Текст книги "Прокламация и подсолнух (СИ)"

Автор книги: Александра Дубко

Соавторы: Мила Сович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Штефан вздохнул, понимая, что в приличном обществе таких вопросов не задают. А детство, когда можно было спрашивать все, что на ум пришло, миновало и закончилось. Но сам он пока вряд ли справится устроить судьбу сестренки... И посоветоваться ему больше не с кем – не рассказывать же Симеону с Мороей, откуда вернулся командир, что на боярыньку смотреть не пожелал!

Ой, лучше об этом не думать. И вообще, как сложится – так сложится, может, если очень постараться, то и сестре удастся помочь. Да и в пансион ее отдали не на деньги Николае, так что никуда не денется. Когда оглашали мамино завещание, Штефан уже соображал в бумагах. Пусть Машинката учится спокойно, еще не хватало ей таких открытий в ее-то годы!

А он сам к Тудору непременно доедет. Позднее. Чтобы при встрече поговорить лицом к лицу, спокойно, как взрослые люди.

Глаза зверски защипало. С яблони, что ли, какая-то дрянь насыпалась?

– Штефанел! – донеслось откуда-то из-за деревьев.

Макария. Он же вроде на хутор собирался?

Штефан приподнялся, опираясь на локоть, и быстро протер глаза рукавом.

– Тут я!

Насыпалось там или нет, не хватало, чтобы Макария углядел. Не обсуждать же с ним свои жизненные перипетии! Макарко, конечно, товарищ надежный, но простой, как черен от лопаты. Дельного совета от него тут ждать не приходится – не по его уму ситуация...

Макарко плюхнулся рядом в сено и рассеянно отряхнул себе в колени яблоневую ветку. Он выглядел как-то не слишком радостно, так что Штефан явно зря переживал за свой внешний вид.

– Случилось чего?

Макарко мрачно покрутил в руках яблоко.

– Да с Михаем встретился, поговорить думал...

– Не вышло? – догадался Штефан.

– Куда там, – Макария тяжко вздохнул. – Как увидал – так сходу и напустился, чтоб я не смел за Анусей ходить. Нечего, мол, честной девке голову морочить! А я же всерьез!

Штефан сочувственно покивал. Что Макарка не просто так за Анусей приволокнуться решил, знала, кажется, не только застава, но и вся деревня и все окрестные хутора впридачу. Один Анусин батька почему-то уперся в недоверии и встал гранитной скалой на пути к семейному счастью дочери и ее избранника.

– А ты ему говорил про сватов-то?

Макарко откусил половину яблока, сплюнул, увидев червяка, посмурнел еще больше.

– Да он меня и слушать не стал! Добро бы, не такой жених его кровиночке надобен был – я бы еще понял, так ведь нет же! Понес – сто верст до небес и все – лесом! Дескать, как соловьями разливаться и девкам головы морочить – мы все хороши, а самим, мол, одно только и надобно... Я едва рот открыл, а он мне мрачно так: врешь, говорит, черного кобеля добела не отмоешь! А я не для того, говорит, дочку растил! Ну и ушел...

Штефан обиделся: вот что за дурак этот Михай? Дочку бережет, а сам честных женихов гоняет! Да и вообще Макарка обиды не заслуживал.

В голове вдруг сверкнула ослепительная идея. Штефан аж подобрался, наспех прокручивая варианты, как бы проучить вредного пастуха.

– Черного кобеля, говоришь? Он точно так сказал?

– Ну сказал, да... – Макарка вдруг насторожился. – Эй, ты чего удумал?

– Ничего, – хмыкнул Штефан.

Макария в ответ набычился, как всегда, когда чего-то не понимал.

– А то я не вижу! Говорить не хочешь?

Обижать Макарку Штефан не собирался, а мысль все равно еще толком недодумал, поэтому поспешил объясниться:

– Не хочу, да. Чтобы ты честно мог сказать, что знать ничего не знал и ведать не ведал. Мне-то с Михаем всяко детей не крестить, с меня не убудет. А тебе с будущим тестем ссориться не следует...

– Да если бы, – снова пригорюнился Макария, – он же и слышать не хочет.

