Текст книги "Травень-остров"

Автор книги: Алексей Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Пусть твои боги сделают так, чтобы море не гневалось на твои корабли, – пожелал венн в ответ. – Я приду. А сейчас нам нужно спешить.

Андвар, не понявший, что это венн вдруг так заторопился – в запасе у них было больше чем полдня, – тем не менее не подал вида и, раскланявшись и распрощавшись вежливо с хозяином, нехотя покинул чудесный шатер.

– Куда так спешить? – полюбопытствовал парень.

– Проводи меня к вельхам, Андвар, – попросил Зорко. – Мне нужно узнать там кое-что.

– Пошли, – пожал плечами сегван. – Их лавки рядом.

– Нет, – покачал головой венн. – Не к торговцам. К мастерам. Это ведь за Светынью?

– За Светынью, – подтвердил Андвар. Ему хотелось побродить по шумному и пестрому торжищу, но обещание надо было держать.

Обогнув шатры Пироса – у богатого арранта их было семь, и только в шатре с диковинами было тихо, в остальных бойко и шумно торговали и торговались, – Андвар и Зорко вновь направились к площади перед мостом. Шум толпы быстро приближался, и вот они вновь окунулись в людской водоворот.

Протолкавшись сквозь бесчисленных торговцев-разносчиков, покупателей и зевак, они прошли уже полпути к мосту, как вдруг Зорко почувствовал, как чьи-то тонкие ловкие пальцы, чуть не забравшись ему за ворот, уцепились за веревку, которой была завязана горловина мешочка с золотыми шади. Не дожидаясь, пока веревку срежут, Зорко, стараясь не останавливаться и не подавать вида, молниеносно, будто стрелу налаживал, увидев внезапно взлетевшего тетерева, метнулся правой рукой к вороту, хватая вора. Хорошо, что Андвар предупредил о бесчестных людях, коих по торгу много шныряет!

Пальцы у венна были крепкими, держать умели цепко: не вдруг вырвешься! Зорко мгновенно развернулся и перед собой увидел бронзовокожего сухощавого человека средних лет, в странном головном уборе, напоминающем больше женский платок, широких полотняных штанах и таком же то ли халате, то ли плаще из довольно дорогой белой и зеленой материи. Нос у человека был длинный, крючковатый с сильной горбинкой, глаза черные, жаркие, губы тонкие и злые, щеки впалые, но не дряблые. Черные длинные усы и такая же черная борода делали внешность его скрытной, будто он прятался от кого-то, этой самой бородой заслонясь. Сам человек был вершка на два выше Зорко, загорелый и жилистый. Видно, испытания дорогами были ему не в новинку. На пальце, за который поймал его венн, горел красный перстень в золотой оправе.

– Отпусти, – прошипел человек, будто рассерженный змей, выплевывая неродные сольвеннские слова, и сделал попытку вырваться, но венн держал крепко, и незнакомец скривил губы от боли в пальце.

– Почто воровством промышляешь? – глухо спросил венн.

На них пока никто не обращал внимания: такие споры и мелкие ссоры здесь не были редкостью, и люди проходили и проталкивались мимо безо всякого любопытства.

– Сын змеи! – прошипел опять вор, и левая его рука вдруг выпросталась из складок одежды, а в ней блеснул тонкий длинный нож. Не сознавая толком, что сейчас может произойти, Зорко заломил палец лиходея так, что тот и про нож забыл и вынужден был вывернуться, чтобы спасти палец. Зорко воспользовался моментом и ударил обидчика коротко в спину, зане места и времени для размаха не было. Тот грохнулся на колени, но почти тотчас же вскочил, вновь угрожая венну ножом.

Тут-то толпа мгновенно раздалась в стороны: всем стало любопытно, что же здесь происходит, но никто и попытки не делал, чтобы помешать человеку с ножом против безоружного. Женщины подняли визг, мужчины тут же стали спорить, из-за чего произошла ссора и кто теперь одержит верх. Зорко, чтобы не в меру горячий иноземец не приколол его тут же своим кинжалом, отпрыгнул от него на сажень. Но тот, понимая свое превосходство в росте и длине рук, тут же принялся, поигрывая ножом, выискивать момент, чтобы броситься на строптивого венна и тем решить дело, а потом скрыться в толпе, пока не пожаловали люди кнеса.

