Текст книги "Травень-остров"

Автор книги: Алексей Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Труде бился не так яростно, но не менее успешно: против него оказались как раз соплеменники-сегваны, не слишком спешившие схватиться с Бьертхельмом. Труде вроде бы делал совсем немного движений, его меч никого не атаковал, но неизменно пресекал любой удар, шедший против него.

Зорко вообще не вовсе понимал, что он делает: рука сама собой управляла смертоносной сталью, кованной кузнецом в родном печище. Кузнец добавлял в сплав отвары каких-то трав и еще что-то, неизвестное Зорко. «Бери, – сказал тогда кузнец, – никакое колдовство ему не страшно. Коли сам дурнем не будешь, он и руку направит, если туго придется». Дурнем Зорко, похоже, не был, потому что, хоть и был он без кольчуги, ни единого укуса вражьей стали не получил.

Сталь со звоном билась о сталь, слышно было хриплое дыхание сражающихся и короткие вскрики, когда беспощадный меч неутомимого Бьертхельма находил новую жертву. Поэтому, когда со стороны пристани появился еще один отряд сегванов, это явилось полной неожиданностью и для обороняющихся, и для нападавших. Но те быстро сообразили, что это подошло подкрепление: свежие люди сменили тех, кому уж невмоготу было удерживать буйного Бьертхельма, и с новой силой навалились на него.

– Торвальд-кунс людей прислал, – негромко сказал Труде.

У вновь подошедших были боевые топоры. Как биться топором или против топора, Зорко знал премного. Но тут в руках у него был меч, да и против него вместе с топорами шли в ход ножи. Отбив направленный сверху удар топора, Зорко не успевал остановить удар кинжала, шедший слева и снизу. Он отшатнулся назад, сколь мог. Острое лезвие располосовало на нем рубаху и ожгло ребра. Еще немного, и нож светлобородого сегвана в вороненом шлеме с выкружками распорол бы ему грудь. Досталось наконец и Бьертхельму: кольчуга на левом плече была разорвана и кровь выступила из длинной раны. Но Бьертхельм, казалось, не замечал ничего, продолжая молотить мечом с прежней силой.

Что там делала за спиной Фрейдис, Зорко видеть не мог. Осознание, однако, того, что позади него женщина, да еще не просто какая-нибудь, а сильно ему, Зорко, помогшая, заставило венна встрепенуться и продолжить бесполезный бой.

Но тут к лязгу железа вокруг их троицы добавился шум другого боя и крики по-сегвански. На мгновение получив возможность глянуть сквозь кольцо наседавших на него противников, Зорко увидел молодого черноволосого сегвана в высоком шлеме, в куртке кожаной, кольцами обшитой, вместо кольчуги. И Зорко узнал его: это был Асгвайр. Кунс, живший здесь, по соседству с Оле, вывел своих людей и вышел сам, чтобы зачем-то отбить Зорко и его провожатых.

То ли задора у людей Асгейрда было побольше, то ли один Бьертхельм и вправду так вымотал воинов Оле-кунса, а только сегваны Асгейрда вмиг разметали строй сольвеннов и их союзников и пробились навстречу Зорко.

– Уходите к морю! – закричал Асгейрд. – Кнесовы гридни сюда уже скачут!

Однако одолеть с наскока воинов Торвальда было непросто: они загородили улицу и, выстроив щитовую стену, не давали к себе подступиться. Тогда Бьертхельм, оставив своих товарищей на попечение Асгейрда и его дружины, взобрался, словно кот, на высокий помост, шедший вдоль тына, и прямо оттуда спрыгнул вниз, оказавшись разом позади дружинников Торвальда. Те не сразу уразумели, что задумал Бьертхельм, и прыжок застал их врасплох. Бьертхельм напал один на восьмерых, стоявших в заднем ряду, и снова затрещали, разрываясь и вминаясь в живую плоть, кольца кольчужных броней.

Бьертхельм, словно щука сквозь тучу мальков, пробился без всякого для себя ущерба сквозь строй дружинников Торвальда, и в образованную брешь сразу вклинились воины Асгейрда. Подхватив под локоть Фрейдис, вовсе не испуганную и не утратившую сознания, а лишь бледную как полотно, Труде бросился вперед. Меч, рассекший ему щеку, смахнул Труде еще и половину черного уса. Ухватив левой рукой короб, бросился вперед и Зорко. Смахнув, будто уже давно это делал, вставшего на пути сольвенна, так что тот взвыл, ухватившись за ключицу, Зорко теперь видел впереди только черные ладные сапоги Труде, все испачканные грязной жижей канавы, крепкие башмаки Фрейдис и вязанные из тонкой шерсти ее чулки да шедшую все сильнее под уклон дорогу, из тела которой желтыми вкраплениями торчал известняк. Сзади еще звенели мечи. Зорко оглянулся: воины разных сегванских родов и сольвенны перемешались, и воинов, кажется, стало больше. Должно быть, к Оле-кунсу опять привели подмогу. Кунс Асгейрд и Бьертхельм вдвоем прикрывали бегство, размахивая своими огромными мечами.

Кончилась длинная глухая изгородь, и перед Зорко явилась пристань и море. У пристани покачивался длинный черный сегванский корабль, и вздымал над стоявшими у кромки людьми просмоленную ощеренную морду страшный зверь. Выход на пристань был перекрыт воинами в ярко горящих бронях со щитами, выкрашенными в цвета, доселе не виданные Зорко в сегванском конце: это пришел с моря кунс Сольгейр.

Труде, Фрейдис и Зорко воины пропустили, и они с разбега влетели по сходне прямиком на сегванскую ладью. Зорко, едва пристроив свой короб, метнулся было назад – помочь сегванам оборониться, но тут же был схвачен за кисть чьей-то могучей рукой, а потом венн как-то неуклюже и с размаху плюхнулся на лавку: руку заломили так, что иного не оставалось.

– Теперь посиди, – прозвучал откуда-то сверху негромкий, но внятный голос. Впрочем, если обладателю этого голоса потребовалось бы перекричать штормовой ветер или скрежет и лязг битвы, ему бы это удалось. Зорко, повинуясь приказу, не двинулся с места и возвел очи небу: над ним стоял высоченный сегван – выше, пожалуй, кунса Хальфдира и даже выше Бьертхельма, хоть и не так плотен и широкоплеч. На лицо он выглядел вряд ли старше Хаскульва, но глаза свидетельствовали другое: лет сегвану было не менее, чем убитому Хальфдиру. Во взгляде его, как и во взгляде Ульфтага, нельзя было заметить ничего, кроме звериной силы, настороженности и любопытства, точно сытый лесной волк, внезапно вышедший из чащи на поляну, глядит на тебя изучающе. Нос у сегвана был кривой, должно быть, прежде когда-то сломанный, лоб пересекали три глубокие продольные морщины. Длинные бело-желтые волосы сегван убрал сзади в хвост, а бородищу отрастил густую и длинную: должно быть, в плавании не до бритья было. Сегван был в изрядном доспехе, явно купленном или захваченном где-то в дальних землях.

– Меня зовут Сольгейр, – сказал сегван, кладя Зорко руку на плечо, предупреждая его, чтобы не вставал. – А ты Зорко Зоревич, значит. Сиди. Ты славно бился. Сейчас мы отплывем.

Меж тем бой в улочке уже сейчас должен был выкатиться на пристань: кунсу Асгейрду удалось заново собрать своих людей, и они теперь дружно, но быстро откатывались вниз. А сверху наседали уже не сегваны, а сольвенны. Зорко не углядел в первых рядах кнесовых гридней, но там, позади, уже мелькнула конская голова – значит, люди кнеса подошли. И если сегваны схватятся с ними, беды не миновать, и стрясется эта беда из-за Зорко. А если не схватятся? Кроме сражающихся и пришедших с моря, на пристани не было никого: сегванский конец и его пристань словно вымерли.

– Никто не хочет класть свою голову в битве за кнеса, – пояснил Сольгейр, замечая взгляд Зорко. – Другие не хотят класть голову после, на плахе перед домом кнеса, – добавил кунс.

– Зачем же Асгейрд вышел? – спросил Зорко.

– Оле должен ему немного жизней, – ухмыльнулся Сольгейр. – Асгейрд получил их.

Бой выплеснулся на пристань, и тут люди Асгейрда, согласованно и резко разорвав промежуток меж собой и накатившимся на них строем, отступили поспешно за стену щитов, выставленную воинами Асгейрда. Вместе с ними отошел и Бьертхельм. Сегван по-прежнему не получил ни единой серьезной раны, но взгляд его был совершенно безумен, и изо рта капала слюна. Бьертхельм готов был биться еще и еще, но сам кунс Асгейрд и еще трое его самых могучих воинов, крепко ухватив Бьертхельма за плечи, вели его на корабль. Еще один воин нес меч Бьертхельма, весь ржавый от крови.

– Бьертхельм – великий воин. Таких больше нет на побережье, – заметил Сольгейр. – Ты впервые вышел в битву? – неожиданно спросил он.

– На большую? Да, – отвечал венн.

– Тогда хорошо, что ты не видишь тех, кто остался там на земле. – Сольгейр кивнул в сторону улицы. – Видишь меч Бьртхельма? Он рубит голову одним ударом.

Зорко видел порванных медведем или загрызенных волками. Видел и тех, над кем успели потрудиться вороны, – лесная жизнь не проста, и люди в печище иной раз погибали по нелепости, по беспечности или по несчастному стечению обстоятельств. Но человека с только что отрубленной головой или даже рукой венну видеть не доводилось. И он представил себе на миг такое, да не в единственном числе, а во множестве, вспомнил старые веннские и недавно слышанные сегванские были и басни о битвах. Он увидел вдруг взглядом живописца, прозревающим неведомое, только что покинутую улицу. Да, Сольгейр был прав: это нужно было представить, прежде чем узреть воочию!

Тем временем Бьертхельма водворили на корабль. Люди Сольгейра стали медленно пятиться к сходне. Сольвенны и сегваны, подошед на четыре сажени к строю воинов морского кунса, вдруг остановились в замешательстве. Сегванам, понятно, не больно хотелось рубиться со своими, но что же сольвенны, кои составляли в этом отряде большинство, среди коих были опытные и бесстрашные кнесовы гридни и конные воины?

– Главного ищут, – усмехнулся злобно Сольгейр.

И верно, сольвенны оборачивались вправо, влево, даже назад ухитрялись посмотреть, переглядывались, несмотря на то что прямо перед ними был другой, вряд ли менее сильный строй. А дружины Асгейрда и Сольгейра времени не теряли. Вот они уже сжались у сходни, вот уж воины Асгейрда выстроились в два ряда… и пропустили, одного за другим, всех людей Сольгейра по сходне на корабль! Последним троим пришлось уже прыгать, потому что сходню сшиб прямо в воду сам Сольгейр.

И тут же рывок опрокинул Зорко навзничь! Дружный хохот сегванов приветствовал это событие. Выбравшись из-под лавки, не обращая внимания на смех – он не был обидным, а морских шуток по-сегвански венн пока не понимал, – Зорко немедленно обратился к берегу: он ожидал, что брошенные воины Асгейрда будут сейчас же изрублены или сброшены в море. Но нет! На пустой пристани, быстро уходящей назад, стояли друг против друга два отряда воинов: один невеликий – десятка три, другой вчетверо или впятеро больше. Стояли и даже не думали схватиться. Берег уходил прочь, и на этот раз надолго.

Хроника 3
Посвящение солью

Глава 1
В доме морского кунса

Осознание этого и слитный возглас «Хей! Хей!» севших на весла сегванов вернули Зорко к действительности. Солнце пробило облака и ослепительно мерцало на волнах, ветер посвежел, ладья плавно и ритмично закачалась на воде. Ровными, долгими рывками корабль двинулся по волнам как по знакомой тропе. Да так и было: из года в год уходили корабли сегванов от этой пристани; и кормчий, и гребцы давно уже знали, каким путем идти, и не уклонялись от него. Чайки пристраивались вслед за кораблем и долго реяли над мачтой, держась наравне, а потом поднимались ввысь или сворачивали, чтобы схватить рыбу. Их сменяли другие.

– Можешь спрятать меч. Он больше тебе не нужен. Пока. – Кунс Сольгейр опустился на лавку рядом с Зорко. – Не тревожься за Асгейрда и его людей. Они останутся невредимы.

Кунс был так спокоен, даже безмятежен, что Зорко засомневался, понимает ли сегван, что говорит.

– Почему думаешь так, Сольгейр-кунс? – спросил венн.

– Ты еще многого здесь не понимаешь. – Кунс мягко, но решительно забрал меч из руки венна. – Не думай дурного. Сегодня будешь у Хаскульва. Где мечом учился владеть?

– В печище у себя, – пожал плечами Зорко. – Где же еще?

– Это славно, – кивнул сегван. – Гурцату долгая дорога до Галирада. И дорогая.

«Опять Гурцат! – подумал Зорко. – Да что ж это такое: до степи версты немереные, а он будто бы тут, под лавкой схоронился! – Зорко едва удержался, чтобы не заглянуть и впрямь под лавку. – И как его ни помянут, все к худу!»

– Сольгейр-кунс, спросить тебя хочу, – обратился к сегвану венн.

– Говори, – кивнул Сольгейр, глядя на ставшие уже маленькими фигурки людей на пристани. Сольвеннский отряд уходил, уходил по средней, широкой улице. В боковую пошли лишь немногие: раненых и поверженных подбирать, как понял Зорко. Сегваны пока остались на пристани, глядя, как уходит корабль.

– Может, хоть ты мне поведаешь, что же такое здесь творится? Неужто из-за меня такой переполох по всему Галираду пошел? И что это все Гурцата-степняка поминают через слово? И что это сеча так завершилась вдруг? Почто столько людей порубили, а потом и разошлись? Коли для потехи, так больно потеха дорога!

– Расскажу, пожалуй, – согласился Сольгейр-кунс. – Хаскульв тоже мог бы, но Хаскульв не все знает. Он здесь был. Я – в море. Слушай.

И кунс Сольгейр начал говорить. Он не мог говорить так же чисто по-сольвеннски, как Ранкварт, или так же складно, как Ульфтаг, но этот негромкий, но мощный хрипловатый голос умел завораживать, так что Зорко, отчетливо видя мир под ярким осенним солнцем и слыша все – от скрипа весел и вскриков чаек до песни, что негромко напевала Фрейдис, – будто растворился в этом голосе, внимая только ему и впитывая его слова.

– Ты, пожалуй, себя коришь сейчас, Зорко Зоревич, что столько крови из-за тебя пролито. За то также винишься, что в сегванском конце случилась распря. Еще думаешь, что кнес теперь сегванов со свету сживет и будет в Галираде вражда и сеча.

Кунс замолчал, будто приглашая Зорко сказать что-нибудь на это.

– Думаю, так, Сольгейр-кунс, – подтвердил Зорко. – Причины лишь не вижу тому.

– Трудно ее увидеть, – согласился кунс. – А если нет ее, то еще труднее. Странный народ вы, венны. Если бы ты был причиной распрям, разве стоит за то корить себя? Судьбы не минуют даже боги. Но сейчас все не так. Ты оказался жребием. Если не ты, был бы другой. Ты стал не самым плохим жребием.

– Мудрено ты говоришь, кунс Сольгейр, – заметил Зорко. – Пирос Никосич, аррант ученый, и тот попроще иной раз. Однако я речи твои разумею. Только окольной дорогой не ходи больше: нет от того проку. Ума не наберешься, а запутаешься скоро.

– Верно говоришь, – не стал спорить кунс. – Я предупредить тебя хотел, чтобы ты без тревоги меня слушал. Распря в сегванском конце – дело привычное. Не всякая распря в городе решается: за тем кнес следит. Когда в распре два рода, им кнеса не одолеть. В море вражда идет и на дальних берегах. Когда же роды на две стороны встают, то кнес слаб оказывается дело уладить. Сейчас и вовсе непросто вышло: сегваны, кнес, бояре – все свои выгоды имеют, и никто уступить не хочет. Виной – не ты. Распря не вчера началась.

Кунс опять умолк, следя за тем, как кормчий управляет рулевым веслом: длинный сегванский корабль, повинуясь опытной руке, резал волны как острый нож холстину, и постройки на берегу все мельчали, зато острова в бухте вырастали. Днем они вовсе не казались таинственными: камень, сосны, березы, песок. Кое-где стояли рыбацкие домики или сегванские дворы.

– Когда же? – поторопил Зорко кунса.

– Плавание долгим было, – зачем-то сказал сегван. – Распря началась, когда Гурцат напал на Аша-Вахишту и Вельхский берег. Галирад – большой город. У него много земель, и никто не хочет на него нападать. Но Галирад не нужен своим землям. Галирад живет торговлей с дальними берегами, потому он силен и богат. Если этой торговли не будет, Галирад станет рыбацкой деревней. Большой мост рухнет, потому что станет не нужен. Вельхи уйдут отсюда, а сегваны расселятся на побережье.

Бояре и сегваны первыми поняли это, когда Гурцат стал грозить вельхским городам. Тогда одни решили замириться со степняками, а другие не побоялись поднять меч. Когда Гурцат пошел на Саккарем, задумался и кнес. Ничего не делается просто так. Морские кунсы живут не разбоем, как говорят про них в Аррантиаде, Нарлаке и Саккареме. Только очень старые роды с островов могут жить так. Мы живем торговлей. Гурцат, если он победит в войне, не даст нам торговать. Он ведет войну со всеми и побеждает. Если с ним не воевать, он все равно пойдет на Галирад. Но бояре думают не так. Многие бояре. И кунсы не все думают так. Люди Оле убили многих людей Асгейрда и потопили их корабль, когда люди Асгейрда хотели выбить сотню степняков из Пеколсхольма на Кайлисбрекке. Люди Оле сначала хотели того же, но потом испугались, что Гурцат отомстит им и помешали людям Асгвайрда.

Когда Хальфдир решил воевать с Гурцатом и разбил его людей на Кайлисбрекке, многие кунсы возмутились. Но с Хальфдиром трудно спорить: он самый сильный морской кунс, и ему не нужен галирадский кнес. Ранкварт долго не мог решиться, но потом взял сторону Хальфдира. Ульфтаг сделал то же. Кунс Оле решил, что лучше держаться Прастейна-кунса, потому что он силен в Галираде и даже кнес его слушает.

– А Вольфарт-лагман? – спросил Зорко.

– Вольфарт слаб и злопамятен, – отвечал Сольгейр. – Он подобен змее без ядовитого зуба. Отец его и дед были законоговорителями, и Вольфарт не худший лагман. В делах же кунсов он не имеет влияния. Когда кнес узнал, что Хальфдир убил послов Гурцата, он сильно разгневался. Прастейн сказал ему, что следует усмирить морских кунсов, но кнес не хотел этого, потому что Гурцат еще далеко, а морские кунсы могут потопить много галирадских кораблей, – тут Сольгейр улыбнулся, как улыбнулась бы щука, если б умела. – Тогда кнес позвал Ранкварта, и они говорили долго, но из этого ничего не вышло. Прастейн рассказал об этом всем, и новость скоро дошла до Кайлисбрекке и до Нарлака. В Нарлаке немало потешались, а на Кайлисбрекке все сильно опечалились.

Потом Хальфдир приплыл на побережье с большой силой и позвал еще Хаскульва, своего брата, и еще нескольких морских кунсов. Они ушли далеко в Дикоземье и перехватили там послов Гурцата в Нарлак. Потом Хальфдир уговорил Прастейна приехать в Лесной Угол, и Прастейн задумал обмануть Хальфдира. Дальше ты все знаешь сам. Хаскульв рассказал мне, как все было. Если ты хочешь, ты можешь стать сильным человеком. Твой меч довольно остер, а ум еще острее и проворнее, чем меч; это значит, и меч может стать сильнее. Твой меч повернул меч Прастейна, и Хальфдир победил. Потом ты говорил на тинге, и кунсы не успели перессориться раньше срока. Теперь будет большой тинг, и распря не начнется, пока он не свершится.

Когда ты поверг на площади вора из Аша-Вахишты, сольвеннские кунсы поняли, что ты и есть тот самый венн из Лесного Угла. Они послали за тобой своих людей, потому что кнес не хотел ссориться с Ранквартом. Но маны решили отомстить, и двоих из них убили в сегванском конце, и кнесу пришлось объявить о твоем розыске. Когда Турлаф нашел твой раскрашенный холст и сказал об этом Вольфарту, тот побежал к Оле, а Оле понял, что ты можешь быть только у Ульфтага, и не побоялся вывести на улицу своих воинов, потому что решил, что обвинение годи – достаточная для этого причина. Но кунс Асгейрд решил, что Оле не прав, потому что учинил бой с людьми Ранкварта и Ульфтага во время перемирия перед большим тингом, и посчитал должным сопротивляться Оле. Когда ты, Труде и Бьертхельм – главные обидчики Оле и сольвеннских кунсов – оказались на моем корабле, схватка остановилась. Биться с людьми морских кунсов не хочет никто, даже кнес. Биться дальше с Асгейрдом сольвенны не могут, потому что у них нет приказа воевать с Асгейрдом, а есть только приказ схватить тебя. Поэтому они мешкали, когда еще могли исполнить поручение. Людям Оле также не было больше причины продолжать бой, поскольку они тоже ловили тебя, а битва с Асгейрдом нарушала мир по закону.

– Я рассказал тебе все, – заключил Сольгейр. – Но теперь ты в безопасности: корабли сольвеннских кнесов все у пристаней и не собираются выходить в море. Они знают, что это слишком опасно, – снова ухмыльнулся кунс.

– Я-то в спокойствии, – откликнулся Зорко. – Благодарствую, Сольгейр-кунс. Только вот беда едва лишь поднимается. Сам говоришь, Гурцат со всем миром войну затеял. Когда так, а вы еще и меж собой ратиться собрались, ничего доброго не получится. Крепко ли стоит этот самый Саккарем?

– Шад будет сидеть в Мельсине, а Гурцат будет ходить под стенами, как волк вокруг овчарни, – ответил Сольгейр. – В Аша-Вахиште просто не успели закрыть ворота, когда всадники из степи гнали войско шада к столице.

«Может, так и увязнет там, в полуденных краях?» – подумал Зорко.

Сольгейр, посчитав дело сделанным, поднялся и пошел на нос, чтобы оттуда, если что, распоряжаться на ладье. Постройки Галирада сделались уже трудно различимыми, и только луковицы теремов еще возвышались заметно над городом. Сольгейр забрал в сторону от островов, уводя корабль на полночь и чуть на восход, и теперь они шли на едва видневшийся в дымке мыс, замыкавший залив, образованный устьем Светыни.

Фрейдис пела какую-то долгую песню с мерным, как прибой, рефреном, и сегваны гребли согласно пению. Труде смотрел безучастно на острова, то и дело трогая обвязанную рассеченную щеку. Бьертхельм, которому помогли снять кольчугу – без посторонней помощи он этого сделать не мог, зане рана на левом его плече была нешуточной, – сидел теперь перевязанный, спиной к мачте. На лице его и следа не осталось от той ярости и свирепости даже, что видел Зорко перед боем. Сегванский богатырь сидел, точно старик, у которого одна радость в жизни осталась – погреть остывшее и усталое от груза множества лет тело свое под солнцем.