Текст книги "Критика нечистого разума"

Автор книги: Александр Силаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Поддерживая беседу

Философия как учение о части нашего мира, которой вообще-то нет, но учение о которой делает возможным самое важное из того, что есть. Иными словами, нечто, реальное лишь в разговоре – пока этот разговор идет. Как и религия. Кончится разговор, и все. Кирдык. Только не разговору, и не тому, о чем он шел (все равно же этого нет!), а уж скорее всему остальному.

Требующие любви

Требоватьлюбви, считать, что люди должнытебя любить – путь в ад. Многим так холодно, что они готовы греться и в пекле. Жалко не их, но тех, кого могут захватить по пути.

Тест на гнилость

У правильных людей сила противодействия прямо пропорциональна действия на них, у гнилых– наоборот. Простой тест: если к человеку отнестись хуже– это его улучшит или наоборот? Увы и ах, слишком многих сограждан это улучшит.

А у правильных все правильно. На квант зла по отношению к ним они ответят примерно таким же квантом. Это их справедливость. А то, что они могут долго повышать ставку (от вежливой полемики до драки на смерть), причем аккуратно – это их сила. Соответственно воздается за добро.

У гнилых гнило с пропорцией. Ты ему 1 единицу зла, а он тебе 10. Ты ему 10, а он на колени встал и смотрит преданными глазами. Ты ему 1 единицу добра, а он лыбится – слабину почуял. Ты ему добавки, а он тебе говна мешок.

Хорошие люди практически не управляемы посредством кнута, плохие – посредством пряника.

Любая же унифицированная модель, любой «социализм» в отдельно взятой конторе – будет значить, что всем недодали.

Даже на примере учебных групп: умница нуждается в свободе, лохи и быдло – в дисциплине. Нос погладишь, получишь хвостом по морде. Накрутишь хвост, отвалится нос. Очевидный выход в дифференциации, но в обществе нашего типа таковая считается злом.

Сто цветов и одна колючка

Есть миллион способов того, как быть хорошим, и миллиард, как быть дефектным. Один из миллиарда – точно знать единственный способ, каковым люди бывают хорошими. Вспомнилось речение одной девушки: «настоящие мужчины так себя не ведут», и далее. Ага. Настоящие – бывают настоящими миллионом способов. Так, Брет Истон Эллис – настоящий. Хотя он пидарас, героиновый наркоман, сидящий вдобавок еще на коксе, и т. д., если верить его же книгам. И что? Это не ода бисексуальности или опиатным наркотикам, просто замечание на полях, что бывает и так. Это же касается «настоящих женщин», «русских интеллигентов», «реальных пацанов» и кого угодно еще. Миллион способов, миллион. А если вы знаете тот единственный, на соответствие которому готовы протестировать весь белый свет, то это, выражаясь языком Ницще, пассивный нигилизм и ресентемент, добавляя языком Делеза – «фашизм» и «паранойя», добавляя попроще – чухня и подростковые комплексы. Реальные предъявы могут быть только к формальной, но вовсе не содержательной стороне поведения. И попытка докопаться к содержанию поверх формы – вполне себе формальный признак избранного человеком несовершенства.

Репрессия по уму

С логической точки зрениюлюбой борец с авторитарным режимом должен быть репрессирован. Просто из уваженияк его же позиции. Он же говорит две вещи: а). режим реальноавторитарный, б). я с ним реальнобоюсь. Где самое место такому человеку, по логике? В тюрьме, ссылке, эмиграции, в глухой опале. Авторитаризм же, мать его! То есть сказав фразу, человек должен готовиться. А его дальнейшее злоключения, если он последуют, глубоко закономерны (независимо от того, что человек может быть прав, ему можно сочувствовать и т. п.).

Но – что мы видим? Человек говорит «я борец с авторитарным режимам», и у него все в шоколаде. Это всегда либо минус борцу, либо плюс режиму, в любом случае, расклад не в пользу «борца». Одно из двух, только одно из двух: либо режим не авторитарный, либо борец липовый.

Какой из двух вариантов – про РФ? Полагаю, скорее второй. Режим мягко-авторитарный. «Признал, да? Тебя тоже надо репрессировать, да?». Нет. Я же не борюсь и не говорю об этом. Пока, во всяком случае.

Повторяю: это не то, что борцы не правы, что я им зла хочу и т. п. Совсем нет. Это про другое.

Гуманитарии без понтов

Гуманитарные науки не станут подлинной силой, пока там не сменится парадигма, согласно коей оценивается, в частности, профессионализм. А значит и содержание профессии. Что тестирует современная диссертация? Это тест на знание, самое главное там, и это закономерно – список используемой литературы. Это тормозящая парадигма. Я не очень-то представляю, как, но тестировать надо деятельность.

На свете нет ничего практичней хорошей теории, все хорошие теории это подтверждают. А у нас? Социологом считается тот, кто может рассказать учебник социологии, психолог рассказывает учебник психологии, философ – учебник философии, и т. п.

«Советы психолога». Что обычно бывает в такой рубрике СМИ? Представили? Какая-то общеобразная хрень, любой чел с общим гуманитарным образованием справится, как минимум, не хуже, как максимум – лучше.

«Мнение наших политологов». Представили, чего там за мнение? Любой чел с нормальным гуманитарным образованием, любым образованием – отыграет такого политолога, как говорят в ролевке. Возможно даже, отыграет и получше.

Психолог лишь тот, кто врач, т. е. может банально снять у человека невроз, психоз. Все остальные, видимо, шарлатаны. Социолог лишь тот, кто мог бы предстать в ипостаси консалтера, продать свой разговор об обществе. Не обязательно, конечно, психологу врачевать, а социологу консалтерить – можно и семинары вести. Но семинары вести должен тот, кто может вот это.

Вопрос – а кем тогда должен предстать философ? Как минимум, полагаю я, литератором. То есть таким писателем в духе высокой фантастики а ля Борхес, человек, который может продать письменный текст на тему философии (не обязательно продать подразумевает какие-то деньги, имеется ввиду – накалякать некий текст, который прочтут). Как вариант – священником. То есть опять-таки продавцом, но некоего самого главного. Если правильно понимаю, брахманы держали социум тем, что монопольно торговали смыслом жизни. Очень ликвидная, очень дорогая штука. Если умеючи.

Просто наши не умеют.

Одерживая поражение

Сколько поражений приходится одерживать, лишь бы не потерпеть победу! Кто-нибудь да поймет, о чем я… А если и не поймут – все равно ж красивая фраза.

Выверт и уверт

Поймал себя на том, что собирался написать – добрый пост, но обидный конкретному знакомому человеку (при том, что сей человек хрен его еще прочитает, ну может и прочитает – с вероятием 50 %). Короче, не написал.

Это не благородство.

Это самая натуральная трусость.

Лишь немного искупаемая тем фактом, что я в ней признаюсь. Ибо признание в трусости может быть чем угодно, но уж не самой трусостью, да.

Низко о высоком

– И что тебе именно не интересно?

– Ну если предположить, что люди делятся на «шизофреников» и «параноиков», но мне явно интереснее первый тип мышления и жизни, хотя сам могу относиться и ко второму.

– А в чем разница?

– Первые живут так, чтобы мыслить, у них мышление – сродни физиологическому отправлению. А вторые откуда-то знают правильную идею и гонят под нее жизнь. «Настоящая любовь», «настоящая правда» и т. п. Но это же скучно. Поэт должен писать стихи, а мыслитель думать, ну как люди, к примеру, мочатся – и вот это и есть настоящее. А «любовь», «искренность», «справедливость» – засуньте себе обратно…

50 грамм онтологии

Вот Митя Ольшанский годами пишет, что в «язычниках» его пугает природность. Пугает и меня. Как в анекдоте. «Настоящий хомяк должен сделать в жизни три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть». Язычество же не викинг рогатый и не маг чудодейный, а не Дионис, а… вот эта воспроизводимость круговорота природности. День прошел – хорошо. Преклонение перед простыми штуками: общиной, укладом, пищей, деторождением. Настоящий хомяк, после того как поест-поспит, и перед тем как сдохнет – должен еще оставить потомство. Чтобы было кому сдыхать далее. Жизнь, полностью разлитая своим смыслом в натуральное, ничего трансцендентного и даже с намеком на него. Чистый обывательский мир, куда не вписываются, к примеру, наркотики и самоубийство, но также – мышление, творчество, различие, одиночество, подвиг. Скука мне, всего прежде – смертная скука.

Но не менее пугают меня и «христиане». Презрением к реальности, что ли. Скажем так: я не верю, что последние станут первыми. Более того: не считаю, что такой кувырок был бы благом. Наименее христианская из всех веток – протестантизм – представляется в сем вопросе и менее страшной. Если тезисно, то лох по жизни проклят настолько, что по смерти ему будет еще хуже.

Таким образом, претит мир натуральный.

Претит и его отрицание в любой почти метафизике.

Что же тогда – символ веры?

Особо не толкуя, взял бы пока что фразу, приписываемую Гегелю: «человеческое существование есть смерть, проживающая человеческую жизнь».

Раздражения не вызывают – что?

То, что представляется оправданным на уровне некоей гигиены некоего духа, вопрос – какого? Трудно ведь согласиться, что человевечьи радости могут быть редуцированы к хомячьим с небольшими вариациями, а это есть базовое убеждение обывателей. Равно трудно принять, что за лохами царствие божье, а есть базовое убеждение метафизиков, яро собирающих сокровища сугубо на небе.

Устроила бы попытка некоей онтологии без метафизики (как-то Ницше и его ученики в 20 веке, от правого Хайдеггера до левого Делеза). Или даже феноменологии – без онтологии, как-то, положим, буддизм. Странное, конечно, соседство. Ну ладно. Все пока что – поля и черновики.

Надеюсь, мне будет дадено еще пересмотреть вот эти… интуиции, назовем их так (даже не воззрения пока что). Не знаю – кем дадено. «Дадено» же потому, что думается скорее посредством нас, а вовсе не «я подумал». Иначе бы я все уже на свете подумал усилием воли. Как дурак какой.

Нижние и верхние нигилисты

Более всего раздражают люди, которые ни во что не верят, потому что они дураки. Причем злобные дураки. Для злобного дурака нет авторитетов, вообще. Более же всего восхищают те, которые ни во что не верят, потому что они не дураки. Люди, за плечами которых годы некоего послушания, школы, и им уж не надо верить хоть кому либо, кроме себя. Да и себе – не обязательно.

Орден Ивана Отступника первой степени

Долг лучшего ученика – отречься от учителя. Ибо любой учитель должен хотеть вырастить лучшее, чем он сам. Или хотя бы схожее, но другое, т. е. равного собеседника. Если он хочет лишь свою же ухудшенную копию, это не учитель, а бизнесмен, политик, сектант, хрен с горы и кто угодно еще. Когда же лучший ученик совершится как надо, со стороны это будет предательством. Да и не только со стороны.

Немного жизни в мертвой ЖиЖице

– Какой-то твой ЖЖ не живой, – заметила мне умнейшая и милейшая девушка, вдобавок, бывшая моя жена.

Умнейшая и милейшая – несомненно. Есть десяток-другой близких мне людей, неважно, сейчас близких или ранее, или сразу и сейчас и ранее, так вот – там не одного плохого человека, все выше среднего, совершенно все. Я ни разу в жизни не «разочаровался» всерьез ни в одном человеке, по крайней мере, не изменил оценку так, чтобы с плюса на минус (может быть, оттого что не очаровывалсякак принято?). Ну отношениеменялось, в плане того, нужен мне человек или не очень, а оценкаименно – нет, практически никогда. То есть плохие люди встречались, но все, кого я выбирал – хорошие. Вообще, человек, который плохо говорит о своих бывших (друзьях, женах, мужьях), говорит по крайней мере одну вещь. Что он мудло. Ну раз таких себе выбрал. Это та часть его высказывания, которая уже несомненна (самой формой), а по содержанию, хороши там его друзья были или нет – это еще посмотреть… Плохо разрешается говорить – о ком? О своих родителях и своих детях. Их же не выбираем.

Но я, собственно, отвлекся. Так вот, «ЖЖ не живой». В пример были приведены какие-то мои публикашки из общей коробки с названием «Гуманная мизантропия» прошлых годков (там я, дескать, живой) и ЖЖ Мити Ольшанского (коего я ей ранее показал, равно Лангобарда, Иванов-Петрова и т. п.). Ну да. Если брать самый первый дневник Ольшанского 2003–2007 гг, там практически личная жизнь, и политическая как личная именно, там диагнозывсех его болезней можно ставить (мне этот дневник нравился за то, что мы с ним болели примерно одним и тем же, довольно типовые неврозы русской интеллигенции, хотя он культурнее меня и его социальный статус позволял эстетизировать ту же самую неврастению, а мне моя провинция – нет, и приходилось думать против нее).

«Но ведь в таком случае и ЖЖ того же Лангобарда – не живой? ну там же непонятно, кого он любит, чем болеет, на чем ему крышу рвет?» – «Ну да». – «Но ведь в рефлексии он сильнее Ольшанского? и психофизиологически, наверное, тоже?» – «А это менее важно… Живого человека хочется видеть в первую очередь. Вот тебя, например. А из твоего ЖЖ совершенно не ясно, что есть такой Саша». – «Это может быть».

Это действительно может быть, но в чем дело? Я, наверное, мизантроп, большая часть людей мне не интересна (впрочем, большей части людей – не интересна большая часть людей, это как раз нормально). Мизантропия, видимо, в том, что я считаю существования большинства объективноне особо интересным. Свое – в том числе.

Перефразирую Мартина Хайдеггера, человеческое существование – это заброшенность в какое-то говно. И вот дальше начинается возможность интересного. Что человек с этим фактом будет делать? С заброшенностью?

Многие – ничего не делают. А некоторые бултыхаются, и интересны, собственно, взбульками. Каждая человеческая жизнь, если верить еще одному разумнику, есть история поражения, но поражение Сартра – несколько отлично от поражения Гоши Наркоши, прикольнееоно, что ли.

Интересна не моя жизнь, а попытки хоть что-то сделать с ее онтологически врожденной неинтересностью, следом чего и способом чегои могут быть какие-то тексты. Если повезет, конечно, и все получится.

Как сказать? За большинством вышенаписанного стоит вполне себе страсть, история и т. д. Это все о довольно личном. Хрен ли вообще думать том, что твоим личным делом не является? Скучно это. Неинтересно. Да и выспренно как-то.

Просто каждому – свои взбульки. Математику может сниться неевклидова геометрия, так она его интимное дело, куда интимнее, нежели то, на что он живет, с кем спит и т. д. Не надо рвать на груди рубаху, чтобы другого вцепило и пробрало. Всех, кому надо, уже затронуло.

Ну и еще – мало ли что человеку близко? Предельно близки голод или похмелье, но если это не какой-то редкостный голод и какое-то совсем волшебное похмелье – то чего тут? Интереснее и живее то, в чем он один. Чем более один, тем живее.

Немного о пиратах

Пираты, они же корсары, флибустьеры и прочая водоплавающая братва – крутые и романтичные, это мы знаем, смелые и ядреные. Про это книги, фильмы. В них дети играют. В костюмах пирата приходят на Новый год. «Мальчик Вася хочет быть пиратом 17 века». Но ежели на минуту остановить привычку, то… ведь это же почти абсолютная такая мразь. Ну с какими жупелами их сравнивать? Ну давайте навскидку – кем сейчас детей пугают? Допустим:

1). «нацистские палачи Освенцима»,

2). «исламские террористы шахиды»,

3). «постсоветские братки».

Любой из трех типов – лучше, нравственнее, исторически оправданннее, чем наш любимый «пират».

1). Если считать главным злом 20 века какого-нибудь Пол Пота, то нацисты – явно меньшее зло, им памятники уже ставят.

2). Про то, какие шахиды замечательные, читай, например, у Гейдара Джемаля. Я не к тому, что они замечательные. Но, как минимум, мученики.

3). Братки – это функции арбитража в отсутствии государства и скорее контроль «серых зон» экономики, нежели уличный беспредел.

А пират? По сути, обычный гоп-стопщик и беспредельщик, легко идущий на мокрое. Он бескорыстен? От него какая-то польза? Он меньшее зло? Нет, от него сугубый вред, он сугубо корыстен, в общем, натуральное исчадие ада. Его аналоги сейчас тормозят тачки, убивают водителей и продают то, чего отобрали. Вот это – оно самое (а вовсе не капитан Блад, Джек Воробей и чего там еще).

Я к чему? Ведь не к поднятии же темы борьбы с водоплавающим пиратством?

…Нет, никто не перестанет любить пиратов. Просто через 100 лет полюбят и всех остальных тоже. На детские утренники будут приходить в костюмах эсэсовцев, моджахедов, бандюков. Может даже, в костюмах сексуальных маньяков. Правда, не очень понимаю, какие там костюмы. Но игра примерно такая – «я буду Чикатилой, а ты маленькой девочкой, раз-два, убегай».

Нет такого зла в мировой историей, которое нельзя было бы обернуть если не абсолютным добром, то чем-то симпатичным и интересным. На фоне которого и само добро выглядит унылым говном.

«Простое человеческое счастье», мать его

Как уже писано, один из самых опасных человеческих типов – люди, уверенные, что их должнылюбить. Где-то рядом бродят люди, уверенные в своем « праве на счастье». Ну вроде как праве на труд, прописанном в советской Конституции. «Счастья, счастья, счастья», – горланят их сердца и умы, ясные глаза и честные задницы. По две порции в одни руки, с 14.00. И чтоб никто не ушел обиженным, ага, сейчас. Лучше бы они, право слово, хотели хлеба и зрелищ. Это не так ранит.

Именно из таких фанатиков счастьярекрутируются – истерички, беспредельщики, наркоманы, самоубийцы, невротики и психотики всех мастей.

Счастье – это то, чего всегда недодали, это же понятно. А если недодали, то… щас копытом по рогам, щас. Если чужие рога временно недоступны, то хотя бы по собственным.

К чему тогда – лечь желанием? Буддисты вот желают избавления от желаний, и менее несчастны, чем алкающие своего счастья. Вообще, как писал старик Шопенгауэр, несчастье позитивно, счастье негативно, то есть, по логике сего мира, стремиться надо именно к избавлению от несчастья, и будем вам. Старик Ницше не согласился бы со стариком Шопенгауром, сказал бы про власть. Старик Кант послал бы обоих, и сказал бы про долг. Сказали бы разное, но любой способ, заметим, лучше с точки зрения обретения пресловутого «счастья», нежели хотеть его самого.

Апология антирейтинга

Не надо бояться «антирейтингов». Доверяете вы скорее Иксу или не доверяете? Симпатичен вам Игрек или скорее несимпатичен? У большинства людей, которые хоть что-то делают, что-то представляют собой и осмеливаются быть, рейтинг быстро уходит в минус. Будь то Анатолий Чубайс или Эдуард Лимонов. Из 1000 наугад взятых соотечественников большинство таким скорее не доверяет, скорее не симпатизирует и т. д. Подлинные исключения на самом деле редки. Ну там Юра Гагарин (хотя он-то как раз ничего особо не делал). Или Пушкин, Достоевский, Толстой, прочее «наше все». Хотя если бы большинство представляло, кем те реально были, «наше все» ухнуло бы в зону такого недоверия, что Чубайсу и не снилось (пара кое-каких писем того же Пушкина, и обыватель его возненавидит).

Так вот: неважно. Роляет только положительный рейтинг, причем дифференцированный (важно, ктоименно тебя ценит и насколько). Антирейтинг – утешение дураков и лохов. У коих, разумеется, никакого антирейтинга быть не может. У коих, разумеется, никакого антирейтинга быть не может.

Реальный политик плюют на антирейтинг, философ тоже плюет. Базовым инстинктом понимая, что важно, а что не очень. «Меня ненавидят? Следовательно, я существую, и уже этим прав». Как-то так.

Долги и хотелки

У многих странные представления о «силе воли». Стиснуть зубы и терпеть. Всю жизнь – со сжатыми зубами. То есть выбор между «долгом» и «хотелкой» в пользу «долга», и так каждый час, всю жизнь. Но слишком часто твой «священный долг» – всего лишь хотелка кого-то иного. Может быть, хотелка ближних, может быть – давно умерших людей и народов, может быть, всего лишь стечение обстоятельств. Так может быть, на фиг, а? Набраться наконец окаянной воли, чтобы позволить себе, помимо всего прочего, слабоволие?

Власть над волей

Возвращаясь к «сильной воле»… Есть простой способ быть волевым в собственных глазах. Там в чем фишка? Есть несколько вариантов поведения. Умом фиксируется, что правилен некий из них. Сознание кидает голос за него, но помимо сознания в избирательную урну каждую секунду кидается много чего еще от кого еще. Тоже бессознательное, наконец. Если финальный выбор совпадает с мнением, что кинуло в урну «сознание», человек считается с сильной волей. «Он себя переборол». Если выбрано и сделано что-то иное… ну ясен пень, слабак. Так, например, если у человека в башке записано, что пить плохо, а он таки бухает, то у него нет выбора, кем себя понимать – слабаком, конечно (забавно, что если в голове записано, что «настоящий мужик должен бухать», а нашему персонажу отчего-то не бухается, он будет переживать – ровно по тому же принципу). Если ум знает, что жене нельзя изменять, а как-то само собой изменяется – слабая воля, а как же? Но если в голове вдруг написано, что изменять как раз полагается, а вот почему-то не удается – приговор тот же: не хватает воли жить, как считается нужным.

Еще раз: в просторечии нашем «сильная воля» не более чем выписанная «лицензия от ума» (в случае если он есть – собственного, но обычно ума общественного). Добился лицензированного поведения – силен.

А как его добиться?

Тут надо или вообще на хрен загнобить свое тело, чтобы оно не подавало хотелок как признаков жизни, и управляться чистым разумом, или грязным, главное – чтобы ум держал 51 % голосов, руля во внутреннем «совете директоров».

Или же… признать такой старинный концепт, как «не свободная воля» (это она еще у Спинозы такая была). Там про то, что свободна лишь субстанция, взятая целиком, а чисто конкретным людям надлежит расслабиться и получить удовольствие. Рефлексией это можно проверить, просто посмотреть, как оно там устроено, и убедиться: алкоголик не может не пить, истерик не может не истерить, мудак не может не мудить, и т. д. Их можно стирать как ошибочные пути, как хлам, но нельзя стыдить и карать за неверный выбор, ибо нет выбора (с этой идеи, как сказали бы сейчас, тащился позднее и Ницше за ее честность).

Кстати, если понимаешь, как устроено – значительно меньше хочется пить, истерить и прочее нехорошее. Такой красивый феномен: познанное бытие перестает быть лишь оттого, что оно уже познано. Но иногда – не перестает. Тогда познанное, но не исчезнувшее – начинаешь любить умом-разумом, и всячески принимать. Как свою, что ли, неизбежность. И будет тебе, как минимум, гармония – мир и покой во внутреннем «совете директоров». Внутренние народ и партия станут тебе наконец, как в давешнем слогане, едины.

Тоже красивый парадокс. Если принять, что «воля несвободна» (в философском смысле), то «сила воли» (в обыденном смысле) будет автоматически ого-го. А что ей останется?