Текст книги "Центумвир (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
– О-о-ой! Алешка, я же чисто из корыстных побуждений, – рассмеялась, якобы поправляя мне волосы, но на самом деле прижимая к себе крепче, – мне внуки нужны, забыла, что ли? – И, отстраняясь, повела так плечом, чтобы я приподняла подбородок, когда Яр, обойдя машину, сел рядом со мной. – Все. Теперь я довольна. Пойду балаган этот контролировать. Адьес и гуд лак, дети мои.
Вечерняя дорога в тишине. Он повернулся ко мне, хотел что-то сказать. Я ничего не хотела. Молча отстранилась, когда машины остановились в городе, и мне нужно было пересаживаться в ту, что повезет меня домой, а Яр потянул ко мне руку. Снова дорога. Дурацкое платье, еще и пятно как-то умудрилась посадить на колене. Вывести или выбросить?..
Дом, душ, масочки, работа по рекламной. Звонок в домофон и на экране мой брат.
– Плюсы жизни в столице: можно достать все, что угодно в любое время. – Зевая, произнес Илья, переступая порог и протягивая мне ведерко раков и мое любимое вино. Мои любимые раки. Я старалась не смотреть затравленно, принимая его пальто, пока он отвечал на звонок жены и ровно произносил, – нет, Леска, я уже в офисе и у нас действительно проблемы с сервером, стопорнулось все, до утра, наверное, разгребать придется. Нет. Нет. Конечно, у нее оставайся, я с утра тебя заберу.
Прошли в столовую, и пока я расставляла на столе все, курил у распахнутого окна. Входящий вызов на мой мобильный. Похолодевшими пальцами нажала на отбой.
– По детски совсем, мелочь. – Выдыхая дым и наблюдая за ним произнес Илья. – Ему тоже не в кайф.
– Мужская солидарность? – натянуто улыбнулась я, наливая ему виски.
– Нет. – Докурил и прошел к столу, сел напротив меня. – Он любит мою сестру. Она с ним счастлива. Все просто.
Внутри дрогнуло. Почти залпом бокал вина, пока он мне чистил от панциря рака. Вот мясо люблю, но от рук потом так воняет. Илья мне всегда чистил, когда в детстве на речку бегали и ловили. Взяла телефон и, прикусив губу до трезвящей боли, набрала сообщение:
«Все нормально. Легла спать».
Через пару секунд:
«Прости меня».
Чуть не разревелась, затемнила экран и исподлобья посмотрела на брата. Он дочистил рака, положил мне в тарелку, вытерев руки, откинулся на стуле.
– Иди. Обниму. – Невесело хмыкнул Илья, разводя руки в стороны.
Так в детстве было. Когда я обижалась по пустякам и дулась по глупостям. И внутри разлилось теплое чувство, стягивающее все внутри, а обоняния коснулся запах домашней выпечки, свежевымытых деревянных полов, в ушах шелест страниц книг со сказками, тиканье советского будильника на полке рядом с мягкой постелью…
– Но это же не глупости! – заревела я, вставая с кресла и семеня к нему, вставшему с места и негромко рассмеявшемуся, крепко обнимая меня и положив подбородок на макушку.
И внутри чувство того уюта, домашнего тепла, когда пусть и скромно жили, но это был наш дом, где есть любящая бабушка с теплыми руками и таким же теплым взглядом, где есть мой старший брат, вихрастый мальчик-вспышка со смешными веснушками и зеленкой на вечно разбитых коленках… Старенький велосипед в сенях, с чуть погнутой высокой рамой, ракетки теннисные, почти не пользуемые, потому что никогда не найдешь воланчик. Погреб этот страшный, мне казалось, что там точно кто-то живет и мне просто об этом не рассказывают, чтобы не пугать. Я в детстве жуткая трусиха была, всего на свете боялась. В грозу всегда прибегала к бабуле и пряталась у нее под одеялом, она меня успокаивала, обнимала, что-то рассказывала, уже не вспомнить что, но оно было теплое очень…
– Илюш, бабушка не видела… – всхлипом и дерущей душу чувством тоски.
– А я думаю, видит, мелочь, – тихо, мягким поцелуем мне в висок. – И очень рада.
***
Его не было два дня в городе. Загружала себя работой до полного истощения, лишь бы ни о чем не думать. Созванивались с Яром редко, разговоры натянутые и в основном ни о чем.
