Текст книги "Центумвир (СИ)"

Автор книги: Александра Лимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Поднялись в очень нехуевый пентхаус. Когда я увидела его мать, то смело заключила, что прямо видно, что это мама инопришеленца.

Она, разговаривая по телефону, выходила из столовой навстречу, когда Яр в прихожей снимал с меня пальто. Одета в джинсы и элегантную блузу, вроде бы просто, но сочетаемо так, что хочется одобрительно покивать. Темп ее речи достаточно быстрый, не сказать, что стремительный, но и не в среднем темпе. Тембр переливчатый, приятный, заставляющий инстинктивно прислушаться из-за выраженной эмоциональной окраски голоса. Рост чуть выше среднего, фигура очень недурственна, заметно, что спортом не пренебрегает от слова совсем. Шаг ровный. Уверенный. Осанка правильная, красивая, особенно с учетом двигательных стереотипов: как идет и как именно держит телефон – статная женщина…

Удлиненное каре, завитые стайлером волосы, придающие объем и потрясающую текстуру шатушу. Очень ухоженное лицо. Прямо очень. Я бы сказала даже, что не местными ухажерами, а примерно теми же, что и за лицом жены Тима где-нибудь в Германии ухаживали, но здесь все-таки более сдержанное отношение по принципу разумной достаточности, скашивающий возраст лет на пятнадцать, или около того. Около того, потому что мейк наложен грамотно, настолько грамотно, что не сразу поймешь, что он есть.

Черты лица узнаваемые, Яр похож на нее действительно и глаза от нее, только у его матери все же ближе к серому. И взгляд похож, проницательный. Очень.

– ..ну и все, тогда за приемку распишись и смело в отпуск. Ага, чао-какао, – бросила она в трубку, останавливаясь рядом и протягивая мне руку, приятно улыбнулась. Матерь божья, я тоже такие виниры хочу! – Здравствуй, Ален, я Лида. Без теть и отчеств, я не люблю свой возраст. Как я уже поняла, ты тоже это поняла. – Улыбнулась шире и, привстав на цыпочки, обняла Яра, чмокнув его в щеку и оставив тень нюдовой помады,  тут же оттерла след ладонью, нажимая чуть сильнее чем нужно, – обалдеть, вспомнил про маму, я уже не надеялась.

– Ты у меня по расписанию в следующем месяца стояла. – Усмехнулся он, взяв меня за руку и шагая вслед за ней в столовую. – Планы поменялись, хорошо, что графики совпали.

– Ты когда-нибудь дождешься и вместо: «здравствуй, сын», услышишь «вы к кому?». – Фыркнула она и хотела накрыть на стол, но мы отказались и согласились на чай.

– Я найду хороших врачей, если у тебя будет настолько все плохо с памятью, не переживай. – Парировал он, отодвигая мне кресло за небольшим круглым столом, и садясь напротив, пока я мысленно лепила лайк дизайнеру и очаровывалась видом из большого панорамного окна. –  Как у тебя дела, мам?

– Опять суд через неделю. – Удрученно произнесла она, метая явства на стол. – Задолбали.

Как в той песне прямо: я друг, ты друг, мы кримина-а-альный круг… Я посмотрела на ухмыльнувшегося Яра, глядящего в спину матери и стрельнувшего:

– Тебя наконец-то посадят и я смогу гулять допоздна?

– Сказали, что нет, просто тонну бумаг надо написать, что это конфискат, бюрократия же одна кругом. Я очень просила меня посадить и чтобы тебя не пускали, но мне отказали. Придется опять терпеть друг друга, сынок, – пожала плечом она, разливая чай. Подняла на меня взгляд и улыбнувшись, пояснила. – Оказалось, что я контрабандист. Сыну сигареты везла, и их было больше чем можно и это нужно было задекларировать, а я не знала об этом. Им отдала, сказала, хоть обкуритесь, а они на суд меня вызвали.

– Ты не так сказала. – Возразил Яр, с иронией в голосе и глазах глядя на нее, – повезло, что за оскорбления ментов тебе еще статью не пришили.

– Зарубежное образование, полжизни в Америке и Европе. – Удручено глядя на сына и расставляя перед нами бокалы, покачала головой и пошла за своей кружкой. – А разговаривает как дикарь лесной.

