Текст книги "Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ)"

Автор книги: Александра Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Мать не хотела о том говорить, но в редкие минут общения, резко обрывала мои мечты о их воссоединении. О семье…

– Я его ненавижу! Нет такого волколака, которого бы я хотела убить больше и которого не хотела бы видеть меньше!

В глубине души сомнение бултыхалось, но она его умело своей нелюдимостью и грубостью усмиряла. Мать была очень сильной самкой. Воительницей и потому не могла простите отцу надругательства даже через столько лет.

Сурова, несгибаема и упряма.

И как мне казалось, больше ей ранило то, что отец ей… нравился. То, что взял по праву сильнейшего – всего лишь уязвило. Не спросил, не предлагал – взял!

А потом держал у себя наложницей, пока я не родился…

Потому ко мне нет любви – я напоминал о её слабости.

Я бы и рад к ней не приходить, да кровь к ней тянула. И волновался я за неё… всё же места тут дикие, никем не охраняемые.

– Нам бы переночевать, и дальше побежим…

– Не смеши, – грубо отмахнулась мать, словно я посмел обманывать, а она умысел злой разглядела.

– Она не оклемается до утра, а к следующему… – пожевала слова, – тут уже соберутся все твои и мои! Луше подумай, ты к этому готов?

– Да, – ни секунды не мешкал.

– Умереть готов из-за человечишки? – удивилась мать.

– За неё, – поправил я ровно.

На миг показалось во взгляде тепло и гордость материнская мелькнули, но ежели оно и было – им на смену пришло колючее пренебрежение:

– Тащи в логово свою дичь!

Глава 32

Рагнар

Я отнёс Славку в небольшую пещеру, где мама давно облюбовала себе жилище. Уложил на мягкие шкуры, коими у Герты все залы забиты. Не красоты ради или удовольствия – с людьми торговлю вела, для себя ценный товар выменивая.

Её логово ещё отроком сыскал, когда метался на распутье – не зная, где моё место. Понимал что не такой, как другие. И дело не только в моей смешанной крови. Я другой помыслами: видел по-другому, слышал и чувствовал острее и ярче, и что такое боль прекрасно знал. Мной управляла не голая злоба, не обнажённая жажда власти, не животная похоть… Я другой потому, что думал о ДРУГИХ!

А волколаки в первую очередь думают о себе: свой хвост, желудок, плоть… Почему ими и управляет Альфа. Ежели б не он, не крепкий кулак и умение подчинять своей воле, волколаки бы разбродом скиталась и вечно дрались за право считаться сильнейшим не в масштабах территорий и стай, а даже просто столкнувшись на лесной тропе.

Вот почему мне было сложно уживаться с ними. Вот почему я был чужой среди своих… Потому и уходил – на поиски себя… И будучи молодым щенком прошёл земли Бурых, Серых волколаков и забрёл в ничейные…

Может и смерть искал, того уже не помню, а в итоге сыскал мать! И сразу признал… Она тоже… Мне показалось, я наконец обрёл важную часть себя, но нет… Не было у неё ко мне ничего тёплого. Холодная неприязнь. С тех пор мало что изменилось, разве что… я смирился.

– Надень, – швырнула мне холщовые штаны, только вернулся в главную залу пещеры, где Герта трапезничала, шкуры обсушивала. – Нечего тут хозяйством трясти, – пробурчала недовольно.

Я даже не удивился. Мать хоть и не радовалась моему приходу, но у неё всегда было для меня, что надеть.

– И почему она до сих пор не твоя? – упрекнула мать, когда неспешно облачился и присел возле костра.

– Потому что хочу ей дать свободы… – в замкнутом пространстве фраза прозвучала до невозможности глупо.

– Чушь какая, – скривилась мать, поправив верёвку на талии, коей жилет меховой под рубаху длинную подпоясала. – Ты её убьёшь и только. И сам подохнешь, – рассуждала с привычной для неё холодностью. – Брат в отличие от тебя землю перевернёт, но её заполучит, а ежели он её возьмёт… сделает это как Зверь… Сам знаешь, что этого она не переживёт!

– Знаю, потому и бежал… Потому и не вернул в лагерь. Отец заставит по всем правилам обряд завершить. Вагр бросит вызов, и кто бы из нас не победил, стая потребует полного ритуала. Я не могу…

Мать смотрела на меня неверующе. Молчала красноречиво, а потом выдала:

– Правда собрался отпустить?