Он приехал поздней ночью, когда меня, уснувшую на диване с ноутбуком на коленях снова терзал сонный паралич. Прошел в гостиную. Прикоснулся к щеке и сознание разрубило парализацию мышц тела и вытолкнуло в фазу пробуждения. Я не открывала глаз, чувствуя его. Вслушиваясь в шелест его одежды, впитывая слабый шлейф парфюма и тень никотина. Несколько секунд и убран ноутбук с колен, а к телу мягкое прикосновения пледа. Присел рядом у дивана. В ночную тишину, едва-едва слышным шепотом, полным усталости с горьким эхом сожаления:
– Девочка моя...
– У тебя все хорошо? – приоткрыла глаза, глядя на его осунувшееся лицо, на капли растаявшего снега на черном велюре пальто и коротких русых волосах.
Прикусил губу, смазывая горькую улыбку, глядя на меня. Потянулась к нему. Обняла. Утыкаясь носом в плечо.
– Пожалуйста, прости, Ален. – Садясь рядом и потянув на себя так, чтобы пересела на колени. Осторожно огладил по волосам, когда уткнулась в его шею, прикусив губу.
– Все хорошо, Яр?
Кивнул, прижимая к себе крепче и прикасаясь губами ко лбу. Приподняла лицо, глядя в его глаза. Потянулась к губам. Привкус черного рома, слабый отзвук сигарет. Целует мягко, осторожно. Переставил руки, чтобы взять на руки и поднявшись вместе со мной направился прочь из гостиной. Холл, лестница, коридор, спальня. Сел со мной на кровати, повернулась и обнимала за шею, целовала в висок, скользя ладонями по плечами, груди, пока снимал пальто. Нежилась в его руках, скользящих по телу, осторожно снимающих халат, кончиками пальцев скользящих по покрывшейся мурашками спине, вдыхала его запах и жмурилась от удовольствия, чувствуя, как прижимает к себе
– У меня такое ощущение, что я тебе изменяю. – Хрипло, сбито в мои пересохшие губы. – С тобой же. – Эхом нежности, – что ты творишь со мной...
Перехватил и уложил на кровать, целуя лицо, мягко касаясь шеи, уходя поцелуями по груди, с мягким нажимом оглаживая тело, опьяняющее, впитывающе полумрак и то, о чем молча говорили в этом полумраке. Стягивая с него джемпер, касаясь плеч, пока едва ощутимо целовал живот, запустив руки под меня, прижимая к себе, грея дыханием кожу и кровь, запуская дрожь и истому в такое опостылевшее внутри чувство, с котором так давно и долго… Его правая рука от моего колена ниже, по бедру до мягкого кружева нижнего белья, и лунный блик по золоту на его безымянном, вроде бы ничего такого, но... Потянула его за плечи к себе, выдыхая в его губы, чувствуя как ведет под ним, когда ткани прочь и кожа к коже, когда переплетены пальцы на простынях…
Отстраняется, прижимается лбом к моему и прикрывает глаза. Мгновение и приподнявшись на локте, смотрит на меня. Его голос так негромок и там отчетливо то как для него это важно, как давно он с этими мыслями:
– Я хочу нашего ребенка. – Глядя в мое лицо, в мои глаза, – все сделаю. Я все ради нас сделаю. Прошу.
Рассмеялась. Негромко и свободно. Протянула руку, коснулась его щеки, прижимая к ней, стирая напряжение в нем:
– Ты выпил. Не сегодня. Но да, – шепотом, глядя в его глаза, в которых томительным теплом и спокойствием облегчение, когда повернул голову, целуя в ладонь.
Фольга, поцелуй в губы, сжал в руках и медленно вошел, заставляя выгибаться под собой от многогранности истомы, звучащей в крови, поющей, укутывающий сознание в кокон тепла и упоения. Вены заполнились роскошью нежности с опьяняющими терпкими каплями насыщенного вишневого ликера, когда его ритм неторопливо нарастает, когда вжимает в себя, впитывает, растворяет. Когда, не разрывая поцелуя, пьянея от мягкого нажима моих ногтей по его спине, и сжимаю ногами его бедра крепче. Утопая в моих стонах, в звучащим в его губы его имени, произнесенного душой, сердцем и разумом, потонувшим в нем. Давно и навсегда.
Тепло в жар под кожей, в нарастающую горячую тяжесть внизу живота и ярче в крови. Ведет под ним, запустившим пальцы в волосы и прижимающим мою голову к своему плечу, к которому прикасаюсь губами, сходя с ума от его вкуса и того, что в нем.
Его дыхание обжигает, выжигает, когда касается поцелуем к виску. Когда готовит к обрыву, готовится сам, когда несколько томительных секунд и затяжной миг парализации перед срывом в глубокие, темные, теплые воды наслаждения, стремительно утягивающие ко дну, перекрывая дыхание и вплетающие возрастающую до беспредела негу в сознание, заставляя выгибаться под ним, вжавшим в себя, парой остаточных движений упавшего в то же, что меня распирало изнутри жаром и топило все сильнее… Топило в нем.
***
Вообще, это очень верное решение – отложить с этими беременностями. Потому что у Ярослава Андреевича снова начался лютый период, я привычно не отсвечивала, подбухивая вечерами, потому что он становился порой невыносимым. Но происходило что-то крайне серьезное, ибо у Ярослава Андреевича ебало было не как обычно злое и недовольное, а чаще мрачное. Но рявкал все равно незаслуженно, не отвечать ему было все сложнее, пить он мне запрещал (к великому событию же готовимся, блядь!), но я все равно втихушку подбухивала, считая, что лучше печень пусть страдает, чем мое психическое здоровье. Он действительно иногда был невыносим.
В один из вечеров, когда забрал меня с работы и мы ехали домой, я с интересом смотрела в окно, начался пиздец.
Ему звонили постоянно. Мрачнел он все больше, криминальные разговоры все хуже. Отклонил очередной входящий, и жутко выматерившись попросил мой телефон. Настороженно глядя на него, зло стиснувшего челюсть, почти безостановочно дымящего в окно всю дорогу, протянула ему свой мобильный. Набрал Хьюстону и зло глядя на дорогу, произнес:
– Шива, начинается. Езжай ко мне с охраной. Вылет на завтра и пока самолет на взлет не пойдет, ты вне режима. – Сбрасывает и не глядя на похолодевшую меня, набирает моему брату, – Илья, не в следующем месяце, в следующую субботу, начинай добивать все ускоренно и прямо сейчас.
Вернул мне телефон и взял зазвонивший свой, негромко рассмеявшись, глядя на экран. Рассмеялся тихо, хрипло, холодно. Принял звонок. Абонента слушал недолго.
– Двадцать минут назад? – и улыбка такая… от которой пронзает сердце. Насквозь. Болью. Прикрывает глаза и съезжает к обочине, паркуя машину. – Нет, Жанна, извини, но на похоронах меня не будет, я не смогу сейчас приехать. – Завершил вызов и, откинув голову на подголовник, протяжно выдыхает дым в сторону окна, едва слышно, одними губами, – блять, вы меня добить хотите, что ли…
– Отец? – тихо спросила я.
Усмехнулся, не открывая глаз. И кивнул. Глубокая затяжка. Глубочайшая. Его пальцы на ручку двери и ровный приказ:
– Сядь за руль. До дома доедем в тишине. Абсолютной. Потом поговорим.
Он, напряженно, почти не моргая, смотрел в консоль перед собой всю дорогу, пока я ледяными пальцами сжимала руль и пыталась проглотить ком в горле.
У дома была хуева туча машин. Вадим сидел на капоте одной из них, поставив ноги на хромированный кенгурятник внедорожника. В кисти правой руки, свисающей с колена тлела сигарета, левой рылся в телефоне. Его краткий жест и машина с ним отъезжает от ворот, чтобы я могла проехать на территорию дома. Когда припарковалась у крыльца, он уже стоял на нем. Не поднимая взгляда от телефона посекундно оповещающего его сигналами входящих сообщений и вызовов, сказал Яру:
– Договариваемся на обед. Охрана по периметру. На поле все тихо, сурки расставлены.
Яр мимо него к двери. Мы за ним, Вадим в гостиную. Яр жестом велел мне идти за ним. Второй этаж, его кабинет. Села на диван, наблюдая, как он открывает сейф. Мне прилетело оповещение на почту. Открыла и прикусила губу, подавляя желание истерично хихикнуть. Электронный билет. Не на мое имя, но время вылета на завтра, в обед. Думаю, удивляться тут нечему, когда Истомин протянул мне паспорт гражданки Дании, где было то же имя, что в билете. Сел рядом на диван, разводя колени, подаваясь вперед и опираясь на них локтями, с нехорошим прищуром глядя в пол.
– Сейчас постарайся меня не добивать. Без истерик, Ален. – Спустя мгновение ровно произнес он. – У меня начинаются проблемы. Завтра в обед ты и еще несколько человек вылетаете в Данию. Твой брат с женой прилетят через неделю. Беспокоиться за него не надо. Он может остаться здесь, его не тронут и никогда не позволят никому этого сделать. Летит, просто чтобы ты была спокойна, не накручивала себя до мысли, что я полная мразь. Повторюсь, он в полной безопасности здесь, потому что чист, легален, согласован.
В горле пересохло, нутро прострелило холодом. Мой голос был абсолютно ровен, не отражающий кошмара, с жадностью пожирающего душу:
– Согласован, значит… Синекура, верно?
– Я сказал не считать меня мразью. – Резко повернул голову и пришиб тяжелейшим взглядом. Прикрыл глаза, мучительно искривив губы и снова посмотрел в пол. – Нет и никогда. Он твой брат и он уже не раз доказывал, что он надежен, поэтому он базовый. – Мрачно усмехнулся, – базы не только отмывают, но и приносят, это фундамент и его никогда не дадут разрушить, как бы кто внутри системы не косячил.
Усилие, щелчок и мой голос ровен:
– Ты скосячил?
Усмехнулся. В глазах тени. Пауза, пока он взвешивал, стоит ли.
– Пытаются к этому подвести. – Негромко ответил он. – Ты вылетаешь завтра, брат через неделю. – Ему позвонили и он поморщившись, глядя на экран, бросил мне, – тема закрыта. Собирай вещи. – Принял звонок и недолго слушал абонента. Прикрыл рукой глаза. Бросил «хорошо» улыбнулся и с силой провел рукой по лицу. Я уже открыла дверь, как мне в спину прилетело безапелляционное, – никаких отношений с Вадимом. Резолютивное вето.
Разрыв внутри. Болезненный разнос. Нет, не потому что он подозревал, а от того для чего это сказано. Почему сказано.
Никаких отношений с Вадимом, как бы не сложилось у него здесь. Абсолютный запрет на из огня, да в полымя.
Отстранила пальцы от ручки, шаг назад, сжав корочку паспорта в пальцах. Остановилась перед ним, пришибившим меня тяжелейшим взглядом.
– На ПМЖ, да? – приподняв подбородок и глядя в его глаза.
– Я просил меня не добивать, Алена. – Сквозь зубы выцедил он. – Не надо. Как только утрясу, я приеду.
Если.
– Последний вопрос и я иду и молча собираю вещи. – Глядя в его потемневшие глаза. – У тебя тоже… во?.. – «йна».
– Вечеринка. – Перебил он. – Тема окончательно закрыта. Иди.
Ушла. Он почти сразу уехал и в доме мертвая тишина. Холодные трясущиеся руки, укладывающие бессмысленные вещи в чемодан. Ледяной душ. Постель. Полное отсутствие сна. Думала позвонить брату, но смысл?.. Он скажет не больше Истомина, если не еще резче. Мужские игры, вашу мать…
Натянула халат, решив спуститься, попить воды. Помешал Вадим.
Он сидел в полумраке полубоком на нижних ступенях, оперевшись спиной о перила лестницы и отставив ногу на пол, а вторая в полусогнута в колене на ступени.
– Ночные набеги на холодильник? – спросил он, не отрывая взгляда от экрана своего мобильного и не поворачивая лица на спускающуюся меня.
– Звери мчат на водопой, – поплотнее запахивая халат, ответила я, глядя на ступени.
Он стал подниматься ко мне спиной и явно собираясь направиться к входной двери. Темно-синий блейзер немного приподнялся, всего на сотую долю секунды, и я почувствовала удар, заставивший сжаться внутренности. Вадим направился к двери, засунув телефон в задний карман черных джинс. Когда я спустилась с лестницы, он стоял оперевшись плечом у входной двери и смотрел в ночной снегопад через тонированное стрельчатое окно.
– Вадим, все нормально? – негромко и очень ровно спросила я, подходя к нему.
– Да. – Спокойно отозвался он, не переводя на меня взгляда.
Я встала рядом с ним, напротив него, из окна наблюдая как крупные хлопья снега устилают широкое кольцо и территорию. На которой стояли люди.
– Водопой? – произнес он.
Усмехнулась. Протянула руку и прикоснулась к его плечу. Надавила. Вынуждая опереться спиной о стену, внимательно глядя в слегка прищуренные карие глаза. Испытывающие. Пальцами с нажимом по его груди вниз, заходя на поясницу. И у меня сердце остановилось, когда в карих глазах затлело. Быть не может… Он не стал бы.
Стал бы. Его губы разомкнулись, уголки едва заметно приподнялись, голова начала медленно склоняться вправо.
Ногтями ниже по его пояснице. А в нем тлело сильнее и воздух между нами напитывался тем, что в нем рождалось и он это совершенно не тормозил. Абсолютно не останавливал. И я, ухмыльнувшись, сжала рукоять его пистолета. В его глазах не полыхнуло.
И мгновенно все схлынуло. Будто и не было. Он больше не хотел. И меня шокировал легкий отблеск невеселой насмешки, когда отводил взгляд. Что за игры были? Нахуя играть в чувственного любовника, внезапно отупевшего и поведшегося даже не на провокацию, в моем жесте ни намека не было…
Он снова посмотрел на меня и его глаза потемнели. Нехорошо потемнели. Предупреждающе. Упреждающе. Императивно. Давяще.
Не понял, с кем связался, что ли?
– Не за тот ствол схватилась? – Улыбнулась, глядя в его лицо.
Хмыкнул. Полуприкрыл глаза, откидывая голову на стену и глядя на меня сквозь ресницы.
– За тот. – Приподнял уголок губ, прикусил нижнюю губу и в глазах тень поволоки эротики, когда, – к сожалению.
Внутри взрыв ярости. Смятение. Неверие тому, что он пришел к выводу, что коли обстановка накалена, и он явно в курсе насколько, то решил случаем воспользоваться. Что за порно-подкат, сука ты такая? Не его стиль. Вообще не его. Кто вы, Хьюстон, не узнаю вас в гриме!
– Что происходит, Шива? – сквозь зубы выцедила я.
– Шива. – Повторил он. Тянущим, свистящим полушепотом и склонил голову вперед. Совсем немного, но резко.
Инстинктивно заставив отступить. И почувствовать, как темень снежной ночи сгущается в холле, вкрадывается давлением и тяжестью сквозь поры, когда он так смотрит. Пристально и очень предупреждающе. Это бьет наотмашь. Заставляет вскинуться и уже не церемонясь рывком вжать его плечо в стену, зло улыбаясь и глядя в совершенно чужие карие глаза. Незнакомые абсолютно.
Негромко рассмеялся. Приятно очень, бархатно, невероятно притягательно, если бы в звучание его смеха не вплетались переливами аккорды металла и режущей прохлады. Слегка улыбаясь, склоняет голову и карий мрак напитывался черным мраком, насыщается тенями. Испивающими. Иссушающими. Шива.
– В этой среде клички есть не у всех. – Его голос тихий, протяжный, с хрипотцой. Шипами впивающийся в нутро. Он был прав, когда говорил, что уже не мальчик. Давно не мальчик, если вообще им был. Ему, так же как и Яру – похуй на биологический возраст. И я понимаю, почему на него опирается Яр. Здесь тоже бушующая сила духа и мышления. Огонь, кровь и мощь по жилам. – Иногда бывает так, – резкий перехват моей кисти, рывком отстранение моей руки от своего плеча и его пальцы сжимают мою кисть до той самой грани, что еще чуть-чуть и станет больно, – что они образованы не от имени-фамилии, а в своей основе имеют совершенно иной базис, – его глаза парализующие, сковывающие, потемневшие до черноты. Голос понизился почти до шепота, вбирающегося в кровь, потому что слова слышатся очень четко. Будто хлыстами. – В этой среде не каждый имеет право обращаться по погремухе, Алена. Васильевна. – Отпускает мою кисть и, повернувшись, направляется в гостиную. Через плечо ровно и спокойно. Безапелляционно, – Ярослав Андреевич весьма предусмотрительный человек и предпочитает перестраховываться. Это объяснение происходящему. Вы направлялись попить воды.
