Текст книги "Центумвир (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Села в машину, сдерживая желание плюнуть в Истомина, развалившегося перед собой и хлопнула дверью.
Автомобиль неторопливо плыл по городу.
Сжала губы, припухшие от его поцелуев. Едва не заматерилась вслух, признавая – ладно, наших поцелуев. Провела рукой по нижней трети лица стирая иллюзорное покалывание на коже от его щетины. Стирая его горячее дыхание. Жар. Запах. Аромат.
От этих мыслей хотелось заржать. Весело и саркастично. А потом разрыдаться. И плюнуть ему в затылок за такое.
На удивление быстро приехали к дому. Водила припарковался почти на том же месте.
– Он может выйти? – выдержав секундную паузу, ровно произнесла я, глядя в подголовник сидения перед собой.
– Выйди. – Безэмоционально бросил Истомин водителю, тут же выполнившему приказ.
Прикурил, откидывая голову над подголовник и, повернув голову в профиль, смотрел в приоткрытое окно.
– В капитан Брейт Гритан была?
– Не поеду.
– Почему? – и спросил-то с таким искренним удивлением, будто действительно предполагался иной ответ.
– Истомин!..– Страдальчески закатила я глаза и, не удержавшись, злобно пнула его сидение.
– Яр. – Невозмутимо и крайне спокойно поправил он.
Захотелось взвыть и пнуть уже не сидение.
– Я... думаю, что нам не следует... блять! – Осознав, что на него точно не возымеет должного действия мое длинное аргументированное пояснение, почему у нас дальше не пойдет, кратко и резко бросила, – никаких отношений у нас не будет, за исключением деловых. Контактов и взаимодействий тоже не будет, опять же, исключая рабочие. Мне это не нравится. Все!
– Хорошо. – Неожиданно легко согласился он, стряхивая пепел в окно и выдыхая дым. – Доброй ночи.
– И вам, Ярослав Андреевич. – Едва не прорычала я, сама не зная, почему еще сильнее разозлилась после этой его реплики и вышла из машины, титаническим усилием сдержавшись от того, чтобы с силой не хлопнуть за собой дверью.
В квартире только разулась и разделась, собираясь поместить истеричное тулово под холодные трезвящие воды душа, как мне позвонил брат предлагая провести мне шоу-программу. Отказалась, сказав, что устала да и уже поездила. Попыталась перевести тему на то, чтобы спросить как решилось с Леськой, но Илья не лох. Спросил страшное – с кем тусила. Надо бы соврать. Все равно этот хреновый вечер не по вкусу, чего Илью настропалять…
Мрачно посмотрела в пол, сжимая телефон у уха.
Ой, да кого я обманываю! Согласилась съездить пожрать едва не мурлыкая ему в трубку, примарафетилась как на свиданку! Потом предвкушение перешло явно в радость, когда я его увидела. И этот поганый взаимный флирт в ресте! А сосалась с ним как будто последний раз в жизни вообще, и возбудилась до ахтунга просто! Да тут настолько очевидно все, что к бабке не ходи! И очевидно то, что мой интерес был взаимным все это время, просто гарцевали вокруг меня настолько грамотно, что я сама не чухнула, что грань давно пройдена и я дозу выпрашиваю у дилера, той еще скотины, к слову... не моей скотинки, а настоящей скотины!
– Алена. – Голос Ильи предупреждающий.
– С Таней Василевской. Помнишь одногруппницу мою? Она же с мужем сюда переехали сразу как универ закончила. Мы списались, пока я Леську искала, потом предложила встретиться. Пошопились, сходили пожрать. – Договаривала я, с фейспалмом, ибо впервые в жизни почувствовала вот это классическое: я говорю со старшим братом, который явно будет далеко не в восторге, если узнает с кем я провела вечер на самом деле.
Я очень хорошо понимала, что ему это не понравится. И даже понимала, почему. Дело совсем не в том, что ему неприятен Истомин или что-то подобное, ему в целом поебать на него, он для него чисто работа; все дело в том, кто такой Истомин. Любой адекватный человек скажет на его месте, что я ебу далась. Мой брат еще и сумеет это доказать. Хотя и не нужно, он и без аргументации будет безусловно прав. И я сипло произнесла в сгущающуюся нехорошим предзнаменованием тишину трубки:
– С Истоминым.
