Текст книги "Алексеев. Последний стратег"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

   – Как будет приказано, ваше величество...

Самодержец, уединившись с телеграфными лентами в своём рабочем кабинете, предался размышлениям. Случилось самое худшее из того, что только могло произойти: армия отказывалась защищать монарха.

А. И. Деникин так писал о событиях последних февральских дней 1917 года:

«Трудно думать, что и в этот день государь не отдавал себе ясного отчёта в катастрофическом положении. Вернее, он – слабовольный и нерешительный человек – искал малейшего предлога, чтобы отдалить час решения. Во всяком случае, новое внушительное представление генерала Алексеева, поддержанное ответными телеграммами командующих на призыв Родзянко, не имело успеха.

Государь, обеспокоенный участью семьи, утром поехал в Царское Село, не приняв никакого определённого решения...

Генерал Алексеев – этот мудрый и честный патриот – не обладал, к сожалению, достаточной твёрдостью, властностью и влиянием, чтобы, заставить государя решиться на тот шаг, необходимость которого осознавалась даже императрицей...».

Действительно, в тех исторических событиях Михаил Васильевич не показал ни властности, ни твёрдости. Но он видел, что армия уже перестала быть надёжной опорой монархии. Поэтому он при малейшем случае с упорством напоминал августейшему Верховному главнокомандующему, что Россия ждёт от него решения.

Бесспорно одно: Алексеев со всей ясностью понимал, что дни правления императора Николая II сочтены. И в эти дни генерал заботился только об одном: чтобы для армии свержение монархии прошло бескровно, без потерь людских и душевных. Позднее Алексеев скажет:

   – Во время войны армия должна была сражаться на фронте, а не бунтовать вместе с голодным людом столицы...

О том, как развивались события последних дней уже призрачного существования 300-летней династии Романовых, говорится и в личном дневнике императора Николая II.

Особенно значимы записи, которые относятся к концу февраля и первым числам марта месяца:

«22-го февраля. Среда.

Читал, укладывался и принял: Мамонтова, Кульчицкого и Добровольского. Миша завтракал. Простился со всем милым своим (семейством) и поехал с Аликс (императрицей Александрой Фёдоровной) к Знамению, а затем на станцию. В 2 часа уехал на Ставку. День стоял солнечный, морозный. Читал, скучал и отдыхал; не выходил из-за кашля».

«23 февраля. Четверг.

Проснулся в Смоленске в9с половиной час. Было холодно, ясно и ветрено. Читал всё свободное время французскую книгу) о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилёв в З ч. Был встречен ген. Алексеевым и штабом. Провёл час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай».

«24 февраля. Пятница.

В 10 с половиной пошёл к докладу (Алексеева), который окончился в 12 час. Перед завтраком (?) принёс мне от имени бельгийского короля военный крест (орденскую награду). Погода была неприятная – метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру».

«25 февраля. Суббота.

Встал поздно. Доклад (Алексеева) продолжался полтора часа. В 1 с половиной заехал в монастырь и приложился к иконе Божьей матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу. В 6 ч. пошёл ко всенощной. Весь вечер занимался».

«26 февраля. Воскресенье.

В10 час. Пошёл к обедне. Доклад (Алексеева) кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Алике и поехал по Бобр(уйскому) шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сен(атора) Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино».

«27 февраля. Понедельник.

В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известил! Был недолго у доклада (Алексеева). Днём сделал прогулку по шоссе на Орту. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское) С(ело) поскорее и в час ночи перебрался в поезд».

«28 февраля. Вторник.

Лёг спать в 3 с четвертью, т.к. долго говорил с Н. И. Ивановым, кот(орого) посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из Могилёва в 5 час. утра. Погода была морозная, солнечная. Днём проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час.».

«1 марта. Среда.

Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались заняты восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Саввич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Алике должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»

«2 марта. Четверг.

Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц(иал)-дем(ократическая) партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение, Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 с половиной пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте и в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот(орыми) я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость и обман!»

