Текст книги "Дубравы"

Автор книги: Александр Юзыкайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Зайга взялась за стирку.

– Можно, мама, я пойду белье полоскать на озеро? – спросила она.

– Иди, иди, конечно. Там воды сколько хочешь.

Аист полетел вслед за Зайгой, распластав свои огромные крылья.

Зайга добежала до озера. Положила белье на траву, огляделась, будто пришла сюда первый раз. Спустилась пониже, вымыла руки, лицо. Кругом было так спокойно, что о плохом не думалось. Никем и ничем не нарушаемая тишина, зеркальная, незамутненная водяная гладь невольно заставили Зайгу вернуться в прошлое. Вон те ивы неподалеку напомнили девушке, что Янис во времена давно прошедшие – теперь казалось, что с тех пор миновало сто лет, – вырезал ей свистульки. По нежно-зеленым лугам они бегали, собирали цветы. В далекий лес ходили по грибы. Теперь каждое дерево, каждый кустик напоминали былое – перед глазами вставало давно забытое. А забытое и всплывшее вновь всегда кажется вдвойне милее.

Зайга тут родилась, все ее годы прошли здесь. Она знает, какими бывают тут зима, весна, осень и лето. Все она видела своими глазами: и расцвет природы, и ее увяданье, знает, какие деревья, какие кустарники растут в этих лесах, какие водятся звери и птицы. И этот скошенный луг она помнит с самого рождения, никогда ни с каким другим не спутает.

В этом озере с Янисом они и купались, и рыбачили. Но где теперь Янис? Писем не шлет. Что-то вскользь он сказал, когда был здесь, о своей женитьбе. Но подробностей не говорил. Может, пошутил. А может, и правда...

Здесь, на этом озере, было особенно хорошо, когда Янис жил дома. Сюда же приезжал его друг Эдуард. Гостил на хуторе. Бывало, все катались на лодках – она, Янис, Эдуард, Юргис. На том берегу разводили костер. Варили уху, сидели возле костра. Янис и Эдуард долго рассказывали разные истории, а Зайга лишь сидела и слушала. Понимала она, что их дружба держится на чем-то прекрасном: они участвуют в каком-то святом деле, но в каком, не говорили.

Зайга пытается представить и марийского друга Яниса – Йывана. Он прислал как-то письмо, спрашивал, не знают ли домашние, где Янис. Тогда Зайга ответила, что от Яниса вестей нет...

Зайга почему-то была уверена, что и Янис, и Йыван воюют где-то здесь, в этих краях. Вот бы это оказалось правдой? А что, ведь жизнь иногда преподносит сюрпризы. Вдруг в одно прекрасное время возьмут и заявятся вдвоем. Вот будет радость! И для Зайги, и для отца, и для матери. Как станет прыгать Пусик. Пусик? Куда же все-таки делась собака? Сколько дней нет ни её, ни Лациса. Что-то здесь не так...

А вдруг Янис и Йыван погибли? Что тогда? Страшно подумать. Сколько солдат убито на днях в сражении неподалеку, где они искали среди убитых Яниса. Нет, ни Янис, ни Йыван не должны погибнуть! Они оба будут жить...

Зайга раздумывала – что будет дальше? Не прилети в это время на озеро аист, еще долго предавалась бы мечтам. А ведь надо выполоскать белье. Девушка наклонилась к воде и принялась за работу. Аист почему-то не возвращался домой, все кружил, кружил.

«Что это с ним? – подумала Зайга. – Он чем-то обеспокоен. Почему не улетает в гнездо? Бывало, схватит рыбку и несет домой. А тут не улетает, будто что-то высматривает. Может, сорвалась из его клюва добыча? – старается понять Зайга. – Почему так странно ведет себя птица?»

А аист спускался все ниже и ниже, порой летал прямо над головой девушки. Зайга бросила стирку, выпрямилась, случайно посмотрела вдаль. И вдруг увидела на поверхности воды маленький черный комочек. «Утка? Нет, не похоже. Да это зверек! Вот он все ближе, ближе...» Зайга всматривается и глазам не верит.

– Пусик! – позвала она. – Пусик, сюда, сюда, мой милый!

У собаки над водой только морда виднеется. Вот она и кажется с берега такой маленькой.