У Ильи, судя по очень протяжному выдоху, внутри нихуево так бабахнуло.
– Спать пока не ложись. Приеду, поговорим. – От резкости, от злости в его голосе, мурашки побежали по рукам. Трусливо попыталась спрятаться за спину его жены:
– Но Леся...
– Леся поймет, – и не удержался от морального подзатылка, – вот она точно поймет.
Я скрипнула зубами от ударившей внутри злости, потому что прекрасно осознала, что это фраза имела двойное дно и Илья мне только что сказал что я тупее его жены, которую сама считаю дурой. Вслух, разумеется, я никогда об этом не говорила, но Илья очень хорошо знает меня, и прекрасно понимает, что я думаю о Лесе, хотя никогда в жизни я себе слова плохого в ее сторону не позволяла. Вслух.
– Жду, – сквозь зубы выдавила я.
И ждала. Ходила из угла в угол и переживала. Ехал он долго, я успела себя накрутить по классической модели: я ничего не сделала, я не виновата, идите на хуй.
Модель посыпалась режущими осколками, как только Илья переступил порог с таким лицом, что у меня органы внутри в тугой узел завязались. Нет, он уже был не зол. Совсем нет. Гораздо хуже – в глазах неодобрение и мрачность. Когда он на сильных эмоциях это все гораздо легче пережить, но не когда он уже сделал выводы…
Прошел за мной на кухню. Молча плеснула ему вискаря и поставила тарелку с нарезкой. Бахнул. Жестом сказал открыть окно, глядя в угол кухни и достав сигареты.
Села напротив него тоже глядя в сторону. Он скурил до половины. Прикрыл на мгновение глаза и негромко, ровно начал:
– Во-первых: когда я сказал, что мы должны быть в хороших отношениях с этими людьми, я категорически не имел в виду, что ты должна... – губы сжались, затяжка.
– Становиться шлюхой, – подсказала я, усмехаясь и исподлобья глядя на Илью, зло посмотревшего на меня.
– Должна использовать такие способы, – проигнорировав мою провокацию, завершил он. – Во-вторых, – ткнул сигаретой в блюдце с налитой водой и смотрел как она гаснет, – Истомин участвует в таких замутах, что его окружение с очень большой натяжкой можно назвать людьми хотя бы с человеческими понятиями, не говоря уже о мужской чести. Сделай выводы, держа в уме поговорку "скажи мне кто твой друг, я скажу кто ты". – В третьих: он в этих замутах не только участвует, но и занимается созданием некоторых. Более того, он занимается еще и тем, на что полномочий не имеет, и если это вскроется... Из этого тоже сделай вывод. Как и из того, что там, где он находится, есть определенный регламент образа жизни и существуют очень своеобразные представления о том, что дозволено, что нет, и что такие люди как он должны делать в обязательном порядке, несмотря на любые, понимаешь меня? Любые обстоятельства. И регламент того, что делают с такими людьми и их окружением, когда случается косяк, а как я уже говорил, Истомин очень рисковый человек, потому что об этом всем прекрасно знает и все равно делает вещи, которые ему делать нельзя.
– Ты о чем?
– О том, что я начинаю сожалеть о принятом решении, но отступать уже поздно. Мне. – Поднял на меня тяжелый взгляд. – Я знаю, что несмотря ни на что, я всегда могу на тебя положиться и тебе доверять, потому что ты никогда не была из числа неосмотрительных дур, значит, сделаешь выводы из того, что я тебе сказал и будешь осторожной. Но, повторюсь: выбирай, кого хочешь и делай с ними, что посчитаешь нужным, только не из этой стаи. – Губы сжались и он совсем негромко произнес, – потому что в случае чего я тебе помочь не смогу и не знаю, что я тогда сотворю. Не только с ними. Чтобы ты понимала, для мужика вообще сложно признать свою неспоспособность в чем-либо, но я тут не перед бабой сижу рисуюсь, я разговариваю со своей сестрой, прекрасно знающей кто, что, кого и почем в этой жизни. И говорю на равных. Ты моя сестра. Ты единственный в этом мире мой родной человек. И я тебя прошу не делать ошибки. Я мог бы начать с ора и скандала, более того, я так и хотел сделать. Благо успокоиться успел и вспомнить, что хорошо знаю, что ты адекватна и что бы ты не делала, всегда понимала, чем это может обернуться. Потому я тебя прошу, Алена. Я. Очень. Тебя. Прошу. – С нажимом, чеканя каждое слово, тяжело глядя на меня, у которой внутри отчего-то вскипел протест.
