Текст книги "Дубравы"

Автор книги: Александр Юзыкайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Дни шли за днями. Йыван весь в заботах, о своей хорошенькой подруге он и думать забыл. Товарищи несколько раз предлагали пойти посидеть, выпить у местного парня, с которым ненароком завели знакомство, Йыван только отмахивался – не до развлечений теперь.

Незаметно подошла весна. Приближалась пасха. Йыван надеялся в праздничные дни побродить по Перми и ее окрестностям. Рассчитывал на то, что ему удастся познакомиться с кем-нибудь из местных.

Но именно на пасху маршевая рота Йывана вместе с другими погрузилась в вагоны. Йывану сказали – их отправляют на Северо-Западный фронт. Сколько собралось провожающих на перроне – не протолкнешься! Женщины плакали, даже мужчины смахивали слезы. Кое-кто из солдат-пермяков, которых провожали родные, вытирал глаза.

Поезд тронулся. Вскоре город остался позади. Солдаты разместились по нарам. А в офицерском вагоне стоял запах коньяка, дыма. Было шумно. Шли разговоры о положении на фронте. Высказывались самые противоречивые мнения, но в одном были едины – большие потери несут обе стороны.

Тучный подполковник, сидевший у окна, вдруг вспылил:

– Да, на войне большие потери, господа. Но самое скверное в том, что развал дисциплины в армии всему виной. Ослушание, неподчинение и даже дезертирство!

– Да, дисциплина в армии оставляет желать лучшего, – согласился с ним рядом сидящий холеный штабс-капитан...

В предместье Риги был получен приказ выгружаться из вагонов. Все понимали, что остановка эта временная. Кое-как устроились с жильем. Солдат поместили в пустующие казармы – было тесно, душно, темно.

Йыван решил пройтись и случайно попал в хозяйственную часть полка – как бывший кавалерист, он не мог равнодушно видеть лошадей и подошел к стойлу. Обратил внимание, что лошади не ухожены, стоят в грязи и, по-видимому, плохо накормлены. Он разыскал начальника хозяйственной части.

– Господин подполковник, разрешите обратиться, – сказал Йыван после положенного приветствия. – Лошади содержатся плохо, у одной кобылы сбруей натерта шея...

Изумлению подполковника не было предела.

– Да как Вы смеете? – возмутился он. – Вам-то что? Своим делом занимайтесь! Какая дерзость – вмешиваться...

Йыван не растерялся:

– Ваше Высокоблагородие, прошу прощения. Понимаю, что встрял... Но не могу смотреть, когда лошадей мучают. Конь – не машина, но и та ухода требует. Коли за лошадьми хорошо ходить, они и жить дольше будут. А ведь так какая польза! Сколько их на войне поубивало... Их беречь бы надо.

Начальник хозяйственной части уже с интересом посмотрел на молодого офицера. Гнев его погас.

– Вы, пожалуй, правы. Видно, понимаете толк в лошадях...

– Я бывший кавалерист, господин подполковник, теперь служу в пехоте.

– Кавалерист? – Подполковник удивленно поднял брови.

– Так точно, больше года служил в кавалерии. Прошел курс по уходу за лошадьми. Знаю, как с ними обращаться. Чистил, лечил их. И в вагонах перевозил. А уж в седле дни и ночи проводил – никогда у моей коняги не было ни одной потертости.

Подполковник обрадовался:

– О, Вы для нашей дивизии находка! Сейчас мы очень нуждаемся в человеке, который бы нам помог. Мы запрашивали к себе кавалериста – знатока лошадей, представьте – не дают. По-видимому, офицеры, подобные вам, везде нужны. А нам для обоза надлежит получить и доставить в часть двести шестьдесят лошадей из конного запаса. А ежели Вас послать для выполнения этого дела?..

– Я бы не отказался, господин подполковник! – улыбнулся Йыван. – Отдайте распоряжение.

Строевой полковник поддержал просьбу начальника хозяйственной части.

– Ваштаров очень исполнительный. И дисциплину знает. И то, что бывший кавалерист – правда. Немало часов провел в седле.

Приготовив документы, с командой из двадцати пяти человек Йыван отправился за лошадьми для дивизии. Йыван с солдатами без особых приключений добрался из Риги до Нибеля Витебской губернии. Военный комендант города поместил командированных в казармы, а Йыван получил ордер на квартиру.

Устроив своих солдат, Йыван отправился в управление конного запаса. А там оказалось немало таких «охотников» за лошадьми, как он. Они требовали коней – за войну породистых лошадей почти всех поизвели.

Пожилой подполковник, узнав, что Йывану для дивизии нужно свыше двухсот пятидесяти голов, задумчиво почесал затылок.

– Подождать придется! – вскинул он глаза на Йывана. – До вас еще тридцать семь требований. Вы, бывший кавалерист, знаете – в сегодняшней войне кони не только для кавалерии нужны, без них артиллеристам никак не обойтись. Артиллерии мы лошадей отправляем срочно, без промедления. Но ей все равно не хватает. Знаете, какие неприятности терплю?! А вам ждать придется долго. Может, больше месяца.

Не обрадовало Йывана такое сообщение.

– Ну что ж, будем ждать.

Зашел он к своей команде, сказал, что дело плохо. Потом отправился по адресу, указанному в ордере.

Домишко оказался неказистым. Пришельца встретила хозяйка лет семидесяти пяти. На вид очень старая – седая, морщинистая, приземистая. Но Йыван заметил – глаза у нее были острые и живые. Она исподтишка внимательно изучала Йывана.

– Сейчас, сейчас! – приговаривала она.

Внимательно и долго разглядывала ордер – скорее всего грамоты совсем не знала.

Комната оказалась чистенькой, недавно побеленной, но мебели в ней Йыван не увидел – ни койки, ни стола, ни стульев.

– Такая вам подойдет? – спросила она, стараясь выказать любезность и внимание.

– Прекрасное жилье, – ответил Йыван.

Он крякнул, весело посмотрел на хозяйку, чем, видно, немало ее озадачил. Улыбаясь, оглядел пустую комнату и с озабоченным видом вышел во двор, сел в тени на врытую в землю скамейку.

– В пору сенокоса всегда тут такая погода, – семеня вслед за постояльцем, сказала старуха. – На солнце жарко. С утра печет – духота.

– Жарко, – согласился Йыван. – Хорошо бы чайку.

Старуха выразила на лице живейшее сочувствие.

– Предложила бы сама, да вот самовара-то нету, – сказала она, преданно глядя на офицера.

По ту сторону плетня показалась сухонькая женщина, очевидно соседка. Увидев офицера, подошла к забору, любезно поздоровалась.

Йыван кивнул в ответ, внимательно оглядел женщину: в беленьком платочке, но платье на ней изрядно поношено. По виду ей было лет около пятидесяти.

– Уважаемый, откуда вы родом? – осведомилась она.

Йыван охотно ответил:

– Издалека. Мариец я.

– Мариец? Я еще ни разу о таком народе не слыхала, – проговорила хозяйка.

– И я впервые слышу, – удивилась соседка.

– Родился я за Волгой, в лесном краю, – пояснил Йыван.

– О Волге-то знаем, – сказала хозяйка. – Диво дивное, сколько разного народа на земле живет!

– Да, народу разного на земле видимо-невидимо! – перебила старушку соседка. – Но иной раз совсем чужой становится близким. Вот, к примеру, мой сын сейчас на фронте. Он солдат и дерется с немцами. Увижу солдата – душа замирает. Не могу не поговорить. А Вы – офицер. Дай, думаю, подойду. Может, сына моего видел. Не зря же говорят, гора с горой не сходится, а человек с человеком нет-нет да и встретится. В жизни ведь все может случиться. Сын мой на меня очень похож: смуглый, черноглазый, курчавенький такой. Ростом чуть меньше Вас будет...

Йыван не знает, что и сказать. Что ответить? Как объяснить женщине: на фронте, если столкнешься, и своего знакомца-то не узнаешь. Как рассказать, что бой – не прогулка по улице в праздничный день. А соседка пытливо заглядывает Йывану в глаза, ждет слов «видел», «встречался».

– Может, припомните? – в ее голосе столько мольбы и надежды.

– Все бывает, – осторожно ответил Йыван. – Трудно припомнить. Другое дело, если бы были в одном эскадроне. Там каждого по имени знаешь. А ведь в армии людей десятки тысяч...

Йыван рассказал, что на фронте был давно. Учился. За это время столько воды утекло! Что-то он еще говорил, успокаивал. А женщина все расспрашивала, все надеялась. Пыталась что-то важное для себя узнать. Мать остается матерью! У нее душа не на месте. Тоскует о сыне своем. Она может бесконечно расспрашивать, бесконечно слушать. И о сражениях, и о минутных передышках.

Хозяйка Йывана пошла к себе. Соседка, узнав, что офицер хочет чаю, немедля забежала в дом, принесла самовар и тарелку с коврижками.

В комнате она поставила самовар на пол, а тарелку и чашку, недоуменно оглядываясь, держала в руках. Вновь появилась хозяйка.

– Как же чай-то пить станете? – спросила соседка.

– А, на полу! – беспечно ответил Йыван.

– На полу?!

– Да не все ли равно где? Лишь бы чай был...

Йыван сел, сложив ноги калачиком. Жажда его мучила – он пил чашку за чашкой, соседка только успевала наливать. А самому было забавно – пьет чай с коврижками, сидит на полу по-турецки. Тихо. Спокойно, будто и войны никакой нет. Нигде кровь не льется.

Женщины ушли. Йыван поднялся, потер онемевшие от непривычной позы ноги и вышел на улицу. Случайно оказался на базаре. Базар – маленький, невзрачный, под стать городку. И продавцов и покупателей по пальцам можно пересчитать. И торгуют ерундой какой-то. Еды нет. Все больше продают вещи, уже поношенные, потертые, да какие-то крючки, болты и ручки для хозяйства.

У забора – чуть подальше – Йыван увидел две подводы. Старики и женщины крестьянского вида, сбившись в кучку, о чем-то вели оживленный разговор. Лица как у заговорщиков. Йыван заинтересовался, подошел. Близок был ему деревенский люд, волновали сельские заботы.

– О чем, миряне, речь ведете? – спросил Йыван у старика.

Он вздохнул. Все уставились на неожиданно подошедшего офицера.

– Сено пропадает... На корню гибнет... скосить бы его, – выступила вперед полная женщина. – Самодур большой был наш барин. Совсем недавно кто-то его усадьбу поджег, а управляющего убили. Наш барин бросил все и подался неизвестно куда. Вот мы и решили хозяйничать сами. Луга обширные, а косить кому? Мужиков молодых не осталось, всех война заграбастала.

– У меня силушки нет, – вступил в разговор другой старик. – Мне уже косу не поднять. А что бабы? Какие они косцы? Ведь у многих в хозяйстве какая-никакая скотинка, а есть. Только и побаловать ее хорошим сеном, пока барина нет. Вернется – и опять все пойдет по заведенному кругу.

Йыван вслушивался в слова стариков. Ну и чудеса! Крестьяне набрались смелости хозяйничать в имении своего барина. Да было ли когда такое?! Что, если помочь? Солдаты мои без дела. Может, послать их на сенокос? Да что получится только из всего этого?

– А вдруг барин приедет? Что делать тогда будете? – Йыван знал, чего стоит барский гнев.

– Э-э, – протянул старик, – сто бед – один ответ.

– А сколько работников-то вам нужно?

– Да где их найдешь? – вступила в разговор молодая женщина.

– А ежели я поищу?

– Если найдешь, цены тебе не будет.

– А сколько надо-то?

– Сколько, сколько... Откуда ты их возьмешь-то?

– Двадцать пять душ хватит? – спросил Йыван.

Собеседники его удивились.

– Двадцать пять? Куда нам столько!

– Народ нежадный, – засмеялся Йыван. – Кормили бы да давали бы табаку. Больше ничего не спросят.

– Да ты не шутки ли шутишь? – спросил один из стариков.

Женщина взяла Йывана за рукав.

– А ты, сынок, не обманываешь?.. Господи, скосить бы побыстрее луга, пока барина нет. А то и места не осталось, чтобы скотине можно было травки нащипать.

– Обманывать-то мне какой смысл? Пойдемте...

Йыван зашагал к казарме, а сам все размышлял: «Что же это делается на свете?! Спокойствия нигде нет: ни на войне, ни в тылу. Крестьяне против барина поднялись, добро его растаскивают. А если барин вернется? Что с ними станет? Э, да что думать об этом!.. Помочь надо, а там будь что будет».

Предложение командира несказанно и удивило и обрадовало солдат. Они все из разных деревень. Им любое крестьянское дело по плечу. А тут сенокос. Да еще в барском поместье хозяевами побудут. Кому рассказать – не поверят.

Помочь крестьянам вызвались все. Руки горели по забытому делу, да и любопытство разбирало – крестьяне не боятся барским добром распоряжаться. Ну и дела! Наспех собрали вещички и поспешно пошли вслед за Йываном. А крестьяне уже подогнали поближе подводы. Уселись все разом. И смеются, будто на праздник едут.

Йыван тоже поехал. Все-таки он командир. Должен же знать, где его солдаты. За каждого головой отвечает... Да и самому охота большая поучаствовать в таком необычном деле.

Барское поместье большое было и богатое. В деревне молодцам все пришлось по душе. Места оказались на редкость красивыми. Но долго оставаться здесь Йыван права не имел. Нельзя далеко отлучаться от управления конного запаса. Депеши с приказом могут прийти. Надо быть в курсе дела.

Уезжая, строго-настрого приказал солдатам, чтобы вели себя достойно.

– Рады стараться, ваше благородие! – вразнобой ответили солдаты. – Мы барину живо луга оголим. Пусть потом распаляется.

Йыван вернулся на квартиру, в свою пустую комнату. И ел он на полу, и спал на полу, подстелив шинель и ею же прикрываясь.

На третий день хозяйка провела к только что проснувшемуся постояльцу двух крестьянок. Внимательно и остро оглядела гостей Йывана и вышла.

Ехали они из деревни на базар и по дороге заглянули к офицеру с лукошками в руках – рады были крестьяне в барском саду похозяйничать всласть.

– Мы вам клубники принесли... С барского огорода. Угощайтесь.

Йыван растерянно поблагодарил. Куда ему два лукошка, доверху наполненных благоухающей ягодой?! Вовек одному не съесть...

– Большое вам спасибо, – повторял он несколько смущенно. – Зачем мне столько?!

– Кушайте на здоровье. Ее в барском огороде столько, что на три деревни хватит.

– Спасибо. А барин-то еще не объявился?

Женщины улыбаясь смотрели на офицера.

– Нет, пока не объявился. Извини, сынок, но мы торопимся, – оказала одна из них. – Вам солдаты кланяются. Говорят, такое житье им и не снилось. С базара к вам зайдем за лукошками. Опростайте, пожалуйста, они в хозяйстве нужны.

– Хорошо, хорошо. Конечно, освобожу...

Как только крестьянки ушли, в комнату вбежала хозяйка.

– Где это вы клубнику купили? – удивилась она. – Зачем так много? Ведь портится она быстро.

– Не покупал я. Мне в подарок принесли.

– Это почему же? И кто вас здесь знает?

– Мои солдаты в одном имении сено косят. Вот женщины мне и собрали ягод.

Хозяйка, ничего не понимая, стояла, застыв посреди комнаты.

Положив себе в миску клубники, Йыван остальное подал женщине.

– Возьмите. Это здешний барин всех угощает.

– Как это? – удивилась женщина.

– Да просто так... Взял и добрым стал, – улыбнулся Йыван и вышел.

Он направился в управление конного запаса.

И там узнал, что в город доставили лошадей. За солдатами Йыван отрядил гонца, выпросив его у коменданта, а сам, получив лошадей, быстренько сбегал за своими вещичками.

Открыл Йыван дверь в свою комнату – и глазам не поверил! Комната совсем не та! Посредине – круглый стол, покрытый чистой крахмальной скатертью, никелированный самовар – на подносе. В плетеной корзинке – хлеб, на блюдечке немного масла, еще какая-то снедь.

Вслед за Йываном в комнату вошла хозяйка.

– Кого Вы пустили в мою комнату? – с удивлением спросил Йыван. – Чьи это вещи?

Хозяйка покраснела до ушей.

– Я Вам все это сама приготовила. Будьте как дома.

Йыван улыбнулся про себя.

– Спасибо.

Старушка оживилась.

– До Вас тут жил один капитан. Он был дурным человеком. Ни с чем не считался. Что к нему в руки попадется – ломает, портит, пачкает. Вы извините меня, и о Вас я вначале подумала, что Вы будете, как он. Поэтому все из комнаты вынесла.

Молодой офицер поблагодарил хозяйку, но времени не было даже выпить с ней стакан чаю. Спешно простился, оставив ее в полной растерянности.

В город солдаты приехали на крестьянских подводах. Расставались – наговориться не могли. Эти три дня, таких необычных в их серой жизни, каждый запомнит надолго. Солдаты отправились в обратный путь, довольные своим командиром. Навряд ли кто-то другой на его месте рискнул бы предоставить им такую свободу.

А у Йывана на душе было нелегко. Разбередила его душу случайно выпавшая на три дня вольготная жизнь. И горестные мысли одолевали его: «Как же хороша ты, волюшка вольная! Где же ты бродишь? Дождемся ли мы тебя?!»

Глава двенадцатая

Едва Янис ушел, в дом дядюшки Мартыня ворвался парень с соседнего хутора – Юргис, друг детских игр Зайги. Запыхавшийся, взволнованный, попросил девушку взять на время своего ручного медведя.

– А ты куда собрался? – удивленно спросила Зайга.

– Меня в армию забирают, а я воевать не хочу... Говорят, есть люди, которые против войны выступают. Вот и пойду их искать. Может, Яниса встречу. Он таких людей знать должен.

Перед войной Юргис и Зайга много времени проводили вместе. Признаваясь девушке, что убегает из дома, Юргис, взяв с нее клятву, что она будет молчать, потихоньку привел ей своего медведя Лациса, которого сам вырастил. Пропажа Лациса не очень-то взволновала родителей паренька, они решили, что он просто ушел в лес. Но мальчишку искали всюду, от горя не знали, что делать. Лацис любил Зайгу, поэтому спокойно поселился на новом месте. И ее собачонку Пусика знал с детства по совместным играм. Пусик встретил лохматого Лациса приветливо.

Однако медведь есть медведь, и привычки у него звериные. Осенью Лацис отправился, как всегда, в лес и укрылся на всю зиму в берлоге. Зайга и дядюшка Мартынь знали, где скрывается медведь, а больше ни одна живая душа не ведала.

На смену зиме пришла весна. При первых теплых лучах солнца Лацис вылез из своего зимнего укрытия и поспешил к друзьям – Зайге и Мартыню, теперь уже голодный, лохматый, немного одичавший. Медведя кормили, расчесывали на нем шерсть. И он как будто понимал, что все рады его возвращению. Пытался лизнуть то Мартыня, то Зайгу. Все забавлялись медведем. Пусик радостно лаял. Даже прилетевший аист и тот заскрипел, как сухое дерево: мол, и я с вами. Поднимется в воздух, сделает несколько кругов над домом. Убедившись, что обратил на себя внимание, снова садится в гнездо. А потом своими желтыми глазами осторожно наблюдает за всем, что происходит во дворе. От Лациса Пусик не отходит, будто гордится дружбой с таким огромным зверем. Куда Лацис, туда и Пусик, а чуть подальше отойдут от дома, аист над ними кружится, потом вернется на сосну, а о возвращении друзей оповещает своим странным, скрипучим криком.

Со временем соседи перестали бояться Лациса. Каждый говорил о медведе с симпатией. Никому Лацис не причинял ни малейшего вреда. Но когда начали доноситься взрывы и в воздухе запахло порохом, Лацис и Пусик стали проявлять сильное беспокойство. Пусик при каждом глухом раскате как-то пружинился, забивался под стул или кровать. А мишка метался по двору, временами рвался за калитку, но его старались удержать.

Сейчас Пусик и Лацис нежатся на солнышке у порога дома, а дядюшка Мартынь и Зайга копаются в огороде. Они не заметили, как в их двор прошмыгнул кто-то. Девушка собралась передохнуть, выпрямилась. Ее внимание привлекли два всадника, скачущие по дороге.

– Папа, смотри, к нам кто-то едет, – взволновалась Зайга.

– Никак, полиция? Что ей здесь нужно? – Волнение Зайги передалось и Мартыню.

Два полицейских с нагайками в руках подъехали к забору. Один совсем молоденький, другой постарше. Но у обоих лица недовольные, глаза злые.

– Дед, ты тут никого из посторонних не видел? – строго спросил молодой.

– А у нас тут посторонних не бывает. Живем далеко от города. Места тихие. Чего здесь чужим людям делать-то? – На простодушном лице Мартыня не было и тени волнения, но душа трепетала: «Уж не Яниса ли ищут? Скоро год, как он ушел из дома, а вестей от него нет и нет. Где он? Что с ним? Может, он где-то здесь поблизости?»

Полицейские пошарили глазами вокруг, чертыхнулись, повернули коней и помчались вскачь. Дядюшка Мартынь оторопело смотрел им вслед, а Зайга будто приросла к земле от страха.

– А ты молодец, Мартынь, не испугался, – неожиданно вылезая из-за сваленных во дворе дров, сказал Ян Алексеевич, школьный учитель, давнишний знакомый дядюшки. Мартынь знал, что учитель был ярым противником русского царя и чиновников. Ругал их на чем свет стоит. Говаривал, что они приведут Россию к гибели. Но других дел за Яном Алексеевичем не замечал.

– А ты что, Ян, в дрова-то залез? Тебя, что ли, разыскивают, – облегченно вздохнув, Мартынь удивленно посмотрел на учителя.

– Эти ищейки сейчас всех подозрительных вынюхивают, – спокойно ответил Ян Алексеевич, усаживаясь на дрова. – Три дня назад в городе на заводе был митинг, проводили его большевики. Народ агитировали против царя и войны. Вот полиция и разыскивает зачинщиков.

– А ты откуда знаешь? – сощурил глаза дядюшка Мартынь.

– Как ты думаешь, почему я у тебя в дровах прячусь? – вопросом на вопрос ответил учитель.

– Откуда мне знать? Может, на старости лет решил в прятки поиграть, – лукаво улыбнулся Мартынь.

– Садись рядом, старая твоя голова. Я расскажу тебе, о чем говорили большевики.

И Ян Алексеевич поведал обо всем, что слышал на митинге. Нет на свете ничего страшнее войны, тем более войны несправедливой. Царское правительство ввязалось в эту бойню, совсем не думая о последствиях. Ведь враг не несет в подарок хлеба, вин и заморских фруктов. Потчует снарядами и пулями. Где пройдут бои, там голод, разруха, смерть. А этого и в самой России предостаточно.

Война – ад, кромешный ад: пролитая кровь обильно пропитывает землю, на поле брани нет места для добра, там люди убивают друг друга. Все стирает война с лица земли. Вчера здесь была деревня, а нынче пустошь. На месте шумного города – тлен и развалины. Гибнет все живое: человек и зверь, птица и мотылек, цветы и деревья – все рушится, превращается в прах. Только могильные холмы вырастают там, где бушевала война. Привыкнуть к ней нельзя. Она сжигает душу, внушает зло, рождает ненависть, сеет ужас. С поля боя бегут многие солдаты – не желают воевать. В армии полным ходом идет агитация, чтобы повернуть оружие против тех, кто посылает людей на гибель. Распространяются листовки, где ругают помещиков, капиталистов и самого царя.

Из родных мест на фронт приходят вести, что дома ждут, не дождутся своего кормильца – сына, мужа, брата. Богатеи все к рукам прибрали, дыхнуть не дают. Когда же кончатся эти муки? Сколько же терпеть вынужден народ? Ведь ему никакого житья не стало.

А по пыльным дорогам все дальше от дома шагают и шагают сотни, тысячи мужчин. Что их ждет? Никто равнодушно смотреть не может на юные, хмурые лица, на ясные глаза, которые могут померкнуть, на стройные тела, которым, может, суждено скоро покоиться в земле... Вот и призывают большевики положить конец этому кошмару.

– Ох, нужен, нужен Лачплесис, – озабоченно произнес Мартынь. – Да где же он? Что-то не видно, не слышно.

– Лачплесис есть, Мартынь, – уверенно заявляет учитель.

Старик махнул рукой.

– Не говорил бы ты лишнего!

– А я говорю – есть, – настаивал Ян Алексеевич.

– Во сне ты его видел, что ли?

– Почему во сне? Наяву. Так же, как тебя сейчас. А почему ты не веришь?

– Да где ты мог его видеть, может, скажешь?

– На съезде социал-демократов.

Дядюшка Мартынь от души расхохотался:

– А ты чего там делал, на съезде-то?

– Как говорится, уму-разуму набирался, – добродушно ответил Ян Алексеевич. – Что ты, Мартынь, думаешь, Лачплесис по сей день сражается с черным рыцарем? – учитель заглянул в самые глаза Мартыня. – Он давно с ним покончил! Знай это... Мне посчастливилось увидеть другого Лачплесиса. На съезде. Он сильнее и умнее нашего во сто крат. Трудно обо всем рассказать простыми словами. Он – Лачплесис всех угнетенных народов. Родом с Волги. Есть такая великая русская река. Да ты ведь знаешь... Он задумал для всего российского народа добиться счастливой жизни: сбросить царя, разогнать помещиков. Богатства страны будут принадлежать народу. Всех, кто живет чужим трудом, заставят работать. Угнетенный обретет свободу, каждый станет хозяином своей судьбы. И земли, и леса, и реки, и озера – словом, все будет народное... Имя тому Лачплесису – Ленин. Владимир Ильич Ленин...

Дядюшка Мартынь не перебивая слушал Яна Алексеевича.

Теперь заговорил он:

– Мне ясно, – Он улыбнулся. – Я тоже кое-что слышал... И не зря, видать, говорится в народе, что наши древние боги поднялись против наших исконных врагов – потомков крестоносцев... Понимаю, понимаю, Ян, что это легенды. А в жизни, видать, и враги почуяли силу нового всемогущего русского Лачплесиса.

– Все мы сейчас связываем свои надежды с Лениным...

Дядюшка Мартынь поерзал на бревнах.

– Чего уж тут скрывать? Ведь все помалкивают, но давай говорить начистоту, кто не слышал о Ленине?!

Друзья еще немного поговорили, и Ян Алексеевич распрощался со старым приятелем. Оставаться на хуторе учителю было рискованно. А старый Мартынь, продолжая сидеть на дровах, все размышлял над тем, что только сейчас услышал от Яна.

Бои шли верстах в четырех от хутора. Дядюшка Мартынь, тетушка Марианна, Зайга вслушивались в страшные, будто бы приближающиеся звуки, но уходить на восток не пожелали. Остались дома... Дядюшка Мартынь мог гордиться своими женщинами. Обе они – и жена и дочь – не плакали, не кричали, старались не выражать своего горя вслух. Они мало говорили между собой, но понимали друг друга с полуслова.

Вдруг гром сражения стал заметно стихать. «Неужели поворот?» – надеялся каждый, но говорить громко опасались, только переглядывались. Видно, враг потерял много сил – приостановил наступление. Изуродованная, многострадальная земля, три дня и три ночи сжигаемая огнем, больше не дрожала от взрывов. Над ней растекалась звенящая тишина.

На затихшее поле боя собрались жители близлежащих хуторов. Раненых уносили. Ходят, всматриваются в убитых, ищут – нет ли своих. Да как узнать своего среди сотен изуродованных трупов!..

Дядюшка Мартынь с женой и дочкой бродят по полю вместе со всеми.

– Жить должен наш Янис! – сказала тетушка Марианна.

– Он будет жить, – твердо заявила Зайга.

Тетушка Марианна взглянула на дочь.

– Умереть не должен...

– Сколько убитых! – бормотал дядюшка Мартынь. – Сколько пролито крови! Трудно представить...

– Их скоро зароют, – сказала тетушка Марианна. – Ничего им теперь не надо.

– А они-то нужны, нужны живые! – почти выкрикнула Зайга. – Нужны матерям, отцам, женам, братьям, сестрам, детям, нужны, как нам нужен наш Янис...

Прошло несколько дней. И дядюшка Мартынь стал понемногу приходить в себя от пережитого потрясения, и на душе вроде полегчало. Нет уже того напряжения, как в те дни, когда доносился гром войны. Тетушка Марианна и Зайга хлопочут по дому.

А Мартынь ходит по двору, проверяет, все ли на местах, будто отлучался надолго. Но в хозяйстве полный порядок. А тревога, смутная, неясная, все же не покидала его. И не только страх за Яниса, будто что-то мешает старику или чего-то не хватает. Иногда в душе поднималась такая тоска, что все валилось из рук. И он топтался без толку, разыскивая то, чего и не терял вовсе. И вдруг взглянул на сосну.

Дерево как дерево – вверху колесо, а в нем гнездо. «А где же аист? – озадаченно спросил себя старый Мартынь. – До осени еще далеко. Куда же он улетел?» Попытался вспомнить, когда видел птицу последний раз в гнезде. Сообразить не может. Что за напасть?

– Пожалуй, давненько я его не видел! – сказал Мартынь вслух, но тут же мелькнула мысль: «Аисты попусту гнезд не покидают. Не к добру это!»

Коли аист улетел – беды не миновать. Проверено веками! И говорить тут нечего. А ежели аист прилетит – счастье дому принесет. Не зря каждый хозяин весною на крыше дома или во дворе на дереве для его гнезда место готовит – колесо. Каждый старается заманить птицу. И когда во дворе или около поселится аист, на душе становится веселее. И кажется, что дела в хозяйстве идут удачнее, и цветы растут пышнее, и земля родит лучше... И на душе радостно.

И дядюшка Мартынь любит своего аиста. Но сегодня его нет. Какую еще беду предсказывает? Старик старается, чтобы домашние не заметили, что гнездо пустует.

– Почему же его нет? – спрашивает он себя без конца. – Куда улетел?

Бродит Мартынь вокруг дома, места себе не находит. Выбежала из двери Зайга.

– Пусик! – крикнула она. – Пусик! – повторила уже испуганно. – Пусик, Пусик! Папа, ты не видел его?

– Что-то не замечал, – ответил Мартынь. – Мы тут закрутились, а его, по-моему, давно нет. А Лацис где? Может, убежали вместе?

Зайга разволновалась:

– Да, ведь и Лациса нет...

Через открытое окно Марианна услышала разговор мужа с дочерью. Вышла во двор.

– Ну что вы огорчаетесь? Убежали – вернутся. Свой двор они ни за что не покинут. Вернутся, не беспокойтесь, вернутся!

По правде говоря, тетушка Марианна сама себя утешала.

– А аист где? – вдруг спросила Зайга, поглядев на сосну. – Ведь аиста тоже нет.

– Да, да! – проговорил Мартынь. – Видно, куда-то улетел... Ненадолго. – Он скрывал, что не видит птицы уже несколько дней.

В доме поселилась печаль. Проходит день, второй, третий. Нет ни аиста, ни собаки, ни медведя... Видно, вспугнули их взрывы. Наутро четвертого дня Зайга полола грядки в огороде, вдруг подняла глаза на сосну – там аист!

– Аист прилетел, наш аист прилетел! – радостно крикнула она.

Аист как ни в чем не бывало сидит в своем гнезде и смотрит круглым глазом на молодую хозяйку.

– Папа, мама, наш аист прилетел!

На голос дочери тут же выбежали из дома дядюшка Мартынь и тетушка Марианна. Они были счастливы видеть аиста. У всех полегчало на душе.

– Я же говорила, что прилетит, вот и прилетел, – сказала тетушка Марианна. – Вот увидите, скоро прибегут и Пусик с Лацисом.

Мартынь утвердительно кивнул:

– И я так думаю.

Зайга даже прыгала от радости. Как не веселиться, раз аист вернулся – значит, в семье будет полное благополучие.

Все в доме ликовали. И петух не остался в стороне, своим громким «кукареку» известил о радостном событии. Петухи из других дворов откликнулись: дали знать, что они разделяют общее ликование. Жизнь продолжается!

– Скоро все наладится! – уверенно объявил дядюшка Мартынь.

Он пошел в свою мастерскую, где всегда что-то стругал, колотил, клеил. Видно, он соскучился по своему любимому столярному делу, давно не заглядывал в каморку, заваленную досками, ящиками. Посреди стоял верстак, на полочке разложены инструменты.

У дядюшки Мартыня – золотые руки. Этим он и славится в округе. Но особенно он известен своим искусством вырезать из дерева фигурки: птиц, животных, сказочных богов...

Не так уж был спокоен дядюшка Мартынь – война отхлынула от хутора, но кто знает, как все дальше повернется? Старик стремился успокоить своих домашних, боялся за здоровье тетушки Марианны, хотел оградить дочку от лишних волнений.

Тетушка Марианна повеселела. Облегченно вздохнув, она принялась, как всегда, хлопотать по дому. Последнее время столько было беспокойства!