Текст книги "Армагеддон был вчера"
Автор книги: Александр Полосин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
– Зато, пан коллега, я нашёл кое-что другое, куда почище! Это настоящая сенсация! Представьте себе, мне в руки неделю назад чисто случайно попал номер журнала по радиобиологии...
Я почувствовал, что у меня вдруг вспотели ладони:
– Вам в него завернули сардельки в буфете, признавайтесь?
Кожарж засмеялся, сегодня его нельзя было сбить с толку ироничными замечаниями. Он буквально упивался своим открытием и выглядел так прекрасно, что в эту минуту понравился бы даже Яне:
– Вы почти угадали, пан коллега. Я листал его от скуки в читальном зале, ожидая заказанные книги, и вычитал, что по никому не известной причине скорпион Heterometrus swannerderdami, который встречается в восточном Казахстане и штате Невада, безо всякого для себя вреда переносит облучение мощностью более двадцати тысяч рентген в час, в то время, как человек или собака уже при пятистах рентген стопроцентно мертвы. И что вы думаете? Он полностью состоит из правовращающих соединений, я уже успел проверить!
Я медленно раскуривал сигарету, хотя обычно почти не курю. Я старался выиграть время.
Коварж задумчиво помолчал.
– Я должен вам признаться, пан коллега. Если уж быть откровенным, то до конца. Знаете, я больше не верю в дегенеративные изменения или в мутации. Мне теперь кажется... Собственно, это вы меня натолкнули на мысль с той Австралией, помните? Полностью автономная, отрезанная от остального света, группа растений и животных... Я знаю, это звучит совсем не научно. Но я не могу расстаться с представлением, что речь идёт о целой, совершенно особенной группе, так сказать, островом чужой жизни, которая до определенного времени развивалась в абсолютной изоляции, а потом... потом рассеялась среди... среди нас. В нашем мире. Что вы на это скажете, а? Бред, верно?
Я позавидовал пану Пангасту с его проблемами – краем уха я слышал, как он жалуется доктору Нетрлику, ещё не дошедшему до стадии южночешских хоровых песен, на своего младшего коллегу, который, судя по всему, держит его за старого дурака.
Надо было что-то отвечать.
– Интересно, интересно. Правда, мне кажется, что систематический скрининг всех двадцати – или сколько их там – миллионов видов – работенка не из приятных, не так ли?
Он восторженно завертел головой и снова подмигнул – уже не как Джеймс Бонд, а как озорной мальчишка.
– А вот и нет, вот и нет! Я теперь, дружище, влез в радиобиологию по самые уши и с этой дорожки не сверну. Что хроматография и поляриметрия – они хоть и дают неплохие результаты, зато под гамма-излучатель можно засунуть двадцать видов насекомых разом и сразу будет видно, кто как себя чувствует! Кстати, эта работа и так давно ведется во всём мире в рамках атомных программ, поэтому я могу с успехом использовать результаты других.
– Ну, так и отлично, – промямлил я. – Считайте, государственная премия, как минимум, у вас уже в кармане. У вас есть конкретный план исследований?
Коварж незаметно покосился по сторонам и приглушил голос, как будто пан Тихи мог оказаться сотрудником конкурирующей фирмы.
– Есть. Сегодня один физик-ядерщик – пока только аспирант, знаете, но ужасно толковый парень! – привёз мне образцы водорослей из яхимовских и пршибрамских радиоактивных источников, и я попробую их на зубок, пан коллега. И как следует попробую!
– Отличная мысль, – кивнул я. – Меня, признаться, это очень интересует. Сообщите мне о результатах, если вы не против, ладно?
Он сидел с победоносным видом.
– Я знал, знал, что вы на это клюнете, пан коллега! Конечно, сообщу! И можете не сомневаться, что для вас найдется место в моей работе – и не только среди анонимных «сотрудников».
– Мне просто самому интересно, – выдавил я, не так уж кривя душой.
На третье, такое же конспиративное свидание, Кожарж пригласил меня уже через неделю. Теперь он выглядел разбитым, усталым и сосредоточиться мог только с большим усилием.
– Ну, что произошло? – поинтересовался я. – В яхимовских водорослях правовращающих молекул не нашли?
