Текст книги "Алексеев. Последний стратег"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Половина этой суммы пошла на нужды формирующейся Донской армии, другая – Добровольческой армии. Так рачительный и экономный Михаил Васильевич оказался «обладателем» пятнадцати миллионов рублей.

Донской триумвират пошёл и на печатание при ростовском отделении Государственного банка новых денежных знаков. Была создана «экспедиция заготовления денежных знаков». Но дело дальше рисунков не пошло. Печатные машины установили и клише изготовили только к середине февраля 1918 года, когда неблагоприятная обстановка вынудила Добровольческую армию оставить Ростов и двинуться в поход на Кубань.

В самом конце декабря «заявили» о себе союзники России по Антанте. В Новочеркасск из Москвы прибыли по одному представителю от военных миссий Великобритании и Франции. Они интересовались ходом формирования Добровольческой армии, бойцы которой симпатий к Германии не питали.

Союзники пообещали командованию Белой армии помощь пока только деньгами. Договорились, что сумма в сто миллионов рублей будет передана генералу Алексееву по десять миллионов в месяц, начиная с января 1918 года. Однако получить первые деньги от Антанты белые добровольцы из-за развернувшихся боев не сумели.

К середине января 1918 года Добровольческая армия превратилась в небольшую, численностью около пяти тысяч человек, армию, пусть и слабо вооружённую и снаряженную, но в моральном отношении сильную.

На Дон прибыл Славянский ударный полк, которому вернули его прежнее название – Корниловский. Вместе с полковым командиром М. О. Нежендевым в Новочеркасск «просочились» полтысячи нижних чинов и полсотни офицеров. Почти все они были георгиевскими кавалерами за отличия в боях на Юго-Западном фронте. Капитан Генерального штаба Неженцев пользовался большой любовью генерала Корнилова ещё тогда, когда был начальником разведывательного отдела штаба его 8-й армии.

Теперь в состав армии кроме Корниловского ударного полка входили Офицерский, Юнкерский и Георгиевские батальоны, четыре артиллерийские батареи, инженерная рота, офицерский кавалерийский эскадрон и рота гвардейских офицеров, морская рота, дивизион смерти Кавказской дивизии, несколько партизанских отрядов, другие части. Из учащейся молодёжи Ростова формировался Ростовский добровольческий полк.

Структура Добровольческой армии во время её пребывания на Дону постоянно менялась. Роты превращались в батальоны. Создавались новые отряды, которые часто именовались по именам своих командиров.

Вскоре добровольцы получили отличительный знак новой Русской армии. Это был нашиваемый на рукав угол из трёх лент трёх цветов национального флага ушедшей в историю старой России.

...Наиболее остро стоял вопрос с вооружением. Алексеев, а потом и Корнилов так наставляли командиров отрядов:

   – Оружие для себя добывать любыми способами. Покупайте, отбивайте, выпрашивайте.

А. И. Деникин писал о том, как собиралось вооружение Белой армии, в своих мемуарах следующее:

«Высокопоучительна история создания добровольческой артиллерии. Одну батарею (два орудия) украли в 39-й дивизии, ушедшей самовольно с Кавказского фронта и обратившей Ставропольскую губернию в свой лен. Сборный офицерско-юнкерский отряд произвёл ночной набег на одно из селений, расположенных в районе Торговой (Ставропольской губернии, вёрстах в полутораста от Новочеркасска ), где квартировала батарея, отбил у солдат два орудия и привёз их в Новочеркасск.

Два орудия мы взяли в донском складе с разрешения комитета для отдания почестей на похоронах добровольческого офицера и «затеряли».

Одну батарею купили у вернувшихся с фронта казаков-артиллеристов, послав к ним полковника Тима невского, который споил команду и уплатил ей около 5 тысяч рублей. Можно себе представить наше огорчение, когда донцы неожиданно отказались от сделки ввиду того, что войсковой штаб назначил в батарею пополнение, и неизвестно было, как оно отнесётся к самоупразднению. Послали телеграмму в донской штаб, который поспешил отменить своё распоряжение.

Наконец, в начале января команда в составе около 40 офицеров и юнкеров была откомандирована в Екатеринодар за уступленными нам кубанским атаманом пушками. На узловой станции Тимашевской вагон с добровольцами окружили казаки местного Кубанского полка, и, когда после долгих споров добровольцы, не желая пролития крови, согласились сдать оружие, с тем что их пропустят в Екатеринодар (в этом их заверил и штаб-офицер Кубанского полка), казаки перецепили вагон и под сильным конвоем отправили его... в Новороссийск, сдав добровольцев военно-революционному комитету.

Несколько человек на полном ходу выбросились из вагона и вернулись в Ростов, остальные томились почти восемь месяцев в Новороссийской тюрьме в ожидании той участи, которая постигла там вскоре несчастных офицеров Варнавинского полка.

Команда контрминоносца «Керчь» совместно с советскими властями города сняла с транспорта, отходившего от пристани с 491-м Варнавинским полком, выданных солдатами после некоторого колебания всех офицеров полка. В тот же день, 18 февраля, офицеры, помещённые на баржу, были раздеты, связаны, изувечены, изрублены, расстреляны, а затем сброшены в море. Через несколько месяцев трупы несчастных стали всплывать на поверхность воды.

По счастливой случайности артиллеристы остались целы и были выручены вступившими в Новороссийск в августе 1918 года частями Добровольческой армии...».

Появились у Добровольческой армии и свои «военно-воздушные силы». Дело с их возникновением обстояло так. В Таганроге находился авиаремонтный завод, на который под видом рабочих устроились два белых лётчика из числа фронтовиков. Под предлогом испытания отремонтированного аэроплана они поднялись в воздух, сделали круг над городом и улетели в сторону Новочеркасска...

В один из январских дней состоялся военный совет Добровольческой армии, на который был приглашён атаман Каледин. Обсуждался один вопрос – оперативная ситуация, которая складывалась вокруг Донской области. Военный совет вёл командующий Корнилов. Доклад делал начальник армейского штаба Лукомский.

   – Кольцо красных войск начинает сжиматься вокруг Донской области. Нам угрожают со стороны Донецкого бассейна по железным дорогам, ведущим на Таганрог, Батайск и Новочеркасск, на станциях Зверево и Лиски, со стороны Воронежа, Торговой и Тихорецкой.

   – Откуда Дону грозит на сегодня большая опасность?

   – Мне видится, что со стороны Царицына и Ставропольской губернии. А также из Терской области.

   – Какие силы там у противника?

   – Прежде всего это полки туркестанских стрелков, полностью большевизированные, с Кавказского фронта. И хорошо известная нам 39-я пехотная дивизия.

   – Каков их численный состав? Хотя бы приблизительно можно сказать, Александр Сергеевич?

   – По нашим сведениям, эти части имеют как минимум половину своего штатного состава. Красным командирам удалось удержать в кавказских частях большую часть нижних чинов. Все они имеют фронтовую закалку.

   – Что ещё имеют на Юге большевики?

   – Создано много красноармейских отрядов из иногородних на казачьих землях. Отмечается тот прискорбный факт, что и кубанские казаки наличествуют в их составе.

   – С оружием и прочим воинским снаряжением у противника, думается, сегодня проблем нет.

   – Точно так, Лавр Георгиевич. Противник хорошо обеспечен оружием. Артиллерии и железнодорожных эшелонов у него в достатке. К тому же тыловые запасы Кавказского фронта по ту сторону гор оказались в руках местных советов.

   – Когда добровольцы, на ваш взгляд, могут начать наступательные операции?

   – По моему мнению, когда численность армии будет доведена как минимум до десяти тысячи бойцов.

   – Какие меры для этого предлагает штаб армии?

   – Есть предложение перенести центр формирования Добровольческой армии в город, где имеются большие людские резервы.

   – Вы имеете в виду Ростов?

   – Да, именно. По подсчётам штаба армии на Дону, в городах Ростове и Таганроге осело примерно семнадцать тысяч офицеров. Но основная их масса ещё колеблется и не принимает участия в белой борьбе.

   – Хорошо. Будем считать, что вопрос о переводе армейского штаба и основных сил в Ростов нами решён. Как к этому отнесётся атаман Каледин?

   – Лавр Георгиевич, вы знаете, что подвижка на Дону в нашу пользу началась. Я принимаю на себя охрану границ Дона. Но мне нужна ваша помощь.

   – Какой вы её видите?

   – Я прошу вас оставить в моём распоряжении часть добровольцев. Они станут боевым ядром создаваемой Донской армии.

   – Предложение принято. В Новочеркасске мы оставляем Офицерский батальон и одну батарею. Они будут прикрывать его с севера, со стороны Донецкого бассейна.

   – Благодарю. Мне хотелось бы, чтобы добровольцы взяли на себя ещё и защиту Таганрога.

   – Туда уже направлены надёжные заставы...

В середине января генералы Алексеев и Корнилов и штаб Добровольческой армии перешли в Ростов. Сюда же перешли основные силы Белой армии. В городе Таганроге расположился Офицерский батальон полковника Кутепова, который поддерживала своими штыками 3-я Киевская школа прапорщиков. Она была переведена из Киева в Таганрог в начале ноября 1917 года и стояла там гарнизоном. Школа состояла из двух рот общей численностью 400 человек.

На левый берег Дона, в Батайск был переброшен дивизион полковника Ширяева, который позднее усилили Морской ротой, сформированной преимущественно из флотских офицеров. От Батайска вперёд к станции Степной выдвинули крепкую заставу.

Морской ротой командовал капитан 2-го ранга В. Н. Потёмкин, один из героев Русско-японской войны 1904-1905 годов. Будучи мичманом в 19 лет, в Цусимском морском сражении он принял командование над гибнущим миноносцем «Громкий», после того как командир и все другие офицеры корабля погибли. Получив тяжёлое ранение в ногу, бросился в морскую воду только тогда, когда миноносец стал тонуть. Был подобран японцами, которые сообщили русскому командованию о героической гибели «Громкого» и доблести командовавшего им офицера. Тот, после возвращения из плена, был награждён золотым оружием.

В Первой мировой войне капитан 2-го ранга Потёмкин командовал эсминцем на Балтике. Стал одним из первых добровольцев, бежав из Гельсингфорса, где находился под арестом. Во время обороны вокзала в Батайске получил тяжёлое ранение в голову и потерял глаз. По этой причине участия в 1-м Ледяном Кубанском походе не принимал. Впоследствии командовал бронепоездом «Князь Пожарский», чья команда отличилась в боях за Харьков. Последней должностью в Белой армии, уже в Крыму, было командование военным транспортом «Ялта»...

Оградившись таким образом от возможных внезапных нападений противника, Добровольческая армия на считанные дни «замерла» в Ростове. Население города будоражили различные слухи. Враждебное отношение к добровольцам сказывалось на собраниях, митингах, сходах.

Тогда донские министры (в том числе и избранные от местных крестьян-иногородних) и глава Ростовской думы, чтобы успокоить местное население, пригласили к себе для беседы генерала Алексеева. «Законных поводов» имелось два:

Во-первых, рабочие манифестации в эти дни принимали резолюции такого содержания:

«Пусть армия существует, но, если она пойдёт против революции, она должна быть расформирована».

Во-вторых, состоявшийся крестьянский съезд иногородних Донской области тоже принял схожую резолюцию:

«Добровольческая армия должна быть под контролем объединённого правительства, и, в случае установления в ней элементов контрреволюционных, таковые элементы должны быть удалены немедленно за пределы области».