– Какова альтернатива, Илюш?
– Она нужна? – вскинул бровь и в глазах такое выражение…
Удивлен. Очень удивлен. Почти в смятении и на дне его глаз вспыхивает ярость. Он вообще не предполагал такого, он ехал разговаривать с родной сестрой, а не сталкиваться… вот с этим. Что разомкнуло мои губы и выдало очень тупую провокацию.
– Нет, – тихо, отводя глаза, ощущая, как чувство стыда сминает что-то злорадно рассмеявшееся внутри. Неприятное. Чужое. И очень тупое. – Нет, я поняла. Мы просто поужинали пару раз... Илья, там без... без претензий на что-то большее.
– Давай безо лжи. – Сжал челюсть, отводя от меня злой взгляд.
Естественно. Он слишком хорошо меня знает, он слишком не дурак, чтобы не состыковать простые факты и не прийти к тому, в чем я себе признаваться не хочу.
Повисла долгая тягостная тишина. Илья усмехнулся, прикрывая глаза и качая головой. Прикусил губу на мгновение и с тенью надежды негромко произнес:
– Леська беременна.
– Да ты что! – вскочила со стула и метнулась к нему, чтобы обнять изо всех сил, пряча лицо в его плечо и зажмуривая глаза, давая себе мгновение на незаметную для него постыдную слабость. – Господи, Илюш, поздравляю!
***
С Истоминым мы встретились утром следующего дня.
В офисе открытого подписного финансового консорциума, то бишь объединения нескольких солидных независимых друг от друга шараг, банчащих ценными бумагами и реализациями займов. Мы с Ильей подъезжали к офисному зданию, и когда я об этом узнала, я как охуела, так и не выхуела обратно.
Потому что теневой офис, основной для разворачиваемого Истоминым проекта с нашим участием, где сейчас интенсивно шли работы по подготовке, был на этаж выше консорциума, а организация, которая там располагалась, на этаж ниже переехала. А вообще, этажей в здании несколько. И фирм несколько. И пока мы поднимались на нужный этаж пешком по лестнице, ибо с лифтами возникла какая-то проблема, я узнавала некоторых людей из тех толп, что двигались по лестнице. Они приезжали с Истоминым, его бойцы невидимого фронта, вежливо здоровавшиеся с невозмутимым Ильей и бегающие в свои офисы. На свои этажи… Вот как-то подозрение возникает… Особенно после того, как нас проводили в кабинет, возле которого висела табличка, гласящая что там сидит Рачевский Иван Палыч, лидер консорциума, и в этом кабинете солидный дядька, стоя над креслом с Истоминым, разговаривал с ним как с акцептантом по поводу подписаниям им тратты и времени, когда с этим Ярославу Андреевичу удобнее будет решить, у меня прямо укрепилось подозрение, что Ярослав Андреевич малец того… не по моим возможностям, в общем. Мы, земляне, вообще мало что знаем об этих инопришеленцах, и быть первооткрывателем их секретиков что-то не тянет.
Иван Палыч быстренько дал по съебам, когда мы с Ильей опустились в кресла для посетителей перед его столом, за котором сидел Истомин с космической скоростью читающий и изредка подписывающий стопку бумаг. Причем подписи его разнились в зависимости от фамилий, которые были указаны в документах.
Они с Ильей обсуждали возникшие вопросы и пути решения проблем которые могут возникнуть в ближайшее время из-за этих вопросов, я с умным лицом сидела рядом с Ильей и чувствовала совершенно неуместное, просто абсолютно ненормальное с учетом всего контекста ситуации раздражение. От нейтральности. От абсолютной нейтральности Истомина. Знала, что это успокаивало моего брата, убеждающегося в том, что пара наших с ним встреч действительно была без претензий.
