Текст книги "Прокламация и подсолнух (СИ)"

Автор книги: Александра Дубко

Соавторы: Мила Сович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– 7 -

Кремень все-таки оказался ни к черту. Или пружина. Штефан дернул за веревку еще раз, проверяя, сработала ли их самодельная gâchette[68]68
  Gâchette – (фр.) защелка замка, спусковой механизм оружия, от древнефр. gaspia.


[Закрыть], выждал для верности – ничего.

– Не горит, – мрачно заключил Йоргу, поднимаясь с земли и отряхивая усы от налипшего мусора.

Штефан вставать не спешил. Перекатился на спину, уставился в ясное, без единого облачка, небо.

– Не горит, скотина. Замок негодящий.

Йоргу тяжело вздохнул и присел на валун, служивший им укрытием. Полез за трубкой.

– Где ты его взял?

– Со старого ружья свинтил.

– Так я и знал! Надо было с нового.

Штефан даже приподнялся от возмущения.

– Кто бы мне дал новое испоганить? Вчера у арсенала Мороя гнилой порог выкапывал весь день, много ли радости – по хребту лопатой получить?

– Мало, – печально согласился Йоргу, высекая искру и задумчиво глядя на кремень. – Но без хорошего замка не выйдет.

– Угу, – Штефан тоже вздохнул, перевернулся на живот и осторожно предложил: – Может, этот перебрать и кремень новый поставить?

– Можно и поставить. Собирай.

Вот так всегда с этим Йоргу! И замок найди, и по таблицам рассчитай, и собери, а он только за ус себя потянет и вздохнет печально, мол, я же говорил, я же предупреждал...

– Попробуем, – бодро пообещал Штефан, поднимаясь. Выбрался из-за валуна, сматывая на ходу веревку, двинулся к центру полянки, посреди которой стоял их ненаглядный большой пузатый горшок. И сам не удержался от печального вздоха: – Эх, снова эту дуру обратно тащить!

Очень хотелось пнуть горшок, но Штефан все-таки поостерегся. Без малого восемнадцать фунтов пороху – не кот начхал! Но пнуть хотелось. Из пяти попыток собрать фладдермину[69]69
  Фладдермина – система противопехотных мин с контактным взрывателем из кремневого ружейного замка.


[Закрыть] почти удачной оказалась лишь вторая. И то, они тогда поосторожничали – мало пороху сыпанули, да и сам порох оказался так себе. Толком и не рвануло, подымило слегка, да пара черепков отлетела. А с тех пор не ладилось – то, как сегодня, замок негодный, то еще какая неурядица, но взрываться мины системы столетней давности наотрез отказывались. Конечно, фладдермина – штука капризная, шеллфугас[70]70
  Шеллфугас – разновидность подземного заряда с фитилем, идущим к бомбе.


[Закрыть] был бы много надежнее, но где тут бомбу возьмешь, да еще и для опытов?

Не беда. Не взорвалось в этот раз – может, взорвется в следующий. Но вот таскаться со здоровенным горшком, в стенки которого изнутри были заботливо вмурованы гвозди и железный хлам, Штефану изрядно надоело. Йоргу, судя по выражению печальной морды, тоже. Хотя не разберешь, у него морда всегда печальная. Думали – на заставе опасно будет, но кто же знал, что таблицы маршала Вобана[71]71
  Маркиз де Вобан – маршал Франции, выдающийся военный инженер XVII века.


[Закрыть] ничуть не помогут усовершенствовать систему, древнюю, как аркебуза из Варфоломеевской ночи? Взорвалось бы хоть раз – не так обидно! Хотя, конечно, грех жаловаться. Все интереснее, чем котлы да миски по десять раз перемывать...

Штефан припомнил проклятущие миски и тяжело вздохнул.

Обидно, что ни говори. Не само наказание – подумаешь, большое дело! А вот так глупо себя выдать, да и в глазах капитана дураком предстать – обидно по-настоящему. И ведь не объяснишь. Хотя Макарке, конечно, помочь следовало – все-таки товарищ верный, но котлы начищать и числиться дурнем, для которого озорство важнее дела... А как объяснишь? Симеону Тудор командир, они воевали вместе. Не скажешь же, что тебя в детстве на руках таскали, а теперь вот сидишь и гадаешь, то ли позволят в отряде остаться, то ли выкинут с заставы куда подальше. Впрочем, Симеон и так его едва не выгнал, пожалуй, впервые так крепко рассердился.