Штефан придвинулся ближе, ободряюще хлопнул приятеля по плечу.

– Не переживай ты раньше времени! Все наладится, вот увидишь!

И мысленно прибавил про себя, что, если даже в этот раз не наладится, все равно следует обсудить с Михаем проблему черных кобелей.

– 2 -

Симеон устало сунул трубку в рот и сплюнул, обнаружив, что она давно погасла. Йоргу не было которую неделю, и капитан изрядно умотался, оставшись в одиночку со всеми делами и заставы, и таможни. Да и безвылазно торчать у рогатки наскучило. Изредка Симеон отправлял себе на подмену Морою, выдав ему Штефана для ведения записей. Справлялись они вдвоем неплохо, но при Йоргу Симеону было куда спокойнее, да и у Морои на заставе своих дел хватало. Так что списки Симеону все равно приходилось сверять самостоятельно, а еще была почта, а еще были доклады Гицэ, на которого свалились все объезды, а еще надо было все-таки приглядывать за всем, что в округе творится...

Симеон подумал мельком, что стоило бы побольше загонять Штефана к бумагам. Но ведь парень пока не в отряде – куда его к документам! Когда наваливалось много, Симеону, конечно, приходилось призывать на помощь лишнего грамотея, да и парнишка показал себя толковым и аккуратным счетоводом. К тому же, почерк у него – на загляденье, и любые бумаги он переводит играючи. Но все-таки есть вещи, которые доверять парнишке точно не следует. И никому не следует, кроме Йоргу, но Йоргу уехал по серьезному делу, и скоро ждать его обратно не приходится. Правда, должен бы уже быть, если все как надо. Но мало ли что могло его задержать в той Сербии? Тем более, после убийства Карагеоргия Обреновичем[52]52
  Милош Обренович – предводитель Второго сербского восстания 1815-1817 гг., князь Сербии.


[Закрыть] намечались серьезные поправки ко всем планам...

Куда именно и зачем по этому поводу уехал Йоргу – Симеон толком не знал. Старая придунайская селедка молчала в тряпочку о своих заграничных связях, и Симеон подозревал, что не просто так: не хотел Йоргу посвящать друга в тайны мутной водички. Меньше знаешь – крепче спишь, как известно! Да Симеон и не обижался – лишь бы мимо слуджера ценные сведения не прошли, а уж какие там у Йоргу дела с Тудором – пусть сами разбираются. Сказал, что надо поехать – ладно, пусть едет, даже если Симеон озверел тут уже, как кобель цепной.

Хорошо хоть, на самой заставе стало тихо. Даже удивительно тихо! Гицэ исправно объезжал окрестности со своей ватажкой. Сопровождение он менял, но сам каждый день в седле упластывался настолько, что в редкие ночевки на заставе о девках и не думал. Куда там! Падал, где стоял, и дрых как убитый. Только ворчал, что скоро забудет, как голая баба-то выглядит. Ничего, ему полезно жирок порастрясти и вспомнить, как это – много дней с коня не слезать или по горам лазить с полной выкладкой. А то обленился, видишь, мягко спать привык под бочком у зазнобы! На войне-то тяжелее было, и ничего, не жаловался!

Ладно, хоть пацаны радуют. Макарко показал себя двужильным: и в объезды мотается, и в деревню, и Морое помогает на заставе, и еще успевает возиться с тем вороным, которого они притащили. Штефана Симеон в бумаги запряг и в дежурства на дороге – тоже ничего, не ноет. Драться, кстати, мальчишки перестали начисто. Ладно, так часто бывает – сперва друг другу в морду, а потом – водой не разольешь!

Но Макарко на удивление терпелив и вынослив, точно бычок крестьянский. И, как оказалось, злопамятен и опасен, как любой бык. Про боярина, что свернул себе шею на горной дороге, Симеон, конечно, узнал почти сразу. Имя ему тоже доложили. Но мальчишки сказали, что друзья боярина сами отдали им лошадь, и, судя по рассказам человека с постоялого двора, именно так оно и было – а значит, чисто ушли, стервецы, даже если и были виновны.

В том, что они были виновны, Симеон особо не сомневался, но вспомнил волоокую чернокосую землячку Руксандру – и аж хмыкнул от мрачного удовольствия. Ладно, боярином меньше! Были у Макарки причины для расправы, и хорошо, что сообразил наконец-то все чисто обтяпать. Странного, конечно, сообщника себе выбрал – Штефан ведь тоже боярин, да еще и из высокородных. Но ведь не выдал Макарку, да, поди, и помог еще! Хотя Штефан носа-то не дерет и пуп земли не корчит. Коли б не речь да манеры, которые он, кстати, и подрастерять успел, не скажешь, что крови там – голубее некуда. Вот то ли гадай, как в боярской семье уродилось такое диво, то ли и вправду кровь не вода, и прав Гицэ – лихой был приказчик! А товарищ из парнишки хороший получается – оказывается, действительно можно положиться...

Симеон мысленно укорил себя, что не приметил даже, когда это парни так подружились. Каждую свободную минуту возятся вместе с Мороей с вороным, припарки ставят, растирают, какими-то травами поят, чтобы не болело. Если у лошади что болит – верная смерть, жди колик, а шагать вороному нельзя было, только вчера первый раз вывели. Вся застава сбежалась поглядеть – уж очень хорош вороной! Ноги в белых чулках, голова точеная, между большими глазами – звезда белая, а уж стать – залюбуешься. Не к пандурскому рылу такой конь, конечно, но боярам, видно, возиться не хотелось.

Штефанов гнедой тоже бы внимание привлекал, да поободрался в объездах, репьев нацеплял – остричь пришлось, некогда было вычесывать. Знаток все равно увидит, что конь породистый, конечно, но объяснить можно – хоть с войны остался.

А вороной перепал за свою болезнь, хотя Макарко его с рук кормит и каждый день до блеска надраивает. Прикипел душой к коню – сил нет. Но какой бы худой конь ни был, все одно хорош, зверюга бестолковая! Застоялся, вчера выскочить норовил, рвался с повода... Терпелив Макарко – уговаривал да улещивал, а сам уперся – не сдвинешь, да так и стоял, пока конь не угомонился и не заинтересовался сунутым под нос хлебом.

Потом Макарко со Штефаном сидели у колодца, лузгали подсолнухи, и, если Симеону не изменил слух, Макарко выдавал приятелю указания, как сладить с вороным, пока сам он будет в объезде. И Штефан, что уж вовсе дивно, покорно слушал!

Ладно, подружились – и хорошо. Все равно когда-нибудь уйдут с заставы и Мороя, и сам Симеон, и Йоргу... Кто-то же должен всех сменить! Вот из Гицэ будет хороший капитан, как работы навалилось – он чудить и думать забыл. И мальчишки помогут, славные мальчишки, и один, и второй.

А ему самому точно пора хоть изредка задумываться об уходе. Куда! Старость подкрадется – не заметишь. Лет пять назад в одиночку с делами управлялся играючи – Йоргу-то тогда не было. А войну вспомнить! Эх, молодость, куда ж ты делась?

Ничего, стареть он будет неподалеку. На мельнице, под теплым бочком Станки. И застава под приглядом. Если, конечно, не полыхнет сейчас и не начнется в Романии такое же веселье, что было когда-то в Сербии... Ладно, Йоргу вернется – расскажет. А для войны Симеон еще точно не стар. Это он от бумаг устал – аж блевать тянет, а подраться – только дайте. Тем более, туркам задницы надрать – это мы завсегда! Передохнуть надо, окосел просто уже от записей...

Симеон зажал трубку в зубах, вытащил уголек из жаровни. Прижал табак и выбрался на галерею. Глубоко втянул вечерний воздух вместе с дымом, поглядел на туман в ущельях между скалами. Эх, хорошо-то как... Сейчас бы на коня и в объезд! Посадить бы Гицэ на недельку за почту и пошлины – вмиг бы очухался, а сейчас это он счастья своего не понимает.

Внизу мелькнул серый хвост, и Симеон перевесился через перила галерейки. Ну, так и есть – козел, скотина! Кто-то из ребят утиральник под галерейкой забыл на гвоздике, а этой сволочи только дай. И на дворе никого, как на грех. Ладно!

Симеон сбежал по ступенькам, подхватил с земли камешек. Только примерился запустить в козла, пригляделся в сумерках – и аж рот раскрыл, выронив трубку.

Козел был полосатый.

В первый момент показалось – испачкался. Свинья, говорят, грязь найдет, козел, выходит, тоже. Но уж больно ровные полоски, пусть и разного оттенка!

Симеон, бросив камень на землю, ласково подозвал упрямого рогача и рассмотрел, что это все-таки не грязь. Краска какая-то, навроде сурьмы или чего еще, чем девки брови подводят. Пальцы она особо не пачкала, но кое-где в шерсть въелась накрепко, а кое-где явно размазалась. Разве что бородка у серого была выкрашена отлично: ровно, гладенько, волосок к волоску. И не скажешь, что серая была!

Симеон отпустил козла, чувствуя, что закипает. Йоргу, значит, уехал, капитану от бумаг не продохнуть, Гицэ в объездах пропадает, забыв, что такое нормальная постель... А кому-то заняться нечем? У какой это заразы времени свободного много? Хотя ясно, у какой!

Он набрал воздуха в грудь и гаркнул на всю заставу:

– Штефан! – и думая, что мог второпях погорячиться, рявкнул еще: – Все сюда! – и снова, не сдержавшись, прибавил: – Мать вашу!

Но почти сразу же от конюшни обиженно донеслось:

– А чего сразу Штефан-то? – и Симеон окончательно уверился, что не ошибся.

Чего парень не стал юлить и отпираться – Симеон тоже понял почти сразу. Как только увидел очень обиженную мордаху и сложился от хохота. Видать, крася козла, Штефан изрядно запарился и решил утереться рукой, забыв, что руки в краске... Наполовину черные усы рядом с полосатым козлом выглядели так, что недоуменно собравшиеся пандуры ржали, как три весенних табуна. А мальчишка не отступался:

– Нет, ну чего сразу Штефан, а?

– А скажешь – не ты?

– Ну, я! Но чего сразу я-то? – он обиженно отошел к колодцу. – Всегда, чуть что – так сразу я! С коровой вон тоже...

– Ты и корову покрасил? – поразился Симеон, забыв даже хохотать. – Зачем?

– Да я совсем мелкий был. И опять же, трое детей в доме, дворня, сельские крутятся, но как что, сразу Штефан! – на мордахе парнишки было написано искренне возмущение несправедливостью. Вот же зараза! И сейчас не подарок, но в детстве точно был не лучше.

– Ладно, по малолетству, а тут-то зачем? – уточнил Симеон, отсмеявшись.

Штефан махнул рукой с досадой.

– Да краску проверял. Я же, когда ее последний раз мешал, был чуть выше лавки. Пока состав еще вспомнил, – он покосился на козла и мстительно добавил: – Да ничего ему не будет, этой сволочи рогатой, походит в полосочку.

Симеон аж взвыл мысленно: дурни малолетние! Они же сказали, что коня им добром отдали!

– Да зачем тебе та краска понадобилась? Она же смоется! Цыгане краденых лошадей красят, оно же не навечно! И говори уж сразу, кто за этим конем прийти может!

Штефан вскинулся с искренним изумлением.

– За конем? Никто, капитан! Нам же его отдали, правда!

– Ладно, так красить-то зачем?

– Ну так... Все-таки приметный, – потупился мальчишка, глядя на собственные ладони. – А краска все-таки хорошая, надолго хватит... Даже, может, слишком хорошая... – и оборвал себя, будто сболтнул лишнего. Поглядел на свое отражение в бадейке и чертыхнулся от всей души.

– Пес с вами, обормоты, – великодушно сказал Симеон. – Явится кто за конем – я им скажу, что вам его добром отдали. А вообще ты бы головой подумал лучше и сообразил, что если сразу не явились, то теперь вряд ли уже объявятся. Этим боярам, знаешь, тоже не с руки объясняться, как это они пьяного товарища не уберегли, у того мерзавца батька влиятельный. А арнауты не любят в приграничье здесь соваться.

Парнишка рассеянно кивнул, яростно оттирая пострадавшие усы.

– Да сбрей ты их, – посоветовал от души кто-то из пандуров. – Не зубы – отрастут! Краска и правда отличная!

Все снова заржали, а Штефан окончательно пригорюнился и уселся рядом с колодцем, с тоской глядя на козла. Ну, мальчишка как есть, а ведь казался таким серьезным! Но не из баловства время тратил, а о товарище и о заставе побеспокоился! Хотя бедолаге-козлу он точно отплатил за все тычки рогами в задницу.

Но Штефана нужно еще к какому делу пристроить, окромя бумаг, раз силы есть козлов раскрашивать. И ведь вспомнил же краску...

– Откуда ты про краску-то узнал? – с любопытством спросил Симеон. – Неужто боярских детей учат коней красить?

– Да у мамы горничная цыганка была, – пояснил Штефан. – Рассказывала всякое... И про краску, и как с конем договориться. Вот я и решил попробовать...

Что это он попробовать решил – коня украсть, что ли?

Штефан тяжело вздохнул.

– Только своего коня у меня тогда не было. Да и конюх следил, чтобы я на конюшню не шастал. А краску проверить надо было. Вот я и покрасил корову. Полдня провозился, зато вышло... – он мечтательно улыбнулся, а после вдруг фыркнул: – А визгу-то было! С утра стояла корова рыжая, а к вечеру стала в пятнах!

– Сильно влетело? – добродушно поинтересовался Мороя, как раз пришедший из конюшни.

– Да нет. Мама пожурила, что скотниц напугал до полусмерти, отец... – Штефан осекся, нахмурился, но все-таки продолжил: – За сердце хватался, ругался... Да это каждый раз...

Он замолчал, только рукой махнул.

– Я бы выдрал, – хмыкнул кто-то из стариков. – Это ж надо – из озорства корову покрасить! Точно бы выдрал.

– Я не из озорства. Я краску хотел проверить, – вновь пробурчал Штефан. – А ну, как неправильно запомнил, или не вышло чего?

– И на конюшню тебя, говоришь, не пускали? – с лукавой усмешкой переспросил Мороя. – Так зачем тебе краска-то понадобилась? Коня свести собирался?

– Да ничего я не собирался! – горячо возразил Штефан. – У нас этих лошадей сколько в усадьбе, зачем еще красть! Просто... Дворовые ребята коней в ночное гоняли, я им как-то брякнул про краску, а они мне – не сделать, мол. Ну, вот я и сделал!

Точно, собирался коня увести! Симеон невольно улыбнулся: а что, этот мог!

– Врешь, поди, – усомнился Мороя, которого, видно, посетили те же мысли, что и Симеона. – Не иначе, у тех ребят и хотел коня попятить. Или таки увел?

– Не успел... – вздохнул Штефан, даже смутился вроде, а потом махнул рукой и уже весело продолжил: – Я же мелкий совсем был. А деревенские, погодки, считай, уже вовсю верхом носились и в ночное... Мне тоже хотелось.

– Стало быть, собирался? – усмехнулся Мороя. – А чего не успел-то? Или на горячем поймали?

– Дядька приехал. Узнал про корову, – Штефан потер затылок, вызвав у собравшихся понимающие смешки. – Всем хвоста накрутил, в первую очередь – той маминой горничной. Они вообще не ладили, а тут он прямо при родителях ей брякнул, мол, ты его еще кошельки резать научи!..

Мороя одобрительно закивал.

– Умный у тебя дядька, раз сообразил, откуда уши у твоей коровы растут.

– Угу, – согласился Штефан. – Он тогда и присоветовал мне какого-нибудь рабочего одра выделить постарше. И слово взял, что сам буду за конем следить и ухаживать.

– И ухаживал? – недоверчиво уточнил кто-то. Видно, не укладывалась в крестьянскую голову картина малолетнего боярского сынка, самолично обихаживающего лошадь.

Но Штефан жизнерадостно улыбнулся.

– А то как же! Да я счастлив до небес был! Не все сам, конечно. Седло поднять у меня сил не хватало. Но вот сбрую поправить, коня, там, вычистить, денник... Николае это, правда, не нравилось...

– Это отцу?.. – переспросил один из пандуров и осекся, получив тычок в бок локтем от Морои.

– Ему, – Штефан снова пригорюнился.

– А что дядька? – поинтересовался Симеон, чтобы отвлечь парнишку, так как в ответе он не сомневался. – Не против был, значит, таких занятий?

– А он говорил, что лишних умений не бывает. Мол, толку-то с боярина, который без слуги и задницу себе сам подтереть не может!

– Да некоторые наши бояре без слуги и задницу-то не найдут, – фыркнул кто-то, и пандуры снова сложились от хохота.

Симеон тоже усмехнулся. Можно было и одернуть, но ведь правду черти говорят – не поспоришь. Видал Симеон таких вот бояр. Да и Штефан не в обиде, вон со всеми ржет. Он-то носа не дерет и работы не чурается. Теперь ясно – с детства приучен. А еще ясно, что парнишку воспитали толково, но спасибо за это говорить следует уж точно не батьке-боярину.

Пандуры продолжали ржать. Забытый всеми полосатый козел дожевывал утиральник.

– Ах ты ж!.. – Симеон в сердцах добавил крепкое словцо, но спасать было уже нечего. – Так, ладно. Повеселились, и будет!

Он дождался пока разошедшееся пандуры угомонятся, строго посмотрел на Штефана.

– Веселье весельем, но не малец уже. Козла вон выкрасил от сплошной дури. Раз заняться нечем – пять караулов вне очереди, понял?

– Понял, капитан, – вздохнул Штефан и вдруг фыркнул, покосившись на полосатого рогача. – А по-моему, забавно вышло!

– Нашел забаву! Такое спьяну увидишь – пить заречешься!

– Пьяным серого лучше обойти! – рассмеялся Мороя. – Пьяных он сильно не жалует!

– Да он никого не жалует, – возразил кто-то.

Симеон мигом вспомнил, сколько раз Штефан получал рогами от того самого козла. Чем же таким прельстил он серого, что тот безропотно дал себя выкрасить? Или точнее – кто помог Штефану в этом дурном предприятии? Один бы он точно не справился, а наказать одного, оставив остальных прохлаждаться непойманными – все-таки не дело!

Ближайших приятелей у Штефана на заставе – Макарко да Гицэ, и оба в дозоре. Так кто ему помогал?

– А дядька-то у мальца дельный, – задумчиво произнес Мороя, подобравшись сбоку. – Как бы его сыскать?

– Батьку проще, – рассеянно откликнулся Симеон. – Хотя, все одно, в Крайове этих Николае – как собак. Замаешься. Да и зачем?

– Батьку точно незачем, – резонно рассудил Мороя. – Да и сдается мне, даже передумай тот, не уживутся. Штефан все одно сбежит. А вот дядька у него вроде хороший.

– Ну вот тебе охота, ты и займись. Если выспросишь чего, тогда и думать будем. А так – искать иголку в стоге сена. Да и Штефан не дите уже.

– Ну, не дите, все одно жалко, – вздохнул Мороя. – Совсем один ведь остался. Да и не век же ему на заставе. У рогатки стоять и мы с Макаркой можем, а Штефан у нас образованный...

Симеон не сдержался:

– Образованный! Козла покрасил! Слушай, Мороя, а ведь он один бы с козлом не сладил. Какая бестолочь ему помогать взялась, интересно?

Мороя поглядел на него с кротким упреком.

– Так это ж я ему помог, капитан.

Симеон потерял дар речи и ошалело смотрел на серьезного и обстоятельного товарища, одного из старших на заставе...

– Надо же было краску проверить, – простодушно пояснил Мороя. – И вообще благое дело – Макарке помочь.

Симеон от этого пояснения аж скривился. И подумал, что прав Мороя. Надо таки дядьку искать, который эту шкоду приструнить умел. Или отправлять Штефана к Тудору, чтобы к делу определил. Коли этот Подсолнух, зараза, даже Морое без мыла в душу влез и уговорил на такую чепуховину, порядка с ним точно не видать!