Кивнул.

– Ты в своём уме? – рыкнула изумлённо. – Вагр ослеплён жаждой мести, он уйдёт из стаи, чтобы завершить дело. Ты его унизил! – взяла нож и села возле костра.

– Знаю, потому и надеялся, Славушку отвести в дальние страны, заморские края, а потом с братом встретиться и…

– А ежели не убьёшь? – вскинула брови мать, со скрежетом по лезвию камнем проведя и искру высекая. – Он пойдёт дальше. И сыщет её. Как думаешь, его остановит, что нет у него власти на других землях? Думаешь, он смирится и отступит?

Я озадачился. Не хотел даже предполагать такой расклад, но Герта права. Я продумал план побега до момента своей битвы с Вагром, на свободных землях, чтобы отцу не пришлось этого видеть. Но вопрос с победой/проигрышем уже не рассматривал…

– Тогда буду жить рядом. Охранять. Так, чтобы она…

– Очередная чушь! – отмахнулась мама. – Это не остановит Вагра, а она тебя возненавидит!

– За что?

– За то, что ты допустил всё это! И не взял… – натачивая нож, кивала убеждённо Герта.

– Не убил, хочешь сказать?

– Убийство – не цель обряда! – напомнила холодно мать, вскинув на меня взгляд чёрных глаз. – Ритуал – связка. И ежели ты его не совершишь, ты громогласно отказываешься от неё! А, стало быть, любой имеет на неё право!

И о таком не думал. Видимо женское мышление отличалось от мужского, ибо я видел ситуацию в иных красках и с иным подтекстом. Но что Герта, что Славка упорно твердят, что я «отказываюсь от неё»!

– Я боюсь причинить ей боль. И ежели она выживет, возненавидит меня, как ты отца…

– Я его возненавидела за то, что он меня не дожал! Альфа утратил власть, столкнувшись с самкой, не менее сильной, вот и решил пойти на поводу глупых чувств и желания сделать меня счастливой, даже ежели без него. Но это, – взгляд матери ещё больше посуровел, – ТУПИК! Меня нет без него, а он… не он без меня, – чеканила ровно. – И раз он так решил, буду жить без НАС. Я слишком гордая, чтобы ползти и молить меня вернуть!

Я опешил. Столько лет я себя уверял – любимых нужно освобождать от Зверя, что сейчас, заявление матери выбило почву из-под ног.

– Ты её должен взять! – вновь принялась натачивать нож.

– Нет…

– Сделай её своей! – будто не слышала меня.

– Ни за что! – я даже отступил, будто страшился, что мать схватит за шкварник и как нерадивого щенка мордой ткнёт в мою ошибку. – Она не ты! Она человек…

– Уверен? – вскинула брови Герта.

– Что ты хочешь сказать?

– Что она сильный человек, но слабый Зверь… – размазала мысль мать.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что я сейчас больше думаю о поголовье волколаков, а ты всё переживаешь за одну ничтожную человечишку!

– Она не ничтожна…

– В сравнении с вымиранием всего рода волколаков? – осуждающе уточнила Герта, намекая, что я готов стать отступником.

– Для меня она важна… – признался тихо. – Знаешь как важна? Так что стая стала не нужна, и её будущее меня более не волнует. А вот Славка. Именно такие как она должны жить! Хочу, чтобы дышала. Чтобы сердце её билось. И улыбку хочу видеть.

– Тогда, – мать не рычала, не негодовала, словно только этого и ждала, – сделай её своей!

– Тебе за радость это повторять?..

– Твоя человечка та самая, дурень! – нетерпеливо оборвала меня Герта. Без злобы, скорее пытаясь достучаться до неразумного меня. – В ней дух сильного существа. В ней дух чисторождённого, но заплутавшего между мирами существа! – вторила убеждённо. – Дух истинного волколака, заточённого в хрупкое тело человека!

Давненько моё сердце не замедляло хода. Даже дышать стало трудно.

– Как думаешь, почему Ясновидца Проклятых долгие месяцы выдерживала натиск двух сыновей Родена? – Я сопел угрю и ждал продолжение мысли. – Кровь, – обронила мать.

– О том всяк ведает, – досадливо подтвердил, что об этом знал.

– Я советовала тебе её поить своей кровью, ты ведь это делал?

Я задумчиво кивнул.

– Разве твоя человечишка мертва? – ткнула в очевидность мать.

Я опять качнул головой.

– Она пережила потому, что ты её приучал к своей крови, а, стало быть, она уже не человек.

– Человек, – рыкнул я, переча утверждению матери.

– Не совсем, – упиралась Герта. – Разве её кровь такая же, как раньше? Вкус не поменялся? Не стала ли девчонка сильнее за это время? Выносливей? Характерней?

Я задумался – всё это заметил, но отнёс к взрослению мелкой.

Что ж получается, она менялась из-за крови?

– Ежели до сих пор не умерла, в здравии… страшиться за брачный обряд поздно, – рассудила как всегда просто Герта. – Пора делать последний шаг!

Но я не мог. Это было слишком сладко, чтобы быть правдой.

Мать специально меня толкала на войну.

Знала, ежели Славка подо мной умрёт, это меня обозлит… Я озверею! Я брошу вызов Вагру, отцу. Порву их всех, ибо мне уже нечего будет терять, а Зверь, коему нечего терять – самый страшный на свете!

И тогда я потеряю себя, как Рагнар… Стану Альфой с обычными желаниями: расширить территории, подмять соседей, найти ту самую…

А мать давно твердила, что пора эту семейку ставить на место!

– Сделай это, – голос Славки вклинился в рассуждение, мы с Гертой так заспорились, что упустили её приближение.

– Умолкни, мелкая, – по обычаю рыкнул на девчонку.

– Но ежели это единственный для нас шанс…

– Смотри-ка, она у тебя ушастая, да с мозгами, – колюче поддакнула Герта.

– Насчёт всего сомневаюсь, – буркнул я, – иначе бы меня слушала! – припечатал Славку грозным взглядом.

– Это способ защиты у тебя такой, – кивнула мелкая, выходя из тени. – Рычать на меня! Шпынять, ломать… Но мне давно не страшно. И ты сам о том ведаешь.

– Вот видишь, и как с ней вообще разговаривать?! – в сердцах вознегодовал я, но от матери поддержки не получил. Она хмыкнула, дав понять, что в этом вопросе на стороне человечишки, даже ежели она была не права. Тут скорее женское…

В пещере повисло молчание. Щекотливое и тягучее.

Его первым нарушил я:

– Славк, – запоздало вспомнил, что мать и мелкую даже не представил друг другу. И ежели Герта была в курсе, кого приютила, то девчонка оставалась в неведение, несмотря на подслушанное. – Познакомься, это Герта, – кивнул на волколачку, усердно натачивающую нож. Славушка с некоторым недоумением и почтением перевела взгляд на воительницу. – Моя мать! – добавил спокойно, и теперь глаза девчонки округлились.

– Но, – запнулась удивлённо, – она… – мямлила, явно не находя слов. – Очень приятно, – кивнула растерянно. – И спасибо, – ещё кивок, – что дали кров… и спасли…

Затравленный взгляд на меня, в поиске поддержки, ведь Герта на неё даже не посмотрела ни разу. Как занималась ножом, так и продолжала по его лезвию камнем водить, наполняя пещеру скрежетом, и высекая искры.

– Герта знает, кто ты, – обронил мрачно. – И, да, она вот такая… общительная и гостеприимная, – разжевал, чтобы Славушка не сильно переживала, и на свой счёт не принимала.

– А чем тебе не нравится моё гостеприимство? – тотчас взрыкнула мать. – Ежели, чего не нравится, вон там выход, – ножом махнула в сторону проёма.

Я лишь мотнул головой. С Гертой бесполезно спорить, ругаться и пытаться отыскать ключ к её сердцу.

– Ты не говорил, что она жива, – подойдя ближе, напомнила мне с упрёком Славушка.

– Я не говорил, что мертва, – парировал ровно, в костер сучьев подбросив.

– Но история твоего отца и брачного загона кровью закончилась, – напомнила тихо мелкая.

– И что с того? – недопонял я. – Не убивать же её… Как себя чувствуешь? – решил уйти от темы Герты и Дагра.

– И тебя это правда волнует? – тощая, бледная, полуголая. Сжимала кулачки и смотрела на меня с немым укором. Моя душа этого не могла выдержать, потому я упорно делал вид, что не особо дёргался по этому поводу.

