Текст книги "Драмы"

Автор книги: Александр Штейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Потемкин (откашливается). Гм... В свое время. Продолжай. (Мордвинову и офицерам). А вы что? Отойдите! Не смекнули разве – тут конфиденсия!

Войнович (офицерам). Отойдите! Не смекнули разве – конфиденсия.

Офицеры отходят в сторону.

Пот ем кин. Продолжай, только кратко, утомишь эволюциями своими.

Ушаков. Книга Госта для флотов европейских – морская библия. Полагаю, однако, сия библия изрядно обветшала и довольно устарела...

Потемкин. Полагаю, однако, довольно много на себя берете, сударь.

Ушаков. Должно на себя брать много, ваша светлость, коли хочешь быть первым.

Потемкин. Всенепременно хочешь быть первым?

Ушаков. Великая империя и флот имеет великий. И воевать такому флоту – по-своему!

Потемкин (со все большим интересом оглядывая Ушакова).

Зряшнее городишь. Англичане – островитяне: мореходы отменнейшие, грех хулить.

Ушаков. Не отнимаю. Но держатся правил, яко слепой стены!

Потемкин. Зачем кричишь, ну зачем кричишь? В ушах гудит. Но продолжай, продолжай!

Ушаков. Пока будешь ждать благоприятствования, победа улизнет от тебя, яко тать во тьме ночной! В книге оного Госта про риск в баталии – молчок.

Потемкин. Много, много на себя берешь, сударь... Посему и думаю... не послать ли тебя в Адмиралтейств-коллегию? Будешь там кровь портить старым песочницам, а? Слыхал, болярин ты худородный, доходы твои убогие, людишек у тебя нет нисколько, одна флейта голландская. Играешь?

Ушаков. Выпадает минута, ваша светлость...

Потемкин. Ну что еще – поместье дам в Новороссии. Ах и места! Обомлел небось от радости?

Ушаков молчит.

Сколько тебе жалованья-то положено? Будешь у меня получать втрое. Доволен небось?

Ушаков (дрожащим от обиды голосом). Премного благодарен, но не за жалованье служу верой-правдой государыне и отечеству. Не за поместье в Новороссии.

Потемкин. Не желаешь в Новороссии? Ишь привереда... Что ж, дам в другом месте. Только гляди не капризничай. Прогадаешь. В Новороссии поместья золотые!

Ушаков. Не надобно мне, ваша светлость...

Потемкин. Чего ж тебе надобно? Титул? Нет, титул, брат ты мой, рано, не вышел еще.

Ушаков (негромко). Есть у меня титул, ваша светлость. К другому не стремлюсь. Русского флота офицер. Вот мой титул.

Потемкин (быстро). Брось, брось, брось. Лицемер ты, вот ты кто. Ишь какой нашелся! Каждому лицу тщеславие свойственно. Нечего! Каждое лицо к деньгам пристрастно. Сам грешен. Скажи, без обиняков скажи: чего желаешь? А! Ленту?

Ушаков (проникновенно). Славу. Славу флоту русскому, а стало, и себе, ибо не мыслю и жизни своей и славы своей без флота. Флаг российский мечтаю выше всех флагов держать на морях и океанах.

Потемкин (досадливо). Ну и держи, держи, господь с тобой. Экой ты, друг душевный, честолюбивец! Гордыня тебя обуяла, вот что. И поместьями не расшвыривайся напрасно.

Ушаков. Ваша светлость...

Потемкин (сердито). Напрасно, напрасно. От гордыни. Все в дом, все к старости сгодится, на черный-то денек. Заносишься! Запомни: сатана гордился – с неба свалился! Выше Потемкина все одно не будешь.

Ушаков. Ваша светлость, и в мыслях того...

Потемкин. Хватит лясы точить. Туда, что ли, идти? Время, Эй, господа, долго ль мне вас дожидаться?

Офицеры подходят ближе.

Ушаков. Прошу, ваша светлость. С вашего позволения отдам последние команды. Прошу, господа офицеры! (Низко кланяется, пропуская сердитого Потемкина и его свиту к трапу).

Появился Виктор. Потемкин и офицеры поднимаются по трапу на помост, пристроенный к эллингу, скрываются.

Виктор. Господин Ушаков!

Ушаков. А, победитель! (Хочет пройти).

Виктор (решительно загораживает ему путь, выпаливает). Господин Ушаков, отец должен был говорить с вами. Я – сын лекаря вашего, я прошу, я умоляю, возьмите меня на корабль, вы видели, как я стреляю, я могу отлично управлять парусом, взбираться на реи; отец сказал, изволили дать согласие. Я прошу сие сделать немедля, в противном случае будет поздно. Матушка моя... (Неожиданно бежит мимо Ушакова к трапу).