За ужином Штефан веселил всю заставу печальной свежевыбритой рожей и тоскливыми вздохами. Когда остроумие пандуров иссякло, и они наконец-то расползлись – кто в караулы, кто на отдых, Симеон вернулся в контору и еще некоторое время возился с бесконечными бумагами. А когда наконец затушил огарок, в дверь вдруг отчаянно заколотили.

– Капитан! Капитан!

Симеон аж подскочил от неожиданности. Распахнул дверь. Угодивший нынче за козла в караульные Штефан, с округлившимися глазами, ткнул пальцем в сторону дороги.

– Похоже, Гицэ скачет. Случилось что-то?

Они вместе сбежали во двор, и точно – Гицэ, осаживая взмыленного коня, перегнулся с седла и горячим шепотом выпалил:

– Австрияки Йоргу сцапали!

– Как?! – Симеон от таких новостей чуть не сел, где стоял. Отчаянным усилием взял себя в руки. – Ладно, говори толком. Когда?

– По обеде. Один из парней Григора видел, – Гицэ спрыгнул с седла, кинул Штефану повод. – Свежего коня веди!

– Ты чего удумал?

– А чего тут думать, в бога душу мать? Полдня всего. Догоним и отобьем. В отряде все согласны.

– Согласны они, значит! – прошипел разъяренный Симеон не хуже гадюки, которой на хвост наступили. – А у тебя на плечах голова или тыква? Всем отрядом через границу?! Да еще чтоб стрельбу устроить! Нешто думаешь, что там, в Австрии, все послепли – от солдат до последнего крестьянина? Едет десяток рыл, оружием увешанных, чистая банда – оно так и надо?!

Гицэ опешил:

– А что делать, капитан? Не бросать же Йоргу!

– Думать! – рявкнул Симеон и сам полез рукой в затылок – вот уж легче сказать, чем сделать! И как это хитрющий и осторожный грек умудрился так встрять?

Бросать товарища в беде, конечно, не годится. Но лихой налет на австрияков, который предлагал Гицэ, не нравится, хоть ты убей. Ладно бы, дело в Романии было! Дома бы управились – комар носа не подточит. Но в Австрии? Да прознает кто – головы поснимают за такой разбой со всей заставы, а то и с кого повыше!

– А если не все? – робко спросил Гицэ. – Ну, если небольшим отрядом... Может, проскочим? А, Симеоне? – он выжидательно посмотрел на капитана, но ответил вдруг Штефан, про которого они забыли. И который, вместо того, чтобы увести коня, так и отирался рядом.

– Проскочат они! До ближайшего патруля! Капитан прав. Едут эдакие крестьянские рожи, при добрых конях, при оружии, на ярмарку свиней покупать, не иначе, – с отменным ехидством протянул мальчишка. – Даже если каким чудом и не задержат, то уж заметят и запомнят вас всенепременно.

Гицэ окрысился:

– А ты знаешь, как, чтобы не заметили?!

Симеон приметил, что Штефан разом подобрался, веселье как ветром сдуло. Ответил он очень спокойно и серьезно:

– Знаю. Ехать должен я.

– Думаешь, у тебя морда не такая приметная?..

Гицэ непременно прибавил бы что-нибудь еще, со злости наверняка нелестное и не слишком пристойное, но Симеон остановил его, всматриваясь в лицо мальчишки.

– Гицэ, погодь. Штефан, придумал чего?

Может, и правда, дельное что предложит? Ну, а и не дельное – хоть на мысль наведет! Мальчишка судорожно сглотнул и напрягся, но заговорил решительно:

– У меня морда, может, и приметная, но не крестьянская. И, как Йоргу говорил, высокое происхождение если не на морде, то на коне и пистолетах точно написано...

Гицэ поморщился, но Штефан вдруг сделал движение, точно за нагайку хватается, и с высокомерно-презрительной гримасой, тоненьким ломким голосом избалованного барчонка тявкнул:

– С боярином спорить?! Запорю, с-скотина!

Если бы Йоргу не был в плену у австрияков, Симеон бы точно заржал от всей души. Но тут только выдохнул с облегчением: пойдет! Штефану и Гицэ махнул рукой в сторону конюшни – седлайте, мол, ладно, а сам бросился искать Морою.