– Не понимаю, чего ты от меня ждёшь, – проворчал упрямо, глядя куда угодно, лишь бы не на мелкую.

Опять молчание настало. Моё сердце так яростно билось, что я проклинал всё на свете за то, что Славка им так лихо управляла.

Даже мать перестала нож точить – безмолвно ушла в темноту другой пещеры, оставив нас с мелкой наедине. И только потрескивание костра немного нарушало повисшую тишину.

– Я устала, Рагнар, – прошелестел голос Славушки, пропитанный бессилием. – Можешь ругать меня, плеваться, но я устала, – тихо, с горечью и сожалением, без желания бросить вызов или оскорбить. – Так что лучше мне сдохнуть под твоим братом, или от когтей одичалых, тогда хоть смерть будет быстрой, потому что жить с тобой вот таким, нелюдимым и отрицающим всё, не смогу, а жить без тебя – самое страшное, что могу представить.

Мне словно в сердце нож воткнули и с каждым словом мелкой, проворачивали.

– Жаль, что ты так и не понял, что стал для меня всем. Хотел ты того аль нет, но ты приручил меня…

– Славк…

Меня вновь заткнула мелкая:

– Я дышу тобой с самого рождения, – голос силу набирал и решительности. – Я думаю тобой! И даже во сне ты со мной. Нет меня без тебя. Ты – часть меня, и упорно предлагаешь её вырвать!!! Это безжалостней быстрой смерти под Зверем… Я не смогу всю жизнь нести эту боль. Так что, ежели не нужна я тебе, я выбираю смерть!

Меня оглушали её слова, они эхом отдавались во всех закоулках сознания, души, сердца. Оно яростно колотилось в груди… как молот по наковальни. Я хотел оставаться, как и прежде, невозмутимым, но не мог. Зверь заунывно выл, бросался на стены, возведённые в мозгу человеком, и с каждым броском они трещали по швам, и вот-вот могли обрушиться.

– Ты, глупая человечка, – мой голос дрогнул.

– Прости, – фыркнула возмущённо мелкая. – Прости, что собой, такой глупой и убогой, обременила. Прости, что тебе пришлось оставить семью и со мной бежать! Прости, что влюбилась! – выпалила зло, будто презирала это слово и себя.

– Славк, – предостерегающе рычал. Славка всё же сделала это – сломала укрепления в моём сознании, и теперь я задыхался…

– И я не вижу спасения, о котором ты говорил. Мы лишь загоняем себя в большую безысходность. Зачем эти мучения? – всплеснула руками. – Зачем ссоры с семьёй? – пристально уставилась на меня Славушка. – Да лучше смерть!

Чего-то ждала?

Что сдамся и умолять брошусь не сдаваться?

– Никто не держит, – рявкнул, на выход махнув. – Места дикие, но не пустынные. Одичалые часто встречаются…

Меня тоже злость разрывала. На неё! На себя! За то, что права! За безысходность, которую отрицал. И Славка с очередным гневным фырком, прошлёпала на выход:

– Спасибо, что приютили! – громко бросила на всю пещеру. – Но ваш сын – Тварь от и до! Он несносный, бесчувственный чурбан, – выпалила с таким пылом, что у меня сердце забилось от счастья. И сладкая истома душу затопила. Больно было. И страшно. А я Зверь! Мне не может быть страшно! Больно, сладко, томно, но не страшно!!! Это чувство не для меня. Не для таких, как я!

Ведь так?..

Провожал пышущую гневом мелкую, остро понимая, что я её верну. Либо убью! И второе скорее…

Она ушла!

Я не остановил.

Зверь чуял, что вкруг никого, и Славку чуял… права мать – она не такая как раньше… Изменилась, но недавно. После метки моей?

– Меня напоминает, – не то посочувствовала мать, не то восхитилась, бесшумно войдя в пещеру.

– Да, потому у меня, как и у отца, рука не подымается убить, – признался, закрыв глаза. Давно я так не уставал. Шрамы тело покрывали, в мышцах тяжесть неимоверная. Но это не так страшно, как шрамы в душе.

– Ежели она, как я – не отпускай, – огорошила мягкостью Герта.

– Почему? – это был крик души. Мне жизненно необходимо было услышать что-то… что станет последней каплей в моих сомнениях.

