Текст книги "Александр Агренев. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 74 страниц)

– К сожалению, я не смогу надолго задержаться в Берлине, поэтому как вам удобнее, герр Круп? Вы пришлете ко мне своего юриста с бумагами или я к вам своего?

– С вашего позволения, князь, пусть будет мой.

– Тогда буду ждать и с нетерпением.

– Позвольте один нескромный вопрос. Ваш компаньон… Нет-нет, я никоим образом не выпытываю ничего касательно его личности. Но все же, развейте мое недоумение. Даже если он один из великих князей, зачем ему конфиденциальность? Ведь развитие вашей промышленности есть очень хорошее дело. Насколько я знаю, ваше правительство очень благожелательно относится к таким начинаниям?

– Все, что я могу сказать, – это то, что мой компаньон является не последним лицом в кабинете министров. Скажу даже больше: я представляю интересы группы таких лиц. Теперь вы меня понимаете?

– О! Вы не услышите от меня более ни одного вопроса на эту тему.

«Обрадовался! Думаешь, компромат заимел? Ну-ну».

– Надеюсь, что наше сотрудничество будет долгим и взаимовыгодным. Всего наилучшего, герр Крупп!

Всю обратную дорогу (на этот раз более короткую, потому как не через просторы Австро-Венгрии) Александр прокручивал в памяти все свои действия в Вене в поиске «слабых» мест. И кое-что все же нашел: если венские жандармы пройдутся по столичным банкам и устроят опрос на тему недавних крупных вложений. Но ведь он был в другом облике и пару раз случайно «проговорился» о важных документах. А второе – это если какой-нибудь очень сообразительный сыщик вроде Шерлока ибн-Холмса возьмет и сопоставит даты ограбления и прибытия-убытия молодого одинокого аристократа из Российской империи. Но опять же весьма сомнительно, он ведь не один аристократ в главном городе двуединой монархии, и уж очень большой объем статистики надо будет переворошить. В газетах же о «Венском ограблении» писали все кому не лень – и ничего правдивого. Предположения и версии были на любой вкус: от банды польских повстанцев до бомбистов-террористов. В промежутке между двумя этими вариантами попадались: уголовные версии, версии о причастности работников самого банка, мошенничестве… Чего только не попадалось! Полиция клялась и грозилась поймать всех грабителей и хвалилась успехами в этом деле, а заодно заверяла, что нипочем не допустит подобного впредь!

«Значит, Есю все же отловили. Он хоть успел насладиться честно заработанными? Судя по некоторым деталям и рассуждениям газетчиков, мои заявления в банке не остались незамеченными и польский след – основная версия. Нда. Не о том думаю. Впереди испытание посложней и поопасней недавнего дела. Тетя своего племянника как облупленного знает».

В Рязань поезд прибыл поздней ночью. Настолько поздней, что через три часа уже и солнышко должно было взойти.

«Поместье тети в Иванеево… Нет, в Ивантеево. От Рязани двадцать верст. Изрядно».

С рассветом привокзальная площадь оживилась. Появились первые торговцы-коробейники, вкусно запахло из пары едален и небольшого бистро, засуетились железнодорожники в преддверии очередного поезда. И экипажей побольше стало – их владельцы скучковались в небольшую толпу и развлекались разговорами. Выбрав по виду самую резвую конягу, Александр молча уселся на скрипнувшее кожаное сиденье подрессоренного фаэтона.

– Куда изволите?

– В Ивантеевку.

– Далековато будет, вашбродь.

– Пять рублей устроит?

Вместо ответа обрадованный «таксист» залихватски свистнул, понукая своего жеребца. Сначала кончился город, потом пригороды, а потом потянулся однообразный сельский пейзаж. Пассажира на солнце немного разморило, и он едва не уснул, тем более что теплый ветер с запахом свежескошенной травы, мерная качка повозки и ритмичный стук подков по грунтовке действовали как хорошее снотворное.

– Ваше благородие!

– А! Приехали?

– Энто… куды далее править?

– К усадьбе и правь, голубчик. Далеко еще?

– Да не. Эвон крыша дома господского ужо показалася.

Пока подъезжали к двухэтажному деревянному дому, Александр напрягал и расслаблял тело, стряхивая сонную одурь. Заодно слегка погримасничал, готовясь улыбаться – много, радостно и, самое главное, искренне.

«Господи, только бы обошлось».

Так он не волновался уже давно. Но вместо тети на крыльце показалась…

«Тетке лет пятьдесят, сестре двадцать недавно исполнилось. Тогда кто?»

– Батюшки-светы, Александр Яковлевич пожаловали!

Кто бы она ни была, но гостя узнала сразу и безошибочно и моментально обрадовалась.

– Сенька!

Появившийся на крик коренастый мужичок молча ухватил чемодан и исчез с ним в глубине дома.

– Вытянулися-то как! Вот Татьяна Львовна с Анной Петровной обрадуются, они вас так ждали.

– А где же сама тетушка?

– Так оне с час назад к Харокиным с визитом отправилися, но к полудню непременно назад.

– Понятно. Может…

Александр кивнул на дом, вопросительно поглядев на свою безымянную (пока!) собеседницу.

– Ой! Что же это я! Милости просим!

Проводив поручика до его личной (о как!) комнаты, женщина побежала распорядиться о ванной.

«Мою домохозяйку напоминает».

Комната была какая-то нежилая. Узкая кровать с горкой подушек и толстой периной, два тройных бронзовых подсвечника с короткими обрубками свечей, в дальнем углу помесь письменного стола и шкафа – и столешница есть, и множество шкафчиков и полочек над и под ней. Керосиновая лампа на подоконнике, стены затянуты в светло-синюю ткань, на полу тонкая войлочная дорожка. Очень удобное даже на вид кресло, обтянутое гобеленовой тканью, графинчик с водой.

«И ночной горшок под кроватью. Какая прелесть! Словно в сказке очутился. Наверное, тут и не спал никто после того, как племянник уехал в Павловское поступать».

На дверном косяке обнаружились аккуратные царапины, а рядом с ними – цифры. Десять лет, одиннадцать, тринадцать. Еще очень много было вязаных кружевных салфеток и кисейных платков-накидушек – на спинке стула, на подоконнике, на подушках, на одеяле. И цветы везде. Легкий перекус окончательно добил Александра, и он задремал прямо в кресле, успев только слегка расстегнуть китель и ослабить портупею.

Свет. Яркий, ослепительный, но не обжигающий, скорее ласково-теплый. Пронзительная синева неба, тихий шелест волнующейся под ветром травы и смех – беззаботно-счастливый. Его смех… Тонкие руки сестры Ани. Он иногда звал ее Анечкой, а она его, по-детски еще шепеляво, Шашей, отчего он постоянно хихикал.

Из сна его выкинуло резко, ударом лютой боли в виски. Она все нарастала и нарастала, буквально иссушая разум, и даже транс не помогал – эта боль с легкостью проламывала лед безразличия и отстраненности, пульсируя уже по всему телу, пока… пока он не понял. Боли больше не будет – никогда. Последний кусочек чужой памяти растворился в нем, последний привет от бедного юнкера Агренева. Теперь стали вполне понятны необъяснимые прежде приступы боли. Это чужая память, последние следы старого хозяина тела «усваивались» его разумом. Размышления резко оборвались, стоило только услышать через неплотно прикрытую дверь негромкие женские голоса:

– И ты молчала!

– Так ведь с дороги же, утомилси!

– А, ну да. Ты иди проверь, только тихонько, не разбуди.

«К чему оттягивать неизбежное?»

Утренняя знакомая, так душевно встретившая гостя на крыльце, только коротко ойкнула и подалась в сторону, пропуская Александра.

– Тетушка!

Теперь уже оторопела хозяйка дома: таким она своего племянника не видела никогда! В последнее их свидание он был такой же, как и всегда, – застенчивый, часто краснеющий юноша, всегда смущающийся открыто выражать свои чувства, с вечными чернильными пятнами на указательных пальцах рук, худенький. Сейчас к ней подходил уверенный в себе, сильный и спокойный загорелый офицер. И глаза… Больше Татьяне Львовне рассмотреть не удалось – ее мягко и осторожно обняли, поцеловали и напоследок слегка поцарапали пуговицами на мундире.

– А где же Аня?

– Ну, здравствуй, племянничек. Хорош гусь! За столько времени – и ни одного письма. А ну! Повернись, дай тебя рассмотрю. Ой, вымахал-то как! Да телеса какие себе отрастил! Хорош! Все соседи с зависти помрут, как есть помрут! И наградами удостоен!

Александр не совсем понял, как он связан с будущей эпидемией соседских смертей, но уточнять не стал. Вместо этого засыпал свою тетушку градом вопросов: как жизнь, как урожай, чего нового в округе, как прошла помолвка? Что самое занятное – было действительно очень интересно слушать ее ответы. Пользуясь тем, что дочка приводит себя в порядок после долгой и утомительной поездки (аж три версты в крытой бричке), тетя беззастенчиво резала всю правду-матку. Жених из-за невеликого своего чина и почти пятнадцатилетней разницы в возрасте ей не глянулся, но раз уж у Анны Петровны приключилась внезапная «Лубофф» (с большой буквы), то мешать высоким «чюйствам» она не будет, урожай в этом году вышел на славу, а соседи… Племянник молча слушал и улыбался. Татьяна Львовна очень сильно напоминала ему подругу мамы. Той мамы, одной-единственной и неповторимой. Тетя Зина тоже была женщиной сильной и мудрой, а главное – энергичной и неунывающей, впрочем, как и ее подружка.

«А ведь когда у Татьяны Львовны умер муж (даже и не помню, кем он был), она в золоте не купалась, скорее наоборот. Однако без малейших колебаний забрала к себе единственного сына сестры и растила, как своего».

– Так я и отписала Амалии Федоровне, ты же помнишь, в каких чинах ее супруг ходит? И месяца не прошло – ответила и про адрес твой, и кое-какие подробности. О том, что служишь исправно, у командиров на хорошем счету, награды уже имеешь. Вот похвастайся тетке, за что Анну навесили? И оружие, как посмотрю, не простое. А?

– Да пустое, тетя. С контрабандистами в перестрелке побывал, мне это в подвиг зачли.

– Как был скромным, так и остался! – осуждающе-довольно констатировала Татьяна Львовна.

Вспомнив о подарках, Александр заговорщицки подмигнул и на минуту исчез в своей комнате, появившись с изящной узкой шкатулкой в руках.

– Ох! Да ты с ума сошел, Сашенька, такие деньги на… Пелагея! Где ты там? Зеркало подай! А там что?

– Анне, подвеска и серьги. На помолвку.

– Красота какая! А кольца?

– Ну тетя! Вас двое, колец два, чего ж тут гадать?

– Вот дай-ка я тебя расцелую!

К тому времени, когда в гостиную изволила пожаловать двоюродная сестра Александра – Анна Петровна, там уже вовсю шло веселье: племянник рассказывал тете очередной смешной случай из нелегкой жизни несунов, а Татьяна Львовна и ключница, она же – гувернантка, она же – младшая подруга по имени (наконец-то!) Пелагея, заливисто хохотали, повторяя понравившиеся фразы. Потому и не сразу услышали ее недоумевающий голос:

– Рада вас видеть, Александр!

Князь досадливо поморщился (и это не укрылось от зоркого взгляда тети), плавно встал и коротко кивнул-поклонился:

– И я рад приветствовать вас, Анна.

Сел обратно и как ни в чем не бывало продолжил рассказывать историю, краем глаза рассматривая свою двоюродную сестру. Немного манерная, «городская» девушка со сложной прической и нервными пальцами. Чужая ему, в отличие от тетушки. Переждав, пока утихнет смех, и отпив глоток душистого чая, он задумчиво поинтересовался:

– Тетя, а кто сейчас распоряжается в моем поместье?

Едва не поперхнувшись от такого плавного поворота в беседе, хозяйка ненадолго задумалась:

– Э… ну… Да ведь оно в закладе уж лет пять. Значит, в управлении банка. Последний владелец, Тихон Иулинович, хозяйствовал неважно, усадьба-то сама обветшала сильно да отсырела, земли неустроенны. Разве что где арендаторы есть, да сено косят по селам. Ну и распахивают кое-где без дозволения – хозяйского пригляду ведь нету.

– Печально. Ежели это возможно, то я хотел бы съездить осмотреть.

«А заодно узнать потихоньку, где могила матушки «донора».

– Коли есть желание, так почему бы и не навестить поместье? Поутру, после завтрака, и устроим все.

– А когда планируете свадьбу?

Теперь уже поперхнулась Анна. Немного заалев, она все же открыла страшную тайну:

– Через год, в августе. Виктору Даниловичу обещано место и чин коллежского секретаря, вот после…

– Может, удастся отпуск испросить. По такому случаю отказать не должны.

В общем, можно было с уверенностью утверждать: вечер удался. Тетя достаточно спокойно приняла все изменения в своем племяннике и, когда расходились по комнатам по причине позднего времени, сама подошла и еще раз расцеловала, дрогнувшим голосом пробормотав напоследок:

– Вот бы Верочка порадовалась…

На следующий день они в полном составе навестили родовое поместье князя Агренева, полюбовались вблизи на богатый урожай травы и сорняков на полях, на одичавшие кусты смородины и малинника рядом с дорогой. Сама усадьба… если коротко – набор сырых и гнилых дров.

– Это что же, банк совсем не следит за своей собственностью?!

– Таких поместий с десяток по округе наберется, ежели не больше будет. Ранее следили и землям пустовать не давали, да вот как-то забросили.

На обратном пути они сделали изрядный крюк и заехали в приходскую церковь, вернее, на кладбище при ней – поклониться могиле Веры Львовны, княгини Агреневой. Все это время Александр ждал хоть какого-нибудь проблеска-воспоминания, но увы и ах – не дождался ничего. В родовом поместье, на кладбище и даже при взгляде на памятник-крест на могиле приходилось изображать приличествующие моменту эмоции, полностью гася настоящие, и это не прибавляло ему хорошего настроения.

«И обманывать плохо, и правду сказать нельзя. Скорей бы все закончилось. Еще сестра двоюродная…»

Анна ему не то чтобы не глянулась, но на томно-загадочных или чересчур манерных девиц он вдоволь насмотрелся еще в Ченстохове. Или это так и положено – вести себя с родственником, как со слабознакомым человеком? М-да…

Узнав о том, что к помещице Лыковой приехал в отпуск ее племянник, и вроде как даже и холостой (не помолвленный ни с кем), тут же зашебуршились соседи, у которых были дочери подходящего возраста. Словно сам собой организовался большой прием на свежем воздухе, на котором были представлены все сливки местного светского общества – то есть десяток семейств разного возраста. Слава богу, что вместе с дамами прибыли и их пожилые кавалеры. Они с легкостью согласились поделиться с молодым поручиком своим боевым прошлым. Вернее, согласился один – остальные слушали без интереса (и наверняка не в первый раз), как когда-то воевал в горах Кавказа почтенный Исидор Карпыч. В отличие от остальных, молодой племянник Татьяны Львовны проявил неподдельный интерес и постоянно уточнял непонятные ему моменты. Тема разговора петляла, как след зайца на снегу, и вскоре про диких горцев забыли, переключившись на извивы гранд-политик – чем и воспользовались кружащие невдалеке (как акулы) гостьи.

«Вот и верь после этого, что сельские девушки милы, скромны и до невозможности застенчивы. Или это мамаши им накачку сделали? И сам дураком оказался. Подарки сделал, а о последствиях позабыл. Подарки дорогие – значит, богатый, а богатый и молодой аристократ – знатная добыча и трофей для любой решительной охотницы. Тетя просто цветет от счастья».

В бой пошла тяжелая артиллерия – величаво подплыв поближе, одна из недавно представленных ему помещиц осведомилась с утвердительной интонацией:

– Князь, приглашаю вас завтра к нам на обед!

– Почту за честь.

«Вот и определилась самая решительная маман».

Вскоре определилась и самая умная (или хитрая) девица. Она попросту напросилась на тот же обед в компании своих подружек, причем словно бы и не хотела, но раз уж пригласили… Послушав прелестное щебетание юных (иногда весьма и весьма условно) девиц, поручик страстно захотел обратно на заставу, к таким милым и родным «контрабасам». Какая тоска этот сельско-светский флирт! Тем более что ни одна не была в его вкусе: или стройная до невозможности (невозможности обнаружить грудь, например), или слишком фигуриста, примерно полторы Софьи сразу, как минимум. Вдобавок бледные как поганки – и это в конце августа! Нет, понятно, что загорают только крестьянки и мещанки, но надо же и меру знать.

– Что-то ты невесел, мой мальчик?

Подошедшая тетушка просто лучилась радостью – у нее в гостях собрались такие господа! Вернее, сударыни.

– Неужели тебя никто не заинтересовал? Вот хотя бы дочка помещицы Федоровой – чудо как хороша, прямо кровь с молоком!

– Благодарю, но свои сердечные дела я устрою сам.

– Ну, Сашенька, не сердись. Ты же знаешь, я желаю тебе только хорошего.

– Ну что вы, тетушка, как я могу на вас сердиться. Просто я еще не готов к серьезным отношениям!

«Иначе замучают до смерти. О! Я ведь еще и на фабрику успею заглянуть! Или не успею? Ежели послезавтра отправиться и не ночевать в Сестрорецке – вполне успеваю».

– Тетя, я хотел бы просить вашего совета.

– Слушаю тебя, мой мальчик.

– Мне хотелось бы знать, возможно ли выкупить Агренево и какую сумму выставит банк. Но сам я с этим управиться не смогу, попросту не достанет времени. Возможно, вы?

– Сколько долгу, я тебе и сама скажу. Дай бог памяти… Тихон Иулинович ведь говорил мне как-то… Вспомнила! Две закладных на общую сумму в сорок тысяч. Почти сорок, точно все же не помню. Но на выкуп надо меньше: все порушено да заброшено, земля сорняком взялась, поместье, поди, и сгнило уже совсем.

– А долго ли все оформлять?

– Вот чего не знаю, того не скажу. Тебе же не к спеху, да и денег таких нет. Расспрошу знакомых, может, они что посоветуют. Банк какой с низким процентом, стряпчего хорошего.

– Я уж как-нибудь без кредита обойдусь, своими силами. Нам премии хорошие дают за перехваченную контрабанду. Я вот еще о чем хотел справиться…

Такая новость была для Татьяны Львовны полной неожиданностью. Нет, она, конечно, знала, что офицеры в пограничных бригадах живут получше, чем в обычных пехотных полках, но чтобы настолько!

– У вас там что – и золото через границу таскают?

– Тетя! У меня солдаты-ветераны во взводе за последний год по полторы тысячи премии заимели, это самое малое. А я ими командую.

– Сдается мне, племянник, ты что-то недоговариваешь.

Разговор, принимающий явно нежелательное направление, вовремя прекратила одна из соседок тетушки:

– Князь, позвольте пригласить вас к нам на обед.

– К моему величайшему сожалению, вынужден отказаться, потому как послезавтра отбываю.

– Как!

И соседка, и тетушка произнесли это одновременно, только интонации разнились: первая досадовала, а вторая неподдельно огорчилась.

– Тогда, может, на завтра?

– Увы, я уже приглашен на обед госпожой… Замятиной, ежели мне не изменяет память.

Недовольно поджав губы, помещица отошла прочь.

– Вот и зря, Саша, дочка у… Молчу-молчу, не сердись на свою старую тетку.

– Тетя! Я ведь даже и не сказал ничего. Ах да! Мы ведь приглашены на обед вместе, не так ли? Иначе я просто помру от скуки.

На званый обед Татьяна Львовна не поленилась надеть все подарки своего племянника, да еще и не позабыла небрежно упомянуть про подвеску с серьгами как о мелком подарке на помолвку. Сам Александр старался больше молчать и слушать, открывая рот только для очередной похвалы: хозяйки, дочки хозяйки и так далее – по списку. Причем предпочтение явно отдавал (невинно и в рамках приличий) той самой хитрой и умной (а в данный момент радушно-оживленной) девице, чем немало нервировал хлебосольных хозяев. С трудом отказавшись от предложения помузицировать или спеть несколько романсов, поручик славно отдохнул и развеялся, обсуждая с почтенным главой семейства всякую ерунду вроде последних столичных новостей. Примерно через час он отвлекся и незаметно огляделся, после чего вежливо и слегка торопливо откланялся – а то вроде уже и танцы намечались под рояль. Тетушка решила остаться и продолжить общение.

Обратно племянник возвращался со всем комфортом, неспешно любуясь проплывающими мимо пейзажами. И вспоминал. Когда он ехал осматривать поместье своего отца… бывшее поместье, то видел несколько сел и одну деревню. Заезжать и останавливаться, разумеется, не стали, проскочили, не сбавляя скорости, но… Даже и так удалось понять, что живут люди очень небогато. Жизнь крестьянина-общинника в веке девятнадцатом почти ничем не отличалась от жизни его предков в веке семнадцатом. Разве что его теперь за говорящий скот не считали. Землю пахали прадедовой сохой, про сеялки и веялки все слышали, но редко кто видел, наделы все больше и больше истощались… в отличие от налогов и повинностей – вот тут была полная стабильность. Современная сельхозтехника, как и агрокультура землепользования, применялась только помещиками, да и то не всеми, а только достаточно богатыми. Плуг-то, оказывается, вещь недешевая, как и услуги хорошего агронома. Урожай на корню скупали приказчики «хлебных» дельцов, правда, некоторые помещики предпочитали сами торговать на хлебной бирже, получая заметно большую прибыль.

«Вот так. Страна, где пахарей больше всего в мире, одновременно страна, где пахари беднее и бесправнее всех. И это я еще летом заехал. А зимой… Зимой просто побоюсь, что опять увижу мертвого пятилетнего мальчика, умершего от голода. Или девочку… Какая, впрочем, разница? В прошлый раз едва с ума не сошел, вспоминая его улыбку. Как же тяжко на душе».

На следующий день у тети с племянником случилась первая размолвка. Александр очень хотел оставить тете немного денег, свадьба ведь дело такое – чем больше денег, тем спокойнее на душе у ее устроителя. А Татьяна Львовна уперлась и ни в какую не желала принимать помощь. Отчего и почему – оставалось тайной за семью замками, но желание хоть как-то, но подсунуть ей деньги росло с каждой минутой, заставляя искать обходные пути и возможности. Собственно, и искать-то долго не пришлось.

– Пелагея Васильевна, можно вас на минутку? Мне требуется ваша помощь.

– Так сей момент все устроим, Александр Яковлевич. В чем нужда возникла?

– Тетушка обиделась на меня немного за быстрый отъезд. Вот как остынет, передайте ей мое письмо с объяснениями и извинениями. Хорошо?

«А заодно и чек на десять тысяч».

Провожало его все семейство, три женщины разного возраста: обнявшись с двумя и поцеловав руку сестре Анне, он клятвенно пообещал прибыть на свадьбу, ежели начальство отпустит. Татьяна Львовна напоследок перекрестила его и сурово напутствовала, скрывая свое огорчение от разлуки:

– Ты понапрасну не храбрись там, хоть бы и офицер. Да не забывай про письма!

– Ну! К чему такая грусть, тетя? Да я за последний месяц-полтора контрабандистов всего три раза и видел, и то издали. Всего самого лучшего, тетушка.

Глава 32

Выйдя из вагона, Александр попал под короткий ливень: минут пять, и снова показалось солнышко, и задул сильный теплый ветер.

«Хорошо меня встречает Сестрорецк…»

На этом неожиданности не закончились: извозчик неожиданно связно осведомился о пункте назначения.

– Куда прикажете править, ваше благородие?

– Тут невдалеке должна быть стройка большая, вот туда и правь, любезный.

Вплотную к бывшему пустырю подъехать не удалось, потому как обнаружился шлагбаум, запертый на ржавый навесной замок. Пройдя по мосткам мимо больших куч глинистой земли, прямо в приоткрытую калитку, поручик остановился, любуясь открывшимся видом. Его фабрика! Пять больших, длинных цехов занимали все видимое пространство: уже готовые стены из багрово-темного кирпича зияли пустыми дырами оконных проемов (а кое-где уже блестели стекла в больших крашеных переплетах и торчали клочки пакли из щелей). На крыше последнего, самого дальнего цеха возились маленькие фигурки кровельщиков. И вообще вокруг был настоящий людской муравейник. Множество народу ходило, бегало, таскало, катало тачки по деревянным дорожкам. Отовсюду раздавался стук молотков, визг пил и зычные команды. Сразу бросались в глаза громадная куча золотистых опилок и стружек и несколько груженных кирпичом подвод невдалеке от нее.

– Поберегись!!!

Хриплый рев слева послужил причиной адреналиновой волны холода по телу и, как следствие, мгновенного перехода в транс. Резко дернувшись и едва не сорвавшись в перекат, князь в самый последний момент понял: это кричали не ему, а каменщикам на невысоких пока стенах заводоуправления, предупреждая о подъеме новой бочки с раствором.

– Тяни давай… Ну!

Недоуменно поглядев на непонятно когда выхваченную «плетку», поручик покачал головой и отвернулся от греха подальше. Пройдя немного вперед, он увидел занимательную картину: человек двадцать кряжистых амбалов-грузчиков, сипя и кряхтя, с помощью толстых пеньковых канатов, блоков и ровных деревянных катков затаскивали в широко раскрытые ворота третьего цеха укутанный в промасленные тряпки агрегат. Командовал процессом, больше мешая, чем помогая, господин Греве, который то и дело недовольно покрикивал:

– Давай, навались! Да ты что, ирод, без руки хочешь остаться? Смотри, куда станину толкаешь!

Для придания большей весомости своим словам Валентин Иванович размахивал тубусом с чертежами на манер дирижерской палочки. Улыбнувшись при виде такой деловитости, Александр тихо и неспешно подошел поближе и встал буквально в шаге от оружейника, самозабвенно осваивающего промышленную логистику.

– Ладно уж, передохните немного.

Греве разрешающе махнул рукой и повернулся, тут же остолбенев – за его спиной обнаружился князь Агренев, задумчиво рассматривающий ряды станков в глубине цеха и копошащихся рядом с ними слесарей-наладчиков.

– А… Ва… Александр Яковлевич, вы?

– Здравствуйте, Валентин Иванович. Вот решил навесить вас ненадолго, буквально на полдня.

– Эм… невероятно… Александр Яковлевич, бога ради, как вам это удалось? Я ведь только пять дней тому отписал вам!

«Ничего не понятно, но явно о каких-то проблемах».

От резкого взмаха тубус вывалился из рук оружейника и отлетел прямо в лужу. Подождав, пока Греве спасет от влаги ценную документацию (ну или стопку бутербродов с бутылкой чего-нибудь согревающего), князь спокойно предложил:

– Давайте пройдемся по цехам, и вы мне все подробным образом поведаете. Кстати, позвольте осведомиться: а где производитель работ?

– Иван Фадеевич, вероятно, опять на станцию отправился – принимать очередную партию материалов.

Первый цех (кузнечно-прессовый) радовал глаз мельтешением людей и лязгом инструментов. Оборудование и станки с оснасткой для него прибыли первыми и первыми же устанавливались. А теперь шла окончательная отладка и настройка всех узлов и процессов силами целой орды слесарей и будущих работников.

Бамццт!

Резкий звук неожиданно ударил по ушам, загуляло под потолком эхо, а в дальнем углу довольно загомонили на несколько голосов. Глядя на недоумение своего работодателя, Греве пояснил:

– Это, извольте видеть, пробную штамповку учинили. Судя по всему, все в порядке!

Оглохший Валентин Иванович почти орал. Пройдясь вдоль линии прессов, князь заметил, что на него все с любопытством глазели. Временного управляющего и одновременно представителя владельца знали все, а вот молодого офицера нет. Едва не поскользнувшись на пятне масла, Александр удивил окружающих непонятно энергичной фразой, коротко черкнул пару строк в блокноте, после чего развернулся и жестом показал Греве на выход. Патронное производство, он же цех номер два, встретило их довольным уханьем грузчиков, устанавливающих агрегат на массивное основание, и видом обедающих мастеровых. Пока хозяин завода осматривал имеющееся в наличии оборудование, Валентин Иванович начал жаловаться. Не на поставщиков или строителей – на градоначальника Сестрорецка. Поначалу на развернувшуюся стройку никто не обращал внимания – подумаешь, еще одна оружейная мастерская, мелкий заводик. Сколько их уже рядом с казенным заводом понаставлено! Однако как только появился необычно высокий забор, отгородивший до неприличия большой кусок земли, у чиновников стали появляться первые сомнения. С приездом Владимира Шухова и появлением генплана сомнения переросли в твердую уверенность. Уверенность в том, что они сильно продешевили. Пять (!) цехов, громадные подземные казематы, почему-то обозначенные как склад готовой продукции и сырья, трехэтажное заводоуправление, столовая, баня, какие-то длинные канавы… И землемер все никак не угомонится – все что-то бегает, размечает. Примерно месяца два назад стали появляться первые любопытствующие (вроде представителей «Товарищества производителей рельс и листового железа» или «Общества скобяных мануфактур») на предмет посмотреть и разузнать – а не конкурент ли это строится? Успокоившись, исчезли, а им на смену пришли разного рода коммерсанты с предложениями поставок всевозможных материалов или товаров. Ну а в последнее время стали приходить всякие сомнительные личности с просьбой пристроить их кем-нибудь на завод или просто пожертвовать копеечку малую.

Все это Валентин Иванович добросовестно выслушивал, записывал и складывал в специальную папку. Уже вторую по счету, между прочим. С тем чтобы в будущем передать все это своему работодателю. А шесть дней назад господину временному управляющему принесли приглашение на обед у самого градоначальника. Оттуда Валентин Иванович вернулся в сильно расстроенных чувствах и немедленно сел составлять письмо-донесение поручику князю Агреневу.

– Прошу прощения, не могли бы вы процитировать дословно?

– «Утолите же мое любопытство, господин управляющий: какое количество акций и за какую цену будет продаваться?» Слово в слово, Александр Яковлевич. Признаться, я просто растерялся, и письмо получилось несколько нервным, как вы уже знаете.

«Ну а намек про льготные условия не поймет только глухой и безнадежно тупой. Надо же, прямо чем-то родным и знакомым повеяло, а? Вот интересно, пятнадцать процентов акций «за содействие» – это много, мало или общепринятый стандарт? В любом случае я скорее все взорву, чем поделюсь. Но пока надо тянуть время».

– Ничего страшного, Валентин Иванович, обычное деловое предложение.

Говорить Греве, что никакого письма он еще не получал, поручик не стал. Поначалу просто не успел, а потом уже не было никакого смысла. Вера в своего начальника столь явно успокаивала и придавала сил Валентину Ивановичу, что разочаровывать его было бы грубейшей ошибкой.

– Когда вас пригласят на следующий обед к господину… забыл… неважно, господину градоначальнику, прошу передать мой ответ: продажа акций планируется не раньше, чем станет окончательно ясна рентабельность производства, то есть по итогам годового финансового отчета бухгалтерии. Вдобавок можете намекнуть, что он только второй в очереди, потому как один из великих князей уже получил от меня твердое обещание.

Вера мастера-оружейника в своего начальника и работодателя прямо на глазах росла и укреплялась до состояния гранита. Чтобы задавить последние ростки неуверенности, он рискнул уточнить поподробнее: