Текст книги "Александр Агренев. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 74 страниц)

Только-только фабрикант отошел от первой встречи, как к нему на собеседование пожаловал господин Лазорев, оказавшийся даже не фанатом, а скорее маньяком – по части прецизионных станков и точного приборостроения. Аркадий Никитич почти всю свою жизнь посвятил этому вопросу, стажировался везде, где только можно: в Германии, Швейцарии, Голландии, САСШ. И впечатление производил самое что ни на есть благоприятное. Впрочем, это дело было взаимным – как только инженер услышал вопрос, справится ли он с организацией производства станков прецизионной точности в родном отечестве, он понял, что наконец-то нашел свое счастье. Контракт инженер подписал, так толком и не прочитав, и немедля засел за составление списка первоочередных покупок и мероприятий.

Не успел хозяин фабрики облегченно вздохнуть и помечтать о свободном времени – опять появился Герт, только на этот раз в качестве посредника-сводника на коммерческих переговорах. Его давнишний (уже третий по счету всего за одну неделю) приятель, отставной флотский лейтенант господин Яковлев, решил организовать небольшой машиностроительный заводик. А производить на нем хотел двигатели внутреннего сгорания, правда, в качестве топлива для них он видел только и исключительно нефть, но уже задумывался и о бензине. Однако не двигателями едиными хотел зарабатывать на икру с буженинкой Евгений Александрович – были у него планы наладить выпуск всяких дельных и статусно-дорогих вещей из нержавейки, для яхт и прочего водоплавающего транспорта. Каких вещей, Александр так и не понял. Хоть и говорил бывший мореман на русском языке, да звучало это для фабриканта сплошной тарабарщиной: талрепы, коуши, рымы. Зато стали понятны истоки появления «малого боцманского загиба»[25].

– На прежнем месте службы Иммануила Викторовича меня приняли весьма холодно, а по поводу небольшой рассрочки даже слышать ничего не хотели. К счастью, его нынешний адрес мне все же удалось раздобыть. Да-с, вот список необходимого мне оборудования, и я просил бы рассмотреть мой вопрос в кратчайшие сроки.

Даже не заглядывая в предложенный ему документ, фабрикант утвердительно кивнул и продублировал свое решение голосом:

– Мы беремся. А по поводу рассрочки – скажите, Евгений Александрович, а вы компаньонов в ваше дело принимаете?

Яковлев ненадолго задумался, а потом настороженно осведомился: на каких условиях князь Агренев хочет получить кусочек его еще не построенного завода?

– Исключительно на партнерских. Мой взнос будет состоять в станках, их обслуживании, поставке потребных материалов, если понадобятся деньги – организую беспроцентную ссуду. В управление вмешиваться не буду, так как своих забот хватает. Стоит это сорока девяти процентов паев?

На таких условиях Евгений Александрович партнерством заинтересовался, и только отсутствие в пределах досягаемости надежного юриста помешало тут же оформить все надлежащим образом. Но выход быстро нашелся – князь написал письмо-поручение в контору Лунева, а передать попросил своего почти компаньона, что тот с готовностью и пообещал.

На следующий день Герт поинтересовался у работодателя, нет ли на фабрике вакансии для очень, ну очень хорошего электротехника-гальванера, и Александр понял – станкостроитель не успокоится, пока не перетащит в его компанию всех своих знакомых. И еще он понял, что спокойной жизни на фабрике ему не дадут – надо или самому уехать, или немедля организовать командировку подчиненному.

– Иммануил Викторович, а управляющий этот вопрос решить не сможет? Так сказать, в рабочем порядке? Вот и хорошо. Задержитесь, пожалуйста, мне надо обсудить с вами небольшое дело. Вы помните, я вас спрашивал про организацию собственного порохового производства?

– Александр Яковлевич, так я вам еще тогда сказал, что не справлюсь, у меня несколько другая специализация.

– На Охтинском пороховом заводе служит человек как раз с подходящими знаниями и возможностями. Очень опытный и дельный специалист, Калачев Захар Владимирович. Я договорился с ним о небольшом сотрудничестве: он поможет нам с документальной частью, а мы в качестве благодарности подарим заводу пресс и еще какую-нибудь мелочь.

Намек был понят правильно, и инженер тут же спросил, когда ему отправляться в служебную командировку. Вот только рано князь радовался: уехал Герт – приехал Греве…

Было самое начало вечера, и двое приятелей сидели в кабинете на третьем этаже, наслаждаясь тишиной и чтением – Григорий перелистывал «Петербургские ведомости», а фабрикант сортировал внушительную стопку ежедневной корреспонденции. Что-то шло в специальную папочку, что-то – в корзину для мусора, но некоторые послания хозяин кабинета откладывал в сторонку – для последующего обдумывания или просто на память.

– Все никак не успокоятся.

– Ты о чем, командир?

– Да вот бельгийцы интересуются, не хочу ли я продать часть паев компании. Хорошую цену предлагают. Как они считают, даже очень хорошую – и ведь ни на одно такое письмо не ответил, а все угомониться не могут. Как и французы. Да и все прочие от них не отстают.

Еще минут пять в кабинете стояло молчание и звучал тихий шелест газетных страниц, изредка дополняемый треском очередного вскрываемого конверта. Теперь молчание нарушил Долгин, начавший негромко цитировать газетную статейку:

– Вчера на Косой линии, напротив дома призрения Брусницыных, произошло забавное происшествие. Экипаж титулярного советника Н. на полном ходу задел колесом ломовую телегу и врезался в фонарный столб. Поспешившие на помощь прохожие извлекли из кареты находящуюся без чувств супругу титулярного советника и господина В., студента Московского университета. Предосудительный вид пострадавших недвусмысленно свидетельствовал о возмутительном падении современных нравов и морали, когда для греха прелюбодеяния уже нет никаких нравственных преград. Таковая практика имеет прискорбно широкое распространение, чему свидетельством являются прейскуранты на почасовой найм новейших сверхкомфортных карет на пневматических ободах. Потакая низменным страстям, дельцы упоминают в своей рекламе мягчайшие диваны, непрозрачные занавеси на окнах и кучера, не имеющего ни памяти, ни языка.

Григорий кашлянул и, едва сдерживая смех, показал приятелю красочное объявление о почасовой сдаче карет в аренду. Расположенное прямо над статьей о таком «возмутительном падении нравов», это объявление занимало гораздо больше места, чем довольно-таки коротенькая заметка.

– Редактору виднее. Может, это они так новую услугу рекламируют?

Долгин в ответ фыркнул наподобие большого кота и вернулся к газете, но только для того, чтобы опять процитировать понравившиеся строчки:

– Молодая особа ищет достойного ее красоты господина, писать на адрес газеты, литера двадцать семь. Целая страница таким вот заполнена! Тоже, скажешь, рекламируют? Как только такие объявления в газету принимают. Ни стыда ни совести у людей.

– Ты мне это уже раз пять или семь говорил. А читать все одно не перестаешь. Подыскиваешь себе кого?

Гриша на мгновение замялся и вроде даже слегка покраснел.

– Да нет, просто любопытствую.

– А, понятно. Вон, видишь – толстая такая пружинная укладка, неподписанная? Вот в ней полюбопытствуй, мне подобные письма каждую неделю приходят. С фотокарточками, так что тебе понравится.

Примерно с полчаса Александр трудился в полной тишине, время от времени поглядывая на розовеющего румянцем друга – фотографии там были действительно первый класс: скромные девицы зачастую очень буквально понимали смысл выражения «представить товар лицом». Хватало и просто очень красивых изображений, были и в стиле а-ля натурщица. Короче, кандидатки в содержанки старались, как могли.

Когда фабрикант решил сделать небольшой перерыв, отвлекся от самодельного мужского журнала и его друг.

– Ну и как оно?

– Хороши, чертовки. Прямо даже и не знаю. Как думаешь?

– Да на здоровье, причем во всех смыслах. Возьми с собой и насладись перед сном нелегким выбором.

– Ага. Это… А сам?

– А мне такое не подходит. Им ведь, как правило, светской жизни хочется, внимания постоянного, опять же их по театрам-ресторанам водить надо. А когда, если мне иногда и на сон времени не хватает? Пока все бумаги и корреспонденцию просмотришь, планы составишь, отчеты проглядишь – глядь, а уже часа три как полночь миновала. А утром то ты вместо будильника – ни свет ни заря, то Сонин. А не он, так Герт или еще кто из допущенных в дом. И всем вам срочно мое решение или подпись подавай.

– Так что, ни одна не понравилась?

– Ну ты уж совсем меня за каменного истукана держишь. Уделил внимание парочке девиц, не без того.

– Хе-хе, скорее десятку-другому? Понял, не мое дело. Только зря ты такие сложности разводишь, командир. Эвон, горничные твои так тебя глазами и едят, да и улыбаются очень даже завлекательно. Особенно та, которая повыше и пофигуристее, – уж мог бы и обратить внимание.

– Натальей ее зовут. Может, и обращу. И все на этом.

– Ага. Как Валентин Иванович съездил? Удачно?

– Судя по толщине отчета, что он мне накатал, даже очень. Теперь только на чтение всех бумаг день убить придется. Кстати насчет убить. Ты больше присяжных поверенных и всяких там юристов на глазах у посторонних не бей, даже если эти посторонние все как один служат в фабричной охране. Хочешь оскорбить действием – выбери укромный уголок и отводи душеньку сколько угодно, а публичность в таких вопросах ведет к штрафам или тюремному заключению. До полутора лет. Понял?

– Как не понять. Так он что, в судебную часть жалобу на меня накатает?

– Уже. Полицмейстер не поленился лично зайти да предупредить – то ли в друзья-приятели набивается, то ли собирается сам о чем-то попросить. В любом случае этому твоему Вардугину ничего не светит – в то время, когда ты так тепло с ним прощался, охрана пережила кратковременный приступ слепоты и глухоты. Я ничего не путаю?

– Да вроде нет.

– Смотри, чтобы и они не путались. Так вот, нет свидетелей, нет и доказательств.

Последние слова фабрикант договаривал уже несколько отстраненно и явно потеряв интерес к дальнейшему продолжению разговора – его гораздо больше интересовало содержимое конверта, украшенного большим штемпелем военного ведомства. Развернув похрустывающий лист гербовой бумаги и прочитав лаконичное послание-приказ, Александр задал своему другу совершенно неожиданный вопрос:

– Скажи, а ты хотел бы посмотреть на государя-императора вблизи?

Глава 14

К выполнению очередного ответственного задания адъютант военного министра подошел очень добросовестно. То есть он не просто переложил сбор необходимых шефу сведений на плечи уже своих подчиненных, но и сам озаботился проверкой короткой биографии и послужного списка конкурсанта. Когда же он понял, что традиционные источники проверенных сведений практически бесполезны, не побрезговал и общением со служащими Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии. Вот только полезной информации жандармы подкинули до обидного мало, отделавшись стандартно-сухими словами о том, что князь Агренев вполне благонадежен и ничего дурного за ним не замечено, но и это уже было немало. В итоге удалось насобирать материала всего на две страницы крупного машинописного текста – увы, молодой промышленник только недавно стал достаточно значимой фигурой и к тому же был очень нетипичным представителем аристократии. То есть не «зависал» на балах и приемах и вообще был на редкость непубличным человеком, ведя исключительно скромный и замкнутый образ жизни. А также неизменно отклонял многочисленные приглашения насчет «повращаться» в приличном светском обществе. Последнее обстоятельство вынудило Сергея Илларионовича даже послать доверенного человека в Ченстохов, и только положительные результаты этой поездки позволяли думать, что порученное ему дело он все же выполнил вполне удовлетворительно. Так же решил и Ванновский, увидев результат почти месячных усилий своей канцелярии – именно что удовлетворительно, а хотелось, чтобы справились хотя бы на «нормально». После ознакомления с первой же страницей доклада генерал-адъютант недоуменно нахмурился – очень уж противоречивые факты были там изложены. Как можно состыковать возраст и неопытность недавнего выпускника пусть и элитного военного училища и проявленную им отменную сноровку в организации дозорной и караульной службы? Написано, что строг и требователен к подчиненным, – и тут же отмечено, что штаб-ротмистр почти с самого начала своей службы пользовался большим авторитетом, уважением и чуть ли не любовью со стороны нижних чинов. И не только их, вышестоящие офицеры все как один рекомендуют его в исключительно лестных выражениях. И так же дружно сожалеют, что после преждевременной кончины начальника Олькушской пограничной заставы от апоплексического удара его подчиненный не пожелал заменить ротмистра Розуваева на «боевом посту». После прочтения остального содержимого весьма и весьма тощей папки у Петра Семеновича появилось еще больше вопросов. Каким образом недавнишний юнкер, молодой офицер, без малейшей протекции и нужных знакомств умудрился получить у первого промышленника Германии такой большой, да что там большой – просто немыслимый для начинающего фабриканта кредит? Изобретатель. Ну это ладно, земля русская испокон веков богата на самые разные таланты, но ведь обычно изобретению предшествуют какие-нибудь опыты? Ну или хоть какая-то научная работа. Обычно, но не в случае с князем Агреневым, что весьма и весьма странно. И если бы список странностей на этом заканчивался! Нет – с этого он только начинался. Как торговый партнер Круппа умудрился стать партнером еще и Тиссена? Эти два промышленника так же дружны, как собака с кошкой, и даже малейший намек на сотрудничество с давним соперником воспринимают крайне болезненно. А банкиры, отличающиеся патологическим недоверием и осторожностью по отношению к любому, кто просит у них большой кредит? Как они могли дать семь миллионов марок человеку, все состояние которого оценивается дай бог в три миллиона рублей и который еще и предыдущий кредит не до конца выплатил? Если только посчитали за большую ценность невесть зачем купленную землю на Дальнем Востоке? Или знают что-то, пока неведомое ему? Кстати, очередная нелепица: зачем покупать землю так далеко, когда можно найти гораздо лучший вариант ближе к столице?

Перечитав еще раз страницу доклада, посвященную Сестрорецкой оружейной фабрике, его высокопревосходительство генерал-адъютант Ванновский вообще перестал что-либо понимать. Можно было бы подумать, что князь сочувствует разного рода социалистам – выстроил своим мастеровым роскошные дома, кормит-лечит за свой счет, чему-то там учит их детей. Можно было бы. Вот только порядок на своем заводе отставной офицер установил воистину «драконовский»: за мелкую провинность одного наказывали всю смену. Но опять же мастеровые не то что не роптали, наоборот, рядами и колоннами выстраивались, как только объявляли очередной набор. Плюнув на все непонятные моменты, Петр Семенович решил определиться с главным – насколько надежен этот нахальный конкурсант и можно ли с ним иметь дело. В третий раз листнув уже надоевшие бумажки, военминистр захлопнул папку и тяжело (сказывался возраст) поднялся из-за стола, задумчиво пробормотав напоследок:

– Поглядим-посмотрим…

На этот раз молодой фабрикант надел не цивильную одежду, а свой парадно-выходной мундир офицера пограничной стражи, со всеми обязательными к ношению наградами, и всю дорогу до Гатчины нет-нет да и ловил на себе заинтересованные взгляды многочисленных попутчиков. А вот остальная его компания, состоявшая из Сонина, Греве и Долгина, внимания не привлекала и вообще была словно невидима – так, как только могут быть незаметны люди недворянского сословия в окружении аристократов. Их просто в упор не видели, демонстрируя свое «уважительное» отношение к гражданским шпакам, невесть как очутившимся в обществе господ офицеров. Причем такое положение дел сами «невидимки» воспринимали как должное, не возмущались втихомолку, да и вообще – троица сопровождавших князя мужчин выглядела слегка пришибленно и заметно робела. Сам факт того, что они приехали в императорскую резиденцию и вскоре увидят самого государя, действовал на них словно стакан водки на голодный желудок, приводя верноподданных его императорского величества Александра III почти в неконтролируемый экстаз. За второй стакан вполне могло сойти невиданное изобилие высоких военных чинов, едва не вогнавшее Григория в легкую панику – отставной унтер-офицер (а с ним иногда и бывший оружейный мастер Ченстоховской бригады) непроизвольно вытягивался по стойке «смирно» каждый раз, когда видел вблизи отмеченных роскошными лампасами и изобилием наград генералов. Да и остальные золотопогонные мундиры не оставляли его равнодушным, ибо трудно вытравить привычку к чинопочитанию, если она вбивалась в сознание и подсознание на протяжении почти десятка лет.

– Саша?

«Ну вот и счастье привалило – однокурсника встретил. Да не одного, а сразу двух?! Черт! Первый определенно Фольбаум, а вот как второго звать-величать и почему он мне так активно не нравится? Да еще и с чернильной лужей ассоциируется. Есть! Павел, барон Клодт фон Юргенсбург. Какая, однако, простая фамилия! Еще проще, чем у моего металлурга».

Жестом показав своей небольшой «свите» отойти в сторонку и не отсвечивать, князь выразил бурную радость от столь неожиданной и безусловно долгожданной встречи – путем легкого намека на поклон и вежливой улыбки.

– Рад вас видеть, господа.

Господа же с легко читаемой завистью и изумлением пялились на золотую рукоять офицерской шашки, дополненную Аннинским темляком-«клюквой». Кое-как оторвав глаза от чужих наград, два офицера стали наперебой расспрашивать Александра о житье-бытье, главным образом интересуясь историей получения такого достаточно редкого в мирное время знака отличия. Анну четвертой степени давали многим и не только за боевые заслуги (хотя и старались сильно не наглеть, «обходясь» третьей или даже второй степенью той же Анны или Станислава), а вот золотую или золоченую (если награждаемый брал деньгами) рукоять на оружие получал один из тысячи, вернее, тысяч. Не так-то просто совершить героическое деяние в бою и быть при этом отмеченным командованием. И вдвойне непросто это сделать, когда империя ни с кем не воюет. А князь смотрел на молодчиков в форме лейб-гвардии Павловского и пытался понять – неужели все это время он опасался столь пустоголовых личностей? Мальчишки с одной извилиной – следом от фуражки – и необоснованно высоким самомнением, в сравнении с которыми он сам чувствовал себя столетним стариком и просто-таки гигантом мысли.

«Что же это за служба, когда через пять лет от ее начала офицеры интересуются, как им получить БОЕВУЮ награду? Убивать врагов своей родины и умирать за нее – другого правила нет и быть не может».

– Так что, расскажешь старым приятелям, как получить такую же шашку?

– Нет ничего проще, господа. Пристрелите в бою человек двадцать – тридцать контрабандистов, а лучше с полсотни, получите ранение – и вас непременно наградят.

– Э-э… изволите шутить, Александр?

– Конечно. На самом деле я и сам был изрядно удивлен, когда мои весьма скромные заслуги отметили такой наградой.

«А уж как радовался, что выжил в первой же стычке! Да и потом фортуна часто улыбалась».

Барон жизнерадостно хмыкнул, и к нему тут же присоединился Михаил, а вот третий собеседник поддержать намечающееся веселье не спешил и проявлял поистине ледяную вежливость, лучше всяких слов заставляющую держать с ним дистанцию. Видимо, чтобы сгладить неловкость момента, Фольбаум начал вспоминать славное прошлое – в частности, веселую жизнь юнкеров, и особенно в младшем классе, когда они только-только осваивались с суровыми порядками Павловского военного училища.

– Да-да, конечно же я помню все наши невинные шалости. Особенно те из них, что касались меня. Помните, как кто-то совершенно случайно опрокинул чернильницу на мои штаны и записи по тактике? Право же, очень смешно получилось. Не так ли, Павлуша?

– Кхе… э-э… Да, юношеские забавы, золотое время.

Продолжение дружеских воспоминаний пришлось отложить, так как к троице павлонов подошел знакомый Александру адъютант Ванновского:

– Александр Яковлевич, позвольте вас поприветствовать и напомнить, что его высокопревосходительство ждет вас после стрельб.

– Благодарю и всенепременно буду, Сергей Илларионович. Ну что же, господа, рад был вас видеть. Думаю, мы продолжим нашу беседу в следующий раз?

Легкий властный жест, и за князем Агреневым потянулись его спутники, причем даже постороннему человеку было видно, кто в этой четверке главный, а кто подчиненный. У конкурсанта руки были свободны, и шел он впереди, а его помощники несли длинные и узкие чемоданчики, затянутые в брезентовые чехлы, и негромко переговаривались между собой, делясь впечатлениями от увиденного.

Затея Александра – организовать небольшую рекламную акцию путем вручения царственному тезке небольших (и очень красиво изукрашенных) оружейных сувениров – оказалась не такой простой в исполнении, как он думал поначалу. Оказалось, такие подарки от «простого дворянского народа» полагалось сдавать начальнику царской охраны как минимум за три дня до встречи с императором – на предмет проверки наличия всяких гадостей, вроде адской машинки и тому подобных, до крайности вредных для августейшего здоровья вещей. Так что пришлось немало поработать языком, уговаривая генерал-адъютанта Черевина пойти навстречу пожеланиям рабочих Сестрорецкой оружейной фабрики – типа старались мастера, дни и ночи над верстаками и станками просиживали, глаза портили да мозоли набивали. Уговорил, конечно. Но дело сдвинулось с мертвой точки только после того, как князь предложил (на безвозмездных началах, естественно) Петру Александровичу для его подчиненных небольшую партию «рокотов» – как оказалось, именно этот пистолет запал в душу главному начальнику императорских телохранителей (а вот где он его увидел и попробовал, для конкурсанта так и осталось тайной). В результате кейсы с оружием быстро и квалифицированно осмотрели, после чего тут же опечатали и вернули. А чтобы печати никто не сломал, приставили к троице дарителей надсмотрщика с очень «добрым и приветливым» лицом и глазами, в глубине которых светилось пламя служебного рвения и всемерной готовности «ташшить и не пущать». Сам же конкурсант после встречи с Черевиным нешуточно озаботился покупкой и пересылкой по назначению «букетика» цветов, достойного самой императрицы – ее участие в финальных конкурсных испытаниях (как, впрочем, и младшего сына императора) оказалось для него сюрпризом. Приятным. Неприятный тоже был, отсутствие капитана Мосина, вот только спросить на этот счет штаб-ротмистр так и не успел.

Сами стрельбы прошли на диво скучно и напоминали небольшое театрализованное представление – солдаты-стрелки двигались до невозможности четко и лаконично, напоминая не существующих еще роботов, а лица всех присутствующих были серьезны до изумления. Также почти все генералы и царедворцы страдали косоглазием, ну или усиленно его зарабатывали, стараясь одновременно и наблюдать за испытаниями, и не выпускать из виду августейшую семью. Так что когда Александр III покинул царское место и прошествовал поближе к станку, с которого как раз извлекали конкурсные винтовки, весь сановный люд облегченно вздохнул и потихоньку задвигался, разминаясь после долгой неподвижности или стояния на одном месте. Князь оглянулся на своих спутников и едва заметно улыбнулся – у всех троих были стеклянные глаза. Полностью отрешившись от окружающего, они безотрывно отслеживали любое движение императора и впитывали в себя его образ. Да и вообще, даже дышали через раз, до того их захлестывали эмоции. А конкурсант, наоборот, успокаивался все больше, готовясь к неизбежной беседе с самодержцем. Вернее, не так, он заставлял себя успокаиваться, поначалу нырнув в транс и постепенно выходя из него, – сохраняя при этом малую частичку «холода» в душе, недостаточную для давления на человека, но позволяющую сохранять равновесие и душевный покой при любых обстоятельствах.

«Ванновский умудряется суетиться, не суетясь. Что значит опытный человек, даже прогибается перед начальством с особым изяществом и не теряет при этом собственного достоинства. Жалко, не слышно, что он говорит царю… Опа, а вот и Мосин показался на заднем плане. Что-то очень уж в сторонке, да еще и не в первых рядах. Никак затирают соавтора моего? Или сам стесняется? Так, ну а это определенно за мной».

Полагающуюся в таком случае торжественность и официоз сломал и скомкал сам император – не дослушав до конца все положенные в таком случае слова и приветствия, Александр III с привычной властностью в голосе поинтересовался аргентинским заказом. Учитывая то, что в руках он держал как раз «агрень», только что извлеченную из зажимов станка (на фоне высокой и квадратно-кряжистой фигуры самодержавного хозяина земли русской далеко не маленькая винтовка смотрелась изящной и очень хрупкой игрушкой), отвечать конкурсант приготовился совсем на другие темы. Но все равно заминка вышла очень небольшой. Повторив практически без изменений всю ту «лапшу», которую он уже навесил разок на уши Мосину, в конце короткого монолога фабрикант ввернул фразу насчет того, что сей заказ, безусловно, послужит на пользу стране и к ее вящей славе. Речь была прослушана вполне благосклонно и верноподданнический прогиб был явно засчитан, так что следующий вопрос был как раз на тему творческих мук, сопровождавших проектирование и изготовление «агрени». И в этот раз язык не подвел аристократа-промышленника, позволив упомянуть по ходу короткого повествования неоценимую поддержку главы Комиссии генерала Чагина и заострить внимание венценосного собеседника на всемерной помощи от присутствующего при разговоре военного министра. Напоследок и, скорее всего, в качестве поощрения за проявленное красноречие у отставного штаб-ротмистра без особого интереса спросили:

– Скажите, князь, так какая же из винтовок, по вашему мнению, заслуживает победы?

– С позволения вашего императорского величества, это винтовка системы капитана Мосина.

Оба собеседника князя удивились, но если самодержец сделал это практически незаметно, то военный министр отчетливо дернул бровью.

«А ты думал, я свой винтарь расхваливать брошусь?»

– Объяснитесь, князь.

– Слушаюсь, ваше императорское величество. Позволено ли мне будет сделать это на практическом примере?

Троица: Греве, Сонин и Долгин – едва ли не рысью доставила царские подарки к адресату. Шагнув к первому из них, Александр отщелкнул замки и раскрыл вытянутый в длину чемоданчик. Внутри в синеве бархата красиво светились полированным ореховым ложем сразу две «агрени» – винтовка и карабин, а на второй половинке-крышке в специальных кармашках тускло блеснула латунь полусотни патронов.

– Это оружие весьма скорострельно, удобно, достаточно надежно и рассчитано на кадрового военного, который без особых сложностей сможет его освоить в самые кратчайшие сроки. И не только освоить, но и правильно ухаживать – оружие, что бы там ни говорили, ласку все же любит. Так что гвардия, флот и кавалерия – единственно, где она может проявить себя во всей красе. А вот эта винтовка… – Из следующего чемоданчика появилась МАг, и тоже в двух вариантах. – Не такая скорострельная и удобная, зато весьма и весьма надежная в использовании простым пехотинцем. И осваивается даже вчерашними крестьянами в два-три занятия. При валовом производстве она гораздо проще в выделке и уж тем более дешевле – в пределах двадцати пяти рублей за штуку.

Монарху, известному своим бережливым отношением к государственным финансам, последнее замечание явно понравилось. Впрочем, как и все представление в целом. Заметивший это конкурсант поспешил нанести последний удар, открыв третий по счету кейс, и увиденное так заинтересовало императора, что он соблаговолил собственноручно примериться к его содержимому. Повертев в руках по очереди все пистолеты и револьверы и с интересом отложив в сторонку «гром» – то есть «грав» особой мощности, августейшая особа всемилостивейше сграбастала «рокот» в свои лапищи и одобрительно кивнула.

«Большому мальчику – большая пушка».

– Ваше императорское величество, к моему крайнему сожалению и стыду, я не был извещен о присутствии великого князя Михаила Александровича на сегодняшнем мероприятии. Позволено ли мне будет исправить свою вопиющую оплошность и пригласить его на мою фабрику, где он сможет выбрать и опробовать любой понравившийся ему образец оружия?

В глазах Ванновского очень отчетливо высветилось, что у этого конкурсанта явно губа не дура – такие приглашения делать. И кому! А главное, через кого!!! Вот у венценосного папы возражений не было, о чем он тут же и сообщил – дескать, почему бы и нет, пускай сынишка прогуляется, благо что от дома недалеко. Коротко поклонившись, князь поспешил заверить в своей всемерной благодарности, после чего все его подарки перекочевали в цепкие руки подтянувшихся царедворцев, а сам он был с благожелательной улыбкой отпущен восвояси. Но отойти подальше и отдохнуть от непростого разговора Александру и сопровождавшим его «зомби» (хорошо, что на них еще и столбняк не напал от столь близкого лицезрения любимого императора) так и не удалось. Едва они смешались с толпой военных, как конкурсант заметил направляющегося к ним Мосина. Судя по внешнему виду (а в частности, лихорадочному румянцу, украшавшему лицо второго конкурсанта) и слегка неровным движениям, Сергей Иванович изрядно волновался. Подождав, пока он подойдет ближе, князь первым поприветствовал своего соавтора:

– Поздравляю, Сергей Иванович!

– ?!

– Думается мне, что я все же смог убедить императора в превосходстве именно вашей винтовки. Так что победа на конкурсе за вами, с чем я и спешу вас поздравить.

Оторопевший от такого начала разговора Мосин только и смог, что пожать протянутую ему руку, продолжая при этом недоуменно хлопать глазами. Все его тревоги и даже некоторая подозрительность исчезли в один миг, а на смену им пришла робкая, неуверенная, но все же надежда.

Вечерний разговор промышленника-аристократа с военным министром сложился на редкость хорошо – Петру Семеновичу понравилось, как конкурсант держал себя в высочайшем присутствии, да и суровая правда насчет своей всемерной поддержки отечественных оружейников прозвучала весьма кстати. Так что свое согласие на управление «внебюджетными поступлениями на армейские нужды» он довольно быстро дал, правда обставив его несколькими условиями: первое – управлять и помогать изобретателям он будет не сам, подыщет доверенного и очень честного человека. Второе – этот доверенный человек будет готовить отчеты в двух экземплярах, один своему шефу, другой князю Агреневу. И третье – часть денег пойдет на поддержку и развитие военных заведений Российской империи, в частности, на нужды Первого Павловского военного училища. Ну и разумеется, конфиденциальность достигнутого соглашения. Подумав, Александр выдвинул встречное предложение – он будет помогать ВСЕМ училищам и на официально-легальной основе. С легким перекосом в сторону родного Павловского, разумеется. А за это у него образуется свободный доступ на некоторые военные заводы (особенно Ижорский, с его специалистами по броневой стали) и возможность привлекать к консультациям работающих там инженеров. С остальным он согласился, после чего они и расстались, довольные друг другом: фабрикант отправился в Сестрорецк проверять, что уже успел сделать управляющий к приезду великого князя Михаила Александровича, а его высокопревосходительство остался изучать очень интересный документ, на страницах которого перечислялось все то, что производится предприятиями недавнего собеседника и может пригодиться Российской императорской армии. Самое же интересное было в том, что лоббирование военного заказа, вернее, заказов в пользу князя Агренева позволяло Петру Семеновичу почувствовать себя прямо-таки ярым патриотом и очень честным человеком. Поскольку заказ размещался не за границей, а в пределах империи, так с него еще и шли деньги на поддержку военного дела. Как ни крути, двойная польза получается – а что бы про него ни говорили, Ванновский свое отечество любил.