Текст книги "Александр Агренев. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 74 страниц)

Общение… Постепенно он научился разговаривать с незнакомыми ему людьми без настороженности и опаски, просто ради своего удовольствия. Узнавая когда-то запомнившиеся выражения и обороты речи, давным-давно слышанные от бабушки Нади. Бабушки из его прежней жизни. Много было и других слов, ему совсем непонятных, но это было неудивительно: бабуля родилась и выросла в Орловской губернии, а тут, во-первых, поляки, а во-вторых, католики. Если бы еще голова не побаливала, вообще все было бы хорошо. Гулял он обычно по давно облюбованному маршруту: из длинной аллеи направо, по удобной дорожке мимо нарядных елок, затем вокруг небольшой горушки и сквозь чистенькие улочки большой деревни с так и не выясненным названием. В этот раз получилось немного иначе. Еще на подходах к деревенским домам в воздухе вкусно запахло березовым дымом, и ноги сами собой понесли поближе к его источнику.

«Запах протопленной баньки…»

Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышалось, как кто-то колет дрова. С чувством, с расстановкой, не торопясь. И, только подойдя совсем близко, он понял, как сильно ошибался. В небольшом дворике перед приземистым домом, едва заметно пошатываясь, вяло махала колуном женщина, закутанная в шаль и засаленный до черноты тулуп, но результат ее усилий был более чем скромный. У нее больше получалось откалывать длинные щепки, чем действительно разбивать на части сучковатые колоды, да еще колун через раз отлетал от промороженной плахи. Потоптавшись на месте, Александр совсем было собрался уходить, как заметил, что «дровосек» начала оседать на утоптанный снег.

– Эй, есть кто живой?

Как на зло, поблизости не оказалось ни одного прохожего или зеваки – привыкли уже к его постоянным прогулкам, что ли? Растерянно покрутив головой, он поморщился и решил, что справится сам.

На вежливый стук в потемневшую от времени дверь никто не отреагировал, пришлось проявлять инициативу и дальше, подтаскивая одной рукой не такое уж и тяжелое тело к проему. Зайдя внутрь, князь сделал из небольших сеней три шага вперед и тут же наткнулся на настороженный взгляд двоих детей – мальчика лет пяти и девочки-подростка.

– Там у вас женщина сознание потеряла. Мама ваша, да?

Девочка сразу стала деловито одеваться, попутно приговаривая:

– Ведь говорила же – давай подмогну, так нет же, сама.

Перенос женщины в дом не прошел для добровольного помощника бесследно: на висках выступила испарина, здоровая рука дрожала, а нездоровая – зверски болела. Волей-неволей пришлось присесть, вернее, рухнуть на лавку рядом со столом, больно ударившись о что-то небрежно укрытое посконной тряпкой.

– Звать-то тебя как, красавица?

– Катаржина.

Отвечала она с задержкой, потому как с переменным успехом освобождала от лишней одежды безвольное тело своей родительницы, пыхтя при этом, как маленький паровоз.

– Давай помогу. Да не так! Я подержу, а ты тяни потихоньку. Вот молодец. А где отец ваш?

Почти не слушая высокий голосок, Александр привалился спиной к бревенчатой стене, пережидая приступ слабости.

– …брюхом поболел, а к Рождеству-то и преставился. Мамка сильно плакала. Так вот и живем, значит. А ты кто, охфицерь? А вон ту штуку потрогать можа?

– Если хочешь. А чего это у вас мама в обморок упала? Болеете?

– Не. С голодухи она, да еще меня не пустила. Все сама, будто я малая.

– От голода? Что, вообще ничего дома поесть нету?

Катаржина неопределенно пожала плечами и шикнула на расплакавшегося пацана, загоняя его обратно на едва теплую печь.

– Как же вы…

Александр недоговорил. Не смог. Потому что от его неловкого движения тряпка немного сдвинулась, и стало видно, ЧТО лежит на лавке рядом с ним.

– Что за… это… а? Как же это?

Теперь стало ясно, о что же он так больно ударился, поспешно присаживаясь. О неимоверно худое, лилово-желтое тело мертвого мальчика. Горло сжал спазм, мешая вздохнуть, и показалось на миг, что стены и потолок становятся все ближе и ближе, наваливаясь на грудь могильной плитой. Тонко зазвенело в ушах, заломило в простреленной руке. А чертова девчонка подошла и встала рядом:

– Это Яник. Вчерась заснул, и все. Мама сказала, что Боженька его к себе прибрал и чтобы мы не плакали. Говорит, ему тама хорошо.

Маленький человечек и впрямь едва заметно улыбался, будто успокаивая своих родных. Только от этой улыбки Александра бросило в дрожь.

– Я… это… Пойду я…

Гость дергаными, резкими движениями вывернул все карманы, выгребая все до последней полушки, аккуратно пододвинул получившуюся кучку ассигнаций и монеток в центр стола, криво улыбнулся и вышел.

В этот день князь сильно разорил небольшую хозяйскую коллекцию разнообразной выпивки в особняке, но желаемого так и не добился: стоило ему закрыть глаза, как он тут же видел лицо мальчика и его улыбку – спокойно-радостную и самую малость стеснительную. Как удалось заснуть, он так и не понял, да и сны были нерадостные.

На следующий день, рано утром, на пороге дачи появился деревенский староста и попросил подтвердить, что это именно барин отвалил нищей семье столько денег, а то, может, они украли.

– Да, я сам. Им хватит этого?

– Будьте покойны, ваше сиятельство, года два, а то и три проживут, нужды не зная.

Глава 18

Едва корнет вернулся в олькушский домик, как тут же появились гости, неподдельно радующиеся его возвращению: Блинский, Григорий, отрядный фельдфебель… Особенно бурно смеялся и ликовал корнет Андрей Зубалов. Его прошение об отставке с действительной службы наконец-то удовлетворили, правда, с одной оговоркой: только после возвращения князя Агренева из отпуска! Вот он и поспешил поделиться радостью с сослуживцем.

– То есть как через два месяца? Вы же уже были на заставе? Я надеялся…

– На заставе, верно. Не мог же я приехать и не зайти в канцелярию? Но на службу вернусь через ДВА месяца, и ни днем ранее.

Проводив одного, разом погрустневшего сослуживца, через полчаса принимал в гости другого – оживленно-радостного Сергея Юрьевича. Выставив для дорогого гостя бутылку «Камю», сразил того наповал. Уж чего только не наслушался о себе корнет: и храбрец, и командир опытный, и солдаты его любят, и дамы в восторге.

– Однако, Александр Яковлевич, я навестил вас не за этим. У меня опять есть для вас хорошая новость! После того боя, где вы проявили себя самым достойным образом, подполковник Росляков очень лестно отозвался о вас. Другие ваши успехи… Не буду томить вас неизвестностью, Александр, – вас ждет золотое оружие. Вот-вот будет высочайшее повеление, и… Вы не рады?!

– Что вы, Сергей Юрьевич! Рад, и безмерно.

А сам в это время вспоминал, как ругался, пересчитывая нападавших, как раздумывал, куда удобнее отступать в случае чего, убитых дозорных… По совести, если кто и заслужил Георгиевское оружие, так это они – не отступили и держались до последнего патрона.

– Я вижу, вы еще не совсем здоровы. Продолжим наш разговор в другое время. Кстати, князь, одна баронесса очень настойчиво допытывалась у меня, куда же пропал ее недавний знакомый. Оставляю вас набираться сил.

Пришедший последним Григорий порадовал больше всех. Его единственный друг в этой жизни… Он же и новости за прошедшее время пересказал. Контрабандисты сильно поутихли, и если вдруг показывались, то числом не менее двадцати, осторожничали – солдаты его взвода уж очень расстроились и теперь стреляли сразу на поражение, не разбираясь, кто перед ними – простой нарушитель-селянин или несун. Появились и новые хозяева на временно опустевших хуторах. Но! Хозяева новые, да привычки у них старые: наверняка сейчас спешно роют новые тайники, побольше да поглубже, или наводят мосты с сопредельной стороной. На том месте, откуда в него стреляли, ничего не нашли, кроме следов поспешного бегства – то ли двоих, а может, и троих человек.

– Да я смотрю, осунулся ты, Александр Яковлевич, эвон бледный какой! Икорки тебе надо, она для нутра полезная.

– Она еще и вкусная. Редкое сочетание, правда? Ладно. Мастер оружейный не приезжал?

– Да был пару раз, переживал сильно. Хочешь – извещу его?

– Было бы неплохо.

Греве примчался на следующий день, прямо с утра.

– Александр Яковлевич, если бы вы знали, как я рад видеть вас!

– Взаимно, Валентин Иванович, взаимно. Признаюсь, о вас я вспоминал даже в больничной палате. Вы закончили?

Оружейник, торжествуя, извлек из своего портфеля бумажный сверток и положил его на чайный столик прямо перед заказчиком.

– Прошу!

Стараясь не спешить, Александр аккуратно развернул обертку. Взвесил на ладони, оттянул затвор, прицелился, поводил рукой из стороны в сторону.

«Наконец-то! Первый действительно хороший пистолет в этом мире! Будет. А я-то губу раскатал!»

– Валентин Иванович, не сочтите за труд самолично оформить мои замечания. Первое. Переделать рукоять и слегка удлинить ее. Помните, я объяснял вам термин «эргономичная»? Второе. Форму затвора изменить таким вот образом…

Оружейник заметно скис, но продолжал слушать и записывать перечень будущих переделок, коих набралось весьма немало – правда, в основном мелких, так сказать, косметических.

– А в целом, конечно, все получилось, и очень даже неплохо. Вы уже проверили работу автоматики?

– Да. Легкий спуск, мягкая отдача. Патроны, кстати, закончились, и хочу заметить, что были они отвратительной выделки!

– Не переживайте вы так, первый блин, он всегда комом выходит. Зато в результате получится такое оружие, что любой, кто только возьмет в руки «орла», сразу почувствует – вот оно, МОЕ!

– Это да, – уныло протянул мастер. Затем, подумав немного, радостно заулыбался: – И все же ведь получилось, а?

– Да, Валентин Иванович, безусловно, получилось. Кстати, у меня есть для вас очень интересная задача. Возьметесь?

– А что за задача?

– Новому оружию необходимы новые боеприпасы, не так ли? Стандартный патрон, конечно, хорошо, только вот пока и стандарта нет. Определить оптимальную навеску порохового заряда, форму пули. К тому же стоит подумать и о других возможностях. Пуля с повышенным останавливающим действием, бронебойная… Да мало ли что можно измыслить?

– Действительно!

Весь остаток отпуска Александр провел на тире-полигоне, восстанавливая былую форму: бегал с утяжелителями, растягивался, изводил себя силовыми упражнениями – до кровавых мозолей, головокружения и звездочек в глазах. Или стрелял, добиваясь идеала, – навскидку, лежа, с разворота, в движении, с кувырка, на звук, с двух рук… Тогда же обнаружилась интересная особенность организма. Вернее, транса, в который он входил, чтобы уйти от крайне неприятных ощущений. От резких движений левой рукой, особенно поначалу, его сильно стегала боль, из-за чего минимум треть всего времени на занятиях он был «не в себе». И подметил интересный факт – в «холодном» состоянии точность и координация увеличивались неимоверно, а время немного замедлялось, отчего он буквально чувствовал, как и куда попадет каждая выпущенная им пуля. Полезная особенность, ничего не скажешь.

В свободное время корнет методично записывал все, на чем можно сделать деньги. Без особой спешки, вспоминая прошлую жизнь и сравнивая ее с нынешней, – одежда, бытовые мелочи, развлечения и работа. Списки увеличивались день ото дня: безопасная бритва, канцелярский нож, туристический рюкзак, удобная и практичная амуниция и форма, пружинная пряжка, обычная зажигалка. Даже несуществующей пока крышке для стеклянных бутылок под пиво нашлось место. Потом приходил черед эскизов и чертежей, а когда заканчивалось терпение, он опять шел на полигон.

Ротмистр Васильев отставил в сторону чашечку кофе и наконец-то перестал незаметно, как ему казалось, разглядывать Александра.

– Вы изменились.

– Все течет, все меняется. Как ваша служба?

– Благодарю, неплохо. После ваших «подарков» на мое отделение пролился настоящий дождь наград и поощрений, а меня даже грозились перевести поближе к Варшаве. Похоже, что все к тому и идет.

– Награды – это хорошо. В прошлый раз вы говорили, что мною недовольны. Вы не могли бы мне намекнуть, кто именно?

Ротмистр немного помолчал, пододвинул чашечку, отодвинул.

– Зачем это вам?

– Своих врагов надо знать в лицо. Вы согласны со мною?

– Вы думаете, что сможете призвать его к ответу? Полноте, корнет, не будьте так наивны – уйдет один, придет другой. Да и нет доказательств.

– Я просто хочу знать, кого мне стоит опасаться.

– Очень разумный и правильный подход, Александр Яковлевич. Очень. Признаться, вы меня удивляете раз за разом – и выдержкой, и разумностью суждений.

– Так вы мне скажете? Или это служебная тайна?

– Ни в коем разе, всего лишь слухи и сплетни. Кшиштоф Ягоцкий – вам знакомо это имя? Его сын Стефан, весьма амбициозный молодой человек, был очень огорчен убытками доверенных ему батюшкой в управление предприятий и имел несколько встреч с весьма подозрительными личностями. Вот, собственно, и все, что мне известно.

– Мне этого вполне достаточно, благодарю вас.

– Будьте начеку, Александр Яковлевич, этот господинчик – редкостный упрямец.

Неторопливо возвращаясь домой, Александр раздумывал:

«Ягоцкие, значит. Молодцы, творчески подошли к решению неожиданной проблемы. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Зря они перевели наши отношения из разряда служебных в личные, ой зря!»

Было бы легче, если бы князь мог открыто собирать информацию, но увы! Наводящие вопросы – это максимум того, что он мог себе позволить. Вся тяжесть собирания слухов и сплетен легла на Савву. Вот уж кто ничуть не удивился внезапному интересу командира к десятку крупных «делаваров» их уезда. Надо так надо, делов-то. Тем более что сам процесс добывания нужных сведений пришелся денщику очень даже по душе: потолкаться на рынке, посидеть с грузчиками в пивной, поболтать вроде бы ни о чем с разбитной молодухой… Марыся вот только ругалась, когда от благоверного слишком перегаром несло, да гнала в сени спать. Две недели «тяжелого» труда Савватея не пропали даром, и Александр уже даже и не сомневался, что этим семейством нужно заняться. Кшиштоф Ягоцкий был далеко не праведником, но вел дела тихо и осторожно, стараясь решить периодически возникающие недоразумения с Таможенным и Налоговым департаментами старым и неоднократно проверенным способом – подсовывая нужному чиновнику «барашка в бумажке». А вот его сын и наследник Стефан по молодости лет и врожденной живости характера не верил в утверждение «чем тише едешь, тем дальше будешь». Из-за чего был печально знаменит привычкой к рукоприкладству по отношению к окружающим и подчиненным. К тому же он был изрядным женолюбом. Не в том смысле, что жену любил, ее пока и не было, а в том смысле, что не пропускал ни одной юбки, зачастую даже не интересуясь мнением самой девушки на этот счет. Пара десятков скандалов с несовершеннолетними девицами, покалеченные спьяну работники, выбивание штрафов с вроде как провинившихся, контрабанда. Список достижений выглядел весьма внушительно, наводя на нехорошие мысли о том, что корнет Агренев далеко не первый, на кого Стефан «обиделся», больно уж легко и привычно тот все организовал.

В преддверии бала проверив парадно-выходной мундир, князь решил, что проще будет съездить за новым в Ченстохов, чем позориться в старом, который заметно поистрепался да и немного жать стал – в плечах. Портной встретил его, как родного сына после долгой разлуки.

– Господин офицер! Очень рад вас видеть, очень, да-с! Вам, как и в прошлый раз? О! Эй, бездельники, ну-ка живо ко мне!

За ту цену, что заломил портной Стоцман, можно было пошить три обычных мундира, но этот таких трат стоил. Красивая и весьма дорогая ткань, идеальная подгонка по фигуре, соответствующие по виду и стоимости остальные мелочи. Переодеваясь, Александр держал в памяти то самое первое впечатление, желая понять, как сильно он изменился за прошедшее время. Вид переодетого корнета подействовал даже на привычного ко всему портного.

– Доволен ли ясновельможный пан? Я оговорился, прошу меня простить, ваше высокоблагородие! Может, прикажете чего еще?

– Да. Неплохо бы поглядеть в большое зеркало.

– Это совсем легко устроить, прошу следовать за мной.

«Повыше стал. Поплотней и на качка немного похож, что ли? Вон какие плечи. Уже не мальчик, но мужчина».

Отражение показало молодого и уверенного в себе офицера, в дорогом даже на беглый взгляд мундире, с бронзовым загаром на слегка скуластом и оттого хищном лице. И самое главное – глаза. Золотисто-желтая радужка сверкала живым янтарем и являлась вдобавок настоящим индикатором душевного состояния князя: когда он был спокоен или веселился, то они принимали медовый оттенок, а когда был раздражен или сердит – на всех смотрели светло-желтые глаза лесной рыси.

«Здравствуй еще раз, корнет-князь…»

Глава 19

Само награждение запомнилось Александру длинной и необычайно скучной речью, которую добрых полчаса толкал (без бумажки и подсказок, между прочим) генерал-майор Франтц. Торжественность момента не ощущалась вообще, и приходилось постоянно следить за собой: зевать хотелось неимоверно! Вчера он полночи проворочался в постели, пытаясь составить жизнеспособный план. Кое-что уже, конечно, вырисовывалось, и достаточно важное: к примеру, он довольно точно оценил состояние семейства Ягоцких. Несмотря на то что Кшиштофа по праву именовали купцом-миллионщиком, реальный максимум (то есть то, что он в состоянии быстро собрать) для него составлял пятьсот тысяч: вот в эту сумму и будет оценена живая и почти целая тушка его сынка. Сразу после вручения наград был заявлен бал, и участие в нем отличившихся было строго обязательно: как не отнекивался князь Агренев, подполковник и слушать его не стал, только пожурил снисходительно:

– Что же вы стеснительный такой, корнет?

Этот бал сильно отличался от предыдущего: и зала была украшена заметно лучше, и участники другие. Основную часть публики составляли молодые, бледно-анемичные девицы (увы, солнечный загар был сильно не в моде) под бдительным присмотром мамаш, откровенно выглядывающих перспективных кандидатов в мужья. Затем шли офицеры, украдкой косившиеся и облизывающиеся на наиболее эффектных «кобылок». Совсем немногочисленную группу составляли чиновники. Побродив между публикой, разделившейся на мелкие группки «по интересам», князь прикинул, сколько ему еще полагается здесь торчать, и неподдельно загрустил.

«На награждении зевать хотелось, а здесь и вовсе с тоски помереть можно. Светская жизнь, чтоб ее».

Отведав шампанского, Александр непроизвольно скривился – какая кислятина! Через час даже шампанское уже было в радость, до того надоело слушать разнообразные сплетни из размеренно-унылой повседневной жизни местного бомонда.

– К вам просто страшно подойти, князь!

Со спины неслышно подобралась баронесса и теперь сдержанно улыбалась, довольная произведенным эффектом.

– Рад вас вновь видеть, Софья Михайловна. Позвольте полюбопытствовать, отчего же страшно?

– Ну как же, такой строгий офицер. Вы можете мне не верить, но когда я вас увидела, поначалу даже смутилась – вы так холодно глядите на окружающих. Или вы мне не верите?

Баронесса обмахнулась пару раз изящным веером и стрельнула глазами по сторонам, убеждаясь, что их никто не слышит.

– Как ваша… ваше здоровье, Александр? Признаться, я сильно переживала, когда мне поведали о вашем ранении. А Сергей Юрьевич только и мог, что твердить как попугай: все будет хорошо, все будет хорошо.

– Благодарю, Софья Михайловна, все в полнейшем порядке. Позвольте вас пригласить на первый круг?

В этот раз одним вальсом дело не ограничилось: полька, краковяк, кадриль – ну и опять вальс, но только уже венский. В перерывах баронесса рассказывала-знакомила его с окружающими, давая им подчас очень язвительные характеристики.

– Коллежский асессор Зябликов, большой любитель волочиться за богатыми дамами, причем имеет успех… как он думает. Корнет Вагурский, частый гость в салоне мадам Кики. Такой красивый голос! Титулярный советник Баринов, с дочкою и женой. Очень достойный господин, а вот про супругу поговаривают…

Гнусным наветам на добропорядочную замужнюю женщину Александр поверил без колебаний – уж больно блудливые глаза были у Натальи Павловны, молодой жены сильно уже пожилого советника. Поздний брак имеет и свои минусы, увы. Это утверждение некоторым образом относилось и к его прекрасной собеседнице: ее обручальное кольцо посверкивало на безымянном пальце левой руки, свидетельствуя о вдовстве далеко не старой еще красавицы. Ой как не старой! Неравные по возрасту и договорные браки – обычное в общем-то дело. Хотя надо заметить, что убитой горем его дама не выглядела, скорее наоборот. Выпитое без удовольствия шампанское даже не расслабило, зато все отчетливее просилось наружу, а уйти просто так было нельзя, потому как дю моветон! Вот и пришлось импровизировать на ходу:

– Софья Михайловна, прошу простить, но мне необходимо ненадолго отлучиться.

– Я вам наскучила?

– Что вы! Просто мне надо помочь другу.

– Вот как? Вы познакомите меня с ним?

– Непременно – как только представится удобный случай.

Как он и думал, случай представился быстро. Чем ближе была полночь, тем более откровенно флиртовала с ним раскрасневшаяся от танцев и вина красавица: вначале невинные «случайные» прикосновения, затем незаметное поглаживание по руке, и кончилось все предложением – подышать свежим воздухом в саду. Короткая прогулка, предложение зайти к ней на чай… Целоваться начали еще в экипаже, а раздеваться – на мраморной лестнице, ведущей на второй этаж небольшого и уютного особнячка баронессы. К тому моменту, когда показалось широкое ложе в небольшом будуаре, они были уже практически голыми, а как пропали с их тел жалкие остатки одежды, он так и не вспомнил. Жаркое дыхание, тяжелая упругая грудь, выгибающаяся под его руками и губами, дурманящий аромат гладкой как шелк кожи – сладкое безумие любовной страсти. Александр так разошелся, что не заметил, как наступило утро. Уже вовсю чирикали ранние пташки, когда утомленная, но довольная донельзя баронесса уснула, а ее гость стал тихонечко собираться, разыскивая и поднимая брошенную где попало одежду: сапоги – на входе в будуар, бриджи валялись под креслом… отглаженную рубашку и китель (с фуражкой) ему подала невозмутимая горничная, напоившая его крепким горячим кофе со сливками и проводившая до двери.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уползать! Или надо было остаться? Выясню в следующий раз».

Едва не вывихнув богатырским зевком челюсть, корнет не спеша побрел к офицерскому собранию за своим средством не роскоши, но передвижения: роскошными или просто отличными отрядные лошади никогда не были. Впрочем, и сильно плохими тоже – все-таки строевые кони. Спустя две или три недели штаб-ротмистр Блинский доверительно поведал ему, тихо похохатывая при этом, что баронесса так лестно отрекомендовала князя своим подругам, что те единодушно записали его в первостатейные жеребцы. Титул хоть и негласный, но очень желанный и почетный для многих и многих офицеров, а для некоторых и вовсе подороже иного ордена будет. Растерянный ответ корнета: «Да там ничего такого и не было», – вызвал у Сергея Юрьевича натуральную истерику и слезы от продолжительного хохота, потому как он посчитал последнее ну просто невероятно остроумной шуткой. Пользуясь приступом хорошего настроения у начальства, Александр осторожно поинтересовался, можно ли получить короткий отпуск. Командир всея заставы для начала неподдельно удивился:

– Князь, вы же только месяц как?! И позвольте осведомиться, по какой такой надобности?

– Я измыслил несколько занятных вещиц – ничего особенного, но все же хотелось бы получить на них патенты.

– Так наняли бы стряпчего. А вообще разумно, да. Хорошие, они завсегда берут за свои услуги немало, а плохие и даром не нужны. Да-с. Ну хорошо, я похлопочу у подполковника за вас. Обнадеживать не стану, да-с. Сами знаете, до прибытия нового офицера вам со службы никуда отлучиться никак не можно-с.

Чем больше Александр узнавал про семейство Ягоцких, тем больше ему хотелось плюнуть на все приготовления и тупо пристрелить папашу и его излишне резвого сынка. Последний, кстати, опять отличился на постельном фронте: едва ли не в открытую домогаясь супруги одного из папиных приказчиков и получая раз за разом твердое «нет!», после очередного отказа взял да и изнасиловал ее. Муж, узнав «из первых рук», кто обидчик жены, долго терзал ее своими расспросами и сомнениями (и как говорят, довел-таки до нервного срыва), затем достал револьвер и… застрелился. Не стерпел, стало быть, такой обиды, ага. Женщина, вначале безмерно униженная и оскорбленная, а потом вдобавок ставшая вдовой, да к тому же без малейших средств к существованию, стала добиваться справедливости и заявила на своего обидчика в полицейский околоток. Добилась, на свою голову. Десяток свидетелей дружно указали на ее распущенность и бесстыдное поведение, и вообще! Еще неизвестно, кто кого изнасиловал! Итогом закрытых судебных разбирательств стало полное оправдание купчика и пять лет каторги для «клеветницы».

«Хорошо, что она бездетная была. Не повезло ей с мужем – раз уж решил самостоятельно убиться, что мешало заодно и в насильника пальнуть разок? Или денег стрясти с него для лечения жены? А так… Жил грешно и помер смешно».

План по господам Ягоцким окончательно прояснился. Раз уж молодой купчик такой половой маньяк, то обязательно заинтересуется анонимным приглашением на интимную встречу – особенно если капнуть на послание немного дорогих духов. Ну а дальше все, как полагается в хороших детективах: оглушить, дать насладиться парами эфира, перевезти в подвал арендованного на полгода домика, где и разместить со всем возможным комфортом. Чтобы дорогому гостю не было скучно и одиноко, было запланировано несколько развлечений: сочинение подробных мемуаров о своих и папиных грешках, подготовка к возможному чистосердечному признанию в полиции, оздоровление организма методом целительной голодовки. Узким местом всей схемы было то, что Александр должен был обходиться без помощников – во избежание возможных неприятностей, так сказать. Этот пункт плана автоматически добавлял неприятных ощущений и Стефану. Может, это поможет ему хоть немного исправиться?

Глава 20

Неизвестно, как и что говорил Сергей Юрьевич подполковнику Рослякову, но отпуск Александру пообещали. В декабре.

«Вроде и торопиться некуда пока, но все же хочется побыстрее. Значит, надо брать Греве на полное содержание и гонять по своим делам. Ему только в радость будет попутешествовать, сам говорил».

Дождавшись, когда Валентин Иванович в очередной раз пожалует к нему в гости (в последнее время тот появлялся в Олькуше чаще, чем в своей конторке, полностью свалив все формальности и выдачу оружейного железа на своего подмастерье), корнет постепенно подвел разговор к желаниям и мечтам самого мастера:

– Были, Александр Яковлевич, как не быть. Молодой был тогда, наивный. Мыслилось, поднакоплю средств, открою свою мастерскую и буду там творить в свое удовольствие. Эх-ха! Вот уж двадцать три года прошло с той поры, да ни денег, ни чинов не сподобился. Правда, мастерская все же есть, хотя бы и не моя личная.

– А хотелось именно личную?

– Понимаете, заниматься любимым делом, изобретать что-то у меня получается только частным порядком. А рутина повседневной службы, когда изо дня в день одна и та же работа, своей серостью творческое начало попросту убивает.

Расчувствовавшийся оружейник отошел к окну, успокаиваясь. Подождав немного, хозяин плеснул гостю еще коньяку и спокойно посоветовал:

– Если служба в тягость, то лучше ее оставить, Валентин Иванович. Или подыскать более интересную… Сигару, кстати, не желаете? Так вот, более интересную и доходную должность.

– Вы изволите шутить, Александр Яковлевич? Срываться с места в мои-то года?

– Почему бы и нет? Я как раз подыскиваю надежного человека на важную и ответственную должность моего личного представителя.

Греве так задумался, что едва не выкурил немаленькую сигару в один могучий затяг. Прокашлявшись, он отпил немного из широкого бокала и осторожно уточнил:

– Позвольте полюбопытствовать, каковы же будут обязанности этого… личного представителя?

– Весьма разнообразные, Валентин Иванович. Пару моих идеек оформить на бумаге и в металле, поездить немного, организовать и проконтролировать исполнение моих заказов. Мелочи, одним словом. А как пообвыкнется да наберется опыта… Я планирую открыть небольшой заводик по выделке пистолетов и некоторых полезных безделушек. А это значит, что кто-то должен будет правильно оформить все бумаги, выбрать и заказать лучшие станки и оснастку, вести все дела со строителями, подобрать мастеровых. Разумеется, что и жалованье у такого человека будет соответствующим, никак не меньше трехсот рублей в месяц. Для начала, конечно.

Оружейника затрясло, лицо покрылось редкими красными пятнами, а многострадальная сигара все же выпала из рук.

– Простите, Александр Яковлевич. Правильно ли я понял, что…?

– Да. Смею надеяться, что я не самый плохой работодатель. Вы подумайте немного, я не тороплю. Ну что, вернемся к нашим делам? Как продвигается разработка боеприпасов?

– Собственно, уже почти закончена, дело за малым: дождаться, когда изготовят пробную партию, отстрелять ее и оценить результат. Всю рабочую документацию я упорядочил и готов передать вам вместе с последним экземпляром «орла». Я… я решил… я твердо решил принять ваше предложение, Александр Яковлевич!

Своими действиями корнет умудрился сделать счастливым не одного, а двух человек сразу – и Греве, и его помощника Василя, ставшего после ухода старого мастера Васисуалием Акимовичем и полновластным хозяином немаленькой реммастерской. Первое же поручение подтвердило самые лучшие надежды Валентина Ивановича: полностью обновить свой гардероб, после чего немедля отправляться в столицу на поиски опытного и повидавшего жизнь стряпчего. Желательно к тому же не уставшего от этой самой жизни и с хорошими амбициями. Отыскав такого господина, тут же следовало пригласить его к Александру, посулив очень выгодное дело.

– Разумеется, что все его дорожные издержки за мой счет, кстати, это и к вам относится. Так же прошу принять вот этот чек с вознаграждением за пистолет. А напоследок хочу еще раз напомнить вам о моей маленькой просьбе: мои дела обсуждать только со мной. В противном случае я буду очень разочарован, вы меня понимаете?

Угрозы в словах работодателя не звучало совершенно, но Греве отчетливо понял, что разочарование князя ему пережить будет трудновато. Правила простые и незатейливые, а потому…

– Ваше сиятельство, можете быть покойны – я и сам некоторым образом заинтересован в вашем полнейшем благополучии.