Текст книги "Александр Агренев. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 74 страниц)

Одного огурчика оказалось мало. Зато водочки больше не хотелось – а значит, что обед плавно подходил к своему завершению. Если бы его еще не портили всякие назойливые личности, было бы вообще все просто замечательно. Увы, мир еще так несовершенен!..

– Про инструментальщиков ваших я в первый раз слышу – но уж если придут ко мне, гнать не буду. Остальное вздор и ерунда. Так что если у вас на этом все, господа, то не смею вас задерживать.

Щелкнув пальцами, гурман намекнул половому, что пришло время десерта.

– Удивительный вы человек, Иммануил Викторович. Неужели, и в самом деле ничего не боитесь? Времена нынче такие, что всякое бывает. Например…

– Например вам свернут шеи, и похоронят на Митрофаньевском кладбище.

Тихий спокойный голос нового участника беседы подействовал на представителей заводской дирекции подобно ушату холодной воды – они не заметили, как у них за спиной оказался обладатель этого голоса. Зато очень хорошо почувствовали его хватку у себя на шее. А вот второй плечистый мужчина за соседним столиком так и остался сидеть, разве что немного передвинул свой стул – так, чтобы в любой момент невозбранно с него вскочить. Да слегка развернулся, чтобы удобнее было смотреть в зал.

– Иммануил Викторович, эти господа вам надоедают?

– Именно что надоедают, Спиридон. Пугают чем-то, угрожают…

Герт с ясно видимым удовольствием полюбовался на растерянные лица незваных гостей, а затем еще с большим удовольствием принялся за воздушное безе, поданное расторопным половым.

– Встали, и на выход. Замечу кого либо из вас рядом с Иммануилом Викторовичем – изувечу. Подошлете кого – найду и убью. Пошли!

– Ээ… Одну минуту, уважаемые, всего пара слов!

Спиридон вопросительно поглядел на своего подопечного, а тот, секунду подумав, неохотно кивнул:

– Слушаю.

– Нельзя ли передать это письмо его сиятельству князю Агреневу? Признаюсь честно, именно это и было истинной целью нашей сегодняшней встречи, и лишь досадное недопонимание меж нами не позволило…

– Помедленнее, господа, помедленнее! И, если это возможно, покороче.

Отодвинув от себя вазочку с безе, Герт повертел в руках конверт с вензелем Нобелей, и вопросительно вскинул брови.

– Эммануил Людвигович хотел бы устроить встречу с его сиятельством, на предмет взаимовыгодного разговора.

– Вот как.

Аккуратно положив его перед собой, директор станкостроительного производства потер мочку уха, размышляя. Нобели, это ведь не только производство динамита и Бакинские нефтяные промыслы, это еще и несколько заводов, свой железнодорожный и морской транспорт, и многое, многое другое.

– Спиридон, присядь.

То, что охранитель Герта оставил в покое их шеи, безымянным "почтальонам" особой радости не принесло – потому что, усаживаясь, он расстегнул свой сюртук и поправил кобуру с пистолетом. Да и глаза – спокойные и внимательные, внушали доверие. К словам. Такой если уж сказал что изувечит, значит так и сделает. Да и насчет убийства явно не шутил.

– Ну что же, господа, мы действительно не поняли друг друга. Письмо будет передано по назначению, и… Я и в самом деле больше не переманиваю мастеровых. Его сиятельство запретил, увы.

Про себя же станкостроитель злорадно ухмыльнулся. Ему и не надо больше никого переманивать – за него это с успехом делали слухи о порядках и жаловании на всех, без исключения, заводах компании. Не желаешь терять мастеровых высокого разряда? Так изволь заводить у себя порядки, схожие с сестрорецкими. А не хочешь или не можешь тратиться на мастеровщину, так не удивляйся, что сложные заказы делать некому. Впрочем, на этот случай всегда можно обратиться в Сестрорецк – поди уж все знают, где можно заказать, и быстро получить самые лучшие в империи штампы, оснастку или станки. А то и не только в империи – кое в чем его станки превзошли и немецкие, от господина Круппа. Правда, до швейцарских все же пока не дотягивают. Ничего, дайте только время!