Негромко рассмеялась, глядя ему вслед. Порно-атака и отпугивание своей рабочей ипостасью. Очевидно, не только со мной проводились профилактические беседы о дисциплине на случай негативного исхода. Красавец, Хьюстон, почти поверила. Видно, что как человек дела, он решил максимально ответственно следовать регламенту и начать заблаговременно. Заблаговременно до чего, суки вы, блять?..
Направлялась вверх по лестнице, зло утирая слезы.
Никуда я не полетела на следующий день, потому что с раннего утра началась метель, перешедшая в буран и из-за погодных условий вылет отложили.
Впоследствии, навещая человека, спасшего в тот день мою жизнь, у меня будет часто долбить в голове один и тот же вопрос: случилось бы так, как случилось, если бы не эта чертова метель? Может быть, он знал ответ, но высеченный в граните портрет молчал, хотя пару раз я спросила у него. Когда перекрывало рубящим без анестезии чувством вины.
Глава 10
Ночью не спала, глядя на улицу, где бушевала непогода и думая о сверле, которое забивали кувалдой сейчас в виски Истомина. Непогода. Мигрень. А все и без того хуево. Блять, да за что ему так?..
Вадим стукнул в дверь утром, когда я так же сидела в кресле у стрельчатого окна в пол и смотрела на метель. Сообщил, что с вылетом проблемы. Сказала, что услышала, глядя на сильные порывы со снегом за стеклом и думая о том, что сейчас происходит у человека, которого болью погружает в ад…
Потом душ, полумарафет. Спустилась вниз. Вяло улыбнулась тому, что дом кишил его людьми. Прошла на кухню, тоже забитую, к холодильнику. Пробежалась взглядом по полкам и только протянула руку к графину с соком, как взгляд натолкнулся на то, от чего я охуела.
Усилие. Щелчок.
– Это чего за вампирьи радости? – очень ровно произнесла я, глядя на гемакон без этикетки.
– Брусничный соус, Алена Васильна, не боись, – отозвался Вадим, уткнувшийся, как и остальные в телефоны и потягивающий кофе под беззлобное хмыканье остальных.
Еще одно усилие. Еще более звучный щелчок и пальцы берут графин. Поставила сок на стол, пошла за бокалом, краткое столкновение взглядов с Вадимом. Едва заметно вопросительно приподняла бровь, едва заметно отрицательно повел головой и снова углубился в телефон.
Налила себе сок, с интересом глядя на ведущего айтишника из консорциума Ярослава Андреевича, сейчас щелкающего по клавишам ноута.
– Вадим, они получили добро на обыск. – Резко и зло произнес Игорь, с бешенством глядя в экран своего телефона и вставая с высокого стула у барной стойки.
– С хуя ли так быстро? – Артюхов шокировано глядел на донельзя напряженного Игоря, пожавшего плечом и быстро набирающего текст в телефоне. Обернулся, к твердо сжавшему челюсть и глядящему в пол Хьюстону. – План?
– Е, – секунду спустя отозвался он, Артюхов кивнул и, махнув рукой напряженному Ульянову и Еровинкину вышел из столовой на ходу кому-то набирая.
Вадим посмотрел на айтишника с бешеной скоростью щелкающего мышью и по клавишам и спросил:
– Что с камерами?
– Почти все зачистил. Две минуты и закончу, – отозвался тот. – Русаков дочищает ноуты. Все мобилы, планшеты, симки и глушилки забрали. – Повернулся ко мне и потребовал, – ваш телефон, Алена Васильевна.
Когда похолодевшими пальцами протягивала ему мобильный, внезапно вернулся Артюхов, разговаривающий по телефону, протянул топор Вадиму, достающему брусничный соус из холодильника, и сообщил ему:
– Тачки на подборе, как можно быстрее с этим закончим. Чистые доки и тень собрали. Офисы тоже чистые.
Вадим кивнул и быстро направился в холл, я, с колотящимся сердцем за ним. В гостиную. Где уже были пара человек. Тоже с топорами. Кто-нибудь, вызовите мне психиатра у меня страусы ебутся.
