Текст книги "Драмы"

Автор книги: Александр Штейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Колокольников. Она так и сказала: «Кроме гадостей, ничего не услышишь». (Пауза). Ах, Алеша, так погано на душе...

Хлебников. Так вот ты зачем поперек ночи пожаловал? Чтобы приголубил я тебя? Утешил?

Колокольников. Пойми, Алексей...

Хлебников. Плохо тебе? Не заснуть?

Колокольников. Насмехайся, что ж. Ты в чем-то прав. Я не борец.

Хлебников. Не борец ты? Тогда что ж тебе делать в нашей партии? Тебя вон, не меня!

Колокольников. Алексей, всему есть предел.

Хлебников. Тебя, тебя вон! Партия – боевой союз единомышленников-коммунистов. Запомни, неборец, – боевой! А не союз родственников или соседей, знакомых домами!

Колокольников (встал). Так и на собрании – сделал, что мог, чтобы восстановить всех против себя. Все себе хуже делает.

Хлебников. Хуже, чем тебе, не будет. Да, да, дядя Федя, ему хуже, чем мне. Как бы мне плохо не было, ему хуже.

Колокольников. Я выпил чашу до дна. Хватит. (Дяде Феде). Вы видели, я сделал, что мог, и встретил то, чего и ждала моя жена.

Дядя Федя. Простите, из того, что вы тут говорили, не стесняясь моим присутствием, я понял: вы член партии!

Колокольников. Конечно.

Дядя Федя. Вот этого я и не понимаю.

Хлебников (захохотал). Браво, дядя Федя!

Дядя Федя (сердито). Ангел мой, мы не в театре. (Колоколъникову). И я думаю, сударь, если вам интересно знать мое мнение, уважаемая супруга ваша была права. В этом доме вам делать, простите меня, нечего.

Резкий, громкий и непрерывный звонок телефона. Так звонит только междугородная. Из коридора выбегает Марьяна, за нею – Александра Ивановна.

Хлебников (хватает трубку). Алло! Челябинск? Захар Павлович?.. Да. Хлебников... Что? Сошлось? А что я вам говорил! Должно было сойтись, должно.

В столовую выбегает Павлик, за ним – Степан.

Пронин?.. Рядом?.. Дайте ему трубку... Влас Ерофеич? Ну, поздравляю. А что я вам говорил!.. Мое самочувствие? (Пауза). Новые расчеты выслал ценным пакетом... Ждите днями, хорошо. Привет всей группе. (Повесил трубку, оглядел всех, остановился взглядом на Колокольникове). Ты еще здесь? Разве ты не слышал, что тебе дядя Федя советовал? (Указывает на дверь).

Александра Ивановна. Алексей! Что ты говоришь?

Хлебников. Не я, Сашенька, дядя Федя, твой родственник, попросил Юрия Ипполитовича покинуть наш дом.

Пауза.

Колокольников. Степан!.. Я... за тобой пришел. Идем. (Повернулся к дверям).

Степан делает движение, останавливается.

Степан. Мне заниматься надо. Не пойду.

Колокольников хочет что-то сказать, машет рукой, уходит.

Дядя Федя (вслед). Простите, вы забыли шарф. (Бежит за Колокольииковым с шарфом).

Общее молчание. Слышно, как хлопнула дверь. Дядя Федя возвращается.

Александра Ивановна. Объясните же, господа... Что тут было?

Хлебников. Мужской разговор, Сашенька. (Взял бокал, цедит вино. Протягивает бокал дяде Феде). Ваше здоровье, дядя Федя.

Дядя Федя берет бокал. Александра Ивановна властным движением останавливает его. Отбирает бокал у мужа.

Александра Ивановна. Не распускайся, Алексей. Степан, спокойной ночи. Завтра с утра Павлик ждет тебя, не опаздывай, поработаете до девяти, а потом вместе в институт. Марьяна, не забудь завести будильник на семь, завтра у тебя анатомическая. Дядя Федя, спать. Завтрак у нас в восемь. Селедку купили? Опоздаете – будете холодную картошку есть. До свиданья, друзья мои.

Степан. До свиданья, Алексей Кузьмич.

Хлебников. До свиданья, Степа.

Дядя Федя. Спокойной ночи, дорогие. (Уходит).

Марьяна и Павлик провожают Степана. Александра Ивановна и Хлебников стоят молча, не глядя друг на друга.

Хлебников. Мишка как?

Александра Ивановна. Дышит ровно.

Вернулись Павлик и Марьяна.

Оставьте нас, дети.

Марьяна и Павлик уходят.

(Выключает верхний свет, зажигает маленькую лампочку у дивана).

Полумрак. Сразу становится рельефным силуэт ночной Москвы за окнами.

(Подходит к окну, смотрит. Не оборачиваясь). Разве я у тебя не заслужила?

Хлебников. Чего?

Александра Ивановна. Правды.

Пауза.

Хлебников. Боялся.

Александра Ивановна. Чего ты мог бояться? (Печально улыбнулась). Ведь я сама догадывалась. Давно, еще Мишки на свете не было.

Хлебников. Догадывалась? А я, понимаешь, боялся, что у тебя молоко пропадет. А ты, значит, и раньше...

Александра Ивановна (смеется тихо, печально, садится рядом с мужем, проводит рукой по его волосам). Когда ты, Алеша, в ополчение уходил, стояли мы на перроне – помнишь? – дождик лил, пели «Войну народную»... У меня каждая песня – ты...

Хлебников (задерживает ее руку в своей). Славная она у тебя, Сашенька. Узкая, маленькая...

Александра Ивановна (сжимает его руку). Твоя. Можешь на нее опереться.

Хлебников порывисто встал, подошел к окну, открыл форточку, расстегнул воротник. Долгая пауза.

Я так рада, Алеша, что расчеты сошлись.

Хлебников молчит.

Сегодня летнее платье мерила, красное – вполне можно его носить, только пройму уменьшить. Марьяна меня нынче насмешила. Учила пеленать по правилам. Мишка орал на весь дом.

Хлебников молчит.

Ты, Алешка, плохой отец. Не замечаешь, какой он уже смешной. Хитрющий. Даже не смотришь на него. Обидно: любить все равно тебя больше будет, чем меня. Мальчишки отцов любят. Не зря я хотела девочку...

Хлебников. Саша. (Подошел, взял ее за руку). Уже приказ заготовлен. Запрещают Челябинску пользоваться моей консультацией. (Пауза). Правду, так всю.

Марьяна входит в столовую из коридора. Одновременно из другой двери появляется Павлик.

(Обернулся, увидел детей). Спать, ребята, спать. Завтра рабочий день, (Идет к рабочему столу, вытягивает кронштейн, включает лампу. Садится к столу).

Марьяна и Павлик молча и тихо покидают столовую.

(Смотрит на жену, потом поворачивается к ней спиной, опускает голову на сжатые кулаки).

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

В кабинете Полудина. Это красивый холодноватый кабинет полированного светлого дерева, с большим радиоприемником, столиком, где прикрыт белоснежной салфеткой ужин, с восьмисветной модернизованной люстрой, с незаметной и оттого таинственной дверью позади письменного стола. Сумерки. За окнами тает, струйки текут по стеклам. Полудин выходит из задней двери, задергивает шторы, включает настольную лампу, берет трубку одного из телефонов.

Полудин (в трубку). Технический! Быкова не приходила?

Резко затрещал другой телефон.

Челябинск?.. Да, заказывал. (Пауза). Захар Павлович?.. Что?.. Нет на заводе? Квартиру давайте. (В другую трубку). Быкову, как придет, ко мне, да-да. (Положил трубку, во вторую). Захар Павлович? Из столицы нашей родины Москвы привет... (Улыбается). Полудин приветствует, да-да. Здоровье как? Жена, дети? (Без паузы). Стало быть, так, Захар Павлович. Договоренность есть. Сегодня у нас четырнадцатое апреля? Тебе надо нынче же, четырнадцатого, самолетом бумагу в министерство. На имя министра, копия начальнику главка. Проси для быстрейшего завершения дела немедленно включить в группу Пронина Быкову... (Слушает). Захар Павлович, это не только в Челябинске понимают, но и в Москве: дело ззз крупное. Чую, чую. Оттого сам и засучил рукава. И вашему Пронину, Захар Павлович, на месте легче будет, когда мы тут в Москве за него будем... болеть. Быкова? Одолеет. Талантливая баба. Я? Чем могу, да-да. Мое слово, Захар Павлович, в министерстве не скажу первое, но и не последнее... Хлебников? Захар Павлович, забудь о Хлебникове. Никто его не восстановит, сам себя закопал, понятно?

Вошла Быкова, держась за щеку.

(Молча кивает ей, показывает на стул). Так нынче же самолетом? И сам последи, чтобы копию начальнику главка. А то выйдет через его голову. Привет. (Положил трубку, оживленно). А мы вас, Вера Владимировна, без вас под венец! Да что с вами?

Быкова. Лучше и не спрашивайте. В аду побывала. Зуб рвали.

Полудин. Ну, под наркозом...

Быкова. Так я ж, дурища гордая, отказалась! Под венец, Сергей Романович? При живом-то муже? С кем же окрутили меня?

Полудин. С Челябинском.

Быкова. А, на новый объект? Что ж, говорят, жених собой красив. И я не прочь. Только муж до смерти озвереет, что опять в командировку. Жена на колесах...

Полудин (тихо). Не на новый объект и не в командировку. (Берется за папку на столе). Быкова, Вера Владимировна. Так. Так. Хорошо. Хорошо. Не была. Не участвовала. Не состояла. (Поднял глаза). Сколько же вы на свете прожили до того, как в партизаны ушли?

Быкова. Сколько? Сейчас, все позабыла... Семнадцать.

Полудин (смотрит анкету). Даже не исполнилось. Героиня, да-да. Так. Так. Правительственные награды. Хорошо. Что же вы, Вера Владимировна, институт кончили после войны, без отрыва от производства?

Быкова кивает.

Тоже ведь героизм. (Смотрит анкету). И диссертацию защитили, отлично. Знаете, что скажу? Умеете дерзать, вот главное. (Засмеялся). Зуб и тот без наркоза вон! Выходит, и в малом и в большом перед трудностями не пасуете. (Встал. Серьезно). Потому-то, Вера Владимировна, руководство и решило смело двинуть вас вперед. Вам-то на переднем крае ведь не впервой? (Пауза). Вашу кандидатуру, Вера Владимировна, сегодня же представляем министру. Начальник технического управления выдвигает вас на консультацию челябинской группы мастера Пронина. (Смотрит на Быкову).

Та смотрит на него, смеется, машет руками.

Что с вами?

Быкова (села). Вместо Хлебникова?

Полудин. Вместо Хлебникова. А чего смеетесь?

Быкова. Вы надо мною смеетесь, Сергей Романович, право! Верочку Быкову группой Пронина руководить вместо Хлебникова! Это же несерьезно.

Полудин. Вот что, Вера Владимировна. Хлебников отстранен от консультации приказом по министерству, и нам с вами нет нужды пересматривать этот вопрос, решенный руководством. Непоздоровилось бы руководству, оставь оно на таком деле человека, лишенного политического доверия.

Быкова (простодушно). Да будет вам, Сергей Романыч! Мало ли у нас приказов отменялось! По совести сказать, в главке многие надеются, что Хлебникова восстановят. Ценнейший инженер...

Полудин. Конечно, если вы, кандидат партии, будете прислушиваться к пустой обывательской болтовне...

Быкова (простодушно). А я тоже надеюсь, Сергей Романыч, восстановят.

Пауза.

Полудин. Это что же – Солдатов вас распропагандировал?

Быкова. Да что вы! Сама! Какая жалость, что я на том собрании не была, непременно бы выступила! Ведь он за Дымникова отдувается. А к Дымникову он каким боком? Я-то знаю, рядом сидели. И разве он один Дымникова в техотдел брал? Вы тоже. Без управления кадров не обойдешься.

Полудин. Правильно. Он и меня подвел. Он нас всех подвел.

Быкова. Да почему же он? Нет, нет, руку я бы не могла поднять против исключения – кандидат. А так бы голосовала против...

Пауза.

Полудин (задумчиво). А почему вы, Вера Владимировна, еще кандидат?

Быкова. Аяв агитколлективе работу завалила. В позапрошлом году. Ну и подавать о переводе как-то... постеснялась. Вот сейчас я в агитколлективе работаю не за страх, а за совесть. Заутюживаю вину. (Смеется). Теперь, пожалуй, и не стыдно...

Полудин (засмеялся). Слушайте, Вера Владимировна, вам... (глянул в анкету) вот не подумал бы...

Быкова (вздохнула). Двадцать девять, Сергей Романович, двадцать девять. Бабий век короток.

Полудин. Честное слово, без анкеты не поверить. Молодец! Завидки берут. Задор, да-да... (Задумался). В декабре вы были в командировке на Урале?

Быкова. Ага, на Урале была и в Приуралье. На Каме. Меня ведь, Сергей Романыч, хлебом не корми, только в дальние места посылай...

Полудин (улыбнулся). Полудина благодарите, Вера Владимировна.

Быкова. Вас?

Полудин. Полудин присоветовал начальнику техуправления, чтобы вас на Урал на два дня раньше срока послали...

Быкова. Не пойму что-то.

Полудин. А чего не понимать? Симпатизировал вам, вот и вывел из-под удара.

Быкова. Ей-богу, не понимаю.

Полудин. Зная некоторые ваши ошибочные взгляды, да, да... и настроения... не хотел, чтобы вы сами себе осложняли... ну, хотя бы ваш перевод из кандидатов в члены партии.

Пауза.

Быкова. Простите меня, Сергей Романыч, в таком попечении я, право, не нуждаюсь.

Полудин (убежденно). Нуждались, Вера Владимировна. Нуждались. Скажем, выступили бы, заступились... Ну и что? Факты сложились для него так неблагоприятно, так он себя скомпрометировал, что ни вы, ни я, ни сам бог Саваоф были бы ему помочь не в силах. Что поделаешь... Сам ведь себя топил человек... А вы... при всех ваших... я не сомневаюсь, Вера Владимировна, честных и даже... благородных намерениях... и его бы не выручили и себя под удар... Вот сейчас буду министру вашу кандидатуру докладывать, с чистым сердцем заявлю: подходит! И по деловым признакам и по политическим. А дело почетное, государственное...

Пауза.

Быкова. Нет, нет, Сергей Романыч. Исключено. п олудин. Почему же, Вера Владимировна?

Быкова. Так. (Весело). Вот уж где действительно подведете под удар. Свят-свят!

Полудин (медленно). Вера Владимировна, вы будете не одна. (Помолчав). Я сам ведь, Вера Владимировна, из Челябинска. Там меня хорошо помнят. И вот... хотят, чтобы и я... чем могу, да, да...

Быкова. Вы тоже? (Хохочет). Оба и засыплемся. На пару! И я костей не соберу, а вы, Сергей Романыч, только свой авторитет в министерстве подорвете! Чай, забыли, как и логарифмическую линейку держать!

Полудин (сухо). Как-нибудь вспомню. Не боги, Вера Владимировна, горшки лепят. Вам-то, бывшей партизанке, вовсе не идет неверие в личные силы. (Горячо). Надоели мне эти дутые репутации! «Ценнейший инженер»! Что он – в пеленках ценнейшим был? Сами же и создали ему авторитет, раздули! А дунешь – и разлетится. Незаменимых нету, Вера Владимировна! На квартиру работу берет... Подумаешь, творец! Создайте нам условия, и мы тоже звезды с неба снимем! А то навесят на человека бирку, и так он с нею до смерти и гуляет... А мне ведь, Вера Владимировна, мне тоже хочется, знаете, не потреблять, а производить!.. Творить, да, да.

Быкова. Вон вы какой здесь сидите...

Полудин. А что? Мечтаю. (Вышел из-за стола). А у вас, Вера Владимировна, есть мечта в жизни? Чего бы вам хотелось?..

Быкова (улыбнулась). Чтобы ныть перестало. (Переменила руку на щеке). Разве сразу скажешь, Сергей Романыч? О многом мечтаешь. Только бы войны не было.

Полудин (снисходительно улыбнулся). Борьба за мир, да-да. Важно, что говорить. Но мало для такой, как вы. Крылья вам нужны, чтобы взлететь. Высоко, высоко... Чтобы вас из кандидатов в члены партии переводили не скучно, а...

Быкова. ...а при аплодисментах, переходящих в овацию?

Полудин. А что? Не смейтесь. Мечтать надо, надо мечтать, Вера Владимировна! Архимед в древности мечтал: дайте мне точку опоры, и я мир переверну! Если хотите знать, там, в Челябинске, ваша точка опоры! Рычаг. Один конец в Челябинске, другой в Москве. Нажмете в Челябинске – взлетите в Москве. Так взлетите, аж дух захватит! Вы, Верочка, на свет божий не просились, а коли показались, то уж будьте любезны! Действуйте! Дерзайте! Жить, так, черт побери, не зябнуть! Чтоб нас с вами, Верочка, с любого конца Москвы видно было...

Быкова. Так ведь надо заслужить, Сергей Романыч?

Полудин. Ав наше время, Верочка, не жди милостей от природы – сам их завоевывай!

На пороге Дергачева и Александра Ивановна.

Пожалуйста, Анна Семеновна. (Быковой, с улыбкой). Разобрались, товарищ народный мститель из Брянских лесов? Поняли, кто вам друг и кто враг? По рукам?

Быкова (встала). В Брянских лесах, Сергей Романыч, мы при лучине разбирались, а тут... (Подошла к выключателю, повернула, вспыхнул внезапный и ослепительный свет люстры). Разберусь, Сергей Романыч! (Пошла к дверям).

Дергачева. Товарищ Хлебникова к тебе...

Быкова резко обернулась, стремительно подошла к Александре Ивановне, крепко обеими руками пожала ей руку, ушла.

Полудин (Дергачевой). С партизанскими замашками, но работник. А это решает. (Снисходительно усмехнувшись, развел руками. Погасил люстру). Прошу садиться. Одну минутку. (Взял со стола папку Быковой, исчез в задней двери).

Пауза.

Александра Ивановна. Простите, как фамилия этой женщины?

Дергачева. Быкова.

Александра Ивановна молча кивает. Пауза.

(Встает). Меня ждут в партбюро, извините. (Идет к выходу). Если нужно, заходите, милости прошу.

Александра Ивановна. Благодарю вас.

Дергачева (у выхода, останавливаясь). А вы сами, товарищ Хлебникова, не работаете?

Александра Ивановна. Как же не работаю? Четверо на моих плечах... В магазин сбегать, обед сготовить, квартиру прибрать, пеленки постирать.

Дергачева. Тяжело, тяжело вам приходится. Я к тому и спрашиваю. В смысле предоставления работы... У вас профессия есть какая-нибудь?

Александра Ивановна (помолчав). Есть.

Дергачева. Какая же?

Александра Ивановна. Жена.

Пауза.

Дергачева. Будьте здоровы.

Александра Ивановна. До свиданья.

Дергачева ушла. Александра Ивановна сидит опустив глаза, сжимая пальцами сумочку. Теперь, когда она осталась одна, видно, что она очень волнуется.

Полудин (входит неожиданно из задней двери). А что же Анна Семеновна? (Приятно улыбаясь). Слушаю вас, Александра Ивановна, если не ошибаюсь?

Александра Ивановна (удивленно взглянула на него, кивнула. Вынимает из сумочки два листка бумаги). Ваши повестки. Мужа нет в Москве.

Полудин. Где же он?

Александра Ивановна (помедлив). В отъезде. Что-нибудь срочное?

Полудин. Да как вам сказать... Вернется, пусть обязательно заглянет.

Александра Ивановна. До свиданья. (Встает).

Полудин. А ведь мы с вами, Александра Ивановна, встречались.

Александра Ивановна (сухо). Не помню.

Полудин. Как же! Садитесь, пожалуйста. На первомайском балу в клубе министерства три года назад. Вы были в красном платье с газовым шарфиком на шее. Очень изящно. Видите, я вас запомнил, а вы меня нет...

Александра Ивановна (глядя па Полудина внимательно и серьезно). А я вас вчера во сне видела.

Полудин. Меня? Полно...

Александра Ивановна. Вы совершенно такой же, каким я вас представляла. Только пальтишко было на вас летнее и седой щетиной заросли. (Пауза). Иду по Кривоколенному, ветер бьет, снег с дождем глаза залепляет, а вы в воротах стоите. И руку протягиваете. (Пауза). Я вам милостыньку подала.

Полудин. Странные несколько вам сны снятся. Да-да. (Подошел к приемнику, нервным движениелг повернул выключатель. Музыка).

Александра Ивановна. Правда, не лгу.

Полудин (холодно усмехнулся). А все-таки подали?

Александра Ивановна. Подала.

Полудин. Ну что ж. (Прикрутил регулятор, музыка стала тише. Вынул портсигар). Курите? А супруг бы и не подал. Не подал, а?

Александра Ивановна. Нет.

Полудин. Ненавидит? Люто?

Александра Ивановна. Да, он вас не любит.

Полудин. Поверьте, все гораздо сложней.

Александра Ивановна. Не думаю.

Полудин. Все гораздо, гораздо сложней. (Заходил по кабинету взад-вперед). Вы, Александра Ивановна, всё, что тут происходит, его глазами видите. Естественно. И с его слов. А никто не знает, что Полудин сделал для вашего мужа... в крутую минуту... когда судьба его решалась...

Александра Ивановна. Вы? Для Алексея Кузьмича?

Полудин (помолчав). Не будем об этом говорить. (Печально усмехнулся). Авось на том свете Полудину зачтется. Ах, Александра Ивановна, дорогая моя... А зачем, как полагаете, я повесточки Алексею Кузьмичу шлю? Зачем о нем с министром беседую? С вами? Еще кое с кем...

Александра Ивановна. Ия думаю: зачем?

Полудин. Жизнь наша полна противоречий, дорогая Александра Ивановна. А не может случиться так, что Полудину хочется сохранить вашего супруга? Сохранить, понимаете? Впрочем, я вам больше ничего не скажу. Точка, да-да. А супруг ваш в райкоме встретил – не поздоровался. А я туда не по своему хотению пришел – партпоручение выполнял. Виноват – склони голову... А он ничего на себя не берет и еще людей, которые ему добра желают, оскорбляет. Даже тех, кто ценит его, против себя восстановил.

Александра Ивановна. Да. (Пауза). Может быть. (Пауза). Может быть. Алеша кого хочешь против себя настроит. Есть у него эта противная черта.

Полудин. Есть, есть, Александра Ивановна. Будем правде в глаза глядеть.

Александра Ивановна. Резок. Часто преувеличивает. Обидит запросто.

Полудин. И больно.

Александра Ивановна. Даже домашние... любят, а иной раз – не стерпят. И все-таки... (Пауза). Есть люди, которые понимают, какая у него душа...

Полудин (задумался). Да, многие, многие не подадут... (Вдруг). Звонят вашему супругу? Друзья, сослуживцы?

Александра Ивановна. Как кто. Есть, кто звонит и утром и вечером – и раныне-то никогда так часто не звонили...

Полудин. Чуткость, да-да. Это неплохо, это очень неплохо.

Александра Ивановна (кивнув). Рад каждому звонку, словно ребенок. Иногда, коли у него с сердцем неважно...

Полудин. А бывает?

Александра Ивановна (кивнув). ...беру грех на душу, привру, поклонюсь ему от того, кто и думать про него позабыл. Так он просияет, с дивана соскочит – к столу. Вытянет свою лампу – и ну до рассвета...

Полудин (сочувственно). Да, да. А чем же он так... увлекается?

Александра Ивановна. Все Пронину помогает.

Полудин. A-а... (Пауза). Скажите, Александра Ивановна, туговато вам живется?

Александра Ивановна (помолчав). Держимся.

Полудин (сочувственно). И все-таки туговато?

Александра Ивановна. Были кое-какие сбережения на книжке. Алеша несколько премий получил, не все растеклось. Дочка стипендию приносит, парень стал прилежней – и ему дали. У родственника одного заняли – от Алексея Кузьмича по секрету.

Полудин (сочувственно). Крутитесь в общем.

Александра Ивановна (улыбнулась). Кручусь. Это бы все побоку, на душе бы легкость! А то ведь не только Алексей Кузьмич – вся семья жизнью не живет. я как могу креплюсь, хожу, даже улыбаюсь, а порой... Сын – ночи черней, девушка моя ходит по всем инстанциям – тоже от отца по секрету.

Полудин (с усмешкой). Ходит, ходит, даже у нас тут слышно, как она ходит. Молодо-зелено. И попусту, между прочим. Только отцу усложняет...

Александра Ивановна. Лито говорю – не надо ей соваться не в свои... (Вдруг). А почему усложняет?

Полудин (выключил радио). Потому, что надо с этим кончать, дорогая моя Александра Ивановна. Ему хуже, если он будет лежать на диване и переживать. Ему надо работать, Александра Ивановна.

Александра Ивановна. Так ведь не его воля...

Полудин. Его, его! Ему надо служить. Зарплата два раза в месяц! Дети не должны в наше время испытывать трудности. К тому же и получается как-то нескладно. Нехорошо. Будто он в бедах своих обвинить хочет... не знаю кого... Советскую власть, что ли... куска хлеба, дескать, лишили. Демонстрация, да-да.

Александра Ивановна (спокойно). Ну это вы пустяки начали говорить. Он советскую власть никогда не обвинял, потому... потому... потому что он сам – советская власть. И от работы никогда, никогда не отказывался. Да без работы он и на свете не жилец.

Полудин. Видите, Александра Ивановна. И вам не сообщил. Я делаю для супруга вашего что могу. Даже больше, чем могу. А чего я повестки шлю? Работу предлагаю. Удивлены? А я уже дважды предлагал – и дважды отказ. Да-да. А я терпеливый. Я настаиваю. В третий раз.

Александра Ивановна. А может быть, министр требует, оттого и настаиваете?

Полудин (внимательно глянул на Александру Ивановну). Согласно Конституции все имеют право на труд. Все должны трудиться, да-да. Нельзя отказываться.

Пауза.

Александра Ивановна. Если отказался – значит, прав. п олудин (любезно улыбаясь). Муж всегда прав, дорогая моя Александра Ивановна.

Александра Ивановна. Если можно, не говорите мне «дорогая моя». Вы ему предлагали, наверно, не ту работу, оттого и отказался. Я сама ему сказала: «Или там, где ты прежде был, или нигде».

Полудин. Там, где он раньше работал, Александра Ивановна, он никогда работать не будет, это вы должны понять, и пусть он это тоже поймет.

Александра Ивановна. Почему?

Полудин. Найдем ему что-нибудь другое, подходящее. Пусть в Коломну едет плановиком, есть вакансия. И о Пронине посоветуйте ему забыть.

Пауза.

Александра Ивановна. Почему ему надо забыть о Пронине?

Полудин (помолчав). Потому, что он лишен политического доверия, Александра Ивановна.

Александра Ивановна. Вы... вы мне это говорите?

Полудин. Вам, Александра Ивановна. Вы не всё знаете про своего мужа. Дети не отвечают за своих отцов, жены – за своих мужей. Заверяю вас, Александра Ивановна, он не во все, далеко не во все вас посвятил, да-да.

Александра Ивановна (встает). Да вы понимаете, кому вы все это говорите?

Полудин (тоже встает. Мягко). Александра Ивановна, я понимаю ваши чувства, вы – его жена, мать его детей, вам простительно, но надо смотреть фактам в лицо, я человек принципиальный.

Александра Ивановна. Вы принципиальный? В чем она, ваша принципиальность? В том, чтобы отнять у меня веру в любимого человека? Озлобить Хлебникова? Душу его затоптать? Смять? Сломать? Нет, не сломать вам моего Алексея! Не сломать! Он ненавидит вас, и я презирала бы его, если б он не ненавидел таких, как вы! (Тихо). Кто же вы такой, если мне, женщине, матери трех детей, хочется самой, самой убить вас? (Пошла к дверям).

Полудин (хриплым голосом). Ваше счастье, что вы женщина. Пусть Хлебников сам явится сюда. Где он?

Александра Ивановна (обернулась, презрительно). В Челябинске! (Ушла).

КАРТИНА ПЯТАЯ

В старом особняке с лепными амурами. Старинные стоячие часы, кресла резного черного дерева. Камин. За зеркальными окнами не смолкают гудки и сирены утренней, деловой, омытой солнцем Москвы. Малютина и Черногубов. Он – в белом летнем кителе. Шагает взад-вперед по кабинету.

Малютина. Сколько же времени до встречи в Москве не виделись вы с вашим другом?

Черногубов. Я угадал в Москву в декабре прошлого, пятьдесят второго года, как раз, когда его... (Жест). А до той поры – со Дня Победы. Выходит – семь.

Малютина. И не переписывались?

Черногубов. Мужская дружба чернил не любит. Малютина. Откуда же, товарищ полковник... или, простите, по-вашему... капитан первого ранга... такая ваша... ну, что ли... безапелляционность?

Черногубов (останавливаясь). То есть?

Малютина. Понятия не иметь, чем человек эти семь лет дышит, и так категорически, наотмашь отрицать всякую его вину?

Есть ли у вас право на это? Известно ли вам существо его ошибок или вы так, наобум? По дружеским воспоминаниям?

Черногубов. Существо этого человека мне известно, товарищ партследователь. Что касается ошибок... Вы меня извините, не ошибается один бог, да и то поскольку его нет. Да если бы и ошибся человек? Враг он нашему строю? Нашей партии враг? Вам, мне? Антисоветская душа у него или советская? Вот что главное. Партбилет положу – советская! В тыл противника идти и сегодня бы его выбрал. А из него, видишь ты, человека в маске разрисовали, такую живопись пустили... Юристы так говорят: хочешь найти виновного, ищи, кому это выгодно. И задумаешься поневоле: кому убыток и кому барыш Хлебникова врагом малевать? Вообще – кому убыток, кому барыш советских людей врагами малевать? Если по навету темных доносчиков мы наши кадры, золотых наших советских людей, попусту трепать будем, выбивать из строя, озлоблять, – кому убыток, кому барыш? За каждым таким несправедливо обиженным семья стоит, жены, матери, сыновья, дочери... Их тоже считайте. А друзья? Па них тень не косит? Кому барыш? Кому хотите – только не нам с вами, товарищ партследователь, не партии нашей и не нашему правительству. (Пауза). Верно говорю?

Малютина. Говорите верно, только взад-вперед ходите, у меня уже в глазах рябит.

Черногубов. Волнуюсь. (Сел).

Малютина. Ну, легче вам, так ходите. Пожалуйста.

Черногубов вновь начинает шагать.

Но вот в данном конкретном случае. Если у Хлебникова есть ошибки...

Черногубов. Поправляй, наказывай, только губить зачем?

Малютина. А вот вчера была у меня секретарь партбюро главка...

Черногубов. А... Дергачева? (Махиул рукой).

Малютина. А что, разве не производит она впечатления честного коммуниста? И, по-моему, человек она вовсе не злой.

Черногубов. Смотря в чьем фарватере следует. Сейчас добра не жди: она за тем идет.

Малютина. О ком вы?

Черногубов. Изучали дело, думаю, догадаться не штука. С ним бы, голубчиком, в тыл противника, как на Украине говорят, – нема дурных!

Малютина. Даже так?

Черногубов. Да что там в тыл, в санаторий с ним бы не поехал! А ну, не по душе мне будет санаторий. Так он всеми процедурами пожертвует, застрочит во все инстанции: «Присмотритесь к Черногубову, он против нашей курортной политики выступает!» Вы не улыбайтесь, он меня уже и так собрался на крючок взять. Донос на флот накропал, в потере бдительности обвиняет. Хотел и на меня пятнышко, чтобы и я прыть поубавил. А то, дескать, приехал, наследил – и был таков.

Малютина. Ну и что же?

Черногубов. Ау нас на флоте доносов не любят. Послали его вместе с его доносом... далеко, в общем, послали...

Малютина. Иу нас есть его... письмо. Но не о нем речь. Есть обстоятельство посерьезней. Районный комитет отмел все формулировки, порочащие Хлебникова как советского гражданина. Но ведь райком утвердил решение первичной организации об исключении Хлебникова?

Черногубов. Знаю. И очень жалел, что не был при разборе в райкоме, я бы рассказал, что делалось на собрании. (Помолчав). Есть такие мастера лапти плести – очки наденешь плюс три, а все не заметишь, где мило, а где гнило. Такое наплели на Хлебникова, да еще как доложили! Ох, как доложить – много значит. Солдатова не вызвали – ошибка. Инструктора на место послали – видать, не вник, формально подошел, не бывает?

Телефон.

Малютина (в трубку). Да. (Сделала строгое лицо). Володя? Не смей сюда звонить, слышишь? Пока ты, негодник, не попросишь по всем правилам прощения у директора, выкинь из головы этот номер телефона... Потому что драчун... Кто?.. Вся школа жалуется. И сиди дома, пока я не приду... Пожалуйста, можешь строить гараж, твое частное дело. (Вешает трубку. Заметив, что Черногубов сел). Ходите, ходите, если вам так легче, я уже обвыклась.

Черногубов. А мне и так легче стало.

Малютина. Почему же?

Черногубов. И у вас есть драчун.

Малютина (взяла папку, листает). Будто бы всё у нас с вами. Да, всё. (Встает).

Черногубов. Ваша-то точка зрения какая, не понял.

Малютина (нахмурилась). Мою точку зрения изложу, когда буду дело партколлегии МК докладывать. (Подошла к двери, открыла). Товарищ Колокольников здесь? Пожалуйста, товарищ Колокольников.

Черногубов (прощаясь). На партколлегию-то вызовете? Мне ведь на флот надо, домой.

Малютина. Зачем же вам ждать? Возвращайтесь.

Черногубов. Как же уеду без решения?

Малютина. Не о вас же...

Черногубов. И обо мне, коли рекомендовал.

Вошел Колокольников.

Малютина. Незнакомы?

Черногубов (резко). Наслышан. (Кланяется по-военному, уходит, возвращается). Пропуск подписать. Из драчунов славные матросы получаются. И прощенья не просят – может, и не за что? (Помедлив). Я о Хлебникове говорю.

Малютина (отдает пропуск). Не бейте на чувства, товарищ Черногубов. И не нажимайте – разберемся сами. До свиданья.