«Пусик переплыл озеро?.. Что это его заставило? Кто-нибудь столкнул его в воду? Нет, никто его обидеть не должен». Пусик с трудом выбрался из воды, отряхнулся. Зайга схватила его, мокрого, на руки – он похудел, видно, голодал где-то. Девушка сбросила кофточку, завернула собаку. Прижала к груди. А бедный песик дрожал. Здорово, видать, ему досталось. «Что же все-таки с ним было? Жаль, что рассказать он не может – не человек ведь. Но плыть-то его что-то заставило?».

Зайга ласкает собачонку:

– Пусик мой! Пусик!

А он в ответ только жалобно поскуливает. Зайга заметила, что аист больше не кружится над озером. Видно, улетел домой – в гнездо. А песик выглядел таким жалким и виноватым, словно вытворил нечто недозволенное. И глаза его были несчастные, будто его мучили. Он смотрит, смотрит на Зайгу, но никак не может понять девушка, что произошло, почему его не было столько времени.

– Сейчас, хороший мой, мы с тобой домой пойдем, – приговаривает она. – Накормлю тебя, согрею...

Зайга посадила Пусика под куст, собрала мокрое белье, снова взяла собачонку на руки, нежно прижала к груди свободной рукой.

– Папа, папа! – крикнула она, не доходя до дома. – Пусик вернулся! Вернулся...

Дядюшка Мартынь быстро вышел из мастерской, взял собаку из рук дочери.

– У-у, какой ты мокрый, – удивился он.

– Где ты его нашла, доченька? – спросила подоспевшая тетушка Марианна.

И Зайга поведала обо всем своим родителям.

– Бедный ты наш, что с тобой случилось? – лаская Пусика, спрашивал дядюшка Мартынь. – Да почему у тебя такой вид виноватый? Что ты натворил?

Пусик поскуливает, тявкает, хочет будто о чем-то рассказать на своем языке, но хозяева понять его не могут. Тетушка Марианна смотрит на собаку с любовью, пытается представить себе, что же все-таки случилось с ней.

– Зачем собаке пускаться вплавь через озеро? – не перестает удивляться дядюшка Мартынь. – Разве она не могла добраться домой по берегу? Видать, что-то заставило Пусика плыть!

– Я все время думаю об этом, – сказала Зайга, – И не нахожу ответа.

– Он просто домой спешил, – вмешалась тетушка Марианна.

– Но почему же через озеро? – опять спросила Зайга.

Собаку принялись кормить. Пусик глотал все, что ему давали. Видно, оголодал – никак не мог насытиться.

– Хватит, больше не надо, – сказал дядюшка Мартынь. – Худо ему будет. Потом еще дадим...

Зайга завернула Пусика в одеяло и уложила возле плиты. Он ослабел, видно, и был необыкновенно покорным. Но, уже засыпая, вдруг громко взвизгнул.

– Что с тобой, Пусик? – спросила девушка.

– Да он чем-то обеспокоен, – сказал дядюшка Мартынь. – Может, что с Лацисом произошло?

– Пусть отдохнет малость, – решила тетушка Марианна. – Ведь все равно сказать не может.

Собака успокоилась, уснула. Хозяева вышли во двор и потихоньку, вполголоса переговариваясь, обсуждали странное поведение Пусика. Аист завозился в гнезде, тревожно поворачивая голову и поглядывая желтым глазом. Вдруг Пусик стрелой выскочил во двор и громко завыл.

– Пусик, ну что же с тобой? – подбежала к собаке Зайга.

Дядюшка Мартынь и тетушка Марианна не знали, что и подумать. А Пусик громко выл, подняв морду кверху. Аист вылетел из гнезда и принялся кружиться над головами хозяев. Вдруг Пусик схватил Зайгу за подол платья и потянул к воротам. Зайга упиралась.

– Куда ты меня тянешь? Да что с тобой, бедный песик?

– Не зря это он, – сказала тетушка Марианна.

– Все-таки что-то неладное, – решил дядюшка Мартынь. – Чувствуют и птица, и пес, но ведь от них ничего не узнаешь.

Пусик, оглядываясь, выскочил за ворота. Дядюшка Мартынь быстро сбегал за топором, прихватил на всякий случай ружье. Поспешил следом за собакой. Зайга не отставала, спешила следом. Пусик привел их к берегу, где была привязана лодка. Прыгнул в нее и глядел на подходивших хозяев, будто приглашая последовать своему примеру.