И ебаться они стали сильнее, когда Хьюстон сильным пинком отодвинул диван. Примерился и внезапно с размаха ударил топором по паркету. Помощники не отставали. Хьюстон, выламывая доски, бросил мне через плечо:
– Ален, иди собирайся у нас времени мало.
Отступала назад спиной, напряженно глядя как вскрывают паркет, как Артюхов и еще два человека быстро заполняют сумки тем, что было под паркетом. Нал. Много нала. Разная валюта, разнокалиберные пачки, быстро укладываемые в сумки.
Вадим, отпихнув ногой покореженные доски, прошел к широкой стойке бара, бросив топор на диван. Присел у угла стойки и стал ощупывать декоративную резную вертикальную балку. Нахмурился, несколько усилий и балка с щелчком отскочила, уводя за собой фальшстену, за которой... снова нал. Только больше.
– Алена, быстро. – Сквозь зубы произнес Вадим, не глядя на меня и складывая деньги в переброшенные Еровинкиным сумки.
Я медленно, на слабеющих ногах отходила в сторону входа, исподлобья наблюдая за Игорем, достающим пистолет из-за пояса и делающего пару оглушающих выстрелов в кресло и в пол у кресла. А потом ножом вскрывающего «брусничный соус» и разбрызгивающего кровь. На кресло. На пол. На покореженные доски…
Я уже почти вышла из проема, как Игорю позвонили, он принял звонок и повернувшись к Вадиму, пинком отшвырнувшему сумку в сторону входа, где лежали остальные, проговорил:
– Они на низком старте были. Уже сюда рвут.
– Да ебаный рот, – прошипел Вадим и обвел напряженным взглядом гостиную, где застыли люди, в ожидании глядящие на него. Натолкнулся на меня. Побледнел, зрачки расширились, челюсть твердо сжалась. Посмотрел на Игоря и приказал, – Немец бегом отсюда нахуй. Ее бери и бегом по обходному пути. – Быстро перевел взгляд на мрачного Артюхова, – охрану снимай и с нашим кортежем свети по второй линии, может купятся и за ними уйдут.
Артюхов кивнул и бегом мимо меня на выход.
– Шива, но чистых машин же еще н… – напряжённо начал Игорь.
– Ты меня не слышишь? – зло перебил Вадим, повернув к нему голову, по-звериному глядя на него. – Резче, блядь.
– Ярый сказал…
– Уебывайте нахуй отсюда! – рявкнул он, швыряя в него сумку. – Давай, шевелись! Вас не должны снять вообще, блядь! Уебывай, сказал!
Игорь мучительно скривил губы. Вадим яростно глядя на него приподнялся и Игорь, кивнув, подхватил сумку и ринулся бегом ко мне. Вцепился в локоть и как была в домашней обуви и спортивном костюме, так и выволок на улицу и потащил меня, оскальзывающуюся, не замечающую что реву, к воротам от которых быстро отъезжали машины.
Швырнул меня в сторону передней пассажирской двери, пинком сбил номера спереди машины и рванул водительскую дверь на себя. Я еще закрыть за собой не успела как машина с пробуксовкой стартанула с места. Вжалась в сидение с бешено бьющимся сердцем. Игорь напряженно смотрел на дорогу, с заносом входя в повороты и обходя на встречке попутные автомобили.
Мчались по трассе в сторону города. Из-за непогоды, пусть и снизившей свои обороты и раннего воскресного утра, автомобилей было не много. Игорь напряженно смотрел на встречные машины и внезапно скрежетнул зубами.
– Нет-нет-нет… блядь, нет… – хрипло прошептал он, когда из мчащихся на встречной рядком трех черных внедорожников, последний выехал на нашу полосу и начал оттормаживаться так, что пошел юзом вставая поперек нашей полосы в нескольких метрах.
И Игорь резко свернул в кювет. Почувствовала, как отрывает от сидения с силой бьет о дверь и потолок. Рефлекторно выставленные в консоль руки, спасли от удара грудью. Не сильно спасли, но большей частью…
Впрочем, это не имело никакого значения, потому что зарывшись капотом в сугроб, машина остановилась и Игорь внезапно схватил меня за волосы, резким рывком врезал лицом о консоль. Боль прострелила и одновременно затуманила разум, парализованный ужасом. Горячая кровь из разбитого носа по онемевшей коже по хрипнувшим разбитым губам. А Игорь не останавливался.