И это правильно. Вот это ровное отношение и должно быть. Мы связаны работой, именно такое взаимодействие она и подразумевает. Вот эти его интонации, когда в ответ на его вопросы я рассказывала о том, как продвигается создание зеркала и расписывала, что и когда будет сделано. Так и должно быть. Этот его абсолютно безэмоциональный взгляд, деловой тон, полное равнодушие.
Только это бесило. Все сильнее. Потому что разговоры шли долго и мне часто приходилось в них участвовать, а эти его интонации…
Я тщательно контролировала себя, усилием подавляла набирающее силу раздражение, не имеющего рационально обоснуя. Сама же требовала такого формата общения и с чего тогда такие эмоциональные реакции на абсолютно адекватную обстановку. Тем более такую, вот эту увиденную, которая должна только укрепить в мыслях, что свят-свят и ну его на хуй… Блять, как бесит… Вот хули он в окно пялится? Чего там интересного? Москва, да? Никогда не видел, что ли?
Когда разговор коснулся набора штата, он вскользь и ровно посмотрел на меня, хотя разговаривал с Ильей. Абсолютно ровно. Посмотрел как человек обсуждающий вопросы с другими людьми, с подчинёнными, которым требуются разжевывать элементарное, ибо сами не допрут. И меня едва не подбросило на кресле от возмущения. Вердикт – я ебнутая.
Когда все завершилось, я поехала на квартиру, собрала вещи и Илья с Леськой проводили меня в аэропорту. Ожидая время посадки стояла в одном из залов ожидания внутренних перелетов для клиентов бизнес класса и, глядя в окно на подготавливаемый самолет, прикидывала, чем помимо тонны работы себя занять, чтобы вот это внутреннее ощущение раздрая сошло на нет быстрее.
Через несколько минут семья из четырех человек ушла на посадку и небольшой зал и вовсе опустел. Повернула голову, чтобы посмотреть на табло. Отлично, осталось не более двадцати минут и можно будет чесать на свою посадку.
Отрицательно повела головой в ответ на вопрос от улыбчивой сотрудницы аэропорта, стоящей недалеко на баре и спросившей не хочу ли я чего, потому что ей нужно отлучиться, и снова уставилась в окно. Думала, что как только она уйдет кто-то придет вместо нет, но нет. Странная система. А если я, несмотря на то, что клиент бизнес-класса страдаю клептоманией?..
Додумать сию мысль я не успела. Да и вообще додумавать не нужно было. Потому что спустя пару мгновений все стало ясно.
Сначала я услышала шаги, когда кто-то вошел в зону ожидания. В голове мелькнула дикая мысль и почти успела быть битой циничной рациональностью, но глаза смотрели на высокий крепкий силуэт, размытый в отражении стекла.
Темная приталенная рубашка, засучены рукава. Темные джинсы. Темный силуэт.
Шаг за шагом, неторопливо ко мне, стоящей у окна, скрестив онемевшие руки. А потом я услышала запах. Слабый шлейф изысканного парфюма в сплетении с почти стертыми аккордами никотина, когда он приблизился и встал позади, сунув руки в карманы и глядя за стекло, на самолет, который готовили к вылету. Стоял близко. Прямо за спиной. И не только обоняния касался шлейф его парфюма, по коже тонким налетом, легкой покалывающей изморозью его нуара шла прохладная насыщенность томления и раскрывалась внутри стильным ароматом черного льда. Официант, двойной солодовый виски. И негромко блюз. Спасите…
– Решила уехать по-английски. Как нетактично.
Его голос негромок. В отражении чуть склоняет голову в сторону и кпереди. Правая рука вынута из кармана, и касается моих волос, рассыпанных по спине. Пробегается от корней до шеи. Слабый хват, немного, едва ощутимо тянет вниз и перекидывает мне на плечо. Прижимая к нему пальцами. Сильнее. Нажимая. Вынуждая сделать шаг назад, ближе к нему, чтобы срезать чувство сопротивляющейся атмосферы, возникающей между однополярными концами магнита.
– Тут камеры. – Чувствуя как губы растягиваются в улыбке от провокации соблазнительно зовущей в крови.