– Ты забыла добавить, что до четырнадцати лет я рос в интеллигентной семье потомков столбовых дворян, профессоров и ученых, разговаривающих исключительно  высокохудожественным и публицистическим стилем. – Кивнул Яр, когда она села напротив нас и с печалью на него посмотрела.

– Господи, кого я родила... – закатила глаза она.

– Дебила. – Ухмыльнулся Яр под ее суровым взглядом, – что? На этот вопрос тебе всегда так отвечали. Автоматом выскочило.

– Это был не вопрос. – Резнула взглядом, достаточно острым, Яр лишь фыркнул.

– Это хорошо, потому что я соврал, когда отвечал. – Повернул голову ко мне и доверительно сообщил, – на самом деле у нас не было столбовых дворян, профессоров, ученых и интеллигентов. Так что можно сказать, что мы с тобой из одного социального класса, наш брак будет равноценен, моя деревенская любовь.

Хотелось парировать смешно, но там было с матом, а без мата весь цимес терялся да еще тут мать инопришеленца, причем прикольная, надо держать статус, поэтому поразмыслив я произнесла:

– М. А то, зная тебя, я сейчас подумала, что тебя подкинули.

– О, встретились две ехидны, значит. – Лида довольно улыбнулась,и расслабленно произнесла, – ну, тогда можно сразу по свойски. Алена, прости меня за него. Не было печали, но мне его дали, пришлось работать с тем, что есть. Я старалась, как могла, честно, но он упертый и иногда побеждал мои старания. – С печалью посмотрела на иронично покивавшего Яра, а потом снова на меня с легким интересом спросила, – чем занимаешься, Ален?

– Юрик. Реклама. – Тут же ровно произнес Яр, отпивая чай.

– Слава, Алена умеет разговаривать, если ты не знал, сынок, – с такой знакомой мне иронией посмотрела она на Яра. – Ты иногда хоть затыкайся, тогда много нового узнаешь о людях рядом. И то, что они о тебе думают. Тебе это полезно.

– Иногда она сигнал с базы теряет, я страхую. – Яр откинулся на кресле и улыбнулся мне, метнувшей на него убийственный взгляд.

– Если ты будешь так с ней разговаривать, то умрешь холостым, а я тебя не для этого рожала. – Лида перевела задумчивый взгляд на меня. – Много тебе говорить не буду, раз уж ты с ним, значит, ты нашла в нем неоспоримые достоинства, не знаю, правда, как и с каким трудом тебе это далось, но нашла. Упорная значит, еще один плюс.  Я пойду сразу по его проблемам, чтобы предупредить тебя и добиться того, о чем я мечтаю, так что... Он, – кивнула в сторону иронично улыбающегося Яра, – иногда с головой не дружит, бесится часто с пустого места, и надо оставлять его в тишине и одиночестве, он не осознает, что зачастую в своих аффектах сам виноват. Не осознает совсем, ведь не царское это дело – свои косяки признавать. С этим бороться бесполезно, сразу говорю. Еще он ленивый в быту –  кран наладить, гвоздь забить, розетку починить, посуду за собой помыть и прочее. Но все умеет, так что не верь, когда начнется «у меня заморское образование, я всю жизнь учился, я не знаю, как с проблемами смертных справляться», прямо мгновенно обрубай и заставляй. Третья его проблема и самая неразрешимая – самооценка для рабов, а я бог и ко мне должны относиться соответственно. Здесь просто молча кивай, пока с него не схлынет галлюцинация, а если совсем берега потеряет, звони мне. И вообще в любой непонятной ситуации  – звони мне, я ему всыплю по первое число. Теперь ты, – недовольно глядя на сына скептично приподнявшего бровь, произнесла, – это адекватная девушка. Понимаешь? Адекватная, то есть не такая как ты. И нельзя над ней издеваться, обижать своим придурочным поведением и проверять насколько развито ее чувство юмора. Потому что адекватные люди понимают над чем можно смеяться, а что уже за гранью, а до тебя никак не дойдет. Во всех ситуациях, я буду на ее стороне, потому что я тебя, к сожалению, хорошо знаю и знаю, как людям с тобой тяжело приходится. Если доведешь ее, тебе мало не покажется, потому что я хочу внуков. Вот. Я все сказала. Нет, не все: трех внуков и идите дальше свои карьеры делайте. Теперь все.

– Троих сразу и родим, мам. Прямо завтра, – кивнул Яр. – В обед в роддом приходи, заберешь сразу.

Она попикировались еще немного, я подавилась чаем пару раз, прыснув невовремя. Потом Лида, вздохнув помолчала, побарабанила пальцами, глядя в столешницу.

– Теперь серьезно, – пригубив бокал произнесла она и перевела взгляд на Яра. Очень по особому посмотрела. Давяще серьезно, – у тебя все нормально? – интонация иная, негромкая но... мурашки по рукам.

– Да. – Ровно, спокойно, правдиво.

Помедлила. Пальцы снова стукнули по столу, взгляд изменился и посмотрела на меня.

– Реклама, не завязанная… ни на чем?

Я смотрела ей в глаза. Вот откуда у Яра это. Пронзительность взгляда, способнлсть читать по мимике и видеть суть. Только ее сын довел это до совершенства. И она видела, она знала, что я в курсе, кто ее сын. Почему я с ним. Почему он со мной.

– Да, – кивнула я.

Она сглотнула, прикрывая глаза, в которых мелькнула тень облегчения. И повела головой в сторону спокойно глядящего на нее Яра, тихо произнесла:

– Втянул?

Ощущение падения в бездну. Страх неизвестности и того, что я не знаю где предел.

А он усмехнулся, откидываясь на спинку кресла произнес:

– Я же не такой дурак, мама. Но показал. На правую руку ее посмотри. Это осознанно. – Серьезность в прежнюю иронию, в ровном и  глубоком голосе эхо смеха, – и это не я предложение сделал. Как Алена падала передо мной на колени с предложением и крышкой от банки с колой, ты бы видела, мам! Ну как я мог ей отказать?

– Можно я его стук… – сквозь зубы начала я, но она уже схватила его за нос и дернула. Хотя рука изначально дернулась отвесить подзатыльник. Прострелило холодом.

Яр поморщился, потирая нос, и перевел тему:

– Чего там по твоей деятельности? Слышал, «Омега» тебя теснит?

– Да прям! – усмехнулась она. – Щенята какие-то вырвались на рынок, и давай галдеть направо и налево как успешно у них все, а сами по уши в кредитах сидят. Офис в Москва-сити сняли, думали, с этого бизнес начинается, катят фигню с Китая и выставляют их за бренды западные, считая, что они оригиналы такие, и никто не догадался об этом до них, и до договоров с сетями не додумался. Выставляют ценник бешеный, естественно, им все отказывают, они даже в ноль не выходят, ну нет столько лохов, чтобы они аренду офиса отбивали не говоря цже об остальном. Так что тонет"Омега". Мы с Гайчиной поспорили, когда они потонут совсем. На кону ящик Моёт, я пока выигрываю – к ним уже приставы приходили, долги то растут. До декабря точно закроются, а Гайчина же добрая душа, прямо жалко ей их, верит и надеется, что до марта покрутятся еще. Нефига. В декабре капутнутся.

– Могу подсобить, чтобы точно ты выиграла.

– Отстань ты со своим подсобить, – махнула на него рукой, – ничего в спортивном азарте не понимаешь. Вот Алена понимает. Она меня поддерживает. Да?

– Да. – Улыбнувшись, покивала я. – Безусловно про отстать с подсобить. Безусловно!

– Как же ты мне нравишься, Ален! – улыбнулась Лида, очарованно глядя на меня и одобрительно хлопая по щечке сына, жующего конфету, – хоть какая-то от тебя польза, Славик!

***

– Эту сумочку увидела, сразу вспомнила твои сапоги. – В один из следующих вечером заявила мне Лида с порога, протягивая коробку. – Подумала, что сочетаться будет хорошо. – И торопливо добавила глядя на мое вытянутое лицо, – не понравится, передаришь кому-нибудь.

Да ага, щас. Передарю я сумку за полляма кому-нибудь, да. Только если Илье, ему не жалко, но что-то мне подсказывает, что он носить не будет такую.

Пропуская гостей в дом, Лиду и приятную женщину средних лет, с которой они прошатались по магазинам и решили заехать к нам на чай, о чем по телефону предупредила меня Лида.

– Она неизбалованная. – Задумчиво заключила дама, отдавая мне шубу и глядя на мое ошеломлённое лицо в ступоре разглядывающее сумочку на столе недалеко от входа.

– Это Гайчина. – Вздохнув и с грустью посмотрев на платиновую блондинку, пояснила Лида. – В смысле Лиля. Моя подруга, которая сначала говорит, потом думает, не обижайся на нее.

Прошли в столовую, где сидел зарывшийся в документах и ноутбуке Яр, кивнувший Лиле, царственно садящейся в кресло, пока я люто хозяила, обслуживая вечерних гостей.

– Ты потолстел. И похорошел, – в свойственной ей манере заявила Лиля.

– Вы меня видели лет семь назад в последний раз, когда я от ветрянки чуть не помер. – Откладывая все в сторону, кивнул Яр. – Тогда я был худой и в волдырях. Да, чуть-чуть изменился. А вы нет, все так же прекрасны.

– Ты очарователен, знаю же, что врешь, а все равно приятно. Продолжай. – Одобрительно кивнула Лиля, поблагодарив за поставленную перед ней чашку. – Я пытаюсь уговорить Лиду на подтяжку лица, мне одной страшно. Ты же современный мальчик, уговори ее, – велела она, разглядывая пирожное и считая в телефоне калории.

– Так она же недавно делала. – Зевнул Яр, откидываясь на стуле, и положив руку на спинку моего.

– Надо было назвать тебя Павликом, – с недовольством посмотрела на сына Лида, усаживаясь рядом с ним, – и выйти замуж за какого-нибудь Морозова. Сказала же не болтать об этом.

– Ты говорила это тот шведский крем! – Возмущенно посмотрела на Лиду Лиля. – Ты снова меня обманула!

– Ой, Лиль, так бы ты мне всю кровь выпила. Это неправильно сделали, то не так. Лучше наврать – нервы целее. – Пожала плечом Лида, отпивая кофе.

– Я купила вагон этого крема! То-то думаю, почему эффект не такой же. Я еще в догадках терялась, зачем тебе в Германию так надолго, а потом в Швейцарию! Конечно! Операция и реабилитация на чистом альпийском воздухе! – Лиля прицокнула языком, качая головой и глядя на Лиду, углубившуюся в телефон и прищурено разглядывающую присланные ей файлы. –  Крем! Крем, Лида! Вагон крема!

– Буквально? – приподнял бровь Яр, заглядывая маме в телефон и пальцем указывая на что-то, за что тут же получил шлепок по руке.

А я поняла, что в этих кругах, его вопрос очень разумный.

– Нет, – ответила Лиля, хмуро глядя на довольно фыркнувшую Лиду, отложившую телефон, и заставила меня поперхнуться своим недовольным, – но почти.

Они посидели совсем недолго и уехали. Потом задергали Яра и он тоже уехал.

Время стремительно понеслось вперед.

Официально заявляю, что никогда и не при каких обстоятельствам не буду устроителем свадьбы. Это зверская работа. Несмотря на то, что у меня было трое этих зверюг, из-за сжатых сроков мы все равно едва справлялись. Трогательные моменты с подбором платья с Танькой, у которой невъебенный вкус, и Лидой, у которой вкус еще невъебеннее, как-то стерлись в хаосе остального. Выбрали два платюшка, первое пышное, весом двенадцать килограмм, со шлейфом и всем полагающемся, второе элегантное, стильное по фигуре. И весит намного меньше. Разглядывая себя в первом варианте, я прямо понимала, что мужское сердечко Истомина проткнется насквозь, ну аки принцесса же, а во-втором варианте, он, как обладатель вкуса, определенно будет покорен. И вообще, повезло мужику, если уж откровенно. Красота вон какая в зеркале. Так трогательно!..

Но это стерлось. Потому что начался ад. Истомин зашивался по страшному, чтобы один день мог быть свободен, ему же женится надо, поэтому в основном все решала я. Организаторы неплохо справлялись с самим традиционным сюжетом, а у меня болела голова за гостей. Их было много, много из-за границы, которых нужно сюда доставить и разместить достойно. Если не углубляться в детали, то подготовка к свадьбе это ужас. В сжатые сроки и с учетом масштаба – кошмарный ужас.

В само утро свадьбы я не выпускала из рук телефон, мешая лютым стилюгам и фото/видеографом тем, что маньячно проверяла все фронты, чтобы убедиться, что все идеально и пройдет по плану, и когда на меня надели двенадцать килограмм, довершили образ и я убедилась, что все точно готово и пройдет по плану и можно на минутку расслабиться, пока инопришеленец за мной катит, до меня внезапно дошло, что я выхожу замуж и внутри задрожало. Вот это, женское такое, когда ты понимаешь, что полуторачасовая работа стилистов может пойти насмарку, а слезы все равно катятся и руки трясутся.

Меня, улыбаясь, утешала Леся, и я, глядя на нее напугано, вспоминала вот точно такой же момент, несколько лет назад, когда я ее, ревущую перед приездом Ильи, пыталась угомонить, желая пристрелить за фразу «я не хочу замуж». Вот сейчас я прямо отчетливо понимала, что именно она имела ввиду и почему плакала.  Я тоже не хочу! Рядом, пытаясь меня рассмешить, но тоже пуская сопли, ошивалась Танька, которая тоже плакала, когда выходила замуж за своего сурового мужика, а потом сертификат на лайфхак жизни мне впихнула. Вокруг меня порхали посиневшие стилюги. И мне, наконец, стало смешно. До слез опять. Потом в меня влили бокал шампуня и меня чуть-чуть отпустило.

А потом приехал Истомин. Со своей братвой. И что-то как-то почти полностью отпустило. Особенно в машине, когда целовал руку, глядя на меня с таким выражением в глазах…

Если в целом говорить о самой свадьбе, то можно кратко: масштаб и пафос плюс стиль и вкус, равно смерть от оргазма внутреннему эстету. Эстеты помирали стадами. Я была собой очень довольна.

Первый раз у меня слезы покатились, когда поздравляла мать Ярослава Истомина. Когда микрофон держала сильная, гордая, серьезная женщина и говорила очень важные и очень нужные вещи. Говорила от сердца, глядя на нас. И в конце у нее покатились слезы и Яр тихо, едва слышно неровно выдохнул. Я сжала его пальцы, чувствуя, как снова дрожит все внутри.

Второй раз я расплакалась, когда поздравлял мой брат. Когда тоже говорил важное и нужное, когда… доверял младшую сестру человеку, которого он уважает. Это не было прямым текстом, это шло эхом в его словах, его глазах, в той атмосфере, снова породившей полную тишину в зале. В сильных пальцах Яра, спокойно сжимающих мои пальцы на его бедре под столом. Это было в ровном лице Яра, едва заметно поведшего головой в признательности, когда крепко пожимал руку моего брата.

И Хьюстон был достоинством и стилем в чистом виде. Поздравлял в своей манере – попиздеть он любит и умеет делать это смешно. Ползала лежало, короче.

Когда часть торжества пошла в более неформальном стиле, после свистоплясок селебрити и прочего, я уже нормально дышала и могла поесть, потому что платюшко намба ван, сменили на намба ту, и подошло время для танца, так сказать,  брачующихся, меня пробило. Прижималась лбом к его плечу в неярких блики софитов, впитывая негромкую музыку, в окружении клубов дыма касающихся ног, и чувствуя его руки, их тепло, вплетающееся в вены упоением, потому что я понимала, что выходила замуж за человека, стоящего до конца там, где другие дали бы осечку. Отстранилась, глядя на него, в серо-зеленые глаза, где была моя молитва во тьме былого, темени настоящего и неизвестности грядущего. Взглядом обещая, что с ним сейчас и до скончания дыхания. Сглотнул, на мгновение прикрыл глаза и слегка присев, осторожно подхватыватил и приподнял над собой. Кружит. И столько всего было в его приподнятых уголках губ, в выражении глаз, в моих слезах, и крепче сжатых пальцах на его плечах. Опустил и прижал к себе, прошептав на ухо с теплой иронией:

– Истомина, че ты слезами обливаешься? Сейчас они все подумают, что я тебя замуж насильно взял. Они меня знают, не смей подкреплять их подозрения. Это останется нашим с тобой секретиком. Жена ты мне или поросячий хер, в конце-то концов.

– Ты же не против ролевых игр, так что иногда я буду поросячьим хером, – ухмыльнувшись, хрюкнула ему на ухо.