Ушаков. Куда, куда?

Крики за сценой: «Назад! Назад, оголец окаянный!» Выбегает дородная, пышнотелая Матрена Никитична. Подобрав широкие многоярусные юбки, раздуваемые ветерком, она несется по набережной, неотвратимо приближаясь к оторопевшему Ушакову. Выбежал с другой стороны Ермолаев.

(Растерянно). Шторм двенадцать баллов!

Ермолаев. Конец света! Бегите!

Матрена Никитична. Отца заграбастали, за сына взялись? Завлекли? Того не будет! Не отдам! Пустите, господин офицер!

Ушаков (заслонил ей дорогу). Не могу, сударыня.

Матрена Никитична. Пустите!

Ушаков. Вашего сына звать Виктор. По-древнему сие означает – победитель!

Матрена Никитична. Я ему березовых всыплю, будет ему Виктор! Дайте дорваться! Добром пустите, а то и вас зашибу!

Ушаков. Эй, матрос.

Появляется Пирожков.

Держать тут вахту.

Пирожков. Есть держать вахту!

Ушаков (тихо). А вы, сударыня, опоздали. Коли сын ваш поднялся на палубу военного корабля, сымет его с сией палубы одна лишь смерть! «Святой Павел» уходит в Севастополь. Оттуда сын ваш, сударыня, поплывет на «Святом Павле» во моря в океаны...

Матрена Никитична (заголосила). Господи Иисусе!..

Ушаков. Не от горя, от радости превеликой должно лить вам материнские слезы, сударыня! От радости, что родили сына, который принесет славу флагу российскому! Отечеству! Прощайте, сударыня! (Приложив пальцы к треуголке, поклонился, поднялся по трапу).

Виктор. Матушка, до скорой встречи!

Слышны боцманские дудки и затем громовой голос Ушакова: «Носовые стрелы вон! С богом. Руби задержник!» «Святой Павел» медленно идет в воду. Звонят колокола. Крики «ура». Вверх взлетают шапки и шляпы.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Севастополь. Набережная. Обрыв. Веранда, завешанная французскими шторами. Потемкин, Мордвинов, Войнович, Сенявин, Ушаков/офицеры с кораблей. Утро.

Потемкин. Быть грозе. Так вот, господа офицеры... (Чихает.) Войнович. Исполнение желаний, ваша светлость. Потемкин (вытер нос кружевным платком, вытащил из кармана капустную кочерыжку, грызет). Так вот, господа офицеры. Поезд матушки государыни приближается к Севастополю. Венценосцы европейские держат ее шлейф. Император австрийский Иосиф с ней под именем графа Фалькенштейна путешествует! (Презрительно тянет). Ин-ког-ни-то! Попросту – присматривается. Прикидывает: за державный ли шлейф ему цепляться иль за халат султанов... С императором принц де Линь, фельдмаршал австрийский, посол австрийский граф Кобенцель, Сегюр, посол французский, английский посол, министры других дворов. Вся Европа норовит сюда, в Севастополь. Севастополь! Что по-русски означает – город славы! Крепко ли на Черном море стоим? Крепко, господа просвещенные союзники!

Сверкнула молния. Гром.

С нами бог и крестная сила! (Перекрестился).

Сенявин. У Очакова турецкие корабли явились.

Потемкин (со злостью грызнул кочерыжку). Пугают.

Сенявин. Лазутчики доносят, ваша светлость, на фрегате капудан-паши – офицеры Британского адмиралтейства.

Потемкин. Союзники наши...

Сенявин. Российскую империю без воды оставить стремятся. Разумеют, что нет империи без воды, и тем паче стремятся. В Очакове французы турку укрепления возводят.

Потемкин. Давеча дружественный контракт подписали. И льстивый посол Сегюр матушку государыню в ее вояже по Новороссии сопровождает. Лицемеры, петиметры, канальи! (Снова со злостью грызнул кочерыжку). Избави нас, о господи, от друзей, а врагов и сами как-нибудь одолеем. До сей поры помпезностью их поражал. Нынче не помпезностью удивлю – мощью. (Подошел к плотно закрытым шторам, потрогал их, кивнул одобрительно головой). Ну сказывай, Марко Иваныч, чем ты и подчиненные тебе офицеры матушку государыню порадуют.

Войнович. Все в надлежащей готовности, ваша светлость. Покоями государыни избран сей Мекензиев дом. Исполняя вашу волю, стены покрыл ореховым деревом, обил штофом малиновым, нарядным.

Потемкин. Находчив.

Войнович. Земля, на кою ступит нога государыни, покрыта будет коврами татарскими богатейшего узора.

Потемкин (грызнул кочерыжку). Изрядно.

Мордвинов. Гребцов для катера императорского подобрали от каждого корабля – кто порослее. Блондины – по сю сторону, брюнеты – по другую.

Потемкин. Сие оригинально. Гребцов в шелковые рубашки обрядили?

Мордвинов. Обрядили, ваша светлость. На шляпах – вензель государев, как вы приказали, Екатерины Вторыя.

Потемкин. Так. Дальше сказывай.

Мордвинов. Тафтяные галстуки – по английскому образцу. В бытность мою в Англии...

Потемкин. Слышали, слышали про бытность. Прискучил.

Мордвинов. Ваша светлость...

Потемкин. Дала не столь давно матушка государыня твоей Англии атанде. Слышал?

Мордвинов. Слышал, как же, слышал, ваша светлость!

Потемкин. Ничего ты не слышал, граф, к чему попусту хвастать-то? За морями-океанами возгласили колонии английские от Англии независимость, твоя Англия от злости и взбесилась. И пожалуйте к нам за солдатиками да за кораблями! Взаймы, дескать, дайте морскую силу, у самих-то карман продрался! Тафтяные галстуки! Форсу на полтину, а в кармане и копеечка не бренчит! А матушка государыня им – шиш! Ну, дальше сказывайте – галстуки тафтяные...

Войнович. Оркестры, ваша светлость, на верхних деках кораблей и фрегатов. Беседки на каиках воздвигнул турецкие, золоченые...

Потемкин. Дерзаете... А ты Федор Федорыч, почему помалкиваешь? Давненько не видались с тобой, с самого Херсона. Ну, сказывай – чем удивишь?

Ушаков. Обучаю канониров, ваша светлость.

Потемкин. Чем, говорю, послов удивишь?

Ушаков. Из пушек отменно палить обучаю, ваша светлость. Стреляем на качелях из фальконетов, палим по примерной фальшивой крепости.

Потемкин. И вся фантазия? Не шибко.

Ушаков (вытянулся, побагровел). Ваша светлость! Изволили сказать, что союзников наших надобно не помпезностью – мощью поразить. Не смею судить о беседках турецких на каиках. Замечу лишь: лес на кораблях сырой, медью оные, подобно турецким, не обшиты. Ракушки пристают. Ходкость недостаточная. Флот турецкий – г сила серьезная, и нам превосходство надобно. Ядер мало. Прицельность должна быть исключительная. Что до леса – подрядчики воруют безбожно...

Потемкин (поморщившись). Скучно, скучно все говоришь. Аж скулы ломит. Не к тому ли клонешь-де – Потемкин мало заботы на флот вкладывает? (Сердито грызнул кочерыжку). Предполагаешь, не раскушу, что в мыслях имеешь. А?

Ушаков молчит, опустив глаза.

Лес, медь, ракушки... Высокой политики не осиливаешь. Солдат о государственных делах памятовать должен. Не токмо о ракушках. Размах дерзаний наших должны лицезреть особы титулованные. Иль ты иного мнения?

Ушаков. В баталиях завтрашних, ваша светлость, многое решит прицельный огонь артиллерии. Коли придется, к примеру, сразиться с флотом турецким, то сим преимуществом легко воспользоваться даже при меньшей численности флота нашего и при худшем его качестве. И тому...

Потемкин (моргцась). Ты, сударь мой, Потемкину нотаций не читай. Потемкин к тебе в школяры не записался. Меньшая численность! Худшее качество! Скажи пожалуйста! Жужжит, будто шмель. А? Ментор какой!

Ушаков, вытянув руки по швам, молчит.

Право, из терпения способен вывести. Кто тут у кого в подчинении? Кто главнокомандующий армиями и флотом на Черном море и берегах? А? Кто президент военной коллегии? Кто генералфельдмаршал?

Ушаков молчит, держа руки по швам.

Быть может, ты генерал-фельдмаршал?

Ушаков. Генерал-фельдмаршал – вы, ваша светлость.

Потемкин. Спасибо, признал! (Сердито прошелся по веранде).

Сверкнула молния.

(Торопливо перекрестился). «Артиллерия, артиллерия». Сам знаю толк в артиллерии. И твоего Павла Госта насквозь прочел. «Искусство военных флотов, иль Сочинение о морских эволюциях», А! Выкусил! Тебе, тебе назло! Не токмо ты единственный во вселенной сего ученого мужа одолел и осуждению подверг. Есть и другие люди, которые тоже в морском деле по малости кумекают. Да-с!

Ушаков. В сем не сомневаюсь, ваша светлость.

Потемкин. Сомневаешься. (Войиовичу). Как полагаешь? Сомневается?

Войнович. Никак нет. Только в силу различных чудачеств.

Потемкин. Каких?

Войнович. Ни свет ни заря, к примеру, за Балаклаву ходит наш милейший батюшка Федор Федорович. На маленьком судне бомбардирском. И там по мишени палит из пушек.

Потемкин. (резко). В чем чудачество?

Войнович. Опять-таки на флейте по утрам изволит играть, пробуждая окрестность печальной музыкой.

Потемкин. А ты не играешь?

Войнович (улыбаясь). Занят я, ваша светлость.

Потемкин. И палить не ходишь?

Войнович. Не до променадов, ваша светлость. Государыню достойно встретить стремлюсь на брегах Черного моря.

Потемкин. Красиво выражаешься, пиит. (Боком придвинулся к Ушакову, тихонько тронул за плечо). Капусты хочешь? Преотличная.

Ушаков. Спасибо, ваша светлость, не люблю.

Потемкин (помолчав). Славный ты офицер, Федор Федорович, да вот беда-то – не нашего века человек. И жить тебе будет трудно. (Погрыз ногти, оглядел Мордвинова, потом Войновича, сморщился, как от кислого. Ушакову). Не к масти козырь.

Заблистала молния. Ударил гром. Дробно застучал дождь по крыше веранды.

А на меня не обижайся. Кто вспыльчив, тот и отходчив. Вроде сией быстротечной грозы. Пошумит, погуркотит – да и снова солнышко. Не обессудь. (Нахмурился). От Потемкина и стерпеть почет. То-то. Быть в готовности, господа офицеры. (Войновичу). До сигналу моего триумфальные ворота держать в секрете.

Войнович. Слушаю, ваша светлость.

По тем кин (Ушакову). Не осуждай. Сгною! (Войновичу). Веди, показывай хоромы твои да штофы малиновые. (Уходит).

За Потемкиным уходят Мордвинов и Войнович. Остальные офицеры расходятся. На веранде остаются Ушаков и Сенявин. Ушаков направляется к выходу.

Сенявин. Господин капитан первого ранга.

Ушаков (сухо). Слушаю.

Сенявин. Сегодняшние слова и мысли ваши взволновали до крайности. При первом знакомстве вы больно обидели меня. Не понравилось вам, что надушен был. Не мало ли для суждения о существе человечьем? Вдвойне обидно, ибо мысли ваши о войне и маневре близки мне. Втройне обидно, ибо полагал, что человек, подобный вам, судить о людях будет не по внешнему обличью, а по тому, каковы они в бою. Вот и всё, господин капитан первого ранга. Разрешите идти?

Ушаков. Послушайте, господин Сенявин, отнюдь не стремился я...

Входят Орфано и Лепехин.

Лепехин. А я коврами не токмо лестницу застелю – всю дорогу! Море! Океян! Мне что!

Орфано. Не куражься, Лепехин. Подсчитаем убытки – наплачемся.

Лепехин. Не пугай, маслина, его сиятельство доверили мне все убранство – знал, кому доверять! (Офицерам). А, ваши высокородия! Честь имею!

Ушаков. Куда же вы?

Сенявин идет к выходу.

Сенявин. В другой раз... Выказал свои досады – и на душе легче. (Уходит).

Лепехин. Матушка государыня вот-вот нагрянет! Послы-то уже прибыли! Возки-то, возки каковы! Короны, берейторы, вензеля, ах, благородство! Ваше высокородие! Пользуюсь прибытием матушки государыни, дабы просить вас: верните мне сыночка. Без наследника купецкий род оставили...

Ушаков. А я воспользуюсь приездом матушки государыни, господин Лепехин... и господин Орфано... дабы обличить вас в том, что лес на военные корабли поставляете сырой.

Лепехин (замахал руками). Не омрачите, не омрачите матушке государыне светлую радость прибытия на Черное море! Не поверю! Господь бог и тот спешит убрать с неба тучки! Гляньте, дождичка как не бывало, а вы, ваше высокородие, с неприятностями!..

Ушаков. Вы казнокрады...

Орфано (улыбаясь). Не слишком ли, господин капитан?

Ушаков (бешено). Не улыбаться!

Орфано (продолжая улыбаться). Я не морской служитель ваш, господин капитан!

Ушаков. Не знаю, где и кому ты служишь. И ты, Лепехин! Чего добиваешься? Дабы корабли наши ко дну пошли! Камень на шею чаду родимому? Эх вы, отечества сыны... (Махнул рукой, уходит).

Лепехин (бежит за Ушаковым). Как понимать, ваше высокородие? Да разве ж можно родимому чаду камень на шею? Это законный наследник мой, ваше высокородие! Как понимать, ваше высокородие? (Убегает вслед за Ушаковым).

Орфано (смотрит вслед, улыбается). Не слишком ли, ваше высокородие? (Уходит).

К веранде шагают матросы со «Святого Павла» во главе с Васильевым. Здесь – Пирожков, Гордиенко, Лепехинс ы н. Они одеты в оранжевые атласные брюки, на ногах шелковые чулки, на головах шляпы круглые, с широким галуном, кистями и султаном из страусовых перьев. На шеях тафтяные галстуки, узлы закинуты за спину.

Васильев. Ждите тут. (Проходит в дом).

Гордиенко (Лепехину-сыну). Это ты?

Лепехин-сын (упавшим голосом). Это я.

Гордиенко. Чистый павлин.

Лепехин-сын. Ну будя.

Гордиенко. Нет, не будя. Павлин и есть.

Пирожков. Не обижай маленького.

Общий смех.

Чего смеетесь? Велика Федула...

Гордиенко. А ты его не задирай.

Пирожков. А ты его задираешь – тебе можно? Гордиенко. Мне можно. Мне можно, Лепехин? Лепехин-сын. Ему можно.

Пирожков. За что льгота?

Гордиенко. Поскольку я есть друг. Я есть друг, Лепехин? Лепехин-сын. Он есть друг. Он ради меня во флот пошел. И – будя!

Пирожков. Ну вас!

Появились Войнович и Орфано. Матросы стали «смирно».

Войнович (не обращая внимания на матросов). Достоверны; ли твои сведения, купец?

Орфано. Орфано не любит болтать зря. В государевом указе сей разбойник обозначен кличкой, и по сей день ее помнят в заволжских степях.

Войнович. Важно, чрезвычайно важно. (Матросам). А вы что тут?

Пирожков. Так что прибыли как блондины, ваше сиятельство. И как брюнеты...

Войнович. Да, да. (Прошел вдоль строя матросов). Брюнеты – к тем перилам, блондины – к этим. Когда пройдет, всем улыбаться. Вот так. (Показал).

Входит Мордвинов.

Пирожков. Понятно, ваше сиятельство. Вот так. (Показал).

Войнович. Но-но. Каналья! (Заметил Мордвинова). Граф! Разве не отправились вы навстречу государыне совместно с его светлостью?

Мордвинов (угрюмо). Его светлость предпочла общество смоляной куртки.

Войнович. Вы о батюшке Федоре Федорыче?

Мордвинов. Втерся в доверие к светлейшему...

Войнович. Не огорчайтесь, граф. Сей лапотный дворянин вскорости предстанет в истинном виде. Орфано, поведай графутайну...

Все трое уходят.

Гордиенко. Тайна! А люди слышали.

Пирожков. Так ведь мы... матросы.

Вбегает Васильев.

Васильев. Становись!

Матросы стали «смирно». Слышны вдалеке команды: «Смирно!», «Смирно!», «Смирно!» Грянул оркестр. Слуги бегут по набережной, расстилая прямо по земле синее сукно. Появляется Екатерина в сопровождении Потемкина, свиты, послов, офицеров, проходит мимо замершего строя матросов, милостиво оглядывает их.

Екатерина. Здравствуйте, друзья мои!

Матросы (хором, заученно). Здравствуй, матушка царица паша!

Екатерина (ум.иленно и растроганно). Видите, матросы, сколь далеко я ехала, дабы только увидеть вас.

Пирожков (лихо). От эдакой матушки царицы чего не может статься.

Потемкин (сквозь зубы). Ты...

Неловкая пауза.

Войнович (шепчет на ухо Потемкину). Ушаковский матрос. Екатерина (помолчав). Какие, однако, ораторы твои матросы, князь. Горазды комплименты говорить... (Поднимается на веранду).

Следом за ней остальные.

Потемкин (сквозь зубы, Пирожкову). Ну, матрос, твоя фортуна... (Догоняет Екатерину).

Екатерина (милостиво). Где ты, Григорий Александрович, чародей и алхимик? Не правда ли, господа, князь – алхимик, добывающий нетленное золото из пыли? Еще недавно резво скакали по сиим местам дикие козы...

Потемкин (поднимается на веранду). Благодарствую за ла ску, ваше величество. Да вот беда – турок обстроиться не дает. Татарам оружие возит, подстрекает. Намедни поймали одного татарина Ахметку, а у него ружьецо выделки французской, ахти стыд какой... Ладно, с вами посол французский, вот оказия! Матушка государыня, дозволь спросить: откуда у Ахметки ружьецо французское? Господин Сегюр, мне невдомек.

Сегюр что-то мычит.

Не могу разобрать, извините, господин посол.

Екатерина (разведя руками, Сегюру, как бы оправдываясь за неучтивость Потемкина). Enfant terrible! Ужасное, но... но прелестное дитя...

Потемкин. А третьего дня, матушка государыня, пиратскую фелюгу захватили, а на ней – пушка английская. И где они ее, злодеи, добыли, все собирался у английского атташе полюбопытствовать, и опять-таки оказия преудобная! Как полагаете, где, господин атташе?

Уорд. Теряюсь в догадках.

Потемкин. Вот и я теряюсь.

Екатерина (лукаво). Много будешь знать, князюшка, скоро состаришься. А мои гости привыкли видеть тебя всегда молодым.

Потемкин. Трудно, трудно, ваше величество. У турка-то флот сильнейший в мире, да еще учителя заморские. У нас – одни козы да море без флота, как вино без хмеля. А ведь еще светлой памяти государь Петр говаривал: который потентат одну армию имеет – одну руку имеет, а который и флот имеет – обе руки имеет. (Закашлялся). Что-то здесь душно, сердцу простора нету... Матушка государыня, дозволь занавески отдернуть? (Сделал знак).

Заиграл невидимый оркестр. Потемкин подошел к шторам. Сильным движением раздвинул их. Голоса изумления. Открылись пышные триумфальные ворота, украшенные зелеными ветвями. Через ворота стал виден рейд и выстроившиеся на рейде корабли.

(Звонким голосом). Черноморская эскадра твоя, матушка государыня! (Сенявину). Рапортуй, генеральс-адъютант!

Сенявин. Три линейных корабля, двенадцать фрегатов, три бомбардирских да десятка два с лишним двух– и трехмачтовых мелких судов, ваше величество!

Восторженный гул.

Сегюр. Excellent!..

Уорд. Glorious!..

Екатерина. Триумф! Триумф! Ну, Григорий Александрович, удивил навеки! Маг и алхимик!

Потемкин (сверкнув единственным глазом, задорно). Вот она, ваше величество, вторая рука государства.

Екатерина (милостиво улыбаясь). Да, теперь воочию вижу – есть флот на Черном море. Есть ли моряки?

Потемкин. К твоему приезду, ваше величество, нарочно на Северной стороне фальшивую крепостцу построили. На манер будущих крепостей турецких. И поглядим, на что бомбардиры русские способны. Прошу ближе к окнам, господа принцы, министры и сиятельные послы. (Подошел к окну, сделал знак).

Слышны с моря команды: «Ученье будет пушками! Изготовиться к заряду! Пали!» Екатерина, послы и придворные прильнули к окнам.

Выстрел.

А! С первого выстрела! Видите, загорелась башня!

Сегюр. Excellent!..

Выстрел. Облака дыма заволакивают бухту.

Потемкин. Нате вам! Вторая башня!

Уорд. Glorious!

Потемкин. Вся крепость горит! С третьего выстрела!

Ушаков. Молодец Ховрин! Отменно! Ура!

С моря доносятся крики «ура».

Потемкин (Ушакову). Очнитесь, сударь.

Ушаков (обомлев). Забылся, ваша... (Смолк, заметив па себе внимательный взгляд императрицы).

Екатерина (разглядывает Ушакова, как диковинку, с головы до ног). Пожалуй, ты прав, Григорий Александрович. Есть на Черном море не токмо флот, но и моряки. (Повернулась к Войновичу). Утешил, граф. Поздравляю тебя вице-адмиралом.

Войнович низко кланяется, целует руку, которую милостиво протягивает ему Екатерина.

Меткость явили твои моряки невиданную. Много же трудов потратил ты, дабы обучить канониров сему изумительному искусству!

Войнович. Не жалея сил, старался, ваше величество, и вот...

Потемкин. Погоди, граф. (Ушакову). Твои канониры стреляли, капитан первого ранга?

Ушаков (опустив глаза). Мои.

Екатерина (снова оглядев Ушакова с ног до головы). Je vous remercie vaillant marin. Je vous donne la qrade de briqadier .

Ушаков. He могу знать, ваше императорское величество!

Екатерина. Не понимаю тебя.

Шепот в свите и среди послов.

Ушаков (оробев). Французского не употребляю, ваше императорское величество!

Екатерина (пожимая плечами). Как же ты... обходишься?

Ушаков (растерянно). Матросы меня понимают, ваше императорское величество.

Екатерина (натянуто улыбнулась). Оригинал. (Кивком головы попрощалась с Ушаковым). Где могут отдохнуть мои милые гости, князь?

Войнович. Прошу сюда, ваше императорское величество, прошу сюда, господа послы.

Все переходят во внутренние покои. Екатерина мрачна.

Потемкин. Не гневайтесь на него, матушка государыня. Сей офицер – опытный мореплаватель. Во многих походах достойно участвовал, на всех морях, омывающих империю, плавал, побывал и в Ливорно и в Константинополе... На яхтах императорских на Неве командующим был... однако ко двору не пришелся...

Екатерина. Ибо медведем был, медведем после всех вояжей и остался. Сюда идти? (Уходит под руку с Войновичем).

За Екатериной уходят остальные. Потемкин в бешенстве подходит к Ушакову.

Потемкин. Доволен, сударь? Накликал на себя беду! Эх, лапотный дворянин! Это тебе не с матросами на качелях! Смоляная куртка!

Ушаков. Ваша светлость! Сами изволили говорить, к придворному политесу я мало приспособлен. Испробуйте меня в бою.

Потемкин (яростно). Здесь тоже, сударь, бой! Матушка государыня тебе сей насмешки ввек не простит.

По бульвару бежит запыхавшийся Сенявин. Поднялся на веранду.

Сенявин. Ваша светлость! Наисрочнейший пакет!

Потемкин (вырывает пакет, разорвал, читает, подняв голову). Эй, господа! Конец церемониям! Сюда! Скорей! (Ушакову и Сенявину). Турки заключили посла нашего в Семибашенный замок. Эски-Гассан напал внезапно на фрегат «Скорый» и бот «Битюг» у Кинбурнской косы.

Веранда заполняется придворными офицерами.

Господа! Хотела Россия оттянуть войну, да, знать, не судил бог! Турки напали на нас. (Неожиданно взял Ушакова за плечи, подвел к окну, показал на море). Ну, Ушаков! Где завидишь флот турецкий, атакуй его во что бы то ни стало, хотя б всем пропасть! Черт с ним, с политесом! На политес других найду! Атакуй, Ушаков, пришло твое время!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Палуба «Святого Павла». На шканцах – Ушаков, Войнович, Васильев, Метакса. У пушек – матросы.

Войнович (глядя в подзорную трубу, растерянно бормочет). Эка силища! Двадцать линейных кораблей насчитал! А у нас всего три корабля да семь фрегатов! (Отнял трубу от глаз. Ушакову). Друг сердечный, предвижу дурные нам обстоятельства. И ветер туркам благоприятствует. Что предпринять, друг сердечный?

Ушаков мрачно молчит.

Завязать бы дуэль артиллерийскую. По регламенту Госта.

Ушаков (зло). По регламенту Госта от нас к вечеру и чешуи не останется – расстреляют. Их огонь сильней нашего раза в два, ежели не в три. Разве дуэль сие? Самоубийство.

Войнович. Что ж делать, что ж делать-то, батюшка? Ты ведь авангардом командуешь, тебе и карты в руки.

Ушаков. Руки мои связаны, ваше сиятельство: снимите с них путы, они добудут вам викторию.

Пауза.

Войнович. По-своему хочешь воевать?

Ушаков. Хочу по-своему.

Пауза.

Войнович. Пусть. Воюй, как бог тебе говорит. Словно бы ты, душенька, со мной совета и не держал. Только обкуражь, душенька.

Ушаков молча прикладывает руку к треуголке. Войнович идет к трапу. Ушаков молча и почтительно провожает его. Матросы стали «смирно». Войнович спускается по трапу. Дудки играют захождение.

Лепехин-сын и Гордиенко негромко переговариваются.

Лепехин-сын. Говорю тебе – втрое!

Гордиенко. Будя тебе!

Лепехин-сын. Нет, не будя! Втрое, коли не больше! Пушекто одних, считай, не менее тысячи. А у нас? Пожалуй, пятьсот наберется, и то счастье великое!

Ушаков (незаметно подойдя к матросам). Плохо считаешь, Лепехин. Турка – один залп, а мы – два. Значит, наших кораблей уже вдвое больше. Так?

Лепехин-сын (смущенно). Выходит, так, ваше превосходительство.

Ушаков (намеренно повышая голос, чтобы слышали другие матросы). Турка палит как попало, а мы – только прицелясь. Значит, наших кораблей втрое. Так?

Лепехин-сын. Выходит, так, ваше превосходительство.

Ушаков (еще громче). Турка бьет издалека, а мы только на пистолетный выстрел. Значит, уже вчетверо. Так?

Лепехин-сын. Выходит, так, ваше превосходительство.

Ушаков. И суть самую упустил, Лепехин, – нет у турецких пушек моих матросов. Стало быть, впятеро слабей нас турецкий капудан-паша. Так?

Лепехин-сын. Выходит, так, ваше превосходительство.

Пирожков. Нет, ваше превосходительство, не так выходит. Прощенья прошу, ваше превосходительство, но худо считаете... У турки командрфом Гассаи, по кличке «крокодил морских сражений», а у нас Федор Федорович Ушаков, как матушка государыня, извините, подметила... можно произнести, ваше превосходительство?

Ушаков улыбаясь кивает, разводя руками.

...Медведь русский! А куда крокодилу супротив медведя!

Общий хохот.

Тихон. Зашибет.

Лепехин-сын. Крокодил только раскроет пасть, а медведь его лапой – шасть!

Хохот.

Гордиенко. Дескать, не трать, кума, силы – ныряй на дно!

Пирожков. К подшкиперу подводному в гости! Потому и осмелился сказать, ваше превосходительство, – худо считаете! Вдесятеро слабей нас турка!

Одобрительный гул.

Тихон (подошел, глухо). С тобою, Федор Федорыч, – на смерть.

Ушаков (не улыбаясь). Спасибо, Тихон. Спасибо, канонир. (Помолчав). Спасибо, матросы, за великую доверенность. Одна лишь она вселяет веру в победу. Матросы! Поздравляю вас с первой на здешнем море генеральной нашего флота баталией!

Крики «ура».

(Пошел по палубе, следя за последними приготовлениями к бою. Приметил молоденького лейтенанта, с раскрытым ртом следившего за движением в люре турецкой эскадры. Обошел лейтенанта со всех сторон). А ворон в море считать нечего. Ворон в море не бывает. Одни чайки да буревестники. И манжеты несвежие. Небось на бал в кружевных? Баталия офицеру – не важней ли бала?

Лейтенант. Я, ваше превосходительство...

Ушаков. Ступай смени манжеты... (Прошел на шканцы, где стоят Васильев и Метакса).

Васильев смотрит в трубу.

Что наблюдаете, господин лейтенант?

Васильев. Наблюдаю кирлангич, Федор Федорыч.

Ушаков. Кто такой Федор Федорыч? Не знаю такого в бою, господин лейтенант. И вы не знаете.

Васильев. Ия не знаю, господин бригадир. Кирлангич пошел вдоль всей турецкой эскадры.

Ушаков (взял трубу). А! Сам его высокопревосходительство, крокодил морских сражений, генерал-адмирал Эски-Гассан!

Слышны гортанные крики.

Васильев. Чего это он так раскричался?

Ушаков (строго). Надо бы догадаться. (Метаксе). И тебе неясно?

Метакса. Перед боем наставленья дает своим кораблям словесно.

Ушаков, не отрывая глаз от трубы, кивает.

На сигнал к бою не надеется.

Ушаков. Есть ли нам от сией преглупой методы выгода? Метакса. Есть, ежели разгадать их намерения.

Ушаков. По-суворовски – разгадать и упредить. Чем же?

Васильев. Атакой! Атакой на флагмана! Что есть флагман? Голова!

Метакса. Навязать флагману бой, связать его боем и, таким образом...

Васильев. Отрубить голову от туловища!

Метакса. А туловище, сиречь весь остальной флот турецкий, рубить будем по частям... Ибо, как учили вы, Федор Федорыч, турецкие корабли дерутся, пока дерется сам капудан-паша. Воюют-то на турецком флоте алжирцы, триполитанцы, венецианцы, далматинцы – не флот, а Ноев ковчег! Вывели флагмана из линии – все сие стадо и разбежалось...

Где-то раздался свист. Упало в воду ядро.

Ушаков (отняв трубу от глаз). Кажется, я разгадал намерения крокодила морских сражений. Стремится атаковать нашу авангардию и оставить большую часть кораблей наших в бездействии. Нет! (Кричит). Пока выстрелом из пистолета не достанем до вражеской палубы – не отвечать! (Сняв треуголку, перекрестился). Поднять сигнал: «Бериславу» и «Стреле» идти в бейдевинд к ветру! Круче бейдевинд! Прибавить парусов! К бою!