». СПб, 1859).

Археолог М.А. Миллер пишет: "Большинство исследователей считает наиболее вероятным, что местом пребывания Бродников являлись Донские степи" (Миллер М.А. «Дон и Приазовье». Мюнхен, 1958).

Писатель-исследователь Ю.П.Миролюбов считает, "что "бродники" были теми людьми, из которых после выработалось казачество, и что название это было эндемическим у русов" (Миролюбов Ю.П. «О князе Кие, основателе Киевской Руси» /прил. к журналу «Молодая гвардия»/, № 7, 1993 г).

Академик Б.А.Рыбаков утверждает: "Между коренной славянской землей и южными разноплеменными городами связь поддерживалась славянскими "бродниками", которые были известны уже Тациту... Бродники – это не только степные вольницы, окончательно порвавшие с метрополией; дружинники многих племен, вероятно, на время превращались в бродников, "рыскали по полю, ищуща себе чести", а затем возвращались к себе на родину. Так бывало в VI в. во время византийских походов антов /как об этом говорит Прокопий/, так, очевидно, было и во времена более ранних периодов..." (Рыбаков Б.А. «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв.». М., 1993)

В соответствии с названием российского войска – "казаки", земля, лежащая между Волгою и Днепром, Кавказскими горами и верховьями Дона и занятая казаками у разных народов в разные времена, называлась: Черкасия, Чигия, Алания, Казакия. Посему Азовское море на картах арабы называли Казацким, а турки город Азов – Азак – Казацким городом.

Крепью славянского войска были так называемые "характерники" (Характерники – буквально: владеющие центром хара; отсюда и «харакири» – выпускание жизненной силы через центр хара, находящийся в районе пупка, «к ири»– к Ирию, славянскому раю; отсюда же и знахарь – знающий хару, с восстановления которой должно начинаться любое лечение), которых в Индии до сих пор именуют махаратха-ми – великими воинами /на санскрите «маха» означает большой, великий; «ратха» – рать, войско/. Это были люди, владеющие Славянским Спасом. Основой этого боевого искусства является способность человека к переносу своего сознания на более тонкие уровни бытия – сначала в астральное тело, затем в ментальное, будхическое и, наконец, в деваконическое. Всего же тел у нас семь: есть еще атмическое, саттвическое и тело чело-века. Наши предки ведали обо всех своих тонких телах – вспомним, к примеру, о семи матрешках. До сих пор в казачьей среде бытует мнение, что характерники во время схватки общаются с Господом. В таком состоянии сознания воин обретает способность управлять пространством и временем, а также влиять с помощью внушения на сознание других людей, для него не составляет труда уйти от любых нападений, тогда как он сам имеет возможность наносить врагам сокрушительные удары. Человек, владеющий Славянским Спасом, обладает способностью чувствовать приближение «своей» пули: у него затылок как бы начинает наливаться тяжестью и холодеть, и он либо уклоняется от пули, либо останавливает ее на поверхности своего физического тела. Эта невидимая непосвященному «броня» называется Золотым Щитом. Российские знахари до сих пор именуют центр хара «золотником».

Сохранился Славянский Спас и до наших дней. Наш современник, донской казак Юрий Сергеев, утверждает, что за людьми, владеющими этим совершенным боевым искусством, сейчас устроена настоящая охота всеми разведками мира. Как оказалось, освоить Учение и владеть приемами его могут только славяне! Давние предки наши в Слове заложили генетический Оберег. По некоторым сведениям, характерниками были Чапаев, который на бруствере окопа плясал "барыню" под немецкими пулеметными струями, Думенко, Миронов, двадцатипятилетний казацкий полковник Васищев. Старик-очевидец рассказывал о том, как в 1920 году Васищев с 54-мя казаками взял станицу Наурскую, отбив у красного корпуса пулеметы и все оружие. Пленных он не тронул. После боя вся черкеска у него была в дырках от пуль. На людном станичном плацу он соскочил с коня, расстегнул пояс и встряхнул одежду – пули посыпались к его ногам.

Офицер, ветеран Великой Отечественной войны, вспоминая о боях, рассказывал о простом солдате с Днепра – Трофимчуке, служившем в его полку пулеметчиком:

"Воевал он с первых дней войны и ни разу не был ранен или контужен... Очень часто бывало так, что он оставался невредимым даже тогда, когда пули, снаряды, мины или бомбы скашивали всех вокруг... Раз он с третьим отделением был в ночном поиске. Ходили за реку, переправлялись вместе. Он обеспечивал бросок отделения в траншею немцев за языком. Язык был взят, и отделение отходило назад. Немцы накрыли его минами. Девять человек были убиты, а один солдат и пленный немец ранены. Трофимчук под огнем перетащил пулемет, потом еще два раза ходил за реку, доставив обоих раненых.

В другой раз бомба упала в двух шагах от пулемета. Весь расчет был убит, а Трофимчука с пулеметом отбросило метров на десять. Но и только. Ни одной царапины не было на теле пулеметчика.

Во время боев под Орлом он прикрывал отход роты на новый рубеж. Семьдесят немцев подошли к пулемету на расстояние десять – пятнадцать метров. Семьдесят автоматов били по нему, десятки гранат рвались около окопа. Расчет пал, а Трофимчук сберег пулемет и ни одному фашисту не дал пройти мимо себя..." Подобные случаи происходили с ним постоянно и, естественно, возбуждали к нему интерес и у старых солдат, и у офицеров, и у молодежи полка. Но сам он не любил говорить на тему его неуязвимости, лишь однажды все же приоткрыл ее источник. Как-то после боя, сидя вместе с соратниками в блиндаже, он сказал: "Мой батька в прошлую войну тоже с немцами воевал. Приехал с нее полным георгиевским кавалером. Я его как-то спросил: как же тебя, батько, ни одна пуля не тронула? Он мне ответил: у меня, говорит, душа /т.е. деваконическое тело/ перед немцем ни разу не дрогнула. Если душа дрогнет – конец, пуля сразу найдет тебя". Потому-то русская пословица и гласит: "Смелого пуля боится, а труса и в кустах найдет".

А в старину пятерки славянских воинов прорубались через плотную стену войск Дария, разворачивались, прорубались обратно и снова уходили туда, откуда появились – в степь. Всадники скакали в бой обнаженными до пояса: они ловили на лету вражеские стрелы, либо просто уклонялись от них. Сражались они двумя мечами, стоя на конях. Здоровые, полные сил персы "сходили с ума" и ничего не могли понять.

Недаром император Наполеон I говорил, что "казаки – это самые лучшие легкие войска среди всех существующих. Если бы я имел их в своей армии, я прошел бы с ними весь мир".

В глубокой древности идеи учения о Славянском Спасе были заимствованы японскими витязями-самураями и отразились не только в их обряде харакири, но и в основных правилах специальной боевой подготовки в рамках обрядов кэндо /кэндзюцу/ философской системы "Цакугадзэн". Кюдо /путь лука/ – искусство стрельбы из лука – было очень распространено среди японского дворянства, ибо лук и стрелы считались у самураев свещенным оружием, а выражение "юмия-но мити" /путь лука и стрел/ было синонимом понятия /бусидо/ "путь самурая". Кюдо, по высказываниям его толкователей, дается бойцу только после длительной учебы и подготовки, в то время как человеку, не понявшему его сути, оно вообще недоступно. Многое в кюдо выходит за рамки человеческого разума и недоступно пониманию. Ибо стрелку в этом духовном искусстве принадлежит второстепенная роль посредника и исполнителя "идей", при которых выстрел осуществляется в некоторой степени без его участия. Действия стрелка в "цакуга-дзэн-кюдо" имеют двуединый характер: он стреляет и попадает в цель как бы сам, но, с другой стороны, это обусловлено не его волей и желанием, а влиянием сверхъестественных сил – его деваконического тела, Родоводителя народа, или же демона государственности. Стреляет "оно", то есть "дух" или "сам Будда". Воин не должен думать в процессе стрельбы ни о цели, ни о попадании в нее – только "оно" хочет стрелять, "оно" стреляет и попадает. Так учили наставники кюдо. В луке и стрелах стреляющий мог видеть лишь "путь и средства" для того, чтобы стать причастным к "великому учению" стрельбы из лука. В соответствии с этим кюдо рассматривалось не как техническое, а как совершенно духовное действо.

В этом понятии заложено глубокое духовное содержание стрельбы, являющейся одновременно искусством мировоззрения дзэн-буддизма. Цель стрельбы из лука – "соединение с божеством", при котором человек становится действенным Буддой. Во время выстрела воин должен быть совершенно спокоен, это состояние достигается медитацией. "Все происходит после достижения полного спокойствия",– говорили специалисты кюдо. В дзэновском смысле это значило, что стреляющий погружал себя в беспредметный, несуществующий для человеческих чувств мир, стремясь к состоянию сатори, т.е. к переносу своего сознания на духовный уровень. Просветление, по японским понятиям, означало в кюдо одновременно "бытие в небытии, или положительное небытие", т.е. бытие в своем духовном /деваконическом/ теле. Только в состоянии "вне себя" /вне человеческого тела/, при котором воин должен отказаться от всех мыслей и желаний, он связывался "с небытием", из которого возвращался снова "в бытие" лишь после того, как стрела отлетала к цели. Таким образом, единственным средством, ведущим к просветлению, служили в данном случае лук и стрела, что делало бесполезным, по толкованию идеологов кюдо, всякие усилия человека в работе над самим собой без этих двух составляющих частей.

В начальной стадии сосредоточения стрелок сконцентрировал внимание на дыхании, имеющем в кюдо большее значение, чем в других видах военного искусства. Для того, чтобы уравновесить дыхание, воин, сидя со скрещенными ногами, принимал положение, при котором верхняя часть туловища держалась прямо и расслабленно, как во время медитации дзэн. Затем оно регулировалось бессознательно.

Стрельба могла производиться из положения стоя, с колена и верхом на коне. В момент, предшествующий непосредственному пуску стрелы, физические и психические силы самурая были сосредоточены на "великой цели", то есть на стремлении соединиться со своим деваконическим телом, но ни в коем случае не на мишени и желании попасть в цель.

Такое состояние сознания изменяло поток времени человека, и характерник обретал способность не только видеть замедленный полет стрелы, пули, снаряда и даже луча света, но и управлять их движением посредством энергетического жгута, который выходил из хары и соединял физическое тело человека, летящий снаряд и цель. Благодаря этому характерник успевал выпустить семь стрел до того момента, когда первая стрела достигала цели.

Японский адмирал Хэйхатиро Того /1847-1934/ был увлечен идеей применить эту науку в морских сражениях. По его инициативе на японском флоте, начиная с 1898 года, стали проводиться сверхсекретные эксперименты под кодовым наименованием "цакуга-дзен". По программе Сабу-Кюдо – Путь огненного лука – были специально отобраны и подготовлены комендоры – наводчики 1-го и 2-го боевых отрядов Объединенного флота, а частично, и других боевых отрядов.

На учебных стрельбах летом 1901 года были получены ошеломляющие результаты, и Того решил применить "цакуга-дзэн" в Цусимском сражении.

"В 13.59 на мачте "Микаса" подняли условный сигнал "цакуга-дзен". В течение минуты сигнал приняли командиры следующих за "Микаса" кораблей: капитаны 1-го ранга Терагаки /"Шикишима"/, Мацумото /"Фудзи"/, Номото /"Асахи"/, Като /"Кассуга"/, Такеноучи /"Ниссин"/, передавая сигнал дальше по линии на совершающие поворот броненосные крейсера адмирала Камимура, громящие "Ослябю". Что-то страшное, жуткое и непонятное произошло на японских броненосцах, о чем никто впоследствии толком рассказать не мог. Души и помыслы всех людей слились в единую силу, энергия которой поступала из источника, чье название вообще невозможно точно перевести на бедные философскими терминами европейские языки – энергия эта шла из того невидимого мира, который с момента появления человека на земле окружает его своей таинственной силой, порождая религии и мифы, столь разные и столь удивительно общие для всего человечества. И эта сила превратила броненосцы и людей в единое, сверхъестественное существо, подобное легендарным драконам, покидающим в течение веков в трудный для народа Ямато час свои небесные дворцы и появляющимся на земле, чтобы своим страшным огнем испепелить полчища врагов...

Лейтенант американского флота Роберт Уайт, находящийся в качестве наблюдателя на борту "Шикишима"– второго броненосца японской линии, почувствовал, что сходит с ума. Все, что он увидел, было настолько нереально, что американскому офицеру показалось каким-то кошмарным сновидением. Он никогда бы не поверил, что армстронговские башни главного калибра могут развить такую скорострельность. Залпы следовали непрерывно один за другим, как будто это были не 12-дюймовые орудия с раздельным заряжанием и продольной перезарядкой, а митральезы /станковые пулеметы-прим.авт./. Артиллерийский офицер, участник боя при Сант-Яго, Уайт не мог себе представить, как подаются снаряды и полузаряды из погребов, как продувается канал ствола после выстрела и как вообще, да и когда, японцы успели модернизировать свои башни, что они перезаряжаются в положении "на борт"? Уайт с ужасом подумал, что вот сейчас башни японских броненосцев начнут взрываться одна за другой, и весь флот Того либо вознесется куда-то в небеса, либо низвергнется в страшную пучину. Американцу стало трудно дышать, ему показалось, что какая-то сила приподнимает его в воздух, чтобы швырнуть за борт прямо в огромные гейзеры русских недолетов. Уайт судорожно вцепился в поручни и взглянул в сторону русских. Четыре первых корабля русской эскадры были охвачены пламенем гигантских пожаров, которые на глазах разгорались все сильнее, превращаясь в огненный смерч...

На палубе "Суворова", в башнях, в плутонгах, на постах управления царило смятение, близкое к полной деморализации. Даже капитан 2-го ранга Семенов, обстрелянный офицер, участник боя 28 июля, был ошеломлен не меньше, а, видимо, даже больше других. Ему было с чем сравнивать. "28 июля, за несколько часов боя, "Цесаревич" получил только 19 крупных снарядов, и я серьезно собирался в предстоящем бою записывать моменты и места отдельных попаданий, а также производимые ими разрушения. Но где уж тут было записывать подробности, когда и сосчитать попадания оказывалось невозможным! Такой стрельбы я не только никогда не видел, но и не представлял себе. Снаряды сыпались беспрерывно, один за другим... За 6 месяцев на артурской эскадре я все же кой к чему пригляделся – и шимоза, и мелинит были, до известной степени, старыми знакомыми, но здесь было что-то совсем другое, совершенно новое! Казалось, не снаряды ударялись о борт и падали на палубу, а целые мины... Они рвались от первого прикосновения к чему-либо, от малейшей задержки в их полете. Поручень, бакштаг трубы, топрик шлюпбалки – этого достаточно для всеразрушающего взрыва...

Стальные листы бортов и надстроек на верхней палубе рвались в клочья и своими обрывками выбивали людей. Железные трапы свертывались в кольца, неповрежденные пушки срывались со станков...

А потом – необычно высокая температура взрыва и это жидкое пламя, которое, казалось, все заливает! Я видел своими глазами, как от взрыва снаряда вспыхивал стальной борт. Конечно, не сталь горела, но краска на ней! Такие трудногорючие материалы, как койки и чемоданы, сложенные в несколько рядов, траверсами, и политые водой, вспыхивали мгновенно ярким костром..." (Накасоне М. «Кюдо в использовании артиллерии». Ичикава С. «Кюдо – путь лука. Естественная история», т. 33, 1933. Спиваковский А. «Самурайвоенное сословие Японии». М., 1981. «Цусима: воспоминание участников». Токио, 1955. Инагуи М. «Цусима – победа духа». Токио, 1955)

Русская эскадра, лишенная связи с мощнейшим эгрегором /информационным полем/ дохристианской России и опеки своих древних богов, оказалась бессильна против влияния демона государственности Японии и посему в бою с ним была обречена на поражение.

Во все времена славяне, обладая Ведическим мировоззрением, страшились не смерти, а бесславного конца – трусости духа и предательства. Став воином, славянин знал, что, ежели он будет убит в бою с врагами Рода, то пойдет в Ирий – славянский Рай, на радость пращурам своим, а если он сдастся в плен, то уйдет в мир иной рабом, сохраняя в Нави это общественное положение. Поэтому славяне предпочитали славно умереть, чем гнусно жить, ибо умершего от меча на поле брани Перуница на Белом Коне /т.е. в деваконическом теле/ ведет в Ирий, к Деду Перуну, а Перун его покажет Прадеду Сварогу!

Наши пращуры знали, что смерть есть лишь один из этапов жизни, являясь способом преобразования своего существования в новые формы жизни, подобно тому, как неуклюжая гусеница превращается в прекрасную, нежную бабочку. Нынешнее заблуждение материалистов в отношении смерти устраняется при духовном опыте, ибо познание законов жизни иных миров попирает и отметает смерть.

Славяне ведали, что человек, ослепленный себялюбием, отождествивший себя со своим телом, погружается в тревогу, беспокойство и мирские заботы о завтрашнем дне; он испытывает страх и вражду к людям и животным, боится потерять близких, боится смерти, мучается, будучи не в силах насытить свои желания, вечно зависит от мнения других, от случая, успеха или неудачи. В таких натурах царят гордость и самолюбие, для них природа – мачеха, ближний – враг, звери – недруги, стихии – супостаты .

Для тех же, кто умирился с Творцом и с самим собою, природа становится нежной матерью. Дикие звери не трогают их, стихии повинуются им, духи служат.

В древности всякий мужчина нес воинскую повинность. На войну шли все, от мала до велика. Ю.П. Миролюбов в своей работе "Материалы к праистории Руссов" приводит по этому поводу такую пословицу: "Спокон вику так, що чоловик, той козак", что в переводе означает: "Издревле – как человек, то и воин /козак/".

Существует множество пословиц и поговорок, свидетельствующих о том, что славяне придавали большое значение таким понятиям как честь и долг, которые даже дети воспринимали как непреложный закон и по которому потом жили, становясь взрослыми:

– Лучше быть убиту, чем в плен взяту!

– Без боя врагу земли не дают!

– Если же враг осилил, бросай все, иди в глушь, заводи на новом месте старую жизнь!

– Врага слушать – самому себе могилу копать!

– За Россию да за друга стерпи жар и вьюгу!

– Нет больше той любви, чем положить душу за други своя!

– Сам погибай – товарища выручай!

– Казак казаку – брат, а на войне – во сто крат!

– Характер – что казачья лава в атаке.

– Ломи напрямик, скачи, пока ноги коня несут!

– Хоть рыло в грязи, да наша взяла!

– Хоть жизнь собачья, так слава казачья!

– Знай край, да не падай!

– От чужого стола не зазорно и повернуть.

– Казачьему роду нет переводу!

– Слава Господу, что мы – казаки!

Была у славян и каста земледельцев – торговцев /весей/, которых прозывали ругами. Руги не есть имя собственное: например, на острове Рюген руги назывались и руссами – Russi, Russe, Rutheni, Ruthae; это были руссы ружные, т.е. земледельческие. В русском языке до сих пор сохранилось слово "руга", означающее отпуск зернового хлеба кому-либо на содержание. Кроме того, в некоторых летописях встречаются ружане придунайских сербов под названием: Rugi, Rugiani и Rugioni; последние – это руги-унны, т.е. ружные унны. Плиний, Тацит и другие исследователи древности свидетельствуют, что славяне занимались хлебопашеством и вели оседлую жизнь в то время, когда германцы еще бродили дикарями. Где бы ни селились славяне, они везде обращались к земле и возделывали ее так, как это было принято на их родине.

Во II тысячелетии до н.э. арийские народы расселились на обширнейшей территории – от Балкан /эллино – дорийцы/, северного Причерноморья /киммерийцы/ и южного Причерноморья /хетты/ до Нижнего Поволжья; от Семиречья /скифы/ и далее – вплоть до Енисея, Северного Китая и Индии /массагеты, саки, арьи/. О том, что скифы владели Китаем, писали христианские отцы церкви Западной Европы, Малой Азии и Индии. Пребывание скифов в Месопотамии, Палестине и Китае оставило следы удивительной культуры наших предков. Самим же китайцам был известен народ юэчжи, являющийся частью народа сэ: то есть "саков". Саки жили тогда в Средней Азии и за Тянь-Шанем, в степях Северо-западного Китая, в Джунгарии и западной Монголии.

В клинописных табличках из Аль-Амраны и Боказгея, а также в документах из Митанни /Передняя Азия/, относящихся к середине II тысячелетия до н.э., появляются слова арийского происхождения, что подтверждает приход ариев в Малую Азию и в Митаннию в это время.

Археологи считают, что различные арийские племена в бронзовом веке имели небольшие этнические различия. Области их обитания можно определить по типам захоронений: киммерийцы – "катакомбная" культура, скифы – "срубная" культура, а саки – "андроновская".

Согласно данным археологии, сходство памятников, найденных в районах Средней и Центральной Азии, на Алтае и Саянах, в Северном Китае не случайное. Оно обусловлено этническим родством населявших эти земли племен (Артамонов М.И. «Киммерийцы и скифы». Л., 1974).

Современным ученым известно, что арьяны, будучи очень большой людской общностью, расселились от Европы до Индии примерно в V – IV тысячелетиях до новой эры, принеся в места нового обитания навыки земледелия и скотоводства. Историки, скрывая истинное происхождение людей этого великого народа, назвали их индоевропейцами, определяя этим названием лишь границы расселения – Индия – Европа. Когда-то все они говорили на одном языке, но, рассредоточившись на таком большом географическом пространстве, они сохранили свою языковую общность только в корнях слов; языков же стало столько, сколько появилось обособившихся групп. Сейчас лингвисты насчитывают более сотни индоевропейских языков.

В книге Мавро Орбини, или – как написано в самой книге – Мавроурбина "Книга историография початия имене, славы, и разширения народа Славянского и их Царей и Владетелей под многими имянами и со многими Царствиями, Королевствами и Провинциями. Собрана из многих книг исторических, чрез Господина Мавроурбина Архимандрита Рагужского", изданной в 1601 году /"Переведена с итальянского на русский язык и напечатана по велению и во времена счастливого владения Петра Великого, императора и самодержца Всероссийского и протчая и протчая. В Санктпитербургской Типографии, 1722 году, Августа в 20 день"/ («Советский энциклопедический словарь». М., 1984) говорится, что славянский "народ озлоблял оружием своим чуть ли не все народы во Вселенной; разорил Персиду; владел Азиею, и Африкою, бился с Египтянами и с великим Александром; покорил себе Грецию, Македонию, Иллирическую землю; завладел Моравиею, Шленскою землею, Чешскою, Польскую, и берегами моря Балтийского, прошел во Италию, где много время воевал против Римлян.