– Притворись, что ты счастлива, сейчас мимо тебя эти вон с камерой пробегут. Все, можешь быть собой, молодец.

Мы снова сидели за столом, где я только собиралась наконец-то впервые за этот день пожрать нормально и сделать глоток вина, когда все пошло по пизде.

Вадим приблизился к Яру и склонился к его уху. Вспышка. Ярость. Черный давящий лед раздражения. В прикрытых глазах, в твердо сжатой челюсти.

– Я на десять минут, – не глядя, бросил мне и поднялся из-за стола.

Усмехнулась. Оценивающе посмотрела на беснующийся танцпол. Три глотка вина, холод в пальцах. Вроде, если вдоль стены идти, типа в туалет, то не особо внимания привлеку.

Спустилась на этаж. И мрачно усмехнулась – пошла движуха. Приближенные на телефонах, периодически проходят по коридору, из той стороны, где был кабинет Яра. Проходят и сразу в сторону выхода. Среди толпы гостей затеряться в общем-то не сложно было, с учетом контекста ситуации, стояла улыбаясь пиздела с ними, принимая поздравления.

Улучив момент, когда Артюхов с прижатым к уху телефоном жестом остановил направляющегося в сторону кабинета Еровинкина и они пошли на выход, пошла по коридору. Приглушенное освящение, музыка почти не доносилась, поворот за угол и здесь вообще тишина. Прижалась ухом к двери его кабинета, уговаривая сердце не колотиться и не заглушать, потому что и так херово слышно.

– …пока ничего. – Хлесткое раздражение и черный лед в голосе Яра. – Игорь, позвони Громову. Если что, я сообщу, но будьте готовы.

Отстранилась от двери и метнулась в сторону противоположную ее открытию, приседая и прижимаясь к стене спиной. Игорь красавчик – вышел и неплотно затворил за собой дверь. Щель небольшая, но есть. Сняв туфли, прокралась к двери обратно, предусмотрительно не глядя в щель.

– …двадцать минут назад, – произнес голос Вадима.

– Да мне срать, когда это случилось. Это случилось. Какого хуя, Шива? – щелчок зажигалки, стук стекла о дерево, и более ровное,  – ты выйти хочешь?

– Нет. – Твердо и немного с напряжением.

Повисла тишина.

– Сядь. – Голос Яра на протяжном выдохе. – Посмотри мне в глаза. – Пауза затягивается, а потом спокойно и немного устало, – Вадим, я спрашиваю тебя, ты хочешь выйти?

– Нет. – Негромко, но твердо. Так, когда решение принято давно и это звучит уже естественно. Как факт. – Это мой круг и я никуда из него не пойду.

Повисла тишина. Недолго. Шелест выдоха дыма. Плеск жидкости о стекло. Когда Яр вновь заговорил, интонация снова была прежней, той, искаженной его раздражением.

– Я тебе говорил что ситуация накаливается? Говорил или нет, – судя по краткой паузе, она отводилась под подтверждение, и жрец не подвел и кивнул. Потому что голос Яра напитался еще большим раздражением, – тогда какого хуя нет строгого надзора? У тебя в голове страусы ебутся, что ли? Ну, так ты с ними ебись у психиатра, хули ты у меня тогда тут делаешь. – Громкий стук стекла о столешницу, и уже менее раздраженно.  – Почему ты начал проседать тогда, когда вообще нельзя этого делать? У тебя одна задача – следить за этими пидорасами. Следить, Шива. Почему они закусились? Почему именно сегодня, именно сейчас? Ты понимаешь, что я должен сорвался с собственной свадьбы и поехать их разнимать? Ты понимаешь, что если Марвин сейчас прикажет ехать, я этих уебков разнимать не буду, я их всех жрать это заставлю, весь дуревой обвал, который они поделить не могут. Ты понимаешь, что этот админ Коню принадлежит и нам сталкиваться вообще не надо, особенно сейчас? Ты понимаешь, что наши не должны были напрямую Марвину сообщать? Даже если и правы, даже если их пидорасят не за что. Им нельзя было сообщать напрямую. Ты понимаешь, что ты, сука, мог бы сейчас ехать, а не я? Так какого хуя, Шива?

– Наши не сообщали Марвину, я уже хотел сказать тебе и собирался ехать, чтобы по тихому раскидаться с ними, – негромко ответил Вадим. –  Но Марвину и Дубу сообщил Конь. Кулаков сказал, что обвал намеренно, что все было согласованно, но они все равно обвалили и не отдают. Конь сообщил Марвину, что, якобы, согласования не было, а это значит, что это их транзит и если есть вопросы, мол, засылайте центума, будем разбираться.

Яр негромко хмыкнул. Звонок его мобильного.

– Марвин. – Негромко произнес Вадим.

– Отвечай.

Снова тишина. Потом голос Вадима:

– Через три часа джет во Внуково и...

Не договорил, потому что увидел меня, вставшую у двери и потянувшую ее на себя.

Яр сидел в кресле у стола, в пальцах тлела сигарета, Вадим, подавшись вперед и опираясь локтями о разведенные колени у его стола.

Я смотрела в глаза Истомина, сжав челюсть. Вадим молча поднялся и вышел. Закрыл за собой дверь, о которую я оперлась спиной.

Он смотрел в стол не моргая. Черты лица резкие, напитываемые яростью, взгляд наливается давящей тяжестью, от него снова фонило тем, что давило на инстинкты и предупреждало, что сейчас он чрезвычайно раздражен и очень опасен.

– Еще хоть один раз будешь подслушивать... – Зло глядя на потушенную сигарету начал он.

– О, извините, Ярослав Андреевич. – Очень серьезно перебила я и усмехнулась, исподлобья мрачно глядя на него.

Он скривил губы и, откинувшись в кресле, прищурено посмотрев на меня, безапелляционно произнес:

– Ты знала за кого ты замуж выходишь.

– Я думала об этом. – Улыбнулась, склоняя голову и испытывающе глядя на него. – Теперь думаю, что логичный выбор не синоним правильного.

Для него хлеще пощечины. Желваки заходили, глаза потемнели, сглотнул и... отвел взгляд. Но пожалеть о сказанном я не успела. Пожалеть, в плане, что ударила слишком жестко, что он тоже не в восторге, что... Но забыла, кто именно сейчас передо мной.

– Я тебя услышал. – Прохладно усмехнулся, вдавливая в пол взглядом. – Но выбор сделан. Отмене и пересмотру не подлежит. Придется помучаться.

– Не провоцируй, Ярый. – Улыбаясь, отрицательно повела головой я. – Или ты хочешь апокалипсис, чтобы я этот нахуй не упавший мне Эдем превратила в сожжённые пустоши лукавого?

– Есть такой момент, как деловые обязательства. – Прищурился, красиво улыбаясь. Пугающе. – Если ты истеричка, то давай, иди. Позорь меня. А если ты сделала выбор, руководствуясь логикой, то и следуй этому вектору. Пусть он и неправильный, зато логичный же.

– Хорошо, Ярослав Андреевич. Извините. Не буду вам мешать. – Присела в реверансе и вышла.

Вернулась в зал, он, чуть погодя тоже. И я почти сразу натолкнулась на пристальный взгляд Лиды. Она поднялась из-за стола и очень близко прошла от Вадима, только входящего в зал. Я руку на отсечение могу дать, что я точно знаю, что она ему сказала. Потому что Вадим, едва заметно поморщившись, и в поисках спасения посмотрев на начальника, взглядом ломающего пол сейчас, спустя секунду повернулся и вышел вслед за ней. Вернулись они вскоре и Лида направилась сразу к нам. Остановилась у Яра, выпившего виски и предупреждающе посмотревшего на нее.

– Скажи-ка мне, сынок, ты у меня и правда дебил, да? Расселся тут с такой недовольной физиономией, что цветочки вянут.  – Улыбаясь, повела подбородком в сторону оформления живыми цветами нашего стола. – Чего ты сидишь тут, царь-горы?

Все-таки свекровь у меня замечательная.

– Ма, только ты еще не начинай. – Тяжело глядя в стол и твердо обрубил он.

– Сына, ты не дебил, ты ебнутый. – Серьезно, с эхом гнева произнесла она, не спуская доброй улыбки с лица. – Ебало проще, вокруг камеры и шушера твоя.

