Текст книги "Драмы"

Автор книги: Александр Штейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Марья Карповна. Всё.

Филимонов (незаметно толкает Марью Карповну). А мы Марью Карповну попросим в лавочку сгонять, моментом. (Достает кошелек). Гроши у меня есть.

Зеленый (заметно захмелел). Сказано, никого не выпускать, – значит, не выпускать. Косой! Почему ты здесь? К двери!

Косой идет к двери.

Филимонов. Правильно. Делу – время, потехе – час. А только человек тоже не из дерева. (Наливает рюмки). Господин Косой, примите!

Косой пьет.

Зеленый. Да, брат ты мой... Пока до пенсии дослужишься, тебе и фасад изуродуют, и зубы пересчитают, и последнее ребрышко выломят, как прутик. (Пьет). Брали мы это, на Васильевском...

Филимонов. Чш-ш! (Марье Карповне). Отдохнуть бы вам в кухне, а то тут мужчины...

Марья Карповна уходит в кухню.

И сколько же платят, интересно? С головы или как?

Зеленый (совсем захмелев). Сколько платят? А это, друг ты мой, кому какая карта выйдет. Был один, так тому действительно с головы платили. По рублю с головы. Сейчас каменный дом у него на Бармалеевой улице. Были, что и по двести рублей в месяц получали. Ну, конечно, наружным наблюдением каменного дома не сложишь. Вон я за этим гоняюсь... Косой знает...

Косой. За этим... из-за границы?

Зеленый. Сколько каблуков сбил!.. (Пьет).

Филимонов. И обувь не казенная?

Зеленый. Жди. Псовая, говорю, служба! Вот начальник мой, Скреблов, генерала взял. Во дворец перевели. А через кого он генерала взял? Через внутренних агентов. Разве наружным наблюдением много добьешься? Сошел, прошел, вошел, ушел... А внутренний, он не мерзнет, у него фасад целый, он спит, а деньги ему идут... (Косому). Сотенную ему, слышь, положили.

Косой. Кому?

Зеленый. Бомбисту этому.

Косой (равнодушно). А, Игнатию...

Зеленый (вскочил, с кулаками бросился па Косого). Ах ты, вшивая команда, задавить тебя мало!..

Косой (изумленно). Что?

Зеленый (злобно). Ничего. Болтаешь, сволочь!

В сенях появляется Круглов. Филимонов останавливает его незаметным движением.

Филимонов. Чего бранитесь? Будет. Друг, ходи, выпей. Зеленый. Я ему выпью! Архангел Михаил. (Опускает голову на руки). Ох, чует душа, возьмут верх – заплачет моя пенсия... Косой. Сами нализались, а я архангел!..

Филимонов. Иди, Косой, опрокинь маленькую, а я постерегу.

Косой подходит к столу, пьет. Филимонов бросается к двери, шепчет.

Ищут Ленина... Студент – предатель... Кругом облавы... Зеленый (поднял голову). Эй, кто там?

Круглов исчезает.

А? Кто? (Выхватывает револьвер, целится в Филимонова).

Филимонов. Белая горячка – черти мерещатся. Убери пугач. (Отводит дуло).

Зеленый. Косой, никого не впускать, никого не выпускать!.. И... этого... кислую амуницию... шельму.

Филимонов. На своих кидается. (Выпивает). Спеть разве? (Запевает). «Бывали дни весе-е-лые...»

Зеленый. Ох, душа чует, плакала моя пенсия! Куды мне, сиротинушке, деваться? (Зарыдал).

Филимонов (победоносно подмигивая Марье Карповне, стоящей все в той же позе, скрестив руки на груди). «Гулял я, молодец...»

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Одна из аудиторий Технологического института. Видна часть скамей, расположенных амфитеатром, на которых сидят рабочие и работницы – депутаты Нарвского районного Совета рабочих депутатов. Ближе к кафедре – Иван-молотобоец, справа – Игнатий, чуть поодаль – Сережа и Катя. За столиком, рядом с кафедрой – Мартьянов, Федор и Варвара. Около колонны – Юркку.

Мартьянов. Обстановка необычайно тревожная, товарищи. На Сенной черносотенцы вчера избили рабочих, есть убитые. Руководители Петербургского Совета рабочих депутатов поручили мне сообщить вам: в руках Совета – новый секретный приказ Трепова. Царь дал Трепову полномочия неограниченные, товарищи... Трепов...

Внезапно на кафедру поднимается маленький человек в вицмундире.

Что вам надо, товарищ?

Человек в вицмундире. Я ректор Технологического института и... и протестую, протестую и еще раз протестую! Милостивые государи!

Кто-то свистнул.

Господа!

Свистнуло несколько человек.

Коллеги!

Смех, свистки.

Товарищи, наконец!

Аплодисменты.

Вы самочинно заняли институт, насильно захватили аудитории. Называете себя членами неведомого мне Совета рабочих депутатов. Здесь храм науки, и я... я... вызову полицию!

Мартьянов. Гражданин ректор! Благо революции – высший закон! И, если понадобится, мы захватим не только этот храм науки, но и Эрмитаж и Лувр. Извольте покинуть зал! Иначе революция будет вынуждена применить к вам те меры, которые она применит ко всем пытающимся остановить ее неуклонное движение вперед!

Бурные аплодисменты. Ректор порывается что-то сказать, но шумные возгласы аудитории сгоняют его с трибуны.

Не будем терять драгоценного времени, товарищи! Генерал Трелов вчера ввел на заводы Выборгской стороны войска. Перед лицом монархического разгула всем нам надо отбросить разногласия...

Аплодисменты.

Варвара (поднимается с места). Московский Совет рабочих депутатов уполномочил меня заявить: выступит Петербург – Москва поддержит. Готов ли Петербургский Совет ответить Московскому Совету тем же?

Мартьянов. Отвечу коротко: руки прочь, Трепов!

Бурные аплодисменты.

Иван (с места). Народу ждать теперь больше нечего, как взяться с оружием и добывать землю и волю силой. Как только будет восстание в Москве и в городе Петербурге, тогда подымется ло всей России! Оружие давай, товарищ от Петербургского Совета!

Мартьянов. Оружия в Совете нет, товарищ, это мирный орган революционного самоуправления, но важно вооружить рабочий класс Петербурга жгучей потребностью самовооружения... Мы зовем не поддаваться на провокации треповых и иже с ними, пытающихся повторить девятое января. Вот к чему зовет нас Совет.

Марфа. А мы зовем Совет к восстанию.

Сережа. Теперь не девятое января!

Мартьянов. Да, теперь не девятое января! Будем же хладнокровными, товарищи, продолжим же, вопреки всем провокациям, нормальную деятельность Совета! В повестке дня восемнадцать вопросов. Первое – о протесте против нового кровавого приказа Трепова, второе – о протесте против черносотенных погромов в Бессарабии, третье...

Голос из-за колонны. Есть предложение!

Мартьянов. ...о протесте против буржуазной городской Думы, не признающей постановлений нашего Совета, четвертое...

Голос из-за колонны (настойчиво). Есть предложение!

Все оборачиваются. Из-за колонны стремительным шагом выходит Ленин.

Юркку ( в ужасе). Владимир Иль... (Внезапно, громко, подняв руку). Это наш товарищ... из Торжка приехал... товарищ Фролов.

Голоса:

– Кто?

– Кто?

Федор (переглянулся с Варварой). Слово для предложения имеет товарищ Фролов!

Ленин идет к кафедре. И вдруг вскакивает со своего места Катя. Бешено аплодирует Ленину. Рядом с нею встают люди, не понимая причины ее возбуждения. Но вот вскочила Варвара, аплодируя, вскочил Федор, встают несколько других большевиков, узнавших Ленина.

Голоса:

– Кто это?

– Кто это?

Катя. Это... это товарищ Фролов! (Аплодирует).

Следом за большевиками поднимается весь зал, приветствуя неизвестного товарища Фролова, которого узнали его товарищи по партии. Даже Мартьянов вежливо ударил дважды в ладоши.

Ленин (встал па кафедре, бледный от волнения, оглядел присутствующих). Мое предложение: восемнадцать вопросов снять, оставить один: о вооруженном восстании.

Буря одобрительных возгласов.

Мартьянов. Но, товарищ... Фролов... есть же установленный самим же собранием порядок, намеченная повестка...

Федор (насмешливо). Вы сказали «благо революции – высший закон!»

Мартьянов. Могли бы знать... Это слова Плеханова.

Федор. Тем больше должны мы ценить их, товарищ Мартьянов.

Ленин. А вот слова, сказанные товарищем, с которым не имею чести быть знакомым. (Поворачивается к Ивану). Я записал ваши слова: «Народу ждать больше нечего, как взяться с оружием и добывать землю и волю силой!» Вы неотразимо правы, товарищ: революция – удел сильных! Раз начав, надо идти до конца! С восстанием играть нельзя!

