Текст книги " Юденич"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

События в далёком от Кавказа Санкт-Петербурге не заставили себя долго ждать. Трудно сказать, был ли к ним готов боевой генерал Юденич или нет. Об этом он не высказывался даже в кругу доверенных лиц.

Глава десятая
ВО ГЛАВЕ КАВКАЗСКОГО ФРОНТА

В первый день нового 1917 года юденичский штаб доложил в Могилёвскую Ставку данные о численности и состоянии Отдельной Кавказской армии. Она имела 247 батальонов пехоты, 236 сотен и эскадронов конницы и 546 орудий. Это была большая военная сила.

Обращало на себя внимание то, что почти вся её конница являлась казачьей – имелось всего 18 драгунских эскадронов Кавказской кавалерийской дивизии. Небезынтересно было отметить и то, что из семи корпусных генералов пять были казаками – генералы Калитин, Пржевальский, Баратов, Абациев и Чернозубов.

В Ставке Верховного главнокомандующего Николая II надеялись, что заметная казачья прослойка спасёт Кавказскую армию от революционных потрясений. Но в том окружении последнего Романова заблуждалось.

Поводами для недовольства солдатской массы служили прежде всего сами условия фронтовой жизни. В своих воспоминаниях начальник 66-й пехотной дивизии, которая занимала позиции за Шайтан-даг (Чёрная гора) в районе Огнота с осени 1916 по весну 1917 генерал И. В. Савицкий писал следующее:

«Положение частей на позициях, на высоте от 2400 до 300 метров над уровнем моря, становилось всё более и более тяжёлым. На топливо были разобраны все брошенные жителями деревни. Доставка продуктов и фуража вследствие глубоких снегов была очень затруднительна.

К весне положение ухудшилось. Начались заболевания возвратным тифом. Из-за начавшегося весной 1917 года таяния снегов доставка продуктов ухудшилась. По долинам с большим трудом, но всё же можно было доставлять продукты на подводах.

Далее, на горы, продукты везли на вьюках и складывали в тылу позиции юрты, а отсюда продукты переносились пешими командами, так как лошади с вьюками проваливались в глубокий снег...»

Февральская революция дошла до русских войск на Кавказе, его городов и селений сперва скупыми телеграфными строчками, потом огромными шапками на страницах газет. И сразу на фронте и в тылу замитинговали.

Известие о начавшейся Февральской революции в Петрограде пришло в Тифлис и штаб Кавказской армии с телеграммой начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М. В. Алексеева, отправленная на имя всех главнокомандующих фронтами и отдельными армиями. Телеграмма пространно сообщала:

«Сообщаю для ориентировки: двадцать шестого, в тринадцать часов сорок минут, получена телеграмма генерала Хабалова о том, что двадцать пятого февраля толпы рабочих, собравшиеся в различных частях города, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими частями. Около семнадцати часов у Гостинного двора демонстранты запели революционные песни и выкинули красные флаги. На предупреждение, что против них будет применено оружие, из толпы раздалось несколько пистолетных выстрелов, был ранен один рядовой. Взвод драгун спешился и открыл огонь по толпе, причём убито трое и ранено десять человек. Толпа мгновенно рассеялась. Около восемнадцати часов в отряд конных жандармов была брошена граната, которой ранен один жандарм и лошадь. Вечер прошёл относительно спокойно.

Двадцать пятого февраля бастовало двести сорок тысяч человек рабочих. Хабаловым было объявлено о воспрещении скопления народа на улицах и подтверждено, что всякое проявление беспорядка будет подавляться силой оружия. По донесению генерала Хабалова с утра двадцать шестого февраля в городе спокойно. Двадцать шестого в двадцать два часа получена телеграмма от председателя Государственной Думы Родзянко, сообщавшего, что волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры и что начало беспорядков имело в основании недостаток печёного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий Панику.

Двадцать седьмого военный министр всеподданнейше доносит, что начавшиеся с утра в некоторых войсковых частях волнения твёрдо и энергично подавляются оставшимися верными своему долгу ротами и батальонами. Бунт ещё не подавлен, но военный министр выражает уверенность в скором наступлении спокойствия, для достижения коего принимаются беспощадные меры.

Председатель Государственной Думы двадцать седьмого, около полудня, сообщает, что войска становятся на сторону населения и убивают своих офицеров.