Я аж соком подавилась Он поморщился и промолчал, но лицо стало непроницаемым. Я тоже торопливо изобразила ебало проще, осознав, что Лида права. Она тяжело смотрела на сына и, встав так, что зал был за ее спиной и лица никто не видел, зло прищурилась, глядя на Яра, негромко, но очень вкрадчиво проговорила в этом неповторимом Истоминском стиле закидыванием вопросами:

– Славочка, а ты как вообще, думаешь о жене своей, нет? Не в курсе, что начинать пора? Ты под каким предлогом для всей этой шушеры съебываешься, или ты просто молча ее тут одну бросишь? Твой пидорас Марвин и его высеры для тебя окончательный приоритет и когда в очередной раз он высрет хуйню свою, ты ни о чем другом думать не в состоянии, да? Тогда ты зачем женился, девчонка в чем виновата? Не мучай и отпусти, раз думать о ней не способен. И Вадима нехер так песочить напропалую когда надо и не надо, мальчишка уже седеть начинает из-за тебя. Попробуй во всей этой хуйне еще одного такого найти, ты попробуй, сынок, и только потом так жри его, блядь. – В ее глазах буря, ярость и сквозь зубы очень не громко, но  мощным хлыстом, – в отца не превращайся.

Яр прикрыл глаза, протяжно выдыхая.

– Ма, иди им что-нибудь соври, я не соображаю уже.

– Оно и видно. – Выцедила она, и посмотрев на меня, ровно произнесла, –  Ален, не переживай, нормально все, разрулим.

Объявила гостям, что произошла накладка и молодожены вынуждены отправиться в свадебное путешествие раньше, чем вечер закончится. Потом прощания у машин. В связи с тем, что толпа у инопришеленца была больше,  я стояла в отдалении и прощалась со своими. Потом появилась Лида и отвела меня в сторону, серьезно глядя в глаза  успокаивающе произнесла:

– Я балаган этот разрулю и приеду.

– Нет, не надо. – Сглотнула. Усилие, щелчок и ирония в голосе. – Ну, вы знаете, бабские сопли, какао, пледик, жизнь тлен, тут нужно одиночество.

Она рассмеялась и обняла. Тихо, спокойно на ухо, а у меня мурашки от того, что в том ровном голосе:

– Знаю. Поэтому и говорила, что звони в любое время. – Отстранилась, глядя на меня и невесело улыбнулась. – Ален, с некоторыми вещами придется смириться. Просто придется. Я его там полоскала, чтобы в позу не вставал, а то может ведь, и, скорее всего уже встал... но мой сын в этом мраке действительно достойный человек. Не просто как мать говорю. – Коснулась пальцем моего подбородка и чуть нажала. Приподнимая. – Повыше, Алешка. Такую красоту должны все видеть, пусть полюбуются, с нас не убудет. Полторашка или грамм?

– По грамму. – Усмехнулась я.

– Дай контакты, изумительно красиво, – произнесла она, задерживаясь профессиональным взглядом на углах моей челюсти.

– Еще комки Биша удалила, – хмыкнула я, почему-то чувствуя себя на пороге истерики.

– О, я тоже! – Рассмеялась она. Незаметно сжимая мои пальцы. – А то брыли такие, прямо как у бульдога и с каждым годом все больше бульдог. Только этому вон не говори, – кивнула на своего сына, направляющегося к машине и очень похоже, просто невероятно похоже, мимикой и интонацией передразнила, – натурпродукт-натурпродукт. – Улыбнулась рассмеявшейся мне. – Ничего он не понимает в этом.

Мне открыли дверь и помогли забраться в салон. Яр только хотел закрыть за мной дверь, но его задержала мама.

– Слава, а мамулю поцеловать?– говорит с задором, с тенью ехидства, тот же быстрый темп речи, все тоже самое, а в глазах стояли слезы, когда обняла и вжалась лицом в его плечо. Яр улыбнулся натянуто. Обнял ее крепче, и она, привстав на цыпочки что-то такое сказала ему на ухо, что он поморщился, но, не удержавшись, прыснул. Отстранилась от него и снова тоже выражение лица, снова та же мимика и ирония в глазах. Без слез. – Ты стал совсем взрослым, мой птенчик! Алеша, дай я тебя еще раз полыбызаю. – Отталкивая сына и делая шаг, к потянувшейся к ней мне.

– Сеньк ю. – Благодарно шепнула ей, ощущая, как она прижала к себе.