– Ни следа, – ответил он равнодушно.
– Не принимайте близко к сердцу, пан коллега. Видимо, ваша теория о связи правовращения со стойкостью к радиации притянута за уши. Ну, что же – такое случается и с великими. Попытайтесь зайти с другого конца, вот что я вам посоветую.
– Вы меня не понимаете, пан коллега, – сказал он грустно. – Чёрт бы побрал яхимовские водоросли, но тот же аспирант принес мне по своей инициативе – только это между нами, он ведь не имел права этого делать – образцы инфузорий, которые, оказывается, преспокойно живут и размножаются прямо в первичном контуре системы охлаждения атомных реакторов, хотя эта вода должна быть абсолютно стерильной. Так вот, они полностью правовращающие, пан коллега. От «а» до «я». Все – аминокислоты, липиды, углеводы – абсолютно все. И... знаете, мне страшно...
– Откуда были эти инфузории? – поинтересовался я.
– Да какая разница? – он закрыл глаза и минуту помолчал. – Из Дукован. Кажется... Я точно не помню. Это ведь неважно, пан коллега... Я не спал целую ночь. Понимаете, среди нас, людей, животных, растений, на этой планете существует нечто чужое. Нечто, что переносит чудовищные дозы радиации.
Нечто совершенно не связанное с нашей жизнью, которая вот уже сотни миллионов лет выбирает свои кирпичики только из левовращающих соединений. Это не ошибка, Брунер! Что мне делать?
Я подумал.
– Во всяком случае, для начала вам надо отдохнуть. Расслабиться. И немедленно. Лучшее средство – сауна у меня на даче. Поедем туда, попаримся, истечём потом, а там на ясную голову подумаем, как быть дальше.
Я расплатился и, не спрашивая его мнения, попросил пана Пангаста вызвать такси. Через полчаса мы уже были на месте – дача моя в Еванах, совсем недалеко от Праги. Коварж по дороге не произнёс ни слова, мне показалось, что он дремал. Его попытку разделить со мной стоимость проезда я благородно отверг.
В сауне, как показалось, он немного пришёл в себя, а когда нырнул в бассейн с прохладной водой, выглядел совсем нормальным человеком.
– Это была отличная идея, пан коллега! А я и не знал, что у вас есть такая роскошь! Прекрасная штука эта сауна, верно?
– Великолепная. Вы ещё увидите, – заверил я его.
Вечером, за бокалом пива, мы договорились о тем, что Коварж попробует через своего знакомого аспиранта достать образцы водорослей и инфузорий как из различных природных радиоактивных источников, так и из систем охлаждения реакторов всех атомных электростанций Чехословакии. А я с Яной проведу литературный поиск всех видов, мало-мальски устойчивых к радиации. Потом Коварж измерит оптическую активность основных молекул протоплазмы их клеток, а результаты опубликует в академическом журнале в качестве предварительного сообщения.
Он горячо благодарил меня и чуть не расплакался, когда я и теперь отказался фигурировать в его работе как сотрудник и даже попросил никому не упоминать о нашем сотрудничестве. Ему это было приятно, видимо, теперь он уже всерьёз мечтал о всемирной славе.
Однако заказывать новые образцы водорослей ему не пришлось, потому что на следующий день после обеда Коварж потерял сознание прямо на рабочем месте. От переутомления, как абсолютно ошибочно определил наш врач, – и я не могу упрекнуть его в некомпетентности. У него не было ни малейшей причины что-либо подозревать, ему и в дурном сне привидеться не могло, что в моей сауне помимо липового бальзама, березовых веников и пары полотенец находился ещё и миниатюрный гамма-излучатель новейшего типа, в результате чего в радиусе двух метров от него уровень излучения достигал 10 000 рентген в час. Конечно, скорпион Heterometrus перенес бы его безо всяких последствий, но человек – гораздо более хрупкое создание.
Сауна действительно очень удобная штука, хотя бы просто потому, что в неё не ходят с часами, браслетами и прочими металлическими предметами, которые могли бы подтвердить наведённую радиоактивность. Колец Коварж не носил, а все зубы имел здоровые. Так что на этот счет беспокоиться мне не приходилось.
