Текст книги " Юденич"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Причина была следующая и вовсе не неожиданная. Командующий союзной английской армией, воевавшей в Месопотамии, отказался помочь русским с провиантом, хотя предварительная договорённость по инициативе самих же британцев была достигнута перед началом новой военной кампании.

Юденич по всем доступным ему каналам связи обратился к союзникам с просьбой о помощи, но получил вежливый отказ. Баратовский Экспедиционный корпус накануне начала сезона тропической жары с её вспышками эпидемии малярии оказался в крайне сложном положении. В войсках началось «брожение», прежде всего в пехотных батальонах.

Главнокомандующий фронтом попытался повлиять на союзников через Ставку в Могилёве, но эти усилия оказались так же тщетными, как и предыдущие. Лондон больше волновало положение британский войск на Ближнем Востоке, чем трудности обеспечения русских.

Теперь Юденич в своих донесениях в Ставку стал определять настроение подчинённых ему войск как «неустойчивее». Из Могилёва ему на это «указали»: моя, надо использовать революционный порыв людей для новых побед на фронте.

О позиции британских союзников стало известно в кавказских войсках. Через самое короткое время на стол Юденича положили очередную радиограмму от Баратова. Её содержание стало полной неожиданностью:

«Созданный в корпусе солдатский комитет самочинно арестовал представителя английского военного атташе при корпусе капитана Грея».

Однако конфликт удалось уладить. Корпусной солдатский комитет удалось без особых трудностей убедить в неправомочности действий по отношению к личности союзного офицера. Капитана Грея отпустили из-под ареста и принесли ему извинения.

В Карской штаб-квартире фронта хорошо осознавали всю тяжесть сложившегося положения. В этой ситуации Юденич принял однозначное решение – прекратить наступление в направлении современных иракских границ и с 6 марта перейти но всей линии Кавказского фронта к позиционной обороне. Всю ответственность перед Временным правительством за такие действия он брал на себя.

Одновременно 1-й и 7-й Кавказские корпуса отводились в районы с лучшими условиями квартирования. Главнокомандующего откровенно начинала раздражать самостоятельность действий солдатских комитетов, состоявших преимущественно из нижних чинов. В новых местах базирования этих двух корпусов условий дли митинговых страстей виделось немного.

Такой ход событий на «спокойном» Кавказском фронте крайне встревожил Временное правительство, ратовавшее за продолжение войны «до победного конца». Тем более что на новую российскую власть оказывалось всё возрастающее давление из штабов государств Антанты. Оттуда требовали, чтобы Россия продолжала наступательные военные действия и выполняла свои союзнические обязательства, в том числе и на Кавказском театре военных действий.

Из Петрограда и Могилёва в Тифлис и Карс пошёл поток телеграмм, тон которых постоянно менялся – от просительного до повелительного. Генералу Юденичу раз за разом предписывалось возобновить наступление на фронте, не считаясь с потерями и настроениями солдатской массы.

Со своей стороны Николай Николаевич понимал, что Временное правительство катастрофически теряет своё влияние не только в стране, в армейских тылах, но и на фронтах. Подобные свидетельства во множестве доходили до штаба Юденича.

Когда, например, новая «временная» власть предложила генералу от кавалерии Алексею Максимовичу Каледину, будущему атаману Донского казачьего войска, занять пост Походного атамана всех Казачьих войск России, тот наотрез отказался. Каледин ответил посланцу на официальное предложение так:

   – Должность эта совершенно ненужная. В чём я решительно не сомневаюсь.

   – Почему так, гражданин генерал?

   – Должность эта и в прежние времена существовала только для того, чтобы посадить кого-нибудь из великих князей Романовых.

   – Но у походного атамана имеется свой штаб, которому самим Богом велено трудиться до седьмого пота!

   – Зря вы так считаете. Члены штаба проводили время в тылу, держась на почтительном расстоянии от армии, её каждодневных нужд и горестей.

   – Но сейчас, уважаемый Алексей Максимович, не то время. Не при царе. Один революционный настрой войск чего стоит.

   – Всё едино. От должности отказываюсь, она сегодня для русского воинства ни к чему...

В Петрограде, который продолжали сотрясать забастовки и манифестации, творилось что-то невообразимое. Чуть ли не каждый день приходили сообщения о каких-то малопонятных изменениях в верхнем эшелоне власти. Всё время кого-то назначали, кого-то снимали. Эта череда перестановок касалась и самого Временного правительства.

Действующую армию поражало и другое. За один 1917 год России на политическом небосклоне мелькнули имена шести(!?) военных министров. Сперва генерала от инфантерии А. А. Поливанова сменил генерал от инфантерии Д. С. Шуваев. Того сменил генерал от инфантерии М. А. Беляев, который пробыл во главе военного ведомства чуть более одного месяца, его сменил председатель Государственной думы А. И. Гучков, который в первом по составу Временном правительстве занял сразу два ответственнейших поста – военного и морского министров.

На смену Гучкову 5 мая пришёл амбициозный А. Ф. Керенский, на короткое время ставший официальным главой воюющей России. Керенского сменит генерал-майор А. И. Верховский, последний военный министр старой России. До «того он в звании полковника командовал войсками Московского военного округа, лично сделав много для борьбы с корниловцами.

После Октябрьского переворота революционно настроенный генерал Верховский в ранге военного министра был уволен в двухнедельный отпуск, вернувшись из которого узнал, что его должность Советом народных комиссаров упразднена. Затем для Верховского последовала служба в Красной Армии, в 30-х годах арест по обвинению в антисоветской деятельности и, наконец, расстрел по приговору Военной коллегией Верховного суда СССР. Разумеется, дело было сфабриковано, бывший последний военный министр Временного правительства и Российской Республики никакой антигосударственной политической деятельностью не занимался и не мог заниматься.

Глубоко убеждённый в обоснованности принятого им решения, генерал Юденич в конце апреля направил в Ставку Верховного главнокомандующего достаточно, на его взгляд, аргументированный доклад. В нём говорилось о положении дел на Кавказском фронте и возможных перспективах действий подчинённых ему войск.

Из доклада явствовало прежде всего одно: Николай Николаевич Юденич стремился на войне к реальному пониманию ситуации, избегая всякого рода доктринёрства.

Однако доклад кавказского полководца никак не убедил М. В. Алексеева. К тому же он только-только был назначен Временным правительством на пост Верховного главнокомандующего армиями России в идущей войне.

Озабоченный Алексеев после прочтения представленного ему с Кавказа доклада связался по телеграфу с Юденичем.

   – На проводе Ставка, главверх генерал Алексеев. Кто у провода?

   – Генерал Юденич.

   – Николай Николаевич, я ознакомился с вашим докладом. Ставка им крайне недовольна. Вы нарисовали нежелаемую картину.

   – Понимаю, но в докладе даётся истинное положение дел и предложения, исходящие из реальной ситуации.

   – Вы сгущаете краски. В Петрограде и командование Антанты настроены на скорый разгром противников.

   – Но только не на Кавказе.

   – Почему вы так считаете?

   – Наступательный дух войск иссяк. Материальных ресурсов нет. Людских резервов тоже. Об этом я уже докладывал в Ставку, но ответа не получил.

   – Однако Кавказский фронт должен воевать и довести разгром Турции до конца. Пока она не запросит хотя бы перемирия.

   – Михаил Васильевич, это невозможно.

   – Почему, изволю вас спросить.

   – На переговоры турки, в штабах которых верховодят германские генералы и офицеры, не пойдут.

   – Тогда турецкое командование надо принудить к тому военной силой, новыми победами.

   – Я, как глава фронта, считаю, что на обозримое сегодня мы должны вести на Кавказе только позиционную борьбу.

   – А как же наши обязательства перед союзниками?

   – Как? А так, как их перед нами выполняют в Месопотамии англичане. С них надо брать пример. Тогда нам проще ждёт воевать против турок в горах.

   – Ваши суждения идут вразрез с мнением вверенной мне Временным правительством Ставки. Николай Николаевич, вы понимаете, к чему может привести ваша позиция?

   – Да, понимаю. Но представленный вам доклад подпирал без колебаний. В нём изложена вся правда.

   – Хорошо. В таком случае копию вашего доклада вынужден отправить на рассмотрение в Петроград. У меня другого выхода сегодня просто нет.

   – Вас понял. Отправляйте с моего согласия.

   – Николай Николаевич, я вас ещё раз предупреждаю о возможных нежелательных для вас последствиях.

   – Благодарю за предупреждение, ваше превосходительство. Буду ждать правительственного решения...

Николай Николаевич Юденич был глубоко уверен в правоте своей позиции, изложенной в докладе. Он уже вполне осознал, что свержение монархического строя окончательно уничтожило воинскую дисциплину и единоначалие в Русской армии. Он прямо писал, что если так называемая демократизация армии продолжится, то Россия окажется без боеспособной военной силы.

Думается, что и Верховный главнокомандующий генерал Алексеев во многом соглашался с доводами Юденича. Да и к тому же личность того не давала поводов для особых сомнений. Кавалер ордена Святого Георгия трёх степеней, а в Первой мировой полный бант Георгиев не имел никто, не давал поводов для сомнений в профессионализме.

Однако эфемерная попытка главнокомандующего Кавказским фронтом как-то повлиять на военные решения Временного правительства успеха не имела. Петроград усмотрел в докладе «брожение умов» и «ненадёжность».

Реакция Временного правительства на доклад генерала Н. Н. Юденича последовала незамедлительно. 7 мая 1917 года он отстраняется от командования Кавказским фронтом как «сопротивляющийся указаниям Временного правительства». Формулировка причин отставки говорила сама за себя.

Той же правительственной телеграммой снятого с должности генерала вызывали в столицу. В Петрограде считали, что дальнейшее пребывание на Кавказе Юденича крайне нежелательно. Временное правительство без каких-либо веских на то оснований опасалось теперь уже опального полководца.

Так действующая Русская армия на финишной прямой Первой мировой войны потеряла одного из своих лучших военачальников. Последнего из плеяды награждённых Военным орденом Святого Георгия 2-й степени, героя обороны Сарыкамыша и взятия Эрзерума.

Вполне естественно, что за свою сорокалетнюю военную деятельность на самых различных командных и штабных должностях Николай Николаевич Юденич имел и просчёты. Противное утверждать – дело несерьёзное. Но тем не менее он внёс ощутимый вклад в развитие русского военного искусства, что было бы неразумным отвергать в силу каких-то политических обстоятельств. У Юденича в Первой мировой войне, с самого её начала, имелось собственное «имя».

Успехи, одержанные под его руководством Кавказской армией, принесли ему уважение и авторитет среди российской общественности, в армейской среде. В истории полководцев принято оценивать прежде всего по одержанным на поле брани победам. А они у генерала Юденича были. И немалые.

Дальнейший ход отечественной истории, революционные потрясения 1917 года резко изменили судьбу этого человека, всю свою жизнь посвятившего ратному служению Отечеству. Неумолимый ход времени превратил кавказского полководца из национального военного героя в политического изгоя...

Ознакомившись с приказом об отставке, Юденич передал дела главнокомандующего фронтом новому главе генералу М. А. Пржевальскому, с которым бок о бок прослужил на Кавказе последние годы.

Николай Николаевич знал Пржевальского хорошо и был высокого мнения о его человеческих и военных достоинствах. Выпускник Михайловской артиллерийской академии и Николаевской академии Генерального штаба на Кавказе служил с 1888 года. Долгих девять лет состоял секретарём генерального консула Российской империи в турецком городе-крепости Эрзеруме, занимаясь сбором разведывательной информации. Хорошо изучил Кавказский театр военных действий. Был начальником штаба пехотной дивизии, затем командовал пехотным полком. В 1905-1906 годах являлся (последовательно) начальником штабов Кубанского и Терского казачьих войск.

Войну генерал-майор М. А. Пржевальский встретил в должности начальника Кубанской пластунской бригады, вскоре переименованной в 1-ю. Прославился в боях за Сарыкамыш, затем командовал 2-м Туркестанским армейским корпусом. За отличия имел два ордена Святого Георгия – 4-й и 3-й степеней, что лучше всего говорило о его способностях как военачальника. На третьем году войны дослужился до чина генерала от инфантерии, – после взятия стрелками-туркестанцами у турок укреплённого Байбурта.

Последний разговор Юденича с Пржевальским состоялся в кабинете главнокомандующего, в штабе фронта:

   – Михаил Алексеевич, вам уже известно о решении правительства отправить меня в отставку и вашем назначении на фронт?

   – Да, Николай Николаевич. Телеграмма из Петрограда пришла в штаб корпуса, потому я и появился здесь.

   – О причинах моего снятия в телеграмме говорилось?

   – Нет. Ничего, кроме моего назначения.

   – Тогда я вам о том скажу. Меня обвинили в сопротивлении Временному правительству.

   – Но ведь для такого обвинения должно быть основание!

   – Оно, Михаил Алексеевич, было и есть.

   – Какое, Николай Николаевич?

   – А тот доклад в Ставку, который я представил Верховному главнокомандующему генералу Алексееву об истинном положении дел на фронте. Писал так, чтобы ничего не утаить.

   – Доклад, содержание которого вы обсуждали с командирами корпусов?

   – Да, он самый. Премного благодарен вам, Михаил Алексеевич, за ваши суждения, которые вы представили в штаб фронта по докладу.

   – Слова благодарности здесь излишни. Я был обязан обо всём высказаться со всей доверительностью к вам, Николай Николаевич.

   – За доверительность и благодарю.

   – Теперь вы куда?

   – Мне приказано без задержки, после сдачи дел прибыть в столицу.

   – Николай Николаевич, хочется вас спросить о ваших планах. Ведь не в ваши годы и не при ваших заслугах перед Отечеством уходить в полную отставку.

   – Я на то и надеюсь. Надеюсь, что мне дадут какую-нибудь должность на фронтах. Не хотелось бы в военное время оказаться в тылу, это не для меня.

   – Дай Бог вам удачи, Николай Николаевич.

   – Спасибо, Михаил Алексеевич. А вам я искренне от всей души желаю проявить себя во главе Кавказского фронта. Хотя говорю вам это с горечью.

   – Почему?

   – Фронт уже сейчас не тот, что был в начале года. Да и вы сами не хуже меня это знаете.

   – Знаю. Но хочется надеяться, что всё изменится к лучшему.

   – Трудно в это верить. Разрушены сами устои Русской армии. Даже офицерский корпус стал не тот: кадровых офицеров в полках пересчитать сегодня по пальцам можно.

   – Да, это так. Школы прапорщиков военные училища не заменят. Офицеры военного времени политикой занимаются не менее нижних чинов.

   – Вот то-то и оно. А кто командовать ротами на фронте будет, если не сегодняшние прапорщики и подпоручики? Воевать – это не митинговать в тылу.

   – Нам ли, Николай Николаевич, падать духом?

   – Действительно, не нам. Так что ещё раз желаю вам успехов в новой должности...

Отставной командующий Кавказским фронтом прибыл на берега Невы по железной дороге во второй половине мая. Петроград встретил его длиннющими очередями за хлебом, множеством листовок самых различных политических партий, которые ветер гонял тучами по улицам и площадям, проспектам и набережным. В них требовалось одно – отставки Временного правительства и конца бесконечной войне.

Юденич воочию убедился, что огромный столичный гарнизон – не один десяток запасных полков и батальонов – полностью разложился как военная сила. Он видел, проезжая по Петрограду, как какие-то личности в штатском бойко агитировали солдат, свободно проходя мимо часовых в казармы. Воинская честь не отдавалась даже генералу.

В военном министерстве всё же, после долгих обсуждений, решили не отправлять заслуженного генерала в полную Наставку. А. И. Гучков, ещё совсем недавно блиставший антимонархическими речами в Государственной думе, принял прибывшего с Кавказа опального полководца.

   – Как добрались до обновлённого февралём Петрограда, уважаемый Николай Николаевич?

   – По правде говоря, с трудом, Александр Иванович. Бастуют то машинисты, то станционные служащие. Да и с углём для паровозов беда. На коне доскакать можно было бы скорее.

– С железными дорогами у нас проблемы. Но правительство решит их, как я надеюсь, в самом ближайшем будущем. Идёт война, а фронтам столько всего надо!

   – Да, вы здесь правы, гражданин министр.

   – Николай Николаевич, хочу вас заверить, что правительство высоко ценит ваши заслуги на Кавказе.

   – Благодарю за сказанное, Александр Иванович.

   – Нам бы очень не хотелось, чтобы вы оставляли ряды армии новой России. Каково ваше мнение на сей счёт?

   – Я бы хотел вновь вернуться в действующие войска. На любой фронт, в любой должности.

   – Хочу огорчить вас. На фронтах пока вакантных должностей для вашего высокого чина не предвидится.

   – Тогда что мне могут предложить в военном министерстве?

   – Скромную для заслуженного генерала должность. Но обязанности для наших беспокойных дней ответственнейшие. Вы в этом можете не сомневаться.

   – Так что же это за должность?

   – Можно назвать её инспекторской. Вам надлежит объехать казачьи области и ознакомиться с царящими там настроениями.

   – Не могу не возразить на это. Ведь не с моим же боевым опытом выполнять подобные правительственные поручения.

   – В таком случае, гражданин генерал, хочу вас огорчить. Другой должности для вас в столице не находится...

Военный министр Временного правительства принял генерала от инфантерии с орденом Святого Георгия 3-й степени на мундире (прочие ордена и медали Юденич носил только в торжественных случаях) более чем холодно. В этом гражданин Гучков оказался совсем не одинок. Столь же прохладно приняли опального полководца и в Генеральном штабе.

В Петрограде у генерала Юденича произошла встреча с замечательной личностью – Георгием Ивановичем Шавельским, последним в истории Русской армии протопресвитером – главой военного духовенства. У этого человека было поистине удивительная биография.

Шавельский начал свою деятельность священнослужителя в двадцать лет псаломщиком. Через три года после рукоположения в сан поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию и после её окончания был определён на место священника в Суворовской Канчанской церкви при Николаевской военной академии. С началом Русско-японской войны был назначен священником 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, который сражался на полях Маньчжурии.

Вместе с этим полком Шавельский разделил все трудности походной жизни, лично принимал участие в сражениях при Кайджоу, Вафангоу, под Ляояном и на реке Шахэ. Был ранен и контужен. За боевые заслуги награждён орденами Святой Анны 3-й и 2-й степеней и Святого Владимира 4-й степени с метами, а также золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Юденич познакомился с полковым священником в Китае, когда тот в декабре 1905 года был назначен на должность главного полевого священника 1-й Маньчжурской армии.

Отличившийся немалыми организаторскими способностями, Шавельский в 1910 году советом Санкт-Петербургской Духовной академии удостаивается степени магистра богословия, а в 1911 году высочайшим императорским указом назначается протопресвитером[18]18
  Протопресвитер – высшее звание белого духовенства в православных церквах. В Русской Православной Церкви до 1917 г. было 4 протопресвитера: настоятель Большого придворного собора Санкт-Петербурга (заведовал придворным духовенством); военного и морского духовенства; настоятели Успенского и Архангельского соборов в Московском Кремле.


[Закрыть] военного и морского духовенства России.

С началом Первой мировой войны протопресвитер Императорской Российской армии и флота развил поистине колоссальную деятельность по духовному воспитанию нижних чинов, офицерства, воинов запаса. Ему подчиняются главные священники фронтов, Балтийского и Черноморского флотов.

Протопресвитер Шавельский издал несколько инструкций военному духовенству. Среди прочего, например, они требовали: во время боя на передовой полковой священник (обязан был находиться на перевязочном пункте, «где всегда скапливается множество раненых, нуждающихся: одни – в напутствии, другие – в утешении».

Или: «Воину, своей смертью запечатлевшему верность долгу, царю и Родине, надлежит воздать последнюю заслуженную им честь. Посему, при погребении умершего священнику следует принять все меры, чтобы оно было совершено по установленному чину и с соблюдением соответствующих христианских обрядов».

В «Инструкции священникам запасных батальонов и ополченческих частей армии» определялось и предписывалось «воспитание и укрепление в молодых воинах, которыми пополняются ряды нашей армии, сознания долга, мужества и патриотизма до готовности с радостью положить свою жизнь за благо и счастье родной Земли».

Протопресвитер военного и морского духовенства Г. И. Шавельский выступал за то, чтобы в рядах Русской армии не допускались конфликты на религиозной почве, за права и достоинства верующих других конфессий. В одном из его циркуляров (№ 737 от 3 ноября 1914 года) говорилось:

«...Усердно прошу духовенство действующей армии избегать по возможности всяких религиозных споров и обличений иных вероисповеданий, а равным образом зорко следить, чтобы в походные полковые и госпитальные библиотеки для воинских чинов не попадали брошюры и листки со встречающимися в них резкими выражениями по адресу католичества, протестанства и других исповеданий, так как подобные литературные произведения могут оскорблять религиозное чувство принадлежащих к этим исповеданиям и ожесточать их против Православной Церкви, а в воинских частях сеять пагубную для дела вражду.

Подвизающееся на бранном поле духовенство имеет возможность подтверждать величие и правоту Православной Церкви не словом обличения, а делом христианского самоотверженного служения как православным, так и инославным, памятуя, что и последние проливают кровь за Веру, Царя и Отечество и что у нас с ними один Христос, одно Евангелие и одно крещение, и не упуская случая, чтобы послужить уврачеванию и их духовных и телесных ран»,

...Встреча Юденича с Шавельским произошла в стенах Военного министерства. И полководец, отправленный в отставку, и протопресвитер армии и флота были рады такому нежданному случаю:

   – Я очень рад, Николай Николаевич, видеть вас снова в добром здравии, полным духовных и телесных сил. Благодарю за сей случай Господа.

   – И я весьма рад, Георгий Иванович, видеть вас здесь. Последний раз мы встречались с вами после Маньчжурии только в Ставке.

   – Да, в ней. Я слышал о вас вести, в которые мне просто не хочется верить. Так ли это на самом деле?

   – Так, Георгий Иванович. Я на днях сдал фронт новому главнокомандующему и стал отставным генералом. Весьма прискорбно для меня, но это уже свершившийся факт.

   – Говорят» что вы лишили союзников поддержки кавказских войск. Можно ли этому верить?

   – Да. Я отказал правительству в новом наступлении на Кавказе в направлении на Месопотамию.

   – Надеюсь, на то были самые веские причины?

   – Точно так. Войска фронта находятся в таком состоянии, что большое наступление им сегодня только во вред.

   – Что же, охотно верю вашим словам, Николай Николаевич.

   – А вы, Георгий Иванович, смею спросить, по какому случаю оказались в министерстве, коли ваше служебное место в Ставке при Верховном главнокомандующем?

   – Секретов нет. Новое правительство, назвавшее себя для России Временным, вовсе перестало заниматься на фронте делами духовными. Эта беда меня гнетёт всё больше и больше с каждым днём.

   – Своими полковыми священниками на Кавказе и вы, и я можем просто гордиться.

   – Да, Николай Николаевич, свой долг священнослужителя Русской Православной Церкви они выполняют, несмотря ни на что и по сей день...

Юденич в знак согласия только кивнул головой. Ему почему-то вспомнилась заметка в одной из московских газет за конец 1914 года, номер прислал ему в армейский штаб один из старых преподавателей родного Александровского военного училища.

Ту заметку Николай Николаевич тогда зачитал на совещании армейского командного состава со словами:

   – Послушайте, господа генералы, что пишут о доблести наших кавказских бойцов в газетах Первопрестольной.

На первой странице газеты, под рубрикой «Вести с Русского театра Великой войны», рассказывалось о деятельности военного священника М.:

«Среди прибывающих в последнее время в Москву раненых высказывается восхищение перед доблестью и ратными подвигами отца Стефана М., полкового священника одного из славных Кавказских полков, выдержавшего ряд блестящих боев с немцами. (Речь шла об одном из стрелковых полков Кавказского военного округа, с началом войны переброшенного на Восточный фронт. – А.Ш.)

Полковой священник всегда неразлучен с солдатами. Зачастую верхом на лошади батюшка выезжает под градом пуль на передовые позиции своего полка, и не было случая, чтобы раненый солдат не получил от батюшки сердечного и душевного утешения, а умирающий – религиозного напутствия.

Когда один из батальонов полка, окружённый с трёх сторон неприятелем, очутился в опасном положении, батюшка всех призвал к мужеству. «Умрём, но не сдадимся в плен», – воодушевлённо говорил он, предлагая закрепить такую клятву дружеским рукопожатием.

Батальон проявил изумительное мужество и храбрость. Трёхчасовая атака немцев в количестве целого полка и артиллерии окончилась отступлением, причём германцы оставили массу убитых и раненых...»

   – Георгий Иванович, так чем конкретно вы так озабочены?

   – Да как не быть озабоченным? Брожение, начавшееся в Петрограде, перекинулось на фронты, в полки, которые до последних дней смуты не знали и оставались верными долгу и воинской чести.

   – Но это же больше касается дел мирских, а не духовных!

   – Если бы так, Николай Николаевич. Воины перестают посещать богослужения, слушают больше агитаторов, прибывающих из тылов, чем своих полковых пастырей.

   – На это могу сказать, что даже в мои Последние дни на посту главнокомандующего на Кавказе ничего подобного не случалось.

   – Николай Николаевич, дорогой вы мой. Кавказ всегда был далёк от России, а ваш фронт – от революционного Петрограда.

   – Какая разница во фронтах? Ведь долг военного священнослужителя для всех един.

   – Он был и есть один, как велит нам Господь Бог. Ведь какой скорбный список ушедших пастырей мы сегодня имеем – отец Вениамин Поликастрицкий, отец Николай Кулачицкий, отец Елпидий Осипов, отец Григорий Ковалевский, отец Филипп Горбаневский... Разве всех их, убитых, тяжко раненых и без вести пропавших, перечтёшь?

   – Пусть будет им вечная память и слава.

   – Господ Бог им воздаст за содеянное. Но речь сегодня идёт о нашей пастве, людях православных, кровью своей омывающих окопы на фронтах. В их сердцах всё меньше веры в церковь остаётся.

   – Почему такое случилось, Георгий Иванович?

   – Почему? Извольте, скажу. Священники в армии и на кораблях всегда пользовались заботой и добрым расположением командиров, получали от них помощь при свершении церковных обрядов. Сейчас поддержки становится всё меньше.

   – Но ведь никто не отменял положения о военных священнослужителях. Ни Временное правительство, ни Ставка Верховного.

   – Они-то не отменяли. Зато любой полковой комитет может это сделать: лишить паству, которая ещё не потеряла веру в силу Всевышнего – духовного пастыря.

   – Вы чего-нибудь добились здесь?

   – Нет, Николай Николаевич. Правда, в правительстве обещали мне помочь.

   – Дай Бог. Только что-то мне не верится в силу правительства из социалистов. Ему и на фронте особо не доверяют.

   – Надеюсь, что всё в нашем многострадальном Отечестве образумится...

В Петрограде Юденич задержался всего на два-три дня. Он уехал в родную Москву, куда с Кавказа, из Тифлиса, уже успела перебраться его семья. Теперь ему приходилось в условиях войны переходить на положение отставного военного, ставшего волей судьбы гражданским человеком.

Генеральская пенсия пока позволяла вполне прилично существовать, хотя цены на всё самое необходимое, особенно на продукты, росли как на дрожжах. А новые денежные знаки Временного правительства, прозванные в народе «керенками», едва ли не с каждым месяцем «облегчались» нулями. В стране начинала свирепствовать инфляция.

Как известно, у безработных и отставников уйма свободного времени. Юденич посещал родное ему Александровское военное училище, благо оно находилось совсем рядом с родительским домом. А в Москве Николай Николаевич встретил немало сослуживцев и однополчан, среди которых оказалось немало инвалидов Первой мировой и Русско-японской.

Случайно отставной генерал посетил парад войск Московского гарнизона. Там он послушал страстные речи хорошо знакомого ему по газетам министра-социалиста Александра Фёдоровича Керенского. Тот с трибуны ратовал за победное продолжение войны е Германией и её союзниками.

В сердце кавказского полководца затеплилась надежда на возвращение в армейский строй, на то, что он с его способностями и боевыми заслугами ещё будет нужен Отечеству. 55-летний возраст он считал для себя не помехой: было б только достойное дело на идущей войне.

Спокойная жизнь отставного генерала никак не устраивала Николая Николаевича, и он решил, посоветовавшись с товарищами по училищу, посетить Ставку Верховного главнокомандующего в Могилёве. Там он собирался поставить перед новым Верховным генералом А. А. Брусиловым вопрос о своём возвращении к активной военной деятельности, иначе говоря, попроситься на фронт.

Брусилов только недавно получил назначение на этот высокий пост, заменив генерала М. В. Алексеева, который был снят Временным правительством. Поводом стала алексеевская речь на Первом офицерском съезде, проходившем в Могилёве. Тогда Верховный главнокомандующий осудил политику правительства, которая гибельно вела к полному разложению армии и флота.

В город Могилёв Юденич приехал 17 июня. В тот день войска Юго-Западного фронта перешли в новое наступление. В Ставке он так и не смог решить свою генеральскую судьбу – там на всех уровнях управления армией царила неразбериха, а порой и безвластие. Комиссары Временного правительства, зачастую не имевшие никаких познаний в военном деле, вмешивались в решения высшего командования, реализуя прежде всего собственную политическую амбициозность.

Это стало своеобразным отголоском тех революционных процессов, которые почти неуправляемо происходили в армейских низах. Разложение военной силы России шло через вмешательство солдатских комитетов в командование не только отдельными воинскими частями, но уже и дивизиями.