Генерал Хабалов двадцать седьмого, около полудня, всеподданнейше доносит, что одна рота запасного Павловского полка двадцать шестого февраля заявила, что не будет стрелять в народ. Командир батальона этого полка ранен из толпы. Двадцать седьмого февраля учебная команда Волынского полка отказалась выходить против бунтовщиков, и начальник её застрелился. Затем эта команда, с ротой этого же полка, направилась в расположение двух других батальонов, и к ним начали присоединяться люди этих частей.

Генерал Хабалов просит о присылке надёжных частей с фронта. Военный министр к вечеру двадцать седьмого февраля сообщает, что батарея, вызванная из Петергофа, отказалась грузиться на поезд для следования в Петроград. Двадцать седьмого февраля, между двадцатью одним часом и двадцатью двумя, дано указание главнокомандующим Северного и Западного фронтов отправить в Петроград с каждого фронта по два кавалерийских и два пехотных полка с энергичными генералами во главе бригад и по одной пулемётной команде Кольта для Георгиевского батальона, который приказано направить двадцать восьмого февраля в Петроград из Ставки.

По высочайшему повелению, главнокомандующим Петроградским округом с чрезвычайными полномочиями и подчинением ему всех министров назначен генерал-адъютант Иванов.

Двадцать восьмого, около двадцати четырёх часов, мною сообщено главнокомандующим о необходимости подготовить меры к тому, чтобы обеспечить во что бы то ни стало работу железных дорог.

Двадцать седьмого, после двенадцати часов, военный министр сообщает, что положение в Петрограде становится весьма серьёзным. Военный мятеж немногими верными долгу частями погасить не удаётся, и войсковые части постепенно присоединяются к мятежникам. Начались пожары. Петроград объявлен в осадном положении. Двадцать седьмого, в два часа, послана телеграмма от меня главнокомандующим Северного и Западного фронтов о направлении в Петроград, сверх уже назначенных войск, ещё по одной пешей и конной батарее от каждого фронта.

Двадцать восьмого, в три часа, мною послана телеграмма командующему войсками Московского округа о принятии необходимых мер на случай, если беспорядки перекинутся в Москву, и об обеспечении работы железнодорожного узла и доставки продовольствия.

Двадцать восьмого февраля, в час, от генерала Хабалова получена телеграмма на высочайшее имя, что он восстановить порядка в столице не мог. Большинство частей изменило своему долгу и многие перешли на сторону мятежников. Войска, оставшиеся верными долгу, после борьбы в продолжении всего дня, понесли большие потери.

К вечеру мятежники овладели большей частью столицы, и оставшиеся верными присяге небольшие части разных полков стянуты у Зимнего дворца.

Двадцать восьмого февраля, в два часа, военный министр сообщает, что мятежники заняли Мариинский дворец и там Находятся члены революционного правительства. Двадцать восьмого февраля, в восемь часов двадцать пять минут, генерал Хабалов доносит, что число оставшихся верными долгу уменьшилось до шестисот человек пехоты и до пятисот всадников при пятнадцати пулемётах и двенадцати орудиях, имеющих всего восемнадцать патронов (снарядов), и что положение до чрезвычайности трудное.

Головной эшелон пехотного полка, отправляемый с Северного фронта, подойдёт к Петрограду примерно к утру первого марта.

Государь император, в ночь с 27 на 28 февраля, изволил отбыть в Царское Село. По частным сведениям революционное правительство вступило в управление Петроградом, объявив в своём манифесте переход на его сторону четырёх гвардейских запасных полков, о занятии арсенала, Петропавловской крепости, главного артиллерийского управления.

Только что получена телеграмма военного министра, что Мятежники во всех частях города овладели важнейшими учреждениями. Войска под влиянием утомления и пропаганды бросают оружие, переходят на сторону мятежников или становятся нейтральными. Всё время на улицах идёт беспорядочная стрельба; всякое движение прекращено; появляющихся офицеров и нижних чинов на улицах разоружают.

Министры все целы, но работа министров, по-видимому, Прекратилась.

По частным сведениям, председатель Государственного совета Щегловитов арестован. В Государственной Думе образован совет лидеров партий для сношения революционного правительства с учреждениями и лицами, назначены дополнительные выборы в Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов от рабочих и мятежных войск.

Только что получена от генерала Хабалова телеграмма, из которой видно, что фактически повлиять на события он больше не может. Сообщая об этом, прибавлю, что на всех нас лёг священный долг перед государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов.

28 февраля 1917 г.

Алексеев».

Полученная из Могилёвской Ставки телеграмма послужила поводом для экстренного совещания в кабинете наместника. На нём присутствовало только двое лиц, от которых во многом зависела политическая обстановка на фронте и в закавказских губерниях. Эти двое были – великий князь Николай Николаевич-Младший и генерал от инфантерии Юденич.

   – Какое впечатление на вас, Николай Николаевич, произвела телеграмма генерала Алексеева?

   – Самое удручающее, ваше сиятельство.

   – Почему?

   – Государство и ранее сталкивалось с беспорядками, как то было в 1905 году, но тогда армия в своей массе оставалась верна долгу и присяге.

   – После Маньчжурии столица не сидела на голодном пайке и в магазинах всегда лежал хлеб.

   – В России с хлебом проблем быть не должно. Если не уродился урожай в одних губерниях, значит, он был в других. Кроме того, есть же и государственные запасы.

   – По моим данным, Кубань и Дон, южные губернии полны запасов хлеба. Страна четвёртый год не кормит им Европу.

   – Ваше превосходительство, развал на железных дорогах любые запасы может превратить в ничто.

   – Николай Николаевич, мы сейчас превращаемся в доморощенных политиков. А наша с вами задача – удержать Кавказский край, Кавказскую армию от анархии и беспорядков. Что мы можем сделать здесь, в Тифлисе?

   – Здесь что-либо сделать нам сложнее, чем на передовой.

   – Почему? Ведь там войска и здесь войска.

   – Я уже второй год, ваше сиятельство, замечаю, что пополнения приходят к нам всё более и более ненадёжные. В тыловые казармы к нижним чинам, как в гости, сегодня ходят какие-то комитетчики, агитируют против существующего строя, против войны.

   – Но это здесь, в Тифлисе и Баку. Фронт же стоит и сражается.

   – То, что полки в бой ходят – это верно. Вот только настрой солдат стал совсем иной.

   – Причина этого настроя?

   – Люди устали от войны. Из деревень и особенно из промышленных городов в армию приходят нерадостные письма. В них рассказы то о неурожае, то о беспорядках, то о голодании семей, то о гибели родных и близких.

   – По данным командира Отдельного жандармского эскадрона армии шатания на фронте пока нет.

   – Да, это так. Надеюсь, что ситуация не изменится к худшему.

   – Николай Николаевич, что мы будем делать, если политические беспорядки перекинуться на Кавказский край?

   – В отличие от Петрограда и генерала Хабалова у нас достаточно надёжных воинских частей, верных долгу.

   – Но сейчас трудно положиться даже на кавказское казачество. Не так ли?

   – Так. Казаки тоже люди, и они тоже устали от войны. Но есть и другие верные присяге войска, кроме батальонов пластунов, казачьих полков и батарей.

   – О ком вы говорите?

   – Об армейских школах прапорщиков – Тифлисской, Горийской и прочих, о военном училище. Найдутся, кроме казаков, и верные стрелковые полки. Драгуны наконец.

   – Но будут ли они стрелять в бунтовщиков на нефтепромыслах Баку или на железной дороге?

   – Трудно сказать. Всё зависит от ситуации и твёрдости Офицеров. С последними тоже не всё в порядке, как вы хорошо знаете.

   – Знаю. В полках всё меньше становится кадровых офицеров-дворян. Офицеры из запаса и после краткосрочных курсов – совсем не то, что нужно армии. В этом беда.

   – Ваше сиятельство, в телеграмме начальник штаба Ставки обязывает нас позаботиться о железных дорогах.

   – Да, это его настоятельная просьба.

   – Тогда я дам указание начальнику штаба армии и тифлисскому коменданту в случае беспорядков на станциях и остановки движения использовать армейские железнодорожные эксплуатационные батальоны.

   – А смогут ли они поддержать нормальный ритм движения поездов?

   – Думаю, что смогут. Но придётся выделить для обеспечения безопасности их работы охрану.

   – Из кого?

   – Из отдельных казачьих сотен, пограничной стражи, тыловых пехотных батальонов, если нет признаков, что они распропагандированы комитетчиками.

   – Хорошо. Я одобряю ваши предложения и даю согласие на использование таких мер, но только прошу об одном, Николай Николаевич.

   – О чём?

   – Если возникнут беспорядки и вам придётся использовать военную силу, то обходитесь, ради Бога, без пальбы по людям. Не надо крови.

   – Я тоже против крови. Но если бы обстоятельства зависели только от нас с вами.

   – Вы думаете, что мятежники не остановятся ни перед чем?

   – Думаю, да. Помните гурийские красные сотни? А революционеров-бомбомётчиков в Грузии с их Камо? Не войска в них стреляли, а наоборот.

   – Да, было много чего в наместничество Воронцова-Дашкова. Но тогда держава устояла и поднялась.

   – То-то, что устояла. А сегодня в столице в драгунских солдат стреляют из толпы, не с баррикад…

   – Ладно, будем стараться держать порядок в Кавказском крае, насколько это будет возможно...

Из дворца наместника Юденич возвращался в глубокой задумчивости. Он ехал по тифлисским мостовым верхом в сопровождении адъютанта и десятка казаков-кубанцев из конвойной полусотни штаба командующего. На улицах было многолюдно, работали магазины и трактиры. Поражало обилие извозчиков, уличных торговцев и людей в военной форме.

Юденич, проезжая мимо, приглядывался прежде всего к военным. Офицеры и нижние чины привычно отдавали честь генералу, а тот ловил себя на том, что делается это как– то не молодцевато, принуждённо. И тревожило то, что многие встреченные им на тифлисских улицах солдаты имели неряшливый вид...

Прибыв в штаб армии, командующий приказал усилить охрану вокзалов и железнодорожных мостов, складов с провиантом. Впервые в гарнизонах вводились офицерские патрули. Было приказано не допускать в казармы гражданских лиц, которые назывались представителями различных комитетов и партий.

Секретной депешей командирам тыловых частей и начальникам гарнизонов Юденичем приказывалось принять все меры для недопущения участия военнослужащих в любых митингах и политических собраниях. Подобные приказы отдавались главнокомандующими всех фронтов. Но в последних числах марта 1917 года они выполнялись не везде и не всегда.

В10 часов 15 минут утра на стол кавказского наместника легла очередная телеграмма из штаба Ставки. Её содержание поразило великого князя – император Николай II терял власть на глазах:

«Его величество находится во Пскове, где изъявил согласие объявить манифест идти навстречу народному желанию учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Государственной Думы образовать кабинет.

По сообщению этого решения главнокомандующим Северного фронта (генерал от инфантерии Н. В. Рузский. – А.Ш.) председателю Гос. Думы, последний, в разговоре по аппарату, в три с половиной часа второго сего марта, ответил, что появление манифеста было бы своевременно 27 февраля в настоящее же время этот факт является запоздалым, что ныне наступила одна из страшных революций; сдерживать народные страсти трудно; войска деморализованы. Председателю Гос. Думы хотя и верят, но он опасается, что сдержать народные страсти будет невозможно.

„ Что теперь династический вопрос поставлен ребром и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находится фактически в руках петроградского временного правительства.

Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом плане, хотя бы ценой дорогих уступок. Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданнейшую просьбу его величеству через сверху.

2 марта 1917 г., 10 ч. 15 м.

№ 1872.

Алексеев».

Великий князь, срочно вызвавший к себе во дворец Юденича, ещё не успел вчитаться в содержание первой телеграммы, как с телеграфного аппарата сползла новая лента, продолжающая первую:

«Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мысли и целей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться с внешним врагом, и решение относительно внутренних дел должно избавить её от искушения принять участие в перевороте, который более безболезненно совершится при решении сверху.

2 марта 1917 г., 10 ч. 15 м.

№ 1872.

Алексеев».

Прибывший во дворец генерал Юденич застал великого князя за чтением второй алексеевской телеграммы. Было ясно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Царский наместник молча протянул генералу ворох телеграфных лент:

   – Читайте, Николай Николаевич. Хотя это адресовано лично мне, но касается и вас.

Пробежав глазами строчки на телеграфных лентах, Юденич посмотрел на великого князя, стоявшего перед ним с совсем не свойственной его натуре нерешительным видом.

   – От вас, ваше сиятельство, требуется срочное послание в Ставку.

   – Да, Михаил Васильевич Алексеев хочет знать моё мнение относительно завтрашнего дня Романовых.

   – Как я понял, начальник штаба Верховного солидарен с генералом Рузским, чей Северный фронт сейчас ближе всех к Петрограду.

К столице наша Кавказская армия отношения не имеет. Требуется только моё мнение, изложенное в телеграмме. Судьбу Романовых будут решать другие главнокомандующие.

   – Какой же ответ вы изволите послать в Могилёв?

   – Самый прямой. Вопрос стоит не сколько о судьбе монархии Романовых, сколько о судьбе России.

   – И о судьбе воюющей Русской армии.

   – Разумеется. Судьба Отечества и его армии всегда была едина.

   – Так на что вы решились, ваше сиятельство?

   – Трудно произнести. Но в Ставке ждут моей телеграммы не через час или два, а сию минуту.

Великий князь сел за стол и быстро набросал текст ответной телеграммы Алексееву, который оставался сейчас фактически главой всех фронтов, всех вооружённых сил Российской империи. Закончив писать, Николай Николаевич-Младший протянул листок Юденичу.

   – Прочтите, прошу вас. Может быть, что-то не так сказано?

«Ставка Верховного главнокомандующего. Могилёв.

Генералу Алексееву.

Для государя императора лично в руки.

Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры.

Я, как верноподданный, считаю, по долгу присяги и по уху присяги, необходимым коленопреклонённо молить ваше императорское величество спасти Россию и вашего наследника, зная чувство святой любви вашей к России и к нему.

Осеняя себя крестным знаменьем, передайте ему – ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо Горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить вас.

Генерал-адъютант Николай».

   – Каково ваше мнение, Николай Николаевич, по содержанию моей телеграммы?

   – Она искренняя. Значит, отречение государя неизбежно?

   – Это уже свершившийся факт. Передачей престола царевичу Алексею он спасёт России, её армию и династию. Другого выхода у нашего монарха просто нет.

   – Но есть же верные ему силы на фронтах. Верные и решительные генералы. Я знаю много таких.

   – Государь не пойдёт на пролитие крови своих верноподданных. Это ясно как Божий день. Он не будет врагом своему народу.

   – Если так, то нам остаётся только ждать ответа из Ставки.

   – И сообщения о том, на что решится всероссийский государь.

   – Думаю, что всё выяснится сегодня, 2-го марта...

Ни великий князь Николай Николаевич-Младший, ни генерал Юденич тогда ещё не знали, что император Николай II, получив из штаба Ставки телеграммы от главнокомандующих фронтов, послал две телеграммы. Одну – в Петроград. Вторую – в Могилёв.

«Петроград.

Председателю Государственной Думы Родзянко.

Нет той жертвы, которую я не принёс бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки-России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя Михаила Александровича.

Николай».

Схожая телеграмма была адресована монархом начальнику своего штаба Верховного главнокомандующего генералу М. В. Алексееву:

«Наштаверх. Ставка.

Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына.

Прошу всех служить ему верно и нелицемерно.

Николай».

Последний всероссийский император ещё надеялся удержать престол в руках династии Романовых. Но попытка посадить на царство цесаревича Алексея не удалась сразу. Отказался через сутки от подобного предложения и брат государя Михаил Александрович. Он после недолгих раздумий и совета близких ему людей не решился поднимать упавшую корону Российской империи.

Все вопросы решались в самом узком кругу российских политиков из Государственной думы и высшего генералитета в лице генералов Алексеева и Рузского. Первый являлся фактическим главой Ставки Верховного главнокомандующего и пока ещё держал в своих руках все нити руководства фронтами и тыловыми войсками. Второй имел под своим командованием самый близкий к Петрограду Северный фронт и, вполне возможно, мог бы повлиять военной силой на события, происходившие в столице. Однако ни тот, ни другой генерал своей верноподданнической признательности императору Николаю II выказывать не стали.

Великий князь Николай Николаевич-Младший, скорее всего, догадывался о закулисных политических играх вокруг будущего российского трона. Но повлиять на них из далёкого города Тифлиса уже не мог. Что же касается генерала Юденича, то он, можно сказать с уверенностью, оказался далеко от тех событий, которые вошли в историю России под названием Февральской революции.

Как всегда бывает в таких случаях, «дела» творились небольшой группой заинтересованных людей. Что же касается фронтов, то они продолжали жить своей повседневной жизнью. Войска сражались, и их далёкие тылы в столице и крупных городах митинговали и «делали политическую погоду» в государстве.

Всё, что знали на Кавказском фронте о событиях в Петрограде, в Могилёвской ставке и царском поезде, который находился на железнодорожных путях под Псковом, заключалось в ворохах телеграфных лент. Кавказ, как и вся Россия, замер в ожидании:

Поздно вечером 2 марта в штаб Отдельной Кавказской армии, опять же по телеграфу из Ставки, был доставлен высочайший манифест об отречении императора Николая II от российского престола. Он гласил следующее:

«Ставка.

Начальнику штаба.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу было угодно ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, всё будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага.

В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думой, признали мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть.

Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаём наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу.