Проворно сев в лодку, дядюшка Мартынь взялся за весла, Зайга пристроилась напротив. Пусик гордо восседал на носу лодки. Сейчас он, казалось, успокоился. Лодка скользила по спокойной воде, лишь легкие волны расходились от весел.

– Что-то случилось на том берегу, а что, понять невозможно, – дядюшка Мартынь приложил козырьком руку к глазам.

Как только нос лодки коснулся берега, Пусик выскочил на песок, взвизгнул и мгновенно исчез куда-то. Звали Пусика в два голоса. Собака как сквозь землю провалилась. Где ее искать? Куда податься? На берегу – заросли кустарника, за ними – довольно густой лес. Собаки не разглядишь.

– Пусик! – звонко крикнула Зайга.

В ответ – ни звука, только эхо прокатилось гулко и пропало вдали.

– Что же делать? Была бы зима, – волновался дядюшка Мартынь, – любого зверя по следу найти можно. Сейчас только ищейка выручит.

– Куда же нам теперь идти? – недоумевает Зайга.

– Пусик, Пусик, Пусик! – зовет дядюшка Мартынь, но теперь уже ясно, что впустую.

– Пусик, Пусик! – вторит Зайга.

– Ну что ж, подождем здесь, – решил дядюшка Мартынь. – Если мы ему нужны, сам отыщется. Зачем бы он нас за собой звал?

– Может, пойдем по тропинке в лес? – нерешительно предложила Зайга.

– Пошли, – согласился дядюшка Мартынь.

Лес встретил их прохладным дыханием. Они осторожно брели между сваленных бурей деревьев. Дошли до маленького ручейка, который звеня мчался по камушкам, к озеру. И тут откуда ни возьмись появился Пусик, схватил за штаны дядюшку Мартыня и потянул в сторону.

– Папа, Пусик не один, – сказала Зайга, вылезая из кустарника. – Иди сюда побыстрей! Да поторопись же!

В стороне от ручья действительно лежал офицер, еле-еле живой, судя по прерывистому, слабому дыханию. Был бледен до синевы. Веки его нервно подергивались.

– Он тяжело ранен, – определил дядюшка Мартынь, склонившись над офицером.

Дядюшка Мартынь осторожно ощупал раненого и обнаружил, что у него перебита нога. Сердце офицера билось слабо, неровно.

– Отец, что же мы с ним будем делать? – взволнованно спросила Зайга. – Мне кажется, он умирает.

– Да, ранение тяжелое, много крови потерял. Да вдобавок контужен, без памяти. Видишь, даже не слышит, что мы здесь. Нужно его перенести в лодку.

Отец и дочь с трудом подняли офицера. Дядюшка Мартынь держал его за плечи, Зайга осторожно взяла за ноги. Тело раненого провисло, руки беспомощно болтались. Он не приходил в себя. Пусик медленно плелся сзади. Дядюшка Мартынь и Зайга устроили раненого поудобнее в лодке, Пусик снова вскочил в нее. Где-то на берегу затрещали вдруг кусты – кто-то пробирался в сторону хутора.

– Уж не Лацис ли там? – пробормотал дядюшка Мартынь.

Когда отчалили, Зайга спросила:

– Как же этот офицер оказался в глухом лесу, у ручейка? Ума не приложу.

– Сам гадаю. Думаю, его ранили. Он пополз, из-за ноги идти не мог. Да и контузия. Никто ему не встретился. Видно, выбился из сил. Оказался у ручейка, может, и попил. Иначе бы и живым не остался... На счастье, вертелся здесь Пусик. Почуял, что человеку плохо...

– А может, его здесь подстрелили... Сюда в одиночку могли пробраться враги...

– Нет, нога перебита осколком снаряда. Значит, ранило его и контузило прямо в бою.

– Какое счастье, что у нас такая умная собака, – сказала Зайга.

Едва раненого вытащили из лодки, Зайга быстро побежала за носилками, которые стояли в огороде, покрыла их одеялом и поволокла к реке. А тетушка Марианна в комнате приготовила постель. И поспешила вслед за дочерью. Все вместе понесли офицера к дому, и собака бежала рядом. Аист, не сводя глаз, наблюдал за хозяевами из гнезда.

Раненый все еще не поднимал век, не обнаруживал никаких проблесков сознания. Тетушка Марианна промыла офицеру рану лекарственным настоем из трав. Раненый по-прежнему был недвижим. Муж и жена хлопотали вокруг него. Осторожно наложили какие-то, ведомые только тетушке Марианне мази, заклеили рану, крепко перевязали ногу. Зайга подносила необходимое.

– Сейчас в лубок ногу оденем, – сказал дядюшка Мартынь. – Сам схожу в мастерскую. Ты, Зайга, не знаешь, что мне нужно...

– Надо бы напоить его, – сказала тетушка Марианна. – Да ведь рот разжать невозможно.

– Вот теперь все, – сказал дядюшка Мартынь, любовно оглядывая раненого и укрывая его потеплее, – Остальное предоставим времени. Плохо, что мы его в себя привести не можем. Нужно было бы его и покормить.

Тетушка Марианна принесла молока. Дядюшка Мартынь пытался разжать крепко стиснутые зубы офицера, но ничего не получалось. Молоко стекало по щекам на шею. Наконец Мартынь с силой раздвинул зубы больного ложкой. Зайга осторожно, по капле, вливала молоко в рот раненого. Ко всеобщему удивлению, офицер сделал глоток, другой. Дальше пошло легче: он выпил почти полную кружку, но оставался по-прежнему недвижимым, еле дышал.

Дядюшка Мартынь снова послушал сердце раненого – оно, как и прежде, билось слабо.

– Ну что ж, – сказал старик. – Наше дело его выходить, поставить на ноги.

Для семьи дядюшки Мартыня стало святым делом ухаживать за раненым. Кто-нибудь обязательно дежурил у постели больного – ни на минуту не оставляли одного, ночью по очереди сменялись. «Ведь этому раненому повезло. Какое счастье, что его заметил любивший бегать по окрестности Пусик, – размышляла Зайга, сидя во дворе после очередного дежурства, – Говорят же, если с животными и птицами заниматься, кормить их, разговаривать, ласкать, избавлять от мук, то такие домашние звери умеют сострадать».

Раненый так и не открывал глаз, иногда только издавал легкий стон. Тетушка Марианна валилась с ног от усталости – ей приходилось топтаться больше других. Чего стоило только напоить больного! И если бы не вливали ему в рот то молоко, то компот, неизвестно, как бы жил незнакомец.

Сначала он был спокойнее. Чем дальше, тем громче и чаще он стонал, потом начал хрипеть, задыхаться. Больной, видно, очень страдал. Но и окружающим было нелегко – каждый вздох, каждый стон его вызывал желание помочь, и сознание своего бессилия изматывало всю семью дядюшки Мартыня.

Зайга готова была принять муки раненого, только бы он выздоровел. Иногда ей казалось, что она теряет сознание – так на нее действовали эти стоны. В голове пронеслось вдруг, что, может быть, где-то, и не очень далеко от них, вот так же лежит раненый Янис, и нет там никого поблизости. У девушки аж сердце захолонуло. Она вышла на крыльцо и увидела, как в воротах появился пропадавший где-то Лацис и вперевалку направился к Пусику, свернувшемуся в клубок под кустом.

Зайга подошла к собаке. «Умный, хороший песик! – говорит она нежно и гладит Пусика. – Ты человека спас, верный мой друг. Спасибо тебе! Ах, Лацис, Лацис! Какое событие у нас без тебя произошло!»

«Удивительно, человек человека убивает, калечит, а звери спасают, – подумала вдруг Зайга. – Да еще сколько проявляют сообразительности при этом. Как можно после этого сказать, что животные не чувствуют, как люди, не понимают чужой боли?!» Не зря вся семья дядюшки Мартыня так любит животных! Считают их членами своей семьи. А те платят за любовь любовью, за заботу заботой.

Шла вторая неделя пребывания офицера в доме дядюшки Мартыня.

– Слава богу, сегодня ночью наш гость меньше стонал, – сказала за завтраком тетушка Марианна, всю ночь просидевшая с вязанием у постели больного. Она очень устала. Подумать только, какую заботу на себя взвалила старенькая женщина! Стряпня, приготовление всяких травяных отваров, смена белья – все на ней.

– Пойди отдохни немного, мама, – предложила Зайга.

– Пожалуй, прилягу, – согласилась она, – посплю самую малость.

Тетушка Марианна, как только добралась до постели, мгновенно уснула. А раненый вдруг зашевелился, открыл глаза. Старался поднять голову. Видимо, стал приходить в себя.

– Воды! Воды! – попросил он по-русски довольно громко.

Из соседней комнаты дядюшка Мартынь быстро принес кружку. Раненый попытался приподняться. Но дядюшка Мартынь не позволил, как всегда, осторожно поил его из ложки. И все-таки, сделав усилие, раненый прильнул к кружке губами, сделал несколько глотков. Вновь откинулся на подушки и замолк. С этого дня больной начал говорить. Он произносил обычно несколько слов на непонятном для семьи Мартыня языке.

Иногда дядюшка Мартынь, увидев, что раненому лучше, спрашивал его имя, откуда он. Но офицер не отвечал – либо память потерял, либо ему еще трудно было говорить. Хозяева ломали голову, какой же национальности их гость. Слова, которые еле выговаривал больной, были совсем незнакомые. А иногда он что-то бормотал по-русски.

Очень хотелось узнать, кто же перед ними. Ясно пока одно – он офицер русской армии. Об этом свидетельствуют золотые погоны на его мундире, который сейчас аккуратно висит на стуле. Наконец дядюшка Мартынь осмелел и решился заглянуть в его сумку. Там обнаружил какую-то тетрадь с записями. На обложке крупно выведено: «Что несет нам эта война?»

Прежде чем приступить к чтению, дядюшка Мартынь задумался: написано-то по-русски, а говорит офицер чаще на другом языке. Дядюшка Мартынь без очков не очень хорошо видел, а они куда-то задевались, но мало-помалу разбирая строчку за строчкой, он понял, что перед ним в сухих и, казалось бы, маловыразительных словах раскрывался целый мир армейской жизни, ему незнакомый и этим весьма интересный.

Зайга отыскала очки, дядюшка Мартынь водрузил их на нос.

«Стало известно, – волнуясь, начал читать вслух старый латыш, – что в местечке Олайне Кекава в атаку брошены тринадцатая Сибирская стрелковая дивизия, первый Усть-Двинский и второй Рижский латышский стрелковые батальоны. Наступление началось на рассвете, и оно уносит уйму народа. – Дядюшка Мартынь поднял глаза кверху, стараясь представить, сколько же людей погибает только в одном бою. – Солдат гонят в атаку небольшими группами, враги их, как мух, уничтожают. Это настоящее предательство, но почему-то преступника не наказывают. Солдатская братия не верит больше в свои силы и не верит командирам. Сколько трудностей одолели, но впереди полная неизвестность. Говорят, что мир наступит тогда, когда врага разобьем. А как его разбить? Нет смысла в этих словах. «Победа должна быть!» – истерично кричат некоторые офицеры. Но эта «победа» нам грозит настоящей бедой. Все дошли до крайности. Только при одном слове «мир» на сердце делается чуть легче. Но никто не говорит сейчас о мире. А подлость высших чинов следует за подлостью. Еще неизвестно, кто захлебнется».

Мартынь перевернул несколько страниц и с удивлением прочитал: «Наши солдаты готовятся к братанию с немецкими. Один наш солдат выбрался из окопа, встал во весь рост и затянул: «Из-за острова на стрежень». Постепенно из окопов начали выходить и немецкие солдаты. Наши и немцы осторожно сближались, улыбались друг другу, говорили что-то на своем языке. Завязалась дружеская беседа... больше знаками.

Вдруг вражеский солдат крикнул по-русски:

– Долой войну! Мир!

Солдаты обменивались подарками, а наши командиры бесновались:

– По окопам марш!

С вражеской стороны тоже доносились отрывистые крики. Солдаты нехотя начали расходиться. Через несколько дней всех солдат с передовой заменили... Скоро по окопам стали появляться воззвания против войны, за мир. Офицерам в листовках угрожали «деревянным крестом», если они будут гнать в наступление. Все чаще и чаще стали раздаваться голоса против начальства. Командование пытается пресечь революционную деятельность, которую развернули большевики в воинских частях...»

– Папа, как он не боится такую тетрадь при себе носить? – удивилась Зайга.

– Молчи, дочка, лучше спрячь подальше, – заговорщицки произнес Мартынь.

– Если мы спрячем тетрадку, он сразу догадается, что мы читали ее. Лучше положим тетрадь в изголовье.

Раненый офицер, услышав шепот, громко вздохнул и открыл глаза. Он пришел в себя и настороженно огляделся, стараясь понять, где находится. Никак не мог сообразить, как очутился здесь, на удобной постели. Сначала решил, что видит сон. Но, рассмотрев старика, прячущего что-то за спиной, вдруг понял – жив, и все происходит с ним наяву!

Офицер расслышал шаги – кто-то осторожно ступал по половицам соседней комнаты... Это Зайга выходила из дому. «Я вижу, я слышу, я жив», – пришла радостная мысль... Он попробовал заговорить.

– Где это я нахожусь? – спросил по-русски.

Старик озабоченно посмотрел на раненого.

– В моем доме, – ласково ответил он.

– А как вас зовут?

– Мое имя Мартынь. Зови – дядюшка Мартынь.

– Мне чудился медведь, собака, а я не в лесу – в доме... Чего только не померещится в бреду!

– В таком состоянии всякое может быть, – отозвался дядюшка Мартынь. – А как тебя-то зовут?

– Жил в наших краях один охотник... – быстро заговорил раненый. – А медведь каждое лето к нему в гости наведывался... Я вас за этого человека принял...

– Тебе не трудно говорить? – поинтересовался дядюшка Мартынь.

– Нет, уж очень долго я молчал, по-моему...

– Ну, так расскажи о дружбе охотника с медведем. Только, когда устанешь, передохни.

– Так вот, – начал раненый. – Не знаю, от, кого уж он там, спасаясь, бежал куда глаза глядят, но только заскочил медведь во двор к охотнику. Тот сумел его как-то приручить. Но ведь у зверя повадки звериные. Летом он жил во дворе охотника, а осенью уходил в лес, зимовал в берлоге, – раненый умолк.

– Потом доскажешь, – предложил дядюшка Мартынь, – поспи немного. Скоро есть будешь...

– Да нет, я не устал... Все это к добру не привело, – продолжил раненый. – Охотники подняли медведя из берлоги... Решили полакомиться медвежатиной. Они не знали, что медведь верит людям. Подстрелили, но не убили. Медведь сам на них напал, хоть и был смертельно ранен. С обоими разделался, хотя сам истекал кровью. Во двор своего друга еще приплелся, там и испустил дух. Старше охотник никак в себя не мог прийти от горя. Все себя винил – приручил зверя, зверь людям верил... И вот тебе...

– А охотник сейчас жив?

– Сейчас не знаю... Вроде старик был крепкий. Если ничего не приключилось с ним, жить должен... Шкуру с того медведя он снял, обработал, подарил мне. Она хранится в моем доме. Мать ее проветривает, чистит... Мне и почудилось в лесу, будто тот медведь, живой, пришел ко мне с охотником и спас. А еще с ними собачонка была – веселая такая, суетливая... Чего только в бреду не повидаешь! А вы меня подобрали на поле?

– Нет, мы тебя нашли за четыре версты от места боев. Лежал ты в лесу возле ручья.

– Да, да... Видно, там почудились медведь и собака.

Дядюшка Мартынь улыбнулся:

– Они тебе не почудились. Тебя как раз нашла собака. Она тебя, обессиленного, спасла от смерти. И медведь у меня живет ручной. Дружат они с собачкой. Может, и он к тебе подходил...

Раненый подумал, что старик хочет его развеселить – сказки рассказывает.

– А откуда же медведь? – все-таки спросил он недоверчиво.

– Живет у нас в доме, – ответил дядюшка Мартынь.

– У вас?.. Как у нашего охотника?

– Вот поэтому и интересен мне твой рассказ. Да, Лацис летом живет у нас во дворе. А с ним собака Пусик. А на сосне гнездится еще и аист.

Раненый с удивлением посмотрел на старика. Видимо, никак не мог ему поверить.

– А увидеть их можно?

– Почему же нельзя! Конечно, можно.

Старик встал со стула, подошел к окну. Раненый с живым любопытством следил за стариком глазами.

– Зайга! – позвал он дочь.

– Иду, папа!

– А ну посмотри, какая радость – наш больной очнулся. Моим рассказам не верит. Хочу показать ему Лациса и Пусика. Приведи их...