Мартьянов. Но нельзя и играть в восстание! Нет, у нас есть другое могучее средство остановить натиск реакции! Петербургский Совет – достаточно грозная сила, чтобы одним фактом своего существования...

Ленин. Какое средство?

Мартьянов. С Петербургским Советом считаются не только рабочие заставы, но и буржуазия и чиновничество, перед ним трепещет весь уходящий в небытие царский режим!.. И...

Ленин. Какое средство?

Мартьянов. Скрестить руки и сказать грозно правительству: «Прочь!»

Федор (скрестил руки). Вот так?

Смех в зале. Захохотал Ленин.

Мартьянов (побагровев, Ленину). Товарищ... когда-то в Женеве мы были близки с вами...

Ленин (небрежно). Да, да, географически...

Мартьянов. И если в такой момент...

Федор. Если в такой момент, когда надо драться, представитель меньшевистской фракции Петербургского Совета призывает скрестить руки, то нам с этим представителем не о чем разговаривать, не так ли, товарищи?

Мартьянов (гневно). Мне остается лишь хлопнуть дверью!

Варвара (вежливо). Хлопайте!

Федор. Это единственный вопрос, в котором большевики Нарвской заставы полностью солидарны с вами! А здесь их больше. Хлопайте!

Мартьянов демонстративно идет к дверям.

Ленин. Кто хочет биться за свободу, пусть идет в наши боевые отряды! Пусть Нарвский Совет, как и другие Советы рабочих депутатов – это великое открытие русского пролетариата, – станет зародышем новой власти, станет органом вооруженного восстания, местом, где формируются отряды сознательного российского пролетариата!

Бурные аплодисменты.

Иван. Молотобойцы путиловские наказ мне дали, товарищ Фролов, – скажи в Совете: когда надо трогаться – тронемся...

Ленин. И пусть вооружается кто как может. Ружье, револьвер, бомба, кастет, палка...

Сережа. Товарищ Фролов! (Взмахнул металлической плетью). Мы в гвоздильном сорок плеток отковали! Они нас кожаными нагайками, а мы их железными плетками! Не девятое января!

Ленин (с удовольствием кивнул головой). ...тряпка с керосином для поджога, веревка или веревочная лестница, лопата для стройки баррикад...

Человек в котелке. Мы забрали из аптек всю бертолетову соль, товарищ Фролов! Союз фармацевтов готов к борьбе!

Рабочий с пышными усами. Вчерашний день, товарищ Фролов, на штамповочном директору мы ультиматум дали. Всех рабочих револьвертами вооружить!

Ленин. Весьма любопытно. Ну и что же директор?

Рабочий с пышными усами. Протестует, говорит, но, говорит, подчиняюсь насилию...

Ленин. Мудро со стороны директора!

Худой рабочий. И я скажу, товарищ Фролов. Бастуем, жрать нечего, а пошли по цехам на оружие собирать – полных десять шапок медяков накидали... Сто рублей собрали да бомбы начинили дружинникам, чем положено...

Ленин. Испытывали бомбы?

Худой рабочий. На сыщике попробовали.

Ленин. На сыщике?

Худой рабочий. На ком же еще испытаешь? Ничего, взорвался.

Смех, аплодисменты.

Ленин. А вы помните, товарищи, как бомбы помогли рижанам открыть ворота тюрьмы и спасти революционных вождей? Это блестящая победа революционной армии! Бомба перестала быть оружием одиночки-бомбиста...

Марфа (показывает па Игнатия). Представитель дружины эсеров. Они заключили с большевистской дружиной Путиловского завода боевое соглашение. А что до действий, товарищ Фролов... от имени путиловской боевой дружины заявляю: отдаем себя в распоряжение Совета рабочих депутатов! Свобода или смерть!

Катя (вскочила па скамью). Боевая дружина Тентелевского завода, товарищ Фролов, готова к борьбе! Свобода или смерть!

Молодой рабочий. От судостроительной верфи заявляю: отдаем себя в распоряжение Совета рабочих депутатов! Свобода или смерть!

Варвара. Питерцы! Берегите вашу могучую силу для решительного, для последнего, для смертного боя! Попусту не расходуйтесь, не выдыхайтесь, а уж будет сигнал ударить – так разом, всей Москвой, всем Петербургом, всей Россией!

Ленин. У вас в Москве, товарищ Варвара, создан солдатский Совет, не так ли?

Варвара кивает.

Это неизмеримый плюс для восстания, товарищи! Слить в один поток движение – рабочее, крестьянское, военное. Будет это слияние – будет победа!