Алексеев не отказался от такого приглашения, а принял его с благодарностью. Так он получал прекрасную возможность рассказать жителям крупнейшего города Дона о целях создания Добровольческой армии. Разговор начал председатель Донского кабинета министров:

   – Господин генерал, крестьянский съезд поручил нам всесторонне познакомиться с организацией, деятельностью и задачами Добровольческой армии.

   – Я готов ответить на все интересующие вас вопросы, господин председатель.

   – Тогда первый вопрос. Кем создана армия, которая на днях вступила в Ростов?

   – Армия создана союзом, организовавшимся в Москве в октябре 1917 года для спасения России. Это дело было поручено лично мне, генералу Алексееву.

   – Из каких элементов формируется армия?

   – Из беженцев, прибывающих в Донскую область из центральных губерний.

   – На какие средства существуют на Дону ваши войска?

   – На добровольные пожертвования граждан. Часть средств дают наши союзники.

   – Скажите, пожалуйста, даёте ли вы какие-либо обязательства, получая эти средства?

   – При обыкновенных условиях я счёл бы подобный вопрос за оскорбление. Но сейчас я на этот вопрос отвечу. Добровольческая армия не принимает на себя никаких обязательств, кроме поставленной цели – спасения России. Добровольческую армию купить нельзя.

   – Существует ли, господин генерал, какой-нибудь контроль над армией?

   – Честь, совесть, сознание принятого на себя долга и величие идеи, преследуемой Добровольческой армией и её вождями, служат наилучшим контролем, с чьей бы то ни было стороны.

   – Значит, вы не подчиняетесь демократическому правительству Донской области?

   – Разумеется, нет, господа министры.

   – Не сможете ли вы ответить на вопрос: почему союзники поддерживают Добровольческую армию?

   – Потому что мы, борясь с большевиками, вместе с тем продолжаем войну и с немцами. Кроме того, защищая хлебородный угол России от большевиков, мы тем самым отстаиваем его и от немецких поползновений, что выгодно для наших союзников, – вот почему им, затрачивающим на борьбу с немцами миллиарды, ничего не стоит рискнуть небольшой суммой на поддержку движения, совпадающего с их интересами.

   – Каковы ваши надежды на будущее?

   – Я твёрдо верю в полное очищение России от большевизма. В этом нам окажут поддержку российская интеллигенция и крестьянство, которое уже устало от большевиков и готово принять хоть плохонького царя, лишь бы избавиться от насильников.

   – Разрешите задать вам ещё один, последний вопрос? Если вы не враг демократии, то как бы вы отнеслись к тем воинским формированиям, которые предложила создать Ростовская дума из демократических элементов?

   – Ничего не имею против принятия их в Добровольческую армию. Конечно, если они откажутся от всего того, что сделало из Русской армии сброд.

   – Простите, генерал, но ещё один, последний вопрос. Кто стоит во главе командования Добровольческой армии?

   – Генералы Корнилов и Деникин.

Ростов продолжал жить шумной жизнью богатого города. Работали торговые конторы, банки, магазины, лавки. Процветала спекуляция. В ночных клубах и игорных домах местные воротилы сорили деньгами. Были открыты двери кинематографов, театров, ночных притонов. Давались концерты. Казалось, что о борьбе с большевиками среди состоятельной части горожан никто и не думал.

Один из участников Гражданской войны на Дону, оказавшись в эмиграции, писал о тех днях так:

«Богатый Ростов смотрел на своих защитников как на лишнюю обузу, может быть, и справедливо считая, что горсть героев всё равно не спасёт его от большевиков, а вместе с тем помешает как-нибудь договориться с ними...».