Во имя горячо любимой родины призываю всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним, повиновение царю в тяжёлую минуту всенародных испытаний и помочь ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.

Николай

г. Псков.

2 марта 15 час. 5 мин. 1917 г.

Министр императорского двора

Генерал-адъютант граф Фредерикс».

В тот день, перед тем, как лечь спать, отрёкшийся от престола Николай II записал в своём личном дневнике:

«2-го марта. Четверг.

Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость и обман!»

В своих воспоминаниях о последних высочайших царских указах, подписанный рукой Николая II Романова, самодержца и Верховного главнокомандующего России, генерал А. С. Лукомский пишет:

«Перед отречением от престола государь написал указ об увольнении в отставку прежнего состава Совета министров и о назначении председателем Совета министров князя Львова.

Приказом по армии и флоту и указам Правительствующему сенату Верховным главнокомандующим государь назначил великого князя Николая Николаевича.

Всё это с курьером было послано в Ставку для немедленного распубликования».

...В Тифлис одновременно с манифестом об отречении императора Николая II от престола пришёл приказ о назначении (вторичном) великого князя Николая Николаевича-Младшего Верховным главнокомандующим. Тот незамедлительно, утром того же дня, выехал в Могилёвскую Ставку принимать дела.

Юденич провожал великого князя на тифлисском вокзале. Столица кавказского наместничества была взбудоражена сообщениями из Петрограда. Огромная толпа любопытствующего народа, собравшегося у поезда, напирала на оцепление казаков-конвойцев. Поэтому разговор получился немногословным, словно два полководца понимали, что в самом скором времени оба останутся не у дел:

   – Николай Николаевич, берите всю власть в свои руки. Я, как Верховный, очень надеюсь на ваш высокий авторитет в кавказских войсках.

   – Ваша светлость, вы же знаете ситуацию. Анархия, митинги, развал тылов. В Баку и Тифлисе различные комитеты стали вмешиваться в решения командования. Снабжение идёт из вон рук плохо.

   – Всё вижу, не слепой. Но фронт надо держать любой ценой. Для турок сейчас самое время вернуть утерянное в войне.

   – Фронт удержим, Николай Николаевич. За это не волнуйтесь в Ставке.

   – На том искреннее спасибо. Воюя здесь, помните о России. До свидания!

   – Желаю удачи в новой должности, Николай Николаевич!

   – Спасибо. Ещё раз до свидания...

Политические события, предшествовавшие отъезду великого князя в Могилёв, развивались стремительно. В юденичский штаб телеграфной строкой пришло заявление великого князя Михаила Александровича, в пользу которого отрёкся Николай II. И этот Романов отказывался от императорской короны.

Власть в России перешла в руки Временного правительства. На фронтах с нетерпением ждали его первых шагов.

Через несколько дней после отъезда великого князя Николая Николаевича-Младшего в Тифлис пришла правительственная телеграмма. Генерал от инфантерии Юденич назначался исполняющим делами главнокомандующего кавказскими войсками.

Вскоре был образован новый фронт – Кавказский. Хотя по сути дела он с первых дней Великой войны уже существовал благодаря оторванности от Восточного (или Русского) фронта. Его главнокомандующим стал Николай Николаевич Юденич.

За него перед Временным правительством, обеспокоенном вопросом лояльности армии к новой власти в государстве, говорило два немаловажных обстоятельства.

Во-первых, это был действительно авторитетный в войсках полководец, герой Сарыкамыша и Эрзерума. Его имя пользовалось известностью в стране и высшем военном и политическом руководстве Антанты.

Во-вторых, боевой генерал в февральских событиях показал себя благоразумным человеком. Он не встал в ряды защитников свергаемой революционным движением династии Романовых и не выражал никакого сочувствия отрёкшемуся от престола Николаю Н.

И первое, и второе, хорошо известное членам Временного правительства, стало поводом для появления в истории Первой мировой войны нового главнокомандующего фронтом в России.

Но как ни парадоксально, именно русская Смута стала временем падения полководца Юденича. На то нашлись свои причины.

Уже на следующий день после назначения новому главнокомандующему, которому из войск от товарищей и просто знакомых продолжали идти поздравления, пришлось заняться неотложными фронтовыми делами. Дело заключалось в том, что части Экспедиционного корпуса генерал– лейтенанта Н. Н. Баратова, выдвинувшиеся в долину реки Дияла, начали испытывать серьёзные трудности. Сигналы один за другой в самых резких выражениях посыпались радиограммами в крепость Карс, где размещался штаб фронта.