Марфа. Есть у нас люди в армии, товарищ Фролов. Немножко, но есть...

Ленин. Да, пока немножко... А когда будет много, армия сознательного пролетариата сольется с красными отрядами российского войска – и посмотрим, осилят ли черные сотни всю новую, всю молодую, всю свободную Россию!

Под бурю аплодисментов Ленин сходит с трибуны, идет к колонне, где его встречает Юркку.

Юркку ( с укоризной). Ах, товарищ Фролов, товарищ Фролов!

Ленин. Вините во всем меньшевиков!

Варвара. Примите, питерцы, подарок прохоровских ткачих, сами вышивали...

Достает знамя, передает Федору, тот развертывает его. На знамени вышиты слова: «Долой самодержавие! От спячки – к стачке, от стачки – к восстанию!»

Федор. Москве – ура!

Крики «ура».

А тут вот граф Витте телеграмму разослал... (Взмахнул пачкой телеграмм). На все заводы. (Читает). «Братцы-рабочие! Станьте на работу, бросьте смуту, не слушайте дурных советов. Государь приказал обратить особое внимание на рабочий вопрос. Послушайте человека, к вам расположенного и желающего вам добра. Граф Витте». Чего скажем его сиятельству?

Марфа. Я думаю, коротко надо. Прочитали и...

Рабочий с пышными усами (густым басом). ...и забастовали!

Аплодисменты.

Федор. Сигнал к всеобщей забастовке будет подан рабочими электростанции... Три раза погаснет свет... Затем...

Вбегает дружинник.

Дружинник. Полиция!

Федор. Дружинники, к дверям! Держите выходы, товарищи! (Варваре, тихо). Надо увести Ленина...

Варвара, кивнув, идет наверх. В нижние двери врываются несколько полицейских, за ними судебный пристав. В верхних дверях появляется Круглов, бежит вниз.

Судебный пристав. По приказу его превосходительства генерал-губернатора Трепова заседание депутатов так называемого Нарвского Совета рабочих депутатов объявляю незаконным и предлагаю всем немедленно покинуть аудиторию...

Сережа.

«Царь испугался, издал манифест:

Мертвым – свободу, живых – под арест».

Судебный пристав. Арестовать!

Круглов (добрался до Марфы, тяжело дыша, шепчет). Продали вас, Марфушка. Кругом облавы. Домой не вертайся... Провокатор среди вас... Звать Игнатий... Ищут Jle...

Игнатий, побледнев, пятится от них.

Федор. Мразь!..

Кидается к Игнатию, тот выхватывает браунинг.

Катя. Федор!

Судебный пристав (показывает полицейским на Федора). Хватай Федора!

Марфа. Ну погоди, Иуда!

Марфа бросается к Игнатию. Он целится в нее. Круглов успевает заслонить собой дочь. Выстрел. Круглов падает.

Отец!

Иван-молотобоец выхватывает револьвер и стреляет в Игнатия. Игнатий падает.

Судебный пристав. Взять его. И вы арестованы. (Наставь ляет на Федора револьвер).

Марфа склонилась над отцом.

Круглов (приподнялся, шепчет). Марфушка... Ищут... Лени..,, (Упал).

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Судейский стол на отгороженном резными перилами возвышении. Справа прокурор с загадочной улыбкой листает пухлое дело. Охраняемые жандармами с обнаженными палашами, на скамье подсудимых Федор, Сережа, Иван-молотобоец. Стол вещественных доказательств: револьверы, кипы прокламаций, бомбы, длинная пика, смятое знамя. На местах для публики, выходящих на авансцену, среди других Скребло в. Чуть подалее – Зеленый. Городовой Плюхин стоит перед столом, за которым восседают члены военно-полево го суда.

Судья. Что вы отняли у подсудимого по кличке Федор? Плюхин. Знамя, ваше превосходительство.

Судья. Какое знамя?

Плюхин. Красное, ваше превосходительство. А на ем – поганая надпись.

Федор. Можно вопрос? Какая же именно надпись?

Плюхин открывает рот и молчит.

Судья. Вас спрашивают, свидетель!

Плюхин. Поговорка есть такая.

Федор. Поговорок много. А это какая?

Плюхин (растерянно). Известная поговорка: долой самодержавие!

Хохот в зале.

Судья. Если публика будет мешать, очищу зал заседаний! (Плюхину). Садитесь, вы...

Прокурор. У меня есть вопрос к Плюхину. Что вы нашли у подсудимого по кличке Федор кроме знамени?

Плюхин. Рукописную бумагу, ваше превосходительство.

Прокурор (берет со стола вещественных доказательств желтый клочок бумаги). Эту?

Плюхин (не глядя). Так точно.

Прокурор (Федору). Вашей рукой писано?

Федор (равнодушно). Не помню. Дайте погляжу...

Прокурор. Передайте.

Судебный пристав отдает бумагу Федору.

Федор (медленно, как бы разбирая почерк, читает). «Мы не позволим черносотенному правительству надругаться над Россией!»

Судья. Обвиняемый! Прокурор просил вас не читать, а отвечать на вопрос: ваша ли это рука?

Федор. Как же я могу ответить, чья это рука, не разобравшись в почерке? (Повысив голос, читает). «Вперед, рабочие и крестьяне, на общую борьбу за землю и волю!»

Судья. Прекратите!

Федор. «От спячки – к стачке, от стачки – к восстанию!» Этот священный лозунг рабочих Москвы подхватит вся русская земля, весь земной шар, где уже пылают революции и скоро полетят троны! Долой...

К скамье подсудимых бежит судебный пристав.

(Невозмутимо отдает прокламацию). Нет, господин прокурор,, определенно не моя рука!

Судья. Уведите их! (Пьет воду). Объявляю– перерыв...

Гул в зале, судья и члены суда торопливо скрываются в задней комнате, следом за ними уходит прокурор. Скреблов направляется к скамье подсудимых. Зеленый встает с мест для публики навстречу генералу.

Зеленый (почтительно). Куда суд глядит, Гордей Игнатьич?.. И кто судит: мы их или они нас? А в Москве-то, слышали, Гордей Игнатьич? Труба-с?

Скреблов, брезгливо поджав губы, будто не слыша, проходит к скамье подсудимых.

Судебный пристав. Прошу, господа!

Арестованные поднимаются.

Скреблов (приставу). Минутку. (Показал на Федора). Пусть задержится.

Судебный пристав почтительно козыряет, уводит Сережу, Ивана-молотобойца.

(Подходит к Федору). Восхищаюсь. Перед лицом смерти, а помужски.

Федор (вглядываясь в зал). Благодарю. Вы не могли бы высказать ваше восхищение не только мне, а попросить слова у судьи?

Скреблов (помолчав). Вот что, голуба. Имею сообщить нечто важное.

В местах для публики показалась Катя, в вуали; приоткрыла вуаль.

Если вы мне поклянетесь...

Федор. В чем? (Увидел Катю, посветлел).

Скреблов. Что разговор наш антр ну. Мужчина с мужчиной. Слову революционера верю.

Федор. Верите? (Вдруг громко). Клянусь!

Катя (с места для публики, отвечает одними губами). Клянусь!

Скреблов. Не обязательно так громко.

Федор. Никогда и нигде, как бы трудно ни было, делу народа не изменю. Клянусь!

Катя (отвечает одними губами). Клянусь!

Скреблов. Не поняли меня, дорогуша. Разве я осмелюсь требовать, чтобы вы своим убеждениям изменяли? Полноте!

Федор. В тюрьме или на каторге... рядом или далеко... и ничто, ничто, даже смерть... клянусь!..

Катя (шепчет одними губами). Клянусь! (Исчезает).

Скреблов. Дорогуша, бредите?

Федор. Что вам надо?

Скреблов. Жалею. Повесят вас.

Федор. Врете, что жалеете, и врете, что повесят. В Сибирь, а там видно будет.

Скреблов. После смерти, дорогуша, ничего видно не будет. (Значительно). Приговор предрешен государем.

Федор. Вот как? Даже государь заинтересовался нашими особами?

Скреблов (оглянулся, шепотом). Государь заинтересовался собственным троном. Прокурор будет требовать веревочку, ему карьера милей буквы закона, голуба. Хотите верьте, хотите нет – нежность у меня к вам, черт вас дери! Отцовское чувство. Слушайте. Завтра я уезжаю в Москву по делам службы...

Федор. На помощь Дубасову?

Скреблов. Слушайте... Я сегодня увижу генерала Трепова. Он мой друг. Я могу через него передать государю бумагу...

Федор. Какую бумагу?

Скреблов. Прошение на высочайшее имя.

Из задней комнаты появляются судьи. Звонок. Жандармы вводят обвиняем ых.

Бумага приготовлена. Вот... Пустая формальность. Для такой цели все средства хороши. Только скажите «да» – и жизнь.

Иван и Сережа подошли к Федору. Слышен звонок. Гул в зале.

Федор (спокойно). Пошел вон, дурак!

Скреблов, опасаясь скандала, безмолвно ретируется при удивленных взглядах судебного пристава и жандарма.

Судебный пристав. Суд идет! Прошу встать!

Сережа (тихо). Что случилось? Что ты сделал?..

Федор (смеется). То же, что и вы сделали бы на моем месте.

Судья. Обвиняемые, не переговаривайтесь! Переходим к прениям сторон. Подсудимые отказались от защиты. Слово имеет прокурор. Пожалуйста, господин прокурор.

Прокурор. Три дня, господа судьи, взирали вы на достойную кисти Данте Алигьери адову картину злодеяний, предусмотренных статьями двести шестьдесят три, двести шестьдесят четыре, двести семьдесят четыре Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, а также статьей семь Положения об охране государственного порядка и спокойствия. Три дня, господа судьи, содрогаясь от отвращения, вглядывались вы в эти дьявольские лики и видели за ними остановившиеся заводы, погруженные в темноту проспекты, краны, из которых не течет вода, расстройство и сумятицу всей нашей городской жизни. А посмотрите на их длани, господа! Разве не капает с их пальцев кровь замученных блюстителей порядка – полицейских, которых недавно растерзала обезумевшая толпа повстанцев в Москве!

Федор. Слава московским рабочим, поднявшим знамя восстания!

Сережа. Москве – ура!

Судья звонит в колокольчик. Снова бежит к подсудимым судебный пристав.

Прокурор. ...Кровь верных престолу офицеров крейсера «Очаков» и броненосца «Потемкин Таврический», сброшенных оголтелыми, потерявшими облик людской бунтовщиками в бездонные пучины Черного моря...

Сережа (вскакивает). Да здравствует революционный флот! Да здравствуют бессмертные герои-потемкинцы!

Прокурор. Он молод, господа судьи, но да не шевельнется жалость в наших сердцах! Засохший сучок рубите топором, господа судьи! Не жалейте их! Ведь у них-то не дрогнула бы рука, дабы поразить каждого из нас, преданных российскому престолу!

Иван. Не дрогнет, не беспокойся!

Судья. Я вас выведу!

Иван. Уже выводили, привыкший...

Прокурор. Беснуются. Пусть! Карающая десница уже касается их своими перстами. Да свершится возмездие, господа судьи! Нет меры их преступлениям, но мера наказания есть. Эта мера – смерть, смерть, смерть...

Гаснет свет.

Сережа (в темноте). Смерть царизму! Смерть капиталу!

Свет вспыхивает и вновь гаснет, опять вспыхивает. В местах для публики снова появляется Катя. Свет снова гаснет.

Судья ( в темноте). Пристав! Что со светом? Пристав!

Гул, шум заглушают его слова.

Федор (в темноте). Всеобщая забастовка началась, товарищи!. От стачки к восстанию!

Сережа (в темноте). «Вихри враждебные веют над нами...»

Федор и Иван-молотобоец подхватывают слова «Варшавянки», за ними подхватывают песню в темном зале. Песня нарастает, как грозный вал, заглушая крики судьи, голоса судебного пристава, прокурора, жандармов.

Внезапно скамья подсудимых озаряется мигающими фонариками. Песня смолкает здесь, но гремит в темноте. На мгновение фонарики выхватывают из темноты лица Юркку и Кати. Снова темнота.

Голос Юркку: Внимание, господа жандармы! Сейчас будут кидать бомбу!

Фонари гаснут. Шум, крики.

Голоса: Стой! Куда?

Грохот падающей мебели, шум борьбы. Выстрелы.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Дальние орудийные залпы. Москва. Пресня. Баррикада. Ветер. Снег. Силуэты дружинников. У разбитого фонаря Марфа со «смитвессоном» на поясе; Варварав черном платке, рука на перевязи. Перед ними между двух дружинников пленный фон Э т е р, простоволосый, в разодранной голубой шинели, с болтающимися аксельбантами и пустыми ножнами.

Фон Этер (продолжает надменно, ледяным тоном, с легким акцентом). ...Первый лейб-гвардейский Екатеринославский полк, первый лейб-драгунский Московский, пятый лейб-гренадерский Киевский...

Марфа (Варваре). В Киевском была. Стрелять не будут.

Фон Этер (с холодной насмешкой). ...шестой лейб-гренадерский Таврический, третий лейб-драгунский Сумской, третий лейбгренадерский Перновский...

Варвара (спокойно). Вот и налгал. Перновский полк с нами.

Фон Этер (ледяным тоном). Флигель-адъютант двора его императорского величества ротмистр барон фон Этер не унизится до лжи перед вами, сударыня. Перновский полк заперт в Спасских казармах.

Варвара (радостно). Заперт – значит, за нас! (Марфе). Пошли в Спасские умного человека.

Фон Этер (ледяным тоном). Продолжать?

Варвара кивает.

На усмирение брошены также первая гренадерская артиллерийская бригада, второй лейб-гренадерский Ростовский полк...

Марфа. Ростовский полк вышвырнул вон своих офицеров, он с нами!

Первый дружинник. Флигель-дворняга, а брешешь. Второйдружинник. Ну, пугай дальше.

Варвара. А где Несвижский полк?

Фон Этер молчит.

Тоже на замке? А казармы на улице Матросской тишины почему заперты?

Фон Этер молчит.

А пушки чего против Александровских казарм стоят? А про то, как Анюта Пчелка, девчонка с Прохоровской, тысячу казаков одним красным флагом назад повернула, слышал?

Фон Этер молчит.

Нет, серенькая у вас на Московский гарнизон надежда...

Фон Этер (теряя спокойствие). Идут давить вас верные престолу полки из Петербурга! Идет артиллерия из Риги, из Твери... Идут казаки, идут драгуны, идут саперы... Сомнут, раздавят, сотрут в порошок всех ваших анюток, манек, ванек...

Варвара (изучающе вглядываясь в фон Этера). Вон как разволновался!..

Первый дружинник. Снегом его потереть, што ли? Марфа. Жутко ему.

Варвара. Не только ему – всей земной нечисти жутко. Стоим тут, в московском переулочке, а разговор наш... на весь мир слышен...

Второй дружинник. Не поймешь, чего в нем больше: злобы или страху...

Фон Этер. Да, я ненавижу вас! Но я не боюсь вас! Я солдат...

Варвара (спокойно). Солдаты – дети народа. А ты выродок.

Голос: «Эй, кто идет?» Ответный голос, флегматично: «Как – кто? Свои». Появляется дружинник Митя, волоча за собою с помощью другого дружинника маленькую пушку.

Марфа. Чего это?

Митя (флегматично). Как – чего? Полевая орудия.

Варвара. Откуда?

Митя. Как – откуда? У солдат отобрал.

Варвара. Так и отдали?

Митя. Как – так? Под расписку. Орудия не ихняя, казенная.

Устанавливает при помощи других дружинников пушку на баррикаде.

Фон Этер (задыхаясь). Я еще не сказал о первом Донском полку, о двести тридцать первом Троице-Сергиевском пехотном, о второй конно-артиллерийской...

Варвара. Надоел. На том свете доскажешь. (Дружинникам). В штаб его, к Литвину-Седому. Каратель, двух дружинников шашкой зарубил. Скажите Седому, купца Талдыкина принудили булочную открыть и хлебом торговать – именем восставшего народа. Потребительские лавки рабочих кормят в кредит. Чайные работают без крепких напитков. Пусть районный Совет скажет часы торговли. На Тверскую выслали разведку. С Брестским вокзалом связь пока не установили. Ждем винтовки. Всё.

Дружинники уходят, уводят пленного. Голос: «Кто идет?» Молчание. Голос: «Кто идет? Стрелять буду». Слышен голос Филимонова: «И дурак!» Появляется Филимонову сопровождении двух солдат.

Марфа. Егор!

Филимонов (в радостном изумлении). Вот где довелось свидеться. Значит, судьба.

Варвара (строго). Кто таков?

Филимонов. Бывший рядовой лейб-гвардии его величества Семеновского полка Егор Филимонов, ныне солдат революции.

Варвара (встревоженно). Какого полка? Семеновского? Да откуда он взялся в Москве?

Филимонов. Так што походным порядком прибыли с артиллерией ночью из Петербурга. С нами шестнадцатый Ладожский.

Марфа (сжала кулаки, с горечью и гневом). Эх, растяпы на Николаевской, пропустили!..

Филимонов. Как шел эшелон, весь полк глаз не смыкал: все ждали – под откос. Проехали. Мин командует. Из зверей самый и есть зверь. Указ ему царь вручил своей рукой: действовать без пощады, арестованных не иметь.

Митя. Испугался насмерть.

Варвара. Кто?

Митя. Как – кто? Царь!

Слышны орудийные залпы.

Филимонов. Тяжелая бьет, наша.

Появляется студент-дружинник с перевязанной головой, в руках бельгийское охотничье ружье.

Студент-дружинник. Царские войска в обход пошли с Брестского вокзала по Грузинскому валу. Пройдут здесь...

Варвара. Здесь не пройдут.

Берется за фонарный столб. Дружинники помогают ей. Столб валится. Дружинники тащат на баррикаду ворота, кидают дрова, рекламную тумбу, сдирают вывески с магазина.

Филимонов. Марфа Матвеевна!

Марфа (прислушивается). А стрелять почему перестали?

Филимонов (волнуясь). Через вас, Марфа Матвеевна, из серой скотинки, царева быдла стал я солдатом революции. Открылся через вас новый взгляд на течение жизни. Далеко видно – во все концы земли. За то – благодарность.

Марфа (всматриваясь в темноту). Хвалишь больно. И не к месту разговор.

Филимонов. К месту. Именно, Марфа Матвеевна, к месту и ко времени. Коли нужда будет, на край света с вами... Суть теперь у нас общая.

Марфа (что-то вспоминая, печально улыбнулась). Сапоги стопчешь.

Филимонов. Босиком.

Марфа. В мороз?

Филимонов. Ив мороз босиком пойду!

Марфа. А если на каторгу?

Филимонов. И на каторгу.

Марфа. Не отступишься?

Филимонов. Не отступлюсь...

Марфа. Отец тебя любил.

Митя (прислушиваясь). Идут!

Варвара (одному из дружинников). Давай знамя. (Идет к баррикаде). Дружинники! Пресня окопалась! Ей одной выпало на долю стоять лицом к лицу с врагом! Вся она покрыта вами баррикадами и минирована фугасами. Это единственный уголок земного шара, где царствует рабочий класс. (Идет со знаменем к баррикаде и водружает его на вершине).

Ветер рвет трепещущее полотнище. Где-то слышны артиллерийские разрывы.

Филимонов. Баррикада, слушай команду! Попусту патронов не трать, стреляй прицельно, с места без приказу не трогай!. Становись!

Дружинники безмолвно занимают позиции у баррикады, вынимают револьверы, прилаживают ружья. Слышна дробь барабана.

Варвара.

Вихри враждебные веют над нами, Темные силы нас злобно гнетут.

Марфа.

В бой роковой мы вступили с врагами...

Все (подхватывают).

На бой кровавый, святой и правый,

Марш, марш вперед, рабочий народ!

На баррикады, буржуям нет пощады,

Марш, марш вперед, рабочий народ!

Филимонов. К бою!

Занавес. Треск взводимых курков. Дробь барабана. Встает солнце. Трепещет на ветру в скупых его лучах красное знамя над поющей баррикадой. И, заглушая тревожную дробь барабана, все громче, все торжественнее, все подъемнее звучит песня восставшего народа.

МЕЖДУ ЛИВНЯМИ (ВЕСНА ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО)

Драма в двух действиях

Действующие лица

Ленин.

Позднышев – матрос, комиссар.

Иван – его сын, матрос.

Гуща – матрос.

Красный Набат – журналист.

Тата Нерадова, по кличке «Таська-боцман».

Рилькен – царский офицер.

Баронесса – его мать, складской сторож.

Козловский – бывший генерал, военспец.

Шалашов – работник Кронморбазы.

Расколупа – матрос.

Пантомима. В ней могут быть четверо, десять, двадцать, шестьдесят, сто. Время действия – весна двадцать первого года. Место действия – лед, Кронштадт, Кремль.

Голос. Ленину было трудно, когда начинал. Трудно было в семнадцатом, когда брали власть. Трудно в восемнадцатом, в девятнадцатом, в двадцатом... Но трудней всего было – весною двадцать первого года...

Музыка. Трубы оркестра. Вой метели.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. ЛЕД

Где-то вблизи Кронштадта. Мигают невдалеке редкие огни крепости, фортов. Ледовая тропка петляет в белеющей снежной пустыне. Из-под снега торчит черная труба, мачта – останки затонувшего корабля. Метель. Пантомима – шагает по тропке морской патруль. Бушлаты. За плечами – на ремнях – винтовки, ленточки узлом стянуты на подбородках, чтобы метелью не сдуло бескозырок. Силуэт в белом балахоне возник из метели неожиданно. Исчезла пантомима – силуэт обозначился ближе, резче. Стал виден человек, лицо, запорошенное снегом. Ступил на тропу, двинулся к огням, к Кронштадту. Сквозь метель – гармошка; смутно донеслась относимая ветром частушка: