Текст книги "Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ)"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Открой рот!
Побоялся много крови своей дать. Каплю… для начала, как мне и советовали. Так и дал – на пробу. Не ведал же, как она на это отреагирует. Может и ничего страшного с ней не станется, как с другими, кому такую дозу давали, а может…
Славка хоть и обещала, что будет слушаться безоговорочно, но когда велел проглотить. Пришлось рыкнуть, а то вытаращилась, как рыба, и уже была готова выплюнуть… Вот тогда я пригрозил, что уйду – только опосля выполнила требование. Пока тошноту перетерпливала, прокашливалась, за шкварник вздёрнул её на ноги, и вновь погнал по лесу, не позволяя яду взять вверх над телом человека.
Гонял много, наплевав, что плохо ей было, рвало и штормило с непривычки. Сам едва не подыхал от ужаса, что падёт девчонка и, обращаясь в Зверя, сама себя убьёт прежде, чем оборот случится. Но ни первого, ни второго не случилось.
Славка боролась, и под конец тренировки, хоть и бледная была точно полотно, но живая! И сердце её билось хоть и яростно, но чётко. Только человеческое – как и до сего.
День, второй, третий… Славушка безоговорочно выполняла мои указания. Не скулила, а ежели плакала то, молча, беззвучно, потому что я дал понять, хоть один звук, что мне не по нраву придётся, хоть одно выказание неудовольствия и каприза – я сделаю хвостом! Пусть подыхает под свояками!
Славка упрямо губы поджимала, с готовностью и упорностью выполняла, что наказывал. А получая увечья и царапины, не жаловалась, хотя видел, как ей тяжко давались мои задания, и сколько боли накопилось в немощном теле.
Но не жалел. Следил, а на грани её отчаяния и полнейшего изнеможения, уходил. И её домой отправлял. Никогда больше не звал на тренировку, но ждал. И мелкая приходила.
– Меня Славушка зовут, – обронила через несколько дней, прежде чем в сторону дома пойти. Она так вымоталась, что не шла, а ноги влачила, дышала тяжело и шумно. – Но все зовут Славкой, – понурила сильней голову, хотя не имя её огорчало, а моё безмолвие.
А я молча следил за тем, как уходит.
Это было необходимо – у меня давно свои тренировки шли, и прощание с мелкой – одна из них.
– Рагнар, – бросил в спину несколькими седмицами опосля, когда понял, что хочу услышать из её уст своё имя, а не просто «Волк», «Серый» или «Эй»!
Славка запнулась на ходу, уже почти скрывшись за елью пушистой. Выглянула робко, синющими глазами меня околдовывая:
– Раг… – запнулась и я помог:
– Рагнар, – вторил с рыком, ибо не любил дятлом быть. Одно и тоже не желал повторять. – Звать меня так, – секундой позже смилостивился, когда личико Славки озадачилось. – Но все зовут меня… Рагнар! – глупо прозвучало, и потому я деланно отвернулся, мол, уходить пора.
* * *
Месяц, второй, третий… полгода, год… Мы тренировались с редкими перерывами в несколько дней, когда я уж не мог Зверя своего в узде держать. Выплескивал животную суть на охоте, усмирял дикие порывы с Иррэ, а потом возвращался к Славушке, и мы продолжали обучение.
Кровь давал сначала по капле в седмицу, повторяя полный оборот Луны, увеличивая до нескольких капель с каждым новым витком, пока до глотка небольшого не дошли.
Каждый раз моё сердце съеживалось от ужаса, что вот-вот доза окажется фатальной, и я лишусь Славки, но она переживала яд достойно. Тошнило, мутило, слабость в теле… и при этом мелкая терпела изнурительные тренировки. Не упрекала, не молила – была рада, ежели приходил, и тосковала, ежели держался в стороне.
Это ощущал нетерпимым щемлением в груди, до вырывающегося из пасти волчьего воя.
Но я даже не смел думать о том, чтобы показать слабость!
Просто душил в зародыше любые чувства окромя обязательства, и с тихим удовольствием отмечал изменения в ней и в себе…
Она старалась быть спокойной и сдержанной, но была непредсказуема в своей чистоте и невинности – каждой встречи была так рада, что со временем стала утягивала в диковатые игры с обжиманием и поцелуями. А ещё у меня за ушками любила чесать, загривок когтями вздыбливать, просто гладить, нежности и глупости шептать, аль думать. Не страшилась меня, словно с любимой игрушкой играла.
Я сам того не замечая, привык к её рукам, хотя всячески избегал сближаться – не просил нежности и прикосновений. Я – Зверь. Хищник. Волколак! Негоже мне урчать от оглаживаний аки псу ручному, в руках хозяина, но в глубине души… ждал этого тепла. И даже глаза закрывал, отравленный теплотой ощущений.
Меня это и злило, и бесило, и озадачивало.
Первую ошибку сделал в тот день, когда на неё глянул во младенчестве. Повторил, когда согласился её обучать. А теперь по накатанной шло, но по моему плану, хоть и с некоторыми деталями, коих не мог просчитать.
И всё чаще себя уверял, ещё раз, и я проучу мелкую, но вместо порки, показательного наказания, вновь позволял меня в объятия загрести, вернее повиснуть на моей шее.
Бывало, как натренируемся вдоволь, завалится Славушка, руки раскинув над головой, уставится в небо, а я точно зачарованный слушаю счастливый грохот её сердца.
Вот тогда и на меня блажь находила. К ней ложился рядом, и чувствами её травился, покуда они меня не переполняли настолько, что срывался прочь – к своим, где спасение было…
А в лагере отцу Иррэ, Арому, свои наблюдения говорил по поводу самок человеческих и нашей крови. Он ведь знахарь, авось, что надумает и Альфе передаст.
Мы не особенно дружны с Аром, особливо, как я с его дочерью стал жить, но волколак мудрый, личное и дела стаи не смешивал. Пусть не благодарил в открытую, не допытывался, откуда мне то или иное известно, но с каждый моим изысканием, его интерес возрастал.
Пока в один прекрасный день на очередной гон он Альфу не уговорил дать зелья невестам. Дагр не рискнул всеми. Одной – самой крепкой и не третьей по роду. Ещё до начала…
Я сам не ведал о том, что за питье там было, но самка не загнулась в муках боли, не сдирала с себя шкуру, а на гоне была самой выносливой и быстрой. И даже первый натиск Зверя пережила…
Так что да, зелье пришлось по нраву Альфе.
Арон заслужил от него скупое «отлично». Я не желал перетягивать лавры и даже не ждал благодарности от отца Иррэ, но он обронил, торопясь мимо, когда Имар, ту самую девицу на руках в лагерь принёс, требуя помощи:
– Ты достойный сын отца.
На миг меня охватило чувство, что лучшей похвалы не существовало. Но усмирив сердца боя, опосля первых глупых эмоций, меня осенило, мне куда важнее знать, что у стаи появилась зацепка к выживанию!
Глава 9
Рагнар
Несколько лет спустя…
Годов тринадцать Славке грянуло, когда заметил, что девочка уже была не мелкой и трусливой. Молодая самка: крепкая, ловкая, задорная и даже дерзкая. До такой степени привыкла ко мне и моим клыкам, что уж не страшилась игр наших. Вызов бросала и бежала, подол задрав, да коленками голыми сверкая. А ещё смеялась… смеялась так заразительно, что глох я от этого, слеп от чистоты её…
Однажды притапливая за сорванцом-Славкой, забылся в пылу охоты. Нагнал жертву, да повалил её наземь… Кровушка в башке от долгого бега аж грохотала. Сердце как очумелое неслось, от дурмана сходя с ума и не в силах оторваться от запаха манящего. Жадно носом по ней вёл, от шеи… по груди заметно подросшей, и сейчас жадно вздымающейся: упругими бугорками тесня узкий верх рубахи под сарафаном. Скользил, обнюхивая, вниз, пока в развилку межу ног не упёрся – меня точно молнией прошибло первобытным голодом. Ослепило так…
Славушка
– Прочь пошла! – грозно рыкнул. Я обмерла, хотя и без того застыла на земле, пошевелиться страшась. Уже на раз отличала, когда он правда злился, когда наигранно звучал. И сейчас он был не в себе…
– И седмицу не приходи, – добавил, люто глазами сверкнув, – иначе задеру… – и мощным прыжком в кусты сиганул: протаранил ветки и был таков.
Я ещё несколько секунд лежала, боясь дышать, да в небо пасмурное глядела. Сердечко гулко-гулко стучалось, кровь горяча.
С землицы поднялась, воздуха хватанув полной грудью, да бегом до села бросилась, подол удерживая, чтобы не шибко кусты цеплять.
В животе странное чувство было: не то томило, не то тянуло… И уже который день меня не покидало.
Домой пробралась крадучись, покуда никто за мной не следил, хотя теперь приходилось удирать из села окольными путями. Иржич со своими друзьями караулил, и ежели б не быстрота бега – не видать бы мне тренировок с волколаком. А он единственный, кто меня не ненавидел, пусть и не любил шибко, но и не отказывал в помощи.
А вот Иржич, поганец, всё равно находил, как достать. Когда возвращалась из лесу, несколько раз залавливал у щели в частоколе, а пару – уже на подходе к хоромине в крыло невест.
Он сын смотрящего, потому вёл себя так, словно законы ему не писаны…
Вот и сейчас поджидал, но я осторожней была, чем раньше, потому только его завидела, тотчас обратно шмыгнула вдоль внутреннего забора, что хоромины невест от общих домов отделяли. А потом опасно через ограждение полезла близохонько крыла, где комнаты для сна были.
Юбкой зацепилась за пику забора, а, услыхав: «Славка, стой, разговор есть!» – голос Иржича, с испугу поспешила, да вниз полетела, с треском ткань порвав.
– Блин, – чертыхнулась в сердцах, уже приземлившись на стороне резервации невест. Вот теперь прилетит от бабы Ганны. Уж она серчала, когда кто-то из девчонок одёжу портил. Серчала так, что и руку поднять могла. А я у неё была на особом счету. То понимала, никто окромя меня в лес тайком не бегал: помимо основных занятий, ещё не занимался. И то, что заставлял делать волколак, было куда сложнее тех упражнений, что Вонич и Шпышко, наши наставники, обучающие выживанию, давали. Потому моя одёжа всегда выделялась и грязностью, и порванностью.
Ниток заштопать одёжу по-тихому и быстро не было, а тому я сама научилась, подглядывая за Ганной, когда она очередной мой наряд чинила, грозя, в следующий раз, коль я такая рукожопая, оставить в том, что есть.
И ежели иглу я у неё стащила, то нитки быстро заканчивались.
Покуда обдумывала, как теперь быть, схоронилась на сеновале. Живот сильнее прихватило. Страшно стало, куда податься – не ведала, ведь за столько лет попривыкла, что никого мои болячки и жалобы не волновали. Забилась вглубь и корчилась от боли, кусая губы… Долго мучилась, а потом забылась сном, и даже на ужин не пошла… Когда очнулась, к своему ужасу кровь увидала на сарафане, рубахе и исподнее.
– Убьёт! – поняла сразу и бросилась в комнату. И плевать, что девчонки увидят, всё равно. Мне бы быстро сменить вещи, а эти застирать. Да только не успела из комнатки выскочить с тряпьём.
– Кровить начала? – сухо кивнула присмотрищица, заловив подле двери, когда я уже за порогом одной ногой была. – Стало быть, скоро, – и без того морщинистое лицо скривила. – И хватит в лес бегать! Тепереча особливо, – глаза в глаза. Впервые дала понять, что в курсе, где бываю. – И себя угробишь, и нас под клык… Не красней, – опять поморщилась. – Пошли, покажу, что делать надобно, – смилостивилась. И покуда я с гурьбой девиц, кто сегодня стиркой занимался, свои одёжи полоскала, по другую сторону реки, глубоко из леса вой раздавался голодный, протяжный. Он душу студил и сердце.
– Поживей давай, – буркнула Ганна, метнув пугливый взгляд на другой берег, откуда вновь летел вой, и кивнула на дом: – Давай же, живей! – сама заторопилась укрыться за стенами резервации. Девки хоть и страшились воя волколака, но тряпки достирывали, полоскали, и между собой шуршали, нет-нет, да и смехом заходясь. Я чуть в сторонке смывала остатки грязи и крови с платья, когда за спиной голос Иржича раздался:
– Славк, а Славк, ты чё такая смурная стала? – его наглый тон, мне точно лезвием по горлу. Но пытаться удрать, будучи прижатой…
Рагнар учил – не можешь удрать – дерись! И плевать, ежели проиграешь, но сопротивляйся, покуда есть силы, правда толком не показывал, как это делать, уверяя, что меня пока могут спасти только быстрее ноги, а руки… в эти руки только с возрастом сила придёт, и тогда… когда-нибудь я дам отпор. Так и говаривал.