Штефан еще раз проверил, надежно ли закреплена мина. Еще не хватало, чтобы эта дура рухнула по дороге и в самом деле взорвалась. Потом взял вьючную кобылу под уздцы, покосился в сторону Йоргу, взбирающегося на своего мерина. Интересно, зачем вообще Йоргу потребовались эти мины? Затем же, зачем пандурам артиллерия? И как разговор-то заводили – сторонкой и ощупью. Сперва про фортификацию, потом про контрминные галереи. А уж потом Йоргу и предложил попробовать собрать фладдермину. А взять его секретные беседы с Симеоном! Карагеоргий, значит, и Сербское восстание... Что же это такое в Романии намечается, для чего Тудору, по словам Симеона, нужны надежные люди?

А может, прав Симеон, и зря он тогда так испугался? Может, и правда, нужны?

– Плащом накрой, – посоветовал Йоргу, печально потянув себя за усы. – А то нанесет по дороге какого арнаута.

Это по тропке-то на высокогорное пастбище «нанесет»? Штефан не удержался:

– Сколько тут живу – ни одного не видал! Климат им, что ли, не тот?

Йоргу откинул голову и неожиданно загоготал на все горы.

– Климат! Ну, Подсолнух! – потом вдруг посерьезнел. – По-доброму-то их сюда не принесет, а уж если принесет – всяко добром не кончится. Но тряпкой все-таки накрой. Знаешь, сколько народу на случайностях засыпалось? – он вздохнул. – В нашем деле оно как... Каждая удача – песня, каждый промах – рудники.

Штефан уже привык, что Йоргу порой начинает делиться подробностями своей замечательной жизни. Печальный контрабандист тогда становился изумительно поэтичен, а от красочных описаний штормов и сражений екало сердце. Но вот про свое малопочтенное ремесло Йоргу заговаривал нечасто.

– Ну, сколько мы уже народу переловили – пока без рудников обходилось, – осторожно подговорился Штефан. – А Кости вон со своими подсолнухами до сих пор ездит, как почтовая карета – по расписанию.

Йоргу хмыкнул.

– Кости осторожный. Мы меру знаем, австрияки то ли тоже берут, то ли не раскусили его еще. Всяко, через знакомое окно вару таскать куда сподручнее, чем каждый раз нитку рвать[72]72
  ... через знакомое окно вару таскать куда сподручнее, чем каждый раз нитку рвать… – Через знакомый таможенный пост таскать контрабанду сподручнее, чем каждый раз незаконно пересекать границу (жарг.).


[Закрыть].

– Говоришь – через пост сподручнее, а сам ведь тогда через границу попробовал, – вспомнил Штефан. – А почему?

– Да у меня-то вейс-шварц[73]73
  Вейс-шварц – фальшивый паспорт (жарг.).


[Закрыть] был, а у Григоровских ребят – откуда бумаги? – Йоргу печально потянул себя за ус. – Но тут, в горах, никакого интересу нет. То ли дело – к Одессе с моря подходить! Стоишь, значит, собачью вахту[74]74
  Собачья вахта – вахта в середине ночи (жарг.).


[Закрыть] на носу, баранже[75]75
  Баранже – холодно, промозгло (жарг.).


[Закрыть] пробирает, на палубе – ни огонька, кливер в черный выкрашен... То ли тебя такой же черт своей шаландой в потемках бортанет, то ли на берегу засада встретит, – он вдруг оборвал воспоминания и махнул рукой. – Эх, теперь там лафа настанет! Нынче у нас Одесса – порто-франко[76]76
  Порто-франко – зона беспошлинной торговли, прототип оффшорных зон.


[Закрыть], дай-то Бог здоровьичка государю императору Александру Павловичу!

– Чего-чего? – переспросил Штефан, недопоняв половину.

– Того! Местечко там выделили, чтобы торговать беспошлинно! Как раньше в Феодосии было. Хочешь там продать – торгуй спокойно, хочешь дальше протащить – уже изволь платить. Только под всей Одессой катакомбы старинные... Эх, Подсолнух! На одной стороне улицы ведро вина – пять копеек серебром, а перейдешь – уже двадцать две!

– Кажется, это древние эллины поговорку придумали, про «не пойман – не вор», да?

Йоргу усмехнулся с едва заметным самодовольством.

– Может, и эллины.

Удержаться было трудно, и Штефан все-таки съехидничал:

– А ведь в господарях у нас тоже эллины, можно сказать, а ты им в карман залезаешь и арнаутов опасаешься.

Грек сперва оторопел. Потом обиженно встопорщил усы.

– Это ты меня к фанариотам приписал, что ли?

Упряжная кобыла замотала головой – Штефан от изумления дернул поводья. Чем это греку Йоргу не угодили вдруг его же соотечественники?

– Н-нет... Но ведь ты тоже не местный.

– Попал пальцем в... небо, – буркнул Йоргу. – Я хоть и не местный, а всего добра – портки да сабля. Лучше б тебя ваши господари со всей их свитой беспокоили, да турки, что их сюда назначили!

Штефан вздохнул. Конечно, Йоргу прав: который век княжества под османами, кто ж не знает здесь, сколько бед от пришельцев? Значит, верно угадал – собираются пандуры снова драться с янычарами за свою землю. И то сказать – ведь совсем недавно еще уходящие гарнизоны жгли поместья и деревни! Вот только если вспомнить, кто пожег усадьбу Тудора...

– Про турок я понимаю, – сказал он примирительно. – А греки почему должны меня беспокоить? На лапу берут да тащат, что фанариоты из свиты господаря, что местные бояре, одинаково.

Йоргу только глаза закатил.

– Святой Спиридион! Тебя в райском корыте, что ли, стряпали, что ты не от мира сего вышел?! Какие они греки, эти турецкие подпевалы?! Сволота – она и есть сволота, но когда она пришлая, это еще хуже, чем своя!

– Почему?

– Ну во-первых, потому, что туркам выгодно сюда пришлых назначать. Их и менять можно часто да задорого, и главное – никакой опасности, что они из повиновения выйдут, потому как для местных что они, что турки – на одной доске с чумой, – Йоргу вдруг сощурился подозрительно: – А у тебя, никак, семья-то из фанариотов и есть?

– Местная, – отрубил Штефан, вспоминая сейчас не столько отца, сколько князя Григория Гику, заговорщика против господаря. Какие причины были у того заговора, и точно ли князь Григорий просто трон хотел занять? Задумавшись, он не удержался от вопроса: – А почему ты говоришь, что фанариоты хуже местных бояр?

Йоргу фыркнул в усы и ответил раздраженно, будто возмущенный глупостью:

– Да потому, что пришлым тут не жить! Вот и норовят урвать все, что можно, а после – хоть трава не расти. Сменится господарь, одни уедут, так новые приедут, и опять – только б нагрести побольше, пока времечко не вышло. А местный боярин, даже если он распоследняя сволота и по три шкуры сдерет, всяко подумает, стоит ли драть четвертую! Пахать да сеять кому-то надо, а с дохлого вола всяко больше одной шкуры не слупишь. Да и то, это какой еще попадется боярин! Вон и чудушко навродь тебя может вылупиться...

Смысл слов Йоргу дошел до сознания далеко не сразу, зато внезапно и очень обидно дернуло – боярин! Так, значит, все-таки боярин? Все, что сделано, – неважно, важно только, кем родился?

– А тебе есть дело, откуда я вылупился?! Будто не вместе у рогатки торчим!

– Вот и закройся тогда про эллинов, – буркнул в ответ Йоргу. – Нашел фанариота!

Штефан очень хотел бы услышать продолжение – но, увы, смертельно разобиженный грек нахохлился на своем мерине и умолк, как камень. Наверное, что-то личное. А все-таки интересно знать, что Йоргу делает здесь, среди пандуров. И что у него за дела с дядькой...

Но Йоргу так и молчал до самой заставы. Сгрузив неисправную мину в сарай, Штефан повел лошадей на конюшню и едва не нос к носу столкнулся с понурым Макаркой, который как раз закончил обихаживать своего вороного. После истории с кобелем приятель вроде повеселел, тем паче, Симеон убедил вредного пастуха, что в кобеле заслуга одного только Штефана, а Макария вовсе ни при чем. Одно время Макарка вообще глядел именинником, и Штефан уже порадовался, что дело пошло на лад, но последние дни тот снова ходил, словно в воду опущенный.

– Михай опять?

Макарко мрачно кивнул.

– Рассказывай, что ему опять не слава богу. Я думал, вы договорились.

– Да я с ним и не говорил. Все одно, слушать не хочет, – Макарко тяжело вздохнул и вдруг просительно взглянул исподлобья. – Помоги, а?

Вот же! Ну чем тут поможешь? Штефан развел руками.

– Так Михай меня на дух не переносит. Мне к нему и не подойти.

– Да я не про то. Михая-то я переупрямлю, но дело небыстрое, – Макарко настороженно огляделся, ухватил Штефана за рукав и потянул в укромный закуток с седлами. – Я за Анусей соскучился, сил нет.

– Неужто не видитесь? – удивился Штефан. В деревне убирали урожай, пятого дня состоялась большая облава на волков, и Макарко мотался в деревню с телегой всякий день, когда они с Йоргу не забирали упряжную. Как это он с Анусей не виделся?

– Запер, что ли, Михай Анусю?

Макарко замахал руками.

– Нет, что ты! У Станки на подворье встречались, а вот на хуторе...

Штефан его не понял.

– Это с каких пор ты к Михаю на хутор зачастил?

Макарко внезапно потупился, что-то буркнул под нос, вовсе неразборчиво, и Штефана осенило:

– Обошли батьку, да? – он не удержался – фыркнул, ткнул приятеля локтем. – И когда успели!

– Так волки ж... Михай при отаре...

Ну, Макарка! Казалось бы, еще с год будет ходить кругами и вздыхать. Ан нет! Только случай выпал – так к Анусе в окошко! И, видно, не один раз...

– Вот даешь! – восхитился Штефан. – И не боязно тебе было по ночам той тропочкой шастать, волки ведь и правда близко подходили!

Он невольно припомнил крупного лобастого хищника, бесшумно возникшего из кустов шагах в тридцати. Волк, конечно, не улыбался, потому как Гицэ и вправду выл – не отличишь, но от немигающего взгляда желтых глаз мороз подирал по коже и как-то сразу припоминалось, что в ружье всего один заряд... Штефану еще повезло – на него вышел всего-навсего переярок, да и ружье оказалось в исправности, а вот на Томаша навалился матерущий волчара, не вдруг ножом одолеешь, и если бы Симеон его прикладом не огрел, еще неведомо, как бы повернулось. А Макарко мимо стаи без ружья, выходит, каждую ночь мотался?

– Так волки у отары, а я, знамо, не без сабли. Да и чего мне те волки-то? – немного застенчиво сознался Макарко и залился краской до ушей.

Царапнула зависть: сам-то увлекся волками и минами, сколько дней уже не бывал на пасеке у Григора, а Радованку и вовсе попович какой-то замуж позвал. Волка бы ей на воротник подарить, только шкуры поганые – не зима еще... Зато понятно, чего Макарко последнее время светился, как начищенный медный таз! Но стоило извести волков, так и Михай дома ночевать стал, а не при отаре, чем ввел Макарку в немалое расстройство.

Тот тем временем набычился, показал Штефану кулак.

– И неча тут! Я ж не Гицэ! Я, все одно, на ней женюсь.

Штефан подавил очередной смешок. И вправду нехорошо получается: самому-то смешно, а для Макарки дело серьезное. Благо, друг не обиделся, только зыркнул еще разок хмуро и оттаял.

– Так что? Придумаешь чего?

Ввязываться в очередную историю не следовало – Симеон явно был зол еще за прошлый раз. А ну, как и вправду с заставы выкинет? Но смотреть на печальную физиономию друга тоже сил не было. Штефан кивнул и пообещал:

– Придумаю. А ты крестить позовешь!

И дернул же черт! Пришлось отбиваться, а потом еще долго просить прощения и собирать развалившуюся упряжь. Да и что положено делать с вероятным крестником – Штефан толком пока не знал.

– 8 -

– Да, неладно вышло, – Михай покрутил в руках шапку. – Этак думаешь, сладили, а они вона чего...

– Да говори ты толком, – рассердился Мороя. – С кем там сладили-то, и кто – они?

– Да волки же, будь они неладны!

– Какие волки? – изумился Симеон. – Ладно врать-то!

Пастух стукнул себя кулаком в грудь.

– Вот те истинный крест! Опосля облавы тихо стало, а третьего дня к вечеру снова завыла холера какая-то! И слышь, близко воет да под ветер заходит – не чует мой кобель и следа не взял!

Капитан полез в затылок, а пандуры недоуменно переглянулись, собираясь вокруг. Даже Мороя выбрался из арсенала и подошел к Симеону.

– Быть того не может! Неужто вы какого переярка[77]77
  Переярок – волчонок прошлого года рождения.


[Закрыть] упустили?

– Мог и уцелеть, почему нет? – равнодушно откликнулся Гицэ, заламывая шапку. – Но один переярок – не стая, а в деревне и собаки, и ружья теперь имеются.

Симеон нахмурился.

– Эй, Гицэ!

– Чего, капитан?

– А того, что это твоя недоделка.

Гицэ обиделся.

– Я тебе чудодей, что ли, в бога душу мать, чтобы прямо всех до единого выманить да перестрелять? Ежели у кого глаза на заднице, и вы какого волчару прошляпили – разве я виноват?

– Да я не к тому, капитан, – поторопился вмешаться Михай. – С одним-то мы сами справимся, ты только порохом поделись, а то у нас начисто вышел.

Симеон хмыкнул и укоризненно посмотрел в сторону Морои, который с чего-то расщедрился и отвалил Йоргу целый бочонок на неведомые цели. Мороя независимо задрал подбородок.

– Да на этих стрелков косоруких не напасешься! Может, лучше мы у них собак возьмем?

Пандуры восторженно загомонили, предвкушая развлечение: в прошедшей охоте участвовали далеко не все, а если загон устраивать, то чем больше народу – тем лучше.

Но договориться им не дали – во двор под надзором Макарки и Штефана притащилась телега какого-то проезжего старичка, что начал заедаться у рогатки, а теперь воинственно топорщил седую бороденку с козел.

– Ладно, Михай, – махнул рукой Симеон, торопясь приступить к делу, – займемся мы твоими волками. Мороя, дай ему хоть пяток патронов пока – на всякий случай... Штефан! Разгружайте! Макарко! Что у него там?

Штефан при виде Михая предусмотрительно перебрался на другую сторону от телеги. Макарие же почтительно поклонился отцу Ануси, но Михай прошел мимо, будто не заметив. Макарко набычился, погрустнел и так глубоко задумался, что встрепенулся лишь после второго оклика.

– Так это... Я на мешок оперся, чую – чой-та жесткое там. А он говорит – мука, дескать. Ну, Йоргу развернул проверить-то.

Седенький проезжий еще хорохорился.

– Креститься надо, когда кажется! Ты сколько пил нынче, разбойник, чтобы мне, старику, эдакий вздор молоть?

Штефан метко сплюнул подсолнечную шелуху под ноги враз онемевшему от наглости дедку и прошел мимо, едва не толкнув его плечом. Вскочил на телегу.

– Принимай мешок, Макарко! Не иначе, он в мешке прячет то, чего в штанах уже нету!

Пандуры загоготали, а старичок только охнул, когда Штефан по плечо запустил руку в мешок, прямо в крупчатку. Отплевываясь от белой пыли, пошарил – и с торжеством извлек облепленный мукой подсвечник.

– Я бы тоже в штанах такое не держал, – фыркнул он и перебросил добычу капитану. – Ну, как?

Шандал был арабской работы: тонкая чеканка, черненое серебро...

– Дорогая вещь, – оценил Симеон. – В Австрии немалые деньги дать могут. Ладно, доставайте все, считать будем.

Мороя собрался уходить.

– А с волками-то чего, капитан?

Симеон отмахнулся.

– А! Ввечеру пойдем, послушаем. Раздавай патроны, кто пойти захочет.

Гицэ, о чем-то шептавшийся с Макаркой, вдруг смущенно кашлянул.

– Вечером вроде дождик будет, капитан.

– С чего бы? – удивился Мороя. – Вона ласточки у самых облаков летают, какой дождь?

Штефан поманил Макарку, вспорол завязки следующего мешка.

Гицэ нерешительно потоптался на месте, потом все-таки подошел к Симеону.

– Капитан... На два слова.

– Чего тебе? – добродушно переспросил Симеон. – Ввечеру опять по девкам собирался? Нет, брат, шалишь! Не хочешь за волками ноги по горам глушить – у рогатки посидишь, постережешь покамест...

В ответ один из первых помощников командира опустил глаза и вдруг решительно сказал:

– Михаю, чего хочешь, скажи, а ребят ночью не гоняй и заставу оставлять не надобно. Нет там никаких волков, так их и распротак.

Симеон откровенно растерялся.

– То есть как это – нет? С чего ты взял, что нет, если Михай говорит – воет?

– А как Михаю не говорить, если это я выл? – бухнул Гицэ и тут же фыркнул в усы. – А хорошо выл, стало быть...

Некоторое время Симеон осмысливал услышанное. Потом полез в затылок.

– Ладно... А зачем?

Гицэ обманулся его спокойствием – ухмыльнулся, стрельнул шалыми глазами.

– А когда волки, Михай-то при отаре ночует! А Михай при отаре, так наш Макарко к его дочке...

– Молчать!

Порскнул за поленницу серый козел, ласточки с тревожным свистом взвились в поднебесье. Штефан уронил с телеги очередной подсвечник, а Макарко присел у мешка. Симеон изливал гнев в бога, душу и мать так, что эхо в горах загуляло.

– Бараны! Сволочи! Так и так вашу мать через три забора в кочерыжку!

– Капитан...

– Молчать, тебе сказано! Я тебе отряд доверил! Я тебя в капитаны прочил! А ты!.. Ты!.. В горах воешь!

Застава грохнула хохотом. Даже старик-проезжий затрясся, прикрываясь ладонями. Не смеялся только Штефан. Прикусив губу и вздернув голову, подошел к бушующему капитану и звонко, перебивая смех, отчеканил на весь двор:

– Это я придумал, капитан!

– Да иди ты к... и не возвращайся неделю! – гаркнул Симеон. – Черта ли мне, кто это придумал?! А ну, вон пошел и делом займись!

Штефан стушевался, беспомощно взглянул на Гицэ. Тот незаметно махнул рукой – мол, уйди ты, в самом деле. Макарко топтался на месте, упрямо склонив голову, и Штефан отодвинулся к приятелю.

– Что же делать-то теперь? – тихонько спросил он.

Макарко совсем набычился.

– А ничего.

Симеон их услышал.

– Как это – ничего?! Ах, вы, греховодники чертовы! Испортил девку – и в кусты?!

– Это я-то?!

– Молчать! А ну, построиться всем!

– Тихо, тихо, капитан, – вмешался рассудительный Мороя. – Чего вы все орете, как вороны на колокольне? Макарко ведь у нас жениться собирался?

– Ну?

– Ну, так и пущай женится!

– Пусть только попробует не жениться, – буркнул Симеон, понемногу остывая. – Я ему женилку-то оборву, а вместе с ним – и этим двоим полудуркам!.. Пошел с глаз моих, волчина недоделанный! – он замахнулся на Гицэ, и тот со смешком отступил на два шага.

– Прости, капитан, – повесил он виноватую голову. – Не думал, что ты так рассердишься, дело-то пустячное...

– Это тебе пустячное, – строго оборвал его Мороя. – А деревенских в страду на уши поставил, при отарах ночевать послал – это тебе не пустяк вовсе.

– Да всего-то две ночки! А доколе Михай будет нашим братом брезговать, капитан? Пандура в зятья ему не надобно, стало быть? За боярина дочку выдать ладит или гарема турецкого ждет-не дождется?..

– Правда! Верно Гицэ говорит! – зашумели пандуры. – Чем ему наш Макарко не угодил? Не по-божески – девку против воли выдавать!

– Как волки там, или какие разбойники – так он тут и был, на заставе-то, – ввернул ободренный поддержкой Гицэ. – А как дочку замуж отдавать...

– Ладно, – Симеон наконец остыл. – Значит, так. С Михаем сам говорить буду...

– Завтра, – встрял Мороя.

– Завтра, ладно. Мороя, подбери ты нашему ободранцу-жениху какую-никакую одежу поприличнее, а то с ним свататься – чистое позорище!.. С этого волка недоделанного за дурь его несусветную деньгами возьмем – долю отдашь на подарки сватам...

– Да я больше дам, капитан! – шумно обрадовался Гицэ и изо всех сил треснул Макарку промеж лопаток. – Благодари капитана Симеона, дурень!..

– А давайте, я дам, – встрял вдруг позабытый старичок. – Коль у вас радость такая.

На ладони он взвешивал туго набитый кошель.

– Чего это ты такой щедрый-то? – подозрительно переспросил Мороя. – Мы еще чего-то не нашли?

– Да нет, – торговец погладил седую бородку и улыбнулся. – Я сам из Крайовы родом, а поди ж ты – позабыл грешным делом, до чего лихие ребята наши пандуры!

– Лихие! – буркнул Симеон. – По кустам волками выть да к девкам в окошки прыгать!

– Э, капитан! Дело молодое! Я и сам такой был, да вот застариковал чего-то. На добрую память – держи, парень! – старичок перебросил Макарке кошель и подмигнул. – Хватит за подсвечники? – и прибавил вдруг, на глазах грустнея: – Дочку мою... Не знаю даже, где продали...

– Пазвантоглу? – сочувственно подговорился Мороя.

– Он...

– Ладно, айда к столу с нами, дед, раз такое дело, – махнул рукой Симеон. Повернулся и едва не сшиб Штефана.

Тот стоял навытяжку и смотрел так, будто у него мир рушился.

– Тебе чего, Подсолнух?

– Ты меня прогнать собирался, капитан, если я еще раз...

– И прогоню, – пообещал капитан без всякой жалости. – Ладно, у Макарки мозгов – что у телка, а наглости и вовсе бог не дал, но ты-то чего, не дотумкал его сразу ко мне отправить? Неужто Михай откажет, если за Макарку всей заставой попросим? А вы сразу девку портить ладитесь, поганцы!

– Не скажи, капитан, – вдруг серьезно возразил Гицэ. – Ты бы так и так узнал и просить пошел, но у Михая спесь поперед него из дверей выходит. Надо нам было позориться, если б он отказал?

– А ты вообще заткнись! – обрезал его Симеон. – Распустил своих, всякий Подсолнух за тебя заступается, будто ты своей головой думать не умеешь!

Штефан слушал молча, только часто хлопал ресницами. На скулах его пылали красные пятна.

– А ты зачем Подсолнуха Йоргу отдал? – шутливо возразил Гицэ. – С меня теперь и взятки гладки.

– Надоел мне ваш Подсолнух, – сказал Симеон, устало глядя на Штефана. – Ни дела, ни порядка. Обещал прогнать – и прогоню вот.

Гицэ подпрыгнул на месте.

– Капитан...

– И прогоню! – возвысил голос Симеон. – Пусть валит с Макаркой вместе на ярмарку в самую Крайову, и если Анусе подарки не по нраву придутся – я с обоих шкуру спущу!.. Д-дуроломы!

Когда все с гамом повалили в казарму – обедать, Штефан плюхнулся на нижнюю ступеньку крыльца и закрыл лицо руками. Макарко сперва просто ошалело крутил головой по сторонам от небывалой радости, потом заметил приятеля и осторожно присел рядом.

– Эй, Штефанел!

– М?

– Ты это... Спасибо...

– Гицэ спасибо скажи, – буркнул Штефан, не отнимая рук от лица.

– Ты чего? – встревожился Макарко. – Случилось чего?

Штефан наконец выдохнул, с усилием разогнулся и даже изобразил улыбку. Полез в карман.

– Будешь? – и признался, отсыпая семечки в ладонь друга: – Я ведь думал, вышвырнет меня Симеон отсюда.

– Тебя-то за что? – добродушно хмыкнул Макарко. – Гицэ в командирах ходит, нешто тебя за него накажут? Он ведь ругался на меня сперва, мол, идите к Симеону сразу... А потом – чего! Повыть – ладно!.. Ой, Ануся рада будет!..

Штефан задумчиво посмотрел в небо, где вились юркие ласточки. И вдруг сознался доверчиво:

– Выкинет меня Симеон – что я дядьке скажу?

Макарко его не понял – только хмыкнул что-то успокоительное себе под нос, видя, что душа у человека не на месте. Но через три дня, по дороге в Крайову, Штефан сам вернулся к этому разговору.

– Понимаешь, глупости это все, – объяснял он, передавая товарищу фляжку, когда они остановились перекусить на лужайке у обочины тракта. – Дядька мне что говорил – надо стараться сделать все, что можешь. А я чего? Кобеля покрасил?

– Ты мне помог, – резонно возразил Макарко. – И служишь ты хорошо, и грамоте разумеешь. Чего еще надобно?

Штефан только рукой махнул.

– Эх, Макарие! Я когда домой вернулся, думал, что вот сейчас-то все начнется – и дела значительные, и карьера военная, и чтобы непременно что-нибудь хорошее сделать... – он горько усмехнулся и закинул в рот очередную семечку. – Плохо, видать, постарался!

Макарко терпеливо выслушал сбивчивую речь приятеля и отмолчался. Он давно привык, что Штефана иногда заносит. Да и ехали они в Крайову, а на заставе уже даже тугодум Макарко догадался, что Штефан родом именно из этих мест. Невесело ему по знакомым дорогам пробираться крадучись и прятать лицо от каждого встречного.

– Поехали, что ли? – предложил наконец Макарко и поднялся с земли, отряхивая штаны. – До полудня бы на ярмарку попасть.

– Поехали, – уныло согласился Штефан и тоже встал. Свистнул, подзывая гнедого, да и так и замер с протянутой к поводьям рукой. – Это что еще такое?..

Макарко обернулся к дороге.

– Крестьяне же. Эка невидаль!

По дороге ползли кибитки и ручные тележки, нагруженные поклажей. Люди ехали на узлах, шли с тяжелыми котомками на спинах. Несмотря на теплый день, они явно были одеты во все наряды, которые не поместились в повозки. Сидя боком на передке кибитки, старуха укачивала пищащего младенца. Молодая женщина шла впереди, тянула за собой худую заморенную лошадь. И старуха с молодайкой, и многие другие женщины в толпе были в черных вдовьих платках. Только стайка детишек беззаботно носилась вокруг обоза вместе с парой разношерстных собак. Ребята постарше вели коз на веревках и с завистью косились на огольцов.

– Чего-то у них скотины мало, – отметил Макарко. – Одни козы да одры какие-то... А рабочие-то все где?

Будто в ответ, густо замычал один из пары волов, впряженных в длинные дроги. На дрогах ехал церковный колокол. Штефан смотрел во все глаза, мало понимая, что происходит. На его памяти, такие переселения происходили разве что в войну, когда народ бежал с Дуная, подальше от непрерывных боев. Да и это он мог припомнить лишь смутно.

– Бог в помощь, добрые люди! – крикнул Макарко, поправляя шапку и выводя своего вороного к дороге. – Куда направились?

Подоткнув полы рясы, с дрог бочком слез осанистый священник. Ширины в нем было – двух Макарко скроить, и еще на Йоргу бы осталось, потому на парней он поглядел сверху вниз с добродушной насмешкой.

– Спасибо на добром слове, господин пандур, – прогудел, будто в бочку, хлопая себя кнутовищем по колену. – Да вот, видишь, лучшей доли искать подались. До Клошани далеко ли еще?

Макарко оглядел тихоходный обоз.

– Дня два, если не три. Сами-то дальние?

– Да уж не ближние, – священник повернулся и цыкнул на своих волов: – Шагай, Дымок! Шагай, Серый!

Волы неохотно поволоклись дальше, косясь на хозяина смирными влажными глазами.

– Добрые скоты у тебя, святой отец, – похвалил Макарко. – А что случилось-то?

– Да вот только они и остались, – священник вздохнул. – И то потому, что я за бревнами убрался... Известно, что случилось – налоги!

Макарко поймал за рукав Штефана, посунувшегося было вперед.

– Арнауты?

– Если б арнауты! Они хоть крещеные, а тут с турками пришли. Веришь ли, господин пандур, даже оклады не побоялись с образов ободрать!

– Верю, – тотчас кивнул Макарко. – Овец, поди, тоже забрали?

– Что овцы! Суета мирская! А вот церковь наша, матушка, красавица... Эх, да что говорить! Хотел я крыльцо подправить, а тут...

Священник махнул кнутом. Волы его давно остановились и задумчиво пережевывали жвачку. Крестьяне обходили стороной и замершие дроги, и разговаривающих. Многие приветливо кланялись. Макарко не забывал кланяться в ответ и незаметно щипал Штефана, но тот стоял столбом, округлив глаза и только что рта не разинув.

– А много ли недоимки было? – деловито спросил Макарко.

– Да недоимки-то бы не было, если бы не боярин наш, господин пандур, чтоб его черти взяли, прости меня, Господи! Пастух, видишь, перебрал по случаю святого праздника, так стадо в боярские сады занесло! Только выкупили люди своих овечек – а тут и арнауты за налогами. А чем заплатишь, когда уже ободрали до последней нитки? Известно, скотину забирать, у девок приданое перетряхивать. Уж когда уезжали, командир их, чертушка, – он сплюнул и вновь перекрестился, – сказал, что не сегодня-завтра нового господарева указа ждать, а там еще драть станут. Бабы в слезы – мол, чего с нас еще взять, и так зиму бы пережить! А турки, что с ними были, как загогочут – ничего, говорят, за детей да девок на базарах немало дадут! Ну, мужики за колья, те – дай Бог ноги, но ведь вернутся же...

Штефан встряхнулся и все-таки влез в разговор.

– А что за указы-то, святой отец?

– А ты поезжай в Крайову, сын мой, там их на базаре завсегда читают, – добродушно усмехнулся священник. – Нам они уже без надобности, нам бы до слуджера Тудора добраться и обсказать ему, что сил больше терпеть не стало. Глядишь, найдется тут местечко, а у нас в деревне народ сроду работящий – уж одному господарю как-нибудь заплатим, не то что боярину, чтоб его земля не сносила... Анемоны, вишь, ему потоптали! В этой... Как его...

– Оранжерее, – подсказал Штефан, мрачнея.

Макарко поправил шапку и рассудительно заметил:

– Вы бы трактом-то не ползали, если кого арнауты ищут. Тута до Клошани тропочка неподалеку начинается.