– Временный сбой. – Усмешка в голосе. Рывок и спиной врезалась в его грудь, ощущая как спирает дыхание, когда его пальцы от плеч, по предплечьям, до кистей и жестко сжимают их. – Не пишут пока.
– Потому что ты захотел меня трахнуть? – усмешка по губам. Ядом с языка, ибо протравлена насквозь.
– Потому что я тебя захотел, – берет за кисти жестче, заставляя расцепить руки и ведет их к стеклу, прижимая к нему ладонями, – а там как пойдет. Но, скорее всего, да, ты права, сначала трахну, – и тихо на ухо умопомрачительное, – потому что выводишь. Заводишь. Сводишь.
Близость его тела дурманила. Звала. Осознание того, как же он рядом, вот прямо за моей спиной травило рациональность, извращала мысли, путала разум в горячую паутину инстинктов.
Я чувствовала его энергетику. Горячую, дикую, необузданную. Бурлящую и клокучую в нем, в этом почти спокойном теле, в глубине серо-зеленых глаз, сейчас глядящих на меня в отражении. Я чувствовала. И эти ощущения затмевали все.
Сжал мои кисти и его пальцы скользнул по ним ниже, накрывая мои ладони на стекле, сжимая их, вдавливая в прохладу.
В горле пересохло, когда двинулась назад, а он одновременно вперед. И подалась назад еще плотнее. Чтобы прижаться. Втиснуться ягодицами в его пах. И его руки тотчас обняли, сомкнулись на взбудоражено вздрогнувшей мне. Его пальцы с нажимом прошлись по талии, по животу вверх до учащенно вздымающейся груди и с силой сжали, одурманив чувством немеющего удовольствия, сорвав мне дыхание.
– С-с-су... – свистящим едва слышным шепотом мне на ухо и пальцы сильнее стиснули грудь, – ...масшедшая...
Прикусила губу от невыносимости волны удовольствия, прокатившейся под кожей, когда почувствовала его эрекцию и, стремясь усилить ощущение, вжалась теснее ягодицами, с нажимом елозя по нему.
– Еще немного и ты никуда не полетишь, – фатальным для моего контроля обещанием в одуряющей хрипотце голоса, надломленного едва контролируемым желанием.
– Истомин, – с мучением выдохнула, едва удерживаясь от того чтобы еще раз не повести бедрами, не раздразнить до обозначенной им границы. За нее. – Прекрати.
– Так отодвинься, – и подло, нереально подло кончиком горячего языка по мочке уха.
– Яр, пожалуйста. Я реально не полечу же, – признала с мучением, понимая, что если выскажу сейчас хоть единый протест для него это будет как красная тряпка, ситуация в ресте очень доходчиво мне это объяснила. – Прошу.
И он резко, с силой подался вперед, прижимая к стеклу, сорвав дыхание от невыносимо горячей тяжести разорвавшей низ живота, эхом улегшейся в сбитый, стертый стон. И отпрянул. Нет, не потому что опасался не сдержаться, потому что шаги были со стороны входа.
Сел в ближайшее кресло, скрещивая ноги. Зашли пара пассажиров и уселись невдалеке на диван, прямо под табло, на которым высветилось, что началась моя посадка.
Хватит.
Шагнула к креслу, на столике возле которого была моя сумка. Истомин встал и встряхнул ногой, чтобы остаточная эрекция не причиняла дискомфорт. Поднял на меня взгляд. Фыркнув, я подхватила свою сумку, с горечью ощущая сход и, не глядя на него, направилась на выход.
– Ну, ты поняла, да? – улыбка в негромком голосе позади. – В пятницу вечером заеду, вещей много не бери, в Лондоне будем чуть более суток.
– Ну, да-да. Время не трать. – Через плечо бросила я, отчетливо давая понять, что нет. Железно нет.
*Текст песни Хаски – Иуда. Все права у правообладателя.
Глава 6
К пятнице почти непрерывный контакт с венценосной жопой со скипетром все-таки вымотал меня. Если уж быть честной, то не он, на него-то мне похуй, а сотрудники, упрашивающие дать добро на то, чтобы зажать его в каморке, освежевать и сказать, что так оно и было, и вообще ему так больше к лицу подойдет. В целом, у нас хороший дружный коллектив, очень многое вместе прошли, поэтому мне их действительно жалко, и я расстроилась, что ничем не могу им помочь. Аж аппетит пропал.