Спорить с ним было бессмысленно, да и лучше он ведал, что делать, потому его уроки не проходили даром. Быстроте и юркости научилась за это время. Чувствовала, что выносливей других невест, видала на тренировках, но по наставлению Рагнара не выказывала своих способностей. Чтобы вопросов лишних не было, и раньше срока на загон не поставили.
С деланным спокойствием отжала рубаху, повернулась к парню. Даже подивилась – странно, он был один, а обычно со своей сворой подхалимов хаживал. Видать Ганна прислала вместо себя за нами следить.
– Это, как его, – замялся Иржич, чем и меня смутил, – разговор у меня к тебе.
– Я сейчас не могу, – в груди смятение. Я метнула затравленный взгляд на девчонок, уже собирающихся домой. На нас косились, шушукались пуще. Илада, самая красивая из невест, на Иржича с недоумением посмотрела, а потом меня таким лютым презрением окатила, льдом голубых глаз ошпарила, что сердце едва не застудила.
– Мне домой надобно ворочаться, – попыталась мимо вильнуть, да парень вновь дорогу собой преградил.
– Я не шучу, Слав, – и лицом был серьёзен. Глаза как-то непривычно отводил. Это ещё шибче пугало.
– Так и я вроде не улыбаюсь, – пробурчала, сделав очередную попытку избежать разговора и такой близости. Ступила в другую сторону, но Иржич вновь качнулся, перекрывая ход:
– Люба ты мне! – бабахнул оглушающей новостью. – Сам не свой уже который месяц. А ты… – тяжко выдохнул, точно от переизбытка чувств задыхался. – Выйди вечером, погорим наедине.
– Ну уж нет, – рьяно мотнула головой. Едва не упала, как меня шарахнуло назад, а там берег скользкий. Да парень не дал упасть – ловко за плечи поймал, глазами светлыми молил не отталкивать, и моё сердечко растревоженное о том же просило.
– Обещаю не приставать, только поговорить, – очень тихо твердил парень.
Я рот было открыла, да вой жуткий так близко прозвучал, что теперь отпрянула от воды, да впечаталась в Иржича. Девки с визгами бросились к селению, а я подняла глаза на Иржича, он тотчас меня приобнял, с надеждой улыбнувшись.
– Не боись, я тебя е дам в обиду.
– А я не волколака боюсь, – чуть лукавила.
– Мне? – нахмурился Иржич. – Не надо. Не вру я…
– Пусти! – торопливо высвободилась их плена его рук, обогнула резво и бросилась прочь.
В комнатке, где нас четверо жило, ровно по скамьям вдоль стен, на своё место села.
Так и не выходила больше, покуда не приспичило. И то, вдоль стеночки, в темени хоромин скрываясь – туда-обратно. И спать легла. А ночью вой Зверя, пронизывал до кишок и кровь холодил. От страха первобытного и томления вроде забывала дышать от ужаса, и в то же время тело рвалось на глас оборотня. А то, что волколак то был, нутром чуяла. Как себя его чуяла. Рагнар! И тосковал он жутко. Жажда его раздирала небывалая.
Соседки пищали от страха:
– С чего бы он тут ошивался?
– Видать одичалый бродит! – шушукались в темноте.
– Пусть наши его прогонят!..
– А то попадётся ему кто под клык, считай смерть…
* * *
Так несколько дней и хоронилась ото всех, хотя надзиратели не шибко моими проблемами озадачивались.
Встала и пошла!!!
Я и шла, а потом к себе в комнатку бежала и в угол забивалась.
На четвёртый – чистой проснулась, но в лес не торопилась – велел волколак седмицу отсиживаться, то и выполнила. А только утро восьмого дня настало, выдохнула свободно – уж не могла я без Рагнара. Тягостно и муторно было. И слушать вой его тоже – душу он мне на куски раздирал, сердце заставлял кровью обливаться.
Прибежала я на полянку, только освободилась от занятий Вонича, да чуть не обмерла, молодого мужчину увидав. Он на камне сидел, где обычно я ждала Рагнара. Травинку жевал, и только встретились мы взглядами, на ноги вскочил.
Ахнула испугано, было прочь шарахнулась, как голос знакомый только уж не в голове, а на яви молвил:
– Неужто так страшен, что решила сбежать?
Застыла, не веря ушам. Сердечко быстро-быстро неслось. Ещё не решалась обернуться, но уже не в силах была уйти. Бросила взгляд через плечо, на хлопца широкоплечего и крепкого. Высокий, темноволосый и глаза… удивительно тёмные, как землица сырая, только у одного существа такие видала – Рагнара. Лишь он один на моей памяти, у кого были очи, словно сама ночь…
– Рагнар? – сморгнула неверующе.
Уголок его рта вверх пополз, прищур насмешливый по мне скользнул… И до того маетно стало, волнительно, что прочь бросилась. Не от страха, а от смущения и чувств непонятных, что душу растревожили.
– И куда это ты? – крикнул в спину мужчина, а я бежала, сломя голову.
От него! От себя… От буйства сердечного.
Ворвалась на ристалище, где парни учились мечами и топорами управляться, да чуть на Иржича не налетела. За косу меня поймал, по обычаю не думая, как боль мне. Дёрнул к себе, покуда воевода другими дружинными занят был, к себе спиной меня припечатал, перехватил рукой за горло, а другой меч деревянный поперёк живота приложил:
– Откуда бежишь? – шикнул насмешливо, жадно дыша.
– Пусти! – взбрыкнула я, но парень силён был, и чем старше становился, тем больше на меня её и обрушивал. Руку ещё не подымал, но щипнуть, дёрнуть, встряхнуть, толкнуть, за косы потаскать…
И всё ему с рук сходило. Но теперь страшило больше не то, что он мог мне больно сделать, а то, что в чувствах признался. С того дня на речке, ещё пару раз меня зажимал, шептал о любви и даже пригрозил, что выкрадет, увезёт прочь с этих земель. Найдёт уголок, где нас никто не достанет, тогда и любовь и семья у нас будут полные.
Дура аль нет, а сердце иной раз заходилось от счастья, что кто-то желал мне другой участи, нежели смерти под Зверем.
Да, этот кто-то – Иржич!
Да, веры ему нет, но ведь сердце ж оно… само по себе. Да и то, как обнимал, дышал, как шептал… Мои стены отчуждения потихоньку трещали и скрипели. Раньше он худше себя вёл, а с недавних пор, изменился шибко. И даже своих прихвостней стал одёргивать и шпынять, ежели на меня кто слово плохое говорил, аль взор не тот кидал.
Но я себя стопорила: у него таких, как я, с десяток в любом ближайшем селе. О том мужики давно шутковали, и каждый раз опосля объезда территорий, куда с ними часто Иржич отправлялся, новые байки о похождениях его по селу пускали.
Так оно было аль нет, но обижать меня, как раньше перестал, сейчас ежели и делал больно, то от того, как меня заловить и остановить хотел. Поговорить, я то ведь в руки не давалась и бегала быстро.
– Пусти! – локтем врезала по крепкому стану. Парень шумно выдохнул, но хват ослабил. Извернулась, да зубы ему в руку вонзила. И пока матерился на все лады, коленкой ему про меж ног врезала.
Вот теперь он завыл. И меч выронил и меня выпустил.
Бросилась в дом, схоронилась в тёмном углу, как забитый зверёк, и до самого вечера мысли не могла в порядок привести. Они метались от мужчины черноглазого, такого незнакомого, да Иржича злющего. А то, что свояк не простит за то, что при всех его опозорила, понимала. Тепереча особливо быть осторожно надобно.
А что ж теперь с Рагнаром делать?
Волколак-Зверь – одно, а при хлопце могучем да красивом бегать и ногами сверкать – другое… И не пообниматься уже с ним, в нос не чмокнуть, шкуру ему не потрепать. Больше не смогу…
Глава 10
Славушка
Следующий день маялась, места себе не находила. На тренировке не раз получала нагоняй от Вонича за то, что его не слышала, а потом ещё сильнее погрузилась в пучину неутешительных мыслей, что очнулась, только когда боль меня ослепила. Меня аж вырвало из задумчивости, утянув в темноту. Мир пошатнулся, я ухнула затылком и спиной наземь.
Несколько секунд приходила в себя, слёзы смаргивала и нос руками зажимала. Рот сладостью наполнился, дышать совсем не чем было, и я сплюнула багровую жижу за землицу.
Кровь!
Глаз один заплывал, ещё пуще слезился зрачок, нарезанный ресницами, застилая влагой обзор. Но Иладу я бы и слепой по голосу ядовитому различила:
– Тварь белобрысая, я тебе… – шипение перекричал другой голос, Вонича:
– А ну разошлись! – напряжение вокруг спало, и воздуха стало больше. Девки тотчас расступились в стороны, хотя до сего нас кольцом обступив, шептались, хихикали, надо мной потешаясь.
– Что за балаган? – рявкнул Вонич. – Это ты её? – секундой погодя, без упрёка, просто уточняя и явно вопрос был брошен Иладе.
– Идиотка ежели, я тут причём? – буркнула со смешком девушка.
– Эх, – наставник ко мне сильнее склонился. Рывком за лямки сарафана на ноги поставил и едва не пинком с ристалища отправил:
– Дарюшка, сопроводи её, – отдал указание.
– Как вышло? – требовательно прозвучало за спиной, я чуть ли не наугад шла, пока меня Дарюшка под руку не поймала.
– Как, как? – позади возмущалась Илада. – Вы задание дали, эта дура мне в пару досталась. Я ей говорила, ставь блок, как вы сегодня учили, но она, калеченная, меня будто не слышала. Я всегда знала, что она не от мира сего! – голос злыдни становился всё тише, Дарюшка меня утягивала прочь с площадки. – Вот она и пропустила первый же удар…
Да, обидно стало, но как бы не было тошно, а виновата я сама. Права Илада. Ежели б была умом на ристалище, а не тонула в болоте мыслей, так глупо не получила.
А стало быть сама виновата!
Пропустила занятие важное, а нас, наконец, стали рукопашному обучать. Вернее Вонич смилостивился и решил показать несколько приёмов, о которых я так упорно молила. Молила, вымолила, да сама же показала, как несерьёзна…
Дарюшка меня сопроводила до лекарки, а бабка Радима жила на краю селения в крепком домике. Лекарка даже не спросила, что случилось. Девку прочь, а мне кивнула на скамью подле столика, заваленного пучками трав. Видать разбирала, да мы помешали.
– Сядь!
Я послушно выполнила наказ.
Радима студёной водой мне лицо ошпарила, кровь тряпицей утерла. И пока я жилище её взглядом обшаривала, а была тут за всё время лишь раз, когда лодыжку подвернула, и она мне капустный лист повязала, лекарка луковицу с вязанки на окне сняла. От шелухи избавила. Отрезала четвертинку. Поворчала, что уж не так свеж овощ, но упорно в толкучке давила. Опосля соли добавила и получившуюся кашицу в тонкую ткань увернула. Мне протянула:
– Приложи на ушиб… – Велела день-два пока отёк не сойдёт на занятия не ходить. Я тяжко выдохнула и домой поплелась. По дороге опять так погрузилась в мысли, кляня себя за несобранность, что теперь Иржича пропустила. И глазом не успела моргнуть, а уже к стенке бревенчатой оказалась прижатой.
– Это кто тебя так? – прищурился грозно, по лицу моему взглядом гуляя.
– Так поди тебе виднее! Сам велел! – огрызнулась недовольно, плечами передёрнув – пытаясь хват парня сбросить.
– Ты почто такое говоришь? – праведно вознегодовал Иржич.
Судя по тому, как возмутился, он и впрямь не был причастен к случившемуся.
Пристыдил.
Выходило, обвинила его, хотя не было доказательств окромя, мыслей, что Илада в парня влюблена, а тут я на горизонте появилась и якобы между ними вклинилась.
– Иладка? – допытывался Иржич, чуть встряхнув.
– Сама виновата, – не кривила душой. – Она всего лишь воспользовалась моментом.
– Ух, стервь, – зло процедил Иржич, кулаком в стенку ударив. – Проучу!
Я со страху зажмурилась, но только хват ослаб, метнулась следом за парнем:
– Стой, – поймала за руку, когда Иржич уже одной ногой за торец дома ступил, куда меня с дорожки утащил. – Не смей, прошу, – не думала, что до такого опущусь, но просила. – Говорю же, я сама рот раззявила. Задумалась…
– Обо мне хоть думала? – через плечо оглянулся парень.
– Вот ещё, – фыркнула я, торопливо пальцы разжав. – И без тебя есть о ком думать!
– Ты это из головы выбрось, – пригрозил тихо Иржич, холодом глаз опалив. – Я за тебя любого голыми руками порву.
– Что, и волколака? – ляпнула, тотчас поняв, что маху дала.
Иржич всего миг думал и то, больше на меня с интересом задумчивым глядел:
– Будет нужно, и волколаку, – кивнул значимо.
– А пуп не надорвётся? – хмыкнула я.
– Не надорвётся, – самоуверенно заявил. – Ты только скажи, люб я тебе аль нет…
– Нет, – мотнула головой, – с чего вдруг? – поморщилась, когда лицо вновь гореть начало. Да и голова жутко разболелась.
– Не шути, – буркнул парень, словно и мысли не допускал, что мне другой мог нравиться.
– А я не шучу, – в тон буркнула и совсем смутилась, представив, как сейчас выглядела: – Ой, всё, – поспешила прочь, обогнув Иржича, да на дорожку выходя.
– Давай провожу, – увязался за мной.
– Нет, тут ходу пару хоромин, сама…
– Может нужно чего? – всё равно следом шагал. – Ты говори, не стесняйся, – плечом к плечу.
– Ничего, – теряла терпение, будто чуяла неладное. И, как назло, голоса девичьи громыхнули смехом, только свернула за нужную хоромину. С шага сбилась, но от судьбы не убежишь, поэтому прямохонько, через двор с невестами, уже закончившими тренировку, двинулась. Гордо, спину выпрямив и не глядя ни на кого. Но Иладку было сложно не замечать. Она недалече стояла, и конечно нас с Иржичем заприметила. У меня хоть и был один глаз всего зрячим, но лютую ненависть на лице девушки прочитала.
* * *
С подбитым глазом и опухшим носом естественно не выходила лишний раз из дому. Мне то и в тягость было, и в радость – оправдание веское, для других и себя. Потому и в лес не бежала – мне для начала синяк надобно свести. Так себя и успокаивала, но вот чего не ожидала, так внезапного приезда волколаков.
Уже на третий день – мне лучше становилось, фингал зелёно-жёлтый был, нос не кровил, глаз нормально видел, а вот аппетит так и не появился. Сама чувствовала, что исхудала, да силы растеряла, но кусок в горло не лез. Так бы и лежала на скамье, в тоске и раздумьях, ежели бы меня надсмотрищица за шкварник не выдернула, за порог не толкнула.
– Живо!!! – я едва не упала, в ногах запутавшись. – Бегом! – рявкнула за спиной баба Ганна. – Уже собрались все.
Пока я бежала, жадно выискивала, что за сбор и раздумывала, что будет, оказалась на площади. Тогда и оробела на миг.
ВОЛКОЛАКИ!!!
Как так? Раньше времени? Неужто на загон и меня заберут?
А потом на Рагнара глазами наткнулась. Он окатил меня холодом, и я быстро голову склонила, да в строй встала.
Стояла, чуть дыша, и не от вида гостей важных, не от стыда за своей глаз подбитый, а от того, что на мне взгляд мой лесной друг удерживал. И ежели б в облике Зверя – всё было бы ничего, а он… мужчиной необычайной красоты на меня смотрел.
Раньше бы я топила глаза в земле, но теперь нет-нет, да и вскидывала их, убедиться, верны ли ощущения. И каждый раз натыкалась на его обжигающее равнодушие. И от того аль под землю провалиться хотелось, аль шкуру с себя содрать.
Так и стояла как на иголках, дышала урывками.
А Альфа по площади прохаживался, рядом Зварич семенил, что-то ему бубнил, руками махал рьяно и богато, кивал часто.
Главный волколак, будто его не слушал, в своих мыслях был. Он всех бегло изучал, и казалось, от его глаз не ускользнула: ни челядь, ни местные, ни невесты, кто тиши воды, ниже травы были. Ни на ком не заострив внимания, ни на чём не остановил взгляда, но знала наверняка – все видел, и даже слышал, ежели кто смел шушукаться вдали.
И это до мурашек настораживало. Дагр спокойствием пугал. Матерый, опасный, очень мрачный. От него так и веяло властью и силой. Он подавлял: огромный, молчаливый, грозный.
И тут душу затопило странное чувство. Слово просветление.
Я опять метнула взгляд на Рагнара, да так и застыла – вот кого мне напомнил Альфа. Рагнар не был настолько массивен, но был крупней многих из стаи сопровождения Дагра. И ежели бы не глаза чёрные, волосы тёмные, я бы решила, что они родственники.
Это с толку и сбивало.
Мысли испарились, когда я оказалась лицом к лицу с Альфой. Вернее его грозная масса надо мной высилась, а я от ужаса, глазищи сильно распахнула, осознав, как слажала. Запоздало сморгнула, глаза вниз… Но уже оплошала. Дагр рывком за подбородок голову мою поднял, заставлял на него глянуть.
Ничего не сказал, не спросил, только чётко его недовольство прочитала в безмолвии. Грубовато отпустил, и я тотчас виновато голову склонила. Больше не поднимала, только раз моё сердечко с ритма сбилось, когда мимо Рагнар прошёл. Хоть и видала его в этом облик второй раз, а уж сразу отличила от всех. Поступью чёткой, крепостью ног и жаром, что меня тотчас окутывал.
– Значит так, – Зварич недовольно обвёл взглядом всех невест, только гости уехали, а нас вновь согнали на площади, – Альфа велел вас учить лучше. – На этих словах меня на прицел глаз поймал.
Божечки! Неужто я выделилась?! Ежели так, стало быть, от всех ждать «любви». Никогда невесты выделяться не должны, а я разукрашена.
– Так что, с завтрашнего дня будут у вас занятия усиленные по бою кулачному.
– А с оружием? – подала я робко голос, ведь о том давно просила.
Как спросила – так умолкла. Зварич в несколько шагом ко мне подступил. Грозно голубыми глазами сверкнул:
– А тебе, – отчеканил вкрадчиво, чтобы теперь знали все, кто виновен в нововведении, – мы все благодарны! С этого дня в резервацию будет приставлен волколак. Он будет следить за ходом обучения.
Ропот по площади полетел, негодование, испуг. И все меня возненавидели сильней.
– Ежели дашь ещё раз маху с мордой разукрашенной, нас ничто не спасёт! – шикнул на ухо Зварич так многообещающе, что по мне волна страха прокатилась. До сего на меня мало обращали внимания такие значимые люди резервации, поэтому и разволновалась сейчас, тряслась сильно. А ведь умение хладнокровно с другими говорить, страху не выказывать – было главным наставлением Рагнара.
А я все его уроки прахом пустила, только столкнулась с первыми трудностями. Вот же дура!
Тяжко выдохнула, больше не приставая с вопросами и ожидая окончания сборища. Теперь и говорить не надобно, я стала изгоем совсем.
А ночью мне девки тёмную устроили. Попинали изрядно. Так, что я поутру едва ли встала. Кое-как до лекарки дохромать. И пока шла, меня слёзы беззвучные душили, обида давила. За что? Я ведь не жаловалась? Почто все такие злые и глупые?
Село наше близ границы с Северными волколаками стоит! Стало быть, на пограничье находимся. Народу с виду полно, да было бы больше, ежели б не частые войны: встречи кровавые с соседями – Северными волколаками, кому вздумывалось по нашим землям прохаживаться, невест воровать; аль из ничейных территорий одичалые Звери являлись – те вообще никого и ничего не жалели.
И? Кому защиту держать? Мужикам… и нам! Покуда волколаки Дагра не подоспеют…
И ведь не всегда ко сроку поспевали. А потом крови много бывало, вот народ и серчал – бежал южнее, дабы под защитой плотнее жить.
Потому и думала об умении защищаться и атаковать. Разве худо кому будет, ежели невесты отпор научатся давать? Нет! Не только мужикам нас охранять ценой своей жизни. Мы и сами можем! Какая разница от когтя и клыка чужого погибнуть, аль от натиска жениха?