– Всего наилучшего!

– Взаимно, господа.

Провожая взглядом поспешно откланявшихся гостей, чуть было не испортивших ему целый час обеденного времени, закоренелый чревоугодник засунул письмо во внутренний карман и с нескрываемым любопытством поинтересовался у своего спутника:

– Спиридон, а случись что – и в самом бы деле пристрелил этих господ?

– Точно так, Иммануил Викторович.

– Так ведь потом следственная часть, тюрьма, каторга?!

– Первые две точно, а вот до каторги бы я не доехал.

– Отчего же?

– Его сиятельство так сказали. Еще добавили – что, мол, не время на каторгах отдыхать, когда дел невпроворот.

– Вот значит как? Ну а если, не дай бог, оплошку допустишь, и со мной что непоправимое? А?

– Ну…

Богатырь в господской одежде неожиданно замялся. Поглядел по сторонам, вздохнул, и все же ответил правду.

– Тоже до каторги не доберусь. Его сиятельство на этот счет тоже кое-что говорил – что проще и безболезненней будет застрелиться самому. Так что, Иммануил Викторович, больше мы к вам людей так свободно подпускать не будем – не взыщите. Я и так по шапке получу, за сегодняшнее.

Спиридон вздохнул.

– Уж прямо! Я просил поубавить строгости, с меня и спрос – так Александру Яковлевичу и скажу!

Два сохранителя его бренного тела переглянулись, и скептически промолчали.

– Ну, хорошо. А ежели это будет мой друг?

– Всех ваших друзей, приятелей-знакомых и даже непосредственных подчиненных я знаю в лицо. Остальные общим порядком!

Герт покачал головой, но более спрашивать ничего не стал, как, впрочем, и настаивать. Зато как-то некстати вспомнились взгляды, которые старшенькая дочка время от времени бросала на его охранителя, перепады в ее настроении… М-да!

– Сурово у вас, как я погляжу.

– Обычно. Служба, она и есть служба!

***

– Доброе утро, Аристарх Петрович.

Говоря все это, молодой аристократ даже и не подумал повернуть голову к раннему посетителю его кабинета – со стороны даже могло показаться, что ему гораздо более интересен вид из окна на свою фабрику, чем общество Горенина.

– Как вам Москва?

Вопрос звучал странно и неопределенно – но это если только не знать, что три дня назад начальник аудиторского отдела компании закончил перевозить свое семейство на новое место жительства. Которым, отныне, являлся небольшой, но очень комфортный особнячок на пять комнат, расположенный в Большом Харитоньевском переулке, коий, в свою очередь, и находился в Москве. Особнячок был только-только после основательного ремонта, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами (даже телефонную связь подвели!), и к тому же имел одно просто-таки неоспоримое достоинство: в соседнем, точно таком же особняке, уже вовсю обживался Валентин Иванович Греве. А совсем неподалеку, в бывшем доме Гусятникова на Мясницкой улице, спешно заканчивали отделку всего третьего этажа – потому что две пятикомнатные квартиры, расположенные на нем, должны были приютить управляющего кампанией господина Сонина. С семьей приютить, разумеется. Кстати, надо заметить, что устроиться он должен был лучше всех: встал, позавтракал, поцеловал жену, спустился на второй этаж – и уже на работе, в родимой конторе! Или на первый, буде вдруг захочется заглянуть в московский магазин-представительство управляемой им компании.

– Благодарствую, Александр Яковлевич, все устроилось самым наилучшим образом.

Покинув кресло напротив окна, князь переместился в кресло другое, за своим рабочим столом.

– Я могу начинать? Слушаюсь. По первому вопросу…

Ловко раскрыв папку в своих руках, Горенин положил перед работодателем два листка, соединенных меж собой скрепкой.

– Наиболее подходящей кандидатурой является некто Сытин, Иван Дмитриевич. Собственная книгоиздательская компания, две типографии, книготорговый магазин, ряд журналов и газет.

– Каких, например?

– Журнал "Книговедение", газета "Городские вести", недавно приобрел журнал о путешественниках "Вокруг света"…

Александр тихо хмыкнул, пробегая глазами по биографии Сытина.

– Как же, знаю такой. Что еще?

– Соучредитель издательского дома "Просвещение", в коем печатаются произведения самого Льва Николаевича Толстого!

Заметив, как едва заметно поморщился хозяин кабинета при упоминании писателя с графским титулом, Аристарх Петрович немедленно дополнил свой список:

– А так же Чехова, Тургенева и многих других видных литераторов. Предприимчив. Энергичен. Обладает множеством знакомств среди русской профессуры, а так же поэтов, художников и прочих людей искусства. Так же в плюс можно отнести и тот факт, что он уже давно подумывает о расширении своего дела – но вечный недостаток оборотных средств… Увы! Нам же это, несомненно только на руку.

Увидев, как два листка бумаги улеглись обратно на стол, докладчик приготовился достать из папки справку на еще одного книгоиздателя, Аркадия Филимоновича Маркса – он никогда не забывал подготовить пару запасных вариантов. Но в этот раз подобная предусмотрительность не пригодилась.

– Принимается.

– Слушаюсь. Следующее дело, касательно "Торгового дома Ф.Швабе".

Александр принял от труженика невидимого фронта очередную, и на сей раз изрядно пухлую справку. Не читая, отложил в сторону, и приготовился слушать, причем с большим вниманием – его уже давненько занимал вопрос производства собственной оптики. Даже и не занимал, а прямо-таки одолевал – хотелось как можно скорее освоить выделку подзорных труб, очков, геодезических инструментов… Панорамный прицел к пушке или гаубице тоже ведь, некоторым образом, помогает определить или измерить расстояние. Как и оптический, на винтовке. Не так ли? Одно плохо – столь возвышенный порыв княжеской души не находил ну никакого понимания у окружающих. В компании имени Карла Цейсса появление новых (вообще-то, любых) конкурентов не приветствовалось, французы и англичане проявили в этом вопросе удивительную солидарность с немцами… Как и имперские производители оптического стекла. К счастью, среди последних были не только такие, как братья Трындины – меценаты, просветители и так далее. Но и такие как фирма Федора Швабе, которая принадлежала выходцу из Швейцарии, а в управляющих имела ганноверского подданного баварского происхождения. К тому же обладающего весьма примечательной фамилией. В излишней благотворительности сей торговый дом не был замечен ни разу, просветительством и прочими благоглупостями тоже не увлекался… Одним словом – очень даже подходящий вариант. Кстати, сам основатель фирмы уже давно успел и обрусеть, и отойти от дел, и более того – даже и умереть. В отличие от баварца Давида Альберта Гамбургера, мужчины в самом расцвете сил и амбиций, уверенно ведущего вверенное ему предприятие в светлое капиталистическое завтра. Ну как с таким не поработать?

– Как я недавно узнал, правление кампании ведет переговоры с неким инвестором из Швейцарии, которого заинтересовало участие в фирме Швабе. Речь идет о продаже как минимум тридцати пяти процентов паев, и к сожалению, помешать совершению будущей сделки нет никакой возможности.

– Личность покупателя неизвестна?

– Увы. Все переговоры ведутся через банк Юнкер, и единственно, что удалось узнать – корреспонденция уходит на адрес кредитного заведения Хотингера. То есть, очередного посредника.

– Н-да, печально. А что же оставшиеся паи? На какое количество можно рассчитывать при соответствующем подходе?

– К сожалению, должен признать, что любая попытка серьезного давления на Гамбургера чревата большой ссорой. Для начала с банком и торговым домом братьев Юнкер, а через них – с Вогау.

Папка докладчика окончательно похудела, расставаясь с последней аналитической справкой, самой пухлой из всех. Впрочем, и без нее оружейный магнат понимал, о чем, вернее о ком идет речь, так как с заведением Юнкеров он был знаком даже лучше, чем сам Горенин. Потому что именно через него и обналичивалась большая часть кредита от Дрезднер-банка. Ну а "Торговый дом Вогау и Ко" негласно возглавлял всю немецкую торговую общину Москвы. Разбирал споры, улаживал конфликты, при необходимости помогал деньгами, пристраивал к делу молодое поколение русских немцев. Можно сказать, был первым среди равных. Ссора с Вогау автоматически ставила толстый и жирный крест на поставках толуола, а без оного делать тротил как-то не получалось. Еще они были монополистами в торговле медью, а значит, тазом из этой самой меди накрывалось и все патронное производство. Но даже и без всего этого неприятностей от них можно было огрести с излихом… Как, впрочем, и предоставить в ответ. Но нужно ли это ему? Мастера у Швабе сплошь немцы, русских всего два человека – уйдет этот Гамбургер (интересно, у него кузена с фамилией Чизбургер нет?), а вместе с ним утекут из загребущих ручек князя и все мастера. Смысл такой победы? Нет, ему надо, чтобы немцы добровольно и с песней обучили себе замену, причем в больших количествах, а это значит?.. Значит, что надо опять хорошенько обо всем подумать.

"А клерки Хотингера молодцы, не ожидал от них такой оперативности. Тридцать пять процентов торгового дома… Небольшое усилие, и собственное производство оптики у меня в кармане".

– Ваши предложения?

– Я считаю, Гамбургер уступит нам десять-пятнадцать процентов паев, при условии размещения у него большого и долговременного заказа. Только он должен быть действительно большим, тогда успех нашему предложению практически гарантирован.

Александр откинулся на спинку кресла, машинально потирая бровь.

"Фото и кинообъективы – раз. Всякие там нивелиры и теодолиты на Дальний Восток – два. Еще бинокли и монокуляры для магазинчиков в офицерских экономических обществах – три. Со скрипом, но вроде что-то набирается? А вообще, не дело, так зависеть от Вогау. Да и со Швабе – мне пятнадцати процентов маловато будет!".

– Принимается, но паев должно быть именно пятнадцать процентов. Лучше – больше, даже несколько дополнительных паев будут нелишними. А что бы переговоры на эту тему прошли легко и быстро, соглашайтесь на любую разумную цену.

– Я думаю, на таких условиях все устроится сугубо положительно.

– Ну что же, это хорошо. Далее. Насколько я помню, прямыми конкурентами Вогау являются купцы Ушковы?

– Точно так-с, "Товарищество химических заводов Ушкова и Ко".

– Организуйте мне встречу с?..

– В настоящий момент товарищество возглавляет сын основателя, Петр Капитонович.

– Прекрасно, вот с ним и организуйте. Что у нас дальше?

– Поставки нефти. В этом вопросе наиболее перспективным выглядит товарищество братьев Зубаловых. Во-первых, на них постоянно давят как Нобели, так и Ротшильд – отчего старший из сыновей даже заработал что-то вроде паранойи. А во-вторых, именно из их нефти получается лучшие масла и смазки. Сотрудничество с нами станет для них наилучшим выходом, и возможно, даже настоящим спасением, так что…

Распахнувшаяся с легким скрипом (а самое главное, без какого-либо предварительного стука) дверь заставила Горенина прерваться на полуслове – а в кабинет широким шагом пожаловал господин главный инспектор.

– Прошу прощения, срочное дело.

Обогнув главного аудитора компании, Долгин положил поверх всех справок и прочих бумаг объемистый бумажный пакет. Непонятно заметил:

– То самое.

И тихо отбыл прочь. Князь с не менее непонятным выражением глаз и лица взвесил нестандартную корреспонденцию на ладони, убрал ее в ящик стола и жестом попросил продолжать. Вот только прежнего интереса уже не было. Нет, взгляд его по-прежнему был очень внимательным, да и уточняющие вопросы не раз заставляли обращаться к собственной памяти (и записям) – но все же, все же. Его сиятельство даже не порадовало благополучное завершение истории с Ярославским консервным заводом – управляющий которого, Семен Венедиктович Крюков, по результатам проверки глубоко и искренне осознал свою ошибку. И не только осознал, но даже и возместил все последствия своей нескромности, причем сразу в трехкратном размере. Как говориться – на свободу… Пардон, увольнение, с чистой совестью. Пусть нищий, зато честный, ага.

– Что ж, все хорошо, что хорошо заканчивается.

Посчитав это изречение намеком на то, что доклад на сегодня закончен, Аристарх Петрович плавно потянул язычок никелированной "змейки", закрывая свою папку.

– Еще одно небольшое дело.

Язычок еле заметно пошел в обратном направлении.

– Мне уже не раз говорили о необходимости личного секретаря.

Горенин понимающе наклонил голову, заодно оставив наконец в покое папку.

– Русский, хорошо разбирающийся в реалиях торговой Москвы, несколько языков, приличное образование, минимум родственников… Пожалуй, на этом пока все.

Аристарх Петрович коротко, почти по-военному кивнул, впечатленный и озабоченный той степенью доверия, что оказал ему князь. Впечатленный – все же подбор кандидата доверили именно ему. А озабоченность проистекала из понимания одного-единственного факта – не дай бог, будущий секретарь в чем-либо крупно проштрафится. Спросят и с секретаря, и с того, кто его рекомендовал.

У-уууууууууу!!!!

Тоскливо-истошный гудок за стенами фабричной управы, вернул главного разведчика компании в реальный мир.

– Будет исполнено, Александр Яковлевич. Я могу быть свободен?

Оставшись в тишине и одиночестве, аристократ-промышленник неспешно прогулялся по кабинету, разминая ноги, затем щелкнул замком на двери и уселся поближе к окну. Мягко захрустела вощеная бумага пакета, затем еще раз, падая на пол, а в руках у Александра оказал стандартная канцелярская укладка. На вроде тех, что обыкновенно используют в полицейских участках империи.

– Старые привычки, доставшиеся от мужа?

Укладка, как и ее обертка, была безымянной.

"Итак, Зофи Михаловна, урожденная Купель, одна тысяча восемьсот шестьдесят третьего года рождения. Фамилия и титул в первом браке – баронесса Виттельсбах. Во втором – госпожа Волошина-Томанова. Отец вышеназванной особы гербовый шляхтич немецких кровей, лютеранин. Мать – полька из шляхетной протестантской семьи. Со всех сторон Сонечка благородных кровей, значит? Это хорошо. Что там дальше? Во время последнего восстания на Польше семья проявила лояльность… Что не спасло их от последствий военных действий и специального налога на польскую шляхту. Медленное скатывание семьи к разорению, ускорившееся после смерти отца, болезнь матери, сведшая в конце концов ее в могилу, и неожиданное сватовство…".

Александр с интересом покрутил перед глазами отдельный лист, практически анкету, на сорокапятилетнего (на момент брака) вдовца, а по совместительству, статского советника барона Виттельсбаха. В скобках мелким, но очень разборчивым почерком указывалось – барон принадлежал к Лейхтенбергской ветви этого, когда-то королевского, рода.

"Однако!".

– Определенно, чувствуется академический подход к собиранию сведений, и немалый полицейский опыт. Занятно, где его смогла получить Эмма?

Так как барон жил в России, он давно стал православным. Как говорится, карьера – наше все! А так как молодая жена была большой умницей, то незадолго до венчания последовала его примеру.

"Во время службы в Польше барон проявил себя опытным и дальновидным человеком, вовремя прикупив земли между Буковно и Олькушем – а конкретно те участки, где были свинцово-цинковые шахты. Совсем ненамного опередив в сем благом начинании банкиров Вавельберга и Ротванда. Н-да, знакомые все личности… Теперь понятно, почему Софи так равнодушно относилась к неурожаю в своем поместье. Пока шахты действуют, у нее каждый год урожайный. Так, что дальше? Муж умирает от апоплексического удара в восемьдесят пятом, после чего безутешная вдова… Вот черт, даже меня упомянула! Впрочем, чего уж тут скромничать, парень я видный".

Под следующим листом оказалось две фотокарточки. На одной из них немного пополневшая, и еще больше похорошевшая Софья Михайловна позировала фотографу с летним зонтиком. На втором – компанию ей составлял немолодой и лысоватый господин явной дворянской наружности, с жиденькими бакенбардами и шикарнейшими усищами. Нынешний супруг пани Зофи, богатый харьковский помещик Калистрат Георгиевич Волошин-Томанов. Как следовало из очередной анкеты-листка, он до знакомства со своей супругой лет пять как пребывал в трауре по первой жене, попутно воспитывая двух сыновей-погодков, десяти и девяти лет соответственно. Александр закрыл глаза и вспомнил свою любовницу, во всем великолепии ее наготы. Нежность и теплое сияние шелковистой кожи, упругая гибкость фигуры, серая бездна глаз и пшенично-светлая грива волос. Львица! И в светском обществе, и наедине с ним, в алькове своего особняка.

"Нынешний муж тоже статский советник. Совпадение, или же у милой Сонечки есть пунктик на этот счет? Читаем дальше: познакомились она со своим будущим счастьем в Швейцарии, где в местечке Ла Маладер приходила в себя после родов. Которые прошли легко и успешно, ребенок был крещен в небольшой православной церквушке города Веве, что в кантоне Во, и наречен… ".

Двадцати четырехлетний сиятельный князь империи, очень богатый и успешный оружейный магнат, набирающий известность меценат и просветитель, изобретатель и покровитель многих наук… А заодно прагматичный и осторожный убийца с явными задатками маньяка международного уровня – этот человек осторожно отложил в сторону прочитанную почти до конца укладку, оставив у себя на коленях одну небольшую фотокарточку. Повертел ее, на два раза прочитал надпись на обороте, сделанную резким и угловатым юношеским подчерком Гурьяна. И опять замер, разглядывая застывшее черно-белое мгновение. Цветущая женщина лет тридцати на вид, одетая дорого и с несомненным вкусом, держала у себя на коленях пухлощекого ребенка. Его и ее дочь.

– Ну здравствуй, Александра…

Глава 11

– Дави его!

Чпок-чпок-чпок!

– Слева, слева заходи!

Чпок-чпок-чпок-чпуф!

– Убит!

– Держим центр!!!

Чуть меньше десятка подростков на полном серьезе воевали друг с другом, стреляли и получали пули в ответ, перекатывались и ползали в пыли, временами со всего маху плюхаясь в заботливо организованные лужи. Непривычно-пятнистая зеленая униформа, на которой даже и грязь-то не сразу можно было заметить, странное оружие, еще более странные маски на лице… Абсолютно не мешавшие грозным бойцам в процессе военных действий орать так, что им с легкостью удавалось перекрывать звук собственных выстрелов.

– Добивай его!

– Обходим!

– Отходим!

– Даави-ии!!!

Самое же интересное, что подобное действо почти никого не волновало. Троица жилистых мужчин, спокойно глядящая на то, как одна группа подростков методично и с отменной сноровкой выдавливает вторую на самый край обороняемых ими укреплений. Ну или не укреплений, а арены, состоящей из полусотни небольших деревянных щитов, вкопанных в глинистую землю без малейшего порядка. Глядели, время от времени что-то коротко обсуждали, но вмешиваться даже и не собирались. Еще один мужчина, находящийся поблизости, вообще гораздо больше внимания уделял разобранному для чистки пистолету, нежели новоявленным "гладиаторам". Все – на этом список возможных зрителей заканчивался.

– Наша взяла!

Несколько мгновений тишины только подчеркнули важность момента. Затем ее нарушил слаженный вопль трех подростковых глоток, охрипших и дающих время от времени "петуха", зато компенсирующих недостаток мощи звонкой пронзительностью. Еще двое из той же команды довольно улыбались – хотя их и "убили" в бою, на общий результат это не повлияло. Другая пятерка вместо крика снимала маски, расстроено поглядывая друг на друга и молча вкушая горечь поражения.

– Ура!

Один из трех мужчин махнул рукой, даже и не подумав вставать. Тем не менее, его команду поняли:

– Стройся! Оружие разрядить! К осмотру.

Следующую команду тоже не потребовалось уточнять – недавние противники дружно развернулись в сторону выхода с полигона, и демонстрируя неплохие зачатки строевой подготовки, потопали в отведенную специально для них оружейку. Все, кроме предводителей команд – эти торопливым шагом поспешили к одинокому мужчине, как раз закончившему холить и лелеять оружейную сталь.

– Разрешите получить замечания!

Князь слегка кивнул, одновременно нажимая на предохранитель, отчего затвор Рокота звучно щелкнул, снимаясь с задержки.

– Савелий. В общем и целом неплохо.

Сын начальницы швейного цеха прямо на глазах стал выше. Примерно сантиметра на три – больше вытянуться и надуть грудь у него не получилось, хотя малолетний командир и старался.

– Но против клубной команды маловато будет. Не видно четкого взаимодействия, увлекаетесь в атаке.

Савва заметно "сдулся" и загрустил. Команда фабричной школы, которую он возглавлял, вовсю соперничала с командой поселкового клуба. А те, в свою очередь, изо всех сил старались превзойти команду ребят-"старшаков" из фабричного училища. Всегда. Везде. Во всем! Уж больно заманчив был приз. Да и восхищение в глазах знакомых и незнакомых девчонок не последнее дело…

– Все понял? Тогда иди, капитан.

Лидер школьных отличников (а других в команду и не допускали) потрусил за уже скрывшимися с глаз подчиненными-друзьями. Сегодня они в очередной раз разберут свои ошибки, клятвенно пообещают подтянуться-исправиться (причем и в самом деле будут стараться) и в очередной раз помечтают – как оно все будет, если они выиграют соревнования. Нет! Не если. КОГДА выиграют! И при всем честном народе получат полтысячи призовых на команду, по комплекту особой формы с правом постоянного ношения и специальный нагрудный эмалевый знак. Чтобы каждый видел – победитель идет! А еще ходили упорные слухи, что если команде-победителю удастся задавить противника, что называется "всухую", то есть без "убитых" со своей стороны – таким счастливчикам светит поездка в святые земли. Иерусалим, Афон, церковь Гроба Господня… От таких перспектив лихорадило уже и родителей.

– Ну а теперь вы, Михаил.

Великий князь империи, член августейшей семьи, и прочая, и прочая и прочая – его императорское высочество Михаил Александрович недовольно нахмурился и соизволил сурово шмыгнуть носом.

– Расскажите мне про свои ошибки.

Капитан проигравшей команды едва заметно покраснел, и непроизвольно стиснул рукоять своего оружия, что тоже не осталось незамеченным.

– Плохая тактика.

– Правильно.

– Нет взаимодействия.

– Правильно.

– Никуда не годная команда.

Александр изогнул бровь.

– Поясните?

– Первый плохо стреляет, второй и третий номера наоборот – слишком частят, а четвертый постоянно делает вид, что плохо понимает мои приказы. А еще он бережет левую руку.

– Хм, пожалуй, вы правы – Иосиф только недавно приехал в Сестрорецк из Тифлисской губернии, и еще не совсем хорошо говорит по-русски. Да и на полигоне всего второй раз. А рука?.. Семь лет назад он попал под фаэтон, который покалечил ему левую руку и ногу. Нога восстановилась полностью, а вот на руку недавно пришлось делать операцию.

Видно было, что у великого князя прямо вертится на губах вопрос – вот почему же у противников команда как команда, а ему вечно дают каких-то неумех и чуть ли не калек? Не спросил. Вместо этого огласил (с некоторым усилием, но все же) последнюю причину недавнего разгрома.

– Я плохой командир.

– Правильно.

Михаил в разговоре проявлял отменную выдержку, вот только пальцы на рукоятке пистолета-пневматики стискивались все сильнее, а предательская краснота стала проявляться и на ушах.

– Ну что же, вы явно прогрессируете. Раньше вы НЕ командовали вообще. Затем делали это кое-как, то есть практически никак. Теперь же вы делаете это плохо. Далее. Вы стали четко понимать собственные ошибки – поверьте, это дорогого стоит.

Подросток покраснел еще чуть-чуть сильнее, и слегка отвел взгляд. При этом вполне умело делая вид, что его ну совсем-совсем не затронула похвала князя. Единственного, кто говорил с ним без скидок на титул и возраст. Одного из немногих, кто мог сказать неприятные вещи так, что даже и обиды не возникало. И опять-таки – единственного, способного не только рассказать о тысяче интереснейших вещей, но и доходчиво ответить на такое же количество вопросов.

– Сегодня вы потерпели очередное поражение. Не великий князь, не его императорское высочество – именно вы, Михаил Романов. Цените и помните это чувство, оно делает вас сильнее. И сделает слаще победу, когда таковая придет – ведь победите именно вы, а не ваши титулы и положение.

Глянув куда-то за спину собеседнику, гостеприимный хозяин коротко кивнул.

– Скоро тут будет ваша свита, Михаил.

Страдальчески поморщившись, сын императора тут же стал снимать с себя тренировочную амуницию – ох уж эти сопровождающие, вечно они мешаются и не дают вдосталь поболтать! Внезапно он замер, и с интересом спросил:

– А я уже могу справиться с кем-нибудь из конвойных атаманцев? Пистолетом?

– Да вы и раньше могли это сделать – сильно сомневаюсь, что они ждут нападения именно с вашей стороны.

Непроизвольно хихикнув (чего стесняться, коли вокруг все свои), Михаил сбросил на руки подошедших наблюдателей тонкую кожаную кирасу. Вслед за ней снялась защита ног, наручи, шлем-маска и стрелковые перчатки. Последним, и с явной неохотой, он расстался со своей пневматикой – особым оружием для тактических игр, внешне очень похожим на пистолет-карабин Кнут. Всех различий – чуть меньше весом и размером, да баллон сжатого воздуха в рукоятке. Ну и начинка, естественно. А так все один к одному – и количество желатиновых шариков с масляной краской внутри узкой длинной обоймы совпадало с количеством остроносых патронов в штатной обойме старшего брата, и кобура с такой же легкостью превращалась в приставной приклад.

– Но вопрос ваш я понял. Скажем так. Ваш нынешний уровень позволяет без особого труда застрелить любого свитского. Вы ведь иногда подумываете об этом?

Безуспешно борясь с одолевающей лицо улыбкой, подросток фыркнул и с просительными нотками протянул:

– Александэр, но все же?

– Ну хорошо, хорошо. В реальном бою на коротких дистанциях с… Выпускником любого военного училища империи – я бы поставил исключительно на вас. Довольны?

Без лишнего жеманства и стеснительности Михаил Александрович, великий князь империи, признал.

– Да!

И тут же продолжил расспросы, направляясь вместе с другом (по крайней мере, Михаил на это надеялся) к выходу с полигона:

– Александэр, как вы думаете, я могу собрать собственную команду?

– Если государь, или государыня одобрят эту вашу затею – почему бы и нет? Вот только соревноваться с вами никто из моих не будет.

– Почему!?!

– Нет, ну как вы это себе представляете – дети мастеровщины, и выиграли у наследников известных фамилий? Вы уж увольте меня от такого скандала.

– А что же мне тогда делать? Я приезжаю к вам самое большее раза три в месяц, мои же соперники бывают на полигоне каждый второй день?..

Коротким жестом отослав сопровождающих, аристократ молодой развернулся к аристократу юному.