Через два дня у него началась лейкемия, и он кровоточил всем телом. 10 000 рентген – доза милосердная, конец приходит быстро и почти легко. Я посетил его в палате, когда он уже не мог разговаривать, только с трудом поднимал веки, красные от крови.
– Вы слышите меня, пан коллега? – спросил я его, когда мы остались наедине. Он медленно приоткрыл глаза, и через несколько мгновений я понял, что он меня узнал.
– Я должен вам кое-что сообщить. Вы были абсолютно правы. На этой планете действительно существуют чужеродные организмы, и вы первый, кто это обнаружил. И единственный, как я надеюсь. По правде сказать, вы действительно заслуживаете Нобелевской и всех прочих премий, вместе взятых. Так что я вас искренне поздравляю, хотя, к сожалению, несколько запоздало.
Он закрыл глаза, и мне показалось, слегка улыбнулся.
В дверях я столкнулся с ассистентом, занимающимся Коваржем. Он нёс очередную дозу крови для переливания.
– Помочь ему уже нельзя, – сказал он мне вместо приветствия. – Такого молниеносного панмиелофтиза я в жизни не видел, да и наш старик тоже.
Один бог знает, что с ним случилось. Но, знаете, долг врача превыше всего. Самое скверное то, что у нас подходят к концу запасы крови. Кстати, вы, случайно, не донор? Это ведь не такая уж жертва – поллитра крови для своего коллеги, верно?
Я ответил ему, что, к сожалению, я не донор, и распрощался. Я совершенно не кривил душой – ни одному человеку моя кровь, состоящая исключительно из правовращающих соединений, пользы не принесла бы.
Той же ночью Коварж умер, и на этом всё пока закончилось. Я ещё тайком проверил, не осталось ли после него заметок в его рабочем журнале, которые могли бы вдохновить кого-нибудь из его коллег на продолжение исследований. К счастью, записи были настолько обрывочны и туманны, что вряд ли могли бы натолкнуть не знакомого с сутью работы на что-либо полезное. Он, кажется, действительно слишком опасался за своё авторство. За его знакомым аспирантом-физиком, который доставал ему образцы водорослей, я установил тщательное наблюдение. В случае необходимости я познакомлюсь с ним под каким-нибудь искусственным предлогом и приглашу его к себе в сауну. Он наверняка будет ужасно польщён вниманием такого известного ученого, как я.
Тем не менее, считаю своим долгом обратить внимание Координатора Операции «Земля» на ту возможность, что доктор Коварж может оказаться не единственным исследователем, кого заинтересовала данная проблема, и что постепенная колонизация этой планеты может в любой момент оказаться под серьезной угрозой. Рекомендую андроидов данного типа, который использовался мной, оставить в эксплуатации, как полностью оправдавших поставленные задачи, однако ставлю вопрос о целесообразности дальнейшей работы автоматических биозондов на атомных полигонах (тип «скорпион») и в ядерных реакторах (тип «инфузория»). Накопленные ими данные представляют достаточный материал и позволяют отказаться от широкого использования этих легко обнаруживаемых типов зондов. В качестве идеального варианта по-прежнему предлагаю прямое массированное вторжение. После завершения запланированной операции прошу разрешения Координатора на возврат на родную Ке-Вию и использование отпуска за истекшие сорок четыре года в земном эквиваленте, который, как полагаю, полностью заслужил.
Татьяна Карпачёва
Небывальщина
Случилась эта невероятная история вскоре после того, как я, Люба Зверева, студентка четвёртого курса педагогического института, вступила в должность директора детского спортивного лагеря «Эстафета». Должность не из спокойных, на такую добровольно не идут, но практикант – лицо подневольное. После сессии мне выписали в деканате направление, не придав значения паническому «не справлюсь», и бодро пожелали успеха на ниве оздоровительного воспитания.
Аспирант Юрка Ткачёв, мой предшественник, передавая «Эстафету», коротко проинструктировал:
– Тут самая трудность в чём, – он задумчиво почесал переносицу дужкой очков. – Дети на воле – форменные бестии, особенно те, которые дома, под родителями, по струночке ходят. Иногда такое учиняют! А крайняя по любому будешь ты. И привыкнуть к этому невозможно, даже и не пробуй. Так что, – Юркино худощавое лицо осветилось хитрющей улыбкой, – может, и выживешь. Тут главное, – сразу въехать в процесс и быть готовой ко всему.
Он на прощанье легонько ткнул меня кулаком в плечо и отбыл в Питер писать диссертацию.
Через две недели «въезжания в процесс» я поняла, что выживу. Жизнь, наполненная шумной кутерьмой, заботами, ребячьими грандиозными планами, и собственной востребованностью в пяти местах одновременно начинала мне нравиться. Даже к бумажной рутине почти притерпелась. И Юркино прощальное «надо быть готовым ко всему» тревожило всё меньше. Вот тут-то гром и грянул.
День «икс» выдался солнечным, весь лагерь с утра радостно оккупировал пляжную зону, и я, возложив столовские хлопоты на дежурного воспитателя, решила до обеда передохнуть в тишине прохладного кабинета. Заодно и побаловать себя окрошкой, приготовленной собственноручно.
Полуденное солнце, вынырнув из-за крыши соседнего корпуса, с любопытством заглянуло в окно. Будильник вежливо отсалютовал светилу стрелкамишпагами, соединив их на цифре «двенадцать». Я увлечённо мельчила размундиренную картошку на деревянном донышке, когда в кабинет без стука ворвался Олег Палыч Крошин, инструктор по плаванью. Бледный, как картофельный росток, глаза горят, красно-желтая тенниска напялена задом наперед.
– Любушка, вы только не волнуйтесь. Пойдёмте со мной на пляж…
Ну, вот, кажется, началось... Я уронила нож на кучку овощей, внутренне готовя себя ко всему.
… Во втором отряде на пляже не досчитались близнецов Файеровых: Тезея и Геракла, в обиходе – Тезку и Герку. Одежда и тапочки братьев мирно жарились под солнцем. В пляжном загоне, огороженном сеткой, укрыться негде, разве что в кабинке для переодевания. Мышь не ушмыгнёт незамеченной, а тут два упитанных, белобрысых подростка двенадцати лет от роду…
Крошин божился и чуть ли не песок ел, уверяя, что близнецы после урока плавания выходили из воды вместе с отрядом. Сам возбуждённый отряд галдел на пятнадцать голосов о том, что среди волейболистов братья полчаса назад точно были. Потом один из них неудачно наступил в песке на крупный камень и похромал к топчану. Подозвал брата. Куда Файеровы делись потом – никто не понял...
Тонконогая, остроглазая Настёна видела радужный колпак вокруг кабинки для переодевания. Она так и сказала: «колпак».
Кабинку перевернули и для порядка попинали босыми пятками в гулкие железные бока. Без толку, конечно.
– Любушка, это всё потому, что они постоянно мельтешат, – расстроенно объяснялся инструктор. – Когда люди некрупные, да ещё мельтешат, их совершенно невозможно пересчитать, пока не построишь. Миленькая, вызывайте кинолога, я вас умоляю. Овчарка понюхает вещичку и пойдёт по следу.
– Вот на этот камень Герка наступил! – завопила Настёна, просеивая пальцами песок рядом с перевёрнутой кабинкой. На розовой девичьей ладошке лежал крупный «куриный бог» тигрового окраса. Жёлто-коричневые полосы закручивались на глянцевой сиреневой поверхности камня в расплывчатую спираль. Я взяла в руки находку: ровные, оплавленные края отверстия с одной стороны и развороченные в застывшую каменную крошку – с другой. Странный камень… Да и откуда взяться «куриному богу» на озёрном берегу?
Тут справа заорали, что угнана лодка, и галдящая толпа ребят помчалась к пристани. Мы с Крошиным едва поспевали следом.
– Раков поплыли ловить, подлецы, – обрадовался инструктор и ковырнул пальцем раскуроченный замок с куском цепи.
Двумя группами мы двинули по берегам с разных сторон в обход озера. И уже через полчаса дышали, как утюги. Лезли через заросли молодого ивняка и крапивы, увязая в иле мелких проток, карабкались по глинистым откосам оврагов. В общем, кино и немцы...
Наконец, в укромной бухте отыскалась угнанная лодка. В ней промышляли раков деревенские пацаны. Завидев нас, юные угонщики дали дёру, а моё выдохшееся ополчение повесило носы.
– Возвращайтесь-ка в лагерь, ребята, – развернула я следопытов к дому, а сама уныло опустилась на траву.
Ветерок холодил вспотевшую спину, солнечные брызги пробивались сквозь кружево листвы. Двигаться не хотелось, а ведь надо было. Надо было куда-то бежать, кричать «полундра!», поднимать людей, собак, может быть, вертолёты...
В ладонь больно кольнуло. Я разжала стиснутый кулак. «Куриный бог» ожил и насмешливо прищурил единственный глаз. Отверстие, похожее на след от пули, на глазах срасталось. Камень теплел, и щекотал ладонь. Я тихо позвала:
– Тезка, Герка... эй!
Тишина. Тогда я совершенно по-дурацки проорала в камень, как в микрофон:
– Герка!! Тезка!!
Поднесла камень к уху и… услышала отчаянное: «Помогите!..»
Ладонь обожгло, «куриный бог» плюхнулся на землю. Почва внезапно заволновалась, выплёвывая подорожники и одуванчики с корнями, всё это завертелось, набирая обороты, как разноцветное бельё в барабане гигантской стиральной машины. Засиял радужный купол.
– Любовь Анатольевна, вот колпак! Мальчишки там, – из засады в орешнике вылетела Настёна. Подобно факелоносцу, штурмующему вражеский пороховой погреб, девочка с разбегу врезалась в волнующееся разноцветье.
– Назаад!!! – мой запоздалый крик ничему не помешал. Круговерть с жадным чмоканьем заглотнула гибкое детское тело…
Я покачнулась, представив горестные глаза безутешных родителей. И колючую проволоку вокруг места своего будущего пребывания...
– Аааа!!! – повторить Настёнин подвиг оказалось непросто, колпак спружинил, и я влипла спиной в корявый осиновый ствол. Чёрт, больно.... Защитное поле клубилось переливающейся преградой.
Преградой?
– Нет никакой преграды. Я её в упор не вижу, – приказала я себе. – Мне нужно попасть в центр вращения.
Мысленный взгляд сквозь радужное сияние, бросок всем телом – и сопротивление дрогнуло. Колпак расплескался, как весенняя лужа, и меня втянуло внутрь...
Открыв газа, я увидела ту же поляну. Только трава на ней была фиалкового цвета, деревья и кустарник сиреневые, солнце в зените голубое, а небо фиолетовое.
В центре поляны буйствовало НЕЧТО лиловое, похожее на прущее из земли переплетение древесных корней. Тезей и Геракл, подобно античным прототипам, пытались сдержать растительного монстра. Крепкие мальчишечьи руки дрожали от усилий, на ногах напряглись мускулы...
Настёна рядом с ними выглядела свежее: она вцепилась тонкими, музыкальными пальцами в узловатые корни и, прикусив губу, тянула их вниз.
Ребята боролись отчаянно, схваченные ими корни никли и съёживались, как обожжённые, но, взрывая рыхлую почву, на волю рвались новые и новые хищные плети, их становилось всё больше... Шевелящаяся лиловая масса размером с хороший стог сена убыстряла рост. Земля вибрировала от нарастающего внутреннего гула
– Любовь Анатольевна, помогите!!!
Я качнулась было на зов, но в мозгу фальцетом зазвенело:
«Это неправильно!»
Чужому голосу, зазвучавшему в голове, хотелось верить. Я моментально раздумала лезть в драку и застыла на месте. Чёрт! Неужели струсила и ищу себе оправдания там, где мои дети самоотверженно ведут неравный бой? Очевидно неравный. Вот только с кем?
– Ребята! Остановитесь, тут по-другому надо! – громко скомандовала я. Точнее, хотела громко, но пересохшее горло скрежетнуло жестью.
Однако меня услышали. Дети подошли, шатаясь от усталости, как бойцы после захлебнувшейся атаки на высоту. На исцарапанных, бледных лицах – готовность слушаться. Они верили мне, как старшему другу, как учителю, и теперь ждали помощи. Чёрт возьми, что же делать?
Я закашлялась в замешательстве:
– Рассказывайте всё с самого начала.
– Мы играли в волейбол на пляже, – начал Герка. – А потом нас позвали...
– Кто позвал?
– Не знаю. Просто позвали – и всё.
– Попросили помощи, – пояснил брат-близнец, тяжело дыша, и откусил обломанный ноготь:
– Растение сначала совсем маленьким было, казалось, что справимся, а потом…
– Я думаю, – перебила его Настёна, брезгливо стряхивая лиловые чешуйки с изгвазданных глиной шорт, – этот «куриный бог» – портал в другое измерение.
– Или в другую галактику, – тревожно выдохнул Герка, таращась на голубое солнце.
– Нет, ребята, мы на Земле, – уверенно заявил Тезка. – Просто в параллельном мире, поэтому спектр излучений смещён.
Умные нынче дети пошли!
– А может быть, это Зазеркалье – озвучила я ещё одну бредовую идею. Тем временем подземный гул резко усилился.
– Зря мы его бросили. Теперь не удержать, – тоскливо вздохнула Настёна.
Братья молчали, бросая на меня укоризненные взгляды.
– Кто он? – я смотрела на разрастающегося монстра.
– Враг! – хором ответили ребята
– Откуда вы знаете, что враг? Он вам вреда не причинил. К тому же обитает в своём мире.
«Враг опасен, когда наберёт силу. Момент близок», – оживился чужой голос в моей голове, на этот раз басовитый. Невидимые обитатели фиолетового мира тоже работали командой.
«Он опасен для вас?» – мысленно обратилась я к чужакам.
«Для вас тоже».
«Почему?»
«Перекрёсток миров».
«Что нам делать?»
«Сенсоры... быстрее... скоро будет поздно», – голоса чужаков зазвучали хором и потонули в нарастающем рёве помех.
– Ой, смотрите, – Настёна показала на круг пепла, чернеющий в мёртвой траве. На пепле – два чётких, светлых пятна, похожих на человеческие ладони с растопыренными пальцами – правую и левую.
– Сенсоры? – предположил Герка.
– И что с ними делать? – тоскливо поинтересовалась я.
– Обычно к ним прикасаются, чтобы управлять процессом, – Герка посмотрел на меня, как на неандертальца. Дети компьютерного века!
Потом он глянул на свои ладони. Пошевелил пальцами:
– Любовь Анатольевна, давайте я попробую...
– Давайте мы, – эхом откликнулся брат.
– Давайте вместе, – вклинилась Настёна.
– И думать забудьте, – строго приказала я и шагнула в пепельный круг. В мозгу завертелся слоган: «Вожатая за ребят, как орлица за орлят!» Орлица, ага. Курица мокрая.
Сердце колотится и поджилки дрожат. Оглянулась на свою маленькую, потрёпанную армию.
– Мир, значит, в опасности? Ладно... – я опустилась на колени и неловко приложила ладони к белым пятнам. Кожу резко обожгло, по мышцам промчалась судорога. Сенсорный капкан облепил руки горячими перчатками…
Дикий рёв раздался за спиной, но шею свело – ни повернуться, ни посмотреть, что там с монстром. А потом уже закричала я – от страха, от жгучей боли. Острый горчичный запах душил и выжимал слёзы. В глазах штормило, мысли мчались вскачь. Ребята бросились на помощь, чёрт! Только не это... Кучи-малы нам не хватает… А у меня – ни сил, ни голоса, чтобы отогнать их от ловушки.
И вдруг всё исчезло, только пустота кругом, да звёзды, затеявшие пьяный хоровод. Резкая боль в затылке – и звёзды погасли разом, будто в незнакомом планетарии кто-то вырубил электричество…
* * *
– Любовь Анатольевна! – ребячьи крики вливаются в уши, рассеивая глухоту беспамятства. Я лежу на полу кабинета, испуганная Настёна осторожно льёт воду из графина мне на лицо.
– Всё хорошо, Насть, ну, чего ты, – я пытаюсь улыбнуться.
– Мы очень за вас волновались, – близнецы подхватывают меня под руки и помогают доползти до дивана. Я шевелюсь вяло, ощущая себя медвежонком, набитым ватой. Однако чувствительность быстро возвращается в пальцы уколами тысяч назойливых иголок.
Я разжимаю кулак: на плоском тигровом камне, лежащем на ладони, нет ни малейшего следа отверстия. Осторожно кладу странную эту штуку на стол.
– Вернулись, надо же… – удивляюсь я.
– Вернулись, – эхом откликаются ребята.
Смотрю на часы: стрелки напряглись в гимнастическом шпагате. Уже без пятнадцати три?! Представив, что сейчас творится в лагере, я хватаюсь за голову и, забыв про немочь, выбегаю из кабинета.
Остаток дня уходит на заглаживание последствий «учебной тревоги». Именно такую идиотскую причину пришлось придумывать на ходу, чтобы объяснить исчезновение детей и их чудесную материализацию в моём кабинете. На удивление эта дымовая завеса прокатывает, первый отряд – в восторге. Перед персоналом, мне, конечно, стыдно. Особенно перед Олегом Палычем.
– Любушка, могли бы хоть намекнуть, у меня всё-таки сердце… – деликатно выговаривает мне этот милейший человек. Я молча краснею. А что тут скажешь?
«По-любому ты будешь крайняя», – рефреном звучит в ушах сочувственный Юркин голос.
…После отбоя мы сидим вчетвером вокруг стола и смотрим на камень. Позади восторги, хлопанье друг друга по плечам и адреналиновые круги на воде эмоций. Утихли споры о пространственно-временной чехарде, о физической природе тигрового камня и отверстия в нём. Из бурных ребячьих рассказов узнаю, что в момент моего панического рукоположения… или как это назвать… лиловый монстр на поляне вспыхнул и окутался языками злого белого пламени. И весь съёжился. А потом исчез.
И это сделали мы? Я уважительно смотрю на свои ладони: кто знает, какие ещё космические программы заархивированы в загадочной сетке папиллярных узоров? Выпал случай задействовать одну из них, с кем не бывает.
Наверное, «куриный бог» сработал пропуском в загадочный мир лишь однажды, а потом выплюнул нас обратно и стал просто красивым камнем. Подобно магнитной карточке, превращающейся в простой кусок картона, стоит пройти через турникет.
По крайней мере, я так думаю. А вот ребята уверены, что камень – это оболочка, скрывающая внутри чужой звездолёт или целую микро-галактику. И нам пришлось побывать внутри, пережив субатомную трансформацию. К счастью, обратимую. А почему нет?
Ой, как горят глаза у братьев Файеровых!
В торжественной тишине Настёна снимает с шеи шнурок с фенечкой в виде кошелька, сшитого из обрезков разноцветной кожи. «Куриный бог» утопает в мягкой замшевой оболочке. И не боязно ей вешать себе на шею заботу о целом мире? Но в глазах девочки волнение и решимость. Смотрю на мальчишек: судя по выражениям лиц Тезея и Геракла Файеровых, плохо придётся тому, кто попытается обидеть Настю.
Ну, что же, по крайней мере, этот мир – в надежных руках…
Сегодня за ребят я спокойна. А завтра случится новый день, и кто знает, что
принесёт он в бурную событиями лагерную жизнь.
Но на всякий случай я готова ко ВСЕМУ…
Лауталь
Слава
Урдаг увлечённо перелистывал страницы древней книги, найденной во время ремонта фермы. Книга источала не очень приятный запах – магическая оболочка почти разрушилась, и гнилостные бактерии с упоением пожирали старинную кожу. «Секреты выращивания ящеров, записанные Брыдом Многоруким для потомков», – значилось на заплесневелом переплёте.
Брыд был дальним предком Урдага, а прозвище Многорукий получил за умение в одиночку управляться с огромным поголовьем скота.
«Требуется неусыпный контроль за кормлением молодых ящеров», – гласила обведённая жирно фраза. Ну, это Урдаг и сам знал. При недостатке пищи ящеры, едва войдя в половозрелый возраст, начинали усиленно размножаться. Беда же заключалась в том, что при этом они переставали увеличиваться в размерах – увы, навсегда... А недоростки годились разве только в корм более крупным сородичам. Не одна ферма погорела в голодные годы из-за такой природной особенности этих зверюг...
Урдаг грезил о славе. Он мечтал о том дне, когда ему представится возможность совершить подвиг. Или хотя бы вырастить самого крупного за всю историю страны боевого ящера. Тогда упрямая Орзама согласится стать его женой. Быть замужем за знаменитым ящерозаводчиком не зазорно, это вам не полунищий орк-скотовод...
Урдаг бережно перелистывал страницы. Вдруг хоть в этой книге найдётся что-то давно забытое, но столь важное для достижения этой цели? Два следующих листа оказались плотно склеенными. Орк аккуратно разъединил слипшиеся куски кожи. К сожалению, текст практически не сохранился. Зато рисунок был Урдагу смутно знаком. «Хм... Вообще-то, это очень похоже на ключ к порталу... – быстро пронеслось в его мозгу. – А значит, я... о, боги...»
Слава была уже совсем близко! Открыть новый портал – что может быть замечательнее? Это – безусловно, контакт с новым миром, неизвестное ранее оружие, животные, может, даже обмен знаниями... Слава!
Хм, впрочем, Яргм (Урдаг тактично опустил прозвище), наверное, думал о том же... Пока не вернулся из странного мира розовокожих двуногих существ с двумя овцами подмышками и стрелой в левой ягодице. За что и был награждён крайне обидным дополнением к имени. Пусть это произошло более пяти веков назад, но до сих пор его потомки проклинают незадачливого родственника. Яргму повезло, что успел жениться до своего знаменитого путешествия, иначе ни одна, даже самая уродливая невеста не согласилась бы войти в его дом и взять его имя.
Разъярённый Яргм разбил тогда вдребезги замок портала, и с тех пор вход в мир розовокожих был закрыт. Овцы же прижились, размножились, и вскоре во многих тавернах появилось кушанье из их мяса, прозванное не иначе, как «Яргмова филейка».
Урдаг достал карту и расстелил её поверх заваленного старинными рукописями стола.
Дрожь предвкушения пробежала по телу. Портал совсем рядом... Так... Если не изменяет память, то это круг-манеж, построенный отцом на месте разрушенной усадьбы праорков.
Значит, замок портала под одной из колонн.
…Ухватив обеими руками тяжёлую кувалду, Урдаг крушил ограждение манежа. Наконец, известковая пыль осела, и на месте одной из колонн проглянула старинная кладка. Орк сгрёб ладонью каменные крошки, развернул вырванный из книги лоскут и принялся сверять знаки. Всё верно. Вход в рабочем состоянии.
Несмотря на охватившее Урдага нетерпение, он сперва вернулся в жилище и старательно подготовился к путешествию. Запас пищи и воды никогда не будет лишним. Пара амулетов, облегчающих общение с иноязычными существами. Привычное полевое вооружение – два лёгких меча, небольшая булава на окованном сталью поясе и пара ножей. До женитьбы оркам запрещалось использовать двуручный меч. Впрочем, это было не принципиально: Урдаг мастерски владел другими доступными видами оружия.
Он вступил в круг и активировал портал.
Новый мир встретил его ярко-алым вечерним небом и заросшей чахлой травой степью. У самого горизонта высились освещённые закатным солнцем вершины гор.
Урдаг отключил портал и огляделся. Следы присутствия разумных существ не заставили себя ждать. Неподалеку виднелась странная хижина на колесах, из тонкой трубы шёл дымок. Рядом с хижиной вкопана в землю коновязь, возле которой стояли трое неизвестных животных, высоких, горбатых, обросших длинной косматой шерстью. Животные подбирали с земли клочки сена и медленно пережёвывали.
Тут из хижины вышел представитель разумной расы, двуногий, светлокожий... Люди, какими их запомнили орки по описаниям Яргма. Урдаг бросился на землю и прошептал заклинание, защищающее от стрел. Но человек, по всей видимости, орка не заметил.