«3 марта. Пятница.

Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими а вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв. Все чины Штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9 с половиной перебрался в дом. Алексеев пришёл с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша (великий князь Михаил Александрович) отрёкся Его манифест кончается четырёххвоской для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше».

«4 марта. Суббота.

Спал хорошо. В 10 ч. пришёл добрый Алек. Затем пошёл к докладу (Алексеева). В 12 час. поехал на платформу встречать дорогую мама, прибывшую из Киева. Повёз её к себе и завтракал с нею и нашими. Долго сидели и разговаривали. Сегодня получил две телеграммы от дорогой Алике. Погулял. Погода была отвратительная – холод и метель. После чая принял Алексеева и Фредерикса. К 8 час. поехал к обеду к мама и просидел с нею до 11 час».

«8 марта. Среда.

Последний день в Могилёве. В10 с четвертью подписал прощальный приказ по армиям. В 10 с половиной пошёл в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка – сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 час. приехал к мама в вагон, позавтракал с ней, и её свитой и остался сидеть с ней до 4 с половиной час. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилёва, трогательная толпа людей провожала.

Поехал на Оршу и Витебск.

Погода морозная и ветреная.

Тяжело, больно и тоскливо».

...Генерал Алексеев оказался в дни отречения Николая II от престола едва ли не самым главным действующим лицом исторической драмы в жизни старой России. Он настаивал на принятии государем решения отказаться по добрей воле от обладания императорской короной. Михаил Васильевич знал мнение генерала Рузского, который стоял во главе самого близкого к столице Северного фронта. Знал и мнение председателя Государственной думы Родзянко, который стал избегать в последние дни всяких личных и телеграфных контактов с государем.

А главным аргументом стали телеграммы с Западного фронта от генерала Эверта, Юго-Западного – Брусилова и Кавказского – великого князя Николая Николаевича-младшего. С Румынского фронта и с Балтийского флота такие телеграммы в Ставку пришли с заметным опозданием. Все высказались, хотя и не каждый прямо, за отречение.

Адресаты прислали в Ставку верноподданнические просьбы. Ни один из них не высказался за неповиновение власти императора. Все были за отречение в пользу наследника при регентстве великого князя Михаила Александровича.

Примечательна среди прочих телеграмма, поступившая из Тифлиса от главнокомандующего на Кавказе великого князя Николая Николаевича-младшего. В ней он, в частности, писал:

«Я, как верноподданный, считаю, по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклонённо молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника...».

К такому решению их «подтолкнул» Алексеев. Свидетельством тому служит посланная на фронты и Балтийский флот телеграмма-обращение начальника штаба Ставки:

«Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения. Необходимо спасти действующую армию от развала, продолжить до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом, плане, хотя бы ценой уступок. Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли вы телеграфировать весьма спешно свою верноподданическую просьбу его величеству, известив меня».

В этом документе за подписью начальника штаба Ставки обращает на себя внимание то, что Алексеев откровенно заботится о сохранении царствующей династии. И то, что он не отдаёт официальный приказ должностным лицам, а со словами « не благоволите ли вы» высказать свою просьбу.

Главными действующими лицами в ниспровержении последнего царя оказались три человека: генерал Алексеев, как высший начальник в армии, Родзянко, как председатель парламента России и генерал Рузский, как глава Северного фронта – самого близкого к Петрограду.

Николай II попытался было встретиться в Пскове с Рузским и Родзянко. Но на встречу с императором те не приехали. Известно, что между генералом и председателем Государственной думы состоялся такой разговор:

   – Николай Владимирович. Вы здесь, на фронте, не отдаёте себе отчёта в том, что происходит сегодня в столице.

   – Мне доподлинно известно что: революционный бунт.

   – Это ещё не всё. Династический вопрос в России поставлен ребром. Быть или не быть ей монархией. Вот так!

   – Михаил Владимирович, как настрой думских лидеров в отношении государя?

   – Скажу откровенно: почти вся Дума стоит за его отречение. И большая часть России, дорогой Николай Владимирович, стоит на такой же политической платформе.

   – Но ведь ещё вчера господин Родзянко считался верным монархистом?

   – Я и остаюсь таковым. Но мы не можем терять Россию только из-за привязанности к одному из Романовых.

   – Полностью согласен в этом с вами. А мы не можем терять русскую армию из-за снятия с должности полковника Николая Романова.

   – В семье Романовых много авторитетных в стране великих князей. У нас большой выбор, кому отдать императорскую корону, под которой он будет править по Конституции.

   – Значит, Михаил Владимирович, возможность успокоить страну и продолжить войну у нас, как вы считаете, есть?

   – Вне всякого сомнения, Николай Владимирович.

   – При каких условиях это возможно, на ваш взгляд?

   – При условии бескровного отречения императора Николая II от престола в пользу его малолетнего сына Алексея.

   – Кто тогда будет регентом?

   – Мы предлагаем великого князя Михаила Александровича. Думается, что большая часть семейства Романовых будет стоять за него. А вы, военные верхи?

   – Генералитет ничего не имеет против великого князя Михаила Александровича. России для исполнения союзнического долга перед Антантой на фронте нужен спокойный тыл. В противном случае нас ждёт поражение.

   – Вам известно, Николай Владимирович, мнение генерала Алексеева?

   – Известно. Он не будет стоять за государя, который выпустил из рук бразды правления державой. Но и не будет против царствующей династии.

   – Тогда можно надеяться на бескровный исход дела с отречением.

   – Только надо спешить. У меня был телеграфный разговор с генералом Хабаловым. Он уверяет, что почва в столице уходит у него из-под ног.

   – Хабалов ошибается. Время у нас ещё есть. Но очень и очень мало...

Высшее военное руководство в императора Николая II уже не верило. В том числе и главное лицо среди них – георгиевский кавалер генерал от инфантерии Алексеев.

Думается, что всероссийский государь это понял слишком поздно. Иначе он успел бы произвести в верхах определённые кадровые перестановки.

Последний запрос в Государственную думу о положении в столице поставил Николая II перед тяжёлым выбором: или отречение, или поход с верными ему войсками на Петроград, чтобы с кровью подавить там «мятеж». То есть начать в России гражданскую войну. На первое ему решиться было крайне трудно. На второе он пойти просто не мог.

Император вызвал к себе лечащего врача семьи профессора Фёдорова. В штабном вагоне, за закрытыми дверями состоялся следующий разговор:

   – Сергей Петрович, я во всём полагался на ваши знания и порядочность. Сегодня мне хочется услышать от вас честный ответ на один крайне важный для меня вопрос.

   – Какой вопрос, ваше величество?

   – Ответьте мне откровенно, болезнь моего наследника, Сына Алексея, излечима? Или нет?

   – Наука говорит нам, что эта болезнь неизлечима. Но бывают, однако, случаи, когда лицо, одержимое ею, достигает почтенного возраста.

   – А что говорит медицинская наука о моём сыне-наследнике? Только скажите мне всю правду, какой бы горькой для меня она ни была.

   – Цесаревич во власти случайности. Такова вся правда.

Император Николай II опустил голову и прошептал те слова, которые давно «лежали» у него в сердце:

   – Ну, раз это так, раз Алексей не может быть полезен Родине, как бы я того желал, то мы с Александрой Фёдоровной имеем право сохранить сына при себе...

   – В ночь на 2 марта был обнародован последний высочайший манифест всероссийского императора Николая II Романова:

«Акт

об отречении Государя Императора Николая II

от престола Государства Российского в пользу

Великого Князя Михаила Александровича.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодна было ниспослать России новое тяжкое испытание». Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны? Судьба России, честь геройской Нашей армии, благо народа, всё будущее дорогого Нашего отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия Наша, совместно со славными нашими союзниками, сможет окончательно сломить врага.

В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думой, признали Мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть.

Не желая расставаться с любимым сыном Нашим, Мы передаём наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся на том ненарушимую присягу.

Во имя горячо любимой Родины призываем всех Наших верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним, повиновением Царю в тяжёлую минуту всенародных испытаний помочь Ему, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.

Да поможет Господь Бог России.

Г. Псков, 2 Марта 15. Час. 3 мин. 1917 года.

НИКОЛАЙ.

Министр Императорского Двора, генерал-адъютант

граф Фредерикс».

Первая мировая война «обрушила» не только российский императорский дом, но и австрийскую и германскую императорские династии. Судьба их в дни крушения выглядела иначе, чем у Романовых. Но каждый правитель в последнем своём слове обращался к армии. Так сделал царь Николай II, так сделал после него через полтора года император Вильгельм:

«...Настоящим отрекаюсь на будущее от прав на корону Пруссии и связанных с ними прав на корону Германской империи. Равным образом освобождаю всех государственных служащих Германской империи и Пруссии, а также всех офицеров, унтер-офицеров и рядовых флота, прусской армии и воинских контингентов союзных государств от присяги, принесённой мне как императору, королю и верховному главнокомандующему. Ожидаю, что они будут помогать восстанавливать порядок в Германской империи лицам, к которым перейдёт фактическая власть в Германии, защищать немецкий народ от грозящих ему анархии, голода и иноземного господства.

С подлинным верно: подписано Его Величества собственной рукой и скреплено императорской печатью.

Дано в Амеронгене 26 ноября 1918 года».

Даже при беглом сравнении двух текстов об отречении – императоров России и Германии – видно, что силу государства, спасение от военных и послевоенных бед они оба видели в кадровых вооружённых силах.

...Находившийся в Могилёве, в штабе генерал Алексеев с нетерпением ждал манифеста. Текст по телеграфу пришёл из Пскова глубокой ночью. Вместе с ним поступило два указа Правительствующему Сенату. Первый – о назначении князя Г. Б. Львова председателем Совета министров. Второй – о повторном назначении Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича-младшего.

Михаил Васильевич узнал и о том, что Николай II решил отречься в пользу своего брата.

«Его Императорскому Высочеству Михаилу

Псков, 3 марта 1917 года

События вчерашнего дня побудили меня к этому бесповоротному шагу. Прости, что перекладываю эту ношу на тебя и не смог этому воспрепятствовать. Однако остаюсь твоим верным и преданным братом. Возвращаюсь а Ставку и надеюсь, что через несколько дней смогу уехать в Царское Село. Усердно молю Бога за тебя и твою державу.

Ники».

Новый Верховный находился в Тифлисе и мог прибыть оттуда в ближайшие дни. Алексеев понял, что ему в это тревожное время предстояло, как начальнику штаба Ставки, распоряжаться фронтами от имени великого князя, исполнять его обязанности по существовавшему положению о власти в Ставке.

Под самое утро пришла телеграмма от Родзянко. В ней сообщалось, что великий князь Михаил Александрович готовит собственное заявление. Вскоре телеграфный аппарат отстучал его текст:

«Одушевлённый единою со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принял я твёрдое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского».

Заявление великого князя Михаила Александровича дополнялось коротким актом подписания заявления. 300-летнему дому Романовых пришёл конец. В летописи государства Российского монарха Михаила II не появилось.

Так Российская держава в начале 1917 года осталась «без царя в голове».

Историки по сей день не могут прийти к единому мнению в вопросе о том, какую же роль сыграл генерал Алексеев, начальник штаба Ставки, главный стратег России в Первой мировой войне в деле отречения последнего Романова. Думается, что здесь следует обратиться к мнению главных участников тех далёких событий. И прежде всего, к генералу Рузскому, в те дни командовавшему армиями Северного фронта.

Он оставил после себя небольшое публицистическое наследие о событиях, связанных с отречением царя-самодержца, которое впервые увидело свет в белоэмигрантской печати. Речь прежде всего идёт о беседе Рузского с генералом С. Н. Вильчковским о пребывании императора Николая II в Пскове 1 и 2 марта 1917 года.

Статья была опубликована в 1922 году в журнале «Русская летопись», который издавался в Париже издательством «Русский очаг». Под публикацией, однако, стояла подпись Вильчаковского, а не самого Рузского.

«...Судьба государя и России была решена генералом Алексеевым.

Ему предстояло два решения, для исполнения которых «каждая минута могла стать роковой», как он справедливо отмечает в своей циркулярной телеграмме. (Речь идёт о телеграмме Алексеева главнокомандующим фронтам по поводу отречения императора. – А. Ш.) Либо сделать «дорогую уступку» – пожертвовать государем, которому он присягал, коего он был генерал-адъютантом и ближайшим советником по ведению войны и защиты России, либо – не колеблясь, вырвать из рук самочинного временного правительства захваченные им железные дороги и подавить бунт толпы и Государственной думы.

Генерал Алексеев избрал первое решение – без борьбы сдать всё самочинным правителе, будто бы для спасения армии и России. Сам изменяя присяге, он думал, что армия не изменит долгу защиты родины...».

Немалая часть офицерства обвиняла фактического военного вождя России в прямой виновности в свержении императора. Так, бывший артиллерист штабс-капитан Эраст Гиацинтов, фронтовик, кавалер трёх боевых орденов писал в «Записках белого офицера»:

«Для нас, фронтовиков и кадровых офицеров, это (отречение Николая II. – А. Ш.) было то, что называется «как снег на голову». Никто никогда не думал, что Россия может сделаться какой-то республикой и что возможны такие вещи. Увы, это оказалось возможным благодаря тому, что Государя окружала не только генерал-адъютанты, и генералы-предатели во главе с Алексеевым, начальником штаба Государя.

Алексеев, правда, был болен и находился в Крыму, но имел там совещание с левонастроенными кадетскими деятелями или даже социалистами, которые уговаривали его принять участие в этом заговоре. То же самое относится к великому князю Николаю Николаевичу...

По долгу присяги и Алексеев, и великий князь Николай Николаевич должны были предупредить об этих предложениях Государя Императора. Но ни тот, ни другой этого не сделали, и таким образом оба оказались участниками несчастья как династии, так и всей нашей России...».

С вышесказанным можно соглашаться или не соглашаться. Но ясно одно, что Алексеев, Рузский и Гучков, Председатель Центрального военно-промышленного комитета, стали тем хирургическим инструментом Февральской буржуазно-демократической революции, который отправил в прошлое отжившую свой век династию Романовых.

Ибо эти три человека обладали в те дни реальной силой. Первые два – военной, а третий – финансовой, довлевшей над «думской». Все остальные действующие лица свержения российской монархии были только политиками.

Думал ли каждый из этих людей о последствиях свершённого их руками крушения Российской империи?

Николай Владимирович Рузский, стоявший под дулами винтовок чекистов в Пятигорске на краю вырытой им же могилы? Ведь именно ему, как главнокомандующему армиями Северного фронта, подчинялся петроградский гарнизон. Ещё были под рукой верные воинские части, способные выполнить приказ о защите царя-батюшки.

Александр Иванович Гучков, один из крупнейших московских домовладельцев и промышленников, лишившийся в советском Отечестве всех своих миллионов, познавший бесчестье эмиграции? Ведь ему и его «сродственникам» ничего не стоило обратить хотя бы часть своих капиталов на поддержку пошатнувшейся монархии.

Михаил Васильевич Алексеев, стратег Первой мировой войны, который начал её с многомиллионной Русской армией, а закончил, собирая в новую русскую армию, названную им же белой Добровольческой, разрозненные группы офицеров, юнкеров и мальчишек-кадетов? Что он думал о своей причастности к крушению династии Романовых в 1-м «Ледяном» походе? Истории это неизвестно.