– Иди сюда. – В его руках нож, резко рванул меня за волосы к себе и отсек их у шеи, запихнув хвост под свое сидение, прорычал мне, – молчи и реви, ясно? Молчи, блядь. Главное молчи. Я спросил, ясно тебе?
Кивнула, размазывая кровь и слезы ледяной рукой. Забывая про боль, когда смотрела в его до безумия напряженные глаза. Он вышел из машины. Я на ватных ногах тоже, провалившись по колено в снег и наблюдая, как быстро сдают задом и тормозят на обочине внедорожники. Как выходят люди. Как мы с Игорем идем к ним. К двум отделившимся от восьми остальных.
Поднимаясь по колее от нашей машины, почти падая физически, я чувствовала как падаю ментально, когда смотрела на крепкого темноволосого мужика, с зубочисткой в зубах внимательно смотрящего на Игоря, идущего впереди меня. Падаю ментально из-за того, что автоматический анализ. И лицо этого человека говорило о многом. Выражение его глаз. Диких, мало моргающих, животных. Он смотрел на желанную добычу, которую невероятно хотел освежевать, и она сама на это идет, даже напрягаться не надо. И второй такой же, среднего роста, рыжеватый блондин, с тем же выражением в прищуренных голубых глазах. Животных до чувства тошноты. Темноволосый засунул руки в карманы куртки, перекат зубочистки в тонких змеиных губах, удовлетворенная полуулыбка, когда Игорь остановился в шаге перед ним. Низкий голос с отдаленной теменью утробного голодного рыка:
– О, Немец! Какая удача. Ты чего так шуганулся?
– Рефлекс на тебя, Конь. – Спокойно отозвался Игорь.
Конь снова перекатил зубочистку и хрипло рассмеялся, с пугающим довольством глядя в его лицо.
– Что за телка? – Не переводя от него взгляда, кивнул в мою сторону.
– Моя жена. – Ровно отозвался Игорь. – Конь, семь недель беременности, отпусти ее, не бери грех на душу.
– Погоди... – Второй пристально глядя в мое лицо, неуверенно произнес, – на бабу Ярого похожа, вроде. Ее если возьмем то эта падла точно засветится, Конь.
Игорь покачал головой и негромко произнес:
– Он жену в Данию отправил, как жаренным запахло.
Я, не чувствуя как кожу морозят слезы ужаса, смотрела в прямую спину Игоря. «Шуганулся», чтобы разбить мне лицо и отрезать волосы. Чтобы на себя не была похожа.
– Так мы же постарались сделать сюрприз и еще не запахло, – развеселился блондин, глядя на него.
– Это вы так думали. – Прохладно усмехнулся Игорь и сплюнул ему под ноги. Кратко гортанно рассмеявшийся Конь жестом остановил двинувшегося к нему белобрысого. И Игорь, посмотрев на Коня, продолжил, – дом вычищен, ничего там вы уже не найдете, в машине кэш и палево. Я поеду с вами, расскажу по теням и подтвержу все. Если возьмете мою жену, то проще обоих здесь пристрелить, потому что я знаю исход и из принципа буду молчать. Так что варик такой: отпустите мою беременную жену – сообщаю, что интересует и подтверждаю все перед старшими и вашими и нашими, либо убивай здесь обоих. Что скажешь, Конь?
Конь изнутри прикусил щеку, прищурено глядя в лицо Игоря. Потом посмотрел на меня оценивающе, как мясник на тушу. Именно таким оценивающим взглядом, когда чувствуешь себя куском мяса. Перед мясником с обширным опытом. Вот именно так. Невольно отступила, чувствуя, как кошмаром долбит изнутри.
– Конь? – позвал белобрысый.
– Да ну, – поморщился он, все так же оценивающе глядя на меня, – тощая какая-то, подержаться не за что, да и брюхатая к тому же. Вон зеленая стоит, блюванет еще как натягивать начну. Нахуй ее. – Перекусил зубочистку и выплюнув, сказал, – Немец, катят условия, но ты помни, что договор надо соблюдать. Если ты напиздел и упираться начнешь, мы ее из-под земли достанем. И из нее детальки всякие достанем. Давай в машину к нам, Косой, дерни Истоминскую тачку, с собой заберем.