Зорко пока плохо понимал опасность положения. Он доселе никогда не воевал с человеком, только с диким зверем и действовал как охотник, а не как убийца. Поэтому и боевая ярость не застила ему глаза. Оружия у венна был всего только короткий охотничий нож для снимания шкур, и он никак не мог соперничать с длинным кинжалом супротивника. Зорко действовал так, как будто перед ним был волк, медведь или вепрь. Ни с одним из этих зверей не сладил бы он так запросто, как с человеком: там, где не доставали руки, охотники брали лук или пращу. Лука у Зорко при себе не имелось, пращи тоже, но тяжелый груз на веревке нашелся. Качаясь, словно куст под ветром, пытаясь обмануть врага, так же как и тот пытался подловить Зорко, венн снял с шеи веревку, к которой крепился мешочек с монетами. Он был довольно увесистый, и если попасть им в лоб или в темя… Тот, в белом и зеленом, несмотря что лаял венна сыном змеи, сам был похож на змею, да и шипел, когда произносил слова. Зорко умел предупредить бросок рассерженной гадюки, но пущим умением считалось зачаровать змею плавными обманными движениями и уйти от нее, чтобы не рисковать зря и не убивать безвинную тварь, но эту змею надо было лишить зуба.

Тот, в плаще, догадался, конечно, что затеял Зорко, но то ли посчитал его неумехой, то ли решил, что венн схватил первое, что под руку попалось, от отчаяния, позволил венну раскрутить свое оружие как следует. А позволив это, не сумел упредить удар. Зорко мог, конечно, дождаться первого выпада и мог пытаться выбить кинжал грузом, но венн предпочел охоту: он ударил первым. Увесистый мешочек со свистом рассек воздух и сверху наискось, вытянув веревку чуть ни на всю длину, ударил вора в темя. Удар пришелся сверху, и тот не сумел понять, как поднять руку, чтобы отвести угрозу, зане не видел направления ее прихода.

Сразить таким способом зверя было бы занятием безнадежным: шерсть и толстая лобная кость были супротив такого хлипкого оружия все равно что броня. И человек, будь он в зимней меховой шапке, не пострадал бы, разве только потерял бы равновесие. Впрочем, Зорко хватило бы и этого, но он добился большего. Кровь мгновенно хлынула из рассеченного темени, залила вору глаза, и он уже не мог точно направить бесполезный удар. Зорко увернулся, перехватил руку врага и вырвал кинжал. А смуглый человек в бело-зеленом, к коим цветам прибавился теперь кровавый, с размаха упал на дощатую мостовую. И некоторое время лежал, весь трясясь от злобы. Зорко смотал веревку, поскорее спрятал злополучный мешочек за пазуху и только потом оглянулся.

Площадь вокруг замолкла. Даже женщины притихли. Как и всякая площадная драка, эта была до первой крови. Там, где оканчивалось простыми синяками и шишками, дерущихся подзадоривали бы, кричали бы обидные и ободрительные словечки, потом разнимали бы и потом еще обсуждали подробности. Вид крови останавливал все веселье в один миг, и хмель драчливой удали будто ветром уносило. Зорко стоял в немом кругу недоверчиво и с опаской взирающих на него чужих людей над ринутым наземь противником, которого более не полагалось бить, и не знал, как ему поступить. Ни единого взгляда, который располагал бы к себе, здесь не было. Даже Андвар растерялся, но с него спрос был невелик: известное дело, мальчишка еще!

– Связать бы его, – робко молвил мужик в затертой синетной рубахе и грубых черных штанах, по виду из сольвеннов, из ближних деревень.

– Вот ты и вяжи, коли такой смелый, – передразнил его другой мужик, горожанин-мастеровой, в кожаной куртке-безрукавке, с русой растрепанной бороденкой.

– Кнесовых людей позвать бы, – заметил дюжий, даже толстоватый дядька в кафтане, румяный, усатый и чернобородый, должно быть приказчик, но не главный, а тот, что долго ходит в подчинении у старшего.

– Идут, идут! – послышалось в ответ. – Эко диво! Быстро добрались!

Поняв, что слишком промедлил, обидчик Зорко сделал попытку вскочить и броситься наутек, но не тут-то было. Здоровенный парень-кожемяка в рабочем переднике, кудрявый и рыжий, с широким открытым лицом, усеянным веснушками, запросто поймал иноземца за шиворот и остановил его, но тут же отдернул руки, будто сам не поверил, что может оттолкнуть вора обратно в круг.

– Куда… – только и пробасил парень растерянно.

Тут толпа заколыхалась, и, рассекая ее, словно ладья воду, в круг вышли трое ратных людей в кольчужных бронях, с мечами, но без щитов и шлемов. Первый, уже седой и наверняка старший, на всякий случай вынул клинок из ножен, другие же двое держали руки в кольчужных перчатках на рукоятях своего нешуточного оружия. Это была охрана, кою кнес обязан был выставлять на торге для соблюдения благочиния. Охранников, конечно, было маловато для такого скопления народа, и поспевали они не всегда, что и служило поводом для метких прибауток о расторопности охраны. Но Зорко повезло: охранники – они же состояли в дружине кнеса – оказались недалече. Они прохаживались по главной площади торжища, щелкая орехи и перебрасываясь лениво бездельными замечаниями. Сегодня день выдался тихий: сегваны готовились к тризне по Хальфдиру, и главная причина потасовок на рынке – стычки меж сольвеннами и сегванами – дружинников не волновала. Однако и без сегванов нашлись ухари, нарушившие покой мирян. Именно с намерением научить пьяниц-гуляк уму-разуму и шли сюда эти трое. Но вышло иначе.

Иноземец, после того как кожемяка оттолкнул его, сидел теперь прямо на досках, упираясь руками. Кровь из раны стекала по его лицу и уже изрядно запачкала его одежды. Зорко же стоял как вкопанный и в руках держал тонкий и длинный боевой кинжал.

– Добром отдай, не то хуже будет, – тут же пригрозил венну старший. Ростом он мало превосходил Зорко, но был куда шире в плечах и кряжистей. Лицо его было лицом воина-служаки, за всю жизнь так и не выбившегося в кмети, но приобретшего должный опыт владения оружием, чтобы без страха встречать любую неожиданность.

Зорко молча протянул сольвенну кинжал.

– Почто человека ранил? – сурово вопросил охранник у венна.

– За воровство, – угрюмо отвечал Зорко. Меньше всего ему хотелось сейчас терять время на беседу с людьми кнеса: путь на вельхский конец был не ближний, а еще надо было успеть воротиться к тризне.

– Не он… Не он ножом пырял… – раздались голоса из толпы. – Тот, зеленый.

– Смотрите за венном, – кивнул старший своим спутникам: оба были ребята молодые, лет двадцати двух, высокие, широкоплечие, русые, волосы стригли по-сольвеннски, в кружок. От таких не убежишь. Да Зорко и не пытался, досадовал только. Андвар был тут же, но слово боялся молвить: оробел, не ощущая рядом присутствия старого Охтара. – Как зовут? – спросил он, оборачиваясь обратно, зане уже повернулся было к обидчику.

– Зорко зовут, сын Зори, – глухо проговорил венн.

– Постой пока, – бросил седой. – Коли правду молвил, долго с нами не промаешься.

– Ты кто таков? – подступил он к смугляку.

Тот медленно оторвал от настила левую руку, стянул с головы свой вымокший в крови платок, свисавший на шею и плечи, словно бармица у шлема. Стрижен он был почти наголо, только на самой макушке остался клок темных волос. Только сейчас Зорко толком рассмотрел вора и нашел, что лицо того даже красиво и отличается от мужественных, но грубоватых лиц сольвеннов и сегванов тонкими чертами, более резкими, чем у аррантов. Темно-карий глаз, горящий огнем злобы, уставился на дружинника.

– Намеди, – прошипел-просвистал иноземец.

– Как? Намедни? – переспросил седой.

В толпе тут же захохотали, посыпались насмешки.

– А ну цыц! – прикрикнул один из молодых воинов. – Без вас гомону полная площадь!

– Намеди, – повторил меж тем поверженный, делая ударение на последний слог и собираясь привстать.

– С Вахишты будешь? – презрительно-понимающе кивнул седой, не задавая вопроса, но утверждая. – Из манов?

– Аша-Вахишта, – кивнул вор.

– Сиди! – прикрикнул на него старший. – Сейчас поглядим, что там у тебя за пазухой. – Калман, а ну проверь!

Парень-дружинник, тот, что посветлее, встал за спиной у вора, потом сказал негромко:

– Вставай теперь.

Человек в плаще поднялся. Кровь уже не лила у него из раны, но еще сочилась. Он зажимал ее скомканным в руке головным своим платком.

– Тряпицу чистую дайте, не то весь в крови испачкается, – попросил у толпы парень, умело ощупывая и оглаживая сквозь одежу торс, бедра, руки и ноги мана. – Потом будет говорить, что били, дескать, – проворчал страж негромко, но его услышали, зашептались, памятуя об окрике, но явно одобрительно. Тряпицу, однако, подали.

– Стой, сам обвяжу, – приказал он человеку, по имени Намеди.

И тут же принялся перевязывать рану, да так сноровисто, будто всю жизнь этим занимался.

Из складок одежды Калман извлек еще два ножа: длинный кинжал для боя, почти такой же, как и первый, и небольшой, метательный.

– Не успел еще наворовать. Как дело было, Зорко, сын Зори? Правду молви. Я – Кокора, кнесов кметь. Могу суд вершить. Врать, запираться станешь – пеняй на себя.

Все это старший проговорил без всякой живинки, четко и внятно: ему не в первый и даже не в сто первый раз приходилось разбирать такие потасовки на торговой площади. Сейчас он ясно видел, в чем было дело, но Правда галирадская и кнесовы повеления обязывали.

Зорко, второй уж раз, как прибыл в Галирад, попавший на судилище, смущаться не стал, рассказал все, как было, даже старший немного брови поднял, так складно у венна вышло: венны в понимании его, галирадца, были все точно лесные сосны: дикие, молчаливые и скучные. В довершение Зорко ткнул пальцем в Андвара.

– Вот Андвар, сын бонда кунса Ранкварта, – пояснил венн. – Только он и может здесь обо мне свидетельствовать.

– Сколь тебе годов, Андвар? – мягко спросил Кокора: имя Ранкварта уважалось по всему Галираду, даже кнесом уважалось.

– Пятнадцать зим, – честно отвечал юноша.

– Мал еще, – проговорил старший. – Неужто более никто? Что ж, придется тебе с нами побыть, а Андвар за… Ну, хоть бы и за кунсом сбегает.

– Погоди, Кокора, – Андвар вдруг заговорил как взрослый. – Пирос, сын Никоса, торговец аррантский, может за Зорко поручиться. Он ведь не Ранкварта человек, а свободный.

Толпа одобрительно загудела, а Калман так и ухмыльнулся даже: уел парень старшого.

– Беги за аррантом, – только и обронил кметь: и вправду, ну почем ему думать, что богач аррант со всяким венном, что три дня, как из норы в Дикоземье вылез, якшается.

Андвара как ветром сдуло: только был и уж исчез.

– Волчонок сегванский, – пробурчал Кокора. – Теперь ты что скажешь, Намеди? Подтвердишь, что Зорко, сын Зори, показал? Поручателей своих назовешь?

– Друдж, – высвистел ман. Относилось это не впрямую к Кокоре, но и к нему тоже. Слово должно было значить нечто не шибко хорошее, но кметь то ли не придал ему значения, то ли вовсе такого не знал.

– Ты не свисти, а говори, как того Правда требует, – заметил ему Кокора. – В Галирад приехал, по-галирадски и жить будешь. Хотел деньги украсть?

– Да, – выдохнул Намеди, сверкнув глазами.

– Хотел. Не вышло, – выстраивал историю дружинник. – А нож зачем взял? Почему не бежал? Убить или порезать человека хотел, деньги отнять, а потом уж бежать?

– Да, – односложно ответил, словно выплюнул, ман.

– Ручатели есть? – спросил Кокора. – Коли нет, будет худо.

– Есть, – гордо вскинув голову, заявил Намеди.

– Кто таковы? не обращая внимания на гнев и гордыню чужеземца, невозмутимо задавал вопросы человек кнеса.

– Равсаджани, сын Байрани, шада Аша-Вахишты, – был ответ.

Толпа ахнула, один только Зорко ничего не понял. Вести, прибывавшие в Галирад, первым делом попадали не в боярские терема и даже не в кром ко кнесу, а сюда, на торг, и разносились с быстротой ветра. Зорко и многие сегваны, похоронами и тризной занятые, последних вестей не слыхали. Им еще предстояло все узнать. Ныне же Кокора сказал только:

– Ладно, Намеди. На сей раз отделался ты миром. Сейчас арранта дождемся, и ко кнесу своему пойдешь.

Благо, до Пироса и обратно было недалече. Не прошло и четверти колокола, бившего время с высоты крома, как толпа заволновалась и раздалась, и прямо в образовавшийся круг вступил красавец вороной с самим Пиросом в седле. Позади купца пристроился Андвар. Аррант как был в шо-ситайнском халате, так и пожаловал на площадь.

– И вправду Пирос! – обомлевшим голосом вымолвил за спиной Зорко кто-то, знавший арранта. – И венн! Что творится!

Оборачиваться Зорко не стал, но понял лишний раз: Галирад такое место, где иное имя отворяет двери проще ключа.

– Привет тебе, Кокора, – вежливо обратился аррант к дружиннику.

– И тебе поздорову, Пирос, – отвечал старший. Должно быть, они знали друг друга, да Кокора не мог пойти против закона. – Знаешь ли ты этого человека? – Он указал на венна.

– Разумеется, – подтвердил аррант тоном, не допускающим сомнений. – Три четверти колокола тому назад он покупал у меня жемчуг и продал мне искусно сделанный женский гребень. Свои жемчужины я опознаю, гребень же ныне пребывает у меня в шатре с диковинами, как эти вещи называются у сольвеннов. Если это требуется, я могу послать за ним человека.

– Не нужно, – окоротил велеречивого арранта Кокора. – Твоего слова хватит. Оно верное. Если желаешь челобитную подать, то еще сегодня успеешь, – обратился старший к венну. – У кнеса разберутся, в обиде не будешь. Коли нет, иди с миром. Не серчай, коли что не так.

– Пойду, пожалуй, – отвечал Зорко. Терять время на бесполезные споры он не желал.

– Скажи, Кокора, это правда, что жизнь моего друга подверглась опасности? – задержал Пирос дружинников, собравшихся уж было уходить и увести с собой мана, имевшего сейчас вид весьма жалкий.

– Верно, верно, – проговорил Кокора. – Драться твой друг лихо навострился. Смотри, кабы не прибил кого. Недосуг мне, Пирос Никосич, с тобой лясы точить. Не осерчай. Пошли! – бросил он ману, который все не мог укротить гнев и зыркал на венна злобно.

Дружинники уверенно, не обращая внимания на густую толпу, двинулись в сторону крома. Вокруг Пироса, Зорко и Андвара народ, утратив любопытство к происшедшему, тоже разошелся. Лишь теперь Зорко увидел, что аррант сюда пожаловал не один: в сажени сзади него, справа и слева стояли как вкопанные трое оружных людей при кольчужных бронях, с кривыми мечами. Все были ростом невысокие, чернявые и коренастые. Все с кожей изжелта-белого цвета, плоскими лицами и узкими раскосыми глазами. Все в рубахах из узорного шелка, схожего с тем, что пошел на халат купца.

Пирос перехватил взгляд Зорко:

– Это мои телохранители, Зорко Зоревич. Они из Шо-Ситайна. Если ты позволишь мне проводить тебя, я хотел бы провести эту прогулку в беседе. – Аррант говорил так, что отказать ему было невозможно.

– Изволь, Пирос Никосич, – согласился Зорко.

– Дозволь осведомиться, куда решил ты направиться столь поспешно, что даже многие диковины дальних земель не тронули тебя? – поинтересовался купец.

– Мне к вельхам надо, к мастерам. Андвару спасибо, обещал свести, – коротко отвечал Зорко.

– Вельхи – искусные мастера, – согласился Пирос. – У меня есть немало прекраснейших изделий из их страны. Могу ли я узнать, что привело тебя к решению отправиться к ним?

– Вещица одна кожаная с узором тесненым. Зело красив узор тот, – не стал запираться Зорко. – Мне Охтар сказывал, будто вельхи такой сделать могли. Узор такой же на платье у Дейры, кою у тебя видел. А она из вельхов. Пойду к ним, узнаю.

– Тогда хочу предупредить тебя, Зорко: вельхи редко показывают свои работы просто так, – понизив голос, сказал Пирос. – Они предпочитают, чтобы к ним шли в ученики, в подмастерья. Ты же – самоценный мастер. Будет ли тебе по сердцу такое ученичество?

Конь Пироса медленно и чинно вышагивал по деревянной мостовой – привык, должно быть, ходить не спеша, яко пеший человек. Только сейчас Зорко сообразил, что аррант едет верхом! Как слыхал Зорко, подобное дозволялось только кнесовым людям!

– Скажи, Пирос Никосич, почто тебе можно на коне по городу ездить, а иным возбраняется? – так и не ответив арранту, вдруг спросил венн.

– Я – посланник здесь нашего басилевса, – важно изрек Пирос. – Всем посланникам могучих государей разрешено ездить верхом на коне по всем галирадским землям, кроме засеянных полей и двора кнеса. Но ты не ответил мне, Зорко Зоревич…

Зорко мало что знал о том, какой государь считается могущественным, а какой – не шибко, но из объяснения Пироса уразумел, что аррант, если случится лихо, может быть подмогой ему.

– Когда по душе придется искусничество их, то и в ученичество пойду, коли примут, – не смутился Зорко. – По дереву резать – дело не великое. Краска – она норовистее будет.

– Что ж, ты всегда будешь желанным гостем у меня. Этой зимой я не буду возвращаться в Аррантиаду, – объявил Пирос.

– Благодарствую, коли так. – Зорко поклонился арранту.

– Не стоит благодарности. Скажи, что привело к ссоре меж тобой и этим несчастным маном? – не унимался Пирос.

– Монеты, коими Ранкварт меня оделил, умыкнуть хотел. Да я не дал. Потом же за нож схватился. Привилось тем мешком, на кой он позарился, его и проучить, – доходчиво поведал венн. – Почто несчастным его зовешь? Одежа-то у него не бедная.

– О, это печальная повесть! – Пирос явно оживился, увидев, что может еще кого-то удивить новостью. – Два дня весь торг говорит о ней…

– Мы Хальфдира-кунса хоронили. Не знаем про новость, – вдруг подал голос молчавший доселе Андвар. Слушал он Пироса внимательно, уму-разуму учился. Видать, Охтар ему наказал так делать.

– С превеликою скорбью о ней поведаю, – приступил к рассказу Пирос. – Известно ли тебе что-либо о Гурцате, что правит ныне в Вечной Степи? – обратился он к Зорко.

– Известно немного, – сдержанно ответил тот.

– Два дня назад в гавань вошли корабли из Аша-Вахишты. Это страна манов на восходных берегах этой земли, – пояснил аррант. – Конные тысячи Гурцата – даже не самого Гурцата, а его полководца – стерли с лика земли Хорасан, столицу манов. Вся Аша-Вахишта в огне. Лишь горные крепости и храмы пока уцелели. Шад убит при штурме Хорасана. Принц и кое-кто из придворных спаслись в море, и вот, принесли сюда эту горестную весть. Галирадский кнес проявил добросердечие и принял манов как гостей. В течение четырех лун они пребудут под его защитой. Даже за проступки, подлежащие суровой каре по галирадской Правде, их в это время будет судить лишь сам принц. Потерпевшие обиду могут подать челобитную кнесу, но… – Тут Пирос многозначительно улыбнулся.

– Ныне маны в глубокой нужде, а жить они привыкли весело и в роскоши, – добавил аррант. – Закон же их велит мужчине добывать средства для семьи, и не стоит сомневаться в способах добычи этих средств. Неудивительно, что этот человек, бывший советником принца, решился на воровство.

– Продал бы самоцвет, что в повязке носит, и жил безбедно, – рассудил по-своему венн.

– У тебя свои взгляды на бедность, у придворных шада страны манов – свои, – усмехнулся купец. – Я не страшусь грабежей. – Пирос кивнул в сторону неотступно следовавших за ним воинов. – Тебе же советую быть осторожным. Отравленный кинжал – излюбленный прием манов, когда они мстят.

Зорко недоверчиво поглядел на арранта.

– Это что ж, я ему лоб расшиб за то, что он на деньги мои покусился, а меня за то – ножом? – удивился венн.

– Ты нанес ему оскорбление, – развел руками Пирос. – Поэтому я осмелюсь посоветовать тебе еще кое-что, Зорко: найди себе покровителя. Кунс Ранкварт – таков. Если же тебя что-либо тяготит у него, ты свободный человек. Я готов принять тебя как гостя, если пожелаешь.

Настойчивость, с которой аррант зазывал венна к себе, черная весть, им сообщенная, и предупреждение о грозящей опасности заставили Зорко крепко призадуматься. Уж не предки ли охранители его, неразумного, упреждали, когда хотел он отказаться от Ранквартовых денег? Однако взял, и вот теперь – и сколь быстро! – пришел срок отвечать за собственный недосмотр.

Растревожило и другое: маны, как сказывал старик калейс, жили чуть на полдень от морских вельхов, а уж от тех и до лесных вельхов, и до веннов было рукой подать, если и вправду конница Гурцата появлялась словно из ниоткуда: только ее нет, и вот она! Впрочем, вспомнив черную грозу и степняка, спешащего на скакуне без седла в самую гущу мрака, Зорко решил, что не так уж много в том басни, а куда больше истины.

– А сам Гурцат где ныне? – спросил он.

– В этом и состоит коварство степного повелителя, – объяснил Пирос. – Гурцат ныне ведет мелкие войны, но, полагаю, вскоре он появится в Саккареме – это далеко на полдень. И война эта будет удачна: войско шада неспособно одолеть конные тьмы. Никто не ждал степных всадников в Аша-Вахиште, но они пришли. Мы между тем также почти у цели.

За разговором Зорко и не заметил, как они одолели все пространство торговой площади и вышли теперь к мосту, переброшенному с берега на берег великой Светыни. Мост поразил воображение Зорко. Огромный, высоченный, длинный, он так и назывался просто – Большой мост, будто бы был еще и малый! На самом деле это был единственный мост над Светынью на всем ее необозримом протяжении. Задачу строителям, конечно, облегчил крупный остров, легший как раз посреди русла, но мост тянулся и над ним, спускаясь на землю широкими покатыми сходами и лестницами.

– Как же возвели такую огромину? – проговорил Зорко, ни к кому не обращаясь. В том месте, где стояло на излучине печище Серых Псов, река была куда уже, но о том, что через великую реку может быть переброшен мост, и речи не было.

– Его возвели не так давно, всего лишь пять раз по десять лет назад, – ответил Пирос, который знал, пожалуй, все, а о том, что не знал, мог быстро наврать, да так складно, что всякий поверил бы. – Строили его сольвенны, а придумал, как это сделать, гость из Шо-Ситайна, Ду Фу. Он много лет прожил в Галираде, а когда собрался уехать на родину, решил как-то отблагодарить сольвеннского кнеса и город.

– А как же раньше жили, на ладьях плавали туда-сюда? Хлопотно ведь: почитай, два города на разных берегах, – заметил Зорко.

– О нет, разумеется, – охотно отвечал Пирос. – Город начался на правом берегу, потом стали селиться и на левом, а берега соединили мостом на плотах. Не все разумное приходит из-за моря, нечто рождается и прямо на глазах, но мало кто может это увидеть, – раздумчиво закончил аррант.

На это Зорко промолчал, только проницательный Пирос увидел, что варвар-венн отнюдь не пропустил последнее высказывание мимо ушей.

Они вступили на мост. Пологий скат начинался в добрых двухстах локтях от кромки воды. Светынь, катившая свои воды с высоких гор через густые сырые леса, собирая воду от множества рек, речушек, ручьев и болот, по весне, когда дружно таяли снега поначалу на равнине, а после и в горах, поднималась и затапливала не укрепленную деревянным барьером часть берега, где летом, после паводка, красовались роскошные зеленые луга. Над водой настил моста поднимался на добрых пять саженей, так что никакие весенние разливы не были ему страшны. Да и шириной Большой мост не был обижен: сорок локтей без малого. По сторонам моста нашлось место для множества лавочек, где торговали всякой мелочью и разнообразной снедью. Торговали сплошь галирадцы: мост принадлежал городу.

– Ты спрашивал, Зорко Зоревич, как построили Большой мост, – напомнил Пирос. – Это было так: Ду Фу придумал соорудить огромные и высокие срубы о трех углах, и их погрузили в воды реки, обратив острым оконечьем против течения, а еще обили эти оконечья особо крепким железом, чтобы разбивать по весне тяжкие льдины. Срубы же изнутри засыпали камнями и укрепили клиньями, забитыми прямо в дно. Сверху положили настил. Вот и все. Строили мост десять лет. Ду Фу так и не увидел окончания строительства.

– Знатно поработали, – похвалил Зорко, осматривая просторы, открывавшиеся с моста. Галирад, казавшийся таким огромным изнутри, вытянулся по берегам Светыни не более чем на версту. Далее начинались поля, перемежаемые рощицами, а еще дальше земля начинала дыбиться холмами, поросшими коренным густым лесом. Осень уже вовсю хозяйничала там, и Зорко, прямо среди шумного града, опять ощутил, как быстро утекает – ровно вода реки внизу – отведенное ему время быть на этой земле.

– А что сталось с тем премудрым человеком, что мост выдумал? – решил узнать венн.

– С Ду Фу? – переспросил Пирос. – Господин Ду фу уехал обратно в Шо-Ситайн. А там, по слухам, ван (так зовут в Шо-Ситайне кнеса) обвинил его в измене и казнил. По счастью, мне удалось привезти из Шо-Ситайна книги стихов Ду Фу.

– Что такое «стихи»? – не понял Зорко.

– Вирши, – объяснил аррант.

– А книга?

– Вот это легче показать, – усмехнулся в ответ Пирос. – Вот, взгляни: в Галираде это редкость, в Аррантиаде же или Шо-Ситайне – обыденная вещь.

Почти достигнув острова, они остановились у небольшой лавки, где вел торг моложавый бойкий сольвенн среднего роста, с вострыми быстрыми зелеными глазами. Русые густые волосы его были подстрижены тщательно и не без щегольства, на нарлакский манер, как и борода. Но одежа на торговце была сольвеннская, а плащ-мятель свидетельствовал сравнительную доходность торга.

На прилавке разложены были переплетенные меж собой тонкие, обрезанные ровно и прямо куски кожи, все сплошь испещренные буквицами. Иные были убраны богато, иные попроще. Иные отличались непомерной толщиной, иные походили на голодных по весне лис. В иных попадались буквицы, изображенные разноцветной краской, а в иных и живописные образы или простые рисунки.

– «Об умении дом вести и иных занятиях, в домоустройстве потребных», – прочел Зорко вслух. Сольвеннские, как опознал их Зорко, буквицы чуть отличались от веннских, но разобраться в них оказалось немудрено. Книга была из обыкновенных, но шла, видать, ходко, потому как целая стопка таких лежала на полках позади торговца.

– Ты разумеешь грамоте? – Венн в очередной раз удивил Пироса, так что скрытный аррант на сей раз не устоял от выражения своих чувств.

– У нас в роду многие буквицы разумеют, – невозмутимо пояснил Зорко. – А вот этих я не знаю. – И он указал на книгу из гораздо лучшей и более тонкой кожи, заключенную в сафьяновый переплет, на открытом первом листе коей красовался некий большой город. Рассеченный надвое рекой. По обе стороны ее собрались войска, и посреди обеих ратей стояли два мужа великого роста. Тот, что на левом берегу, был сед и благообразен, ликом светел, в плаще цвета весенней зелени. Тот, что по правую сторону, облачен был в темно-синий плащ с вышитым на нем красным диковинным зверем. Был он в зрелых летах, черноволосый и чернобородый. Оба сжимали мечи и явно противостали друг другу не на живот, а на смерть.

– Это книга на языке аррантов, – изъяснил Пирос. – Она именуется «Град, пламенем охваченный» и трактует на примере войны меж Аристасом и Фиоклосом, случившейся пять сотен лет назад, об утешении любомудрием для благородных помыслами людей.