– А кто такая Зайга? – спросил раненый.

– Дочка моя...

Дверь распахнулась. Первым протиснулся медведь, за ним, подгоняя огромного зверя, Зайга. А потом вбежала собачонка, приветливо помахивая хвостом. Раненый глазам своим не поверил. Ему все-таки казалось, что его спаситель сказки рассказывает. Медведь и собака сначала подошли к хозяину. Лацис потерся мордой о плечо дядюшки Мартыня, собака лизнула ему руку. Приблизились к раненому, обнюхали и, отойдя, уселись посреди комнаты. Дядюшке Мартыню даже показалось, что животные облегченно вздохнули, убедившись, что спасенный человек жив.

Офицер попросил Зайгу рассказать, как же все-таки его спасли. Девушка охотно поведала недавнюю историю. Иногда она ненадолго замолкала, когда видела, что раненый закрывал глаза.

– Нет! Нет! Я не устал. Интересно, как все получилось. И звери... И птица... Просто выразить трудно...

Дядюшка Мартынь и его дочь заметили крайнее возбуждение гостя. Зайга вывела во двор своих четвероногих питомцев. Тихонько появилась тетушка Марианна.

– А теперь поспите! Вам нельзя много говорить... Надо отдохнуть.

Раненый послушно закрыл глаза.

– Странно! Ведь имени своего не говорит, – сказал старый Мартынь.

– Нечего удивляться! – заметила Марианна. – Столько дней без памяти. Ну, ничего, все помаленьку образуется... Все вспомнит, все скажет.

Сон не шел. Офицер старался представить себе все по порядку, вспомнить хоть, кто он такой! Но голова была еще мучительно тяжелой, время от времени ее сдавливала невыносимая боль. Он превозмогал эту боль и напрягал всю свою волю, чтобы восполнить провалы памяти. «Как же все было? Как?»

Да, шел третий день боя. И вдруг обрушился шквал взрывов. Земля содрогнулась. Слились воедино гром орудий, крики, стоны... Казалось, вихрем налетел огненный смерч, закружил, вбирая в себя пыль, растерзанную землю, людей, повозки, камни... И вдруг все смолкло. Наступила зловещая тишина, и кто-то огромный, отвратительный наступил ему на ногу. От боли он потерял сознание.

Теперь он понимал, что его оглушило взрывом, ранило. Мало-помалу перед ним вставали лица солдат, офицеров, командира... Он открыл глаза.

– Не спится? – ласково спросил дядюшка Мартынь. – Зайга! – крикнул он в окно. – Наш гость, наверное, проголодался.

Девушка принесла глиняный горшок с молоком, налила в кружку, осторожно поднесла ко рту раненого.

– Пейте! – сказала она мягко. – Вы все вертитесь, стараетесь приподняться. А вам нужен покой. Пейте на здоровье!

Больной выпил молоко. И на него пахнуло родным домом, деревней, давно промелькнувшим детством. Он ясно представил родные лица, забытые в бреду и беспамятстве. Вот он ребенком идет по селу, а рядом еще живой отец... Он так рано умер... Вот мама, сестра... Они машут ему, зовут вернуться. Им плохо без него.

Радостного и вспомнить-то нечего. Вечная нужда... После смерти отца продали за полцены корову... А потом уже работал наравне со взрослыми. Тяжкий путь... Как хорошо, что научился грамоте да в немногие минуты книги читал. Читал, что под руки попадалось. Из дома помещика слуги потихоньку притаскивали. Все отложилось в памяти, пригодилось.

Размышляя о прошлом, больной потихоньку уснул. Но сон не приносил облегчения. Опять война, опять выстрелы, пламя, снаряды. Все пылает, все снесено с лица земли. Стоны, крики раненых, отрывистые слова команды. Ад... Снова раскручивается гигантский смерч... Он все вбирает в свой огненный вертящий столб. Что такое? Опять зловещая тишина, ночь, какой-то хохот. И вот из этого кружащегося смерча появился Азырен – черт чертей, владыка подземного царства.

– Я давно хочу встретиться с тобой, мой друг, – гортанным голосом произнес Азырен. – Я жду тебя. Считай, что ты уже в моем царстве.

«Посмотрим, кто кого одолеет».

Кто хочет добровольно отдать себя Азырену?.. Солдат будет бороться. А поднатужится – сам возьмет душу черта. Вот направил на Азырена штык и пошел на него с криком «ура!». И что же? Азырен отступил, как заяц мчался он через кочки и ухабы. Только его солдат и видел.

Исчез Азырен, умолкли взрывы, утихли стоны. Наступила тишина, и кромешная тьма сменилась светом – солнце поднялось на востоке. Тут же заколосился хлеб на полях, на лугах раскрылись цветы. В кустах запели соловьи, бродяги-кукушки завели свое монотонное «ку-ку». Сел солдат на своего коня и поехал домой. Скачет Йыван. Соскучился он по дому, по деревне, по краю своему. Скорее хочет он увидеть мать свою и сестричку. Терпенья нет.

Да, много с тех пор воды утекло, как он оставил своих, дом свой покинул, – очень много. За это время сколько раз падал снег, сколько раз таял! Легко только говорить... А сколько он натерпелся! Сколько перенес мук! Словами не перескажешь. Да, все прошло, все сейчас позади.

«Спешить. Надо спешить», – говорит он себе.

Проезжает он полями, лугами, лесами, переваливает через горы высокие, пересекает ущелья глубокие. Вот подъезжает к красавице Волге, низко кланяется ей. И она в ответ ему улыбается. Вскакивает его конь на паром. Вот они уже на том берегу.

– Родная земля моя, здравствуй, милая! – восклицает солдат.

Счастьем переполняется сердце. Край Йывана словно еще краше стал. И деревья радостным шумом его встречают. И конь подобрался на славу, и сам он словно с крыльями. Едет, насвистывает песню, как бывало прежде. Скоро покажется его родная деревня. Теперь уж так близок родной дом. Но почему-то силы его вдруг иссякли, а лошадь будто подменили – она еле ступает. Йыван понять не может, что происходит – почему его в сторону заносит.

– Ну что ты, родимый, лети же, лети вперед! – крикнул он своему коню, собрав последние силы.

Вместо того чтобы рвануться вперед, конь споткнулся и встал, будто копыта его прилипли к земле. Йывана оглушил дьявольский хохот. Что это? Снова Азырен на его пути.

– Домой возвращаешься, служивый? – спрашивает он притворно ласковым голосом.

Йыван вскипел, хотя силы совсем его покинули.

– А тебе-то что?

– Ты, дорогой, зря такой длинный путь проделал. Я давно задумал отомстить тебе – настигнуть у самого порога твоего дома. Давненько тебя здесь поджидаю.

– Уйди прочь! – хотел крикнуть солдат, но слова его прозвучали тихим шепотом.

– Нет, дорогой, теперь уж я не уйду. Зря ты думаешь так легко от меня отделаться. Не выйдет!

Азырен все ближе и ближе подходит к Йывану, а тот не знает, как быть ему. И вправду, черт может тут с ним легко расправиться. Глазищами сверкает, щелкает зубищами, огромный нож в руке. Не зря же гласит предание: человека легко может одолеть Азырен – только покажи слабость. Вот-вот нападет Азырен, но Йыван вдруг как крикнет – даже лес вздрогнул:

– Звери-птицы, помогите!..

– Сынок, что с тобой? – тревожно спросил дядюшка Мартынь.

Вопрос старика разогнал злые сновидения.

– Я увидел во сне Азырена...

– А это кто такой? – поинтересовался дядюшка Мартынь.

Раненый приподнялся.

– Азырен – это смерть! – сказал он.

Выслушав рассказ о страшном сне, дядюшка Мартынь вздохнул:

– Понятно теперь. Значит, ты считаешь, он хотел взять твою душу?

– Да, но как я остался жив – не пойму. Думаю, помогли мне жители наших лесов.

– Раз ты избежал смерти, она тебе больше не страшна. Долго жить будешь. Азырен не должен тебя преследовать. И мне за мою жизнь приходилось встречаться со смертью. Не поддавался. Вот до сих пор и живу.

– Вы правы. Тот не воин, у кого от слабости душа в пятки уходит. В прежние времена, сказывают, жил один такой, как и я... Был на военной службе. Тоже воевал.

– Все мужчины воюют, – перебил дядюшка Мартынь.

– Да, да, – подтвердил офицер. – Воюют все... Так вот, тот человек был очень смелым. Как и меня, его Йываном звали.