Возвращаясь домой и, переступая порог своей квартиры, я объясняла доставке пиццы, что нужно отменить мой заказ и вообще жизнь тлен и я хочу умереть, поэтому могу принять только если у них пицца с ядом. Оператор на том конце провода, явно очаровавшись звучанием моего голоса (другой причины терпеть мои стенания я не видела), сообщил, что курьер уже подъехал и с кривоватыми нотками флирта пытался уговорить меня взять пиццу без яда. Пошутил бы, что можно посыпать аль денте, я бы передумала, но в него не был вмонтирован сарказм, а я таких мужиков не люблю. Так что загон закрыт, несмешной ослик, как научишься, приходи.
Я бросила оператору, что такие харчи я не приму и, отключив телефон, только расстегнула пальто, как раздался звонок в дверь. Ну, может, хоть курьер симпатичный и вечер будет не таким уж и грустным. Я видела порно, которое начиналось точно так же.
Поэтому распахнула дверь и поняла, что жизнь окончательно тлен, вечер теперь просто гавно, и я очень хочу плед, какао и поплакать. Ибо на пороге стоял дилер.
Истомин, оперевшись предплечьем о косяк, разговаривал по телефону, медленно склоняя голову, приподнимая бровь, сверкнув одуряющей иронией в серо-зеленых глазах, наблюдавших мое перекашивающееся ебало, с разбегу захуяревшее дозу и не спросившее чо-почем. Попыталась захлопнуть дверь и спастись от передоза. Не вышло.
Задержал ее и сделал шаг через порог, отводя руку с телефоном о тлица, чтобы негромко сообщить отступившей мне:
– Вообще-то, надо спрашивать кто там, раз в глазок не смотришь.
– А то можно получить бандерольку от почтальона Стечкина? – огрызнулась я.
– Есть ушлепки. – Кто-то слишком долго жил в Штатах. Этот кто-то плечом захлопнул дверь, и нагло облокотился спиной об нее, – их, в отличие от меня, не заводит твой стиль предварительных ласк с щекотками пером. – Усмехнулся, вновь прижимая трубку к уху и слушая абонента.
Я скривилась, с болью наблюдая его безупречный стиль. С болью, потому что это охуенный стиль. И в одежде. И в поведении. Господи, как от этого спастись?.. Ну, подскажите кто-нибудь!
И вообще, хули ты натворил, скотина? Остался бы в Америках своих, я бы счастлива была сейчас, потому что корона сидела идеально. А не перекашивалась вместе с ебалом, от того, что Истомин медленно и сильно прикусил свою нижнюю губу, повел ей кпереди и на влажной коже доли мгновения оставался след от его зубов.
Резкое движение – хват за мой локоть, секунда и уже я прижата спиной к двери. Прижата им.
– Нет, у нас двадцать третьего решается окончательно, – легко перехватил мою руку уперевшуюся в его плечо, чтобы оттолкнуть. И прижал собой теснее, беззвучно и протяжно выдыхая в висок. Плакать захотелось сильнее. От распирающего вены ощущения тепла, переходящего в жар, очень прогрессивно сгущающий кровь.
Шлейф его парфюма, сила, нажим. Жестко прижатая кисть к дверному полотну, вторая зажата между нашими телами. Запах въедался в сознание вместе с его натиском, запускающим покалывающее онемение в тело, когда несильно прикусил мне ухо. Пальцами сжала черный кашемир его пальто, задерживая дыхание от разрядов под кожей. Задерживая его. Близко и придвигая ближе, хотя, казалось бы…
– В душе не ебу, но если тебе очень надо, то могу. Моя такса прежняя и ты знаешь, что надо делать. – Отстранился немного, отпуская мою руку и впиваясь пальцами в подбородок, чтобы рывком поднять мое лицо вверх и провести языком по моим кривящимся губам. Онемевшим.
– Это на производственные затраты, так что никаких преференций. Скидку тебе, размечтался, я с тебя еще больше сдеру, чем с других, халявщик, блять. – Пальцы мне в волосы, массирующее движение у корней и прижимается теснее, а голос не выдает того, что беснуется на дне серо-зеленых глаз и делает неумолимым возрастающее томление в крови, почти свернувшейся от огня в сосудах. – Да, есть один на примете, кэш выведешь, но и проценты у них не малые.
Глаза в глаза, краткое движение его бедрами вперед и эхо жара по всему телу, мучительно оседающее внизу живота. Прикусил губу так, что она побелела, глаза темнеют, мир травится…
– Ты заткнешься или нет? – тихо прошипела я, вставая на цыпочки и выдыхая на его губы, чуть отстраняясь, когда подался вперед. И еще раз. Рассмеялась, снова уводя голову.
– Юр, не могу говорить, давай позже тебе наберу. – Бросил почти резко, и вжав в дверь до перехвата дыхания, стиснул в руках лишая возможности отстраниться, быстро проговорил, прежде чем впиться в губы, – привет, долетел хорошо.
Губы сухие, жадные, горячие. Оставляющие след на моих, высекающие клеймо пожара внутри, когда языком по языку и поцелуй глубже. Сильнее. До неприятного стука зубов, до судороги в пальцах, впивающихся в его голову и плечо. До сливающегося ритма сердца, которое подгоняла алчность, набирающая силу. Становящаяся почти невыносимой, когда его руки под мое пальто с сильным, болезненным нажимом по талии уходя на поясницу и на ягодицы. Сжимая, почти стискивая.
В разуме ничего кроме набирающего мощь пожарища ничего не было, когда он немного присел, чтобы подхватить под ягодицы, задирая по бедрам юбку и резко вжимая собой в дверь.
– Нет, – сипло возразила, резко отстраняясь, понимая, к чему идет.
– Хорошо, – невозмутимо отозвался, рывком продвигая меня спиной вверх по двери и кусая за шею, сжимая ягодицы сильнее, срывая дыхание от непереносимой отдачи в теле.
– У меня эти дни. – Я действительно почти заплакала.
Его язык по месту своего несильного укуса на моей шее и пульсация внизу живота болезненна. В принципе, дни почти закончились… Нет, блять, нет, так нельзя. Ну, еще чуть-чуть можно.
Сжала пальцы на его плечах, откидывая голову, когда пошел языком по шее вверх. Почти до линии челюсти, а в углах филлеры. Резко перехватила его лицо за подбородок и с искреннем сожалением отвела от своей шеи.
– Я не шучу. – Серьезно произнесла, мучительно восстанавливая дыхание и глядя в серо-зеленые глаза, почти опьянённые от желания.
– А. – Разочарованно кивнул он, спуская меня с рук и поправляя нехилую эрекцию, – ну, тогда я поехал. – Отвел охреневшую меня от двери. – Только заберу то, за чем приехал. – И подхватив меня на плечо, сцапал с полки ключи от квартиры. – Где чемодан? Мне надо все забрать, в том числе и комплектующие.
– Я не!..
– Ладно, там тебе шмотки куплю. – Невозмутимо перебил он, открывая дверь, и выходя с ошалевшей мной из квартиры.
– Паспорт! – самый умный аргумент, что мне пришел помимо мата.
– Ты потеряла. Я восстановил. И визу проставил, а то на тебя надежды никакой. – Проворачивая ключи в моей двери и направляясь по коридору в сторону площадки с лифтами, как-то по моему не особо обращая внимания на то, что я неистово брыкаюсь.
– Стой! Да хватит! Блядь, Яр!
Поставил на пол у лифта, на всякий случай сжав меня руками, и вопросительно приподнял бровь.
– Не надо вот так делать, ничего кроме негатива это не вызывает! Я не поеду, ясно? – рыкнула, бесполезно трепыхаясь в тисках и злобно сдувая растрепавшиеся пряди с лица.
– Прошу. – Серьезно глядя на меня, негромко и искренне произнес он. Попросил.
– Чего? – такая резкая перемена действительно заставила меня растеряться.
– Я прошу тебя со мной поехать. – Повторил, расцепляя руки и слегка, действительно просительно приобнимая за талию, абсолютно серьезно глядя в глаза. – Составить мне компанию.
А если Илья позвонит? Он просил… И этот тоже просит.
Начало-о-ось. Злобно хохочущее и жадно разрывающее остатки души чувство вины, что я опять неправильная. Скрежет беспрестанно, бесконечно кровоточащих, но никак не сдыхающих догм. Крик агонизирующих сонм стремлений к хорошему и светлому, этому всему просто пиздецовому по уровню наивности, и которое на хуй никому не упало в этом ебнутом от своей жестокости мире. Это выматывает мгновенно, истощает до состояния трупа, от этого хочется убиться, по возможности максимально быстро и тут совершенно неважно, вообще не важно насколько это будет больно, главное, чтобы быстро. От этого хочется закрыться, резко отупеть, оглохнуть. Потому что заебало. Я сама себя уже заебала. Больше пятнадцати лет ебу, а выхлопа никакого… Поэтому резкий блок с красной табличкой «стопэ» и тишина внутри – бонжюр от инстинкта самосохранения. И остаются только ощущения. Усталости. И желания сбежать. В другую степь, где всегда куражом обрывается вот это все выебавшее и без того мерзковатую душонку. Так что усилие воли, болезненный щелчок и мир снова стал ебнутым, оттого понятным, и жить в нем легко и просто, если вести себя соответственно. Еще одно усилие, еще более болезненный щелчок и:
О-о-ой! Что я сразу о плохом переживаю? А если не позвонит? С чего вообще-то? Впереди выходные, мы разговаривали час назад, у Ильи лютейший загруз, а я из-за мучившего моих сотрудников Иноземцева, расстроилась и собиралась на выходные укатить за город с парой друзей, о чем ему и сообщила. Ну, не то, что венценосная жопа застаивает меня расстраиваться последствиями своего юродского правления, а то, что чего-то на шашлыки хочу и чистый воздух на пару дней. Чего ему звонить-то? У него без меня дел по горло и интересная дама на шее, которая вообще не рубит насколько серьезна сейчас ситуация и при возможности выклевывает ему мозг моралистическими атаками, в своих базисах имеющих наивняк максимально далекий от реальности. В общем, не до меня ему.
Как-то я упустила из виду то, что думаю вообще не о том. То есть, адекватный человек двадцати семи рокив от роду, с хорошим аналитическим мышлением, рациональным цинизмом и трезвым взглядом на жизнь, должен был бы сейчас покрутить пальцем у виска и, развернувшись на пятках, гордо почесать в свою квартиру.
Где он будет плакать глядя в окно и думать, что он дурак, потому что сейчас мог бы смотреть в иллюминатор и лететь в капитан Брейт Гритан. Я себя хорошо знаю, я точно так сделаю.
Поэтому, горестно вздохнув, я посмотрела во все так же спокойные и серьезные серо-зеленые глаза и убито спросила:
– Что там делать?
– Тебе ничего. Сводишь меня в казино. – Спокойно и серьезно.
Ну, почему? Почему ты такая сука, Истомин? Почему ты не можешь построить предложение так, что мою авантюрную натуру щелкнет по носу, я поправлю корону и съебусь домой, где меня ждут плед, какао и сопли. Ну, поче-е-ему?!..
– Ты в казино едешь? – исподлобья мрачно глядя на дилера, уточнила я.
– Да. – Искренне ответил он. Уже прекрасно все понимая и удовлетворенно улыбаясь уголком губ.
– В Лондон на сутки, чтобы поиграть в казино? – как же хочется плакать!
– Да. – Само собой разумеющееся.
Ну, мне просто не оставили шанса.
– Сейчас вещи возьму…
– Нет времени, вылет через тридцать пять минут. Сказал же, чтобы в пятницу вечером готова была. – перехватывая меня и сжимая намертво, чтобы отволочь мое сопротивляющееся тулово в распахнувшийся лифт. Протестующе подняла ноги – осталась висеть в его руках.
– Да как я без!..
– В капитан Лондон тоже есть магазины. Цивилизация даже до этих трущоб докатилась, прикинь. – Заходя со мной в лифт и коленом ткнув в кнопку первого этажа.
– У меня денег нет!
– Я чуть-чуть взял. Поделюсь, не жадный.