Но был и другой Ростов. Генерал А. П. Богаевский, избранный в феврале 1919 года войсковым атаманом Всевеликого войска Донского и остававшийся им до конца своей жизни, в своих «Воспоминаниях» писал о пребывании добровольцев в этом городе следующее:

«Положение становилось всё более и более тяжёлым... Рабочие же и всякий уличный сброд с ненавистью смотрели на добровольцев и только ждали прихода большевиков, чтобы расправиться с ненавистными «кадетами».

Малопонятное озлобление против нас со стороны рабочих было настолько велико, что иногда выливалось в ужасные, зверские формы. Ходить в тёмное время по улицам города, а в особенности в Темернике, было далеко не безопасно. Были случаи нападений и убийств...

Посоветовавшись с Корниловым, ради предотвращения возможных эксцессов я (генерал-майор Богаевский был командующим белыми войсками Ростовского района. – А. Ш.) объявил город на «военном положении»...».

Из своей ростовской штаб-квартиры Алексеев «не уставал» писать письма с просьбами оказать денежную помощь Добровольческой армии. Шли призывы давать «патриотические пожертвования» на Белое дело. Коммерческие банки Ростова согласились дать Алексееву под векселя 350 тысяч рублей ассигнациями. На большее ростовские банкиры не пошли.

(Когда добровольцы в начале 1918 года оставят Ростов, то те же коммерческие банки по первому требованию командования красногвардейских отрядов, занявших город, и созданного большевиками местного Совета выдадут 18 миллионов рублей на содержание Красной армии...).

Положение тем временем становилось на Юге всё более сложным. Началась агония Донского фронта. Его теперь держали только отчаянно дравшиеся белые партизанские отряды, Офицерская донская казачья дружина и части Добровольческой армии. Все они наступающему противнику проигрывали прежде всего в численности бойцов, не уступая в боевом духе.

Все железные дороги, которые вели из Европейской России в Ростов и Новочеркасск, были в руках большевиков, установивших на станциях самый жесточайший контроль за пассажирами. Приток добровольцев почти прекратился. Теперь на Дон просачивались только отдельные смельчаки. Казачество в своём большинстве всё ещё надеялось «остаться в стороне» от происходивших событий.

Скоро стало ясно, что, оставаясь на месте и отбивая атаки красных войск теперь уже с трёх сторон, Добровольческая армия сознательно обрекала себя на поражение. По этому поводу Алексеев сказал командующему:

   – Лавр Георгиевич. Мы скоро будем совершенно окружены и погибнем.

   – Значит, Михаил Васильевич, вы за поход?

   – Да. Армия должна быть в атакующем движении. Иначе её ждёт гибель.

   – Дело нашей солдатской чести спасти армию Белого дела.

   – Мы её обязательно спасём. Наши батальоны станут полками, а полки превратятся в дивизии. Только нам надо время.

   – Вы правы. Пусть только история даст нам самое короткое время.

   – У меня такое предчувствие, что такое время мы проведём в кровавой борьбе.

   – Пусть будет так, как хочет Господь. Но верю в то, что белые добровольцы обязательно пойдут в поход на освобождение нашей Первопрестольной, златоглавой Москвы-матушки.

   – Дай Бог, чтобы такое случилось как можно раньше...

Командование Добровольческой армии искало себе союзников. В город Екатеринодар был послан полномочным представителем «быховец» генерал-лейтенант И. Г. Эрдели. Ему ставилась задача поддерживать связь с Кубанским правительством и атаманом Кубанского казачьего войска. Алексеев просил посланца:

   – Надо подготовить кубанское казачество к доброжелательной встрече добровольцев. Из Ростова мы можем отступить только на юг, но никак не в Сельские степи...

В ряд областей Северного Кавказа откомандировали офицеров, знакомых с местными условиями. Надежда получить помощь от кавказских горцев не оставляла Корнилова с Алексеевым. Они знали, что вернувшиеся с фронта всадники Черкесского, Кабардинского, Осетинского, Ингушского, Чеченского и двух Дагестанских конных полков симпатий к большевикам не питали.

Обнадёживало то, что со второй половины декабря в рядах Добровольческой армии действовала целая воинская часть из горцев – прибывший с фронта в Ростов Ударный дивизион Кавказской кавалерийской дивизии. Его командиру полковнику Ширяеву и помощнику ротмистру Дудареву удалось сохранить дивизион в числе 80 человек – трети списочного состава – и привести его на Дон. За неимением коней горцы первое время воевали в пешем строю. Для руководства в пехотных боях были приданы офицеры-добровольцы.

Посланным в горы офицерам поручалось войти в связь с лидерами горцев и начать набор добровольцев. Алексеев инструктировал посланцев:

   – Ставшие большевистскими части с Кавказского фронта в поисках продовольствия буквально грабят аулы. Горцы страшно возмущены этим. Призовите их к борьбе...

В середине января из Екатеринодара в Ростов пришла телеграмма от генерала Эрдели. Он сообщал, что выезжает в штаб Добровольческой армии вместе с князем Девлет-Гиреем (Девлет-хан-Гиреем), который обещал выставить до десяти тысяч черкесов на войну с красными. Эрдели телеграфировал:

«…Князь Девлет-Гирей предлагает нам помощь и готов поднять на борьбу с большевиками весь черкесский народ».

По прибытии в Ростов Девлет-Гирея с ним состоялась встреча, в которой участвовали Алексеев, Деникин, Лукомский и Эрдели.

   – Уважаемый князь, вы подтверждаете своё обещание генералу Эрдели выставить десять тысяч черкесов?

   – Да, подтверждаю. И не только черкесов. На мой призыв откликнутся и другие горские народы. Кавказ велик, и его люди чтут мой род.

   – Сколько вам, князь, потребуется времени на это?

   – В первые две недели я могу поставить в строй две тысячи конных, вооружённых за свой счёт черкесских джигитов. Остальные встанут под мои знамёна за полтора, самое большее – два месяца.

   – Какое содействие вы ждёте от нас, командования Белой армии?

   – Мои воины нуждаются в денежном содержании, чтобы воевать за нового царя в России. Надо будет покупать и коней, и винтовки.

   – Какую сумму вы хотели бы получить на это дело?

   – Прошу выдать мне единовременно около миллиона рублей. Остальные деньги готов получить несколько позднее. И ещё мне нужно девять тысяч ружей.

Алексеев и Корнилов при этих словах молча переглянулись. Было очень сомнительно, что князь сможет собрать в горах Черкесии десять тысяч всадников. Добровольческий Черкесский полк Кавказской туземной («Дикой») дивизии насчитывал всего четыре конные сотни. Но перед встречей было решено, что в деле с Девлет-Гиреем надо рискнуть.

   – Уважаемый князь. Вы поставили перед собой трудную задачу собрать в горах такое огромное конное войско.

   – Если будет дан миллион рублей или пусть даже чуть меньше, то лавина с гор обрушится на красных в самом начале весны. И сомнёт их в степях.

   – Но мы можем дать вам только двести тысяч рублей. Казна нашей армии более скромна, чем хотелось бы.

   – Всего двести тысяч! В таком случае я прекращаю с вами, господа генералы, разговор до лучших времён. Позвольте откланяться. Меня ждут в горах...

Князь Девлет-Гирей в сопровождении свиты телохранителей уехал из Ростова в Екатеринодар крайне обиженный. Уговоры его давнего знакомого генерала Эрдели не подействовали. Ввязываться в войну между белыми и красными «за просто так» горский владелец не желал. Советская власть его пока мало чем обидела. Ещё не успела «прижать» как своего потенциального классового врага.

Последующие события Гражданской войны показали, что «проект Девлет-Гирея» не был осуществим. Когда черкесы ополчились против большевиков за страшные по последствиям реквизиции скота и прочего провианта, их вооружённые отряды занялись только упорной защитой своих аулов. «Вытащить» же горскую конницу воевать на равнине оказалось задачей сложной.

...В последних числах января красные войска овладели Батайском, расположенным против Ростова на левом берегу Дона. Оттуда был выбит сводный белый отряд генерала Маркова.

Советскими отрядами был занят и город Таганрог, в котором вспыхнуло восстание рабочих. В ходе уличных боев таганрогский гарнизон силой всего в четыреста штыков (3-я Киевская школа прапорщиков) был большей частью истреблён. Только небольшой части юнкеров удалось с боем вырваться из города к станции Марцево на соединение с добровольцами. Киевские юнкера влились в состав Юнкерского батальона, понёсшего к тому времени в боях большие потери.

Под этим приморским городом добровольцы выдержали первый серьёзный бой. Полковник Кутепов, чей Офицерский батальон был подкреплён частью Георгиевского полка и донским партизанским отрядом Семидетова, дважды разбил отряды красного военачальника прапорщика Сиверса у железнодорожной станции «Матвеев Курган». Победа далась легко, поскольку яростному напору плохо управляемых, преимущественно недисциплинированных матросских отрядов добровольцы противопоставили воинскую выучку и воодушевление офицерских рот.

Вокруг Ростова-на-Дону возникло кольцо окружения. К началу весны 1918 года оно стало неудержимо замыкаться.

В те дни Михаил Васильевич писал своим родным:

«Горсточка наших людей, не поддержанная совершенно казаками, брошенная всеми, лишённая артиллерийских снарядов, истомлённая длительными боями, непогодою, морозами, по-видимому, исчерпала до конца свои силы и возможности борьбы. Если сегодня-завтра не заговорит казачья совесть, если хозяева Дона не станут на защиту своего достояния, то мы будем раздавлены численностью хотя бы и ничтожно нравственного врага.

Нам нужно будет уйти с Дона при крайне трудной обстановке. Нам предстоит трудный, по всей вероятности, пеший путь и неведомое впереди, предначертанное Господом Богом. Трудно сказать, как всё устроится.

Если мне Богом суждено погибнуть, то со мной погибнут и те, кто несёт на себе тот же крест. Всю жизнь прожил честно. Хуже то, что погибнет такое дело, от которого ожидались известные результаты. За это будут нарекания. Но если бы кто знал ту невыразимо тяжёлую обстановку, при которой прожиты последние три месяца.

Это было сплошное мученье. Голова забита, и я не могу молиться так, как я умел молиться в былые тяжёлые дни моей жизни. Я всегда получал облегчение моему сознанию, моей душе...».

Донской атаман Каледин, чувствуя всю серьёзность положения и поняв, что своими силами он Дон не удержит, связался по телеграфу со штабом Добровольческой армии:

   – У аппарата атаман Каледин.

   – У аппарата Корнилов, Алексеев. Слушаем вас.

   – Предлагаю в ближайшие дни сосредоточить главные силы добровольцев под Новочеркасском.

   – Это тактически неверно. Мы потеряем Ростов и окажемся в ловушке.

   – В таком случае молодая Донская армия свою столицу не удержит.

   – Но в противном случае может погибнуть Белое дело.

   – Вас понял. Приглашаю завтра на заседание Донского правительства.

   – Обстановка не позволяет нам оставить Ростов. К вам прибудет начштаба армии генерал Лукомский...

Командованию Добровольческой армии было ясно, что калединцам не удержаться на сей раз против натиска красных. Поводов к такому неутешительному выводу было два.

Во-первых, всех поразила гибель «белого дьявола» Чернецова. Этот кумир белого Дона, командуя сводным добровольческим отрядом из офицеров, гимназистов, кадетов, студентов, только-только разбил в станице Каменской части казачьего Военно-революционного комитета. Но ответным ударом красные разгромили чернецовцев, а сам командир белых «партизан» был изрублен шашками.

Обстоятельства гибели были таковы. 21 января одна из двух сотен чернецовского отряда вместе с командиром в результате боя с 27-м Донским казачьим полком была захвачена в плен. В тот же день большинство пленных было расстреляно и зарублено. Самого полковника Чернецова зарубил лично председатель Донского казачьего военно-революционного комитета подхорунжий Подтёлков. Спустя недолгое время сам Подтёлков будет повешен донскими казаками, поднявшимися на антибольшевистское восстание.

Во время своего последнего приезда в Новочеркасск, на одном из митингов казаков, всё ещё веривших в то, что начавшаяся Гражданская война обойдёт стороной тихий Дон, полковник Чернецов бросил такие слова:

   – Да, я погибну! Но также погибнете и вы! Разница между моей и вашей смертью будет в том, что я буду знать, за что я умираю. И умру с восторгом. А вы не будете знать, за что умираете, и погибнете в глухом подвале, с тупым молчанием, как овцы на бойне...

Более боевого командира у атамана Каледина не имелось.

Деникин писал в мемуарах:

«Со смертью Чернецова как будто ушла душа от всего дела обороны Дона. Всё окончательно развалилось».

Во-вторых, вернувшиеся с фронта казачьи полки, мобилизованные на войну с большевиками, расходились по домам. Лукомский описывал в своих мемуарах такой разительный пример:

«4 февраля в Новочеркасск пришёл походным порядком из Екатеринослава, в блестящем виде, 6-й Донской полк.

Просто не верилось глазам.

Все офицеры на местах, полная дисциплина, никаких комитетов.

Полк заявил, что он хочет сейчас же идти на фронт.

Полку была устроена торжественная встреча.

После молебствия на соборной площади атаман (А. М. Назаров. – А.Ш.) и председатель донского правительства благодарили полк, прибывший в таком блестящем виде.

Трогательно было видеть, как глубокие старики-донцы подходили к полку и, кланяясь до земли, благодарили славных станичников за то, что они поддержали честь и славу Дона и не поддались искушению большевистской пропаганды.

6 февраля полк был отправлен на фронт, а 8 февраля, под влиянием агитаторов, отказался сражаться...».

До этого события, около двух часов дня 29 января, застрелился в атаманском дворце генерал-лейтенант Алексей Максимович Каледин. Твёрдой рукой он пустил себе револьверную пулю прямо в сердце. Перед этим атаман собрал членов Донского правительства и сказал им следующее:

   – Господа казаки. На сегодняшний день для защиты Донской области на фронте находится всего лишь 147 штыков.

Ответом на эти слова было молчание областных министров. Атаман продолжил:

   – Положение безнадёжно. Население не только нас не поддерживает, но настроено враждебно. Сил у нас нет, сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития. Предлагаю сложить свои полномочия и передать власть в другие руки. Свои полномочия войскового атамана я слагаю.

И во время обсуждения он добавил ещё несколько слов:

   – Господа, короче говорите. Время не ждёт. От болтовни Россия погибла!

Атаман Каледин перед самоубийством написал письмо генералу Алексееву:

«Уважаемый Михаил Васильевич!

Казачество идёт за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своём вожде не казака по духу и происхождению, а слабого предводителя своих интересов, и отходят от него. Так случилось со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага...

Генерал Каледин».

Самоубийство Каледина на какой-то миг «качнуло» донское казачество на сторону белого дела. Большой Войсковой Круг избрал новым войсковым атаманом А. М. Назарова, а походным – генерала П. X. Попова. Корнилов назначил представителем Добровольческой армии при Донском правительстве генерал-лейтенанта Лукомского, который передал должность начальника армейского штаба генерал-майору Романовскому.

События разворачивались тем временем стремительно. 9 февраля красные войска под командованием настойчивого Сиверса начали штурм внешних полевых укреплений города Ростова. Город обстреливала тяжёлая артиллерия. Окружение добровольцев стало реальностью.