– За таких сражаться надобно со всеми и даже против мира! Таких завоевывать надобно и держать рядом! Ты свою завоевал давно, – впервые слышал в голосе матери какие-то добрые нотки. – Теперь держи. Ежели отпустишь – уйдет, и будете умирать в гордом одиночестве. Как я… и как твой отец.

– Ты его любишь! – осенило меня: выдел прежде, чем обдумал.

– Возьми её, но сделай, как скажу…

Глава 33

Славушка

Вышла из пещеры и остановилась… в бессилии глядя на дикий лес, утопающий в темноте ночи. И сегодня как никогда остро ощущала приближение чего-то волнительного и важного. И Луна сегодня светила особенно ярко. Так, что впервые за всё время своим волшебным свечением завладела моим вниманием. Оно чаровало, манило…

Конечно психовать было неправильно, но слова Рагнара меня обидели до глубины души. Он рассуждал так жестоко и нечеловечно, что не выдержала.

Он даже не представлял, какого любить такое Чудовище, как Он!

И какого ему в этом признаваться – тем более!

И уж тем паче, самой делать шаг навстречу, понимая, что опять наткнёшься на отчуждение!

Я ломала себя. Год за годом!

Я переступала через себя… раз за разом!

Для него, ради него…

Зачем?

Вот теперь понимаю, что зря.

Это ни на шаг не приблизило меня к нему!

Он, как воздвиг стену отчуждения, так ни разу не позволил за неё ступить! И даже отражённость не стала крохотной ступенькой к НАМ!

Мысль пошатнулась, когда за спиной ощутила ЕГО.

Я всегда его чувствовала. Мне кажется, отличила бы его беззвучные шаги от тишины. Его задумчивое молчание от остальных звуков. Дыхание из сотен…

Потому что не голова, а тело быстрее реагировало на него… жаром, мурашками и томительным волнением.

– Мы можем жить по-другому, – он первым нарушил молчание. Я не оборачивалась. Не хотела… боялась… оглянуться и забыться в его глазах. О да, теперь я чётко понимала, какого это – тонуть в глазах отражённого. Раньше по глупости думала, что меня от чувств на нём клинило, а теперь…

– У нас нет другого выхода, – голос дрогнул, когда в мой затылок упёрлось горячее дыхание. Шумное сопение… Каждой клеткой ощущала Зверя за спиной. Так близко, что реши упасть – не даст! И это пьянило – голову вело и так хотелось объятий, что покачнулась… А следом задрожала сильней, получив желаемое и едва не потеряв сознание от удовольствия и волнения.

Рагнар меня ручищами обвил, к себе подгребая, в темечко носом уткнулся, а я едва в сознании держалась. Ежели б не обнимал – рухнула бы наземь.

– Славк, смерть ты моя. Прошу, давай, попробуем жить так…

– К-как? – нашла уточнить силы.

– Рядом, но не вместе. С тобой пойду, а когда Зверь надо мной вверх будет брать, я… – запнулся на взводе. – Ты… – пошатнулся голос. – Мы придумаем что-нибудь, – выдохнул в бессилии. – Подземелья, цепи, зелье в конце концов! Оно помогает, – с горечью хмыкнул, главное не забываться и побольше жевать.

– Ежели вас сейчас то не останавливает, думаешь потом поможет?

В темечко дыхание усилилось.

– Не могу я, – досадливо буркнул, – как же ты…

– Это ты не понимаешь, – я выбралась из столь желаемых объятий, о которых и не грезила уже. Повернулась к нему лицом:

– Я готова принять свою участь. Я хочу… потому что лучше под тобой умереть, чем скитаться по землям, отбиваясь от других и Зверя твоего сдерживая. – Помолчала, всматриваясь в любимого своего волколака. Впервые не видела в его глазах цинизма или холода. Равнодушия… Боль и безысходность. А ещё нежность, граничащая с обожанием.

И я решилась на наглость:

– Поцелуй, – коснулась щеки его щетиной поросшей. Пробежалась пальцами, колючесть изучая, к ощущениям прислушиваясь и радуясь что не отталкивал. И Рагнар опять удивил – уткнулся лицом в мою ладонь, будто зарыться хотел. Носом побурил в ладошке, шумно воздух втягивая, а потом поцеловал.

– Рагнар, – задохнулась от чувств. Вот казалось бы, что в этом жесте такого? А меня переполняло волнением и нежностью. Топило бурей чувств, коих никогда не позволял ко мне и в которых я так отчаянно нуждалась.

Я подступила ближе:

– Ну же… прошу, – голос совсем скатился до шелеста.

– Загрызу ведь, – хрипло обронил, но не сбежал, не отшатнулся. Взглядом меня таранил и молил, чтобы настояла… и прогнала!

– Грызи, – наперекор его просьбе безмолвной, решительно кивнула и воздух закончился, кости затрещали, губы точно в огне запылали, когда меня в объятия опять сгреб Рагнар, поцелуем жадным затыкая.

И то, как меня накрыло в этот раз, было несравнимо ни с чем, что испытала когда-то, и даже тот поцелуй, которым наградил когда-то, казавшийся мне чем-то волшебным и не те, коими сегодня меня будил, померкли в сравнении с этим.

В это раз Рагнар, словно Зверь с голодухи, мои губы насильственно жевал, сосал и я потерялась в этом безумии. Отвечала, как могла, как получалось, но чтобы не упасть – вцепилась в него. А может от страха, что как всегда оттолкнёт, но Рагнар сам безумствовал. Вжимал в себя, оглаживал с каким-то жадным трепетом и бархатным рыком…

– Если займётесь случкой здесь, – раздался голос Герты, – это будет неплохо, но одичалые вас услышат и примчатся поучаствовать…

– Ма-а-ам, – глухо зарычал раздосадованный Рагнар.

– Что мам? – фыркнула Герта. – Для начала сделай, что советовала, а потом хоть по всем землям носитесь и спаривайтесь… Потом уж можно будет!

Я ещё шумно дышала в его грудь, пытаясь мыслями собраться. Он тоже не спешил разрывать объятий. Сопел жадно, точно с долгого бега.

– Ступа внутрь, – отдал в привычной манерой приказ мне и даже подтолкнул, к проёму в пещеру.

Хотела возмутиться, но то, как был напряжён Рагнар, переубедило. Лучше в пещеру и молчать!

Потом повоюю…

* * *

В главной пещере замерла, не зная, мне забиться в ту крохотную, где очнулась, аль в этой остаться… с Гертой. Как говорить и о чём с матерью Рагнара не ведала, да и она не особо рвалась, но была как многие волколаки прямолинейной:

– Дожми его. Девка смышлёная, – Герта в костёр сучьев добавила, когда я всё же присела рядом с костром. – Ты ему нужна. Но жить, как он предлагает, не сможете. Он одичает и будет не лучше этих, – мотнула головой на выход. – Думаешь, они все злые и плохие?

Я продолжала молчать, потому что у меня не было сомнений, что так и было. Разве могли быть дикие волколаки нормальными и хорошими?

– Нет, – покачала головой Герта. – Они потерянные. Ежели б Роден не зарывался с властью, проклятия бы не было. И волколаки жили бы счастливей! Я не за вас – людишек, – пояснила мрачно, – но и не за волколаков-правителей мира! Нам всем нужно своё место знать! И счастье! И потомство! И кусок земли…

Я была с ней согласна. Полностью.

– Но для этого нужен новый подход… новый род… новые порядки… – умолкла не надолго. – Вагру нельзя стать Альфой. Щенок слишком похожий на Родена, а вот Рагнар… Он ключ! И ты ключ..

– Я? – не поняла фразы.

– В тебе сила и дух волколака…

– Я человек…

– Была, – отозвалась тихо Герта. – Но теперь ты уже не совсем человек. Ты медленно менялась, а метка то доказала! Ваш союз крепче, чем у кого бы то ни было. Ты выжила, и осталось только переродиться!

– Что значит переродиться? – моё сердечко глухо забилось.

– Наверное, я поспешила назвав тебя смышлёной, – покривилась Герта. Я закусила от стыда губу, но то, что она говорила, я правда с трудом понимала.

– Отныне ты нечто иное… Не человек более. У нас получилось то, что никто не мог, – значимо кивнула, но видя всё тоже непонимание в моих глазах, процедила сквозь зубы:

– Обратить человека волколаком! – нетерпеливо махнула рукой. – Я ему с детства велела тобой заниматься и приручать. И кровью напаивать!

Я обомлела. Шумно втянула воздух, неспешно выдохнула:

– Я что, теперь как вы? – ахнула прозрению.

– Не совсем волколак, но да… – размазала объяснение Герта. – Я сама в это вникаю, пытаюсь осознать, – помотала головой, опять веток подбросив в огонь. Несколько секунд мы сидели в тягучем молчании.

– Значит я…

– Да теперь ты больше готова к союзу с Рагнаром, чем он думает. Вот только он тебя так любит, что боится сделать решающий шаг! Почему и говорю, дожми его!

– Он очень упрям, – пожевала губу, раздумывая, как бы провернуть дело. Как убедить…

– Это не было бы проблемой, будь у вас время, а его нет! – припечатала ровно Герта. – Соблазни его, – опять меня смутила прямотой. – Не до стеснений и нежности. Обольсти, соблазни. Он слабее, чем пытается казаться, – фыркнула громко. – Любой кобель побежит, ежели сука пожелает. А он тебя желает…

– Отталкивает.

– Потому что желает, – настаивала Герта. – Потому не давай ему больше шанса. Дай себя вкусить, и тогда он сорвётся, – умолкла, метнув взгляд на выход. Да и я уже знала, что Рагнар шёл. Откуда? Кто ж его ведал? Но сердце застучало неистовей. Волнение душу затопило.

– Я не умею, – шикнула Герте.

– Тут нечего уметь. С волколаком проще простого, – улыбнулась коварно. – Беги… Брачный гон не просто так придуман. БЕГИ!

Я кивнула задумчиво и торопливо схоронилась в маленькой пещерке.

Рагнар

– Набегался? – Герта как всегда меня встретила прямотой.

– Да, – буркнул я, зайца и дрозда близ костры положив. Мать глянула на дичь, на меня… и так понимающе осуждающе кивнула:

– Вот сам и приготовь, – что я скрипнул зубами.

Я бы побурчал, но с ней этот номер не проходил, поэтому безмолвно начал потрошить дичь.

– А она ничего, – буркнула Герта, будто я нуждался в её одобрении. – Мне нравится. И сильна, – а это добавила со смыслом, коего я пока не понимал.

Разделал тушки, и пока мать великодушно взялась их приготовить на костре, – с нами человек, и мы, дабы не пугать её своей кровожадностью, были готовы еду опалить огнём, – пошёл к ручью, что близ пещеры резвился.

Ополоснулся в ледяной воде. Хорошо стало, бушующая кровь ход замедляла… Вот тогда и среагировал на движение.

Носом жадно повёл.

Славка?

Быть не может, что дура вышла из пещеры в ночь!..

И не просто вышла подышать свежим воздухом – шаг ускорила, перейдя на бег… Что творила, дура?!

Зубы сжал до скрежета, сражаясь со Зверем. Жилы кожу натянули от того, как сдерживал его в себе. Кости затрещали, норовя тело моё изменить.

Призывность самки опалила ноздри, помутнело все перед очами. Сознание потекло, лишь инстинкты низменные и звериные оголяя… Скрутило меня жестокой судорогой обращения.

Обречённо вскинул голову к небесам, зову Луны не смея перечить и даже чувства, притуплённые травой и водой ледяной, вновь обострились. Зверь в радости животной завыл, извещая мир, о голоде своём и начале охоты.

И когда впереди, меж деревьев в чащобе силуэт Славки заметил, осознал, что уже её преследовал…

Моя!!!

Зарычал в предвкушении самец, чья самка игру коварную затеяла.

МОЯ!!!

Порыкивал Зверь, признавая, что слаб перед хитростью человечки.

А мчалась Славушка так быстро, что даже мне приходилось надрывать жилы, дабы нагнать её… Уж ничего более лакомого не видал – лишь самку шалую, что со огнём играла, да заигралась… Выслеживал, позволяя удрать, и вновь нагонял, порыкивал, зубами клацал… И на поляне заловил – в пряжке завалил свою дичь, клыками в плечо вонзаясь, дабы не рыпалась жертва.

Вопль девки на хрип сменился, а я её уже под себя замял. Она ещё пыталась брыкаться и даже по морде мне кулачком долбила:

– Пусти!.. – когтями царапала.

Но для Зверя это – нелепые телепания, и только.

Перехватил за плечо близ шеи поудобней, топчась по земле, но девку под собой меж лап удерживая.

– Раг… нар! – хрип лишь на миг в сознание прорвался, но так же быстро животная похоть взяла вверх. Зверем рыкнул утробно, самку вверх дёрнул, на колени ставя.

Ткань затрещала, когда цапнул и потянул, заголяя и без того обнажённый зад. Взбрыкивала, ударить пытаясь, и это дико заводило Зверя. Строптивая, ретивая… кобыла не объезженная.

Голое невинное тело самки, призывной запах, Луна…

Меня уже трясло от низменной похоти, всадить перевозбуждённое хозяйство в девчонку: от нетерпения смазка текла по обнажённым ляжкам…

Это был конец: я знал, и она поняла… Я не остановлюсь.

Пристраивался грубо. Моя измученная желанием плоть пульсировала и дёргалась, задевая открытую промежность с заветной целью. И стоны боли, причитания, увещевания жертвы не имели силы. Контроля не было уже… Лишь покорная самка под Зверем. И Зверь… призванный в полнолуние!

Прикусил поудобней за плечо, чтобы не брыкалась, наметился членом во влажное лоно и с рыком утробным ворвался, ослеплённый нездоровой похотью. Вдалбливался, оглушённый хриплыми воплями самки и боем собственного сердца. Всаживал остервенело, желая быстрее напряжение снять.

Хозяйству узко было, влажно и до сумасшествия хорошо. Скользил легко, входил глубоко. И такого наслаждения никогда не получал от акта.

Яростными толчками довёл себя первой вспышки удовольствия, рыча блаженно и удерживая клыками самку, ибо слаба была, уж не брыкалась и не орала.

Секунду насыщался яркими чувствами, что близость давала и вновь продолжил спаривание.

Она!

Долбилось яростно сердце.

Она!

Бурлила отравленная хмелем похоти кровь.

Она!!!

Сдавался Зверь на милость истинной.

И брал! Раз за разом…

Ещё…

И ещё!

И ещё… пока запал дикого Зверя, наконец, заловившего вожделенную самку, не утих. И только когда дурман от животной похоти сошел: когда ощутил приятную пустоту в животе, слабость в лапах, негу в жилах и лёгкость в башке, я осознал, что натворил…

Разжал челюсть, страшась дышать. Соступил, покидая лоно мелкой.

Шаг, второй, сморгнул багровую пелену с глаз, глядя на распластанное на траве тело девчонки… На кровь, струящуюся по ляжкам, спине, рукам…

– Славк, – задохнулся ужасом, обернувшись человеком. – Славк! – подвыл, боясь коснуться. – Славк!!! – завопил, разрывая тишину леса. Метнулся к ней, крутанул лицом к себе и задохнулся, счастью не веря – моргала… непонимающе, рассеянно…

– Славк, Славк, – затрясло меня мелко и сильно. Бледная, зарёванная, с губами в кровь искусанными и глазами кровью налитыми…

Едва жива. НО ЖИВА!

Сгрёб в объятия, к себе прижимая, и впервые ощутил на губах что-то солёное.

– Маленькая моя, – голос не слушался, дрожал. Псом виноватым лизнул рану на плече. Ещё и ещё, проклиная себя за животную суть, как никогда презирая Зверя в себе.

Зализывал её раны, пока запоздало не вспомнил совет матери. Торопливо прокусил мякоть на ладони и ко рту Славушки приложил.

Славку себе на колени перетащил, голову на руку согнутую, и ладонь на губы, заставляя кровь мою глотать. Вот так и сидел, ждал…

* * *

Не ведал, сколько просидел, но когда зашлась кашлем, я чуть не разрыдался от счастья…

Частично порвана, местами покусана, но живая ведь. Я и на такое не рассчитывал!

– Раг… нар… – с тяжкими вздохами обронила Славушка.

– Я… тут, – сглотнул сухость во рту. Глазами жадно обшарил чудо своё ненаглядное. – Идиотка ты, – вторил рыком отчаянья. – Выкарабкаешься, я тебя… пришибу… – меня опять заколотило. – Ох, накажу, – в лоб губами уткнулся, подыхая от радости, что жива.

– Я… прощаю, – шелестела мелкая. – И мне… не страшно…

Поцеловал её, потому что не мог этого слышать. Отчаянно хотел, но был недостоин.

ВИНОВЕН!!! И нет этому ни оправдания, ни прощения…

– Прости, – коротко поцеловал, но жадно. – Прости, я…

– Люблю тебя, – она всё же сказала это на одном выдохе.

И меня аж скрутило от зла на себя. Как смел я?! Такое чудовище… такую малышку обижать?!